Эрагон. Наследие
Кристофер Паолини


Наследие #4


Кристофер Паолини


Эрагон. Наследие


( Наследие – 4)


Как всегда, эта книга посвящается моей семье.
А также мечтателям и их мечтам:
многим артистам, музыкантам и сказочникам,
благодаря которым, это путешествие стало возможным.






Основные моменты книг "Эрагон", "Возвращение" и "Брисингр".

Вначале были только драконы: гордые, жестокие, и независимые. Их чешуя сияла подобно драгоценным камням, и всякий, кто смотрел на них, преисполнялся ужаса, ибо красота их была и прекрасна, и ужасна.
И жили они в одиночестве в землях Алагейзии многие годы.
Тогда бог Хельцвог создал крепких и выносливых гномов из камня пустыни Хадарак.
И две расы развязали войну.
Когда эльфы приплыли в Алагейзию из-за серебряного моря, они присоединились к войне с драконами. Но эльфы были сильнее гномов и они бы уничтожили драконов, а драконы уничтожили бы эльфов.
И потому был заключён мир и дана клятва между драконами и эльфами. И этой клятвой создали они Драконьих Всадников, что тысячи лет хранили мир в Алагейзии.
Потом в Алагейзию приплыли Люди и рогатые Ургалы. Раззаки, что под покровом ночи вели охоту на людей и пожирали их плоть.
И люди так же присоединились к союзу с драконами.
Потом молодой всадник Гальбаторикс восстал против своих собратьев. Он выкрал черного дракона Шрюкна и убедил тринадцать всадников следовать за ним. Этих всадников стали звать Проклятыми.
Гальбаторикс и Проклятые низвергли всадников и сожгли их город на острове Врёнгард. Затем они уничтожили каждого дракона не принадлежащего им, оставив только три яйца: красное, синее и зеленое. И с каждого убитого дракона они взяли то что смогли – сердце сердец – Элдунари – содержащее ум и силу дракона, все, за исключением их плоти.
И 82 года царствовал Гальбаторикс среди людей. Его Проклятые пали, но он жил. Он черпал силу порабощённых драконов, и не было надежды низвергнуть его.
На 83 году правления Гальбаторикса, голубое яйцо было украдено из его замка человеком. Яйцо попало к тем, кто все еще боролся против Гальбаторикса, к тем, кто известны как Вардены.
Эльфийка Арья хранила яйцо, путешествуя по землям эльфов и варденов, в поисках того, кто дал бы дракону проклюнуться… Так прошло 25 лет.
Но однажды, когда Арья была на пути в эльфийский город Осилон, ургалы напали на неё и её стражей. И главным над ургалами был Шейд Дурза ? одержимый духами колдун, которых вызвал он для того, чтобы подчинить своей воле. После смерти Проклятых, он стал опаснейшим из слуг Гальбаторикса. Спутники Арьи пали под натиском ургалов, но прежде, чем Шейд пленил её, она заклинанием отправила яйцо человеку, в руках которого оно было бы в безопасности.
Но её заклинание не достигло своей цели.
И тогда на сцену вышел Эрагон. Юноша пятнадцати лет отроду нашёл яйцо в горах Спайна.Он принёс яйцо на ферму, где жил со своим дядей Гэрроу и своим братом Рораном. На ферме яйцо треснуло и из него вылупился дракон по имени Сапфира.
Тогда Гальбаторикс отправил двух Раззаков, чтобы найти и вернуть яйцо, они убили Гэрроу и сожгли дом Эрагона. Гальбаторикс поработил Раззаков, и немногие из них выжили.
Эрагон и Сапфира отправляются чтобы отомстить Раззакам. С ними пошел сказитель Бром, который когда-то был Драконьим Всадником незадолго до их падения. Именно бром был тем, кому эльфийка Арья послала голубое яйцо.
Бром много обучал Эрагон фехтованию, магии и в первую очередь чести. Он подарил Эрагону Заррок – меч, который принадлежал когда-то Морзану, первому и самому могущественному среди Проклятых. Но в следующую их встречу с Раззаками, Брома убивают, и Эрагону с Сапфирой удается спастись только с помощью юноши – Муртага, сына Морзана.
Во время их путешествия, Дурза захватывает в плен Эрагона в городке Гиллид. Эрагону удается освободиться, и он также спасает Арью из плена. С тяжело раненой и отравленной Арьей, Эрагон, Сапфира и Муртаг отправляются к варденам, проживающим среди гномов в Беорских горах.
Там Арью исцеляют, и Эрагон благословляет плачущего младенца по имени Эльва, ставя для нее защиту от несчастий. Но плохое знание языка подводит Эрагона, и он сам того не осознавая проклинает ее, обрекая быть щитом от несчастий для других.
Вскоре после этого Гальбаторикс послал огромную армию ургалов для нападения на гномов и варденов. И именно в этом сражении Эрагон убил Шейда. Но Дурза успел оставить на спине Эрагона тяжелую рану, которая причиняла ему ужасную боль, несмотря на усилия варденских целителей.
И через боль он услышал голос. И голос сказал: "Иди ко мне, Эрагон. Иди ко мне, у меня есть ответы на твои вопросы".
Через три дня после этого, лидер варденов, Аджихад, попал в засаду и был убит ургалами, которыми командовала пара магов – близнецов, которые предали варденов Гальбаториксу. Близнецы также похитили Муртага и передали его Гальбаториксу. Но Эрагону и всем варденам, показалось, что Муртаг погиб, и Эрагон был очень опечален.
И дочь Аджихада, Насуада, стала предводителем варденов.
Из Тронжхайма, места власти гномов, Эрагон, Сапфира и Арья отправились в северные леса Дю-Вельденвардена, туда где живут эльфы. С ними также отправился в путь гном Орик, племянник царя гномов – Хротгара.
В лесах Дю-Вельденварда Эрагон и Сапфира встретили Оромиса и Глаэдра: последних свободных всадника и дракона, скрывавшихся все прошлое столетие в ожидании новых Драконьих Всадников. Также Эрагон и Сапфира встречают королеву Имиладрис, правительницу эльфов и мать Арьи.
Пока Оромис и Глаэдр тренировали Эрагона и Сапфиру, Гальбаторикс послал раззаков и группу солдат в Карвахолл – родную деревню Эрагона, с целью захватить его брата Рорана. Но Рорана спрятали, и они бы его никогда не нашли, если бы не ненависть Слоана к брату Эрагона. Слоан убил смотрителя, и пустил раззаков в деревню, чтобы они смогли застать Рорана врасплох.
Роран смог вырваться на свободу, но раззаки украли Катрину: возлюбленную Рорана и дочь Слоана. Он смог убедить односельчан, покинуть с ним деревню и они отправились через горы Спайна, вниз по побережью Алагейзии, в южное государство Сурда, которое сохраняла независимость от Гальбаторикса.
Рана на спине продолжала мучить Эрагона. Но во время праздника эльфов Клятвы Крови, когда они празднуют соглашение между Всадниками и драконами, его рана зажила во время появления спектрального дракона эльфов которого призывают на заключении фестиваля. Более того, его появление сделало Эрагона равным по силе и скорости эльфам.
Эрагон и Сапфира полетели в Сурду, где Насуада собирала варденов для начала атаки против империи Гальбаторикса. Там же ургалы объединились с варденами, утверждая что Гальбаторикс затуманил их умы и они хотели бы взять реванш над ним. У варденов Эрагон вновь встретился с девочкой Эльвой, которая росла не по дням, а по часам из-за его заклинания. Из плачущего младенца она выросла в девчушку трех-четырех лет. И ее пристальный взгляд был действительно ужасен, так как она знала всю боль находящихся вокруг.
А недалеко от границы с Сурдой, в черноте Пылающих равнин, Эрагон, Сапфира и вардены сражались в великой и кровавой битве против армии Гальбаторикса.
В середине битвы Роран и жители Карвахолла присоединились к варденам также как и гномы, которые вскоре пришли с Беорских гор.
На востоке появилась фигура в блестящих доспехах, оседлавшая красного сверкающего дракона. И произнеся заклинание, всадник убил Короля Хротгара.
Эрагон и Сапфира боролись с всадником и его красным драконом. И они обнаружили что всадник – это Муртаг, связанный теперь с Гальбаториксом нерушимой клятвой. И дракон – Торн, вылупившейся вторым из трех драконьих яиц.
Муртаг победил Эрагона и Сапфиру с силой Элдунари, что Гальбаторикс дал ему. Но Муртаг позволил Эрагону и Сапфире остаться на свободе, Муртаг еще помнил дружбу с Эрагоном. И потому что, как он сказал Эрагону, они были братьями, оба родились от супруги Морзана, Селены.
Потом Муртаг забрал у Эрагона Заррок – меч его отца, и с Торном отступил с пылающих равнин, вместе с оставшимся войском Гальбаторикса.
По окончании боя, Эрагон, Сапфира и Роран полетели в темную башню из камня Хелгринд, которая служила укрытием раззаков. Они убили одного из раззаков и их сородичей, летхрблака – и спасли Катрину из Хелгринда. В одной из камер Эрагон обнаружил отца Катрины, слепого и полумертвого.
Эрагон раздумывал над убийством Слоана за предательство, но отказался от этой идеи. Вместо этого, он погрузил Слоана в глубокий сон, и сказал Рорану и Катрине, что нашел ее отца уже мертвым. Потом он попросил Сапфиру отнести Рорана и Катрину обратно к варденам, пока он выследит последнего раззака.
В одиночку Эрагон убил последнего оставшегося раззака. Затем он вынес Слоана из Хелгринда. После долгих раздумий, Эрагон отгадал истинное имя Слоана на древнем языке, на языке силы и магии. И Эрагон связав Слоана его именем заставил мясника поклясться, что он никогда не увидит свою дочь снова. Затем Эрагон отправил его жить среди эльфов. Но Эрагон не сказал мяснику того, что эльфы исцелят его глаза, если он раскается в своем предательстве и убийстве.
Арья встретилась с Эрагоном на полпути к варденам, и они вместе вернулись пешком через вражескую территорию.
От варденов, Эрагон узнали, что королева Имиладрис послала двенадцать эльфийских магов во главе с эльфом по имени Блёдхгарм, чтобы защитить его и Сапфиру. Затем Эрагон снимает большую часть проклятия с девочки Эльвы, но она сохранила свою способность чувствовать чужую боль, хотя уже не чувствовала принуждения спасать людей от страданий.
И Роран женился на Катрине, которая была беременна. Впервые за это время Эрагон был счастлив.
Затем Муртаг, Торн, и группа людей Гальбаторикса напала на варденов. С помощью эльфов, Эрагон и Сапфира были в состоянии сдержать их, но ни Эрагон, ни Муртаг не смогли победить друг друга. Это был трудный бой, солдаты Гальбаторикса были околдованы, чтобы не чувствовать боли, и вардены понесли большие потери.
После Насуада отправила Эрагона, как представителя варденов, к гномам, пока они выбирали нового короля. Эрагон не хотел расставаться с Сапфирой – она осталась защищать лагерь варденов. Но вскоре он выдвинулся.
И Роран стал сражаться вместе с варденами, продвигаясь по службе, потому что показал себя ценным воином и лидером.
Хотя Эрагон был среди гномов, семь из них пытались убить его. Расследование показало, что за этим стоял клан Аз Свельдн рак Ангуин. Однако встреча кланов продолжилась, и Орик был избран преемником своего дяди. Сапфира присоединились к Эрагону во время коронации. И выполнила свое обещание гномам восстановить Звездный Сапфир, который она сломала во время битвы Эрагона с Шейдом Дурзой.
Эрагон и Сапфира возвращаются в Дю Вельденварден, там Оромис открыл Эрагону правду о наследии: что по сути он не сын Морзана, он сын Брома, хотя у него и Муртага была общая мать – Селена. Оромис и Глаэдр также объяснили что такое Элдунари, которое дракон может по собственному желанию изрыгнуть при жизни, хотя это должно быть сделано с большой осторожностью, ибо тот кто владеет Элдунари, может использовать его для управления драконом, которому оно принадлежит.
В лесу Эрагон понял, что он нуждается в мече, в замену Зарроку. Вспомнив совет, который он получил от кота-оборотня Солембума во время его поездок с Бромом, Эрагон пошёл к разумному дереву Меноа в Дю Вельденвардене. Он вошёл в мысленную связь с деревом, и оно согласилось вытащить сверкающую сталь из-под своих корней в обмен на неназванную цену.
Тогда кузнец эльфийка Рунона – та, кто создала все мечи всадников – вместе с Эрагоном создала клинок. Меч был синим, и Эрагон назвал его Брисингр – "огонь". И лезвие вспыхивало пламенем всякий раз, когда он говорил его истинное имя.
Затем Глаэдр доверил сердце сердец Эрагону и Сапфире, после чего они отправились обратно к варденам, в то время как Глаэдр и Оромис присоединились к своим сородичам (эльфам), атакующим северную часть Империи.
Во время осады Фейнстер, Эрагон и Арья столкнулись с тремя вражескими магами, один из которых превратился в шейда Варог. С помощью Эрагона Арья убила шейда.
В это время Оромис и Глаэдр боролись с Муртагом и Торном. Внезапно Гальбаторикс захватил управление умом Муртага. И рукой Муртага, Гальбаторикс скинул Оромиса, а Торн убил тело (разум дракона остался в Элдунари) Глаэдра.
И хотя вардены одержали победу при Фейнстере, Эрагон и Сапфира оплакивали потерю своего учителя Оромиса.Тем не менее, вардены продолжили и вторжение в империю, проникая все глубже в неё, двигаясь к столице – Урбаен, в котором сидит Гальбаторикс, гордый, уверенный в себе, пренебрежительно относящийся к силе драконов.



В ПРОЛОМ

Сапфира взревела, и солдаты перед ней вздрогнули.
– За мной! – выкрикнул Эрагон. Он поднял Брисингр высоко над головой, держа так, чтобы все могли его видеть. Меч ярко сверкал и переливался синим цветом на фоне черных туч, выстроившихся на западе. – За Варденов!
Мимо него просвистела стрела, но он не обратил на это внимания.
Воины собрались на основании склона из щебня, где в одиночестве стояли Эрагон и Сапфира, и во всё горло закричали: – За Варденов!- Они размахивали своим оружием, взбираясь на рассыпанные в беспорядке блоки камня.
Эрагон повернулся к мужчинам спиной. По другую сторону насыпи простирался широкий двор, внутри которого ютилось около двухсот солдат Империи. Позади них возвышалась высокая, темная главная башня с узкими прорезями окон и несколько квадратных башен, на самой высокой из которых был фонарь, сиявший в ее верхних комнатах. Эрагон знал, что где-то в крепости находился лорд Бредберн, губернатор Белатоны – города который вардены пытались захватить в течение нескольких долгих часов.
Эрагон с криком соскочил с груды щебня в сторону солдат. Они отступили назад, хотя по-прежнему направляли свои копья и пики на рваную дыру, проделанную Сапфирой в наружной стене замка.
Приземляясь, Эрагон подвернул правую лодыжку. Он упал на колено и оперся о землю рукоятью меча.
Один из солдат воспользовался случаем, чтобы выбежать из строя и нанести удар копьем по открытому горлу Эрагона.
Эрагон парировал удар движением запястья, размахивая Брисингром быстрее, чем любой человек или эльф. Лицо солдата выразило его страх, когда он понял свою ошибку. Он попытался бежать, но прежде, чем он смог сдвинуться хоть на несколько сантиметров, Эрагон рванулся и убил его.
Сапфира, из пасти которой вырывались желтые и синие языки пламени, спрыгнула во внутренний двор позади Эрагона. Он пригнулся и напряг ноги, как только она приземлилась на вымощенную землю. Удар сотряс весь двор. Множество кусочков стекла, образовывавших крупную цветастую мозаику на фасаде главной башни, выпали и, вращаясь, полетели вверх, словно монеты, отскочившие от барабана. Выше, в окне здания, с громким стуком открылись и закрылись ставни.
Сапфиру сопровождала Арья. Ее длинные черные волосы трепал ветер, когда она соскочила на груду камней. Кровь прочертила полоски на ее руках и шее, запекшаяся кровь измазала лезвие ее меча. Она плавно стекала с кожи и меча на камни.
Ее присутствие обрадовало Эрагона. Не существовало никого другого, кого бы он предпочел взять в битву с ним и Сапфирой. По его мнению, она была бы идеальным помощником и защитником.
Он послал ей быструю улыбку, и Арья ответила тем же. В бою ее защитное поведение исчезло, сменившись открытостью, которая редко сопровождала ее в обычной жизни.
Эрагон нырнул за свой щит, когда их разделило пульсирующее полотно синего пламени. В прорезь шлема он наблюдал как Сапфира купала съеживающихся солдат в потоках огня, которые текли вокруг них, но не причиняли никакого вреда.
Линии лучников на зубчатых стенах замка пустили залп стрел в Сапфиру. Температура возле нее была настолько высокой, что горстка стрел загорелась прямо в воздухе, в то время как Эрагон с помощью магии отразил остальные. Одна из стрел отскочила от щита Эрагона с полым стуком, проделав в нем вмятину.
Столб пламени вдруг охватил трех солдат, убив их так быстро, что они даже не успели закричать. Другие солдаты сосредоточились в центре ада, их копья и пики отражали вспышки ярко-синего цвета.
Даже стараясь изо всех сил, Сапфира могла лишь опалить выживших. Наконец она прекратила усилия и закрыла пасть. Из-за отсутствия огня во дворе стало тихо.
Как и некоторое время назад, Эрагону пришло в голову, что тот, кто окружил солдат охранными чарами должен быть очень опытным и могущественным магом. Был ли это Муртаг? – удивился он, – Если так, то почему он и Торн не появились здесь, дабы защитить Белатону? Неужели Гальбаторикс не заботится о том, чтобы держать под контролем свои города?
Эрагон побежал вперед, одним росчерком Брисингра срубил вершины десятка копий так же легко, как он отделял семена ячменя от стеблей, когда был моложе. Он полоснул ближайшего солдата по груди, рассекая его доспехи, как будто это был кусок ткани. Кровь брызнула фонтаном. Затем Эрагон ударил ножом следующего солдата и ударил щитом воина, стоящего слева от него, который отлетел, сбивая своих товарищей.
Реакция солдат казалась медленной и неуклюжей для Эрагона. Он танцевал через их ряды и вырезал их без особого сопротивления. Сапфира ринулась в атаку слева от Эрагона, убивала солдат, разбрасывая их своими огромными лапами, раня их своими шипами на хвосте и кусая. В это время, справа от Эрагона, с легкость двигалась Арья, каждый поворот ее мечом означал смерть слуг империи. Когда Эрагон обернулся, чтобы увернуться от пары копий и увидел покрытого мехом Блёдхгарма позади себя, а также одиннадцать других эльфов, задачей которых было охранять его и Сапфиру.
Чуть позади, вардены выходили во двор через щели в наружной стене замка, но люди опасались идти в бой, так как опасно было проходить около Сапфиры. Ни она, ни Эрагон, ни эльфы не просили помощи от солдат.
Вскоре бой оттеснил Эрагона и Сапфиру друг от друга, неся их в противоположные концы двора. Эрагон не волновался. Даже без его помощи, Сапфира была способна победить большую группу солдат из двадцати или тридцати человек.
Копье соскользнуло мимо щита Эрагона, ушибая его плечо. Он повернулся в сторону к метателю, крупному, травмированному человеку, с отсутствующими нижними передними зубами, и бросился на него. Человек изо всех сил пытался достать кинжал из своего пояса. В этот момент, Эрагон держал его руки и грудь, и таранил своим раненым плечом грудину человека.
Сила столкновения откинула солдата назад на несколько ярдов, после чего он потерял сознание, хватаясь за сердце.
Затем посыпался град стрел с черным оперением, убивая или же раня многих солдат. Эрагон уклонился от атаки, укрывшись щитом, хотя он был уверен, что магия сбережет его. Но небрежность в этом случае была не допустима, в любой момент вражеский заклинатель может атаковать зачарованной стрелой, которая способна будет разрушить его защиту.
Губы Эрагона изогнулись в горькой ухмылке. Лучники выше уже поняли, что их единственная надежда на победу была в том, чтобы убить Эрагона и эльфов, и неважно, скольким из них придется пожертвовать собой.
Вы опоздали, – думал Эрагон с мрачным удовлетворением, – Вы должны были оставить империю в то время, когда у вас был шанс.
Нападение лучников дало ему шанс отдохнуть на мгновение, которое он приветствовал. Нападение на город началось на рассвете, и он и Сапфира были на передовых рубежах.
Как только стрельба прекратились, Эрагон переложил Брисингр в левую руку, поднял одно из солдатских копий, и бросил его в лучников на сорок футов выше. Эрагон обнаружил что бросить копье без определенной практики очень тяжело. Он не удивился тому, что промахнулся по человеку, в которого целился, но он удивился, когда промахнулся по целой линии лучников на зубчатых стенах. Копье пролетело над ними и разбилось об стену замка сверху. Лучники смеялись и свистели, показывая грубые жесты.
Боковым зрением Эрагон заметил, как Арья метнула копьё в лучников, пронзившее двух, стоявших рядом, солдат. Указав на копьё, Арья воскликнула: – Брисингр! – и копьё взорвалось изумрудным пламенем.
Лучники уклонялись от горящих трупов и, как один, бежали скрючившись за зубцами в дверные проёмы,ведущие на верхние уровни замка.
– Это нечестно! – сказал Эрагон. – Я не могу использовать это заклинание, потому что мой меч вспыхивает как костер.
Арья посмотрела на него с легким намеком на веселье.
Борьба продолжалась еще несколько минут, после чего оставшиеся солдаты либо сдались, либо пытались бежать.
Эрагон позволил пяти мужчинам, которые были перед ним убежать; он знал, что они далеко не скроются. После чего провел быструю экспертизу тел, которые лежали вокруг него, чтобы убедится, что они были действительно мертвы, он оглядел внутренний двор. Некоторые из варденов открыли ворота внешней стены и несли таран по улице, к замку. Другие собирались в рваных линиях рядом с дверью сторожевой башни, готовые войти в замок и противостоять солдатам в его пределах. Среди них стоял кузена Эрагона, Роран, жестикулирующий своим вездесущим молотом отдавая приказы отделению под его командой. В дальнем конце внутреннего двора, посреди кровавой бойни, Сапфира склонилась над трупами своей добычи. Бусинки крови цеплялись за ее драгоценные чешуйки, красные пятна поразительно отличались от синего цвета ее тела. Она отбросила назад остроконечную голову и громко заревела, заглушая шум города свирепостью своего крика.
Тогда, изнутри замка, Эрагон услышал скрежет механизмов и цепей, сопровождаемых царапаньем отодвигаемых тяжелых деревянных балок. Звуки привлекли общий пристальный взгляд к дверям сторожевой башни.
С грохотом двери разошлись и распахнулись. Густое облако дыма от факелов вылетело наружу заставляя близко стоящих варденов кашлять и закрывать лица. Где-то во мраке послышалась барабанная дробь – стук копыт по булыжникам; внезапно из середины дыма выскочил всадник на коне. В левой руке наездник держал то, что Эрагон сначала принял за обычное копьё, но он скоро заметил, что оно было сделано из странного зеленого материала и наконечник был необычным. Слабый жар окружал острие копья, неестественный свет, выдавал присутствие волшебства.
Всадник натянул уздечку и повернул свою лошадь к Сапфире, которая начала подниматься на задние ноги, готовясь нанести страшный, смертельный удар своей правой передней лапой.
Беспокойство охватило Эрагона. Всадник был слишком уверен в себе, копье было слишком необычным, слишком жутким. Хотя панцирь должен защитить ее, Эрагон был уверен, Сапфира была в смертельной опасности.
Я не успею вовремя, – понял он. Бросив все свои силы на проникновение в разум всадника, Эрагон обнаружил, что тот полностью сосредоточен на своей задаче, и даже не заметил вторжения Эрагона. Его концентрация не позволила Эрагону проникнуть в его мысли. Тогда Эрагон, быстро рассмотрев несколько слов древнего языка, составил заклинание, чтобы остановить коня. Это было очень рискованно, поскольку Эрагон не знал, был ли всадник магом и как он защищён, но он не собирался бездействовать, когда жизнь Сапфиры была в опасности.
Эрагон наполнил легкие воздухом. Он напомнил себе правильное произношение нескольких сложных звуков в древнем языке. Затем открыл рот, чтобы произнести заклинание.
Он был быстр, но эльфы были всё ещё быстрее. Прежде, чем он мог произнести хоть слово, безумство низкого пения разразилось позади него, накладывающиеся голоса, формирующие противоречащую и тревожную мелодию.
Он успел сказать только "Мяэ", а затем магия эльфов вступила в силу.
Мозаика перед лошадью перемешивалась и смещалась, осколки стекла растекались, как вода. Длинный разлом открылся в земле, зияющая расщелина неопределенной глубины. С громким криком, конь упал в яму грудью вперед, ломая обе передних ноги.
Как только лошадь и всадник упали, человек в седле отвел назад руку и бросил копье в Сапфиру.
Сапфира не могла убежать. Она не могла отклониться. Поэтому она махнула лапой в копье, пытаясь отбить его. Сапфира промахнулась совсем чуть-чуть, и Эрагон с ужасом наблюдал, как копье вошло в ее грудь как раз под ключицу.
Пульсирующая завеса гнева опустилась на глаза Эрагона. Он собрал всю энергию доступную ему, – его тело, сапфир,встроенный в рукоять его меча его меча, двенадцать алмазов, скрытых в поясе Белота Мудрого, обернувшего его талию, и масса энергии в Арене, эльфийском кольце, украшавшего его правую руку – поскольку он собрался уничтожить наездника, несмотря на риск.
Однако Эрагон остановился, когда появился Блёдхгарм, перепрыгнув через левую переднюю лапу Сапфиры. Эльф приземлился на наездника словно волк, атакующий оленя, и проткнул человека насквозь.С нечеловеческим поворотом головы, Блёдхгарм разорвал горло человека своими длинными белыми зубами.
Крик глубокого отчаяния исходил из верхнего окна над открытым входом в крепость, с последующим огненным взрывом, который разбросал каменные блоки внутри здания, и те упали среди собравшихся варденов, раздробив конечности и туловища, как сухие ветки.
Эрагон, игнорируя дождь из камней, подбежал к Сапфире, не обращая внимания на Арью и сопровождавших её охранников. Другие эльфы, которые были ближе, уже стояли вокруг нее, разглядывая копье, торчащее из ее груди.
– Насколько она плоха? Она…? – Эрагон был сильно расстроен, чтобы завершить свою мысль. Он хотел поговорить с Сапфирой в уме, но старался не подвергать их сознания опасности, пока враг-заклинатель мог быть в этом районе, чтобы он не смог прочитать мысли или захватить тело Эрагона.
После долгой паузы, Вирден, один из эльфов сказал:
– Ты можешь благодарить судьбу, Губитель Шейдов, копьё не повредило основные вены и артерии. Повреждены лишь мышцы, но их легко исцелить.
– Можете ли вы его убрать? Есть ли у вас какое-либо заклинание чтобы бы его вынуть?
– Мы позаботимся об этом, Губитель Шейдов.
Подобно священникам, собравшимся возле могилы, эльфы собрались перед Блёдхгармом, разместившем ладони на груди Сапфиры. Эльфы запели как шепот ветра в ветвях ивы. Они воспевали тепло и рост, они воспевали мышцы, сухожилия и пульсирующую кровь, они воспевали и другие более темные вещи. С каким, должно быть, огромным усилием воли, Сапфира держала неподвижное положении на протяжении заклинания, хотя приступы боли потрясали ее тело каждые несколько секунд. Нить крови скатилась по ее груди.
Как только Блёдхгарм встал около него, Эрагон его оглядел: запекшаяся кровь покрывала мех на его подбородке и шее, меняя оттенок с темно-синего на черный.
– Что это было? – спросил Эрагон, указывая на пламя, до сих пор танцующее в окне высоко над внутренним двором.
Блёдхгарм облизал губы, обнажая свои кошачьи клыки, прежде чем ответить.
– В момент, прежде чем он умер, я был в состоянии проникнуть в голову солдата, а через нее и в разум мага, который помогал ему.
– Ты убил мага?
– Я бы сказал, что я заставил его себя убить. Я обычно не прибегаю к такой экстравагантной театральности, но я был… взбешен.
Эрагон приблизился к Сапфире, когда она издала низкий протяжный стон. Копьё начало медленно выходить у неё из груди. Её веки задрожали, и она сделала несколько частых вдохов и выдохов, когда последние 6 дюймов копья вышли у неё из груди. Лезвие, окутанное изумрудным сиянием, упало на землю издав звук больше походивший на звон гончарного изделия, чем метала.
Когда эльфы перестали петь и убрали свои руки от Сапфиры, Эрагон бросился к ней и прикоснулся к ее шее. Он хотел успокоить ее, сказать как страшно ему было, объединить свое сознание с ее. Вместо это он остановился, заглянув в один из ее блестящих синих глаз и спросил: – Ты в порядке? – Однако слова казались ничтожными по сравнению с глубиной его эмоций.
Сапфира ответила ему, подмигнув глазом, затем опустила свою голову и обдула его лицо теплым воздухом из своих ноздрей.
Эрагон улыбнулся. Обернувшись, он сказал эльфам: – Эка элрун оно, эйлфя, виол фёрн торнесса, – поблагодарив их на древнем языке за помощь. Эльфы, участвовавшие в исцелении, включая Арью, изогнув правую руку, крутанули ей и коснулись центра груди, в жесте уважения, свойственным их расе. Тут Эрагон заметил, что большинство эльфов, которым поручили защищать его и Сапфиру, были бледны, слабы и едва держались на ногах.
– Отступите назад и отдохните, – сказал он им. – Вы только погибните если останетесь. Это приказ.
Хотя Эрагон и был уверен, что они очень не хотели уходить, эльфы ответили: – Как вы пожелаете, Губитель шейдов, – и вышли из внутреннего двора, шагая по трупам и щебню. Они проявляли благородство и достоинство, даже когда силы покинули их.
Эрагон подошёл к Арье и Блёдхгарму, изучавшим копьё со странным выражением лица, не зная, что может произойти. Эрагон присел рядом с ними, стараясь не задеть оружие. Он рассматривал странные тонкие резные линии вокруг основания лезвия. Линии казались ему знакомыми, хотя он и не знал почему. Рукоятка была сделана не из дерева и не из метала. А свечение исходившее от копья напоминало ему беспламенные фонари, которые использовали гномы и эльфы для освещения своих жилищ.
– Ты думаешь это дело рук Гальбаторикса? – спросил Эрагон. – Может быть он решил, что лучше убить Сапфиру и меня, вместо того чтобы захватить нас. Может он считает, что мы действительно стали угрозой для него.
Блёдхгарм улыбнулся неприятной улыбкой. – Я бы не стал себя сбивать с толку такими фантазиями, Губитель Шейдов. Мы не более чем маленькое раздражение для Гальборикса. Если бы он действительно хотел твоей или кого-нибудь из нас смерти, ему хватило бы только вылететь из Урубаена и заняться нами напрямую в битве, и мы бы упали перед ним как листья падают перед зимней порой. С ним сила драконов, и никто не может противостоять его мощи. Кроме того, Гальбаторикса не так легко столкнуть с намеченного им пути. Он может быть безумным, но и хитрым в тоже время, и прежде всего непреклонным. Если он желает поработить вас, то он будет преследовать эту цель на грани одержимости, и ничего кроме инстинкта самосохранения не воспринимается им.
– В любом случае, – сказала Арья, – это дело рук не Гальбаторикса, это дело рук наших.
Эрагон нахмурился.
– Наших? Это было сделано не варденами.
– Нет, не варденами, а эльфами.
– Но, – он остановился, пытаясь найти рациональное объяснение. – Но ни один эльф не согласился бы работать на Гальбаторикса. Они скорее умрут, чем…
– Гальбаторикс не имеет ничего общего с этим, и даже если бы он это сделал, вряд ли бы он дал такое редкое и мощное оружие человеку, который не мог лучше храните его. Из всех орудий войны, разбросанных по всей Алагейзии, Гальбаторикс меньше всего хотел бы, чтобы оно попало к нам.
– Почему?
С намеком на мурлыканье в низком, богатом голосе Блёдхгарм ответил:
– Потому, Эрагон Губитель Шейдов, что это Доусдаерт.
– И зовется он Ниернен, орхидея – произнесла Арья. Она указала на линии, вырезанные на лезвии, линии которые, как впоследствии понял Эрагон, на самом деле были стилизованными символами уникальной эльфийской системы письма – изогнутыми, переплетающимися очертаниями, завершавшимися длинными, похожими на шипы точками.
– Доусдаерт?
Когда Арья и Блёдхгарм недоверчиво посмотрели на него, Эрагон пожал плечами, смущённый своей необразованностью. Это расстраивало его, эльфы десятилетия изучали достижения учёных, в то врем, как Эрагона его родной дядя Гэрроу не научил писать и читать. – Я знаю только то, что читал в Элисмере. Что это такое? Это было изготовлено во времена падения Всадников, чтобы использовать против Гальбаторикса и Проклятых?
Блёдхгарм покачал головой. – Ниернен, гораздо, гораздо более древний.
– Доусдаерты, – сказала Арья, – родились из страха и ненависти, которыми отмечены последние годы нашей войны с драконами. Наши самые опытные кузнецы и заклинатели создали их из материалов, которые мы перестали понимать, пронизали их чарами, формулировки которых мы уже не помним, и назвал их, все двенадцать, как самые красивые цветы, как уродливое несоответствие, как всегда было и есть – и создали их с одной целью: убивать драконов.
Отвращение пронзило Эрагона, глядевшего на светящееся копье:
– И они убивали?
– Те, кто присутствовали рассказывали, что кровь драконов дождем лила с неба, как летом ливень.
Сапфира зашипела громко и резко.
Эрагон взглянул на нее на мгновение и увидел краем глаза, что вардены все еще удерживали свои позиции, ожидая его и Сапфиру, чтобы вернуть лидерство в наступление.
– Все Доусдаерты считались уничтоженными или утерянными. – Сказал Блёдхгарм. – Очевидно мы ошиблись. Ниернен попал в руки семьи Волдгрейвов и хранился в Белатоне. Я думаю когда мы разрушили городскую стену, мужество покинуло господина Брадбурна, и он велел принести Ниернен из своей оружейной. И попытался остановить тебя и Сапфиру. Разумеется, Гальбаторикс разозлился бы, если узнал, что Брадбурн пытался убить вас.
И хотя он знал, что надо спешить, любопытство Эрагона не оставило бы это на потом. – Доусдаерт это или нет, ты до сих пор не объяснил почему Гальбаторикс не хочет чтобы мы обладали им. – Он сделал жест в сторону копья. – Что делает Ниернен более опасным, чем это копье или даже Брис… – он остановился прежде, чем произнес истинное имя, – чем даже мой собственный меч?
Арья ответила:
– Его нельзя уничтожить обычным образом,он невосприимчив к огню и почти полностью невосприимчив к магии, как ты ты сам заметил. Доусдаерты были созданы для того, чтобы пробить магическую защиту и защитить владельца, учитывая мощь, сложность и неожиданность магии драконов. Гальбаторикс возможно защитил себя и Шрюкна лучше, чем кто-либо в Алагейзии, и возможно Ниернен может пробить эту защиту, словно её вообще нет.
Эрагон понял, и восторг наполнил его.
– Мы должны…
Визг прервал его.
Звук был пронзительный, режущий, дрожащий, как будто метал тёрли об камень. Зубы Эрагона дрожали в такт этому звуку, он прикрыл уши руками, поморщился, покрутился вокруг, пытаясь выяснить источник этого шума. Сапфира вскинула свою голову, и даже сквозь весь шум Эрагон слышал как она скулила от беспокойства.
Эрагон дважды обвёл взглядом двор, прежде чем заметил слабые клубы пыли, подымающиеся вверх по стене. Они шли от пролома, который появился немного ниже почерневшего и частично разрушенного окна, где Блёдхгарм убил мага. Так как скрежет значительно усиливался, Эрагон рискнул убрать одну руку от уха, чтобы указать на пролом.
– Смотри! – закричал он Арье, которая кивнула, подтверждая, что поняла его. Эрагон возвратил свою руку на место.
Без предупреждения или предвестия звук прекратился.
Эрагон выждал несколько мгновений, потом медленно опустил свои руки. Это был первый раз, когда он пожелал, чтобы его слух не был настолько острым.
Как только он это сделал, трещина начала расширятся, пока не достигла нескольких футов в ширину и поползла вниз по стене сторожевой башни. Как удар молнии, трещина уничтожила замковый камень над дверью в здание, разрушая пол на мелкие камни. Весь замок заскрипел, и из-за поврежденного окна, фасад начал сползать наружу.
– Бегите!- Эрагон закричал варденам, хотя мужчины были разбросаны по противоположной стороне двора, без надежды выбраться из под шаткой стены. Эрагон сделал шаг вперёд, каждый мускул его тела был напряжен – он мельком увидел Рорана где-то в толпе воинов.
Наконец-то Эрагон разыскал его, захваченного в ловушку позади последней группы мужчин, около дверного проёма. Он безумно кричал на них, но его слова терялись в суете. Стена сдвинулась и опустилась на несколько дюймов вниз, наклоняясь ещё дальше от основной части здания, забрасывая Рорана камнями, выбивая его из равновесия и вынуждая отступить под навес дверного проёма.
Когда Роран поднялся, его глаза встретились с глазами Эрагона, и в его пристальном взгляде Эрагон увидел вспышку страха и беспомощности, он быстро отступал, но он знал, что независимо от того, насколько быстро он бежал, он не сможет достичь безопасного места вовремя.
Кривая улыбка промелькнула на губах Рорана.
И стена упала.



ПАДЕНИЕ МОЛОТА

– Нет! – закричал Эрагон как только стены крепости обвалились с громовым раскатом, похоронив Рорана и пятерых других мужчин под насыпью каменей высотой в двадцать футов, и наполнив двор темным облаком пыли.
Крик Эрагона был настолько громок, что голос сорвался, пелена, вкуса меди, покрыла его горло. Он вдохнул и, закашлявшись, согнулся.
– Ваэтна, – он задыхался, и махал рукой. Со звуком, похожим на шелест шелка, толстая серая пыль разошлась, покидая центр яснеющего внутреннего двора. Обеспокоенный судьбой Рорана, Эрагон только сейчас заметил силу, которую заклинание забрало у него.
– Нет, нет, нет, нет, – пробормотал Эрагон. – "Он не может быть мертв. Он не может, он не может, он не может…" – Как будто если повторять эти слова, они могут стать правдой. Эрагон продолжал прокручивать в голове фразу. Но с каждым повторением, она все меньше походила на утверждение или надежду, и все больше на молитву.
Перед ним, Арья и вардены, едва сдерживая кашель, потирали свои глаза ладонями рук. Некоторые из них сгорбились, словно ожидая удара; другие уставились на поверженную сторожевую башню. Щебень, некогда бывший стеной, громоздился в середине внутреннего двора, скрывая мозаику. Две с половиной комнаты на втором этаже башни, и одна на третьем – та, где повергнутый маг взорвался с такой силой – стояли, обнажив перекрытия. Комнаты и их обстановка казались неряшливыми и весьма потертыми в ярком свете солнца. Внутри, около полудюжины солдат, вооруженные арбалетами, опомнившись, были уже начеку. Подпихивая и толкая друг друга, они поспешно вышли через двери в дальних концах комнат и исчезли в глубине сторожевой башни.
Эрагон пытался угадать вес блока в груде камней, он, должно быть, весит много сотен фунтов. Он был уверен, что если он, Сапфира, и эльфы будут работать вместе, что они смогли бы сдвинуть камни магией, но эта попытка оставит их слабыми и уязвимыми. Более того, это заняло бы много времени. На мгновение, Эрагона заняли мысли о Глаэдре – золотой дракон был более чем сильным, чтобы поднять кучу сразу, но нужно было спешить, а восстановление Элдунари Глаэдра заняло бы много времени. В любом случае, Эрагон знал, что возможно ему даже не удастся убедить Глаэдра поговорить с ним, а тем более, помочь спасти Рорана и других мужчин.
Эрагон, стоя под безопасным карнизом, увидел Рорана как раз перед тем, как груда камней и мусора скрыла его из поля зрения, и в конце концов, он понял, что надо делать.
– Сапфира, помоги им! -крикнул Эрагон, одновременно откинув щит и прыгнув вперед.
Он услышал, как за ним Арья сказала что-то на древнем языке – короткую фразу, которая, должно быть, означала – "Прячься!" – Потом она догнала его, она бежала со своим мечом в руках, готовая сражаться.
Когда он подошел к горе щебня, то прыгнул так высоко, как только мог. Он опустился одной ногой на наклоненный блок, а затем прыгнул снова, перепрыгивая с камня на камень, как снежная коза, измеряющая ширину ущелья. Он боялся потревожить блоки, но подняться на груду было самым быстрым способом попасть в нужное ему место.
Последним прыжком Эрагон достиг второго этажа, а затем помчался через всю комнату. Он толкнул дверь перед собой с такой силой, что сломал замок и петли, и отправил дверь в полет через весь коридор, в стену, разламывая тяжёлые дубовые доски.
Эрагон побежал вниз по коридору. Его шаги и дыхание казались ему странно приглушенными, как будто его уши были наполнены водой.
Он замедлился, когда приблизился к открытому дверному проему. Через него он увидел кабинет с пятью вооруженными мужчинами, указывающих на карту и спорящих. Ни один из них не заметил Эрагона.
Он продолжил бежать.
Ускорившись, он столкнулся на углу с солдатом, идущим в противоположном направлении. В глазах у Эрагона заплясали красные и желтые огни, когда он на всей скорости ударился головой о щит. Эрагон ухватился за солдата, оба настолько были оглушены, что шатались, словно пара пьяных танцоров.
Солдат сыпал ругательствами, изо всех сил пытаясь восстановить равновесие. – Что с тобой, черт тебя возьми… – сказал он, но увидев лицо Эрагона, глаза его расширились. – Ты!
Сжав правую руку в кулак Эрагон ударил человека в живот, под ребра, ударом сбив того с ног и подкинув до потолка. – Я, – согласился Эрагон, когда безжизненное тело солдата рухнуло на пол.
Эрагон продолжил бежать вниз по коридору. Его и без того быстрый пульс, казалось, удвоился, когда он буквально влетел в сторожевую башню. Он чувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
"Где же оно?" – безумно размышлял он, заглядывая в очередной дверной проем пустой комнаты.
Наконец, в конце темного бокового прохода, он заметил винтовую лестницу. Перепрыгивая по пять ступенек, он проявил крайнюю беспечность в отношении своей безопасности, когда спускаясь к первому этажу, остановился, чтобы отпихнуть со своего пути крайне удивленного лучника.
Лестница закончилась, и он оказался в сводчатой палате, напоминающей собор в Драс-Леоне. Он быстро огляделся: щиты, оружие и красные флаги висели на стенах; узкие окна, закрывающиеся под потолком; факелы закреплены в скобках из кованого железа; пустые камины; длинные, темные складные столы сложены вдоль обеих сторон зала; и возвышение во главе комнаты, где перед стулом с высокой спинкой стоял бородатый человек в мантии. Эрагон был в главном зале замка. С правой стороны от него, между ним и дверями, которые вели к входу в сторожевую башню, был отряд из пятидесяти или больше солдат. Золотая нить в их туниках заблестела, когда они обернулись с удивлением.
– Убить его! – приказал разодетый человек. Его голос звучал скорее напугано, чем величественно.
– Тот, кто убьет его, получит треть моих богатств! Я обещаю это!
Ужасная досада поднялась в душе Эрагона. Он выхватил свой меч из ножен, поднял его над головой и прокричал:
– Брисингр!
С порывом воздуха, подобно привидению кокон синего пламени возник вокруг лезвия, поднимаясь к острию меча. Жар, порожденный огнем, согрел руку, плечо и правую сторону его лица.
Затем Эрагон пристально посмотрел на солдат.
– Пошли прочь, – прорычал он.
Солдаты колебались еще секунду, затем развернулись и побежали.
Подстёгнутый изнутри Эрагон двинулся вперед, не обращая внимания на испуганно пятившихся людей в пределах досягаемости его горящего меча. Один человек споткнулся и упал перед ним; Эрагон практически перелетел через солдата, даже не задев рукой его шлема.
Огонь на лезвие меча развивался словно лошадиная грива, когда Эрагон совершал этот акробатический прыжок.
Пригнувшись, Эрагон пробежал мимо двойных дверей, которые охраняли вход в главный зал. Он мчался через длинный, широкий зал, обрамленный комнатами полными солдат – так же как шестерни, шкивы, и другие механизмы, используемые подъема и опускания ворот сторожевой башни – и затем направился к решётке, которая блокировала путь туда, где стоял Роран, когда стена сторожевой башни разрушилась.
Железная решётка согнулась, так как Эрагон врезался в неё, но этого было не достаточно, чтобы сломать металл.
Он попятился назад.
Он снова направил энергию, сохраненную внутри алмазов его пояса – пояса Белота Мудрого – и в Брисингре, опустошая драгоценные камни с их драгоценным запасом, поскольку он поддерживал огонь меча с почти невыносимой интенсивностью. Он сорвался на безмолвный крик, когда отвел руку назад и ударил по решетке. Оранжевые и желтые искры обрызгали его, разъедая перчатки и тунику, и обжигая его оголенную плоть. Капля расплавленного железа с шипением упала на мыс его ботинка. Дернув ногой, он стряхнул ее.
Три резких удара и кусок решетки размером с человека упал внутрь. Прутья решетки, в местах разреза, нагревшись до белого каления, освещали проем своим мягким сиянием.
Эрагон позволил огню, исходящему из Брисингра, погаснуть, так как он вступил в созданное им отверстие.
Сначала налево, потом направо, а затем еще раз налево, он бежал поскольку проход чередовал направления, извилистый путь предназначался для медленного продвижения войск, если им посчастливится получить доступ к башне.
Когда он завернул за последний угол, Эрагон увидел его предназначение: забитый развалинами вестибюль. Даже с его эльфийским зрением, он мог разглядеть только самые крупные фигуры в темноте, падающими камнями были потушены факелы на стенах.Он слышал нечётные пыхтения и шарканье, как будто своего рода неуклюжее животное коренилось через щебень.
– Найна, – сказал Эрагон.
Яркий синий свет осветил пространство. И перед Эрагоном, покрытый грязью, кровью, потом и пеплом, со страшным рыком появился Роран, сражающийся с солдатом, на трупах двух других.
Солдат вздрогнул из-за резкого блика, и Роран воспользовался заминкой противника. Он его резко развернул, и опустил на колени, после чего выхватил кинжал солдата, и под углом вонзил его в челюсть.
Солдат дважды ударил ногой, после чего испустил дух.
Тяжело дыша, Роран поднялся, кровь текла по его пальцам. Он взглянул на Эрагона странным хмурым взглядом.
– Ты вовремя, – сказал он, и тут его глаза закатились, и он упал в обморок.



ТЕНИ НА ГОРИЗОНТЕ

Для того, чтобы поймать Рорана, прежде чем он ударится об пол, Эрагону пришлось отпустить Брисингр, чего он не хотел делать. Тем не менее, он разжал ладонь, и меч стукнулся о камни,как раз когда Роран упал в его объятия.
– Он тяжело ранен? – спросила Арья.
Эрагон вздрогнул, не ожидая увидеть её и Блёдхгарма, стоящих рядом с ним.
– Я так не думаю.
Он потёр щеки Рорана несколько раз, размазывая пыль на его коже. В плоском, ледово-синем ярком свете заклинания Эрагона, Роран казался изможденным: вокруг глаз залегли темные тени, а его губы отливали багряным цветом, как будто были вымазаны соком ягод.
– Давай, просыпайся.
После нескольких секунд задергались веки Рорана; он открыл их и посмотрел на Эрагона в замешательстве. Облегчение нахлынуло на Эрагона, такое сильное, какое он только мог испытать.
– Ты потерял сознание на мгновение, – объяснил он.
– Ах.
"Он жив"! – сказал Эрагон Сапфире, рискуя кратким моментом контакта.
Ее радость была очевидна. – "Хорошо, я останусь здесь помогать эльфам разгребать завал. Если я тебе понадоблюсь, кричи и я найду способ до тебя добраться."
Броня Рорана зазвенела, когда Эрагон помог ему встать на ноги.
– Что с остальными? – спросил Эрагон, указывая на гору щебня.
Роран покачал головой.
– Ты уверен?
– Никто не смог бы выжить там. Я избежал смерти, только потому что… потому что я был частично защищен карнизом.
– А ты? Ты в порядке? – спросил Эрагон.
– Что? – Роран нахмурился, отвлекаясь, как будто эта мысль даже не приходила ему в голову. – Я в порядке… Возможно сломано запястье. Это не страшно.
Эрагон многозначительно посмотрел на Блёдхгарма. На лице эльфа появилось слабое выражение неудовольствия, но он подошел к Рорану и сказал спокойным тоном:
– Если ты позволишь… – Он поднес ладонь к его поврежденной руке.
Пока Блёдхгарм трудился над Рораном, Эрагон поднял Брисингр и встал рядом с Арьей на страже у входа на случай, если солдаты были столь безрассудны, чтобы начать атаку.
– Вот, все готово – сказал Блёдхгарм.
Он отошел от Рорана, который сделал вращательное движение кистью, проверяя сустав.
Удовлетворенный, Роран поблагодарил Блёдхгарма, затем опустил руку и осматривал усыпанный щебнем пол, пока не нашел свой молот. Он поправил положение своей брони и посмотрел на вход.
– Я думаю, пора заняться этим лордом Бредберном, – сказал он обманчиво спокойным тоном. – Он занимал свое место слишком долго и должен быть освобожден от своих обязанностей. Ты согласна, Арья?
– Согласна, – ответила она.
– Хорошо, тогда давайте найдем старого толстопузого дурака. Я дал бы ему несколько нежных ударов своего молота в память обо всех, кого мы потеряли сегодня.
– Он был в главном зале несколько минут назад, – сказал Эрагон, – Но я сомневаюсь, что он остался там ждать нашего возвращения.
Роран кивнул:
– Тогда мы должны будем выследить его. – И с этим, он шагнул вперед.
Эрагон погасил освещающее заклинание и пошел за двоюродным братом, держа Брисингр на готове. Арья и Блёдхгарм находились за ним так близко, как мог позволить проход.
Комната, в которую привел проход, была пуста, как и главный зал замка, где единственным доказательством того, что десятки солдат и чиновников были здесь, был лежащий на полу шлем, крутящийся взад и вперед.
Эрагон и Роран пробежали мимо каменного помоста, Эрагон бежал медленно, чтобы Роран не отставал от него. Они толкнули дверь с левой стороны платформы и взбежали вверх по ступеням.
На каждом этаже они останавливались для того, что бы Блёдхгарм мог мысленно проверить присутствие лорда Бредберна и его свиты. Но никого не было.
Как только они достигли третьего этажа, Эрагон услышал стук ног и увидел, как изогнутою арку перед Рораном заполнила туча копий. Копья поранили щеку и правое бедро Рорана, кровь потекла по коленям. Он взревел как раненый медведь и врезался в копья своим щитом, пытая пробить себе последние шаги до лестничной клетке. Мужчины неистово кричали.
Стоя за Рораном, Эрагон перекинул Брисингр в левую руку, а потом обошел брата, схватил одно из копий за рукоятку и выдернул из рук. Он перевернул копье и бросил в центр мужчин, стоящих в проходе. Кто-то вскрикнул, и в центре появилась дыра. Эрагон повторил это действие, и вскоре его успехов было достаточно, чтобы Роран шаг за шагом заставил солдат отступить.
Как только Роран пробился к лестнице, двенадцать оставшихся солдат рассыпались вдоль широкой лестничной площадки окаймленной балюстрадой, каждый искал место, чтобы размахивать своим оружием беспрепятственно. Роран снова взревел и прыгнул на ближайшего солдата. Он парировал удары меча, потом приблизился к защитнику и ударил его по шлему, который зазвенел как железный чайник.
Эрагон побежал через площадку и сбил пару солдат, стоявших близко друг к другу. Он опрокинул их на землю, а затем справился с каждым из них одним ударом Брисингра. Топор со свистом летел в его сторону. Он нырнул и толкнул человека над балюстрадой, прежде чем двое других попытались выпотрошить его.
Тогда Арья и Блёдхгарм двинулись вперед, сквозь воинов, тихо и смертельно, с присущим эльфам изяществом, эта расправа больше походила на изящную инсценированную игру, чем на ту кровавую резню, которую представляло собой большинство поединков.
В порыве лязга металла, поломанных костей и оторванных конечностей, четверо из них убили остальных солдат. Как всегда, Эрагон подбадривал товарищей в бою. Ему казалось, что его как будто облили ведром холодной воды, что придало ему ясность суждений несравнимую ни с чем другим.
Роран наклонился, упершись руками в колени, и, хватая ртом воздух так, как будто он только что закончил гонку.
– Должен ли я? – Эрагон спросил, показывая на порезы на лице и бедрах Рорана.
Роран проверил раненую ногу, несколько раз перенеся на нее свой вес.
– Это подождет. Давай сначала найдем Бредберна.
Эрагон взял руководство на себя, как только они вернулись на лестничную площадку и возобновили подъем. Наконец, после еще пяти минут поиска, они обнаружили лорда Бредберна, забаррикадировавшегося в верхней комнате западной башни крепости. Используя ряд заклинаний Эрагон, Арья и Блёдхгарм разрушили дверь и башню из сваленной мебели за ней. Стоило им и Рорану войти в помещение, как высокопоставленные слуги и охрана замка, собравшиеся перед лордом Бредберном побледнели, а многие из них стали дрожать. К облегчению Эрагона, ему пришлось убить всего лишь трех охранников, прежде чем оставшаяся часть группы бросила свое оружие и щиты на пол и сдалась.
Арья подошла к лорду Бредберну и сказала:
– Вы прикажете вашим войскам отступить? Остались немногие, но вы все еще можете спасти их жизни.
– Я не сдался бы, даже если мог, – сказал Бредберн с такой ненавистью и насмешкой, что Эрагон чуть не ударил его. – Я не уступлю тебе, эльф. Я не откажусь от своих людей ради грязных и неестественных существ, таких как ты. Я скорее умру. Не думай, что можешь обмануть меня своими сладкими речами. Я знаю о вашем союзе с ургалами. Я скорее поверю змее, чем человеку объединившемуся с этими чудовищами.
Арья кивнула и поместила свою руку на лицо Бредберна. Она закрыла глаза, и некоторое время и она и Бредберн были неподвижны. Эрагон протянул к ним свой разум и почувствовал поединок воли, который бушевал между ними, поскольку Арья пробивала себе путь через защиту Бредберна в его сознание. Потребовалась еще минута и наконец, она получила контроль над его разумом, и не теряя времени она приступила к поиску и исследованию его воспоминаний, пока она не обнаружила его сущность.
Тогда она заговорила на древнем языке и бросила сложное комплексное заклинание, предназначенное обойти защиту и погрузить Бредберна в объятия сна. Когда она закончила, глаза Бредберна закрылись и он, погрузившись в обморок, со вздохом упал на ее руки.
– Она убила его!- закричал один из охранников, крики страха и возмущения распространились среди мужчин.
Эрагон попытался убедить их что это не так, но услышал звук одной из труб варденов, принесенный с далекого расстояния. Скоро зазвучала другая труба, на этот раз намного ближе, чем первая, и затем, он готов был поклясться, что услышал обрывки слабых, рассеянных приветствий, доносящихся с внутреннего двора.
Озадаченный, он обменялся взглядами с Арьей. Затем они пробежали по кругу, просматривая все ряды окон в стенах комнаты.
Белатона простиралась с запада на юг. Это был большой, преуспевающий город, один из самых больших в Империи. Здания, стоявшие близко к замку, были сложены из камня с черепичными крышами, в то время как стоявшие дальше от него, были построены из леса и глины. Несколько из деревянно-кирпичных зданий загорелись во время борьбы. Дым распространился в воздухе слоем коричневого тумана, от которого слезились глаза и першило горло.
На юго-западе, в миле от стен города, был разбит лагерь варденов: длинные ряды серых шерстяных палаток, окруженные ровными траншеями, несколько ярких шатров, развивающиеся флаги и вымпелы, и разложенные на голой земле, сотни раненных мужчин. Палатки целителей уже были переполнены.
На севере, за доками и складами, раскинулось озеро Леона, обширное пространство воды, усеянное случайными барашками волн.
Высоко над городом вырисовывалась стена черных облаков, которая продвигалась с запада, угрожая окутать его в пределах видимости. Дождь лил как из ведра, молнии мерцали тут и там в глубине туч, а гром грохотал будто разъяренное чудовище.
Но Эрагон нигде не видел объяснения тому волнению, что привлекло его внимание.
Он и Арья подошли к окну, которое находилось над двором. Сапфира, человек и эльф закончили очищать дворовую территорию перед главной башней от камней. Эрагон засвистел, и помахал рукой когда Сапфира обратила свой взгляд к нему. Ее челюсти расплылись в зубастой улыбки, и она пустила струю дыма прямо перед ним.
– Эй! Какие новости? – крикнул Эрагон.
Один из варденов, стоящий на стене замка, поднял руку и указал на восток.
– Губитель Шейдов! Смотри! Коты-оборотни идут! Коты-оборотни идут!
Холодные мурашки поползли по спине Эрагона. Он посмотрел в направлении руки человека на восток и, на этот раз, увидел множество маленьких, призрачных фигур выходящих из-за холма в нескольких милях от них, на другой стороне реки Джиет. Некоторые фигуры шли на четырех ногах, а некоторые на двух, но они были слишком далеко, чтобы быть уверенным, что это коты-оборотни…
– Может ли такое быть? – поражённо спросила Арья.
– Я не знаю…Кем бы они ни были, мы узнаем это достаточно скоро.



КОШАЧИЙ КОРОЛЬ

Эрагон стоял на помосте в главном холле сторожевой башни, непосредственно по правую сторону трона Лорда Бредберна, его левая рука лежала на рукояти Брисингра, вложенного в ножны. По другую сторону трона стоял Джормундур – главнокомандующий варденов, держащий свой шлем в изгибе левой руки. Волосы на его висках были с проседью, далее переходя к коричневому цвету, они были заплетены в длинную косу. Выражение его худощавого лица характеризовало его как человека с богатым опытом выжидания чужих действий. Эрагон приметил тонкую красную струйку, сбегающую вдоль правого нарукавника Джормундура, но он ни разу не подал ни малейшего признака боли.
Между ними восседала Насуада в великолепном желто-зеленом платье, которое она надела всего пару минут назад, сменив военное одеяние на одежду, более подходящую для управление государством. Она тоже была ранена во время битвы, о чем свидетельствовала перевязь на ее левой руке.
Тихим голосом, так, чтобы слышали лишь Эрагон и Джормундур, Насуада сказала:
– Если у нас получится хотя бы просто заручиться их поддержкой…
– Но что они захотят взамен? – поинтересовался Джормундур. – Ведь наша казна почти пуста, а будущее сомнительно.
Едва шевеля губами, она произнесла, – Возможно, им от нас ничего не нужно, кроме шанса нанести ответный удар Гальбаториксу. – Она сделала паузу. – Но если нет, то мы должны найти другой способ, помимо золота, убедить их присоединиться к нашим войскам.
– Вы можете предложить им бочки сливок, – сказал Эрагон, вызвав хихиканье Джормундура и легкий смех Насуады.
Их бормотание стихло, так как за приделами парадного зала послышалось звучание трех труб. Тогда паж, с волосами цвета льна и одетый в тунику, сшитую по канонам варденов: белый дракон держащий розу над мечем, направленным вниз, на пурпурном фоне, вошел в открытую дверь на другом конце тронного зала, стукнул об пол церемониальным посохом, который он нес, и звонким мелодичным голосом объявил:
– Его Королевское величество, король котов-оборотней, лорд пустынных мест, Правитель Вечерних Пределов, и тот, кто всегда ходит один, Гримрр Хэлфпоу!
"Странный титул: тот, кто всегда ходит один", – обратился Эрагон к Сапфире.
"Но, мне кажется, справедливо заслуженный", – ответила она, и Эрагон смог ощутить её усмешку, хотя и не мог увидеть, где именно в сторожевой башне она лежала, свернувшись кольцом.
Паж отошел в сторону, и в дверном проеме показался Гримрр Хэлфпоу в человеческом обличье, сопровождаемый четырьмя котами-оборотнями, которые ступали на близком расстоянии позади него своими большими пушистыми лапами. Четверка напоминала Солембума, еще одного кота-оборотня, которого Эрагон видел в зверином обличье: с тяжелыми плечами, подвижные, кроткие, темная шерстка на их шеях и холках, уши украшали кисточки, а сзади виднелись наклоненные вниз хвосты, которыми они грациозно махали из стороны в сторону.
Однако, Гримрр Хэлфпоу не был похож ни на одного человека или существо, которое когда-либо видел Эрагон. Примерно четыре фута ростом, он напоминал гнома, но никто не спутал бы его с гномом или даже человеком. У него был маленький, резкий подбородок, широкие скулы, и, расположенные под необъятными бровями раскосые зеленые глаза, окаймленные, подобными крылу, ресницами. Спереди его взлохмаченные волосы низко спускались на лоб, в то время, как по бокам и сзади, они спадали на плечи, где были гладкими и блестящими, как на загривках его компаньонов. Возраст Гримрра Хэлфпоу оставался загадкой для Эрагона.
Единственной одеждой, которую носил Гримрр, были грубый кожаный жилет и набедренная повязка из шкурок кроликов. Около дюжины черепов птиц, мышей и другой мелкой дичи были подвязаны спереди к жилету, и, когда он шел, они трещали, ударяясь друг о друга. Из-под пояса его набедренной повязки торчал кинжал, вложенный в ножны. Многочисленные шрамы, тонкие и белые, покрывали его орехово-коричневую кожу, подобно царапинам на часто используемом стуле или столе. И, как показывало его имя (Хэлфпоу – половина лапы), у него отсутствовало два пальца на его левой руке, они выглядели так, будто их кто-то откусил.
Несмотря на деликатность его особенностей: не доставшиеся большим трудом жилистые мускулы рук и груди и узость бедер, не было никакого сомнения, что Гримрр был мужчиной. Широким шагом он направился по длинному холлу в направлении Насуады.
Казалось, ни один из котов-оборотней не обращал внимания на людей, выстроившихся с двух сторон их пути, и наблюдавших за ними, пока Гримрр не поравнялся с травницей Анжелой, стоящей рядом с Рораном, которая вязала носок шестью спицами сразу.
Глаза Гримрра сузились, когда он увидел травницу, его волосы слегка зашевелились и вздыбились, тоже произошло и четырьмя его телохранителями. Его губы скривились, обнажая пару белоснежных загнутых клыков, и, к удивлению Эрагона, Гримрр издал короткое громкое шипение.
Анжела отвлеклась от вязания, выражение её лица стало вялым и высокомерным. Кис-кис, – вдруг произнесла она.
На мгновение, Эрагону показалось, что кот-оборотень сейчас нападет на нее. На лице Гримрра появился оскал, его ноздри вздувались, и он продолжал, пристально и молча смотреть на травницу. Другой кот-оборотень прижался к земле, готовясь, напасть. Их уши плотно прижались к их головам.
Повсюду в зале Эрагон услышал звуки скольжения клинков, доставаемых из ножен.
Гримрр зашипел еще раз, но затем отвернулся от травницы и продолжил свой путь. Когда последний кот-оборотень проходил мимо Анжелы, он ловко ударил лапой по свисавшей со спиц травницы пряже, подобно домашнему игривому котенку.
Недоумение Сапфиры было ничуть не меньше замешательства Эрагона.
"Кис-кис?" – переспросила она
Он пожал плечами, забыв, что дракониха не видит его. – "Кто знает, почему Анжела что-либо говорит или делает?"
Наконец, Гримрр подошел к Насуаде. Он остановился и лишь слегка склонил голову, показывая свою независимость, или даже высокомерие, присущее кошкам, драконам и некоторым дамам знатного происхождения.
– Леди Насуада, – сказал он, его голос был удивительно низким, напоминающим скорее гремящий мужской бас, нежели высокий тон мальчика, на которого он был похож.
В свою очередь Насуада склонила свою голову. – Король Хэлфпоу, вардены очень рады видеть Вас и всю вашу расу. Я приношу свои извинения за отсутствия короля Орина, несмотря на его желание, он не смог прибыть сюда, чтобы приветствовать Вас, так как он и его конница сейчас защищают наш западный фланг от войск Гальбаторикса.
– Конечно, леди Насуада, – сказал Гримрр. Его острые клыки сверкали, когда он говорил: – Вы никогда не должны поворачиваться спиной к своему врагу.
– И все-таки, чем мы обязаны этому приятному визиту, ваше высочество? Коты-оборотни всегда были известны своей скрытности и тяге к одиночеству, не говоря уже о старых конфликтах, особенно после падения Всадников. Можно даже сказать, что ваш вид стал большим мифом, чем считался в прошлое столетие. Почему же тогда вы хотите напомнить о себе сейчас?
Гримрр поднял свою правую руку и указал пальцем с когтеподобным ногтем на Эрагона.
– Из-за него, – прорычал кот-оборотень – Один охотник не нападет на другого, пока второй не раскроет свое слабое место, и Гальбаторикс показал нам его: он не убьет Эрагона, губителя шейдов, или Сапфиру Бьяртскулар. Мы долго ждали этого шанса, и мы воспользуемся им. Гальбаторикс научится бояться и ненавидеть нас, и когда всё уже будет предрешено, он осознает силу своей ошибки, что мы были причиной его уничтожения. И месть будет такой же сладкой, как и костный мозг нежного молодого борова.
– Время пришло, человек, пришло для каждого народа, даже для котов-оборотней, настал час, чтобы сплотиться и доказать Гальбаториксу, что наше желание бороться не угасло! Мы присоединимся к вашей армии как добровольные союзники, леди Насуада, и поможем вам достигнуть желанной цели.
Эрагон не мог сказать, о чем думала Насуада, но он сам был впечатлен речью кота-оборотня, так же, как и Сапфира.
– Ваши слова приятно слышать,Ваше Высочество, – произнесла Насуада после небольшой паузы, – Но прежде,чем принять Ваше предложение,я должна получить ответы на некоторые вопросы.
С видом непоколебимого безразличия Гримрр махнул рукой:
– Я согласен.
– Ваша раса была настолько скрытной и неуловимой, что я, надо признать, ни разу не слышала о Вас до этого дня, Ваше Высочество. Фактически, я даже не знала, что у вашей расы есть правитель.
– Я отличаюсь от ваших королей, – сказал Гримрр. – В основном, коты-оборотни предпочитают ходить сами по себе, но даже мы обязаны выбрать правителя, который поведет нас в бой, когда мы вступаем в войну.
– Я вижу. Вы говорите от лица всего вашего вида, или только за тех, кто путешествует с Вами?
Грудь Гримрра вздулась, и от этого его вид, если это было еще возможно, стал еще более самодовольным:
– Я говорю от лица всего моего народа, Леди Насуада. Гримрр мурлыкнул. – Каждый кот-оборотень во всей Алагейзии, который достаточно силен, чтобы сражаться, придет сюда, чтобы защитить тех, кто слаб и беспомощен. Нас мало, но ничто не может сравниться с нашей свирепостью в сражении. Так-же я могу управлять полукровками, хотя я и не могу говорить с ними, ибо они столь-же молчаливы, как и другие животные, но они сделают то, о чем мы их попросим.
– Полукровками? – удивилась Насуада.
– Теми, кто не может поменять свой облик, как это делаем мы. Вы называете их кошками.
– И они подчиняются вам?
– Да, они восхищаются нами, это естественно.
"Если то, что он говорит – правда, то коты-оборотни стали бы невероятно ценными союзниками", – передал Эрагон Сапфире.
– Но что Вы желаете в обмен на свою помощь, король Хэлфпоу? – спросила Насуада,она поглядела на Эрагона и улыбнулась,затем добавила, – Мы можем предложить вам так много сливок, сколько вы захотите, в остальном наши силы скованы. Если ваши воины ожидают оплаты за свои труды, то боюсь они будут сильно разочарованы.
– Сливки – для котят. Золото тоже не интересует нас, – произнес Гримрр. Пока он говорил, он поднял свою правую руку и посмотрел на когти задумчивым пристальным взглядом. – Наши условия таковы: каждый из нас получит кинжал, чтобы бороться, если свой уже потерян, каждый из нас получит по два комплекта брони, выкованной специально для нас: один для человеческого обличья, другой – для кошачьего. Нам не нужно ничего типа палаток, одеял, тарелок или ложек. Каждому из нас должно быть обещано по утке, гусю, цыпленку, или другой домашней птице в день. И в любое время суток давать по куску свежей печени, и, даже если мы не будем хотеть есть, эта пища должна быть отложенной для нас. И еще, если мы выиграем эту войну, кто бы потом ни становился вашим следующим королем, или утверждал бы, что власть принадлежит ему, он всегда обязан держать взбитую подушку на почетном месте рядом с троном, чтобы один из котов-оборотней мог присутствовать там в любое время, если пожелает.
– Вы торгуетесь подобно политику-гному, – сказала Насуада.Она наклонилась к Джормундуру, и Эрагон услышал ее шепот, – У нас достаточно печени, чтобы прокормить их всех?
– Я думаю да, – спокойным голосом ответил Джормундур. – Но это будет зависеть от размера порции.
Насуада выпрямилась на троне:
– Два набора брони – это слишком много, король Хэлфпоу, Вашим воинам придется решить – хотят они сражаться как коты или как люди, я не в состоянии снарядить их двумя комплектами брони.
Эрагон был уверен, что если бы у Гримрра был хвост, то он резко дернул бы им из стороны в сторону. Но так как его не было, кот-оборотень просто поменял позу, приняв такую, в которой можно было бы простоять не двигаясь достаточно долго.
– Хорошо, леди Насуада.
– Есть еще одна вещь. Убийцы и шпионы Гальбаторикса скрываются повсюду, поэтому одним из условий присоединения к варденом будет таково: Вы должны позволить одному из наших магов и изучать Ваши воспоминания, таким образом, мы убедимся в том, что Вы никак не связаны с Гальбаториксом.
Гримрр шумно вздохнул:
– А вы не так-то глупы. Если среди Вас есть кто-либо достаточно храбрый, чтобы читать наши мысли, то мы позволим ему сделать это, но только не ей, – и он повернулся в сторону Анжелы. – Ей – никогда.
Насуада колебалась. Эрагон смог почувствовать, что она хочет спросить, почему Гримрр решил именно так:
– Да будет так. Я пошлю за магами немедленно, чтобы мы решили этот вопрос прямо сейчас. В зависимости от того, что они найдут – если не обнаружиться ничего неблагоприятного, я обещаю, что сделаю все, чтобы создать альянс между варденами и котами-оборотнями, Король Хэлфпоу.
После её слов все люди в зале, включая Анжелу, заулыбались и зааплодировали. Даже эльфы выглядели довольными.
Однако, коты-оборотни никак не прореагировали, только, раздосадованные шумом, прижали свои уши.



ПОСЛЕДСТВИЯ

Эрагон застонал и откинулся на Сапфиру. Упершись руками в колени, он заскользил вниз по ее неровной чешуе, пока не опустился на землю, затем вытянул ноги перед собой.
– Я голоден! – воскликнул он.
Они находились во внутреннем дворе замка, в стороне и от людей, трудившихся по расчистке завалов, укладывавших камни и трупы на телеги, и от людей, снующих взад-вперёд из поврежденного здания, большинство из которых после присутствия на приёме Насуады Короля Хэлфпоу, теперь спешили по своим собственным делам. Рядом с ними, сторожа любую опасность, находились Блёдхгарм и четыре других эльфа.
– Эй! – крикнул кто-то.
Эрагон поднял голову и увидел Рорана, идущего к нему из крепости. Анжела шла следом в нескольких шагах позади, пряжа развивалась по воздуху, когда она побежала, стараясь идти в ногу с его большими шагами.
– Куда ты теперь? – спросил Эрагон, когда Роран остановился перед ним.
– Помочь защитить город и организовать заключенных.
– Ах… – Пристальный взгляд Эрагона пробежал по оживленному внутреннему двору прежде, чем вернуться на избитое лицо Рорана. – Ты хорошо сражался.
– Ты тоже.
Эрагон перевел свое внимание на Анджелу, которая опять вязала, ее пальцы перемещались так быстро, что он не успевал следить за тем, что она делала. – Чик-чирик? – спросил он.
Озорное выражение промелькнуло на ее лице, и она потрясла головой, густые кудри ее при этом подпрыгнули. – Расскажу об этом в другой раз.
Эрагон не стал возражать, он и не ожидал что она что-то объяснит. Она редко это делала.
– А ты, – сказал Роран, – куда ты идешь?
"Мы собираемся подкрепиться", – сказала Сапфира, и подтолкнула Эрагона своей мордой, её дыхание согрело его, когда она выдохнула.
Роран кивнул.
– Звучит отлично. Увидимся позже в лагере. – И, собираясь уйти, добавил, – И передай Катрине как сильно я люблю ее.
Анджела свернула свое вязание в стеганую сумку, которая висела у нее на поясе.
– Пожалуй я тоже пойду. В палатке у меня варится зелье, за которым я должна следить, а также мне нужно разыскать одного кота оборотня.
– Гримрра?
– Нет-нет, моего старого друга – мать Солембума. Конечно, если она еще жива. Надеюсь, что это так, – она поднесла руку ко лбу, прочертила круг большим и указательным пальцами, и произнесла чрезмерно веселым голосом, – Увидимся! – и поплыла прочь с этими словами.
"Полезай ко мне на спину", – сказала Сапфира и поднялась на ноги, оставив Эрагона без опоры.
Он поднялся в седло в основание ее шеи, и Сапфира расправила свои массивные крылья с мягким, сухим звуком кожи, трущуюся об кожу. Движение создало порыв тихого ветра, которые распространился как рябь по водоему. Во всем внутреннем дворе люди обернулись, чтобы взглянуть на нее.
Поскольку Сапфира подняла свои крылья вверх, Эрагон мог видеть паутину багрянистых вен, которые пульсировали там, и каждая становилась полым следом червя, когда поток крови спадал между ударами ее могучего сердца.
Затем с толчком мир повернулся вокруг Эрагона, поскольку Сапфира прыгнула с земли внутреннего двора на стену замка, где она одно мгновение балансировала на зубцах и крошила в пыль камни между своими когтями. Он схватил шип на шее перед ним, чтобы закрепить себя в седле.
Мир повернулся снова, так как Сапфира оторвалась от стены. Резкий вкус и запах напали на Эрагона, и его глаза прослезились, когда Сапфира прорывалась сквозь толстый слой дыма, который навис над Белатоной как одеяло зла, гнева, и горя.
Сапфира с трудом дважды взмахнула, и затем они поднялись из дыма на свет, и взлетели над усеянными огнем улицами города. Расправив крылья, Сапфира парила по кругу, позволяя теплому воздуху снизу поднимать ее выше.
Усталый, Эрагон наслаждался великолепием открывшегося вида: рычащий шторм, который собирался проглотить всю Белатону, пылал яркими белыми цветами у самого края города, в то время как в дали вспышки молнии пронзали чернильные тени в которых не было видно ничего из их содержания. В другом месте было мерцающее озеро и сотни небольших, зеленых ферм и этот пейзаж также захватывал его внимание, но ни один вид не был столь внушителен как гора облаков.
Как всегда, Эрагон чувствовал себя особенным, так как имел возможность смотреть на мир с таких высот, ибо он знал, как мало людей когда-либо имели шанс полетать на драконе.
С небольшим наклоном крыла Сапфира начал скользить вниз к рядами серых палаток, которые состояли в лагере варденов.
Сильный ветер дул с запада, предвещая неизбежное прибытие шторма. Эрагон сгорбился и посильнее схватился за шип на ее шее. Он видел, как глянцевая рябь мчалась по полю под ним, как клонились стебли под возрастающей силой бури. Колышущаяся трава напоминала ему мех великого зеленого зверя.
Лошадь испуганно заржала, когда Сапфира подлетела к площадке между рядами палаток, предназначенной для нее. Эрагон сгруппировался в седле, так как Сапфира сложила свои крылья, и медленно спускалась к земле. Толчок при приземлении едва не выбил Эрагона из седла.
"Извини, – сказала она, – Я старалась приземлиться так мягко, как только могла".
"Я знаю."
Как раз когда Эрагон спешивался, он заметил, что Катрина спешит к нему. Ее длинные темно-рыжие волосы закручивались вокруг ее лица, когда она шла через поляну, и порывы ветра проявляли выпуклость ее растущего живота сквозь слои платья.
– Какие новости?- спросила она, беспокойство запечатлелось в каждой линии ее лица.
– Ты слышала про котов-оборотней…?
Она кивнула.
– Других важных новостей нет. Роран в порядке, и просил передать, что любит тебя.
Выражение ее лица смягчилось, но беспокойство не исчезло полностью. – Он точно в порядке? – она дотронулась кольца, которое носила на безымянном пальце левой руки, одно из двух колец, которые Эрагон зачаровал для нее и Рорана, чтобы они могли знать, если один или другой находится в опасности. – Я что-то почувствовала около часа назад, и я боялась, что…
Эрагон покачал головой.
– Роран сможет рассказать тебе об этом. Он получил несколько синяков и ушибов, но, кроме этого, он в прекрасной форме. Правда, испугал меня до полусмерти.
Катрина смотрела теперь с большей озабоченностью. Затем, с видимым усилием, она улыбнулась.
– По крайней мере, вы в безопасности. Вы оба.
Они расстались, и Эрагон и Сапфира добрались до одной из беспорядочной вереницы палаток поближе к костру варденов. Там они хорошенько налегли на мясо и мед, в то время как ветер выл вокруг них, и волны дождя с хлюпаньем били по ткани палатки.
Когда Эрагон впился зубами в кусок жареной свинины, Сапфира спросила, – "Действительно вкусно?"
– Ммм, – ответил Эрагон, и ручеек сока потек по его подбородку.



ВОСПОМИНАНИЯ МЕРТВЫХ

Гальбаторикс сумасшедший и, следовательно, непредсказуем, но у него есть пробелы в рассуждениях, которых у что обычного человека не будет. Если вы сможете найти их, Эрагон, то, возможно, ты и Сапфира сможете победить его."
Бром опустил трубку, лицо его было мрачным. "Я надеюсь, что вы сделаете это. Мое самое большое желание, Эрагон, что ты и Сапфира будете жить долгой и плодотворной жизнью, свободной от страха и империи Гальбаторикса. Я желаю, чтобы я мог защитить вас от всех опасностей, которые угрожают вам, но, увы, это не в моих силах. Все что я могу сделать, это дать тебе мой совет и учить тебя, тому что могу, сейчас, пока я все еще здесь… Мой сын. Что бы ни случилось с тобой, знай, что я люблю тебя, так же как твоя мать. Звезды могут следить за тобой, Эрагон сын Брома.
Эрагон открыл глаза, так как воспоминание исчезло. Над ним висел потолок палатки, наполненный водой,собравшейся во время прошедшей непогодой. Капля воды упала на его правое бедро, впиталась в леггинсы, охлаждая кожу. Он знал, что надо поправить палатку, но не хотел двигаться.
"И Бром никогда не говорил с тобой о Муртаге? Он никогда не говорил тебе, что Муртаг и я были сводные братья?"
Сапфира, которая свернулась калачиком снаружи палатки, сказала: – "Даже если ты будешь спрашивать снова и снова, это не изменит моего ответа."
"Почему бы и нет? Почему он не рассказал? Он должен был знать о Муртаге. Он не мог не знать."
Сапфира ответила не сразу:- "У Брома были свои причины для этого, но я предполагаю, он думал, что наиболее важно сказать тебе, как он заботился о тебе, и передать тебе все знания, что он мог, чем тратить время на разговоры о Муртаге."
"Он мог хотя бы предупредить меня! Несколько слов было бы достаточно."
"Я не могу с уверенностью сказать, что двигало им, Эрагон. Ты должен понять, что есть некоторые вопросы о Броме, на которые ты никогда не найдешь ответа. Верь в его любовь к тебе, и не позволяй сомнениям мешать тебе.
Эрагон приложил свои большие пальцы друг к другу. Он разместил их рядом, чтобы лучше сравнить их. У его левого большого пальца было больше морщин на втором суставе, чем на правом, в то время как у его правого был маленький, рваный шрам, происхождение которого он не мог вспомнить, хотя это, должно быть, произошло начиная с Агэти Блёдрен, Праздник Клятвы Крови.
"Спасибо", – сказал он Сапфире. Через нее он смотрел и слушал сообщение Брома три раза, начиная с падения Фейнстера, и каждый раз он замечал некоторую деталь речи Брома или движение, которое ранее ускользали от него. Эти знания успокоили и удовлетворили его, ибо исполнилось его желание, которое преследовало всю его жизнь: знать имя отца и знать, что его отец заботился о нем.
Сапфира встретила его благодарность с теплым чувством привязанности.
Хотя Эрагон поел и отдыхал всего около часа, его усталость немного уменьшилась. Он даже не ожидал такого. Он знал из опыта, что нужны недели, чтобы оправиться после тяжелого сражения. Так как вардены направились к Урубаену, то у каждого человека в армии становилось все меньше времени на лечение между битвами. Война утомит их, к тому времени как они, истекающие кровью, разбитые, и едва способные сражаться, столкнутся с Гальбаториксом, который ждет их в легкости и спокойствии.
Он старался не думать об этом слишком много.
Другая капля воды ударила его ногу, холодно и сильно. Раздраженный, он опустил ноги с края постели и сел вертикально, затем перешел к голому участку грязи в одном углу и стал на колени рядом с ним.
– Делуа шарьялви! – сказал он, так же как и несколько других фраз на древнем языке, которые были необходимы, чтобы обезвредить ловушки, которые он поставил в предыдущий день.
Грязь начала бурлить как закипающая вода, и из поднявшегося фонтана земли, насекомых, и червей, появился кованый сундук полтора фута в длине. Потянувшись, Эрагон схватил сундук и вынул его из земли. Земля снова стала спокойной.
Он установил сундук на теперь твердой грязи. – Ладрин, – шептал он, и махнул рукой над замком без замочной скважины, который был заперт на засов. Он с щелчком открылся.
Слабое золотое сияние заполнило палатку, когда он поднял крышку сундука.
Расположенное в безопасном сундуке с бархатной подкладкой, лежало Элдунари Глаэдра, драконье сердце сердец. Большое, подобное драгоценному камню Элдунари мрачно блестело, как тлеющие, затухающие угольки. Эрагон взял Элдунари в руки и посмотрел в его пульсирующую глубину. Плеяда крошечных звезд в центре камне двигалась медленнее, чем тогда, когда Эрагон впервые увидел его в Элесмере, когда Глаэдр изрыгнул его из своего тела и отдал на хранение Эрагону и Сапфире.
Как всегда, вид очаровал Эрагона; он мог бы наблюдать за этим вечно.
"Мы должны попробовать еще раз", – сказала Сапфира, и он согласился.
Вместе они направили свои мысли в сторону далеких огней, моря звезд, представленного в сознании Глаэдра. Они плыли через холод и тьму, когда гнев, отчаяние и равнодушие стали такими безграничными и огромными, что истощило их желание делать хоть что-нибудь, кроме как остановиться и плакать.
"Глаэдр…Элда", – кричали они снова и снова, но ни ответа, ни реакции не последовало.
Наконец, они ушли, не выдержав более огромного веса страданий Глаэдра.
Когда он вернулся в себя, Эрагон услышал, что кто-то стучит в передней полог его палатки, а затем он услышал голос Арьи, – Эрагон? Могу я войти?
Он вздохнул и заморгал глазами, чтобы прояснить зрение.
– Конечно.
Тусклый серый свет облачного неба упал на него, когда Арья откинула входной полог. Он почувствовал внезапную боль, когда его глаза встретились с ее – зелеными, раскосые и не читаемые – и боль тоски наполнила его.
– Есть успехи? – спросила она, и села на колени возле него. Она уже сняла доспехи и была одета в черную кожаную рубаху, брюки и сапоги, как тогда, когда Эрагон спас ее из Гиллида. Её волосы были влажные после мытья, длинные и тяжелые они ниспадали ей на спину. Арья пахла хвоей, как и всегда, и Эрагон задумался, использует ли она заклинание, чтобы создать аромат, или она пахнет так обычно. Он хотел спросить ее, но не посмел.
В ответ он покачал головой.
– Позволишь? – Она указала на сердце сердец Глаэдра.
Он отошел в сторону. – Пожалуйста.
Арья положила руки по обе стороны от Элдунари, а затем закрыла глаза. Пока она сидела, он воспользовался возможностью, чтобы изучить ее открыто и свободно, что было бы невозможно в другом случае. В каждой мелочи, она казалась воплощением красоты, хотя он знал, что другой может сказать, что ее нос был слишком длинный, или лицо слишком угловатым, или уши слишком заостренные, или руки слишком мускулистые.
С резким вдохом, Арья отдернула руки подальше от сердца сердец, как-будто оно обожгло ее. Потом она склонила голову, и Эрагон увидел что ее подбородок очень слабо дрожит.
– Он является самым несчастным существом которое я когда-либо встречала… Я думаю мы могли бы помочь ему. Я не думаю, что он способен найти выход из своей темноты.
– Как ты думаешь… – Эрагон колебался, не желая высказывать свои подозрения, но затем продолжил:
– Ты думаешь, он сойдет с ума?
– Возможно, он уже сошел. Если нет, то он на самом пороге безумия.
Скорбь накрыла Эрагона, когда они оба посмотрели на золотой камень.
Когда, наконец, он был в состоянии заставить себя говорить снова, он спросил:
– Где Доусдаерт?
– Спрятала в моей палатке, также как ты спрятал Элдунари Глаэрда в своей. Я могу принести его сюда, если хочешь, или я могу продолжать защищать его, пока тебе это нужно.
– Храни его. Я не могу носить его с собой, иначе Гальбаторикс может узнать о его существовании. Кроме того, было бы глупо хранить так много сокровищ в одном месте.
Она кивнула.
Боль в душе Эрагона усилилась.
– Арья, я… – Он остановился, поскольку Сапфира увидела одного из сыновей кузнеца Хорста – Олбриха, бегущего к палатке, хотя было трудно отличить его от его брата, Болдора, из-за искажений в видении Сапфиры. Прерывание умерило пыл Эрагона, поскольку он не знал точно, что собирался сказать.
– Кто-то идет, – объявил он, и закрыл крышку сундука.
Громкие, мокрые шаги звучали в грязи на улице. Затем Олбрих, ибо это был Олбрих, закричал:
– Эрагон! Эрагон!
– Что!
– Роды начались! Отец послал меня сказать тебе и спросить, не останешься ли ты с ним, в случае непредвиденных осложнений; твои навыки врачевания помогли бы. Пожалуйста, если можешь…
Чтобы еще он ни сказал, Эрагон уже не слышал, он схватился за грудь. Потом он накинул плащ на плечи и возился с застежкой, когда Арья дотронулась до его руки и спросила: – Могу я пойти с тобой? У меня есть некоторый опыт в этом. Если твои люди позволят мне, я могу облегчить ее роды.
Эрагон даже не стал раздумывать. Он жестом указал в сторону входа



ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?

Грязь тянулась за сапогами Рорана каждый раз, когда он поднимал ноги, замедляя его продвижение и заставляя его и так уставшие ноги гореть от усилий. Ему казалось, что земля хочет снять с него ботинки. Кроме того, грязь была еще и скользкой. Она разъезжалась под каблуками в неподходящие моменты, как раз тогда, когда его устойчивость была под угрозой. Также было глубоко. Постоянное передвижение людей, животных, повозок превратили верхние шесть дюймов земли в почти непроходимую трясину. Несколько клочков земли осталось по краям дороги, которая вела к лагерю варденов, но Роран подозревал, что и они скоро исчезнут, поскольку все пытались избежать центра дороги.
Роран не пытался обойти грязь; он больше не заботился, чтобы его одежда оставалась чистой. Кроме того, он был так измучен, что было легче идти прямо, чем постоянно переступать с одного клочка травы на другой.
Во время своего продвижения, Роран думал о Белатоне. После аудиенции у Насуады Роран отстраивал командный пункт на северо-западе города, устанавливал контроль над тушением пожаров, постройкой баррикад на улицах, поиском домов для солдат и конфисковывал оружие. Это была огромная задача, и он не надеялся на успех, опасаясь, что город может снова стать полем для боя. – "Я надеюсь, что эти идиоты сделают все за одну ночь, и постараются не умереть".
Его левая сторона груди пульсировала, заставляя его дышать ртом.
"Проклятые трусы".
Кто-то выстрелил в него из арбалета с крыши здания. Только случай спас его: один из его людей, Мортенсон, заслонил его собой. Болт ударил его в спину и вышел через живот, но сила выстрела была такой, что болт оставил Рорану синяк. Мортенсон умер на месте, а стрелявший скрылся.
Пятью минутами позже, какой-то взрыв, судя по всему магический, убил двух его людей в тот момент, когда они заходили в конюшню, желая проверить шум внутри.
Роран сделал вывод, что такого рода нападения были распространены по всему городу. Без сомнения, агенты Гальбаторикса стояли за многими из них, но жители Белатоны также были ответственны за это – мужчины и женщины, которые не могли бездействовать, пока армия захватывала контроль над их домами, не зависимо от того, какие намерения были у варденов. Роран сочувствовал людям, которые чувствовали, что они обязаны защитить свои семьи, но в тоже время, он проклинал их за то, что они не могли понять, что вардены пытаются помочь им, а не вредить.
Он почесал бороду в ожидание, пока гном, тянущий тяжело нагруженных пони, не прошел, а затем продолжил свой путь.
Когда он приблизился к их палатке, он увидел, что Катрина стояла у корыта с горячей, мыльной водой, стирая запачканные кровью бинты о стиральную доску. Ее рукава были завернуты до локтей, ее волосы перетягивала грязная повязка, а ее щеки зарумянились от работы, но она никогда не выглядела настолько красивой. Она была его утешением – его отдыхом и его убежищем – и только видя ее помогло ослабить чувство растерянности, которое захватило его.
Она заметила его, и немедленно оставила стирку, и бежала к нему, вытирая свои розовые руки о подол платья. Роран напрягся, когда она бросилась к нему, и обвила свои руки вокруг его груди. Его левая сторона отозвалась болью, и он издал короткий стон.
Катрина ослабила хватку, и отклонилась от него, хмурясь. – Ох! Я причинила тебе боль?
– Нет, нет. Я немного ушибся.
Она не расспрашивала его, только снова обняла его, более мягко, и посмотрела на него своими глазами, блестящими от слез. Держа ее за талию, он нагнулся и поцеловал ее, невыразимо благодарный за ее присутствие.
Катрина положила его левую руку к себе на плечи, и он позволил ей поддерживать часть своего веса, когда они возвращались к их палатке. Со вздохом Роран сел на пень, используемый как стул, который Катрина поставила рядом с маленьким очагом, который она развела, чтобы нагреть котелок с водой и на котором теперь кипел горшок тушеного мяса.
Катрина наполнила тарелку тушеным мясом и вручила ее ему. Потом, из глубины палатки, она принесла ему кружку пива и поднос с половиной ломтя хлеба и клином сыра.
– Есть ли что-либо еще, в чем ты нуждаешься? – спросила она, ее голос был необычно хриплый.
Роран не ответил, но погладил дважды ее щеку своим большим пальцем. Она улыбнулась дрожа и положила руку на его, и затем возвратилась к корыту и начала стирать с новой энергией.
Роран смотрел на еду в течение долгого времени прежде, чем съел первую ложку; он устал, и сомневался, что мог переварить пищу. После нескольких кусков хлеба, все-таки его аппетит возвратился, и он начал с рвением поедать тушеное мясо.
Когда он поел, он положил миску на землю и сел, согревая руки над огнем и допивая последние глотки пива.
– Мы услышали грохот, когда ворота рухнули, – сказала Катрина, выжимая бинты. – Они не долго продержались.
– Нет…полезно иметь дракона в союзниках.
Роран смотрел на ее живот, пока она развешивала повязки на импровизированную веревку для белья, натянутую от верхушки их палатки и до верхушки соседней. Всякий раз, когда он думал о ребенке, которого она ждет, об их общем ребенке, он чувствовал необычайное чувство гордости, но в нем присутствовала и толика тревоги, потому что он не знал, как ему обеспечить безопасный дом ребенку. Кроме того, если война не закончится к тому времени, как она родит, она оставит его и пойдет в Сурду, где она сможет воспитать ребенка в относительной безопасности.
"Я не могу потерять её ещё раз."
Катрина погрузила другую повязку в ванну. – Городская битва, – спросила она, вспенивая воду. – Как она прошла?
– Мы должны были бороться за каждый метр. Даже Эрагону было тяжело.
– Раненый говорил о баллистах, движущихся на колёсах.
– Да. – Роран смочил горло пивом, а затем быстро описал, как вардены переехали через Белатону, и с какими трудностями они столкнулись на этом пути. – Мы потеряли слишком много людей сегодня, но могло быть и хуже. Гораздо хуже. Джормундур и капитан Мартленд хорошо планируют атаку.
– Их план не будет работать, если не будет тебя и Эрагона. Вы проявили себя наиболее мужественно.
Роран издал короткий смешок:
– Ха! А знаешь, почему? Я скажу тебе. Ни один человек из десяти на самом деле не готов напасть на врага. Эрагон не видит этого, он всегда на передовой, но это вижу я. Большинство мужчин пятятся, и не борются, если они не загнаны в угол. Или они машут руками, и создают много шума, но на самом деле не делают ничего.
Катрина посмотрела в ужасе.
– Как такое может быть? Неужели они все трусы?
– Я не знаю. Я думаю… Я думаю, что, может быть, они просто не могут заставить себя посмотреть человеку в лицо, и убить его, хотя кажется, для них достаточно легко убивать солдат, обращённых к ним спиной. Так они ждут, что другие сделают то, чего они не могут. Они ждут людей, подобных мне.
– Как ты думаешь, люди Гальбаторикса тоже идут в бой неохотно?
Роран пожал плечами.
– Может быть. Но у них нет выбора, кроме как подчиниться Гальбаториксу. Если он приказывает им сражаться, они сражаются.
– Насуада могла бы сделать то же самое. Она могла бы приказать своим магам сделать так, чтобы никто не уклонялся от своих обязанностей.
– Но какая тогда разница будет между ней и Гальбаториксом? В любом случае, вардены это не одобрят.
Катрина прекратила свою стирку, чтобы подойти и поцеловать его в лоб.
– Я рада, что ты можешь делать то, что делаешь, – прошептала она. Она вернулась к тазику и начала тереть другую полоску грязного белья о стиральную доску. – Я почувствовала что-то раньше… кольцо…Я подумала, что возможно что-то случилось с тобой.
– Я был в гуще сражения. И не удивительно, что ты ощущала эту боль время от времени.
Она остановилась, оставив свои руки в воде:
– Я не ощущала подобного раньше.
Он осушил кружку эля, стремясь отсрочить неизбежное. Он надеялся избавить ее от подробностей своей неудачи в замке, но было видно, что она не успокоится, пока не узнает правду. Попытка убедить ее привела бы к еще худшим событиям, чем те, которые произошли. Тем более, было бессмысленно о чем не рассказать, потому что новости скоро будут известны всем варденам.
Поэтому он сказал ей. Он рассказал ей о немногом, пытаясь сделать менее значительным крах стены, чуть не убившей его. Тем не менее, ему было трудно все это описать, и он говорил сбивчиво, пытаясь подобрать правильные слова. Когда он закончил, он замолчал, растревоженный воспоминанием.
– По крайней мере, ты не ранен, – сказала Катрина.
Он поранил губу кружкой. – Нет.
Шум выливаемой воды исчез, и он почувствовал ее тяжелый взгляд на себе.
– Вы столкнулись с более большой опасностью, чем раньше.
– Да… я полагаю.
Ее голос смягчился. – Что произошло потом? – Когда он не ответил, она спросила, – Нет ничего такого, о чем ты мне не мог бы рассказать, Роран. Ты знаешь это.
Он поранил кончик правого большого пальца, когда снова взял кружку. Он потер раненый участок об указательный палец несколько раз. – Я думал, что умру, когда стена упала.
– Любой мог подумать.
– Да, но дело в том, что я не возражал. – Он посмотрел на нее мучительно. – Неужели ты не понимаешь? Я сдался. Когда я понял, что я не сбегу, я сдался так послушно, как ягненок, которого ведут на бойню, и я… – Замолчав, он уронил кружку и спрятал лицо в ладонях. Из-за отека в горле было трудно дышать. Потом он почувствовал легкое прикосновение рук Катрины на плече. – Я сдался, – прорычал он, испытывая ярость и отвращение к самому себе. – Я просто прекратил бороться… за тебя… за нашего ребенка. – Он подавился словами.
– Шшш, шшш, – прошептала она.
– Я никогда не сдавался прежде. Ни разу…даже, когда раззаки украли тебя.
– Я знаю, ты не сдался.
– Это битва должна закончиться. Это не может больше продолжаться…я не могу…я… – Он поднял голову и был напуган тем, что она тоже плачет. Стоя, он обнял ее и прижал к себе. – Мне жаль, -воскликнул он. – Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль… этого больше не произойдет. Никогда. Я обещаю.
– Меня не волнует это, м сказала она, ее голоса было не разобрать из-за его плеча.
Ее ответ обжег его. – Я знаю, я был слаб, но мое слово по-прежнему должно что-то значить для тебя.
– Я не это имела ввиду! – воскликнула она, и отодвинулась дальше, чтобы осуждающе посмотреть на него. – Ты иногда такой идиот, Роран.
Он мягко улыбнулся. – Я знаю.
Она обняла его за шею. – Я никогда не буду думать о тебе хуже, независимо, что ты чувствовал, когда рухнула стена. Все что имеет значение, это то, что ты еще жив… Существовало ли что-то, что бы ты смог сделать, когда рухнула стена, а?
Он покачал головой.
– Тогда ты не должен стыдиться. Если ты смог бы остановить это, или у тебя была бы возможность сбежать, но ты не воспользовался ее, то ты потерял бы мое уважение. Но ты сделал все что смог, и когда ты ничего не смог сделать больше, ты примирился со своей судьбой, и ты не ругался с ней. Это мудрость, не слабость.
Он наклонился и поцеловал ее в бровь. – Спасибо.
– И, насколько мне известно, ты храбрейший, сильнейший, добрейший человек во всей Алагейзии.
На этот раз он поцеловал ее в губы. Потом, она засмеялась, коротким, быстрым освобождением от накопившегося напряжения, и они стояли, покачиваясь вместе, как будто танцуют под мелодию, которую только они могли слышать.
Затем Катрина игриво оттолкнула его и пошла закончить стирку, а он уселся на пенек, довольный в первый раз после битвы, не смотря на многочисленные ранения.
Роран наблюдал за воинами, лошадьми, случайным гномом или сильным ургалом проходящими мимо их палатки, отмечая их раны и состояние их оружия и брони. Он попытался измерить общее настроение варденов; единственный вывод, который он сделал, состоял в том, что все, кроме ургалов нуждались в хорошем сне и приличной еде, и что всех, особенно ургалов, нужно было отмывать с головы до пят щеткой для борова и ведрами мыльной воды.
Он также наблюдал за Катриной, и он видел, как она работала, ее сперва хорошее настроение постепенно исчезло, и она становилась все более раздражительной. Она продолжала тереть и тереть несколько пятен, но без особого успеха. Хмурясь, она начала что-то разочарованно бормотать.
Наконец, когда она бросила комок ткани на стиральную доску, расплескав пенистую воду на несколько футов в воздух, и облокотилась на корыто, сжав плотно губы, Роран поднялся с пня и подошел к ней.
– Давай я, – сказал он.
– Это будет не уместно, – пробормотала она.
– Ерунда. Пойди сядь, я закончу.
Она покачала головой. – Нет. Это ты должен отдыхать, а не я. Кроме того, это не мужская работа.
Он фыркнул от смеха.
– Это согласно чьему закону? Работа, мужская или женская, является потребностью любого человека, которую нужно сделать. Иди сядь, ты будешь чувствовать себя лучше если не будешь стоять на ногах.
– Роран, я в порядке.
– Не глупи. – Он нежно пытался оттолкнуть ее от корыта, но она отказалась сдвинуться с места.
– Это неправильно, – возразила она. – Что люди подумают? Она указала на мужчин спешащих по грязному переулку рядом с их палаткой.
– Они могут думать, что хотят. Я женился на тебе, а не они. Если они считают, что я менее мужественный из-за того, что помогаю тебе, то они дураки.
– Но…
– Но ничего. Иди. Уходи отсюда.
– Но…
– Я не собираюсь спорить. Если ты не сядешь, я отнесу тебя туда и привяжу к тому пню.
Ее ошеломленный вид сменился недовольством.
– Вот как?
– Да. Теперь иди! – зашумел он от раздражения, когда она неохотно уступила свое место у корыта. – Упрямая, не так ли?
– Говори за себя. Ты мог бы учить мула упорству.
– Не я. Я не упрям. – Расстегнув пояс, он снял кольчугу и повесил ее на передний столб палатки, затем стянул перчатки и засучил рукава рубахи. Воздух холодил его кожу, и белье было все еще холодным – так как лежало на стиральной доске – но он не возражал, потому что вода была теплой, и скоро ткань согрелась. Пенистые переливающиеся пузырки появились вокруг его запястий, поскольку он растянул ткань на всю длину доски.
Он огляделся и обрадовался, увидев, что Катрина отдыхает на пне, по крайней мере на столько, на сколько можно отдохнуть на столь твердом сидении.
– Хочешь ромашкового чая? – спросила она. – Гертруда принесла мне свежих ромашек сегодня. Я могу сделать чаю для нас обоих.
– С удовольствием.
Наступило дружелюбное молчание, когда Роран продолжил стирать оставшееся белье. Работа перевела его в хорошее настроение. Он любил делать что-то руками, не размахивая молотом, а близость Катрины создала для него чувство глубокого удовлетворения.
Он почти закончил выжимать последнюю вещь, а его недавно налитый чай ждал его рядом с Катриной, когда кто-то прокричал их имена. Рорану потребовалось время, чтобы понять, что это был Балдор, бегущий к ним через грязь, переплетающуюся между мужчинами и лошадями. Он носил изъеденный кожаный передник и тяжелые, перчатки длиной до локтя, которые были измазаны сажей и так изношены, что пальцы были столь же твердыми, гладкими и блестящими, как полированные раковины черепахи. Кусок оторванной кожи сдерживал его темные, косматые волосы, и хмурые морщинки на его лбу. Балдор был меньше чем его отец, Хорст, и его старший брат, Олбрих, но сравнивая с кем-то другим, он был крупным и хорошо мускулистым – результат того, что он провел детство, помогая Хорсту в его кузнице. Ни один из них троих не сражался в тот день – квалифицированные кузнецы были обычно слишком ценны, чтобы рисковать ими в сражении – хотя Рорану было жаль, что Насауда не позволила им сражаться, поскольку они были способными воинами, и Роран знал, что он мог рассчитывать на них даже при самых страшных обстоятельствах.
Роран положил белье, размышляя что могло случится. Катрина встала с пня, и подошла к нему.
Когда Балдор достиг их, они подождали несколько секунд пока он отдышится. После чего, в спешке, он сказал:
– Идите быстрее. У матери начались схватки и…
– Где она? – резко просила Катрина.
– В нашей палатке.
Она кивнула. – Мы будем там настолько быстро, насколько сможем.
С благодарностью на лице, Балдор повернулся и побежал прочь.
Как только Катрина вернулась в их палатку, Роран вылил содержимое тазика в огонь, затушив его. Поленья зашипели и затрещали от воды, и облако пара взметнулось, вместо дыма, наполняя воздух неприятным запахом.
Страх и волнение подстегивали Рорана, заставляя двигаться быстрее. – "Надеюсь, она не умрет." – думал он, вспоминая разговор среди женщин о слишком длинных сроках беременности в ее возрасте. Ведь Элайн всегда была добра и к нему, и к Эрагону.
– Ты готов? – Спросила Катрина, выходя из палатки и завязывая синий шарф вокруг головы и шеи.
Он схватил молот и засунул его за пояс.
– Готов. Пошли.



ЦЕНА ВЛАСТИ

– Я здесь, моя Госпожа. Вы больше не нуждаетесь в них. Я думаю так будет лучше.
С мягким шелестом последняя полоса ткани соскользнула с предплечий Насуады, когда ее служанка Фарика сняла повязки. Насауда носила бинты с того дня, когда она и военачальник Фадавар проверили храбрость друг друга в Испытании Длинных Ножей.
Насуада стояла и смотрела на длинные, рваные гобелены, усеянные отверстиями, в то время как Фарика проявляла внимание к ней. Потом она опустила свой взгляд. После Испытания Длинных Ножей она опасалась смотреть на свои руки, раны на них казались настолько ужасными когда были свежими, что она не могла их видеть пока их почти не залечили.
Шрамы были асимметричны: шесть лежали поперек её левого предплечья, три на правом. Каждый шрам был прямым 3-4 дюйма длиной, за исключением нижнего на правой руке, это случилось в тот момент, когда она потеряла самообладание, и её рука дрогнула, этот шрам был вдвое больше других. Кожа вокруг шрамов была розовой и сморщенной, в то время как сами шрамы были лишь немного светлее, чем остальная часть её тела, за что она была очень благодарна. Она боялась, что они могли бы в конечном итоге стать белыми или серебристыми, что сделало бы их более заметными. Шрамы поднялись над поверхностью её рук примерно на четверть дюйма, и выглядело это так, как будто ей вставили стальные стержни под кожу.
Насуада рассматривала шрамы с двойственными чувствами. Её отец обучил её обычаям её народа, когда она была маленькой, но она провела всю свою жизнь в окружении варденов и гномов. Единственные ритуалы кочевых племен, которые она наблюдала, были связаны с их религией. Она никогда не стремилась освоить Танец Барабана, ни участвовать в трудном Вызове Названий, ни (и это самое главное) в Испытание Длинных Ножей. И все же вот она, еще молодая, еще красивая, но уже носящая эти девять шрамов на предплечьях. Она, конечно, может приказать магам убрать эти шрамы, но тогда она лишится своей победы, и кочевые племена откажутся от неё как от своего правителя.
В то же время она сожалела, что ее руки больше не были гладкими и больше не будут привлекать восхищенные взгляды мужчин, но она также гордилась шрамами. Они были доказательством ее храбрости и видимым признаком ее преданности варденам. Любой, кто смотрел на нее, видел силу ее характера, и она решила, что это значит для нее больше, чем красота ее рук.
– О чем ты задумался? – спросила она, и протянула свои руки к королю Оррину, который стоял у открытого окна, изучая город внизу.
Оррин повернулся и нахмурился, под глазами залегли темные круги, лоб покрыт морщинами. Он сменил свою броню на красную тунику и плащ, отороченный белым горностаем. – Я считаю что неприятно смотреть на… – Продолжал он уже повернувшись лицом к городу, – человека в доспехах, мне кажется что это не очень подходит для высшего света.
Насуада смотрела на свои руки еще одно мгновение.
– Нет, я не думаю, что это так. – Сказала она, поправив кружевные манжеты на рукавах и отпустив Фарику. Затем пересекла роскошный сотканный гномами ковер в центре комнаты, чтобы присоединиться к Оррину в осмотре разрушенного сражением города, при котором она с радостью заметила, что все кроме двух пожаров вдоль западной стены были потушены. Тогда она перевела свой пристальный взгляд на короля.
За то короткое время, как вардены и жители Сурды начали свой завоевательный поход по землям Империи, Насуада следила за тем, как Оррин становился более серьезным, его оригинальность и эксцентричность сменялись мрачной внешностью. Сначала она приветствовала изменения, потому что она чувствовала, что он становится все более зрелым, но так как война затянулась, ей стало не хватать его причуд. Оглядываясь назад, она поняла, что они украшали её день, даже если иногда она находила их отягчающими. Более того, изменения сделали его более опасным, как конкурента, в его нынешнем настроении она легко может вообразить себе, как он сделает попытку сместить её с поста лидера варденов.
"Была бы я счастлива, если бы вышла за него?" – думала она. На Оррина приятно смотреть. У него был тонкий вздернутый нос, сильная мужественная челюсть, выразительный, тонко очерченный рот. Годы военного обучения обеспечили ему красивую фигуру. Не было сомнения в том, что он был умен, и по большей части его персона была подходящей. Однако если бы он не был королем Сурды, и не представлял для её положения предводителя варденов такую большую опасность, она бы даже не стала рассматривать его как кандидата. "Был бы он хорошим отцом?"
Оррин положил руки на узкий каменный подоконник и прислонился к нему. Не смотря на нее, он сказал, – Вы должны разорвать договор с ургалами.
Его заявление озадачивало ее. – И почему это?
– Потому что они наносят нам ущерб. Люди, которые бы в противном случае присоединились к нам, сейчас проклинают нас за союз с монстрами, и отказываются сложить оружие, когда мы приходим к их домам. Сопротивление Гальбаторикса кажется справедливым и разумным для них из-за нашего союза с ургалами. Обычный человек не понимает, почему мы воюем вместе с ними. Он не знает, что Гальбаторикс использовал ургалов, не знает, что Гальбаторикс обманом заставил их напасть на Тронджхайм под командованием Шейда. Это тонкости, которые вы не можете объяснить испуганному фермеру. Все, что он может понять, что существа, которых он боялся и ненавидел всю жизнь врываются к нему в дом во главе с огромным, рычащим драконом и Всадником, который больше похож на эльфа, чем на человека.
– Мы нуждаемся в поддержке ургалов, – сказала Насуада. – Сейчас у нас слишком мало воинов.
– Мы не нуждаемся в них, как бы всё ни было плохо. Вы уже знаете, что я говорю правду, иначе зачем Вы берегли ургалов при взятии Белатоны? Иначе зачем Вы приказал им не входить в город? Держать их вдали от поля боя не имеет смысла, Насуада. Молва о них до сих пор идёт по всей Алагейзии. Единственное, что можно сделать для улучшения ситуации – это положить конец этому злополучному плану, пока он не нанёс нам ещё больше вреда.
– Я не могу.
Оррин посмотрел на неё с искажённым от гнева лицом. – Люди умирают, потому что Вы решили принять помощь Гарцвога. Мои люди, Ваши люди, люди в империи… мертвы и похоронены. Этот союз не стоит этих жертв и моей жизни, я не могу понять, почему Вы продолжаете защищать их.
Она не смогла выдержать его пристальный взгляд, он напомнил ей о чувстве вины и взаимных обвинений, которые так часто тревожат ее, когда она пытается заснуть. Вместо этого, она уставилась на дым из башни на окраине города. Она медленно заговорила:
– Я защищаю их, потому что я надеюсь, что сохранение нашего союза с ургалами спасет больше жизней, чем будет стоить… Если мы хотим разгромить Гальбаторикса…
Из уст Оррина вырвался возглас недоверия.
– Нет никакой уверенности, – сказала она. – Я знаю. И мы должны учитывать эту возможность. Если мы победим его, то он припадет к нам, чтобы помочь нашей расе оправиться от этого конфликта, и построить новую страну из пепла Империи. И частью этого процесса будет обеспечение того, что через сто лет борьбы, мы, наконец, получим мир. И я не собираюсь свергать Гальбаторикса только, чтобы дать ургалам напасть на нас, когда мы будем слабы.
– Они могут напасть в любом случае. Так было всегда.
– Хорошо, что мы можем сделать? – спросила она раздраженно. – Мы должны попытаться приручить их. Чем сильнее мы привяжем их к своему делу, тем меньше шансов, что они нападут на нас.
– Я скажу Вам что делать, – прорычал он. – Изгнать их. Разорвать наш договор с Гарцвогом и отправить его и его баранов подальше. Если мы выиграем эту войну, то мы можем заключить новый договор с ними, и мы будем в состоянии диктовать любые условия. Или еще лучше – отправьте Эрагона и Сапфиру в Спайн с батальоном мужчин, чтобы уничтожить их раз и навсегда, как всадники должны были сделать много лет назад.
Насуада посмотрела на него с недоверием. – Если я разорву наш договор с ургалами, они, вероятно, будут так злы, что нападут на нас немедленно, и мы не сможем бороться с ними и с Империей одновременно. Если своей мудростью эльфы, драконы и Всадники – все решили мириться с существованием ургалов – хоть они и могли уничтожить их достаточно легко – то мы должны последовать их примеру. Они знали, что было бы неправильно убивать всех ургалов и, поэтому и мы не будем.
– Их мудрость – Ха! Как будто их мудрость помогла им! Замечательно, оставить в живых нескольких ургалов, но практически уничтожить их, чтобы они не посмели преследовать своих убийц в течение сотен лет!
Ярко выраженная боль в его голосе, и напряженные линии лица озадачили Насуаду. Она пристально всматривалась в него, пытаясь определить причину его недовольства. Через несколько секунд, объяснение стало очевидным.
– Кого вы потеряли? – спросила она.
Оррин сжал кулак и медленно опустил его на подоконник, как будто он хотел сделать это со всей силой, но не смел. Он ударил подоконник дважды, прежде чем сказать:
– Друг, с которым я рос в замке Борромео. Я не думаю, что ты когда-либо встречал его. Он был одним из лейтенантов в моей кавалерии.
– Как он умер?
– Как Вы могли бы ожидать. Мы только что прибыли к конюшне у западных ворот, что бы воспользоваться ими для своих нужд, когда один из мужчин выбежал из стойла и проткнул его вилами насквозь. Когда мы загнали его в угол, он продолжал кричать вздор об ургалах, и что он никогда не сдается… Я поразил его своей рукой.
– Я сожалею, – сказала Насуада.
Драгоценные камни в короне Оррина блеснули, когда он кивнул в подтверждение.
– Как бы ни было тяжело, Вы не можете позволить своему горю диктовать свои решения… Это не легко, я знаю, очень хорошо знаю! Но вы должны казаться сильнее, чем на самом деле, на благо своего народа.
– Казаться сильнее, чем на самом деле, – повторил он с насмешкой.
– Да. С нас спрашивают больше, чем с большинства людей. Поэтому мы должны стремиться быть лучше, чем большинство, если мы хотим показать себя достойными этой ответственности… Ургалы убили моего отца, я это помню, но это не мешает мне ковать союз, который может помочь варденам. Я ничему не позволю мешать мне делать то, что лучше для них и для нашей армии в целом, насколько бы тяжело это ни было… – она подняла руки, еще раз показывая ему шрамы.
– Это Ваш ответ? Вы не будете разрывать союз с ургалами?
– Нет.
Оррин невозмутимо воспринял эту новость, чем удивил ее. Затем он схватил подоконник обеими руками и продолжил изучать город. Его пальцы были украшены четырьмя большими кольцами, одно из которых было с королевской печатью Сурды, высеченной на аметисте: рогатый олень с веточкой омелы между ног, над ним арфа, а под ним высокая, укрепленная башня.
– По крайней мере, – сказала Насуада, – мы не сталкивались солдатами, которые были заколдованы, чтобы не чувствовать боль.
– Ты имеешь ввиду "смеющийся мертвец", – пробормотал Оррин, используя термин, который она знала, был широко распространен среди варденов. – Да, и ни Муртаг, ни Торн не беспокоят меня.
Какое-то время ни один из них не говорил. Тогда она спросила, – Как пошел Ваш эксперимент вчера вечером? Успех был?
– Я слишком устал, чтобы проводить его. Вместо этого я пошел спать.
– Ах.
Немного времени спустя, они оба, по молчаливому соглашению, подошли к столу, придвинутому к одной стене. Горы листов, табличек, и свитков покрывали стол. Насуада осмотрела пугающий пейзаж и вздохнула. Всего лишь получасом ранее, стол был пуст, убранный ее помощниками.
Она сосредоточилась на слишком знакомом самом верхнем отчете, оценке числа заключенных, которых вардены взяли во время осады Белатоны, с именами важных людей, обведенными красными чернилами. Она и Оррин обсуждали числа, когда пришла Фарика, чтобы снять ее бандажи.
– Я не могу придумать выход из этой неразберихе, – признала она.
Мы могли бы набрать охранников среди здешних людей. Тогда нам не придется оставлять наших воинов.
Она подняла отчет. – Возможно, но людей, которым можно доверять, будет трудно найти, и наши маги уже опасно переутомлены…
– Дю Врангр Гата нашли способ разорвать клятву на древнем языке? – Когда она ответила отрицательно, он спросил: – Неужели они не добились никакого прогресса в этом?
– Нет, неизвестно будет ли это вообще возможно. Я даже спросила у эльфов, но они тоже ничего не добились за все эти долгие годы, как и мы за эти последние несколько дней.
– Если мы не решим эту проблему, то в скором времени, это может повлиять на исход этой войны, – заявил Оррин. – Это единственный вопрос, который надо решить побыстрее.
Она потерла виски.
– Я знаю. – Перед отъездом гномов из Фартхен Дура и Тронжхайма, она пыталась предвидеть все проблемы, с которыми вардены могут столкнуться, когда пойдут в наступление. Но те проблемы, с которыми они столкнулись сейчас, поймали ее врасплох.
Проблемы впервые проявились во время битвы на Пылающих равнинах, когда стало очевидно, что все офицеры в армии Гальбаторикса, и большинство простых солдат были вынуждены дать клятву Гальбаториксу на древнем языке. Она и Оррин, быстро поняли, что они никогда не смогут доверять этим людям, пока Гальбаторикс еще существует, и им возможно придется их всех уничтожить. В результате, они не могли позволить людям, которые хотели присоединиться к варденам, воевать против Империи плечом к плечу, так как клятва данная Гальбаториксу может заставить их пойти против них.
Насауда не была слишком озабочена этой ситуацией. По поводу заключенных во время войны она уже приняла решение с королем Оррином, и теперь их пленные шли назад в Сурду, где они станут служить общему делу: строительству дорог, работе на шахтах, созданию каналов, и выполнению других каторжных работ.
Только когда вардены захватили город Фейнстер, она поняла полный размер проблемы. Агенты Гальбаторикса заставили дать клятвы верности не только солдатам Фейнстера, но и дворянам, и многим чиновникам, которые служили ему, они не могли доверять даже случайным жителям города. То, что было им известно, приходилось держать под замком, чтобы правда не подорвала боевой дух варденов. Найти людей, которым они могут доверять, и тех, кто был готов работать на варденов, оказалось намного сложнее, чем Насауде когда-то представлялось.
Из-за всех тех людей, которые нуждаются в контроле, у нее не было другого выбора кроме как оставить в Фейнстере в два раза больше людей, чем она рассчитывала. Более того, такое количество заключенных фактически парализовало город, вынуждая ее отдавать столь необходимую варденам провизию, дабы уберечь население от голода. Они не могли вечно контролировать ситуацию, тем более все довольно сильно осложнялось тем, что они находились уже на территории Белатоны.
– Жаль гномы еще не приехали, – сказал Оррин. – Мы могли бы воспользоваться их помощью.
Насуада согласилась. На данный момент с ними было только несколько сотен гномов. Остальные вернулись в Фархтен Дур, чтобы похоронить царя Хротгара. Насуада проклинала, что соблюдение традиций, по которым вожди кланов должны были избрать нового царя, занимало слишком много времени. Она пыталась убедить гномов назначить регента на время войны, но они были тверды как камень, и настаивали на соблюдении своих вековых обрядов, что означало временный отказ от присоединения к варденам. В любом случае они, наконец, выбрали нового короля, им стал племянник Хротгара – Орик, который сразу выдвинулся со своим войском к варденам. Но даже в данный момент они были где-то к северу от Сурды.
Насуада задавалась вопросом, будут ли они способны вступить в войну. Несмотря на то, что гномы считались более выносливыми, чем люди, все же они большую часть последних двух месяцев шли пешком, что могло измотать даже самых сильных существ. – "Им должно быть надоело видеть один и тот же пейзаж снова и снова." – подумала она.
– У нас уже так много заключенных. И когда мы захватим Драс-Леону… – покачала она головой.
Оррин внезапно оживился: – А что если мы просто обойдем Драс-Леону? – Он перетасовывал бумаги на столе пока не нашел подробную, гномью карту Алагейзии, которую он набросал по административным записям. Разрушенные холмы придали земле необычную топографию: горные вершины на западе Дю Вельденвардена; глубокие горные долины у основания Беорских гор, каньоны и овраги по всей пустыне Хадарак; извилистый горный хребет на северной части Спайна. – Смотрите, – своим средним пальцем он показал путь от Белатоны до столицы Империи города Урубаена. – Если мы пройдем там, то мы не проедем в близости от Драс-Леоны. Будет трудно пройти весь участок сразу, но мы сможем.
Насуаде не нужно было обдумывать его предложение. Она уже рассмотрела эту возможность. – Риск слишком велик. Гальбаторикс все еще может напасть на нас своими солдатами, которых он разместил в Драс-Леоне – которых не мало, если верить нашим шпионам – и нам придется отбивать атаки с двух сторон. Быстрее способа проиграть и бой и войну я не знаю. У нас нет выбора – мы должны захватить Драс-Леону.
Оррин признал точку зрения Насуады, и слегка наклонил голову: – Тогда мы должны призвать наших людей с Эроуза. Нам нужен каждый наш воин, чтобы продолжать.
– Я знаю. Я намерена убедиться, что осада доведется до конца прежде, чем закончиться неделя.
– Я надеюсь, ты не станешь отправлять туда Эрагона.
– Нет, у меня есть другой план.
– Хорошо. А в это время, что нам делать с этими заключенными?
– То, что мы делали раньше: охранять, защищать, запереть. Может быть, мы сможем связать заключенных заклинаниями, чтобы ограничить их передвижения, и нам не нужно будет так старательно за ними наблюдать. Кроме этого, я не вижу другого выхода, разве что убить большинство из них, и я не хочу… – Она пыталась представить, на что ей придется пойти ради победы над Гальбаториксом. – Я не хочу прибегать к таким решительным мерам…
– Да. – Оррин склонился над картой, скрючившись плечами как стервятник. Он пристально смотрел на каракули выцветших чернил, которыми отметили треугольниками Белотону, Драс-Леону и Урубаен.
И так он стоял, пока Насуада не произнесла: – Есть что-нибудь еще, чему мы должны уделить внимание? Джормундур ожидает приказа, а Совет старейшин попросил у меня аудиенции.
– Я волнуюсь.
– О чем?
Оррин опять взялся за карты:
– Это предприятие было плохо продумано с самого начала… Наши силы и наши союзники на грани краха, а что если Гальбаториксу придет в голову вступить в бой самому, ведь он сможет уничтожить нас так же легко, как Сапфира уничтожила бы стадо овец. Вся наша стратегия зависит от того, сумеем ли мы собрать в битве с Гальбаториксом Эрагона, Сапфиру, и так много заклинателей, сколько сможем найти. В настоящее время у нас в рядах слишком мало заклинателей. И мы не сможем собрать остальных в одном месте, пока не дойдем до Урубаена и не встретимся с королевой Имиладрис и ее армией. Пока этого не произойдет, мы по-прежнему крайне уязвимы для атак. Мы очень сильно рискуем, предполагая, что высокомерие Гальбаторикса будет держать его в стороне, пока наша ловушка не захлопнется вокруг него.
Насуада разделяла его волнение. Тем не менее, было очень важно укрепить уверенность Оррина, чем сочувствовать вместе с ним, его решимость ослабнет, и это помешает ему исполнить свой долг, и подорвет боевой дух его солдат. – Мы не совсем беззащитны, сказала она. – Уже нет. Сейчас у нас есть Доусдаерт, и вместе с ним, я думаю, мы сможем убить Гальбаторикса и Шрюкна, если они появятся внутри границ Урубаена.
– Возможно.
– Кроме того, волнение не идет на пользу. Мы не можем ускорить ни гномов, ни наше собственное продвижение к Урубаену, равно как не можем поджать хвост и убежать. Так что я не позволю нашему положению чрезмерно беспокоить Вас. Все, что мы можем сделать, это стараться смело принять свою судьбу такой, какой бы она ни была. В качестве альтернативы можно позволить мыслям о возможных действиях Гальбаторикса расстроить наши умы, а этого я делать не собираюсь. Я отказываюсь давать ему такую власть надо мной.



ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ

Раздался крик: высокий, пронзительный, почти нечеловеческий по высоте и силе.
Эрагон напрягся, как – будто кто-то ударил его ножом. Он провёл большую часть дня, наблюдая как сражаются и умирают люди – сам убивал десятки – всё же он не мог не переживать, когда слышал крики и плачь Элейн. Звуки, которые она производила, были такими ужасными, что он начал задаваться вопросом, переживет ли она роды.
Рядом с ним, около бочки, что служила ему сиденьем, Олбрих и Балдор сидели на корточках, поджав ноги, и выковыривали клочки травинок под их ботинками. Их толстые пальцы измельчали каждый клочок листика и стебля с методической тщательностью, прежде чем нащупывали следующий… Пот блестел на их лбах, а их глаза выражали гнев и отчаяние. Изредка они обменивались взглядами или смотрели на их палатку через дорожку, где находилась их мать, но в остальном они уставились на землю, и игнорировали окружающих.
В нескольких футах от него, Роран сидел на другой бочке, которая лежала на боку и раскачивалась от его малейшего движения. Вдоль края грязной дорожки толпились несколько дюжин человек из Карвахолла, в основном это были мужчины, друзья Хорста и его сыновей или те,чьи жены помогали целительнице Гертруде ухаживать за Элейн. За ними возвышалась Сапфира. Её шея была выгнута как натянутый лук, кончик ее хвоста дергался, как будто она охотилась, и она упорно трясла алым языком, высунув его изо рта, изучая все ароматы в воздухе, которые могли бы дать информацию о Элейн или ее будущем ребенке.
Эрагон потёр больные мышцы левого предплечья. Они ждали несколько часов, приближались сумерки. Длинные черные тени от каждого объекта тянулись к востоку, словно стремясь прикоснуться к горизонту. Воздух стал прохладным, комары и стрекозы, с кружевными крыльями, из ближайшей реки Джиет летали туда-сюда вокруг них.
Еще один крик разорвал тишину.
Мужчины пошевелились с беспокойством, а затем сделали жест, предотвращающий несчастье, и бормотали друг другу голосами, предназначенными только для тех, кто был ближе всего к ним, но Эрагон слышал их с превосходной ясностью. Они шептались о трудностях беременности Элейн; некоторые мрачно заявляли, что если бы она не родила в ближайшее время, то было бы уже слишком поздно и для нее, и для ребенка. Другие говорили что-то вроде этого: «Тяжело для человека потерять жену даже в лучшие времена, ноособенно здесь, особенно сейчас», или «Какой стыд, это…». Некоторые возлагали ответственность за Элейн на Разаков или на события, которые произошли во время путешествия сельских жителей к варденам. И многие бормотали недоверчивые замечание относительно Арьи, которой разрешили помогать с родами.
– Она эльф, а не человек, – сказал плотник Фиск. – Ей следует держаться себе подобных, она не должна вмешиваться куда захочет. Кто знает, чего она действительно хочет, а?
Эрагон все слышал, но не показал этого и старался остаться невозмутимым, так знал, что новость о том, что у него обострился слух, принесет одни неудобства среди деревенских друзей.
Бочка под Рораном заскрипела, когда он наклонился вперед.
– Как вы думаете, должны ли мы…
– Нет, – сказал Олбрих.
Эрагон плотнее закутался в плащ. Холод начал пробирать его до костей. Он не уйдет, пока мучения Элейн не закончатся.
– Смотрите, – сказал Роран с внезапным волнением.
Олбрих и Балдор одновременно повернули головы.
По ту сторону дорожки Катрина вышла из палатки, неся грязные тряпки. Перед тем как занавеска закрылась, Эрагон увидел Хорста и одну из женщин Карвахолла, стоящую у подножия кровати, где лежала Элейн, он не узнал эту женщину.
Бросив косой взгляд на наблюдающих людей, Катрина почти бегом подошла к огню, где жена Фикса, Изольда, и Нола кипятили тряпки для повторного использования.
Бочка скрипнула ещё два раза, поскольку Роран двинулся. Эрагон был почти уверен, что он пойдет за Катриной, но он остался на месте также как и Олбрих и Балдор. Они как и остальные пристально следили за движениями Катрины.
Эрагон скривился, поскольку последний крик Элейн проник в воздух, крик не менее мучительный чем предыдущие.
Затем занавеска открылась снова и из палатки выбежала Арья, босая и растрепанная. Ее волосы развевались у ее лица, когда она бежала к трём эльфийским охранникам Эрагона, которые стояли вместе в тени возле палатки. В следующее мгновение она срочно говорила с одной из них, с женщиной эльфом с тонкими чертами лица по имени Инвидия, затем поспешила назад также, как и пришла.
Эрагон догнал ее прежде, чем она покрыла несколько ярдов. – Как дела? – Спросил он.
– Плохо.
– Почему так долго? Разве вы не можете помочь ей родить быстрее?
Напряженное выражение лица Арьи стало еще более мрачным.
– Я могла бы извлечь ребёнка из её чрева ещё в первые пол часа,но Гертруда и остальные женщины позволили мне использовать только простые заклинания.
– Это абсурд! Почему?
– Потому что магия пугает их – и я их пугаю.
– Тогда скажи, что ты не причинишь им никакого вреда. Скажи на древнем языке, и у них не будет другого выбора, кроме как поверить тебе.
Она покачала головой.
– Это только ухудшит ситуацию. Они будут думать, что я пыталась околдовать их, и выгонят меня.
– Уверен, Катрина…
– Благодаря ей, я сделала хотя бы эти заклинания.
Элейн снова закричала.
– Может они позволят тебе немного облегчить ее боль?
– Не больше,чем я уже сделала.
Эрагон повернулся к палатке Хорста. -Раз так, – прорычал он сквозь стиснутые зубы.
Арья схватила его за левую руку, и удержала его на месте.Озадаченный он повернулся к ней для объяснений. Она покачала головой
– Не надо, – сказала она. – Эта знахарка старше чем само время. Если ты вмешаешься,то Гертруда рассердится и настроит всех женщин вашей деревни против тебя.
– Меня это не волнует!
– Я знаю, но поверьте мне: самое мудрое, что ты можешь сейчас сделать – это подождать вместе с другими. – словно подчеркивая свою точку зрения, она выпустила его руку.
– Я не могу просто стоять в стороне и позволить ей страдать!
– Послушай меня. Будет лучше, если ты останешься. Я помогу Элейн как смогу, не иди туда. Ты будешь только причиной раздоров и злобы, а это совершенно не нужно здесь…Пожалуйста.
Эрагон заколебался, затем прорычал с отвращением, и развел руками, когда Элайн закричала еще раз. – Хорошо, – сказал он и наклонился к Арье. – Но что бы ни случилось, не дай ей и ребёнку умереть. Меня не волнует что тебе нужно для этого сделать, только не дай им умереть.
Арья изучала его с серьёзным взглядом. -Я никогда не позволю причинить вред ребенку, – сказав это она ушла.
Когда она исчезла в палатке Хорста, Эрагон вернулся туда, где сидели Роран,Олбрих и Балдор.
– Ну? – спросил Роран.
Эрагон пожал плечами. – Они делают все от них зависящее. Мы просто должны быть терпеливыми… Вот и все.
– А казалось, будто она сказала намного больше, чем ты передал, – сказал Балдор.
– Смысл был тот же.
Цвет солнца изменялся, становясь оранжевым и темно-красным, приближаясь к линии горизонта. Несколько изодранных облаков, которые остались в западной части неба, пригнанные ранее сильным ветром, приобрели такие же оттенки. Стаи ласточек нападали сверху, поедая на ужин моль, мух и других порхающих насекомых.
Через некоторое время крики Элейн постепенно стихли с первоначальных криков во всё горло до прерывистых стонов, от которых у Эрагона по телу пробегали мурашки. Больше всего на свете он хотел избавить ее от мучений, но не мог пойти туда, проигнорировав тем самым совет Арьи, поэтому ему пришлось остаться и продолжить волноваться, грызя свои ногти. И вскоре он отвлекся на разговоры с Сапфирой.
Когда солнце коснулось земли, оно распространилось вдоль горизонта, как гигантский желток, медленно сочащийся и свободный от скорлупы. Летучие мыши начали появляться среди ласточек, взмахи их кожистых крыльев, слабых и неистовых, их высокочастотные писки, почти до боли пронизили Эрагона.
Элейн закричала, и ее крик заглушил все звуки по близости, Эрагон надеялся, что он больше никогда не услышит такого вопля.
Затем наступила короткая, но абсолютная тишина.
Она закончилось громким, икающим воплем новорожденного ребенка, исходившим из палатки – старая фанфара, которая объявила о прибытии нового человека в мир. При этом звуке Олбрих и Балдор заулыбались, также, как Эрагон и Роран, и несколько других ждущих мужчин заликовали.
Их ликование было недолгим. Как раз когда последние из ликований стихли, женщины в палатке закричали пронзительным, душераздирающим воплем от которого у Эрагона кровь в жилах заледенела. Он понял что означали их крики, именно то что они всегда и означают: случилось самое худшее.
– Нет! – сказал он не веря, спрыгивая с бочки. "Она не может умереть. Она не может…Арья обещала.
Как будто в ответ на его мысли, Арья откинула полог палатки, и побежала к нему, несясь через дорожку невероятно большими шагами.
– Что случилось? – спросил Балдор,когда она остановилась.
Арья проигнорировала его вопрос и сказала: – Эрагон, пойдём.
– Что случилось? – Балдор сердито воскликнул, и потянулся к плечу Арьи. В одно мгновение, резким движением она схватила его руку, и завернула за спину, заставляя стоять согнувшись. Его лицо исказилось от боли.
– Если хочешь, чтобы ребёнок выжил, отойди и не мешай! – Она выпустила его, оттолкнув в объятия Олбриха, затем повернулась и пошла обратно к палатке Хорста.
– Что случилось? – спросил Эрагон, когда присоединился к ней.
Арья повернулась к нему: – Ребёнок здоров, но она родилась с заячей губой.
Эрагон понял, почему женщины так кричали. Дети с заячьей губой прокляты и они редко выживают, потому что им тяжело питаться, а если выживают, то над ними смеялись, и никто не хотел вступать с ними в брак. В большинстве случаев было бы лучше, если ребёнок рождался мёртвым.
– Ты должен исцелить ребёнка, Эрагон, – сказала Арья.
– Я? Но я никогда… Почему не ты? Ты знаешь больше об исцелении, чем я.
– Если я буду исцелять ребёнка, люди начнут говорить, что я украла ее и заменила. Я хорошо знаю что люди говорят о нашей расе, Эрагон, слишком хорошо знаю. Я, конечно, могу это сделать, но ребёнок будет страдать потом. Ты единственный, кто может спасти её от такой судьбы.
Паника охватила его.Он не хотел нести ответственность за жизнь другого человека, он и так уже много за что нёс ответственность.
– Ты должен исцелить её, – сказала Арья более требовательно. Эрагон вспомнил как эльфы трепетно относятся к детям как своей,так и чужой расы.
– Поможешь ли ты мне,если понадобится?
– Конечно.
– Как и я, – сказала Сапфира. – Почему ты вообще спрашиваешь?
– Хорошо, – сказал Эрагон. -Я сделаю это.
Вслед за Арьей, он подошел к палатке и протиснулся мимо тяжелых шерстяных покрывал. Дым от свечи жег глаза. Пять женщин Карвахолла стояли, прижавшись к стене. Их причитания ошеломили его. Они качались, как в трансе, рвали на себе одежду и волосы, и громко вопили. Хорст стоял у изножья кровати, споря с Гертрудой, его лицо покраснело от крика. Со своей стороны, пухлая целительница прижимала сверток ткани к груди, Эрагон предположил, что в свертке лежал младенца – хотя он не мог видеть его лица – сверток извивался и пронзительно кричал, добавляя еще больше шума. У Гертруды на щеках блестел пот, из-за чего ее волосы прилипали к коже,а руки ее были в чем-то испачканы. В изголовье кровати Катрина стояла на коленях на круглой подушке, вытирая лоб Элейн.
Эрагон с трудом узнал Элейн: ее лицо осунулось, появились темные круги под глазами, ее взгляд блуждал, и не мог сфокусироваться. Ручейки слез текли из внешних уголков глаз по ее вискам, а затем исчезали в спутанных локонах ее волос. Её рот открывался и закрывался, она стонала и бормотала неразборчивые слова. Ее покрывала испачканной кровью простынь.
Ни Хорст, Ни Гертруда не замечали Эрагона, пока он не приблизился к ним. Эрагон значительно вырос с тех пор как покинул Карвахолл, но все равно Хорст был на голову выше. Когда они оба посмотрели на него, искра надежды мелькнула на мрачном лице кузнеца.
– Эрагон! – Он положил тяжелую руку на плечо Эрагона, и оперся на него так, как если бы он не мог стоять. – Ты слышал? – Это был не вопрос, но Эрагон кивнул. Хорст бросил на Гертруду быстрый взгляд, его борода, похожая на лопату, двигалась из стороны в сторону, когда его челюсть работала, а его язык появлялся между губ, когда он их облизывал. – Ты можешь… можешь сделать что-нибудь для неё?
– Возможно, – сказал Эрагон. – Я постараюсь.
Он вытянул руки. После минутного колебания, Гертруда отдала ему теплый сверток, и затем отошла, но при этом сильно нервничала.
В складках ткани была маленькое,морщинистое личико девочки.Её кожа была тёмно-красного цвета,глазки закрыты,и она морщилась,как-будто сердилась на недавнее плохое обращение – что Эрагон считал вполне приемлемым…Её поразительная особенность была в том,что от левой ноздри до середины верхней губы был разрыв.Через него был видим её маленький язычок, которым она изредка шевелила.
– Пожалуйста! – сказал Хорст. – Если ты что-то можешь…
Эрагон вздрогнул когда одна из женщин пронзительно закричала. – Я не могу здесь работать, – сказал он.
Когда он повернулся чтобы уйти, Гертруда сказала: – Я пойду с тобой. С ребёнком должен быть кто-то, кто знает как за ним ухаживать.
Эрагон не хотел, чтобы Гертруда присутствовала, пока он пытается что-нибудь сделать с лицом девочки и собирался сказать ей об этом, когда вспомнил слова Арьи о подмене. Кто-то из Карвахола должен присутствовать, чтобы другие жители верили о преобразовании девочки, и в дальнейшем можно было убедить людей, что это всё тот же ребёнок, а не другой.
– Как хочешь, – сказал он, подавляя свои возражения.
Ребёнок скорчился у него на руках и издал жалобный крик, когда он вышел из палатки. Сельчане остались стоять вдоль дорожки, а Олбрих и Балдор начали подходить к нему. Эрагон покачал головой, и они остановились, и наблюдали за ним с беспомощным выражением лица.
Арья и Гертруда заняли позиции по обе стороны от Эрагона, когда он шел по лагерю в свою палатку, земля задрожала, когда Сапфира присоединилась к ним. Воины быстро отошли в сторону, чтобы пропустить их.
Эрагон старался идти как можно мягче, что бы не трясти ребенка.
Они почти достигли своего место назначения, когда Эрагон увидел ведьму-ребенока, Эльву, стоящую между двух палаток с торжественным лицом, и уставившеюся на него своими огромными фиалковыми глазами. Она была одета в фиолетовое платье с длинной кружевной вуалью, откинутой назад, выставляя на показ серебристый знак на ее лбу, похожий на его гедвёй игнаси.
Ни слова она не сказала, и не сделала попытку остановить его. Тем не менее, Эрагон понял её предупреждающий взгляд и упрёк ему. Однажды до этого, он вмешался в судьбу младенца, что привело к страшным последствиям. Он не мог позволить себе снова допустить такую ошибку, не только из-за причиненного ущерба, но и из-за того, что Эльва могла стать его злейшим врагом. Несмотря на всю его силу, Эрагон боялся Эльву. Её способность заглядывать в души людей и видеть все, что вызывало боль, и предвидеть все, что собиралось причинить им вред, сделала её одной из самых опасных существ во всей Алагейзии.
"Что бы ни случилось, – подумал Эрагон,когда вошёл в палатку, – я не хочу обидеть этого ребёнка." И он воспылал новой решимостью подарить ей шанс прожить нормальную жизнь.



КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Слабый свет от заходящего солнца проник в палатку Эрагона. Все внутри было серым, как если бы все предметы были высечены из гранита. С эльфийским зрением, Эрагон мог видеть очертания предметов достаточно легко, но он знал, что Гертруда так не может, так что ради нее он произнес: – Наина хвир унин бёллр! – и установил маленький, светящийся шар света, плавающий в воздухе, на вершине шатра. Мягкий белый шар не давал заметного тепла, но освещал как яркий фонарь. Он воздержался от использования слова – брисингр – в заклинание, чтобы его меч не загорелся.
Он почувствовал как Гертруда замерла позади него, он повернулся и увидел, что она не сводит глаз с огонька, и при этом держится за сумку, которую принесла с собой. Ее знакомое лицо напомнило ему о Карвахолле, и он ощутил неожиданную тоску по дому.
Она медленно перевела взгляд на него. – Как ты изменился, – сказала она. – Полагаю, мальчик, за которым я ухаживала, когда он боролся с лихорадкой, давно исчез.
– Вы все еще знаете меня, – ответил он.
– Нет,теперь я в этом сомневаюсь.
Ее заявление обеспокоило его, но он не мог позволить себе думать о нем, поэтому, он выбросил его из головы и подошел к детской кроватке. Нежно, очень нежно, он переложил новорожденную с рук на одеяла, так осторожно, как будто она была сделана из стекла. Девочка махала ему сжатым кулачком. Он улыбнулся и коснулся ее кончиком правого указательного пальца, и она мелодично забормотала.
– Что ты намереваешься делать? – спросила Гертруда когда села на одинокий табурет около стены палатки. – Как ты вылечишь ее?
– Я точно не знаю.
Именно тогда Эрагон заметил, что Арья не сопровождала их в палатку. Он назвал ее имя, и мгновение спустя, она ответила снаружи голосом, приглушенным плотной тканью, которая отделяла их. – Я здесь. – сказала она. – И здесь я буду ждать. Если у тебя появится потребность во мне, то пошли свои мысли в мою сторону, и я приду.
Эрагон слегка нахмурился. Он рассчитывал, что она будет все время у него под рукой, чтобы помочь ему там, где он был невежественным, и поправлять его, чтобы он не совершил какую-нибудь ошибку. – "Ну, не важно. Я все еще могу задать ей вопросы, если захочу. Только таким образом у Гертруды не будет причин подозревать о причастности Арьи к этому делу." – Он был поражен мерами предосторожности, которые принимала Арья, чтобы избежать подозрений, и он спрашивал себя, была ли она когда-нибудь обвинена в краже ребенка.
Рамы кровати заскрипели, когда он медленно опустил на неё младенца. Его хмурый взгляд усилился. Он чувствовал, что через него Сапфира наблюдает за девочкой, как она лежит на одеяле, и в настоящее время дремлет, казалось бы, не обращая внимания на мир. Ее язык блестел в расщелине, которая разделяла её верхнюю губу.
"Что ты думаешь?' – спросил он.
"Продвигайся медленно, и тогда ты избежишь того, чтобы случайно укусить собственный хвост."
Он согласился с ней, а потом спросил, задорно улыбнувшись: – "А ты делала это когда-нибудь? В смысле, кусала свой хвост?"
Она по-прежнему молчала, но он поймал краткие вспышки ощущений: смесь изображений – деревьев, травы, солнца, гор Спайна – а также приторный аромат красной орхидеи и внезапное, болезненное, сдавливающее ощущение, как будто дверь захлопнулась на её хвосте.
Эрагон тихо про себя усмехнулся, а затем сосредоточился на составлении заклинаний, которые, он думал, должны исцелить девочку. Потребовалось довольно много времени, почти полтора часа. Он и Сапфира провели большую часть этого времени в тайных переговорах, снова и снова рассматривая и обсуждая каждое слово и фразу – даже его произношение – в попытке обеспечить, что заклинания сделают только то, что ему нужно.
В разгар их молчаливого разговора, Гертруда зашевелилась на своем сиденье и сказала. – Она выглядит так же, как и тогда. Работа идет плохо, не так ли? Не нужно скрывать от меня правду, Эрагон; я сталкивалась с более худшим в своё время.
Эрагон поднял брови и спокойным голосом сказал, – Работа еще не началась.
И Гертруда со смирением отошла. Найдя в сумке клубок пряжи и пару спиц из полированной березы, она продолжила работу над недоделанным свитером. Ее пальцы двигались с поразительной скоростью, быстро и ловко, что выдавало ее большую практику. Равномерный звук клацанья спиц успокаивал Эрагона. Он слышал этот звук в детстве, когда присутствовал при собрании взрослых, сидящих вокруг камина в прохладные осенние вечера, когда они курили трубку и наслаждались послеобеденным элем.
Наконец, когда Эрагон был уверен, что эти чары безопасны и его язык не будет спотыкаться ни на одном из сложных звуков древнего языка, он собрал свою силу и силу Сапфиры и приготовился сказать первые слова заклинания.
Но он все еще колебался.
Когда эльфы использовали магию, чтобы вырастить цветок или дерево в форму, которую они желали, или изменить свое тело так как они хотели его видеть, они всегда, на сколько он знал, выражали свою магию в виде песни. Он подумал, что это примерно тот же случай и он должен сделать тоже самое. Но он познакомился только с несколькими из многих песен эльфов, и ни одна из них достаточно хорошо не воспроизводит такие красивые и сложные мелодии.
Так что, вместо этого, он выбрал песню из самых глубоких тайников его памяти, песню, которую его тетя Мариан пела ему, когда он был маленьким, прежде чем болезнь унесла её, песню, которую женщины Карвахолла напевали своим детям с незапамятных времен, когда те уходили в сон на долгую ночь: колыбельную песню. Звуки её были просты, легко запоминающиеся, и имели успокаивающие качества, которые, как он надеялся, помогут держать ребенка спокойным.
Он начал, мягко и тихо, позволяя словам литься медленно, а звук его голоса распространился по всей палатке, как тепло от огня. Прежде, чем использовать магию, он сказал девочке на древнем языке, что он её друг, что он хочет для неё только хорошего, и что она должна доверять ему.
Она пошевелилась во сне и выражение её лица смягчилось.
Тогда Эрагон запел первое заклинание: оно было простое, состояло из двух коротких предложений, которые он повторял снова и снова, как молитву. И маленькая розовая пустота, где две стороны разделенной губы девочки встретились, замерцала и стала стягиваться, как будто спящее живое существо зашевелилось под поверхностью.
То, что он пытался сделать было отнюдь не легким. Кости ребенка, как и у новорожденного, были мягкими и хрящеобразными, отличающимися от костей взрослых, которых он лечил раньше. Он должен был быть осторожным, чтобы случайно не заполнить дыру во рту костью, мясом и кожей взрослого, так как этот участок не сможет меняться с годами. Когда он справился с дырой, ему предстояло создать два передних зуба, чего раньше он никогда не делал. Задачу осложняло то, что Эрагон никогда не видел как выглядела девочка до травмы, поэтому он не знал какими должны выглядеть губы и рот. Она выглядела как все маленькие дети: пухленькой коротышкой. Эрагон волновался поскольку, лицо, которое он создаст, может быть красивым сейчас, но странным и непривлекательным в будущем.
Пэтому, он действовал осторожно, делая лишь небольшие изменения и останавливаясь после каждого из них посмотреть на результат. Он начал с глубоких слоев лица девочки, с костей и хрящей, и медленно прошел путь наружу, не переставая при этом петь.
В определенный момент Сапфира начала петь с ним, и от того, что она пела на улице, воздух начал вибрировать. Ее легкие засветились и, в зависимости от высоты ее голоса, свет то тускнел, то становился ярче; это явление очень удивило Эрагона. Он решил, что спросит Сапфиру об этом позже.
Слово за слово, заклинание за заклинанием, час за часом шла ночь, хотя Эрагон не обращал внимание на время. Когда девочка плакала от голода, он кормил ее струйками энергии. Он и Сапфира пытались не касаться её сознания – не зная, как контакт может повлиять на её незрелое сознание – но они все же задевали его время от времени, ее сознание для Эрагон представлялось смутным и не точным,оно захлестывало морем эмоций, которые сводили все остальное в мире к незначительности.
Позади него продолжали клацать спицы Гертруды. Ритм прерывался только когда целительница теряла счёт стежков, и должна была распустить несколько петель, чтобы исправить ошибку.
Медленно,очень медленно,трещина в деснах девушки и нёбо сливались в единое целое, две стороны губы стягивались вместе – её кожа растекалась как вода – и ее верхняя губа постепенно сформировывалась розовым изгибом, свободным от недостатка.
Эрагон кропотливо создавал, незначительно изменял и работал над формой ее губы дольше всего, пока, наконец, Сапфира не сказала: -"Все готово. Оставь, – и он был вынужден признать, что он не смог бы больше улучшить внешность девочки, только сделал бы хуже.
Тогда он позволил колыбельной песни раствориться в тишине. Его язык распух и заплетался, его горло пересохло. Он отодвинул себя от кроватки и встал, наполовину согнувшись над ней, слишком тяжело было выпрямиться полностью.
В дополнение к освещению от огонька, бледный свет проникал в палатку, точно такой же, как тот, что был когда он только начал. Сначала он смутился – конечно, солнце то уже село! – Но потом он осознал, что свечение исходит с востока, а не с запада и он понял: -"Неудивительно что у меня все болит, ведь я просидел тут всю ночь".
"А как же я? – сказала Сапфира. – Мои кости болят так же, как и твои." – Её признание удивило его, она редко жаловалась на неудобства независимо от условий. Война должно быть сказывается на ней намного больше, чем она пытается показать. Когда он дошел до этого вывода, Сапфира медленно отошла от него и сказала: – "Неважно насколько я устала, я все ещё могу раздавить солдат которых Гальбаторикс посылает против нас".
"Я знаю".
Положив вязание обратно в сумку, Гертруда встала и заковыляла к кровати. – Никогда не думала, что увижу такое, -сказала она. – Меньше всего от тебя, Эрагон, сын Брома. – Она посмотрела на него вопросительно: – Ведь Бром твой отец, не так ли?
Эрагон кивнул, затем прохрипел: – Был им.
– Теперь все стало на свои места.
Эрагон не был склонен к обсуждению этой темы, так что он лишь хмыкнул и погасил свой волшебный огонёк. Мгновенно все потемнело, за исключением предрассветного свечения. Его глаза были более чувствительны к свету, чем у Гертруды. Она нахмурилась и повернула голову из стороны в сторону, как будто не знала где он.
Девочка была теплой и тяжелой в его руках. Он не был уверен отчего у него возникло чувство усталости, то ли от количества использованной магии, то ли от огромного периода времени, которое он потратил на решение этой задачи.
Он смотрел на девочку и пробормотал: -Зэ оно вайзе илиан!Да будешь ты счастлива! – Это было не заклинание, но он надеялся что это может помочь ей избежать некоторых страданий, которыми страдают так много людей. В противном случае,он надеялся что это подарит ей улыбку.
Что он и сделал. Широкая улыбка озарила ее лицо, и она с большим энтузиазмом сказала: – Агууу.
Эрагон улыбнулся, а затем развернулся и вышел на улицу.
Он вышел из палатки и увидел небольшую толпу собравшихся, некоторые из них сидели, другие стояли. Большинство из них были из Карвахолла, но там присутствовали Ариья и другие эльфы, которые стояли в стороне от остальных, также там были и вардены, имена которых он не знал. Он заметил Эльву, которая стояла, прячась за палатку, ее черная кружевная вуаль была опущена, пряча лицо.
Эрагон понял,что они ждали здесь все это время,а он ничего не знал о их присутствии.Он был в безопасности под охраной Сапфиры, но это не повод становиться самодовольным.
Я добился лучшего, сказал он себе.
В толпе стояли Хорст и его сыновья. Хорст нахмурился, когда он смотрел на сверток в руках Эрагона. Он открыл рот, что бы что-то сказать, но не произнес и звука.
Без особых церемонней, Эрагон подошел к кузнецу и повернул девочку так, чтобы он мог видеть её лицо. Мгновение Хорст не двигался, потом его глаза заблестели и выражение его лица изменилось в один миг. Его радость и облегчение были так велики,что их можно было бы принять за горе.
Когда он отдал девочку Хорсту, Эрагон сказал, – Мои руки слишком запачканы кровью для такой работы, но я рад, что смог помочь.
Хорст коснулся верхней губы девочки кончиком среднего пальца, потом покачал головой и сказал, – Я не могу в это поверить… не могу поверить. – Он посмотрел на Эрагона, – Я и Элайн навсегда в долгу перед тобой. Если…
– Никаких долгов, – сказал Эрагон. – Я лишь сделал то,что сделал бы каждый имей он возможность.
– Но именно ты исцелил ее, и я тебе благодарен.
Эрагон заколебался. Затем, склонив голову, принимая благодарность Хорста, он спросил: – Как вы назовете ее?
Кузнец смотрел сияющим взглядом на свою дочь. – Если Элайн согласиться, то мы могли бы назвать ее Хоуп. [Hope с англ. – Надежда]
– "Хоуп… Хорошее имя. – Разве нам не нужна капелька надежды в нашей жизни?"- А как Илейн?
– Устала, но все хорошо.
Затем Олбрих и Балдор обступили отца, вглядываясь в свою сестру так же, как и Гертруда – которая вышла из палатки сразу за Эрагоном – и как только их робость исчезла, остальные жители присоединились к ним. Даже группа любопытных воинов прижался к Хорсту в надежде рассмотреть малышку.
Спустя некоторое время, эльфы развернули свои длинные тела и так же приблизились. Увидев их, люди быстро шагнули в сторону, очищая путь к Хорсту. Кузнец напрягся и выпятил челюсть, словно бульдог, когда один за другим, эльфы согнувшись, рассматривали девочку, иногда шепча слово или два на древнем языке. Они, казалось, не замечали подозрительные взгляды, которые сельские жители бросали на них.
Только когда трое эльфов осталось в очереди, к ним присоединилась Эльва. Ей не пришлось долго ждать своей очереди. Хорст хоть и с явной неохотой опустил руки. и склонил колени, но он был настолько выше, что Эльве пришлось встать на кончики пальцев, чтобы рассмотреть ребенка. Эрагон стоял затаив дыхание, не в силах предугадать её реакцию.
Через несколько секунд Эльва пошла обратно, преднамеренно выбрав путь через палатку Эрагона.Через двадцать ярдов она остановилась и повернулась к нему.
Он склонил голову и поднял бровь.
Она коротко и отрывисто кивнула, и продолжила свой путь.
Когда Эрагон смотрел ей вслед Арья подошла к нему: – Ты должен гордиться тем, чего достиг, – прошептала она. – Ребенок хорошо сформирован, наши лучшие маги не смогли бы сделать лучше. Это добрый поступок подарить этой девочке лицо и будущее, и она никогда этого не забудет…Никто не забудет.
Эрагон видел, что она и все эльфы разглядывали его с видом новообретенного уважения – но это было одобрение и восхищение Арьи, и оно многое значило для него. – У меня был лучший из учителей, – ответил он совершенно тихим голосом. Арья не оспорила его утверждение. Вместе они наблюдали, как сельские жители кружились вокруг Хорста и его дочери, возбужденно что-то обсуждая. Не отводя взгляда от них, Эрагон склонился к Aрье и сказал, – Спасибо за помощь с Элейн.
– Не за что. Я всегда рада помочь.
Хорст повернулся и понес ребенка в палатку, чтобы Элейн могла увидеть свою новорожденную дочь, но толпа людей никак не расходилась. Когда Эрагон уже был сыт по горло рукопожатиями и ответами на вопросы, он попрощался с Aрьей, а затем ускользнул в свою палатку и закрылся.
"Если наc не атакуют, я не хочу видеть никого в течение следующих десяти часов, даже Насуаду, – сказал он Сапфире, когда бросился на свою раскладушку. – Ты скажешь Блёдхгарму, пожалуйста?
"Конечно, – сказала она. – Отдыхай, малыш, я тоже буду.
Эрагон вздохнул и провёл рукой по своему лицу, закрывая утренний свет. Его дыхание замедлилось, его ум начал блуждать, и скоро странные видения и звуки его снов наяву окутали его – реальные, но всё же воображаемые; яркие, прозрачные, как будто видения были сделаны из цветного стекла – и на какое-то время он смог забыть свои обязанности и мучительные события прошлого дня. И благодаря всем его мечтаниям и песни колыбели, словно шепот ветра, который наполовину услышан, наполовину забыт, это убаюкало его, с воспоминаниями о его доме, и мире детства.



НЕТ ПОКОЯ ДЛЯ УТОМЛЕННЫХ

Два гнома, два человека, и два ургала – члены отряда личной охраны Насуады, Ночных ястребов – стояли снаружи зала в замке, в котором Насуада организовала свой штаб.
Они уставились на Рорана пустыми блеклыми глазами. Он придал своему лицу отсутствующее выражение как если бы смотрел назад.
Это была игра в которую они играли и раньше.
Несмотря на скудность эмоций Ночных ястребов, он знал, что они сейчас заняты расчетом скорейшего и наиболее эффективного способа убить его. Он знал, потому что сам делал то же самое, несмотря на уважение к ним, которое он всегда проявлял.
"Я резко отступлю назад… этим немного растяну их ряды, – решил он. – Люди достигнут меня первыми, они явно быстрее чем гномы, а те замедлят продвижение ургалов, которые стоят позади… Нужно достать те алебарды, которые стоят поодаль от них. Это будет сложно, но, думаю, я смогу – как минимум одну из них. Возможно нужно бросить мой молот. Когда же у меня будет алебарда, я смогу держать остальных на расстоянии. У гномов не будет ни малейшего шанса выстоять, но с ургалами могут выйти трудности. Страшные звери… Если бы я использовал эту колонну как прикрытие, я бы смог…
Окованная железом дверь, расположенная меж двух рядов охранников, резко отворилась, издав скрипучий звук. Из нее вышел ярко одетый паж десяти или двенадцати лет от роду и объявил громче, чем это было необходимо: – Госпожа Насуада желает видеть тебя!
Некоторые из охранников вздрогнули и смутились, и их пристальный взор на секунду поколебался. Роран улыбнулся, когда миновал их, вошел в зал, зная что их упущение, проявившееся в равнодушии, могло позволить ему убить как минимум двоих прежде, чем они сумели бы среагировать. – "До скорой встречи,"- подумал он
Зал был большим прямоугольным и скудно украшенным помещением: неуместно маленький ковер лежал на полу, изъеденный молью гобелен висел на левой стене, и одно маленькое остроконечное арочное окно пронизывало правую стену. Каких-либо иных украшений этот зал был лишен. В один из углов был сдвинут длинный деревянный стол с нагроможденными на нем книгами, свитками и пустыми листами бумаги. Несколько массивных кресел, кожаная обивка которых была закреплена рядами потускневших медных гвоздей, были беспорядочно расставлены вокруг стола. Ни Насуада, ни дюжина суетившихся вокруг нее людей не изволили ими воспользоваться. Джормундура здесь не было, но Роран был в близких отношениях с некоторыми из присутствующих воинов: под началом одних он воевал, других он видел в деле во время боев или слышал истории о них от людей из своего окружения.
– …и меня не волнует, что это вызовет у него боль в зобу! – воскликнула она и опустила правую руку на поверхность стола с громким хлопком. – Если у нас нет подков и многого другого, то мы можем уже начинать есть наших лошадей, невзирая на всю ту пользу, которую они могли бы нам принести. Я ясно выразилась?
Люди, к которым она обратилась, как один дали положительный ответ. Их голоса прозвучали запугано и сконфуженно. Роран нашел одновременно странным и впечатляющим, что Насуада, женщина, своим командованием заслужила такое уважение у воинов, уважение, которое они все разделяли. Она была одним из наиболее решительных и умных людей, из всех кого ему довелось узнать. И он был уверен, что она добилась бы успеха независимо от того, где бы ни родилась.
– Теперь идите, – сказал Насуада, и восемь человек проследовало мимо нее, она жестом подозвала Рорана к столу. Он терпеливо подождал пока она опустила перо в чернильницу и написала несколько строк на небольшом свитке, затем передала его одному из пажей и сказала: – Для гнома Нархайма. И на этот раз убедись, что ты получишь ответ до своего возвращения, или я отправлю тебя прислуживать ургалам.
– Да, госпожа! – сказал мальчик и умчался, перепуганный до смерти.
Насуада стала перелистывать стопку бумаг. Не глядя на него, она спросила: – Ты хорошо отдохнул, Роран?
Он удивился, что она интересуется этим. – Не особенно.
– Очень жаль. Ты всю ночь не спал?
– Часть ночи. Элейн, жена нашего кузнеца, вчера родила, но…
– Да, мне сообщили. Я так понимаю, ты бодрствовал всю ночь, пока Эрагон исцелял ребенка?
– Нет, я слишком устал.
– По крайней мере, ты проявил здравый смысл. – Проходя мимо стола, она взяла другой лист бумаги и тщательно изучила его перед тем, как положить его в свою стопку. Тем же самым прозаичным тоном, она сказала: – У меня есть задание для тебя, Молотобоец. Наши силы около Эроуза столкнулись с жестким сопротивлением – более серьезным, чем мы предполагали. Капитан Бригмен не смог разрешить эту ситуацию, и нам требуются его люди здесь… Поэтому я посылаю тебя в Эроуз, чтобы заменить Бригмена. Лошадь ждет тебя около южных ворот. Тебе придется ехать так быстро, насколько это возможно до Фейнстера, затем от Фейнстера до Эроуза. Новые лошади будут ждать тебя каждые 10 миль отсюда до Фейнстера. Также тебе придется найти замену себе здесь на свое усмотрение. Я надеюсь, что ты достигнешь Эроуза в течение четырех дней. Как только вы остановитесь на отдых, останется примерно… три дня до конца осады. – Она посмотрела на него. – Неделю спустя, начиная с сегодняшнего дня, я хочу, чтобы наше знамя реяло над Эроузом. Мне не важно, как ты сделаешь это, Молотобоец; я просто хочу, чтобы это было сделано. Если у тебя не получится, у меня не останется выбора, кроме как послать Эрагона и Сапфиру в Эроуз, что оставит нас практически беззащитными перед возможной атакой Муртага или Гальбаторикса.
"И тогда Катрине будет угрожать опасность", – подумал Роран. Эта мысль оставила неприятное ощущение в желудке. Путь до Эроуза в течение четырех дней будет ужасным испытанием, особенно учитывая то, насколько больным и разбитым он был. Необходимость захвата города за столь короткое время была равносильна безумию. В общем, это задание было таким же привлекательным, как борьба с медведем с связанными за спиной руками.
Он почесал щеку, заросшую щетиной. – У меня нет никакого опыта, связанного с осадой, – сказал он. По крайней мере, не с такой осадой. Там должен быть кто-то еще из варденов, кто лучше подходит для этого задания. Как насчет Мартланда Рыжебородого?
Насуада сделала пренебрежительное движение. – Он не может ездить на полном скаку только с одной рукой. Ты должен быть более уверен в себе, Молотобоец. Есть и другие, среди варденов, кто знает больше об искусстве войны, это правда. Мужчины, которые участвовали дольше тебя в военных действиях, мужчины, которые получали наставления от лучших воинов. Но, когда мечи скрещены и битва началась, главным становится не знания или опыт, а победа. И этот трюк, ты, кажется, освоил. Более того, ты везучий.
Она положила бумагу на верхушку стопки и оперлась на нее руками. – Ты доказал, что умеешь бороться. Ты доказал, что можешь следовать приказам… когда они тебе по душе. – Он боролся с желанием пожать плечами, когда вспомнил мучительную, раскаленную добела плеть, которой его попотчевали после того, как он бросил вызов приказам капитана Эдрика. – Ты доказал, что можешь руководить отрядом. И так, Роран Молотобоец, давайте посмотрим, способен ли ты на нечто большее.
Он сглотнул. – Да,моя госпожа.
– Хорошо. Я назначаю тебя капитаном. Если ты справишься с заданием в Эроузе, можешь считать это назначение постоянным. По крайней мере, до тех пор, пока ты не докажешь, что заслуживаешь больших или меньших привилегий. – Она перевела свое внимание обратно на стол, начав перебирать гору свитков, видимо, в поисках чего-то скрытого под ними.
– Благодарю.
Насуада ответила слабым, уклончивым звуком.
– Сколько человек будет под моим командованием в Эроузе? – спросил Роран.
– Я предостаивла Бригману тысячу воинов для захвата города. Примерно восемьсот из них ещё способны сражаться.
Роран почти выругался вслух. – "Так мало."
Как будто услышав его, Насуада сухо сказала: – Нас заставили поверить, что оборону Эроуза будет легче сокрушить, чем это возможно на самом деле.
– Понятно. Могу я взять двух-трех человек из Карвахолла с собой? Вы сказали однажды, что позволите нам служить вместе, если мы…
– Да-да, – она махнула рукой. – Я помню,что я сказала. – Она поджала губы,считая. – Очень хорошо, возьми кого хочешь, только если вы уедете в течении часа. Дайте мне знать, скольких ты возьмешь с собой, чтобы я могла проследить за тем, чтобы нужное количество лошадей ожидало вас на всем пути.
– Могу я взять Карна? – спросил он, называя мага, с которым воевал вместе несколько раз.
Она остановилась и посмотрела на стену на мгновение, ее глаза были не сфокусированы. Затем, к его облегчению, она кивнула и возобновила поиски в груде свитков. – Ах,вот они. – Она вытащила тубу пергамента, перевязанную кожаным ремешком. – Карта Эроуза и его окрестностей, а также увеличенная карта провинции Фенмарк. Я предлагаю тебе изучить их обе наиболее тщательно.
Она протянула ему карты, которые он положил внутрь кителя. – И здесь, – сказала она, подавай ему прямоугольник сложенного пергамента, запечатанного каплей красного воска, – твои полномочия, и… – второй прямоугольник, толще, чем первый, – здесь твои поручения. Покажите их Бригману, но не позволяйте ему оставить их себе. Если я правильно помню, ты никогда не учился читать, не так ли?
Он пожал плечами. – Зачем? Я могу считать не хуже любого человека. Мой отец сказал, что обучение нас чтению имеет не больше смысла, чем обучение собаки ходить на задних ногах: забавно, но вряд ли стоит затраченных усилий.
– И я могла бы согласиться,если бы ты остался фермером. Но ты не сделал так. – Она жестом показала на свертки пергамента, которые он держал. – С твоими знаниями, один из этих свертков может оказаться листом указа о казни. Ты ограничен в использовании этих знаний, Молотобоец. Я не могу отправить тебе сообщения без того, что бы кто-то другой не прочитал их тебе, и если тебе понадобиться сообщить что-то мне, не будет выбора, кроме как довериться одному из твоих подчиненных, чтобы записать твои слова точно. Это делает тебя человеком, которым легко манипулировать и не заслуживающим доверия. Если ты надеешься на дальнейшее продвижение у варденов, я предполагаю найти тебе кого-то, чтобы он научил тебя чтению. Теперь уходи; есть и другие вопросы, которые требуют моего внимания.
Она щелкнула пальцами и один из слуг подбежал к ней. Положив руку на плечо мальчика, она наклонилась до его уровня и сказала:
– Я хочу,чтобы ты привел Джормундура сюда. Ты найдешь его где-то около уличного рынка, где эти три дома… – Она перестала говорить и подняла бровь, как только заметила, что Роран не сдвинулся с места.
– Есть что-то еще,Молотобоец? – спросила она.
– Да. Прежде чем отправиться, я хотел бы увидеть Эрагона.
– И зачем это?
– Большинство защитных заклинаний, которыми он окружил меня перед битвой, уже рассеялись.
Насуада нахмурилась, потом сказала пажу: – Тот уличный рынок, где эти три дома были сожжены. Ты знаешь место, которое я имею в виду? Верно, теперь иди. – Она похлопала мальчика по спине и встала прямо, как только он выбежал из комнаты. – Было бы лучше, если бы ты этого не делал.
Ее заявление смутило Рорана, но он молчал, ожидая, что она обьяснит. Что она и сделала, но иносказательно: – Ты заметил, насколько усталым был Эрагон во время моей аудиенции с котами-оборотнями?
– Он едва стоял на ногах.
– Совершенно верно. Его силы слишком истощены, Роран. Он не может защитить тебя, меня, Сапфиру, Арью, и кто знает, кого еще он защищает с помощью своих сил. Ему нужно приумножить силу прежде, чем ему придется сразиться с Муртагом и Гальбаториксом. И чем ближе мы подбираемся к Урубаену, тем важнее, чтобы он был готов противостоять им в любой момент, ночью или днем. Мы не можем позволить всем другим заботам ослабить его. Было благородно с его стороны вылечить "заячью губу" ребенка, но этот поступок может стоить нам войны!
– Ты сражался без помощи магии, когда раззаки напали на вашу деревню в Спайне. Если ты заботишься о своем двоюродном брате, если ты заботитишься о победе над Гальбаториксом, ты должен научиться снова сражаться без помощи магии.
Когда она закончила, Роран опустил голову. Она была права.
– Я отбуду сразу же.
– Я ценю это.
– С вашего позволения…
Обернувшись, Роран шагнул к двери. Когда он почти переступил порог, Насуада крикнул: – О, и Молотобоец?
Он оглянулся с любопытством.
– Постарайтесь не сжечь Эроуз, хорошо? Города довольно трудно восстанавливать.



ТАНЕЦ С МЕЧАМИ

Эрагон стучал каблуками по краю валуна, он сидел, скучал, и ему не терпелось уйти.
Он, Сапфира, и Арья, а также Блёдхгарм и другие эльфы, отдыхали на берегу рядом с дорогой, которая шла на восток от города Белатона: в восточном направлении через поля спелого зерна, через широкий каменный мост, который аркой пересекал реку Джиет; и затем огибала южную точку озера Леона. Там дорога разветвлялась, одна часть поворачивала направо, в сторону Пылающих равнин и Сурды, другая поворачивала на север, в сторону Драс-Леоны и, в конечном итоге, к Урубаену.
Тысячи людей, гномов и ургалов толпились около восточных ворот Белатоны и внутри городских стен – это вардены пытались организовать бойцов в упорядоченные отряды. В добавок к собранной колоне пеших воинов, прибавлялась кавалерия короля Оррина – множество скачущих и фыркающих лошадей. А за боевой частью армии на полторы мили растянулся обоз – цепь повозок и тележек, окруженная стадами скота, взятого варденами из Сурды и пополняемого подходящими животными с ферм, встречавшихся на пути. Из обоза доносилось мычание быков, рев мулов и ослов, крики гусей и ржание ломовых лошадей.
От всего этого Эрагону хотелось заткнуть чем-нибудь уши.
"Могли бы и быстрее управиться, учитывая, сколько раз они уже это делали", – сказал он Сапфире, спрыгивая с валуна.
Она принюхалась. – "Нужно меня сделать главной, я бы их так испугала, что построились бы за час, и мы бы не ждали так долго."
Эта мысль развесилила его. – "Уверен, ты бы смогла… Хотя лучше проявить осторожность в словах, иначе Насуада может заставить тебя так сделать."
Затем мысли Эрагона обратились к Рорану, которого он не видел с той ночи, когда вылечил ребенка Хорста и Элейн. Он гадал, как там его брат, и тревожился из-за того, что оставил его далеко позади.
– Чертовски дурацкий поступок, – пробормотал Эрагон, вспоминая, как Роран ушел, не дав обновить свои защитные заклинания.
"Он опытный охотник, – заметила Сапфира. И достаточно умен, чтобы не позволить добыче схватить его самого."
"Я знаю, но иногда невозможно об этом не думать… Просто для него же лучше быть осторожным. Не хочу, чтобы он вернулся домой искалеченным или, еще хуже, завернутым в саван."
Постепенно мрачное настроение покинуло Эрагона, он встряхнулся и попрыгал на месте, чувствуя желание потренироваться перед тем, как провести несколько часов на спине Сапфиры. Его радовала возможность полетать с ней, но не нравилась перспектива смотреть на одни и те же двенадцать миль целый день, кружась, будто стервятник, над медленно движущимися войсками. В одиночку он с Сапфирой достиг бы Драс-Леоны, самое позднее, к полудню.
Он отошел с дороги на относительно ровную площадку, покрытую травой. Затем, не обращая внимания на взгляды Арьи и других эльфов, он вытащил Брисингр и принял защитную позу, которой Бром очень давно научил его. Он медленно вдохнул и застыл в низкой стойке, чувствуя поверхность земли сквозь подошвы ботинок.
С коротким и резким вскриком он взмахнул мечом над головой и обрушил его вниз косым ударом, который разрубил бы надвое любого человека, эльфа или ургала вместе со всей их броней. Он остановил меч меньше чем в дюйме от земли, клинок слегка дрожал в его руке. Синева металла казалось очень яркой, почти нереальной на фоне травы.
Эрагон вдохнул еще раз и рванулся вперед, вонзая клинок в воздух словно в своего злейшего врага. Так он друг за другом отрабатывал основные приемы боя на мечах, сосредоточившись не столько на скорости или силе, сколько на точности.
Когда от упражнений по телу разлилось приятное тепло, он повернулся к своим телохранителям, которые стояли полукругом в некотором отдалении.
– Не скрестит ли кто-нибудь свой меч с моим на несколько минут? – спросил он, повысив голос.
Эльфы переглянулись, но их лица ничего не выражали. Затем эльф Вирден выступил вперед.
– Я готов, Губитель Шейдов, если Вам будет угодно. Однако прошу Вас надеть шлем на время боя.
– Хорошо.
Эрагон вложил Брисинг в ножны, подбежал к Сапфире и взобрался на нее, зацепившись большим пальцем за ее чешую, как делал всегда. На нем была мужская рубаха, наголенники и нарукавники, но он положил свой шлем в одну из седельных сумок, чтобы он не потерялся в траве.
Когда он достал шлем из сумки, он увидел Элдунари, сердце сердец Глаэдра, завернутое в платочек, и лежащее на дне. Он наклонился и дотронулся до узелка платочка, как бы отдавая дань тому, что осталось от величественного золотого дракона, затем закрыл седельную сумку и слез со спины Сапфиры.
Эрагон надел шлем, поскольку возвращался к площадке. Он слизнул кровь с большого пальца и надел перчатку, надеясь, что не слишком много крови впитается в нее. Используя разные варианты одного и того же заклинания, он и Вирден создали тонкие барьеры – невидимые, создающие лишь небольшие воздушные искажения вокруг их мечей, в результате чего, мечи тупятся. Они также снизили барьер, который защищал их от физической опасности.
Тогда Эрагон и Вирден приняли позиции друг перед другом, поклонились и подняли свои мечи. Эрагон уставился в черные, немигающие глаза эльфа, так как Вирден тоже смотрел на него. Наблюдая за ним пристальным взглядом, Эрагон чувствовал его движение наперед, и попытался обойти Вирдена с правой стороны, где у эльфа, держащего в правой руке меч, было меньше шансов защититься.
Эльф медленно повернулся, приминая траву под ногами, пытаясь постоянно видеть лицо Эрагона. Сделав еще несколько шагов, Эрагон остановился. Вирден был внимательнее и опытнее, чем Эрагон, и ему было трудно обойти эльфа; он никогда не найдет слабого места в обороне Вирдена. – "Разве только… ну конечно, я отвлеку его".
Но прежде чем он придумал новую стратегию, Вирден сделал ложный выпад к правой ноге Эрагона, метя ему в колено, затем в середине выпада, изменил направление, выкручивая свое запястье и руку и нанося удар поперек груди и шеи Эрагона.
Будучи быстрым как эльф, Эрагон быстро среагировал. Когда он заметил изменения в направлении меча, Эрагон отступил на полшага, согнул локоть и поставил меч поперек своего лица.
– Ха! – вскричал Эрагон, ударив своим Брисингром о меч Вирдена. Лезвия лязгнули в момент соприкосновения.
С усилием Эрагон оттолкнул Вирдена назад, затем прыгнул на него, нанося ему разъяренные удары.
В течение нескольких минут, они сражались на площадке. Сначала Эрагон коснулся мечом бедра Вирдена, потом еще раз, но после этого их бой был однообразен, так как эльф усвоил урок и начал просчитывать возможные нападения и защиту. Эрагону редко когда появлялась возможность сразиться с таким сильным и быстрым противником как Вирден, поэтому он наслаждался поединком.
Его удовольствие, все-таки, исчезло, когда Вирден коснулся его четыре раза подряд: первое – в плечо, второе – по ребрам, и двойное, затяжным ударом, в живот. Удары причиняли боль, но гордость Эрагона страдала сильнее. Его волновало то, что эльф так легко уходил от его выпадов. Эрагон знал, что, если бы они сражались по-настоящему, Вирден победил бы его еще в самом начале, и эта мысль не приносила облегчение.
"Ты не должен позволять ему наносить тебе столько ударов", – заметила Сапфира/
"Я прекрасно понимаю это", – прорычал Эрагон.
"Хочешь я прихлопну его ради тебя?"
"Нет…не сегодня"
Его настроение испортилось, Эрагон опустил свой меч и поблагодарил Вирден за спарринг. Эльф поклонился и сказал: – Всегда пожалуйста, Губитель Шейдов, – затем вернулся на свое место среди своих товарищей.
Эрагон ковырял Брисингром землю под ногами – то, что он никогда не сделал бы мечом из обычной стали – и оперся на эфес, наблюдая за людьми и животными, проходившими по дороге, ведущей из города. Буря существенно уменьшилась, и Эрагон знал, что не пройдет много времени, перед тем, как рог призовет к дальнейшему продвижению.
Тем временем, он чувствовал себя по-прежнему неотдохнувшим.
Эрагон вглянул на Арью, стоящую рядом с Сапфирой, с улыбкой. Положив Брисинг на плечо, он вальяжно подошел к ее мечу. – Арья, как насчет тебя? Мы сражались один единственный раз в Фартхен Дуре. – Его улыбка стала шире, и он взмахнул Брисингром. – С тех пор, я научился кое-чему.
– Ты и должен был.
– Ну так что?
Она бросила критический взгляд в сторону варденов, затем пожала плечами. – Почему бы и нет?
Пока они шли к тренировочной площадке, Эрагон сказал: – Ты не победишь меня так легко, как раньше.
– Я уверена, что ты прав.
Арья приготовила свой меч, и они отошли друг от друга приблизительно на тридцать шагов. Чувство уверенности быстро овладело Эрагоном, он уже знал, куда собирается нанести удар: в ее левое плечо.
Арья осталась стоять и не пыталась уклониться от него. Когда он был менее чем в четырех метрах, она тепло улыбнулась ему, и ослепительная улыбка лишь подчеркивала ее красоту, Эрагон дрогнул, его мысли рассредоточились в неразберихе.
Линии блестящей стали сверкнули в его сторону.
Эрагон запоздало поднял Брисинг, чтобы отклонить удар. Его рука отклонилась из-за толчка, так как кончик меча ударился о что-то – рукоятку, лезвие или плоть, но Эрагон был уверен, что что бы это ни было, он недооценил расстояние, и что его ответ оставил его незащищенным от нападения.
Прежде, чем он смог предпринять что-то большее, чем просто выпад, другой удар дотронулся до руки, держащей меч; потом возникла резкая боль в солнечном сплетении, поскольку Арья ударила по нему, заваливая Эрагона на землю.
Эрагон вздохнул, когда приземлился на спину, и воздух вырвался из груди. Он смотрел в небо и схватал воздух ртом, но его живот был похож на камень и Эрагон не мог наполнить легкие воздухом. Красные пятнышки плясали перед ним, и в течение нескольких секунд, Эрагон думал, что потеряет сознание. Позже его мышцы расслабились, и он стал шумно втягивать в себя воздух.
Как только в его голове прояснилось, он медленно поднялся на ноги, пользуясь Брисингром как опорой. Он облокотился на меч, стоя как сгорбленный старик, ожидая, когда боли в животе прекратятся.
– Ты обманула, – сказал он сквозь стиснутые зубы.
– Нет, я использую слабость моего противника. Есть разница.
– Ты думаешь… это слабость?
– Когда мы боремся – да. Хочешь продолжить?
Он согласился, выдернув Брисингр из дерна и подойдя туда, откуда начал, и поднял свой меч.
– Хорошо, – сказала Арья. Она заняла такую же позу, как у него.
На сей раз Эрагон был намного осторожнее, когда согласился с нею, и Арья не осталась в том же самом месте. Она двинулась осторожными шагами, а её ясные, зеленые глаза не оставляли его.
Она дернулась, и Эрагон вздрогнул.
Он понял, что задерживал своё дыхание и заставил себя расслабиться.
Еще один шаг вперед и затем он напал со всей своей скоростью и мощью.
Она заблокировала его выпад к ребрам и ответила ударом в его открытую подмышку. Притупленный край ее меча скользнул по задней части его свободной руки, царапнув по броне нашитой на его рукавицу, когда он отбил лезвие прочь. В тот момент туловище Арьи было открыто, но они были слишком близки для Эрагона, чтобы эффективно нанести режущий удар или укол.
Вместо этого, он сделал выпад в её грудину навершием меча, думая сбить её на землю, как она это сделала с ним.
Она крутанулась в сторону, и клинок рассек пространство там, где она была, в то время как Эрагон пролетел вперед.
Не зная, как это произошло, он обнаружил себя стоящим неподвижно с одной рукой Арьи обвитой вокруг его шеи, а прохладная, скользкая поверхность её очарованного лезвия, прижималась к боковой стороне его горла.
Сзади него Арья шепнула ему в правое ухо. – Я могла бы отрезать твою голову так же легко, как сорвать яблоко с дерева.
Тогда она выпустила его и оттолкнула. Сердитый, он обернулся и увидел, что она уже ждёт его со своим мечом на изготовки, полная решимости.
Поддавшись своему гневу, Эрагон бросился к ней.
Они обменялись четырьмя ударами, каждый новый страшнее предыдущего. Арья ударила первой по его ногам. Он парировал и резким крестообразным движением попытался достать до ее талии, но Арья увернулась от Брисингра. Не позволяя ей ответить, он упорно преследовал Арью петлеобразными хитрыми махами, которые она блокировала с обманчивой непринужденностью. Потом она наклонилась и легким прикосновением, как крылья колибри, провела своим мечом по его животу.
Арья сохраняла позицию, как до их столкновения, ее лицо было в дюймах от его. Ее лоб блестел, и щеки ее пылали.
С преувеличенной заботой, они разошлись.
Эрагон поправил свою тунику, потом присел на корточки рядом с Арьей. Ярость схватки все еще жгла его, не давая сосредоточиться.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Ты привык сражаться с солдатами Гальботорикса. Они не соответствуют твоему уровню, поэтому ты ведешь себя рискованно, что в противном случае привело бы к твоему проигрышу. Твои атаки слишком очевидны – ты не должен полагаться на грубую силу – и поэтому ты стал слабым в защите.
– Ты мне поможешь? – спросил Эрагон. – Ты будешь упражняться со мной когда сможешь?
Она кивнула. – Конечно. Но когда я не смогу, то иди к Блёдхгарму за помощью. Он владеет клинком так же хорошо, как и я. Практика – вот что тебе нужно, практика с подходящим партнером.
Эрагон только открыл рот, чтобы поблагодарить ее, когда почувствовал присутствие другого сознания в своей голове, полного глубокой меланхолии: печаль была столь огромной, что у Эрагона напряглось горло, и цвета мира потеряли свой блеск. И медленным, низким голосом, прилагая большие усилия, как будто это было борьбой, золотой дракон Глаэдр сказал:
"Ты должен научится… видеть то, на что ты смотришь."
Тогда чувство вмешательства исчезло, оставив после себя черную пустоту.
Эрагон посмотрел на Арью. Она выглядела так же, как и он; она тоже слышала слова Глаэдра. Вдали, Блёдхгарм и другие эльфы суетились и перешептывались и бормотали, пока с краю дороги Сапфира вытянула шею, пытаясь посмотреть в сумки, привязанные к ее спине.
Они все услышали понял Эрагон
Вместе он и Арья поднялись с земли и подбежали к Сапфире, которая сказала: – "Он не ответит мне; где бы он ни был, он вернулся; но он не будет слушать никого кроме своей печали. Вот смотри…"
Эрагон объединил свои мысли с Сапфирой и с Арьей, и втроем они обратились к сердцу сердец Глаэдра, лежащему в седельной сумке. То, что осталось от дракона, чувствовало себя лучше, но его разум по-прежнему был закрыт для общения, его сознание, вялое и безразличное, осталось таким же с тех пор как Гальботорикс убил его всадника, Оромиса.
Эрагон Сапфира и Арья попытались разбудить дракона. Тем не менее, Глаэдр стойко игнорировал их, обращая на них не больше внимания, чем пещерный медведь во время спячки обращает внимание на мух летающих вокруг его головы.
Хотя Эрагона не покидала мысль, что безразличие Глаэдра было не таким глубоким, как казалось, учитывая сказанное им.
Все трое признали своё поражение и отошли. Когда Эрагон вернулся в свое сознание, Арья сказала: – Возможно, если бы мы могли прикоснуться к его Элдунари…?
Эрагон вложил Брисингр в ножны, затем прыгнул на переднюю лапу Сапфиры и потянул седло, прикрепленное к ее спине. Он повертелся на месте, работая над застежками седельных сумок.
Он расстегнул одну застежку и начал расстегивать другую, когда медный рог зазвучал, призывая всех двигаться дальше. Огромный караван людей и животных потянулся вперед, продвигающейся медленно в начале, а затем становящийся более уверенным в ходьбе.
Эрагон взглянул на Арью. Она решила его дилемму, махая и говоря: – Вечером, мы поговорим вечером. Иди! Лети как ветер!
Эрагон быстро закрепил застежки, затем подвигал ногами по обеим сторонам седла, и затянул их туже, чтобы он не упал во время полета.
Потом Эрагон сел, и Сапфира, с радостным ревом, выскочила на дорогу. Люди под ней съежились, а лошади понеслись, когда она развернула свои крылья и захлопала ими, улетая от жесткой, недружелюбной земли, вверх, к небесам.
Эрагон закрыл глаза и задрал голову вверх, радуясь, что наконец-то оставил Белатону. Проведя неделю в городе и ничего не делая, кроме отдыха и еды, он стремился возобновить путешествие к Урубаену.
Когда Сапфира выровняла полёт, Эрагон спросил: – "Ты думаешь Глаэдр восстановится?"
"Он никогда не будет таким как прежде."
"Нет, но я надеюсь, что он найдет способ преодолеть свое горе. Мне нужна его помощь, Сапфира. Есть еще так столько много вещей, которых я еще не знаю. Без него мне не у кого спрашивать."
Она молчала какое-то время, было слышно только хлопанье её крыльев. – "Мы не можем его торопить, – сказала она. – Он пострадал худшим способом из всех существующих. Прежде чем он сможет помочь нам, он должен решить, что он хочет продолжать жить. Пока он не решит, наши слова не найдут его."



НИ ЧЕСТИ, НИ СЛАВЫ, ЛИШЬ МОЗОЛИ В НЕУДАЧНЫХ МЕСТАХ

Лай собак за их спинами становился все громче, свору вел запах крови.
Роран крепче сжал вожжи и нагнулся к шее своего скакуна. Стук копыт коня отдавался дрожью по его телу.
Он и еще пятеро мужчин – Карн, Мандель, Балдор, Дельвин и Хамунд – украли свежих лошадей из конюшни усадьбы менее чем в полумили отсюда. Конюхи не сильно обрадовались краже. Но вида мечей оказалось достаточно, чтобы преодолеть свои возражения, но конюхи обязательно должны были переполошить охранников усадьбы, как только Роран и его сотоварищи ускакали, а за ними в погоню помчались с десяток охранников во главе со сворой охотничьих собак.
– Туда! – крикнул он и указал на узкую полосу берез, которые простирались между двумя близлежащими холмами, и без сомнений направился вдоль ручья.
Повинуясь его словам, мужчины увели своих лошадей с хорошо наезженной дороги и направились в сторону деревьев. Пересеченная местность заставила их замедлить свой стремительный темп, но незначительно, несмотря на риск того, что лошади могут угодить копытом в яму или сбросить наездника. Это было опасно, ведь опасность, что собаки смогут их загнать все еще сохранялась.
Роран, уперев шпоры коню в бока, крикнул: – Ях! – настолько громко, насколько он мог, поскольку пыль забилась ему в горло. Мерин скакал вперед и, шаг за шагом, стал догонять Карна.
Роран знал, что его лошадь скоро достигнет состояния, при котором она больше не может ускорятся независимо от того, как сильно он понукает ее шпорами или ударяет концами поводья. Он терпеть не мог быть жестоким, и у него не было никакого желания доводить бедное животное до смерти, но он не может беречь лошадь, если это означало провал их миссии.
Поравнявшись с Карном, Роран спросил: – Разве ты не можешь скрыть наши следы с помощью заклинания?
– Я не знаю как! – ответил Карн, едва слышимый из-за порывов ветра и звука скачущих лошадей. – Это слишком сложно!
Роран выругался и посмотрел через плечо. Собаки были уже поблизости от последнего поворота дороги. Казалось, они парят над землей, их длинное, худой тело и яростный взор. Даже на таком расстоянии Роран мог разглядеть красные языки, и ему показалось, он увидел блеск белых клыков.
Когда они добрались до деревьев, Роран повернулся и начал взбираться на холмы, находясь так близко, как это возможно, к линии берез, чтобы не цепляться за низко растущие ветви или не свалится по склону. Другие делали то же самое, кричали на лошадей, чтобы те не останавливались, таким темпом они мчались вверх по склону.
Роран бросал взгляды на Манделя, ехавшего справа от него; Мандель приник к шее свой пестрой лошади с диким выражением на лице. Молодой человек произвел впечатление на Рорана своей стойкостью и силой духа за прошедшие три дня. С тех пор, как отец Катрины, Слоан, предал жителей Карвахолла и отца Манделя, Мандель из кожи вон лез, чтобы доказать, что он в таком же положении как и все жители деревни; он с честью сражался в последних двух сражениях между варденами и Империей.
Толстый сук приближался к голове Рорана. Он нагнулся, слыша и чувствуя как сухие прутики дотронулись до его шлема. Оторванный лист упал на правый глаз Рорана, но порыв ветра унес его.
Дыхание мерина становилось все более тяжелым, они продолжали подниматься вверх по склону холма. Роран посмотрел через плечо и увидел, что стая гончих отстовала от них менее чем на четверть мили. Еще несколько минут и они настигнут лошадей.
"Чёрт возьми! – подумал Роран. Его взгляд метался назад и вперед сквозь плотный строй деревьев слева от него и травянистый холм справа от него, в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь им скрыться от преследователей.
Он плохо соображал от усталости, что чуть было не пропустил его.
Ярдах двадцати впереди, изогнутый след оленя спускался вниз по склону холма, пересекал его тропинку, а затем исчезал в деревьях.
– Стоп!…Стоп! – закричал Роран, откинувшись назад на стременах и взяв в руки поводья. Мерин замедлился до рыси, протестующе фыркнув и взбрыкнув своей головой, пытаясь укусить его зубами. – О, нет, ты не сможешь, – зарычал Роран, и еще сильнее потянул за поводья.
– Быстрее! – он обратился к остальным членам группы, повернул своего коня и вошел в чащу. Здесь было прохладно, почти холодно, что было огромным облегчением, поскольку Рорану было очень жарко. У него было всего лишь мгновение, чтобы насладиться ощущением, так как конь поскакал вниз по берегу ручья, чтобы напиться. Опавшие листья шуршали под его копытами. В попытке не упасть с коня, Рорану пришло полностью прижаться к спине коня, его ноги быстро бились, а колени были плотно прижаты к бокам лошади.
Когда они достигли нижней части ущелья, скакун помчал по каменистому дну ручья, брызги воды поднимались выше колен Рорана. Он остановился на противоположном берегу, чтобы удостоверится, что другие по прежнему с ним. В этот момент все они пробирались вниз сквозь деревья.
В том месте, где они вошли в чащу послышался лай собак.
– Нам придется вернуться и сразиться, – подумал он.
Он снова повернулся и отъехал чуть дальше от потока, карабкаясь по мягкому замшелому склону, они продолжали оставлять за собой цепочку следов.
Недалеко от ручья стояла стена папоротников, а за ней – ложбина. Роран приметил упавшее дерево и подумал, что оно могло бы служить временным укрытием, если оттащить его на то место.
"Остается только надеяться, что среди них нет лучников", – подумал он.
Он махнул своим людям: – Сюда!
Управляя поводьями, он повел лошадь в заросли папоротника, затем выбрался из седла, по прежнему держась за лошадь. Когда его ноги коснулись земли он пошатнулся, устояв на ногах только потому, что продолжал держаться за лошадь. Он поморщился и прижался лбом к крупу лошадь, дрожь в ногах постепенно начала проходить.
Остальная часть группы столпилась вокруг него, наполняя воздух вонью пота и звоном упряжи. Лошади вздрагивали, их грудь вздымалась и желтая пена капала из уголков рта.
– Помоги мне, – сказал он Балдору, и указал на упавшее дерево.
Они взялись своими руками за толстый конец бревна и спустили его на землю. Роран стиснул зубы, когда его спина и бедра заныли от боли. Езда во весь опор в течение трех дней – в сочетании меньше чем с тремя часами сна на каждые двенадцать, проведённых в седле – сделала его пугающе слабым.
"Я мог бы с таким же успехом вступить в бой пьяным, больным или избитым", – Роран положил бревно и выпрямился.
Шесть человек расположились перед лошадьми, стоящими около примятого папоротника. Снаружи ложбины охотничьи крики казались громче, чем когда-либо, их крики эхом отдавались от деревьев.
Роран напрягся и поднял свой молот повыше. Сквозь громкий лай собак он услышал ритмичную мелодию на древнем языке, исходящей от Карна, и от силы содержащейся в этих словах у Рорана по спине побежали мурашки. Заклинатель произнес несколько коротких строк, говоря так быстро, что его слова соединялись в неясный лепет. Как только он закончил, он указал на Рорана и других, и напряженно прошептал: – Ложись!
Без лишних раздумий Роран опустился на корточки. В очередной раз, он проклинал судьбу за то что не мог пользоваться магией самостоятельно. Из всех навыков которые мог иметь воин, этот был самый наиболее полезен, его отсутствие оставляло Рорана на милость тех, кто мог изменить мир не больше чем с помощью их желания и слова.
Папоротник перед ним зашелестел и покачнулся, а затем собака сквозь листву толкнула его черным кончиком морды на которой дергался ее нос. Дельвин хмыкнул и занес свой меч намереваясь отрубить собаке голову, но Карн зашипел и махал руками до тех пор, пока Дельвин не опустил свой клинок.
Пес обнюхивая его лоб, выглядел явно озадаченным. Он принюхался еще раз, затем облизал его налитые кровью щеки пурпурным языком, и удалился.
Как только собака скрылась из виду, Роран, задержавший дыхание, медленно выдохнул. Он посмотрел на Карна и приподнял бровь в надежде получить объяснения, но Карн только покачал головой и прижал палец к губам.
Несколько секунд спустя еще две собаки прошли через их подлесок, осматривая ложбину, и после короткого времени они скрылись из виду. Вскоре свора заскулила и залаяла, и они бросились в подлесок, пытаясь вычислить где прячется их добыча.
Пока он сидел в укрытие, Роран заметил, что его штаны блестели от нескольких темных пятен на внутренней стороне бедра. Он провел по ним, и его пальцы окрасились в кровь. Каждое пятно отмечало место волдыря. Но они были не единственными; Роран чувствовал волдыри на своих руках – там, где поводья натерли участок между большим и указательным пальцами; и на своих ногах – пятка, натертая от каблука; и в других, еще более неудобных местах.
С выражением отвращения, он вытер пальцы о землю. Он посмотрел на своих людей, на то, как они притаились и опустился на колени, и он увидел дискомфорт на их лицах,когда они двигались.Они были не в лучшем состоянии чем он.
Роран решил, что когда в следующий раз они остановятся на ночлег, он попросит Карна вылечить свои раны. Если маг окажется слишком уставшим, Роран воздержится от исцеления своих ран, он предпочтет терпеть боль, чем позволит Карну тратить силы прежде, чем они достигнут Эроуза, Роран считал что навыки Карна могут оказаться весьма полезными при штурме города.
Мысли о Эроузе и осаде, которую он должен был как-то выиграть, заставили Рорана прижать свободную руку к груди, чтобы проверить, что письмо, содержащее приказы, которые он не мог прочесть, и доверенность, которая вызывала сомнения, в том, что он сможет ее оправдать, все еще были благополучно скрыты в его тунике. Они были там.
После нескольких долгих, напряженных минут, одна из собак начала взволнованно лаять где-то среди деревьев выше по течению. Другие собаки бросились в этом направлении и возобновили свой громкий лай, что означало, что они находятся в непосредственной близости от своей добычи.
Когда лай смолк вдали, Роран медленно выпрямился во весь рост и оглядел деревья и кустарники. – Чисто, – сказал он, все еще приглушенным голосом.
Пока остальные стояли, Хамунд – высокий, лохматый, с глубокими морщинками вокруг рта, хотя он был всего лишь на год старше Рорана – повернулся к Карну и, нахмурившись, сказал: – Почему ты не сделал этого раньше, вместо того, чтобы заставлять нас ездить по округе и чуть не сломать шею, спускаясь по холму? – Он жестом показал на ручей сзади них.
Карн ответил таким же сердитым голосом:
– Потому что я не подумал об этом тогда, вот почему. Учитывая то,что я избавил вас от неудобств получить множество маленьких отверстий в вашей спине, думаю, вы могли бы хоть немного поблагодарить меня.
– Неужели? Ну,я думаю ты должен был потратить больше времени, работая над своим заклинанием прежде, чем нас стали преследовать на пол пути кто – знает – где и…
Опасаясь что их доводы могут обернуться опасностью, Роран встал между ними и сказал Карну: – Ты можешь скрыть нас от охранников?
Карн покачал головой. – Людей сложнее обмануть, чем собак. – Он перестал пренебрежительно смотреть на Хамунда. – Большинство из них, по крайней мере. Я могу скрыть нас, но я не могу скрывать наши следы. – И он указал в сторону тропинки из затоптанных папоротников, а также следов копыт, впечатавшихся во влажную почву. – Они знают, что мы здесь. Мы скроемся, прежде чем они увидят нас, но собаки почуют нас и они…
– По коням! – приказал Роран.
Бормоча вперемешку ругательства и проклятия, мужчины взобрались обратно на коней. Роран оглянулся на заросли в последний раз, чтобы убедиться, что они ничего не забыли, и осадив коня, направил скакуна вперед – во главу группы всадников.
И вместе они выскочили из-под тени деревьев далеко от ложбины, продолжая тем самым свое, казалось бы, бесконечное путешествие в Эроуз. Что он будет делать, как только они доберутся до города, Роран не имел ни малейшего представления.



ПОЖИРАТЕЛЬ ЛУНЫ

Идя по лагерю варденов, Эрагон разминал плечи, пытаясь избавиться от назойливой боли в шее – последствие тренировочного боя с Арьей и Блёдхгармом.
Взобравшись на небольшой холм, стоявший словно одинокий остров среди моря палаток, он уперся руками в бока и замер, любуясь пейзажом. Перед ним расстилался сверкающий в сумерках простор озера Леона, отражающий оранжевые огни лагеря в своих волнах. Дорога, по которой двигались вардены пролегала между палатками и берегом: широкая полоса, мощенная камнем и залитая цементным раствором, была построена, как сказал ему Джоад, задолго до того как Гальбаторикс уничтожил всадников. Четверть мили севернее находилась маленькая приземистая деревня, расположенная рядом с водой; Эрагон знал, жители вовсе не рады военному лагерю на их пороге.
"Ты должен научиться… видеть, то на что ты смотришь."
После того как Эрагон покинул Белатону, он потратил много часов обдумывая совет Глаэдра. Он не был уверен, что именно имел в виду дракон, а так как Глаэдр отказался говорить что-либо еще после своего загадочного заявления, Эрагон решил истолковать его поручение в буквальном смысле. Он действительно стремился смотреть на все что находилось перед ним, каким бы маленьким и незначительным это не казалось, и понять смысл того, на что смотрит.
Он пробовал, однако чувствовал, что его идея с треском провалилась. Куда бы он ни посмотрел, везде он подмечал каждую мелочь, но все равно был уверен, что есть что-то, что не доступно его пониманию. К сожалению, он редко понимал то, что видел. Так же, как он не понимал того, почему не было дыма из трех труб в домах рыбацкой деревеньки.
Несмотря на ощущение, что всё это тщетно, усилия оказались полезными хотя бы в одном отношении: Арья не побеждала его каждый раз, когда они скрещивали клинки. Он наблюдал за ней с удвоенным вниманием, изучая ее, как оленя во время охоты и, как следствие, он выиграл несколько поединков. Тем не менее, он до сих пор уступал ей во владении мечом. И он не знал, ни того чему ему нужно учиться, ни того кто смог бы научить его, быть таким же искусным фехтовальщиком, как она.
"Возможно, Арья права, и опыт лучший наставник, который может помочь мне теперь, – размышлял Эрагон. – Опыт требует времени, а времени всё меньше. Мы будем в Драс-Леоне в ближайшее время, а затем и в Урубаене. В лучшем случае несколько месяцев и мы столкнёмся лицом к лицу с Гальбаториксом и Шрюкном."
Он вздохнул и потер лицо, пытаясь увести мысли в другое, менее тревожное, направление. Всегда он возвращался к тем же сомнениям, переживая, как собака с мозговой косточкой, и это только усиливало все его тревоги.
Все еще размышляя, он продолжал спускаться с холма. Он бродил среди темных палаток, двигаясь по направлению к своим, но уделяя мало внимания точному пути. Как и всегда, ходьба помогала ему успокоиться. Люди, мимо которых он проходил, при встрече прикладывающих к кулак груди и мягко приветствующих его "Губитель Шейдов", Эрагон вежливо кивал.
Так он прогуливался в течение четверти часа, останавливаясь и взвешивая свои мысли, когда пронзительный тон женщины, описывающей что-то с большим энтузиазмом, прервал его размышления. Заинтересованный, он двинулся к палатке, которая стояла отдельно от остальных, у основания корявой ивы, единственного дерева, которое армия не срубила на дрова.
Там, под кроной ветвей, он увидел самую странную из вещей, что когда-либо видел.
Двенадцать ургалов, включая их военачальника Нар Гарцвога, полукругом сидели возле небольшого пылающего костра. Кошмарные тени плясали на их лицах, подчеркивая их густые брови, широкие скулы и массивные челюсти, а также оттопыренные рога, которые росли из их лбов, спин и по обеим сторонам головы. Ургалы были полуобнажены; с голой грудью, кожаными манжетами на запястьях и ткаными ремнями, которые они носили, перекидывая от плеча до пояса. Несмотря на их огромные размеры – ни один из них не был меньше шести футов – на отдыхе они выглядели слегка по-ребячески.
Вперемешку, рядом с ургалами – рядом и на них – были и несколько котов-оборотней в кошачьем обличье. Многие кошки, выпрямившись, сидели перед огнем, совершенно неподвижно, даже не шевеля своими хвостами, кисточки их ушей были устремлены вперед с характерным вниманием. Другие, развалившись, лежали на земле, или на коленях ургалов, или на их руках. К удивлению Эрагона, он заметил одну кошку-оборотня – изящную белую кошку – свернувшуюся калачиком на широкой голове кулла. Ее правая передняя лапа покоилась на краю его головы, а другая была властно прижата между его бровей. И хотя они выглядели крошечными по сравнению с ургалами, во всех них была дикость, и у Эрагона не было сомнений, кого бы он предпочел видеть в бою. Ургалов он понимал, в то время как коты-оборотни были…непредсказуемы.
С другой стороны огня, перед палаткой, Эрагон увидел травницу Анжелу. Она сидела, скрестив ноги, на сложенном одеяле, накручивая начесанную шерсть из мелких ниток на прядильное полотно, которое она держала перед собой, словно для того, чтобы приводить в восторг тех, кто за ней наблюдает. И коты-оборотни и ургалы внимательно следили за ней, их глаза пристально наблюдали за Анжелой, когда она произносила:
– …но он был слишком медленным, и яростный, с красными глазами кролик разорвал горло Хорда, мгновенно прикончив его. Потом кролик убежал в лес, убежал из истории человечества. Однако, – Анжела слегка наклонилась вперед и понизила голос, – если вы путешествуете в таких краях, как я… иногда, даже по сей день, быть может, вы столкнетесь с убитыми оленями или фельдонустами, которые выглядят так, будто их погрызли, словно репку. А вокруг вы увидите следы от необычайно большого кролика. Время от времени, воин из Квота будет искать пропавших без вести, но найдет лишь мертвых с разорванным горлом… всегда с разорванным горлом.
Она вернулась в свою прежнюю позу. – Террин был ужасно расстроен потерей своего друга, и, конечно, он хотел бы охотиться на кролика, но гномы все еще нуждались в его помощи. Поэтому, он вернулся в крепость, и еще три дня и три ночи защитники удерживали стены крепости, пока их оборона не была сломлена, и каждый воин не был ранен.
– Наконец, на утро четвертого дня, когда надежда уже погасла, облака разошлись, и вдали, пораженный Террин увидел Мимринга, летящего к крепости во главе огромной армии драконов. Вид приближающихся драконов напугал нападающих так сильно, что они побросали оружие и бежали в пустыню. – На губах Анжелы заиграла усмешка. – Это, как вы можете себе представить, было большим счастьем для гномов Квота. Много радости было тогда.
И когда Мимринг приземлился, Террин очень удивился, когда увидел, что его чешуи стали подобными алмазам, что произошло, как говорят, потому, что Мимринг летел так близко к солнцу, чтобы создать иллюзию других драконов. Для этого ему пришлось пролететь над самыми пиками Беорских гор, выше, чем любой другой дракон летал и до, и после него. С тех самых пор, Терринг был известен как герой осады Квот, а его дракон прославился как Мимринг Алмазный, за его чешую, и жили они долго и счастливо. Хотя, честно сказать, Терринг всегда побаивался кроликов, даже в старости. И это то, что действительно произошло в Квоте.
Когда она замолчала, коты-оборотни начали мурлыкать, а ургалы произнесли несколько низких утробных звуков, напоминающих одобрение.
– Ты рассказала хорошую историю, Улутрек, – сказал Гарцвог, голос его грохотал словно камни падающие с гор.
– Спасибо.
– А я слышал историю иначе, – прокомментировал Эрагон, выходя на свет.
Выражение лица Анжелы оживилось, – Ну, вряд ли можно ожидать от гномов признания в том, что они были во власти кролика. Ты скрывался в тени все это время?
– Только минуту, – признался он.
– Значит ты пропустил лучшую часть истории, но я не собираюсь пересказывать ее сегодня. У меня слишком сухое горло чтобы долго говорить.
Эрагон почувствовал вибрацию через подошвы сапог, когда кулл и другие ургалы поднялись, к большому неудовольствию котов-оборотней, лежавших на них, некоторые из них издали возгласы протеста, когда упали на землю.
Находясь в окружении рогатых лиц, собравшихся вокруг костра, Эрагон подавил желание ухватиться за рукоять меча. Даже после того, как он воевал, путешествовал и охотился вместе с ургалами, и даже после того, как побывал в мыслях некоторых из них, он все еще приходил в некоторое замешательство в их присутствии. Головой он понимал, что они его союзники, но его инстинкты заставляли его испытывать ужас, который он ощущал каждый раз, когда сталкивался с такой своего рода битвой.
Гарцвог вытащил что-то из кожаного мешочка, что носил на поясе. Протянув свои толстые руки над огнем, он передал это Анжеле, которая оставила свою пряжу, чтобы принять вещь. Она подставила ладони. Это был грубый кристалловидный шар цвета морской волны, который мерцал, подобно застывшему снегу. Она засунула его в рукав одежды, а затем вернулась к своему занятию.
Гарцвог произнес: – Ты должна когда-нибудь прийти к нам в лагерь, Улутрек, мы расскажем тебе много наших историй. С нами певец. Он хорош, когда слушаешь его повесть о победе Нар Тулхка на Ставароске, твоя кровь начинает кипеть и ты чувствуешь как хочешь выть на луну, и ты готов скрестить рога даже с самым сильным твоим противником.
– Это зависит от того, есть ли у тебя рога, – сказала Анжела. – Для меня будет честью услышать вашу историю вместе с вами. Может быть, завтра вечером?
Кулл-гигант согласился; затем Эрагон спросил, – Где находится Ставароск? Я никогда прежде о нем не слышал.
Ургалы беспокойно зашевелились, а Гарцвог опустил голову и фыркнул, словно бык. – Что за обман, Огненный меч? – потребовал он. – Ты намерен бросить мне вызов, оскорбляя нас так? – Он сжимал и разжимал кулаки с уже несомненной угрозой.
Нервничая, Эрагон ответил: – Я не имел в виду ничего плохого, Нар Гарцвог. Это был честный вопрос. Я никогда не слышал о Ставароске прежде.
Ропот удивления прокатился среди ургалов. – Как такое может быть? – спросил Гарцвог. – Не все люди знают Ставароск? Разве не пели на каждом холме, отходящем к северу от Беорских гор о нашем величайшем триумфе? Несомненно, если больше нигде, вардены должны говорить об этом.
Анжела вздохнула, не поднимая глаз от пряжи, и сказала: – Ты бы лучше рассказал им.
Мысленно Эрагон ощущал, что Сапфира наблюдает за их разговором, и знал, что она готова прилететь из их палатки к нему в случае неизбежного боя.
Тщательно подбирая слова, он произнес: – Никто не говорил об этом со мной, но просто я не был с варденами очень долго, и…
– Дражл! – выругался Гарцвог. – У безрогого предателя даже нет смелости признать свое поражение. Он трус и лжец!
– Кто? Гальбаторикс? – осторожно спросил Эрагон.
Многие коты-оборотни зашипели при упоминании короля.
Гарцвог кивнул. – Да. Когда он пришел к власти, он стремился навсегда уничтожить нашу расу. Он послал огромное войско в Спайн. Его солдаты вырезали наши деревни, сжигали наши кости, оставляя за собой лишь пепел и ужас. Мы боролись – сначала с радостью, потом с отчаяньем, но все же боролись. Это было единственное, что мы могли сделать. Нам некуда было бежать, негде было прятаться. Кто стал бы защищать ургалов, когда даже Всадники упали на колени?
Но все же, нам повезло. У нас был великой вождь войны, который вел нас, Нар Тулхка. Когда то его захватили люди, и он боролся с ними много лет, так что он знал образ ваших мыслей. Именно поэтому, он смог объединить многие наши племена под своим знаменем. Затем он заманил войско Гальбаторикса в узкий проход глубоко в горах, и наши рогачи напали на них с обоих сторон. Это была бойня, Огненный Меч. Замля была пропитана кровью, а груды мертвых тел возвышались над головой. Даже по сей день, если вы идете в Ставароск, вы почувствуете треск костей под ногами и увидите монеты, мечи и куски брони под каждым клочком мха.
– Так это были вы! – воскликнул Эрагон. – Всю свою жизнь я слышал, что в Спайне Гальбаторикс потерял половину своих людей, но никто не мог рассказать мне, как или почему.
– Больше половины своих людей, Огненный Меч, – Гарцвог расправил плечи и издал гортанный звук. – А теперь мне ясно, что мы должны распространить эту повесть, чтобы все знали о нашей победе. Мы научим ваших певцов, ваших бардов песне о Нар Тухка, и мы позаботимся о том, чтобы они помнили и пели об этом громко и часто. – Он кивнул, в знак того, что его мысль закончена – впечатляющий жест, если учесть размер его головы – затем он произнес: – Прощай, Огненный Меч. Прощай, Улутрек. Затем он и его воины неуклюже скрылись в темноте.
Анжела хмыкнула, поразив этим Эрагона.
– Что? – воскликнул он, повернувшись к ней.
Она улыбнулась. – Представляю себе выражение какого-нибудь бедного сказителя в течение тех нескольких минут, когда двенадцать ургалов, из них четыре кула, стоящих рядом, нетерпелива преподают образование в культуре ургалов. Я удивлюсь, если мы не услышим его крика, – она снова улыбнулась.
Также позабавленный, Эрагон опустился на землю и стал двигать угли с помощью прутика. Теплый, тяжелый вес появился у него на коленях, и посмотрев вниз, Эрагон увидел белую кошку-оборотня, свернувшуюся клубком у него на ногах. Он протянул руку погладить ее, но потом передумал и спросил кошку: – Можно?
Кот-оборотень махнул хвостом, но в остальном проигнорировал его.
Надеясь, что он не совершает ошибки, Эрагон для пробы начал почесывать шею этого создания. Момент спустя, громкое, трепетное мурлыканье заполнило ночной воздух.
– Ты ей нравишься, – заметила Анжела.
По некоторым причинам, Эрагон почувствовал чрезвычайное довольство.
– Кто она? То есть, я имею в виду, кто ты? Как тебя зовут? – он бросил быстрый взгляд на кошку-оборотня, опасаясь, не обидел ли он ее.
Анжела тихо рассмеялась. – Ее зовут Шедоухантер [Тень Охотницы]. Точнее, это то, что ее имя значит на языке котов-оборотней. Вообще-то, она… – здесь травница издала странную смесь кашля и рычания, от которого у Эрагона на шее забегали мурашки. – Шедоухантер [Тень Охотницы] супруга Гримрра Хэлфпоу, поэтому, можно сказать, она королева котов-оборотней.
Мурлыканье увеличилось в объеме.
– Понятно. – Эрагон оглядел других котов-оборотней. – Где Солембум?
– Занят тем, что бегает за длинноусой кошкой, которая вдвое моложе его. Он ведет себя как глупый котенок… но ведь каждый имеет право, хоть изредка, на маленькие глупости. Поймав веретено левой рукой, она прекратила это действие и начала наматывать вновь образованные нити вокруг деревянного диска. Затем она повернула веретено, чтобы оно снова началось вращаться и возобновила вытягивать нити из шерстяного войлока другой рукой. – Ты выглядишь так, словно ты переполнен вопросами, Губитель Шейдов.
– Всякий раз, когда я встречаюсь с вами, я всегда в конечном итоге чувствую себя более запутанным, чем раньше.
– Всегда? Это довольно похоже на тебя. Ладно, я постараюсь быть более информативной. Спрашивай.
Скептически относясь к ее очередному желанию по-общаться, Эрагон думал о том, что он хочет узнать. И, наконец, спросил: – Гром драконов? Что ты…
– Это правильное название для стаи драконов. Если бы ты слышал всех их летящими, ты бы это понял. Когда десять, двенадцать или более драконов проносятся над твоей головой, весь воздух вокруг тебя вибрирует, как если бы ты сидел внутри громадного барабана. Кроме того, как еще можно назвать группу драконов? У вас есть вороны убийцы, собрание орлов, стайка гусей, стая уток, отряд соек, парламент сов и т.д., но как насчет драконов? Голод драконов? Это не совсем верно. Не относиться к ним и пожар или ужас, хотя, учитывая все обстоятельства, мне нравится ужас: ужас драконов…Но нет, стая драконов называется гром. Ты бы знал это, если бы твое обучение состояло больше, чем узнать, как размахивать мечом и спрягать несколько глаголов на древнем языке.
– Мне кажется, что ты права, – сказал Эрагон, чем повеселил Анжелу. Имея постоянную связь с Сапфирой, он чувствовал, что она одобряет это название "гром драконов". Эрагон был полностью с ней согласен; это было самое подходящее определение.
Он задумался еще на мгновение, прежде чем спросить: – А почему Гарцвог называет тебя Улутрек?
– Это название мне дали ургалы давным-давно, когда я путешествовала с ними.
– Что оно значит?
– Пожиратель луны.
– Пожиратель луны? И что ты для этого сделала?
– Я съела луну, конечно же. А как еще?
Эрагон нахмурился и в течение минуты сконцентрировался на ласках кошки оборотня. – Почему Гарцвог дал Вам тот камень?
– Потому что я рассказала ему историю. Я думала это очевидно.
– Но что это?
– Часть скалы. Разве ты не заметил? – Закудахтала она с неодобрением. – Действительно, ты должен лучше следить за тем, что происходит вокруг тебя. Иначе, кто-то может ударить тебя ножом, пока ты не смотришь, и кому бы я тогда давала загадочные замечания? – Она отбросила волосы. – Давай, задай мне другой вопрос. Я наслаждаюсь этой игрой.
Он поднял бровь, смотря на нее, и хотя был уверен, что это бессмысленно, спросил: – Чик-чирик?
Травница крякнула от смеха, и некоторые коты-оборотни скривили ртыв зубастых улыбках. Однако, Шедоухантер [Тень Охотницы] выглядела недовольной, судя по тому, как ее когти впились в ноги Эрагона, заставив его вздрогнуть.
– Ну, – сказала Анжела, все еще смеясь, – если ты хочешь знать ответ, это хорошая история, как и все. Давай посмотрим… Несколько лет назад, когда я путешествовала, находясь на краю Дю Вельдервардена, у западных границ, за многие мили от любого города или селения, я встретила Гримрра. В то время он еще был лидером небольшого племени котов-оборотней, и еще мог пользоваться обоими лапами. В любом случае, я нашла его, когда он играл с молодой малиновкой, которая выпала из своего гнезда в дереве, стоящем неподалеку. Я не стала бы возражать, если он убил птицу – это ведь то, что коты и должны делать – но он мучил бедняжку: тянул ее крылья, кусал за хвост, то давал ей ускользнуть, то снова прижимал к земле. – Анжела с отвращением поморщилась. – Я сказала ему, что он должен остановиться, но он только зарычал и проигнорировал меня, – она сосредоточила на Эрагоне свой пристальный взгляд, – а я не люблю, когда меня игнорируют. Итак, я убрала птицу подальше от него, взмахнула руками и сотворила заклинание. И на следующей неделе, каждый раз, когда он открывал свой рот, он щебетал, как певчая птичка.
– Он щебетал?
Анджела кивала, сияя от сдерживаемого веселья. – Я никогда так сильно не смеялась в своей жизни. Ни один из других котов-оборотней ни куда не ходил с ним в течение целой недели.
– Не удивительно, что он ненавидит тебя.
– Ну и что? Если у тебя нет врагов, то ты трус, если не хуже. К тому же, это того стоило – надо было видеть его реакцию. О, он был так зол!
Шедоухантер [Тень Охотницы] предупреждающе рыкнула и снова выпустила свои когти.
Скривившись, Эрагон сказал: – Может лучше, если мы сменим тему?
– Ммм.
Прежде чем он успел предложить новую тему, громкий крик раздался откуда-то из глубины лагеря. Крик три раза пронесся эхом по ряду палаток прежде чем наступила тишина.
Эрагон посмотрел на Анжелу, а она на него, а затем они оба рассмеялись.



СЛУХИ И ПИСЬМО

"Уже поздно", – сказала Сапфира, когда Эрагон побрел к своей палатке, рядом с которой она лежала, сверкающая, как насыпь лазурных углей при тусклом свете факелов. Она смотрела на него одним глазом, слегка прикрытым тяжелыми веками.
Он наклонился к ее голове и прижал свою бровь к ее брови на несколько секунд, обнимая ее острую морду. "Да, – произнес он наконец. – И ты тоже должна отдохнуть после целого дня полетов. Спи, и увидимся утром".
Она благодарно ему подмигнула.
В своей палатке Эрагон зажег единственную свечу для комфорта. Затем он разулся и сел на койку, подвернув под себя ноги. Он замедлил дыхание и позволил своему разуму открыться и расшириться, направляя его наружу, чтобы тронуть все живые существа вокруг него: от червей и насекомых в земле, до Сапфиры и воинов варденов, и даже до нескольких находящихся поблизости растений, энергия от которых была бледная и еле заметная по сравнению с горящим блеском даже самого маленького животного.
Долгое время, он сидел там, освобожденный от мыслей, познавая тысячи чувств, отчетливых и проницательных, ни на чем не концентрируясь, но следя за ровным дыханием при вдохе и выдохе.
Вдалеке он услышал разговор мужчин, стоящих вокруг караульного костра. Ночной воздух переносил их голоса дальше, чем они ожидали, достаточно далеко, чтобы его острый слух разобрал каждое слово. Он смог бы также хорошо почувствовать и прочитать их мысли, но вместо этого, он предпочел уважать их личную частную жизнь и просто слушать.
Человек с глубоким голосом говорил: – и то, как они воротят носы от тебя, как будто ты ниже плинтуса. Половину времени, они не будут даже говорить с тобой, когда ты задашь им дружественный вопрос. Они только развернутся и уйдут.
– Да, – сказал другой мужчина. – А их женщины прекрасны, как статуи и вдвое привлекательней.
– Это потому, что ты просто уродливый ублюдок, Сверн.
– Не моя вина, что мой отец соблазнял доярок, куда бы он ни пошел. Кроме того, вряд ли в этом их вина; с такими лицами как у вас, вы будете сниться детям в кошмарах.
Воин с глубоким голосом проворчал; потом кто-то кашлянул и плюнул, и Эрагон услышал шипение, раздавшееся от костра.
Третий выступающий вступил в разговор: – Я люблю эльфов не больше, чем вы, но они нужны нам, чтобы выиграть эту войну.
– А что, если они пойдут против нас, после всего этого? – спросил мужчина с глубоким голосом.
– Слушайте, слушайте, – добавил Сверн. – Посмотрите, что произошло в Кевноне и Гиллиде. Ни все его люди, ни вся его сила, ни Гальбаторикс все еще не смогли остановить их нашествие на крепости. "
– Возможно, он просто не старался, – предположил третий.
Затем последовало довольно долгое молчание.
Тогда человек с глубоким голосом сказал:- У меня возникла неприятная мысль… произойдет это или нет, я не знаю как мы остановим эльфов, если они захотят восстановить свои прежние территории. Они быстрее и сильнее нас, и к великому сожалению, все эльфы могут использовать магию.
– Да, но у нас есть Эрагон, – возразил Свен. – Он в одиночку может прогнать их обратно в их леса, если захочет.
– Он? Ха! Он больше похож на эльфа, чем на свою плоть и кровь. Я бы рассчитывал на его благосклонность не больше, чем верю ургалам.
Третий человек снова заговорил: – Вы заметили, он всегда свеже выбрит, независимо от того, как рано мы встаем?
– Должно быть он используется магию.
– Он идет вразрез с естественным порядком вещей. И это не единственное заклинание, которое используется теперь. Они заставляет нас спрятаться где-нибудь в пещере и позволить волшебникам уничтожить друг друга без какого-либо вмешательства с нашей стороны.
– Я, кажется, не помню чтобы ты жаловался, когда целители использовали заклинание вместо пары щипцов, чтобы удалить ту стрелу из твоего плеча.
– Возможно, но стрела никогда бы не попала в мое плечо, если бы не эта битва с Гальботориксом. Это все Эрагон и его магия наделали столько беспорядка.
Кто-то фыркнул. – Верно, но я бы поставил последний грош, если бы он у меня был, из-за Гальботорикса или нет, вы все равно умрете от пущенной вам в спину стрелы. Вы ничего не умеете делать, кроме как сражаться.
– Между прочим, Эрагон спас мою жизнь в Фейнстере, – сказал Сверн.
– Да, и если ты снова расскажешь эту историю, у меня будет несварение желудка на целую неделю.
– Ну, он сделал…
Снова наступила тишина, которую прервал мужчина с глубоким голосом: – Нам нужно что-то, чтобы защитить себя. Вот в чем проблема. Мы находимся во власти эльфов, волшебников – наших и их – и всех остальных странных существ, которые бродят по земле. Это все хорошо и замечательно для таких как Эрагон, но нам повезло меньше. Что нам нужно – это…
– Что нам нужно, – сказал Сверн, – это Всадники. Они бы привели мир в порядок.
– Пфф. Без драконов? Всадник не может существовать без дракона. Кроме того, мы все равно не сможем защитить себя сами, это и беспокоит меня. Я не ребенок, чтобы прятаться за маминой юбкой, но если из темноты появятся Шейды, мы не сможем помешать им оторвать наши головы.
– Это напоминает мне… ты слышал о лорде Барсте? -спросил третий человек.
Сверн согласился: – Я слышал, что он съел свое сердце после всего.
– О ком вы? – спросил человек с глубоким голосом.
– Барст…
– Барст?
– Ну знаешь, дворянин с недвижимостью в Гиллиде…
– Разве это не он ехал на лошади в Рамр назло…
– Да, это – он. Так или иначе, он едет в эту деревню и приказывает, чтобы все люди присоединились к армии Гальбаторикса. Только, люди отказываются, и нападают на Барста и его солдат.
– Смело, – заявил человек с глубоким голосом. – Глупо, но смело.
– Ну, Барст был умнее их. Он расставил лучников, перед тем, как вошел в деревню. Солдаты убили половину жителей, а остальных оставили на волосок от смерти. Не удивительно. Потом Барст нашел лидера – человека, который начинал борьбу – взял его за шею и голыми руками оторвал ему голову!
– Нет.
– Как цыпленку, а что еще хуже – он приказывает заживо сжечь всю семью этого человека.
– Барст должен быть столь же сильным как ургал, чтобы оторвать голову человеку, – сказал Сверн.
– Возможно есть какая-то уловка.
– Может, магия? – спросил человек с глубоким голосом.
– По всеобщему признанию, он всегда был очень-очень сильным и умным. Когда он был еще молодым юношей, он сказал, что убил раненного быка одним ударом кулака.
– По-моему, все еще похоже на магию.
– Это потому, что ты в каждой тени видишь злых волшебников.
Воин с глубоким голосом хмыкнул, но ничего не сказал.
После этого люди разошлись на свои патрулируемые участки, и Эрагон больше ничего от них не услышал. В любое другое время их разговор, возможно, встревожил его, но поскольку он медитировал, то оставался невозмутимым, хотя он попытался запомнить, что они сказали, чтобы позже рассмотреть это как следует.
Как только его мысли пришли в порядок, и он почувствовал себя умиротворенным и расслабленным, Эрагон вновь блокировал свое сознание, открыл глаза и принялся медленно растирать ноги, восстанавливая работу мышц.
Краем глаза он заметил пламя свечи и около минуты наблюдал за ним, с восторгом наблюдая за пламенными метаморфозами.
После Эрагон прошел к месту, где лежали седельные сумки Сапфиры, достал перо для письмо, кисть, пузырек чернил и листы пергамента, которые он взял у Джоада несколькими днями раньше, а заодно и копию Домиа абр вирда, которую старый ученый отдал Эрагону.
Вернувшись к кровати Эрагон отложил тяжелую книгу подальше,чтобы на неё не разлились чернила.Он положил свой щит на колени как поднос и расположил листы пергамента на поверхности.Резкий дубильный запах заполнил ноздри. Эрагон открыл крышку и макнул перо в чернила.
Он дотронулся до пузырька пером, чтобы часть чернил стекла обратно, и потом аккуратно провел первую полоску. Перо слабо поскрипывало, когда он писал руны своего родного языка. Когда он закончил, Эрагон сравнил их с записями предыдущего дня, чтобы понять улучшился ли его почерк – он улучшился совсем на чуть-чуть – так же как и руны из Домиа абр вирда, который он использовал как учебник.
Эрагон просмотрел алфавит трижды, обращая особое внимание на слова, которые вызывали затруднения. Потом он принялся записывать свои мысли и наблюдения относительно сегодняшних событий. Упражнение было полезным, не только потому, что позволяло Эрагону практиковаться в написании писем, но и лучше понимать все, что он увидел и сделал в течение дня.
Это было сложно,он начал писать потому,что у него был стимул. Кроме того это напомнило ему о Броме, о том как старый рассказчик учил его значению каждой руны. Это давало ему почувствовать близость с отцом.
После того как он записал все что хотел, Эрагон вымыл перо, взял кисть и лист пергамента, который уже был исписан наполовину рядами глифов древнего языка.
Способ письма эльфов, Лидуэн Кваэдхи, было гораздо труднее воспроизвести, чем руны своей собственной расы, благодаря сложным глифам и плавным формам. Тем не менее, он продолжал по двум причинам: ему необходимо поддержание близкого знакомства с рукописью. И если бы он собрался написать что-нибудь на древнем языке, он решил, что разумнее сделать это в такой форме, чтобы большинство людей были не в состоянии прочесть это.
У Эрагона была хорошая память, но он понял, что начинал забывать много заклинаний, которых ему когда-то давали Бром и Оромис. Поэтому Эрагон решил составить словарь известных ему слов древнего языка. Хотя это была очень оригинальная идея, он недооценивал значение такого материала до недавнего времени.
Он работал над словарем несколько часов, после чего положил свои записи в седельные сумки и достал Элдунари Глаэдра. Эрагон попытался вновь разбудить старого дракона, но потерпел неудачу. Однако Эрагон не сдавался. Сидя рядом с ящичком, он читал вслух про обряды и ритуалы гномов из Домиа абр вирда, с которыми Эрагон был незнаком, до очень глубокой ночи.
Затем Эрагон отложил книгу, погасил свечу и лег на койку,чтобы отдохнуть. Он бродил по фантастическим видениям в своих снах наяву, но это длилось недолго, лишь только начался рассвет, он тут же проснулся и встал, чтобы начать новый день.



ЭРОУЗ

Было утро, когда Роран и его люди достигли шатров у дороги. Лагерь казался серым и расплывчатым, что уменьшало видимость. В миле отсюда на юге находился город Эроуз, но Роран смог различить только общие очертания: стены, белые как снег, лестничные площадки с пролетами и много плотно построенных каменных башен.
Роран держался за седло, когда они скакали в лагерь, их лошади выглядели уставшими. Патрульный – мальчик – подбежал к Рорану и схватил уздечку в руки, натягивая ее, пока лошадь не остановилась.
Роран уставился на мальчика, не уверенный, что только что произошло, и после долгой паузы прохрипел: – Приведите ко мне Бригмана.
Не говоря ни слова, мальчик побежал между палатками, поднимая босыми пятками пыль.
Рорану казалось, что он ждал около часа. Тяжелое дыхание лошади соответствовало движению крови в его ушах. Когда Роран смотрел на землю, голова начинала кружиться. Где-то послышался звон шпор. Приблизительно дюжина воинов столпилась вокруг, облокотившись на копья и щиты, их лица выражали любопытство.
Через весь лагерь к Рорану шел широкоплечий мужчина, опираясь на свое копье. У него была большая, густая борода, и на ней блестели капельки пота – то ли от боли, то ли от температуры.
– Это ты, Молотобоец? – спросил он.
Роран проворчал соглашаясь. Он отпустил седло, опустил руку в карман рубахи и протянул Бригману помятый прямоугольник пергамента с приказами Насуады.
Бригман сломал восковую печать ногтем. Он прочитал послание, потом опустил его и посмотрел на Рорана безразличным взглядом.
– Мы ждали тебя, – сказал он. – Один из заклинателей Насуады связался со мной четыре дня назад и сказал, что ты отбыл, но я не думал, что ты прибудешь так скоро.
– Это было непросто, – сказал Роран.
Верхняя губа Бригмана дергалась. – Да, я уверен, что так и было…сэр. Он вернул пергамент. – Молотобоец, люди под твоим командованием. Мы собирались начать атаку у западных ворот. Возможно, вы собирались привести это к исполнению? – Вопрос был наполнен ядом.
Мир словно покачнулся, и Роран схватился за седло. Он так устал, чтобы препираться с кем-либо.
– Прикажите им отступить на сегодня, – сказал он.
– Вы растеряли свое остроумие? Как еще мы можем захватить город? Подготовка заняла у нас целое утро, и я не собираюсь сидеть, и крутить своими пальцами, пока вы будете отдыхать. Насуада ожидает, что мы закончим осаду в течение нескольких дней, и клянусь Ангвардом, я ее закончу!
Очень тихим голосом, чтобы только Бригман смог услышать, Роран прорычал: – Ты прикажешь воинам прекратить или я растяну тебя за лодыжки и отхлестать за неисполнение приказов. Я не начну ни какой атаки, пока не отдохну и не проанализирую ситуацию.
– Ты – глупец. Это было бы…
– Если ты не можете держать язык за зубами и исполнять свои обязанности, я отхлестать тебя сам – прямо здесь и сейчас.
Ноздри Бригмена раздулись. – В Вашем состоянии? У Вас нет шансов.
– Ты ошибаешься, – сказал Роран. И он был прав. Роран не был уверен в том, как он может справиться с Бригманом прямо сейчас, но в глубине души чувствовал, что смог бы.
Казалось, Бригман боролся с собой. – Прекрасно, – выплюнул он. – Не было бы правильным, если бы солдаты увидели, как мы валяемся в грязи. Мы останемся на месте, если ты хочешь, но не я буду ответственным за потраченное зря время. Это будет на твоей совести, не моей.
– Как всегда, – сказал Роран, и его горло отозвалось болью, когда он наклонился с коня. – Так же, как ты ответственен за беспорядок, созданный из этой осады.
Бригман нахмурил брови, и Роран понял, что неприязнь Бригмана к нему превратилась в ненависть. Он сожалел, что он не выбрал более дипломатичный ответ.
– Твоя палатка там.
Было ещё утро, когда проснулся Роран
Мягкий свет распространялся по палатке, поднимая ему настроение. На мгновение, Рорану показалось, что он спал только несколько минут. Потом он понял, что свет был более ярким, чем раньше.
Он проклинал себя, сердитый на то, что позволил себе спать так долго.
Тонкое одеяло накрывало его, не нужное при такой южной погоде, особенно с тех пор как Роран надел свои ботинки и одежду. Справившись, он сел прямо.
Стон вырвался из легких, поскольку, казалось, что его тело разорвали на мелкие кусочки. Он лег и начал схватать воздух. Вскоре начальный шок спал, но оставил после себя множество пульсирующих болей – одна хуже другой.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами. С огромным усилием, он перевернулся на бок и спустил ноги с края койки.Он остановился, чтобы перевести дыхание перед попыткой, казалось бы невыполнимой, встать.
Поднявшись на ноги, он кисло улыбнулся. День обещал выдаться интересным.
Остальные уже встали и ждали его, когда он вышел из палатки. Они выглядели измученными и уставшими; двигались они, так как он. После приветствий, Роран дотронулся до бинта на предплечье Дельвина, в том месте, где управляющий таверны порезал его тесаком. – Боль прошла?
Дельвин пожал плечами. – Не все так плохо. Я потерплю, если будет нужно.
– Хорошо.
– Что ты собираешься делать в первую очередь? – спросил Карн.
Роран по восходящему солнцу рассчитал, сколько времени осталось до полудня. – Прогуляемся, – сказал он.
Начиная с центра лагеря, Роран расставил своих товарищей вверх и вниз в каждом ряду, осматривая их состояние и состояние оружия. Иногда Роран останавливался, чтобы поговорить с солдатом, а затем двигался дальше. В большинстве случаев воины унывали, но он заметил, что их настроение, как ему казалось, улучшалось, когда они видели его.
Прогулка Рорана закончилась на южной стороне лагеря, как он и планировал. Здесь он и остальные остановились, чтобы посмотреть на внушительное сооружение, которым был Эроуз.
Город был построен в два уровня. Первый был низкий и широко простирался, он содержал большинство зданий, в то время как второй уровень был меньше, он занимал вершину длинного и осторожного подъема, эта вершина была самой высокой точкой на многие мили вокруг. Город был окружен стеной на обоих уровнях. Пять ворот виднелись на наружной стене: двое из них открыты для дорог, которые ведут в город – одни с севера, другие – с востока, остальные трое находились непосредственно над каналами, которые текли на юг, в город. С обратной стороны Эроуза лежало неспокойное море, куда предположительно впадали каналы.
"По крайней мере у них нет рва", – подумал он.
Северные ворота были покрыты шрамами, несомненно нанесенными тараном, а земля перед воротами была изодрана, в чем Роран признал следы битвы. Три катапульты, четыре баллисты, подобное он уже видел во время плавания на Крыле Дракона, еще две ветхие осадные башни были выстроены напротив городской стены. Горстка людей находившихся не далеко от боевых орудий, курили трубки и играли к кости на кожаной тряпице. Орудия казались ничтожными по сравнению с монолитной массой городских стен.
Низкая равнина вокруг Эроуз наклонилась к морю. Сотни ферм усеивали зеленую равнину, каждый имел деревянный забор и по крайней мере одну соломенною хижину. Роскошные здания стояли тут и там: растягивая каменные поместья, защищенные их собственными высокими стенами и, Роран принимал их как за собственных охранников города. Без сомнения они принадлежали дворянам Эроуза, и возможно некоторым богатым торговцам.
– Что ты об этом думаешь?- спросил он Карна.
Маг покачал головой и опустил глаза, выглядя еще более печальным, чем обычно. – С тем же успехом, мы могли бы сражаться с горой.
– Действительно, – заметил Бригман, подходя к ним.
Роран держал его собственные наблюдения при себе; он не хотел, чтобы другие знали, насколько обескураженный он был. "Насуада безумна, если она полагает, что мы можем захватить Эроуз только с восемьюстами воинами. Если бы у меня было восемь тысяч, и Эрагон с Сапфирой. Но не так…"
Все же он знал, что нужно найти способ, хотя бы ради Катрины, если не ради чего-то еще.
Не глядя на него,Роран попросил Бригмана рассказать ему об Эроузе
Бригман повертел свое копье несколько раз, прежде чем вонзить его в землю. Он ответил: – Гальбаторикс словно предвидел что-то, он следил за тем, что бы город был полностью обеспечен припасами, еще до того, как мы перекрыли пути снабжения из Империи. Как ты видишь, в воде у них также нет недостатка. Даже если мы перекроем каналы,у них все равно останется несколько источников и колодцев внутри городских стен. Они вполне могут продержаться до зимы, если не больше, хотя держу пари, они изрядно хлебнули лиха, прежде чем так приготовится. Кроме того, Гальбаторикс увеличил гарнизон Эроуза – в два раза больше чем у нас – по сравнению с обычным числом солдат.
– Откуда ты знаешь?
– Информатор. Однако, у него нет опыта в военной стратегии, и он предоставил нам слишком заниженную оценку сил Эроуза.
– А.
– Он также обещал нам, что сможет отправить небольшой отряд людей в город под покровом темноты.
– И?
– Мы ждали, но он так и не появился, а на следующее утро мы увидели его голову на парапете. Она всё ещё там, у восточного входа.
– Вот как… А существуют ли другие входы кроме этих пяти?
– Да, еще три. В доках есть водные ворота, достаточно широкие, чтобы все три ряда могли пройти сразу, и сухопутные ворота, для людей и лошадей, рядом с ними. Также есть другие сухопутные ворота там, – он показал на западную часть сторону города, – такие же, как и эти.
– Мы сможем разрушить какие-нибудь ворота?
– Не быстро. С берега у нас недостаточно места для нормального маневрирования или для выхода из-под возможного обстрела солдат. Это оставляет нам эти ворота и западные. Рельеф вокруг города практически везде одинаков, за исключением берега. Поэтому я решил сконцентрировать наше нападение на ближайших воротах.
– Из чего они сделаны?
– Железо и дуб. Они будут стоять сотни лет,если мы их не сбросим.
– Они защищены какой-либо магией?
Я не знаю, в виду того что Наусада не сочла нужным отправить с нами хотя бы одного из своих магов. Но Халстед…
– Халстед?
– Лорд Халстед, правитель Эроуза. Ты, должно быть слышал о нем.
– Нет.
Последовала короткая пауза, в которой Роран ощутил все более растущую к нему неприязнь Бригмана. Затем он продолжил: – У Халстеда есть свой маг: убогое, болезненно выглядящее существо, которое мы видели на вершине стены, бормочущее какие-то заклинания себе в бороду, пытаясь сбросить нас вниз. Он кажется не сильно владеет магией, потому что ему не очень везло, за исключением двух людей, которых он сумел поджечь, во время тарана.
Роран обменялся взглядами с Карном, казавшимся даже более взволнованным, чем прежде, но решил, что будет лучше обсудить это наедине.
– Выходит, будет легче пройти через те ворота в доках? – спросил он.
– Ты так уверен? Посмотри, как глубоко они встроены в стену. К тому же, над входом куча щелей и люков,чтобы у них была возможность лить кипящую смолу, кидать камни или стрелять из арбалетов в любого, достаточно глупого, чтобы рискнуть подобраться к ним.
– Ворота не могут быть цельными по всей площади, иначе они перекроют воду.
– Ты прав. Ниже поверхности ворот есть решетка из дерева и металла с достаточно большими отверстиями, чтобы не препятствовать потоку воды.
– Понятно. Ворота держат опущенными в воду большую часть времени, даже когда Эроуз не в осаде?
– Ночью почти наверняка, но я считаю, что они открыты в дневное время.
– Нда, А как насчет стен?
Бригман передвинулся. – Гладко отполированный гранит, и так плотно прилегающий, что даже лезвие ножа не просунешь между блоками. Работа гномов, я думаю еще до падения Всадников. Я также предполагаю, что стены заполнены щебнем, но не могу сказать точно,так как мы до сих пор не сломали наружную часть стен. Стены простираются по крайней мере на двенадцать футов под землей и возможно больше,что означает, что мы не можем прорыть туннель под ними или ослабить их подрывами.
Выходя вперед, Бригман указал на поместья севера и запада. – Большинство дворян отступило в Эроуз, но они оставили людей, чтобы защитить их собственность. Они доставили нам неприятности, нападая на наших разведчиков, крадя наших лошадей и тому подобное. Мы захватили два поместья вначале, – он указал на пару сожженных мест на расстоянии в несколько миль, – но нападение на них было большей проблемой, чем это стоило, так что мы ограбили их и предали огню. К сожалению, у нас не достаточно людей, чтобы завладеть оставшимися поместьями.
Тогда Болдор спросил: – Для чего прорыты каналы в Эроузе? Они не выглядит так, как будто их используют для орошения урожая.
– Вода тебе, парень, здесь нужна не больше, чем фермерам с севера нужна телега в снег во время зимы. Их больше волнует как остаться сухими.
– Тогда для чего они используются? – спросил Роран. – И где они берут начала? Не думай что я поверю, что вода приходит из реки Джиет, она находится за очень много лиг отсюда.
– Едва, – насмехался Бригман. – Есть озера в болотах к северу от нас. Это – солоноватая, вредная вода, но люди здесь приучены к ней. Единственныйн канал несет ее от болот до места, которое находится приблизительно в три мили отсюда. Там канал делится на этих три, которые ты видишь, они перегорожены плотиной, в которой оставляют отверстие для струи воды, вращающей водяное колесо, которое приводит в действие мельницы, и те размалывают муку для города. Крестьяне везут свое зерно на мельницы во время жатвы, и затем мешки муки загружают на баржи и переправляют в Эроуз. Это также удобный способ переправить другие товары, например древесина и вино, от поместий до города.
Роран потер заднюю часть своей шеи, в то время как он продолжал исследовать Эроуз. То, что Бригман рассказал ему, заинтриговало его, но он не был уверен, как это может помочь. – Есть ли что-либо еще значимое поблизости? – спросил он.
– Только шахта сланца дальше на юг вдоль побережья.
Он проворчал, все еще думая. – Я хочу посетить мельницы, – сказал он. – Но сначала я хочу услышать полный отчет вашего пребывания здесь, и я хочу знать, как хорошо обеспеченны мы во всем: от стрел до булочек.
– Если ты пройдешь за мной… Молотобоец.
Следующий час Роран потратил на совещание с Бригманом и двумя его лейтенантами, слушая и задавая вопросы, когда они пересказывали каждое из нападений на городские стены, а также каталогизации поставок запасов, оставленных воинам под его командованием.
"По крайней мере, мы не нуждаемся в оружии" – подумал Роран, когда он посчитал число мертвых. Все же, даже если Насуада не установила срок его миссии, у людей и лошадей не было достаточного количества еды, чтобы остаться лагерем перед Эроуз дольше, чем следующую неделю.
Он узнал многие факты и цифры из свитков, которые увязались с помощью Бригмана и его помощников. Роран старался скрыть тот факт, что он не способен расшифровать ряды угловых черных меток, настаивая на том, чтобы люди читали все это ему. Но его раздражало то, что он был во власти других людей. Он понял,что Насуада была права. -"Я должен научиться читать,иначе я не могу заметить, как кто-то соврет мне, рассказывая о написанном одно или другое…Может Карн сможет научить меня по возвращению к варденам".
Чем больше Роран узнавал об Эроузе,тем больше он начинал симпатизировать тяжелому положению Бригмана; захват города был непростой задачей с неочевидным решением. Несмотря на свою неприязнь к нему, Роран думал,что капитан сделал все возможное, что можно было ожидать при таких обстоятельствах. Роран верил,что Бригман потерпел неудачу не потому, что он был некомпетентным командиром,а потому, что ему не хватало двух качеств, которые были у Рорана: смелость и воображение.
После ознакомления с ситуацией, Роран и его пятеро товарищей поехали с Бригманом осмотреть стены и ворота Эроуза с более ближнего, но, тем не менее, безопасного расстояния. Сидеть в седле снова было невероятно болезненным для Рорана, но он не жаловался.
Как только кони миновали уложенную камнем дорогу рядом с лагерем и направились рысью к городу, Роран заметил, что их копыта издают своеобразный звук. Он вспомнил, когда слышал похожий звук, и был им обеспокоен во время последнего дня пути.
Посмотрев вниз, он увидел, что плоские камни, которые составляли поверхность дороги, казалось, были по краям вымощены серебром, жилы которого формировали путанный узор.
Роран крикнул Бригману и спросил его об этом, после чего Бригман прокричал: – Здесь используют грязь для слабого строительного раствора, так что вместо него они скрепляют камни свинцом!
Сначала Роран не поверил, но Бригман казался серьезным. Он подумал, что если каждый металл будет так часто встречаться, то люди будут растрачивать его на строительство дорог.
Так что они продолжили скакать рысью по каменной дороге и направились к сверкающему городу за ее пределами.
Они очень внимательно изучили защиту Эроуза. Но близкий осмотр не показал ничего нового и только укрепил мнение Рорана о том, что город был почти неприступным.
Он направил своего коня к Карну. Маг смотрел на Эроуз стеклянным взглядом, молча шевеля губами, как будто разговаривал сам с собой. Роран подождал пока маг не замолк, затем тихонько спросил: – Наложены ли на ворота какие-либо заклинания?
– Я думаю да, – ответил Карн таким же приглушенным голосом, – Но я не уверен в их количестве и предназначениях. Мне нужно больше времени, чтобы проанализировать их.
– Почему это так сложно?
– На самом деле это не так сложно. Большинство заклинаний легко обнаружить, если конечно кто-то не приложил усилия, чтобы скрыть их, и даже тогда, магия обычно оставляет некоторые выделяющиеся следы, если знаешь, что ищешь. Меня беспокоит то, что одно или несколько заклинаний могут оказаться ловушками, мешающими магам вмешиваться в чары ворот. Если это так, и я затрону их напрямую, а я уверен что затрону их, и тогда кто знает, что может от этого произойти? В результате этого я мог бы раствориться в лужу прямо на ваших глазах. Я предпочел бы это избежать, если есть другой путь.
– Ты хочешь остаться здесь пока мы заканчиваем обход?
Карн покачал головой. – Я не думаю что было бы целесообразно оставить вас без присмотра, пока мы далеко от лагеря. Я вернусь сюда после захода солнца и посмотрю, что могу сделать. Кроме того, было бы легче, если бы я был ближе к воротам, но я не смею подойти ближе сейчас, пока я на виду у часовых.
– Как хочешь.
Как только Роран удовлетворился тем, что они узнали из обхода вокруг города всё что могли, он приказал Брингману привести их к ближайшему скоплению мельниц.
Они оказались намного более значительными, чем их описывал Брингман. Вода по каналу текла из трех двадцатифутовых водопадов. У подножия каждого из которых было водяное колесо, увешанное ведрами. Колеса были соединены осями с тремя одинаковыми зданиями, которые располагались одно за другим вдоль упорядоченных блоков, в которых находились массивные жернова, используемые для производства муки жителей Эроуз. Хотя колеса двигались, Роран решил, что они не связаны со сложными механизмами внутри зданий, так как он не слышал гул работы жерновов.
Он спустился к самой низкой мельнице и пошел вверх по тропинке между домами, разглядывая ворота шлюз, которые были выше водопадов и которые контролировали количество воды, выпускающееся в них.
Ворота были открыты, но глубокий бассейн с водой по-прежнему лежал под каждой из трех медленно вращающегося колеса.
Он остановился на полпути к вершине холма и опустился на край мягкой, поросшей травой насыпи, и скрестив руки на груди, опустил свой подбородок, пока думал как ему захватить Эроуз. Он был уверен, что есть какая-то хитрость или стратегия, которая позволит ему взломать город, как спелую тыкву, но решение пока ускользало от него.
Он размышлял до тех пор, пока не устал от мыслей. Тогда он прислушался к звукам поворота осей мельницы и плеску падающей воды.
Эти звуки успокоили Рорана, хотя чувство тревоги все еще не ушло. Место напомнило ему мельницу Демптона в Теринсфорде, куда он ушел работать в день, когда раззаки сожгли его дом и подврегли пыткам Гэрроу, отца Рорана, смертельно ранив его.
Роран пытался игнорировать свои воспоминания, но это не получилось, оставив неприятное ощущение в желудке.
"Если бы я только подождал несколько часов, прежде чем уйти, я мог бы спасти его. – подумал он. Затем Роран ответил сам себе, руководствуясь более практичной частью себя: – Да, и раззаки убили бы меня прежде, чем я смог бы поднять руку. Без Эрагона, который мог защитить меня, я был бы беспомощен, как новорожденный".
Тихо подошедший Балдор встал рядом с ним, на краю канала. – Все интересуются: есть ли у тебя план? – спросил он.
– У меня есть идеи, но не план. А у тебя?
Балдор скрестил руки на груди. – Мы можем подождать пока Насуада отправит Эрагона с Сапфирой к нам на помощь.
Роран фыркнул.
Некоторое время они наблюдали как под ними текла вода. Затем Балдор сказал. – Что если мы просто предложим им сдаться? Может быть они настолько сильно испугаются, когда услышат ваше имя, что распахнут ворота, упадут на колени и будут молить о пощаде?
Роран кратко усмехнулся. – Я сомневаюсь, что молва обо мне достигла Эроуза. Тем не менее… – он провел пальцем по бороде. – Стоит попробовать, вывести их из равновесия, если ничего больше нет.
– Даже если мы получим проход в город, то мы не сможем провести по нему много людей?
– Может быть, а может быть и нет.
Возникла пауза, затем Балдор произнес. – Как же далеко мы зашли.
– Ага.
Снова был слышен только звук поворачивающихся мельничных колес и падающей воды. Наконец, Балдор сказал. – Снега не должны таять здесь так же сильно, как дома, в Карвахолле. В противном случае, весной, колеса были бы наполовину под водой.
Роран покачал головой. -Не имеет значения, сколько снега или дождя будет. Шлюзы используются для ограничения количества воды, которая течет над колесами, поэтому они не вращаются слишком быстро.
– Но что будет когда вода поднимется до верхней части ворот?
– Будем надеяться, что день размола будет закончен к тому времени, но в любом случае, вы разъедините шестерни, поднимите ворота, и… – Роран затих, как вдруг серия изображений промелькнуло в его голове, и все его тело наполнилось теплом, как если бы он выпил целую кружку меда одним глотком.
"Могу ли я? – Он думал нестадартно. – Может ли это сработать или… Это не важно. Мы должны попытаться. Что мы еще можем сделать?"
Роран вышел к центру дамбы, которая удерживала центральный пруд, и понял, что спицы, торчащие из высокого деревянного винта, используются для подъема и спуска шлюза ворот. Винт был тугой и трудно двигался, даже когда он подставил плечо и толкнул его со всей силы.
– Помоги мне, -сказал он Балдору, который остался на насыпи, с недоумением наблюдая за происходящим.
Балдор осторожно пробрался к Рорану. Вместе им удалось закрыть шлюз. Затем, отказавшись отвечать на какие-либо вопросы, Роран настоял на том, чтобы проделать то же самое с самыми верхними и самыми нижними воротами.
Когда все из трех ворот были плотно закрыты, Роран вернулся к Карну, Бригману и остальным, и жестом показал им слезать с лошадей и собираться вокруг него. Он стучал верхушкой своего молота, пока стоял в ожидании, внезапно почувствовав необоснованное нетерпение.
– Ну,зачем это все? – требовательно сказал Бригман, как только они собрались.
Роран посмотрел каждому из них в глаза, чтобы убедиться в их пристальном внимании, затем он сказал: – Вот что мы собираемся сделать… – И он начал говорить, быстро и понятно, на протяжении целого получаса, объясняя всем, что произошло с ним в то мгновение откровения. Пока он говорил, Мандель начал улыбаться, и, хотя они по прежнему оставались серьезными, Балдор, Дельвин и Хамунд также казались увлеченными смелостью плана, который изложил Роран.
Их ответ удовлетворил Рорана. Он сделал многое, чтобы завоевать их доверие и был рад знать, что все еще мог рассчитывать на их поддержку. Его единственный страх состоял в том, что он боялся подвести их, лишь страх потерять Катрину страшил его больше.
Карн казалось не особо был спокоен. Этого Роран ожидал, но сомнения мага было ничто в сравнении со скептицизмом Бригмана.
– Ты с ума сошел! – воскликнул он как только Роран закончил. – Это никак не получится.
– Возьми свои слова обратно! – сказал Мандель и, сжав кулаки, прыгнул вперед. – Да ведь Роран выиграл больше сражений, чем ты, когда либо участвовавший в них, и он сделал это без всех твоих воинов, которые у тебя были!
Бригман зарычал, его верхняя губа извивалась как змея. – Ты маленький щенок! Я преподам тебе урок уважения, который ты никогда не забудешь.
Роран толкнул Манделя в спину, прежде чем он напал бы на Бригмана. – Эй! – прорычал Роран. – Ведите себя прилично. – С недовольным видом, Мандель прекратил сопротивляться, однако продолжал сердито поглядывать на Бригмана, который в отместку посмеивался над ним.
– Это диковинный план, чтобы быть уверенным в нем, – сказал Дельвин, – но пока что, твои диковинные планы сослужили нам хорошую службу в прошлом. – Другие люди из Карвахола издали звуки одобрения.
Карн кивнул и сказал: – Может быть он и работает, а возможно, что нет. Я не знаю. В любом случае, это наверняка застанет наших врагов врасплох, и я должен признать, мне весьма любопытно посмотреть, что произойдет. Ничего подобного никогда не пробовали раньше.
Роран слегка улыбнулся. Обращаясь к Бригману, он сказал: – Что бы продолжать как раньше, нужно и сейчас действовать дико. У нас есть только два с половиной дня, чтобы захватить Эроуз. Обычные методы не помогают, поэтому мы должны рискнуть.
– Может быть, – пробормотал Бригман, – но это веселое предприятие, которое может убить много хороших людей из-за желания продемонстрировать свой ум.
Его улыбка увеличилась, Роран двинулся к Бригману и теперь только несколько сантиметров разделяли их. -Ты не должен соглашаться со мной, Бригман, ты только должен сделать то, что ты сказал. Теперь ты будешь следовать моим приказам или нет?
Воздух между ними стал теплее из-за их дыхания и тепла от их тел. Бригман стиснул зубы и махнул копьем еще более энергично, чем раньше, но его взгляд дрогнул, и он отшатнулся. – Будь ты проклят! – сказал он. – Я буду подчинятся тебе Молотобоец, если так нужно, но расплата наступит довольно скоро, вот увидишь, и тогда тебе предстоит ответить за свои решения.
"Пока мы не захватим Эроуз, – подумал Роран, – Я не успокоюсь". – Поднимайтесь! – крикнул он. – У нас много работы и очень мало времени! Активней, активней, активней!



ДРАС-ЛЕОНА

Солнце, как и Сапфира, поднималось в небе, когда Эрагон заметил с ее спины Хелгринд, расположившийся на горизонте к северу. Он почувствовал, как в нем поднимается ненависть, стоило ему узреть острие скалы, возвышавшейся над окружающим пейзажем, словно одинокий угловатый зуб. Так много его худших воспоминаний ассоциировалось с Хелгриндом, он надеялся, что сможет разрушить его и увидеть, как голый серый шпиль рухнет на землю. Сапфира была более равнодушна к темной каменной башне, но он мог сказать, что ей также не нравилось находиться возле нее.
Когда наступил вечер, Хелгринд остался позади, в то время, как Драс-Леона, лежавшая возле озера Леона, где стояли на якоре десятки лодок и кораблей, простиралась перед ними. Приземистый, широкий город был таким же, каким его помнил Эрагон: плотно застроенным и унылым, с узкими, кривыми улочками, прижатыми друг к другу мерзкими лачугами, стоящими напротив грязной желтой стены, окружавшей центр города, за которой высился силуэт огромного собора Драс-Леоны, черный и имеющий шипы, где проводили свои жуткие ритуалы жрецы Хелгринда.
Поток беженцев волочился по дороге на север – люди бежали из города-который-будет-скоро-осажден в Тирм или Урубаен, где они, по меньшей мере, могли найти временное укрытие от неумолимого наступления варденов.
Драс-Леона казалась Эрагону такой же грязной и озлобленной, как и при его первом визите сюда, она вызывала в нем жажду разрушений, которой он не испытывал в Фейнстере или Белатоне. Здесь он хотел крушить мечом и огнем; ударить всей ужасающей, неестественной энергией, находившейся в его распоряжении, и, потворствуя каждому беспощадному порыву, не оставлять перед собой ничего кроме дымящейся ямы, да окровавленной золы. К бедным, искалеченным и порабощенным жителям Драс-Леоны он испытывал некоторое сочувствие. Но он был абсолютно уверен в упадке города и верил, что лучше будет разрушить его до основания и выстроить заново, без оттенка извращенной религии Хелгринда, коей он был заражен.
Он представлял, как разрушает собор при помощи Сапфиры, когда его осенило, что религия жрецов, практикующих членовредительство, имеет имя. Изучение древнего языка научило его ценить важность имен – имя есть сила, имя есть понимание, – и пока он не узнает имени религии, он не сможет полностью постичь ее истинную природу.
Освещенные затухающим лучами, вардены остановились на полосе возделываемых полей, точно к юго-востоку от Драс-Леоны, где земля поднималась в небольшое плато, которое могло обеспечить им небольшую защиту, если враги станут отстаивать свои позиции. Люди устали маршировать, но Насуада, поручила им укрепить лагерь, а заодно установить могучие военные сооружения, которые они несли с собой на протяжении всего пути из Сурды.
Эрагон с душой окунулся в работу.Во-первых он присоединился к команде людей, которые занимались сглаживанием полей пшеницы и ячменя с помощью досок с длинными петлями приложенных веревок. Было бы быстрее косить зерно сталью или магией, но было бы опасно и неудобно ходить по оставшимся стерням, а тем более спать. Уплотненные стебли образовали мягкие, упругие поверхности, они были удобнее земли к которой они привыкли.
Почти час Эрагон трудился с другими людьми, после чего они расчистили достаточно места для палаток варденов.
Затем он помог в строительстве осадной башни. Его, большая чем у обычного человека, сила позволила ему перемещать балки, которые смогли бы поднять лишь несколько человек одновременно, таким образом он смог ускорить процесс. Несколько гномов, которые остались с варденами, наблюдали за сооружением конструкции.
Сапфира тоже помогала. С помощью когтей и зубов она вырыла глубокие траншеи и сложила всю землю в кучки вокруг лагеря за несколько минут, тогда как 100 человек потратили бы на это весь день. Огнем из пасти и могучими взмахами хвоста она сравняла с землей деревья, заборы, стены, дома и все, что могло дать укрытие врагам. В целом, она представляла страшную картину опустошения, достаточную, чтобы вселить трепет в даже самые смелые души.
Наступила поздняя ночь, когда вардены, наконец, закончили приготовления, и Насуада приказала людям, гномам и ургалам ложится спать.
Вернувшись в свою палатку, Эрагон медетировал пока его ум не прояснился. Это уже вошло в привычку. Вместо того чтобы корректировать свой почерк Эрагон раздумывал какие заклинания могут пригодиться ему завтра, а также придумывал новые решения конкретных проблем, существующих в Драс-Леоне.
Когда он почувствовал, что готов к бою, он предался снам наяву, которые были более красочными и энергичными, чем обычно; несмотря на медитации, перспектива сражения будоражила кровь и не давала сосредоточиться. Как всегда ожидание и неопределенность были для него тяжелым испытанием, он хотел уже быть в гуще сражения, где у него не будет времени волноваться о том, что может произойти.
Сапфира была обеспокоена. От нее он уловил обрывки снов, содержащие боль и схватку. Он с уверенностью мог сказать, что она предвкушала жестокое удовольствие от сражения. Ее настроение влияло на него в известной мере, но этого было недостаточно, чтобы заставить его полностью забыть о своем предчувствие.
Очень скоро наступило утро, вардены собрались в предместьях Драс-Леоны. Армия выглядела внушительно, но восхищение Эрагона было омрачено тем, что он видел их зазубренные мечи, сломанные щиты, рваную одежду. Если они захватят Драс-Леону, они смогут обновить своё оборудование – как они сделали это в Белатоне, а до этого в Фейнстере – но они не смогут заменить людей, которые там родились.
"Чем дольше это тянется, – сказал он Сапфире, тем легче будет Гальбаториксу победить нас, когда мы прибудем в Урубаен."
"Тогда мы не должны откладывать", – ответила она.
Эрагон сидел верхом прямо за Насуадой, которая была в полном обмундировании и возвышалась на своем огненно черном скакуне Баттл-шторме. Вокруг них выстроились двенадцать эльфов, а также равное количество охранников Насуады, Ночных Ястребов, количество которых увеличилось на 6 человек в отличии от обычного их распределения. Эльфы были пешком – так как отказались от коней – в то время как все Ночные Ястребы были на конях, включая ургалов. В десяти ярдах справа был король Оррин со своей свитой, у каждого из которых к шлему был приделан красочный шлейф. Нархайм, командир гномов, и Нар Гарцвог были со своими отрядами.
После обмена кивками, Насуада и король Оррин пришпорили коней и понеслись впереди колоны варденов к городу. Левой рукой Эрагон схватил шип на шее Сапфиры.
Насуада и король Оррин остановились прежде, чем они прошли среди ветхих зданий. По их сигналу двое глашатаев, несшие штандарты варденов и Сурды, поехали дальше по узкой улице к южным воротам Драс-Леоны.
Эрагон хмурился, наблюдая за продвижением глашатаев. Город казался противоестественно пустым и тихим. Никого не было видно во всей Драс-Леоне, даже на зубчатых желтых стена, где сотни солдат Гальбаторикса должны быть размещены.
"Воздух пахнет неправильно", – сказала Сапфира и слабо зарычала, привлекая внимание Насуады.
У основания стены глашатай варденов, чей голос долетел до Эрагона и Сапфиры, потребовал: – Приветствую! Именем госпожи варденов Насуады и Оррина, короля Сурды, а также всех свободных людей Алагейзии, мы предлагаем вам открыть ворота, дабы мы могли доставить послание вашему лорду и господину Маркусу Табору. Согласно ему, он может надеяться на значительную помощь, как может и каждый мужчина, женщина, или ребенок в пределах Драс-Леоны.
Из-за стены ответил человек, увидеть которого было невозможно: – Эти ворота не откроются. Оставьте свое сообщение там, где стоите.
– Вы говорите от имени лорда Табора?
– Да.
– Тогда мы возлагаем на вас ответственность напомнить ему, что дискуссии государственных деятелей следует проводить в уединении в собственных покоях, а не под открытым небом, во всеуслышание.
– Я не приму приказов от тебя, лакей! Оставляй свое сообщение, да побыстрей! Прежде чем я потеряю терпение и напичкаю тебя стрелами.
Эрагон был поражен; глашатай не выразил никакого волнения или испуга угрозой, но продолжил без колебаний: – Как хотите. Наши сеньоры предлагают лорду Табору и всем жителям Драс-Леоны дружбу и мир. С вами у нас нет никаких прений, только с Гальбаториксом, и, если нам предоставят выбор, мы не станем атаковать вас. Разве у нас не общее дело? Многие из нас когда-то жили в Империи, и покинули ее только потому, что были изгнаны со своих земель жестокой властью Гальбаторикса. Мы ваши родственники по крови и духу. Объединив усилия, мы все же сможем освободиться от узурпатора, который сейчас сидит в Урубаене.
Если вы примите наше предложение, наши сеньоры гарантируют безопасность лорда Табора и его семьи, а также любого, кто может сейчас находится на службе у Империи, однако давшим нерушимые клятвы не будет позволено сохранить свои позиции. И если ваши клятвы не позволяют вам помочь нам, то хотя бы не мешайте. Поднимите ворота и опустите мечи, и мы обещаем не причинять вам вреда. Но если вы попробуете препятствовать нам – мы сметем вас, точно прутики, ибо никто не сможет противостоять мощи нашей армии, а так же Эрагону Губителю Шейдов и дракону Сапфире.
При звуках своего имени Сапфира запрокинула голову и издала страшный рев.
Эрагон заметил над воротами высокую, закутанную в плащ фигуру, которая поднялась на боевые укрепления и остановилась между двумя зубцами, пристально смотря на Сапфиру поверх глашатого. Эрагон прищурился, но так и не смог разглядеть лицо человека. К нему присоединилось четверо других людей в черных одеждах, и Эрагон по усеченным силуэтам узнал в них жрецов Хелгринда: у одного отсутствовало предплечье, двое потеряли по ноге, а последний из их компании лишился руки и обеих ног, и перемещался на мягкой подстилке, переносимой его или ее товарищами.
Человек в плаще запрокинул голову и взорвался смехом, который гудел с громовой силой. Ниже его глашатаи пытались управлять своими лошадьми и не дать им встать на дыбы.
У Эрагона свело живот, и он схватился за рукоять Брисинрга, готовясь обнажить его в нужный момент.
– Вашей мощи никто не может противостоять? – сказал человек, и голос его эхом отразился от зданий. – Я думаю, вы слишком высокого мнения о себе. С устрашающим ревом, сверкающая красная фигура Торна перепрыгнула с улицы ниже на крышу дома, пронзив когтями деревянную кровлю. Дракон расправил свои огромные крылья, на концах которых красовались когти, открыл темно-красную пасть и озарил небо пеленой пульсирующего пламени.
С насмешкой в голосе, Муртаг- ибо это был Муртаг, понял Эрагон – добавил: – Все что вам нужно – это уносить отсюда ноги, вам никогда не взять Драс-Леону, пока мы с Торном здесь и защищаем этот город. Отправьте своих лучших воинов и магов атаковать нас, и они умрут, все и каждый. Это я гарантирую. Среди вас нет никого, кто бы смог превзойти нас. Даже ты… Брат. Беги в укрытие, пока еще не поздно и молись, чтобы Гальбаторикс не решил заняться вами лично. В противном случае смерть и горе станут единственной вашей наградой.



КОСТИ БРОШЕНЫ

Сир,сир ворота открываются!
Роран оторвался от карты, которую он изучал, когда один из часовых ворвался в палатку с красным лицом и тяжело дыша.
– Какие ворота? – спросил Роран спокойно. – Будьте точны. – Он отложил циркуль, который он использовал для измерения расстояния.
– Те,которые ближе всех к нам, сэр… на дороге, а не в доках.
Вытащив свой молот из-за пояса, Роран покинул палатку и побежал через лагерь к его южному краю. Там он внимательно посмотрел на Эроуз. Роран почувствовал тревогу, когда увидел, что несколько сотен всадников скакали из города; их яркого цвета вымпелы реяли на ветру когда они построились перед открытыми воротами.
"Они порежут нас на кусочки", – подумал Роран в отчаянии. Всего около сто пятидесяти из его людей осталось в лагере, и многие из них были ранены и совершенно неспособны принять бой. Все остальные были на мельницах, которые он посетил накануне, или в сланцевой шахте дальше по побережью, в поисках баржи, которая была необходима для успеха его плана. И не было возможности отозвать его воинов вовремя, чтобы успеть отразить нападение всадников.
Когда Роран послал людей на задание, ему было известно,что он оставил лагерь уязвимым для контратаки. Тем не менее, он понадеялся, что горожане будут слишком напуганы последними нападениями на их стены,чтобы попытаться предпринять смелые действия – и что, тех воинов, которых он оставил в лагере, будет достаточно, чтобы убедить любого дальнего наблюдателя в том,что основная часть его войск по-прежнему размещена среди палаток.
Определенно, первое из этих предположений было ошибкой. Защитники Эроуза были осведомлены о его хитрости, хоть он был и не совсем в этом уверен, но считал возможным, что это действительно так из-за ограниченного числа всадников, собравшихся перед воротами городами. Если солдаты или их командиры ожидали битвы с полным составом войск Роран, он полагал, что их бы было как минимум в два раза больше. В любом случае, ему все равно нужно было найти выход: как предотвратить нападение и спасти свои войска от бойни.
Балдор, Карн и Бригман подбежали с оружием в руках. Пока Карн спешно надевал кольчугу, Балдор спросил: – Что будем делать?
– Здесь мы ничего не можем сделать, – сказал Бригман, – Ты обрёк всю эту экспедицию своей глупостью, Молотобоец. Теперь же мы должны бежать, прежде чем эти проклятые всадники достигнут нас.
Роран сплюнул. – Отступление? Воины не смогли бы убежать пешком от всадников, но даже, если получилось бы, то я бы никогда не оставил раненых.
– Ты не понимаешь? Мы пропадем здесь. Если мы останемся, то нас убьют – или того хуже, возьмут в плен!
– Хватит, Бригман! Я не собираюсь бежать, поджав хвост!
– Почему бы и нет? Тебе не хочется признавать, что ты потерпел неудачу? Потому что ты надеешься спасти свою честь в последней, бессмысленной битве? И это все? Разве ты не видишь, что причинишь варденам еще больше вреда?
Возле города всадники подняли свои мечи и копья над головами и с хором возгласов и криков, которые были слышны на таком расстояние, вонзили шпоры в своих коней и поскакали через скошенную равнину к лагерю варденов.
Бригман возобновил свою тираду: – Я не позволю тебе губить наши жизни просто, чтобы успокоить свою гордость. Оставайся, если хочешь, но…
– Молчать! – проревел Роран. – Закрой свою пасть или я сам её заткну! Балдор, следи за ним. Если сделает что то,что тебе не понравится – дай ему почувствовать остриё своего меча. – Брингмаэн раздулся от гнева, но попридержал свой язык,так как Балдор поднял свой меч и нацелил его на грудь Брингмана.
Роран предположил, что у него, возможно, было пять минут, чтобы придумать план действий. Пять минут, от которых зависело все.
Роран подумал, сколько всадников они смогли бы убить или покалечить, чтобы заставить отступить назад, но почти сразу отверг все предположения. Здесь негде встретить конницу так, чтобы у пеших было хоть немного преимущества: земля была слишком ровной и без каких-либо укреплений для такого рода действий.
"Мы не выиграем, если вступим в битву, поэтому… Что, если мы напугаем их? Но как? Огнем? – Огонь может оказаться смертельным, как для друзей, так и для нас. К тому же, сырая трава будет только тлеть. Дым? Нет, от него не будет никакой пользы."
Роран посмотрел на Карна. – Ты мог бы создать фантом ревущей и выдыхающей огонь Сапфиры, словно она и правда здесь?
Щеки мага побледнили. Он нерешительно кивнул головой: – Возможно. Я не знаю, я раньше никогда не пробовал. Я могу создать ее фантом по памяти, но это даже не будет и приблизительно похоже на настоящее существо. – Он кивнул на приблизающихся всадников. – Они поймут, что это обман.
Роран впился ногтями в ладонь. Оставалось четыре минуты, не больше.
– Стоит попытаться, – пробормотал он. – Нам просто надо отвлечь их, запутать… – Он посмотрел на небо, надеясь увидеть стену приближающегося к лагерю дождя, но лишь пара облаков плыло в вышине. – "Беспорядок, неуверенность, сомнение…Чего боятся люди? Неизвестности, того чего они не понимают."
Тут же Роран начал обдумывать пол дюжины схем о том как подорвать уверенность их врагов, каждая из которых была удивительнее предыдущей, пока не наткнулся на идею, которая была такой простой и смелой, что казалась превосходной. Кроме того,она нравилась ему потому что,в отличие от других, требовала участия всего одного человека: Карна.
– Скажи людям спрятаться в их палатках! – кричал он на бегу. – И скажи им сидеть тихо;я не хочу слышать от них ни звука, если только нас не атакуют!
Идя к самой ближайшей пустой палатке, Роран заткнул молот обратно за пояс и взял одно шерстяное одеяло из большой грязной кучи белья, лежащей на земле. Затем подбежал к месту, где готовили еду, и выкопал широкое, похожее на пень полено, которое воины использовали в качестве табурета.
С поленом в одной руке, и одеялом, висевшим на другом плече, Роран побежал к небольшой насыпе, расположенной около ста фунтов от лагеря. – Кто-нибудь дайте мне бабки и рог медовухи! – попросил Роран. – И принесите мне стол с моими картами. Немедленно, черт возьми, немедленно!
Позади себя он услышал шум шагов и звон инструментов когда люди бросились прятаться в своих палатках. После шума, созданного людьми собирающих принадлежности, что он просил, над лагерем на несколько секунд наступила зловещая тишина.
Роран не тратил времени оглядываясь назад. На гребне холма он установил чурбачек и повернул несколько раз, чтобы убедиться, что он не будет качаться под ним. Когда он убедился что он был устойчивым, он сел на него и посмотрел на всадников.
До их прибытия осталось три или менее минут. Он почувствовал топот лошадиных копыт через лес за ним, ощущение усиливалось каждую секунду.
– Где бабки и медовуха!? – Крикнул он, не отрывая взгляда от кавалерии.
Он пригладил бороду быстрым движением руки и потянул подол туники. Страх заставил его пожалеть, что он одел кольчугу, но холодная, хитрая часть его сознания рассудила, что в если бы он её не одел это вызвало бы подозрения.Та же часть его сознания убедила его спрятать свой молот за пояс,чтобы создалось впечатление будто он чувствует себя в безопасности в окружении солдат.
– Извини, – сказал Карн затаив дыхание, когда он подбежал к Рорану вместе с человеком, который нес небольшой раскладной стол из палатки Рорана. Они установили стол перед ним и расстелили одеяло на нем, после чего Карн передал Рорану рог наполовину полоный медовухи, а также кожаный манжет, содержащий обычные пять фишек для игры в бабки.
– Давай, убирайся отсюда, – сказал он. – Карн повернулся, чтобы уйти, но Роран схватила его за руку. – Можешь ли ты сделать чтоб воздух мерцал вокруг меня, как он мерцает над костром в холодный зимний день?
Карн прищурился: – Возможно, но что толку…
– Так сделай это, если можешь! А теперь вперёд, прячьтесь!
Когда долговязый маг убежал назад в лагерь, Роран встряхнул бабки в чашке, затем высыпал их на стол и начал играть один, бросая кости в воздух сначала один, потом два, три, и так далее – и ловя их в конце в руки. Его отец, Гэрроу, часто развлекал себя в подобной манере, куря трубку и сидя на старом стуле на крыльце их дома в течение долгих летних вечеров, Долины Паланкар. Иногда Роран играл с ним, и когда он делал это, он обычно проигрывал, но главным образом Гэрроу предпочитал играть против себя.
Хотя сердце его билось сильно и быстро, а ладони вспотели, Роран пытался сохранять спокойствие. Если его гамбит не имеет ни малейшего шанса на успех, он должен был вести себя с непоколебимой уверенностью, не взирая на свои истинные эмоции.
Он сосредоточил свой взгляд на костяшках пальцев и даже не взглянул на приближающихся всадников. Звук галопа увеличивался, пока он не убедился, что они собираются ехать ехать прямо к нему.
"Какой странный способ умереть", – подумал он и мрачно улыбнулся. Тогда он вспомнил о Катрине и их будущем ребенке, и ему было приятно, что даже если он умрет, его род все равно продолжится. Это не было тем бессмертием, что выпало на долю Эрагона, но это было тоже некое бессмертие, и этого должно быть достаточно.
В этот момент, когда конница была в нескольких ярдах от стола, кто – то крикнул, – Стоп! Стоп всем! Остановить ваших лошадей. Я говорю, остановить ваших лошадей! – И, с грохотом застежек и скрипящей кожи, линия из лошадей, неохотно медленно остановилась.
И все же, Роран не поднял взгляд.
Он потягивал жгучую медовуху, затем бросил кости снова и поймал две из них на тыльной стороне ладони, где они лежали покачиваясь на хребтах его сухожилий.
До него доносился аромат недавно опрокинутой почвы: теплый и успокаивающий, наряду с заметно менее приятны запахом конины.
– Эй, парень, – сказал тот же человек, который приказал солдатам остановиться. – Эй, я говорю! Кто ты такой, чтобы сидеть здесь в это великолепное утро, пить и наслаждаться веселой азартной игрой, словно Вас ничего не заботит? Разве мы не заслужили любезной встречи с обнаженными мечами? Кто Вы, я спрашиваю?
Медленно, как будто он только что заметил присутствие солдат и считал его не таким важным, Роран перевел взгляд от стола на небольшого бородатого человека в пышно украшенным перьями шлеме, который сидел перед ним на огромной черной боевой лошади, возвышающейся как ручные мехи.
– Я ничейный парень, и, конечно же не ваш, – произнес Роран, не прикладывая никаких усилий, чтобы скрыть свою неприязнь на такую фамильярность, адресованную к нему. – Кто ты такой, я могу спросить, что прервал мою игру так грубо?
Длинные, полосатые перья, закрепленные на шлеме воина, закачались, когда он так посмотрел на Рорана, словно он был неизвестным животным, на которого он наткнулся во время охоты. – Меня зовут Тарос Быстрый, и я начальник охраны. С моей стороны было бы грубостью убить такого смелого человека, не узнав перед этим его имени. Подчеркивая свои слова, Тарос опустил копье, пока оно не указало на Рорана.
Три ряда всадников были плотно сгруппированы позади Тароса. Среди них Роран увидел худого человека с ястребиным носом и изможденным лицом, Роран сравнивал его с магами варденов. Он надеялся что Карн преуспел в том,чтобы заставить воздух мерцать. Тем не менее он боялся повернуться,чтобы посмотреть.
– Меня зовут Молотобоец, – сказал он. Единственным ловким движением, он собрал игральные кости, подбросил их вверх, и поймал три. – Роран-Молотобоец, мой двоюродный брат Эрагон, Губитель Шейдов. Вы, возможно не слышали обо мне, но о нем должны были.
Шепот беспокойства распространился среди всадников и Роран показалось, что глаза Тароса расширились на мгновение. – Впечатляющее заявление,но как мы можем утвердиться в его правдивости? Любой человек может нам сказать,что он другой,если это служит его цели.
Роран достал свой молот и опустил его на стол с приглушенным стуком. Затем, игнорируя солдат, он продолжил игру. Роран издал звук отвращения, когда две кости выпали с задней части руки, стоя ему раунда.
– Ах, – произнес Тарос, откашлившись. – У Вас довольно прославленная репутация, Молотобоец, хотя многие считают, что она немного преувеличена. Правда ли то, что вы единолично убили триста человек в деревне Делдарад в Сурде?
– Я никогда не интересовался названиями, но если это была Делдарад, то – да, я там убил много солдат. Их было всего сто девяноста три, и со мной были мои люди.
– Только сто девяносто три? – спросил Тарос заинтересованно. – Ты слишком скромен, Молотобоец. За такой подвиг про человека могут петь песни и слагать стихи.
Роран пожал плечами и поднес рог ко рту, притворяясь, что пьет, поскольку он не должен был опьянеть. – Я сражался за победу, не за поражение… позволь предложить тебе выпить, как один воин другому, – сказал Роран, и протянул рог Таросу.
Низкий воин колебался, бросая взгляд на колдуна позади него. Тогда он облизал губы и сказал: – Возможно, я позволю себе. Демонстративно отдав свое копье одному из своих солдат, Тарос снял рукавицы и прошел к столу, где аккуратно взял рог.
Тарос вдохнул аромат медовухи, и затем осушил рог до дна. Перья на его шлеме задрожали, лицо исказилось.
– Тебе не по вкусу? – спросил Роран удивленно.
– Признаюсь, эти горные напитки слишком жесткие для моего языка, – сказал Тарос, возвращая рог Рорану. – Я предпочитаю вина с наших краев, они теплые и мягкие, и менее вероятно, что они лишат тебя чувств.
– Для меня медовуха сладкая как молоко матери, – соврал Роран. – Я пью ее утром, днем и ночью.
Одев перчатки, Тарос возвратился к своей лошади, залез в седло, и забрал своё копье у солдата, который держал его. Он обернулся посмотреть на мага с ястребиным носом, который стоял позади него, Роран заметил как на лице мага отразился страх с тех пор как Тарос слез с лошади. Тарос, должно быть, тоже заметил это, поскольку его собственное выражение лица стало напряженным.
– Спасибо за твое гостеприимство, Роран-Молотобоец, – сказал он повышая голос, чтобы его весь отряд мог услышать. – Быть может, я скоро буду иметь честь развлекать вас в стенах Эроуза. Если так то обещаю предоставить вам лучшие вина нашей семьи, быть может они отучат вас от того варварского молока, которое вы так любите. Я думаю вы найдете плюсы в нашем вине, ведь мы выдерживаем его в бочках долгие месяцы, а иногда даже годы. Было бы жалко если бы все труды пропали впустую, бочки пробили и все вино вытекло бы на улицы и окрасило их в красный цвет своей виноградной кровью.
– Это действительно было бы позором, – сказал Роран, – но иногда нельзя избежать того,чтобы пролить немного вина когда вы чистите ваш стол. – Он опрокинул рог и вылил то,что в нем было на траву.
Тарос мгновение стоял неподвижно – даже его перья не шевелились – потом, с сердитым выражением, он повернул лошадь к солдатам. – Приготовились! Приготовились, я сказал…Яа! – И с этим последним воплем, Тарос со своими солдатами поскакали назад, перейдя на галоп, когда выскочили на дорогу к Эроузу.
Роран воспринял его отговорку высокомерно и безразлично, пока солдаты не отъехали достаточно далеко, потом он медленно выдохнул и положил локти на колени. Его руки тряслись.
– Это сработало, – подумал он пораженно.
Он услышал людей, бежавших к ему из лагеря, и посмотрев через плечо, он увидел приближавшихся Балдора и Карна, сопровождаемых по крайней мере пятьюдесятью воинами, которые скрывались внутри палаток.
– Ты сделал это! – Воскликнул Балдор, когда они приблизились. – Ты сделал это! Я не могу в это поверить! – Он засмеялся и хлопнул Роран по плечу достаточно сильно, чтобы ударить его об стол.
Другие мужчины начинали собираться вокруг, при этом точно также смеясь и поздравляя его, похваляясь, что под его руководством они захватят Эроуз без единой потери, преуменьшая при этом мужество и героизм жителей города. Кто-то сунул ему в руку теплый, наполовину полный бурдюк с вином, на который он посмотрел с неожиданным отвращением, а затем передал человеку, стоявшему слева.
– Ты колдовал? – спросил Роран Карна; его слова были ели различимы за звуком празднования.
– Что? – Карн наклонился ближе, и Роран повторил свой вопрос, после чего маг улыбнулся и энергично кивнул. – Да. Мне удалось заставить воздух мерцать как ты хотел.
– И ты атаковал их мага? Когда они уходили, он выглядел так, будто скоро свалится с ног.
Карн расплылся в улыбке. – Это были его собственные действия. Он все время пытался разрушить иллюзию, что бы узнать, что за ней скрывается, но ее было никак не сломать. Он лишь расходовал свои силы напрасно.
Тогда Роран сдавленно хмыкнул, и постепенно его хмыканье переросло в безудержный смех, который постепенно заглушил царившую вокруг шумиху и прокатился над окрестностями Эроуза.
Спустя несколько минут Роран внимал восхищения своих людей, пока он не услышал предупреждающий крик одного из часовых на краю лагеря.
– Разойдитесь! Дайте мне увидеть! – сказал Роран и резко поднялся. Вардены разошлись и Роран увидел одинокого всадника, приближавшегося с запада, в котором он признал одного из тех, кто был послан на поиски насыпи в каналах. Он скакал прямо через поля, направляясь к лагерю. – Приведите его сюда, – отдал приказ Роран, и долговязый, рыжий фехтовальщик побежал на перехват всадника.
Пока они ждали прибытия человека, Роран взял бабки и побросал их одну за одной в кожаную чашку. Кости произвели удовлетворительный грохот когда приземлились.
Как только воин был в пределах слышимости, Роран крикнул: – Эй! Все ли хорошо? На вас напали?
К раздражению Рорана,человек сохранял молчание, до тех пор, пока не подьехал ближе чем на несколько ярдов, после чего он спешился и встал перед Рораном. Он стоял перед ним прямо и, во весь голос воскликнул: – Капитан, сэр! – Приглядевшись, Роран заметил, что человек был скорее больше похож на мальчика,чем на мужчину. Фактически, он был таким молодым, как будто впервые схватил поводья, въезжая в лагерь. Однако, это не удовлетворило интерес Рорана.
– Хорошо,что ты мне скажешь? У меня совсем нет времени.
– Сэр! Хамунд послал меня, чтобы сказать Вам, что мы нашли все баржи, в которых мы нуждаемся, и что он строит сани чтобы транспортировать их к другому каналу.
Роран кивнул: – Хорошо. Ему нужна ещё помощь, чтобы получить их вовремя?
– Сэр, нет, сэр!
– И это всё?
– Сэр, да, сэр!
– Ты не должен называть меня сэром. Одного раза достаточно, это понятно?
– Сэр, да… Эээ, да с… Уууу, я имею ввиду, да, конечно.
Роран подавил улыбку. – Ты хорошо справился. Найди себе что нибудь поесть, и потом езжай на шахту, а по возвращении доложишь мне. Я хочу знать на какой они стадии.
– Да сэр – Простите, сэр – Это, Я не…я отправлюсь сию секунду, капитан. Щеки парнишки вспыхивали, когда он запинался. Он склонил голову в быстром поклоне, затем поторопился назад к своему коню и унесся назад к палаткам.
Этот визит оставил Рорана в еще более сосредоточенном состоянии, напомнив о том, что хотя им и удалось отсрочить встречу с солдатскими клинками, оставалось еще много всего, что было необходимо сделать, и каждая из этих задач могла стоить им осады, если бы что-то пошло не так.
Воинам в целом он сказал: – Все должны вернуться назад в лагерь! Я хочу, чтобы к наступлению ночи, вокруг палаток были вырыты два ряда траншей; эти трусы могут передумать и все равно пойти в атаку, так что я хочу быть к этому готовым. – При упоминании о траншеях несколько человек застонало, но казалось, что остальные приняли этот приказ с довольно хорошим настроением.
Низким голосом Карн сказал: – Вы же не хотите чтобы они утомлялись до завтра?
– Я знаю, – таким же мягким голосом ответил Роран. – Но лагерь нуждается в укреплении, и это поможет препятствовать их задумчивости. Кроме того, независимо от того какими усталыми они будут завтра, сражение даст им новую силу.Так всегда бывает.
Для Рорана день проходил быстро, когда он был сконцентрирован на некоторых срочных делах или интенсивных физических нагрузках, и медленно, всякий раз, когда его мысли были свободны для оценки текущей ситуации. Его люди работали не покладая рук – своим поступком он приобрел их преданность и уважение, чего никак не мог бы сделать красноречием. Но все же Рорану казалось очевидным, что, несмотря на все усилия, они не успеют закончить подготовку за то короткое время, которое еще оставалось.
На протяжении позднего утра, дня и раннего вечера чувство безнадежности росло в душе Рорана, и он проклинал себя за то что выбрал такой сложный и амбициозный план.
"Я должен был сразу понять, что у нас нет времени для этого" – подумал он. Но было слишком поздно менять план. Оставалось только делать все возможное и невозможное и надеяться, что, так или иначе, этого будет достаточно, чтобы одержать победу, невзирая ни на какие ошибки.
Как только наступили сумерки, у Рорана вдруг появилась слабая надежда, потому что приготовления с объединенными усилиями неожиданно ускорились. И, несколько часов спустя, когда окончательно стемнело и яркие звезды засияли на небе, он стоял рядом с мельницами вместе почти с семью сотнями своих людей. Они успели закончить со всем необходимым, что требовалось для захвата Эроуза до конца следующего дня.
Роран засмеялся с чувством облегчения, гордости, и недоверия, когда он смотрел на объект их трудов.
Потом он поздравил воинов вокруг себя и предложил вернуться в палатки. – Отдохните пока можете. На нападаем на рассвете!
И люди радовались, несмотря на очевидное истощение.



ДРУГ МОЙ – ВРАГ МОЙ

Этой ночью сон Рорана был неглубоким и беспокойным. Он не мог полностью расслабиться, зная важность предстоящей битвы и что он вполне может быть ранен в ходе боевых действий, так же, как и раньше. Эти две мысли вызвали линию вибрирующего давления, сформировавшего между головой и основанием позвоночника, линии которые вытащили его из темных и странных предчувствий.
В результате, он быстро проснулся, когда слабый глухой стук раздался снаружи.
Он открыл глаза и пристально посмотрел на часть палатки над головой. Из-за слабой полоски света оранжевого факела, которая просачивалась через зазор между завесами на входе, было едва видно убранство палатки. Воздух был холодным и кожа подмерзла, как будто он был похоронен в пещере глубоко под землей. В любом случае уже было поздно, очень поздно. Уже даже ночные животные вернулись бы в свои логова и спали. Все должны спать, кроме часовых, а часовые были размещены далеко от его шатра.
Пока Роран слушал разные шумы, он успокоил свое дыхание, сделав его медленным и тихим, как мог. Самым громким был стук собственного сердца, сильное и быстрое, так как линия напряжения бренчала в нем как лютня, с сорванным струнами.
Прошла минута.
Потом другая.
Когда он уже начал думать, что не было причин для тревоги и стук сердца стал успокаиваться, тень легла перед палаткой, заслоняя свет от факелов.
Пульс Рорана ускорился, сердце билось так, словно оно хотело выскочить из груди. Кто бы это ни был, он явно пришел не для того, чтобы поднять его для нападения на Эроуз, или рассказать разведочные данные; они бы назвали его имя и вошли открыто.
Рука в черной перчатке, чуть темнее, чем окружающий полумрак, скользнула между завесами входа, и нащупала завязки, которые держали их закрытыми.
Роран открыл рот, чтобы поднять тревогу, но передумал. Было бы глупо терять преимущество внезапности. Кроме того, если злоумышленник узнал, что он замечен, он мог бы запаниковать, а паника может сделать его еще более опасным.
Правой рукой, Роран аккуратно вытащил кинжал из-под свернутого плаща, который использовался как подушка, и спрятал оружие на коленях, в складках одеяла. Другой рукой он схватил край одеяла.
Контур золотого света очертил злоумышленника, когда тот проскользнул в палатку. Роран увидел, что это мужчина, одетый в куртку из мягкой кожи, но без доспехов или кольчуги. Затем завеса закрылась, и полумрак окутал их снова.
Безликая фигура стала подкрадываться в сторону, где лежал Роран.
Роран чувствовал, что вот-вот упадет в обморок от недостатка воздуха, так как по-прежнему сдерживал дыхание, что бы казаться спящим.
Когда неизвестный был на полпути к кровати, Роран скинул одеяло и бросил его на человека, и, с диким криком, прыгнул к нему, направляя кинжал для удара в живот.
– Подожди! – закричал человек. Удивленный Роран отпустил руку, и они оба упали на землю вместе. – Друг! Я друг!
Спустя полсекунды, Роран ахнул, когда почувствовал два сильных удар в левую почку. Боль почти ослепила его, но он заставил себя откинуть нападавшего, и попытался сохранить небольшое расстояние между ним.
Роран поднялся на ноги, и еще раз ударил нападавшего, который все еще изо всех сил пытался освободиться от одеяла.
– Подождите, я Ваш друг! – закричал человек, но Роран не собирался верить во второй раз. Он не очень сильно полоснул злоумышленника кинжалом и правой рукой начал раскручивать запутавшегося неизвестного, тогда по куртке Рорана полоснули ножом. Поперек груди Рорана появилось слабое подергивание, но оно было настолько незначительным, что он и не обратил внимание.
Роран вскрикнул и всей силой, что была, потянул за одеяло, сбив своего противника с ног, он бросил его на стенку палатки, которая сложилась, и придавила их тяжестью материи. Роран стряхнул с руки скрученное одеяло, и в темноте пополз к противнику, ориентируясь по запаху.
Левой рукой Роран ударился о жесткую подошву, да так что кончики пальцев онемели.
Сделав выпад вперед, Роран схватил неизвестного за лодыжки, и попытался перевернуть его на спину. Но неизвестный, ударив ногами как кролик, вырвался из захвата Рорана, но Роран схватив и сдавил неизвестного снова за лодыжку, через тонкую кожу впился пальцами в его сухожилие задней части пятки, пока неизвестный не взревел от боли.
Прежде чем тот успел оправится, Роран, хватаясь за тело неизвестного, подтянулся и прижал его руку с ножом к земле. Роран попытался заехать своим кинжалом в сторону неизвестного, но не успел, его противник нащупал его запястье и схватился железной хваткой.
– Кто ты? – прорычал Роран.
– Я Ваш друг, – сказал неизвестный, и Роран почувствовал его теплое дыхание на лице. Это был запах вина и подогретого сидра. После чего неизвестный ударил Рорана коленкой в ребра очень быстро три раза.
Роран сильным ударом лбом в нос убийцы, сломал его с громким треском. Неизвестный начал вырываться и биться, но Роран не дал ему возможности вырваться.
– Ты… мне не друг, – сказал Роран, и с хрипом навалился своей правой рукой, медленно оттолкнув кинжал неизвестного. Поскольку они боролись друг с другом, Рорар смутно разбирал крики людей снаружи упавшей палатки.
Наконец-то рука неизвестного ослабла, и кинжал сквозь кожаную куртку вошел в мягкую плоть. Неизвестного перекосило. Быстро как мог, Роран ударил его несколько раз, и похоронил кинжал в его груди.
Через рукоятку кинжала Роран чувствовал как сердце мужчины билось как порхание птички, разорванное на куски острием кинжала. Дважды человек дернулся и дрогнул, а потом прекратил сопротивляться и просто лежал, задыхаясь.
Роран продолжал держать его, поскольку жизнь вытекала из его тела, и смерть уже раскрыла свои объятия. Хотя человек пытался убить его, и Роран ничего о нем не знал, за исключением такого факта, что он чувствовал ужасную близость к нему. Вот здесь еще один человек – другая жизнь, разумное существо – чья жизнь закончится, из-за его поступка.
– Кто ты? – прошептал Роран. – Кто послал тебя?
– Я…мне почти удалось тебя убить, – сказал мужчина с явным удовлетворением. Потом он длинно и полно вздохнул, и его тело ослабло, и больше не двигалось.
Роран позволил опуститься голове мужчины и хватал воздух, дрожа всем телом от пережитого шока.
Люди начали растягивать ткань, накрывающую Рорана. – Отойдите от меня! – закричал Роран, и ударил левой рукой, не способный больше выносить вес шерсти, темноту, тесное пространство и душный воздух.
Отверстие появилось над ним, поскольку кто-то прорубал шерсть. Теплый, мерцающий свет факела пробивался сквозь отверстие.
В бешенстве, чтобы избежать его заключения, Роран схватил края щели и вылез из палатки. Он ввалился в свет в одних штанах и оглянулся в растерянности.
Балдор стоял там же, как и Карн, Дельвин, Мандель и еще десять воинов, каждый из которых был с мечами и топорами наперевес. Все были полностью одеты, за исключением двух, которых Роран назначил часовыми на ночь.
– Боги, – кто-то воскликнул, и Роран обернулся, чтобы увидеть одно из воинов шебуршащего за спиной в стороне разрушенной палатки, выдавая свое местонахождение убийцам.
Покойник был маленького размера, с длинными, лохматыми волосами, собраными в хвост, и с кожаной накладкой на левом глазу. Его нос был кривым и раздавленным после удара Рорана и маска крови покрывала нижнюю часть выбритого лица. Много запекшийся крови было на груди, боку и на земле под ним. Казалось, даже слишком много, для одного человека.
– Роран, – сказал Балдор. – Роран продолжал смотреть на убийцу, не в силах оторваться от него. – Роран, – Балдор сказал снова, но громче. – Роран, послушай меня. Тебе больно? Что случилось?… Роран!
Беспокойство в голосе Балдора наконец привлекло внимание Рорана; – Что? – Спросил он.
– Роран, ты ранен?!
Почему он об этом подумал? Озадаченный, Рорaн осмотрел себя. Волосы на его туловище были спутаны с запекшейся кровью, а руки покрыты кровью.
– Все хорошо, – сказал он, – хотя ему сложно было говорить. – Кто-нибудь еще пострадал?
В ответ на это Дельвин и Хамунд разошлись, демонстрируя упавшее тело. Это был юноша, который принёс сообщение для него ранее.
– Ах! – опечалившись, застонал Роран. – Что он тут делал?
Один из воинов шагнул вперед. – Я делил с ним палатку, капитан. Он часто выходил по нужде ночью, потому что он пил много чая перед сном. Его мать просила ему пить чай, чтобы не заболеть… Он был славный малый, капитан. Он не заслуживал того, чтобы умереть из-за какого-то подлого труса.
– Нет, не заслуживал, – проболтал Роран. – "Если бы он не оказался здесь, я был бы мертв". – Он жестом показал в сторону убийцы.
– Есть ли еще убийцы в лагере?
Люди встревоженно переглянулись; Затем Балдор сказал: – Я так не думаю.
– Вы проверяли?
– Нет.
– Ну так проверьте! Но попытайтесь не разбудить остальных; им нужно выспаться. И проследите, чтобы впредь охранники были размещены в палатках всех командующих…"Давно надо было об этом подумать."
Роран остался на месте, чувствуя себя подавленно и глупо, в то время как Балдор отдавал серию быстрых приказов и все кроме Карна, Дельвина и Хамунда разошлись. Четыре война подняли потрепанные останки мальчика и унесли его хоронить, а остальные разбрелись по своим местам.
Подойдя к убийце Хамунд толкнул человека с кинжалом носком сапога: – Нам следовало больше опасаться этих солдат, чем мы думали утром.
– Возможно.
Роран вздрогнул. Он замерз за все это время, особенно руки и ноги, которые были как лед. Карн заметил и взял его одеяло. – Послушай, – сказал Карн, и обернула ее одеяло вокруг плеч Рорана. – Давай посидим в качестве охранников. Мне придется нагреть немного воды, так что ты сможешь сам умыться. Все хорошо?
Роран кивнул, не доверяя своему языку.
Карн начал уводить его, но прежде, чем они прошли несколько шагов, маг резко остановился, также заставляя, остановится и Рорана. – Дельвин, Хамунд, – сказал Карн, – принесите мне пожалуйста раскладушку, что-то, чтобы сидеть, кувшин меда, и несколько бандажей, как можно быстрее.
Удивленные, они приступили к поискам.
– Почему? – спросил смущенно Роран. – Что случилось?
Карн мрачно указал на грудь Рорана. – Если ты не ранен, тогда что это?
Роран посмотрел туда, куда указывал Карн и увидел длинную глубокую рану на груди, скрытую среди волос и запекшейся крови, которая начиналась в середине правой грудины, проходя через всю грудную клетку, и заканчивалась только ниже левого соска. В самом широком месте рана была около четверти дюйма, разрез напоминал своим видом огромный,страшный оскал. Самой тревожной особенностью раны, однако, было полное отсутствие крови. Роран мог ясно видеть тонкий слой желтого жира под своей кожей и, ниже него, темно-красные мускулы груди, которые были цвета куска сырой оленины.
Приученный к ужасным ранам, которые мечи, копья и другое оружие могли оставить на плоти и костях, Роран все же, нашел её вид страшным. Он получил многочисленные ранения в ходе борьбы с Империей – наиболее серьезное, когда во время похищения Катрины один из раззаков укусил его правое плечо, но никогда прежде, он не получал такую серьезную рану.
– Тебе больно? – спросил Карн.
Роран покачал головой, – Нет. – Его горло напряглось, и сердце которое все еще колотилось от борьбы с удвоенной скоростью, стуча настолько быстро, что один удар нельзя было отличить от следующего. "Был ли отравлен нож?" – задавался он вопросом.
– Роран, ты должен расслабиться, – сказал Карн. – Я думаю, что могу вылечить тебя, но будет сложно сделать, если ты упадешь в обморок. – Подхватив его за плечо, он вел Рорана назад к раскладушке, которую Хамунд только что вынес из палатки, и Роран покорно сел.
– Как я могу расслабиться? – спросил Роран одновременно с коротким, неуверенным вдохом.
– Сделай глубокий вдох и представляй, что ты погружаешься в землю каждый раз как выдыхаешь. Поверь мне, это сработает.
Роран сделал так, как сказал Карн, но когда он в третий раз выдохнул, его онемевшие мышцы вдруг начали сокращаться и кровь брызнула из раны, оросив лицо Карна. Маг отшатнулся и выругался. Кровь, горячая на голой коже, потекла из раны вниз, на живот Рорана,
– Теперь больно, – сказал он, стиснув зубы.
– Ой! – воскликнул Карн, и помахал Дельвину, бегущему к ним, в руках у него были бандажи и другие предметы. Он положил все вещи на один конец раскладушки, Карн схватил кусок ткани и прижал им рану Рорана, ненадолго останавливая им кровь. – Ложись, – приказал он.
Роран подчинился. Хамунд принес табурет для Карна, на который он сел, все время прижимая ткань. Вытянув свободную руку, Карн щелкнул пальцами и сказал: – Откройте медовуху и дайте ее мне.
Пока Дельвин передавал ему кувшин, Карн посмотрел прямо на Рорана и сказал: – Я должен очистить рану прежде, чем я смогу вылечить ее с помощью магии. Хорошо?
Роран кивнул. – Дайте мне что-нибудь, чтобы я мог закусить.
Роран услышал звук расстегивающихся пряжек и ремней, затем Дельвин или Хамунд поместил плотную портупею между его зубами, и он сжал их со всей силы. – Давай! – сказал он так внятно, как это было возможно с предметом во рту.
Прежде чем Роран успел среагировать, Карн сорвал ткань с груди, и в то же самое время вылил медовуху на его рану, запекшуюся кровь и другую грязь, оставшуюся в разрезе. Как только медовуха коснулась раны, Роран сдавленно застонал и выгнул спину, царапая кровать по бокам.
– Так, все готово, – сказал Карн и отложил в сторону кувшин.
Роран смотрел на звезды, пытаясь игнорировать боль, когда каждый мускул в его теле дрожал. Карн положил руки на его рану и начал шептать на древнем языке.
Через несколько секунд, хотя они казались минутами для Рорана, он почувствовал почти невыносимый зуд глубоко внутри своей груди, когда Карн лечил повреждения, нанесенные ножом убийцы. Зуд пополз вверх, к коже, и боль исчезала там, где он проходил. Тем не менее, ощущение было настолько непереносимым, что он захотел царапать место зуда до тех пор, пока не сорвет плоть.
Как только все закончилось, Карн вздохнул и опустил голову, придерживая ее своими руками.
Принуждая сопротивляющиеся конечности поступать так, как ему нужно, Роран опустил ноги за край кровати и сел прямо. Он провел рукой по груди. Не считая волос, она была совершенно гладкой, полностью безупречной. Такой же, какой была до того, как одноглазый человек прокрался в его палатку.
"Магия…"
Хамунд и Дельвин стояли и смотрели неподалеку. Они выглядели немного удивленными, хотя он и сомневался в том, что кто-то другой заметил бы это.
– Идите в постель, – сказал Роран и махнул рукой, – Мы выдвигаемся через несколько часов, и я хочу, чтобы вы были настороже.
– Ты уверен, что с тобой все будет в порядке? – спросил Дельвин.
– Да, конечно, – соврал Роран, – Спасибо за помощь, но вам надо идти. Как я должен отдыхать с вами, следящими за мной, как наседка за цыплятами?
Как только они ушли, Роран провел ладонями по лицу, а затем сидел и смотрел на свои дрожащие, окровавленные руки. Он чувствовал себя выжатым. Пустым. Как будто он сделал недельную работу за несколько минут.
– Ты по-прежнему будешь способен сражаться? – спросил он Карна.
Маг пожал плечами. – Не настолько хорошо, как раньше… Это цена, которую пришлось заплатить. В любом случае, мы не можем идти в бой без тебя во главе.
Роран не стал спорить. – Ты должен отдохнуть, скоро рассвет.
– А что ты будешь делать?
– Я пойду умоюсь, найду одежду, а затем посмотрю, нашел ли Балдор еще убийц Гальбаторикса.
– Ты не собираешься ложиться?
– Нет, – он почесал грудь,однако остановился, когда понял, что делает, – Я не мог спать до этого, а уж теперь…
– Я понимаю, – Карн медленно встал. – Я буду в своей палатке, если понадоблюсь.
Роран смотрел на него, не в силах встать на ватные ноги. Когда его уже не было видно, Роран закрыл глаза и подумал о Катрине, пытаясь успокоиться. Призвав все силы,что остались, он добрался до своей развороченной палатки и отыскал свою одежду, оружие, броню и дождевик. Во время этого он старательно избегал смотреть на тело убийцы, хотя иногда мельком замечал, как двигается край запутанной ткани.
Наконец, Роран опустился на колени и, отведя взгляд, выдернул кинжал из тела. Лезвие свободно вышло с звуком металла, скользнувшего по кости. Он сильно встряхнул кинжал, чтобы очистить его от крови, и услышал как несколько капель коснулись земли.
В холодной тишине ночи, Роран медленно готовился к бою.Затем он разыскал Балдора – который уверял его, что больше никто из часовых не пострадал – и пошел по периметру лагеря, прокручивая в голове все моменты предстоящего нападения на Эроуз. После этого он нашел оставшуюся с обеда половину холодной курицы и сел, глодая курицу и смотря на звезды.
Тем не менее, что бы он ни делал, его мысли снова и снова возвращались к сцене, в которой мертвый молодой человек лежал рядом с его палаткой.
"Кто, кто же решает, кому жить, а кому умереть? Моя жизнь стоила не больше, чем его жизнь, но он мертв, в то время как я могу наслаждаться по крайней мере еще несколькими часами жизни. Это случайность, жестокая и необъяснимая, или в этом есть какая-то упорядоченная цель, даже если она и лежит за пределами нашего понимания?"



ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

– Ну, и каково тебе жить с сестрой? – спросил Роран Балдора, когда они проезжали рядом с самоцй близкой мельницей в полумраке, который предшествует рассвету.
– Здесь особо нечем наслаждаться, правда? В смысле, она еще маленькая, как котенок. – Балдор вел лошадь под уздцы, поскольку она постоянно поворачивала полоске сочной травы около дороги. – Странно иметь еще одного родственника – брата или сестру – спустя столько лет.
Роран кивнул. Повернувшись в седле, он оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что колонна пехотинцев из шести ста пятидесяти человек, не отстает от них. Около мельниц Роран спешился и привязал коня к столбу перед самым низким из трех зданий. Один воин остался, чтобы отвезти лошадей обратно в лагерь.
Роран пошел к каналу и спустился по деревянной лестнице, построенной на грязном берегу, которая вела к самому краю воды. Потом он взошел на одну из четырех барж, выстроенных в одну линию.
Баржи, скорее были похожи на сырые плоты, чем на плоскодонные лодки, на которых жители Карвахолла спустили от Нарды к Тирму; Роран был благодарен, что у барж не было носов. Это позволяло, соединить четыре баржи досками, гвоздями и веревками, сделав, таким образом, сплошную палубу пятиста фунтов длиной.
Куски сланца, которые мужчины, под руководством Рорана, привезли в вагонах из шахты, лежали впереди и по бокам первой и второй барж. Наверх клали мешки с мукой – которую они нашли на мельницах, пока не образовалась защитная стена. Где закончился сланец, стена продолжалась, сложенная из мешков муки: два мешка в ширину и пять в высоту.
Огромный вес сланца и плотно упакованной муки, объединенный непосредственно с самими баржами, смог бы послужить чем-то вроде массивного, водного тарана, который, как надеялся Роран, сможет сломать уже полусгнившие ворота в конце канала. Даже, если ворота были защищены магически – хотя Карн не верил в это – Роран не думал, что любой маг, защищающий Гальбаторикса, окажется достаточно сильным, чтобы остановить набирающую скорость баржу.
Кроме того, насыпь из камней и муки обеспечивала определенную степень защиты от копий, стрел и других снарядов.
Роран аккуратно пробирался к верхней части баржи. Он втиснул свое копье и щит между двумя штабелями сланца, а затем повернулся посмотреть на воинов между рядами.
Все люди, находящиеся около баржи, толкали нагруженную сланцем баржу глубже и глубже в воду, пока она не продвинулась на несколько дюймов вниз по течению.
Карн, Балдор, Хамунд, Дельвин, и Мандель присоединились к Рорану, где он стоял. Они выбрали для себя самую опасную позицию на плавающем судне. Если вардены должны были пробиться в Эроуз, он потребовал бы высокой степени удачи и умения, и ни один из них не был готов доверить эту попытку кому-либо еще.
Находившейся на задней части баржи, Роран бросал взгляды на Бригмана, стоявшего среди воинов, которыми он недавно командовал. Ослушившейся вчера приказа, Бригмал был отстранен Рораном от командования и не имел права покидать свою палатку. Тем не менее, Бригман просил Рорана позволить ему учавствовать в последней битве за Эроуз, и Роран неохотно согласился; меч Бригмана может оказаться полезным, и, вообще, любой меч будет иметь значение в наступающей битве.
Роран все еще задавался вопросом, принял ли он правильное решение. Он был довольно уверен, что воины были теперь лояльны к нему, не к Бригману, но Бригман был их капитаном в течение многих месяцев, и о таких отношениях трудно забыть. Даже если Бригман не пытался доставить неприятности в рядах, он оказался способным проигнорировать приказы, по крайней мере когда их отдавал Роран.
"Если он даст мне любую причину для недоверия, я выкину его за борт", – подумал Роран. Но мысль оказалась бесполезной. Если бы Бригман действительно обернулся против него, то это бы произошло в таком беспорядке, что Роран не заметил бы ничего, пока бы не было слишком поздно.
Когда все люди за исключением шести, взошли на баржу, Роран приставил ладони ко рту и прокричал: – Молитесь за на нашу победу!
Двое мужчин стояли на дамбе на самой вершине холма, на дамбе, которая замедляла и сдерживала поток воды, текущий от болот к северу. Двадцатью футами ниже, находилось первое водяное колесо с бассейном под ним. Перед бассейном находилась вторая дамба, где также стояло два человека. Еще двадцатью футами ниже было расположено второе водное колесо и второй, все еще глубокий бассейн. И в самом конце бассейна находилась последняя дамба с парой людей, стоявших на ней. А в основании последней дамбы находилось третье и последнее водное колесо. Начиная от него, поток воды беспрепятственно тек по земле, пока не достигал Эроуза.
В дамбы было встроено трое шлюзовых ворот, на закрытии которых Роран, по совету Балдора, настоял еще во время их первого посещения мельниц. В течение двух прошедших дней, отряды мужчин, орудуя лопатами и кирками, погружались под продолжающую подниматься воду и выкапывали землю с задней части дамб, пока среди уплотненных слоев земли наконец не образовался проход. Затем они клали длинные и прочные балки в грязь по обе стороны от шлюзовых ворот.
Потом мужчины на средней и верхней дамбах хватали эти балки, которые торчали на несколько футов от насыпей, и начинали укладывать их спереди и сзади в устойчивом ритме. В соответствии с их планом, двое, стоявшие на нижней дамбе, выждали пару минут, а затем присоединились к общему делу.
Роран как раз схватил мешок муки, когда увидел это. Если бы они промедлили хоть на несколько секунд, катастрофа была бы неминуема.
Почти минуту ничего не происходило.
Затем, с ужасающим грохотом, верхние шлюзовые ворота сорвало. Дамба разрушилась, земля ломалась и крошилась вокруг, и огромный поток грязной воды залил водное колесо внизу, крутя его быстрее, чем оно когда-либо крутилось.
Поскольку дамба разрушилась, двое мужчин, стоявших на вершине, поспешили для безопасности спрыгнуть на землю.
Брызги взмыли вверх более чем на тридцать футов, когда поток воды ворвался в спокойный черный бассейн под водным колесом. Благодаря толчку, пенящаяся волна смогла подняться еще на несколько футов, чтобы достичь следующей дамбы.
Увидев, что вода приближается, люди, стоявшие на средней дамбе, также покинули свои посты и спрыгнули на землю, ища спасения.
И хорошо, что они это сделали. Когда волна достигла дамбы, тонкие струйки воды начали просачиваться сквозь следующие шлюзовые ворота, которые затем вылетели со своего места, как будто их выбил дракон, и пенящееся содержимое бассейна смыло то, что оставалось от дамбы.
Бурный поток врезался во второе водяное колесо с еще большей силой, чем в предыдущее. Древесина стонала и скрипела под натиском волны, и Рорану впервые пришло в голову, что одно или несколько колес могут вырваться из гнезд. Если это произойдет,то возникнет серьезная опасность как для его людей, так и для барж, и нападение на Эроуз вполне может закончиться, даже не начавшись.
– Режьте веревку! – закричал Роран.
Один из мужчин отрезал веревку, которой они были привязаны к берегу, в то время как остальные подняли десятифутовые шесты, опустили их в канал и оттолкнулись изо всех сил.
Тяжело нагруженные баржи медленно двигались вперед, набирая скорость гораздо медленнее, чем Рорану хотелось бы.
Двое мужчин, стоящих на нижней дамбе до сих пор продолжали разрушать дамбу,не обращая внимание на приближающуюся волну. За секунду до того,как поток добрался до дамбы,она вздрогнула и осела, а люди бросились врассыпную.
Вода пробила словно кулаком отверстие в глиняной дамбе так легко, как будто она была сделана из промокшего хлеба и столкнулась с последним водным колесом. Древесина разрушалась – звук столь же громкий и острый как, ломающийся лед – и колесо несколько наклонилось в наружном направлении, но, к облегчению Рорена, оно удержалось. Тогда, с грозовым ревом, столб воды разбился об основы террасного холма со взрывом тумана.
Порыв холодного ветра ударил Рорану в лицо, в более чем двухста ярдах вниз по течению.
– Быстрее! – Крикнул он мужчинам, отталкивающим баржи, а закручивающиеся массы воды возникли из складок тумана и мчались вниз по каналу.
Наводнение настигло их с невероятной скоростью. Когда оно столкнулось с задней частью четырех соединенных барж, все суда понеслись вперед, бросая Рорана и воинов к корме, сбивая многих из них с ног. Некоторые мешки с муой скатились в канал или катились внутрь баржи.
Поскольку прибывающая вода подняла заднюю баржу на несколько футов выше остальных, почти пятисотфутовое судно начало поворачиваться боком. Если тенденция сохранится, Роран знал, что они в скором времени вклинятся между берегами канала, и что, несколько минут спустя, сила течения разобьет баржи друг об друга.
– Держите нас прямо! – ревел он, поднимаясь с мешков муки на которые упал. – Не дайте нам развернуться!
При звуке его голоса воины взбирались, чтобы отолкнуть грохочущее судно от скошенных берегов к центру канала. Прыгая на грудах сланца на носу, Роран выкрикивал указания, и вместе они успешно вели баржи вниз по изгибающемуся каналу.
– Мы сделали это! – воскликнул Балдор, не пытаясь скрыть глупую улыбку на лице.
– Не каркай, – предупредил Роран. – Нам еще многое предстоит сделать.
Восточное небо превратилось соломенно-желтое к тому времени, когда они были наравне с их лагерем, в миле от Эроуза. Двигаясь с такой скоростью, они доберутся до города, прежде чем солнце поднимется над горизонтом, и серые тени, которые покрыли землю помогут скрыть их из дозорных, размещенных на стенах и башнях.
Хотя передняя кромка воды уже опередила их, баржа по-прежнему набирала обороты, так как город лежал ниже мельницы и там не было ни одного холма или возвышенности между ними, чтобы замедлить их продвижение.
– Слушайте, – сказал Роран, складывая рупором свои руки у рта и повышая свой голос так, чтобы все мужчины могли услышать. – Мы можем попасть в воду, когда будем поражать внешние ворота, так что будьте готовы плыть. Пока мы не сможем добраться до суши, мы будем лёгкой целью для врагов. Как только мы высадимся на берег, у нас будет только одна цель: пробиться до внутренней стены прежде, чем они додумаются закрыть ворота там, потому что, если они это сделают, мы никогда не захватим Эроуз. Если мы сможем захватить ту вторую стену, тогда мы сможем найти Лорда Халстеда и вынудить его сдаться. Сделав это, мы обеспечим укрепления в центре города, затем переместим направленние наружу, улица за улицей, пока весь Эроуз не будет находиться под нашим контролем.
– Помните, мы будем превзойдены численностью больше чем в два раза, так что старайтесь держаться ближе к товарищам и будьте всегда начеку. Не блуждайте одни, и не позволяйте себе быть отделенными от остальной части группы. Защитники знают улицы лучше, чем мы, и они заманят в засаду вас, когда вы меньше всего будете ожидать это. Если Вы действительно останетесь одни, направляйтесь в центр, потому что это то место, где мы будем.
– Сегодня мы наносим мощный удар ради Варденов. Сегодня мы выиграем честь и славу, такую как большинство мужчин видят во сне. Сегодня… сегодня мы оставим наш след в истории. Чего мы достигнем за следующие несколько часов, барды будут петь в течение ста последующих лет. Думайте о своих друзьях. Думайте о своих семьях, родителях, женах, детях. Сражайтесь храбро, поскольку мы боремся за них. Мы боремся за свободу!
Мужчины ревели в ответ.
Роран позволил им впасть в безумство; затем он поднял руку и сказал: – Щиты! – И, как один, мужчины присели и подняли свои щиты, прикрывая себя и своих компаньонов так, что это выглядело, как будто середина импровизированного тарана одета в масштабную броню рассчитанную на гиганта.
Удовлетворенный, Роран спрыгнул с кучи сланца и посмотрел на Карна, Балдора, и четырех других мужчин, которые приехали с ним из Белатоны. Младший, Мандель, внушал опасения, но Роран знал, что его нервы не подведут.
– Готовы? – Спросил он, и каждый из них ответил утвердительно.
Роран рассмеялся и когда Балдор спросил, чему он так рад, тот ответил: – Если бы только мой отец мог видеть меня сейчас!
И Балдор засмеялся тоже.
Роран не спускал внимательного взгляда с главной выпуклости воды. Как только они вошли в город, солдаты могли бы заметить, что что-то было нетак, и поднять тревогу. Он хотел, чтобы они подняли тревогу, но не по этой причине, и таким образом, когда она появилась, выпуклость была на расстоянии приблизительно в пять минут от Эроуза, он подошел к Карну и сказал: – Пошли сигнал.
Маг кивнул и сгорбившись, начал шевелить губами, которые они образовались странные слова древнего языка. Через несколько мгновений, он выпрямился и сказал: – Сделано.
Роран посмотрел на запад, там, на поле перед Эроузом, стояли катапульты, баллисты, и осадные башни варденов. Осадные башни оставалась неподвижными, а другие военные машины пришли в движение, бросая свои дротики и камни в высокие нетронутые белые стены города. И он знал, что пятьдесят из его людей на противоположной стороне города трубили в трубы, кричали боевые кличи, выпускали горящие стрелы, и делали все возможное, чтобы привлечь внимание защищавших солдат и сделать вид, как будто большие силы пытались взять город штурмом.
Рораном овладело полное спокойствие.
Битва вот-вот начнется.
Люди могли погибнуть.
И он мог быть одним из них.
Знание этого дало ему ясность мысли, и чувство истощения исчезло, наряду со слабым состоянием, которое было от попытки покушения на его жизнь за несколько часов до этого. Ничто не было столь бодрящим как битва – ни еда, ни смех, ни работа своими руками, ни даже, любовь – и хотя он ненавидел битву, он не мог отрицать ее привлекательность. Он никогда не хотел быть воином, но он им стал и был полон решимости стать лучше, чем все, кто был до него.
Присев на корточки, Роран заглянул между двумя острыми краями плиты сланца при стремительном приближение к воротам, которые преградили им путь. Над и под поверхностью воды, потому что вода поднялась, были ворота из массивных досок дуба, окрашенные в темный цвет от возраста и влаги. Под водой, он знал, что находится сетка из железа и дерева, такая же, как решетка, через которую вода могла бы свободно пройти. Верхнюю часть будет труднее всего разрушить, но он догадывался, что длительное пребывание решетки в воде ослабило ее, и если часть ее может быть разбита, пробить дубовые доски выше будет гораздо легче. Поэтому он приказал привести в готовность два толстых тарана, прикрепленных к нижней части баржи. Поскольку они находились под водой, они нанесут удар по нижней части ворот, как раз когда нос ударится в верхнюю часть.
Это был хороший план, но Роран не имел ни малейшего понятия, сработает ли он.
– Готовьтесь, – прошептал он больше для себя, чем для кого-то еще, в то время как ворота приближались.
Несколько людей возле задней части баржи продолжали направлять ее шестами, но остальные оставались скрытыми под нагромождением щитов.
Отверстие арки, которая вела к воротам, лежало перед ними как вход в пещеру. Как только бока баржи проскользнули под тенью прохода, Роран увидел лицо солдата, появившегося над краем стены более чем на тридцать футов выше, круглое и белое, как полная луна. Он всматривался вниз с выражением ужаса и удивления.
Баржи двигались так быстро,что Роран успел только единственный раз выругаться, пока они не проплыли в прохладную темноту коридора, и сводчатый потолок защитил их от взгляда солдата.
Баржи ударили по воротам.
Сила удара отбросила Рорана прямо на стену сланца, за которой он сидел. Голова отскочила от камня, и, несмотря на то, что он носил шлем и подшлемник, в ушах Рорана зазвенело.
Одна из сланцевых плиток соскользнула назад и упала на него, оставив кровоподтеки на руках и плечах. Роран схватил ее по бокам и, с внезапной яростной силой, бросил за борт, где она разбилась о стену прохода.
В окружавшем их полумраке было трудно увидеть, что происходит; все были в замешательстве, и было слышно лишь эхо от шума. Увидев воду, заливающую его ноги, Роран понял что баржа начинает тонуть, но не мог сказать, что будет дальше.
– Дайте мне топор! – закричал он, отведя руку за спину. – Топор, мне нужен топор!
Он пошатнулся, когда баржа накренилась вперед, чуть не сбив его с ног. Ворота заметно прогнулись внутрь, но все еще держались. Со временем, давление воды может протолкнуть баржу через ворота, но у него не было времени ждать, пока это случится.
Как только гладкая рукоятка топора коснулась его протянутой руки, шесть святящихся треугольников появилось в потолке, там, где раньше их прикрывали заслонки. Прямоугольники коротко мигнули и арбалетные болты полетели к барже, добавляя гулкие удары об деревянные борта в общее смятение.
Где-то закричал человек.
– Карн! – закричал Роран. – Сделай хоть что-нибудь!
Оставляя мага с его заклинаниями, Роран начал ползти по поднимающейся палубе и по грудам сланца на носу баржи. И баржа покачнулась вперед еще на несколько дюймов. Другой оглушительный стон звучал от центра ворот, и свет сиял через трещины в дубовых досках.
Арбалетный болт попал в сланцевую плитку рядом с правой рукой Рорана, оставив пятно от железа на ней.
Он удвоил свою скорость.
Когда он достиг передней части баржи, звук треска, трения и разламывания вынудили его прикрыть ладонями уши и отступить.
Тяжелая волна нахлынула на него, ослепляя на мгновение. Мигая, чтобы очистить глаза, он видел, что часть разрушенных ворот упала в канал; теперь было достаточно пространства для баржи, чтобы войти в город. Однако, выше носа судна, торчали остатки ворот в виде сломанных деревянных досок, достигавшие высоты по грудь человека, шею, или голову.
Недолго думая, Роран перекатился назад.
– Опустите головы! – проревел он прикрываясь щитом.
Баржи скользили вперед под градом смертоносных болтов арбалетов в огромную каменную комнату, освещенную факелами, установленными вдоль стен.
В дальнем конце комнаты вода в канале текла через другие спущенные в воду ворота. Через решетку из древесины и металла, Роран мог видеть здания в самом городе.
Расширение с обеих сторон комнаты были каменными причалами для погрузки и разгрузки грузов. Шкивы, канаты, и пустые сети висели под потолком, а краны были установлены на высоких каменных платформах в середине каждого искусственного берега. Впереди и сзади комнаты были видны лестницы и проходы, высовывающиеся от покрытых плесенью стен, которые позволяли человеку пересекать канал не промокнув. Задний коридор также позволял добраться до караульных помещений выше туннеля, в который по каналу вошли баржи, к верхней части обороноспособности города, такой как парапет, где Роран видел солдат.
Разочарование затопило душу Рорана, когда он посмотрел на опущенные ворота. Он надеялся, что сможет доплыть до основной части города не попав в ловушку охраников.
"Ну, с этим я ничего не смогу сделать", – подумал он.
За ними на дорожку высыпали солдаты, одетые в красное, они встали на колени и приготовили арбалеты к залпу.
– Туда! – кричал Роран, махая рукой в сторону доков слева. Воины схватили свои шесты еще раз и подтолкнули зацепившуюся баржу к краю канала. Множество болтов,торчащих из их щитов, подтолкнули людей построиться "ежом".
Поскольку баржа приближалась, двадцать охранников обнажили мечи и побежали вниз по лестнице, чтобы помешать варденам сойти на берег.
– Скорей, скорей! – продолжал кричать Роран.
Болт попал в его щит, ромбовидный наконечник пробил полтора-дюймовое дерево и вышел прямо напротив предплечья. Роран споткнулся и поймал себя на мысли, что у него есть лишь несколько мгновений, прежде чем его нашпигуют арбалетными болтами.
Затем Роран вскочил на край дока и развел руки в стороны, балансируя. Он тяжело приземлился,упав на одно колено, и едва успел вытащить свой молот из-за пояса, прежде чем солдаты бросились на него.
Именно с чувством облегчения и дикой радости Роран встретил их. Он устал придумывать планы и заговоры, планировать их действия и волноваться о том, как все должно произойти. Здесь, наконец они были честными противниками – не жалкими, ползающими убийцами, – тут они могли честно бороться и убивать.
Столкновение было недолгим и чертовски жестоким. Роран убил или вывел из строя трех солдат в течение всего первых нескольких секунд. Затем Балдор, Дельвин, Хамунд и Мандель присоединились к нему, чтобы помочь вынудить солдат отступить от воды.
Роран не был великим фехтовальщиком, именно поэтому он не стал предпринимать попытки фехтовать с противниками. Вместо этого он позволял им наносить все удары на свой щит, впрочем, что они и пытались сделать, в это время орудуя своим молотом, вовсю ломая им кости. Иногда ему приходилось парировать выпад или удар, но он все же пытался уворачиваться и при этом наносить еще больше ударов и повреждений, чем наносили его противники, он понимал, что нехватка опыта во владении мечем может скоро плохо для него кончиться. Самая полезная уловка боя, которую он обнаружил, заключалась не в том, чтобы необычно размахивать мечом и пытаться выполнять маневры, которые могли занять годы тренировок, а скорее захват инициативы боя и просчет возможных ходов противника.
Освободившись от сражения, Роран побежал к лестнице, которая вела к проходу, из которого лучники стоя на коленях, обстреливали людей, выбирающихся из баржи.
Роран вскочил вверх по лестнице перепрыгивая через три ступеньки, размахивая молотом, поймав первого лучника с полным лицом. Другой солдат после выстрела из арбалета, бросил его и потянулся за коротким мечом, отступая назад.
Солдат только успел вытащить меч на половину из ножен, как Роран ударил его в грудь, сломав ему ребра.
Одна из причин, почему Роран любил драться молотом, то что он мог не обращать внимания на броню, в которую одеты его противники. Молот, как и любое тупое оружие, наносит травмы в зависимости от приложенной силы, а не от порезов или прокалывания плоти. Простота подхода помогала нему.
Третьему солдату на помосте удалось выстрелить в него болтом, прежде чем он сделал еще один шаг. На этот раз болт пробил щит и застрял, чуть не попав грудь. Держа пробитый щит достаточно далеко от его тела, Роран подбежал к солдату и замахнулся молотом. целясь в плечо.Солдат использовал свой арбалет, чтобы блокировать атаку, тогда Роран сразу ударил слева щитом, перекинув кричащего солдата за перила помоста.
Маневр левой рукой оставил Рорана полностью открытым, и когда он обратил свое внимание, к пяти солдатам, которые оставались на помосте, он увидел что трое из них целились ему прямо в сердце.
Солдаты выстрелили.
Прямо перед тем как пронзить Рорана, арбалетные болты свернули направо и отскочили от почерневших стен, жужжа как гигантские сердитые осы.
Роран знал, что это Карн спас его, и он решил как ни-будь отблагодарить мага, как только они будут в безопасности.
Он атаковал оставшихся солдат и уничтожил их яростной серией ударов, как будто они были гвоздями, которые он вбивал в землю. Потом он отломал арбалетный болт, торчащий в его щите и обернулся посмотреть как продвигается сражение.
Наконец бой в доках прекратился, весь в крови, последний солдат рухнул в тот момент, когда его голова отлетела от тела и упала в канал, где погрузилась под шлейф пузырей.
Около двух третей варденов уже высадились на берег и собирались в ряды вдоль кромки воды.
Роран открыл рот,намереваясь приказать варденам продвигаться дальше от канала так, чтобы остальные оставшиеся на баржах смогли выйти на берег, как вдруг в дверях, со стороны левой стены произошел взрыв, и оттуда повалили солдаты.
"Черт побери! Откуда они взялись? Сколько их там?"
Только Роран начал продвигаться к лестнице, чтобы помочь его солдатам отразить атаку вновь прибывших, как Карн – стоявший на носу баржи – поднял руки, указывая на наступающих солдат и прокричал серию резких, исковерканных слов на древнем языке.
По его команде, два мешка муки и плита сланца отлетели с барж в ряды плотного строя солдат, уничтожив более десятка. Мешки порвались после третьего или четвертого воздействия,и облако из муки клубилось над солдатами, ослепляя и удушая их.
Секунду спустя произошла вспышка света рядом со стеной позади солдат, и огромный огненный шар, оранжевый и закопченный, мчась через облака муки, пожирающий мелкий порошок с жадностью и производя звук как сто флагов, колеблющихся в сильном порыве ветра.
Роран прикрылся своим щитом и почувствовал обжигающий жар у своих ног и голой кожи щек, поскольку шаровая молния потухла в нескольких ярдах от прохода, пылающие пятнышки, становящиеся пеплом, падали вниз: словно черный, гробовой дождь, соответствующий только для похорон.
Когда вспышка погасла, он осторожно поднял голову. Горячий, густой, дурно пахнущий дым щекотал ноздри и щипал глаза, и тут он понял, что его борода была в огне. Он выругался, уронил молот и стал сбивать маленькие огоньки, пока они полностью не погасли.
– Ай! – крикнул Роран на стоявшего внизу Карна. – Ты поджег мою бороду! Будь осторожнее, или я насажу твою голову на копье!
Большинство солдат лежало, скорчившись на земле, прикрывая свои сожженные лица. Другие боролись с огнем на одежде, катаясь по земле или слепо нанося удары оружием вокруг себя, пытались отбить любые атаки варденов. Роран в отличии от собственных людей, казалось бы, отделался незначительными ожогами, хотя большинство из них стояло в радиусе вспышки света, но неожиданный пожар дезориентировал их.
– Прекратите зевать как дураки и прикончите тех негодяев, прежде чем они вновь очнутся! – приказал он, стуча молотом по перилам, чтобы он обратили на него свое внимание.
Вардены сильно превосходили числом защитников, и к тому времени как Роран спустился до нижней части лестницы, они уже прикончили три четверти обороняющихся солдат.
Оставив немногих оставшихся солдат в распоряжении его более чем способных воинов, Роран двинулся к большим двойным дверям с левой стороны канала, двери были достаточно широки чтобы могли проехать две повозки в ряд. Когда он подошел к ним, он натолкнулся на Карна, который сидел на основании платформы подъемного крана, доставая еду из кожаного мешочка, который всегда носил с собой. Роран знал, что мешок содержал смесь сала, меда, вяленой говяжьей печени, сердца ягненка и ягод. Когда-то Карн дал ему немного, и завязал рот – но даже несколько кусочков могли продержать человека на ногах в течение целого дня тяжелой работы.
Роран обеспокоенно заметил,что маг был вконец измотан.
– Можешь продолжать? – спросил он, останавливаясь рядом с Карном.
Карн кивнул.
– Мне просто нужно немного времени… Болты в проходе, а потом еще мешки с мукой и куски сланца… – он сунул другой кусочек еды в рот. – Все сразу…это было чересчур для меня.
Успокоившись, Роран стал отходить, но Карн схватил его за руку.
– Я не делал этого, – сказал он, и глаза его заискрились. – Подпаливал бороду, то есть. От факелов должен был начаться пожар.
Роран проворчал, и двинулся к дверям. – Стройтесь! – прокричал он и стукнул по своему щиту плоскостью молота. -Балдор, Дельвин, Вы идете в атаку со мной. Остальная часть, постройтесь в линию позади нас. Щиты, обнажите мечи, натяните луки. Халстед вероятно, еще не знает, что мы находимся в городе, так что не позволяйте никому убегать, кто мог бы предупредить его… Готовы? Тогда вперед, за мной!
Он и Балдор, с окровавленными от взрыва носами и щеками, вместе открыли двери, выставляя на обозрение внутренние районы Эроуза.



ПРАХ И ПЕПЕЛ

Десятки больших зданий с односторонней штукатуркой стояли вокруг прохода к наружной стене города, который пробили вардены спускаясь по реке Эроуз. Все здания выглядели холодно и не дружелюбно. Они выглядели как склады и складские помещения. Весь этот мрачный вид в ранее утро говорил о том, что маловероятно что кто-то заметил столкновение варденов с охранниками.
У Рорана не было ни малейшего желания остаться, чтобы выяснить это наверняка.
Солнечные лучи не были яркими. Они растворялись в тумане, что легкой дымкой опускался на город откуда-то сверху, на золоченные вершины башен, башенок, куполов и покатые крыши. Улицы и улочки, цвета тусклого серебра, держались в тени, и вода в камнях вдоль канала было темна и мрачна, и переплеталась с прожилками крови. Высоко на небе мерцала одинокая блуждающая звезда, сияла таинственной искоркой, в голубой мантии, восходящее солнце затмило все остальные ночные драгоценности.
Нападающие вардены побежали, их сапоги из кожи стучали по мостовой.
Вдали запел петух.
Роран повел их через лабиринт зданий к внутренней стене города, иногда отклоняясь от прямого маршрута, чтобы уменьшить их шансы встретить кого-то на улицах. Они шли по узким и темным переулкам, и иногда ему трудно было видеть, куда поставить ногу.
Грязь покрывала все сточные канавы на улицах. Отвратительное зловоние распостранялось вокруг, и он вспомнил о бескрайнем поле, к которому привык.
"Как можно жить в таких условиях?, – удивился он. Даже свиньи так не валяются в собственной грязи."
От крепостной стены тянулись дома и магазины: высокие, аркообразные, с побеленными стенами и коваными светильниками на дверях. За закрытыми ставнями, Роран иногда, услышав звук голосов, или грохот посуды, или скрип стула, ускорял шаг.
"У нас нет времени, – подумал он. Еще несколько минут, и на улицах будет полно жителей Эроуза.
Как будто в потверждение его слов, перед колонной воинов, из аллеи вышли два человека. Оба жителя города несли по коромыслу на своих плечах, на каждом конце висело по ведру с парным молоком.
Мужчины остановившись, с удивлением смотрели на варденов, немного молока выплеснулось из ведер. Их глаза расширились и губы уже приоткрылись для того, чтобы закричать.
Роран остановился, так же как и войско за его спиной. – Если вы закричите, мы вас убьем, – сказал он тихим, дружелюбным голосом.
Мужчина вздрогнул и медленно попятился
Роран шагнул вперед. – Если ты убежишь, мы тебя убьем. – Не отрывая глаз от двух перепуганных мужчин, он произнес имя Карна, когда маг подошел к нему, он сказал: – Сделай так, чтобы они заснули, давай.
Маг быстро произнес фразу на древнем языке, заканчивая словом, которое для Рорана прозвучало как слитха. Двое мужчин, как подкошенные, упали на землю, их ведра опрокинулись и ударились о мостовую. Молоко растекалось в переулке маленькими лужицами, заполняя трещины между камнями улицы.
– Оттяните их в сторону, – сказал Роран, – туда, где их не увидят.
Как только его воины оттащили двух людей без сознания в сторону, он приказал варденам идти вперед снова, они продолжили торопливо идти к внутренней стене города.
Перед тем, как они прошли более ста футов, они свернули за угол и столкнулись с группой из четырех солдат.
На этот раз Роран действовал без всякого снисхождения. Он вихрем пронесся через пространство, которое их разделяло, и, пока солдаты все еще пытались собраться с мыслями, ударил плоским лезвием своего молота прямо в шею солдата. Аналогичным способом Балдор сокрушил одного из других солдат, размахивая мечом с такой силой, с которой мало кто совладать, ведь он много лет работал на отца в кузнице.
Последние два солдата взвыли от безнадежности, повернулись и побежали.
Стрела пролетела мимо плеча Рорана откуда-то сзади, и попала солдату в спину, тот повалился на землю. Мгновение спустя, Карн рявкнул: – Джиерда! – Шея последнего солдата с хрустом надломилась, он рухнул вперед и остался неподвижно лежать в центре улицы.
Проткнутый стрелой солдат начал кричать: – Вардены здесь! Вардены здесь! Звоните в колокол…
Вытащив кинжал, Роран подбежал к человеку и перерезал ему горло. Он вытер лезвие о его мундир, потом встал и сказал: – Выдвигаемся, сейчас же!
Как один, вардены шли вверх по улице к внутренней стене Эроуза.
Когда они были всего в сотне футов, Роран остановился в переулке за домом и поднял руку, сигнализируя своим людям об остановке. Затем он прокрался вдоль дома и выглянул из-за угла – решетка в высокой каменной стене медленно опустилась.
Ворота были закрыты.
Однако, слева от ворот небольшая калитка была распахнута настежь. Сейчас он видел, как солдат выбежал через нее и отправился в сторону западной окраины города.
Роран мысленно выругался, когда посмотрел на закрывшийся проход. Он не собирался сдаваться, не тогда, когда они зашли так далеко, но их положение становилось все более ненадежным, и он не сомневался, что у них есть всего лишь несколько минут до комендантского часа, прежде чем об их присутствии станет известно.
Он отошел за угол дома, наклонил голову, задумался.
– Мандель, – сказал он и щелкнул пальцами. – Дельвин, Карн, и вы, трое. – Он указал на троих свирепых бывалых вояк, которые, благодаря своему возрасту и опыту имели больше шансов на победу. – Пойдемте со мной. Балдор, ты несешь ответственность за всех остальных. Если мы не успеем назад, бери инициативу в свои руки. Это приказ.
Балдор кивнул, он был мрачен.
С шестью воинами, которых он выбрал, Роран кружил по главной дороге, ведущей к воротам, пока они не дошли до захламленной базы и усыпанной мусором стены, примерно в пятидесяти футах от опушенной решетки и открытых ворот для вылазок.
В каждой из двух башенок, что были расположены по обе стороны от ворот, находилось по солдату, но на данный момент, если они не высунут свои голову за края стены, то не смогут увидеть приближающегося Рорана и его спутников.
Роран сказал шепотом: – Когда мы пойдем через дверь, ты, ты и ты, – он показал на Карна, Дельвина и одного из оставшихся воинов, – Откройте ту сторону ворот быстро как вы можете. Мы возьмем другую. Делайте все, что хотите, но чтобы ворота были открыты. Там может быть только одно колесо, чтобы открыть их или, может быть нам придется поработать всем вместе, чтобы поднять его, так что не думаю, что вы можете пойти и умереть за меня. Готовы?… Сейчас!
Работая очень тихо, как только мог, Роран побежал вдоль стены, быстро вернулся и бросился в проход.
Перед ним было двадцать футов длинной комнаты, которая закончилась на большой площади с многоярусный фонтан в центре. Люди в красивых одеждах спешили взад и вперед по площади, многие из них сжимали свитки.
Не обращая на них внимания, Роран повернулся к закрытой двери, которую он отпер рукой, сдерживая желание пнуть ее. Через дверь была видна довольно грязная караулка с винтовой лестнице, встроенной в одной из стен.
Он взбежал по лестнице и после одного витка уперся в низкий потолок комнаты, где пятеро солдат курили и играли в кости за столом, рядом стояла лебедка, обмотанная цепями толщиной с руку.
– Привет! – Сказал Роран глубоким повелительным голосом. – У меня есть очень важное послание для вас.
Солдаты заколебались, затем вскочили на ноги, отодвигая скамейки, на которых сидели. Послышался скрип деревянных ножек, когда их передвигали по полу.
Они прибыли слишком поздно. Роран должен был пересечь расстояние разделяющее их, пока они не успели обратить на него своё оружие.
Роран взревел, когда пошел на таран, раздавая удары налево и направо молотом, и все пятеро мужчин отлетели обратно в угол. Затем присоединился Мандель и двое других воинов, их мечи так и сверкали. Вместе они завершили вахту охранников, оказавшуюся неожиданно короткой для них.
Когда Роран стоял над подергивающимся телом последнего солдата, он сплюнул на землю и сказал: – Не доверяйте незнакомым людям.
Сражение принесло в и без того загрязненную комнату новую порцию ужасных запахов, Роран чувствовал его: густое, тяжелое покрывало из самых неприятных запахов, которые он мог себе представить. Он едва в силах был дышать, чтобы не заразиться, он закрыл нос и рот рукавом своей туники, пытаясь хоть как-то отфильтровать некоторые из них.
Четверо из них ушли к лебедке, осторожно, стараясь не подскользнуться на лужах крови, и остановились на секунду чтобы разобраться как она работает.
Роран развернулся, поднял молот, когда услышал звяканье металла, а затем громкий скрежет открывающегося деревянного люка, сопровождаемый грохотом шагов, как воин спустился по винтовой лестнице из ворот и стал подниматься в башню.
– Таурин, что в пламени будет… – солдатский голос замер в его горле, и он остановился внизу лестницы, как вдруг он заметил Рорана и его спутников, а также безжизненные тела в углу.
Роран бросил копье в солдата, солдат пригнулся, и копье ударило в стену над ним. Солдат выругался и бросился назад, вверх по лестнице, на четвереньках, и исчез за поворотом стены.
Мгновением спустя, люк с шумом захлопнулся, они услышали рог солдата, неистово предупреждающего людей на площади об опасности.
Роран нахмурился и вернулся к лебедке. – Оставь это, – сказал он, запихивая молот за пояс. Он вновь прислонился к ступенчатому колесу, которое поднимало и опускало решетку, и напрягал все силы, стараясь удержать его. Другие мужчины помогли ему, и медленно колесо начало поворачиваться и лебедка щелкала громко, поскольку большие деревянные захваты перескакивали через нижние зубцы.
Через несколько минут силы, которая требовалась для прокрутки колеса, нужно было все меньше и меньше, так как большое количество человек Роран послал внедриться на другую гауптвахту.
Они не потрудились поднять лебедку полностью; после полминуты фырканья и потения, военные кличи мужчин достигли ушей ждущих воинов за воротами.
Роран выпустил колесо, затем снова вытащил свой молот и направился к лестнице.
За пределами гауптвахты, Роран разыскивал Карна и Дельвина, когда они появились с другой стороны ворот. Никого не ранили, но Роран заметил отсутствие более старшего мужчины, который раньше был с ними.
Пока они ждали, когда группа Рорана присоединиться к ним, Балдор и остальные вардены организовали крупный блок на краю площади. Они построились в пять рядов, стоя плечом к плечу.
Когда Роран шел к ним, он заметился появившихся солдат на противоположной стороне площади. Там они строились, направляя копья и пики наружу, таким образом, что они образовывали острый треугольник. Роран прикинул, что там было около ста пятидесяти солдат – количество, которое его воины смогли бы одолеть, но за счет превосходства силы и времени.
Его настроение все мрачнело, как тот маг с ястребином носом, которого он видел вчера, защищенного рядами солдат, державшего руки над головой, и черный нимб сверкал вокруг его рук. Роран довольно много знал о волшебстве от Эрагона, что догадаться, что эта молния была больше для спецэффекта, чем для чего-то серьезного, но Роран не сомневался, что этот маг довольно опасен.
Карн прибыл во главе воинов спустя секунду после Рорана. Вместе они и Балдор смотрели на мага, а прибывшие солдаты собрались в оппозицию.
– Ты сможешь его убить? – спросил Роран тихо,чтобы стоящие сзади люди его не услышали.
– Надо попробовать, не так ли? – ответил Карн.Он вытер губы тыльной стороной ладони. Пот бисером покрывал его лицо.
– Если ты хочешь, мы можем спешить его. Он не сможет убить нас всех, прежде чем мы измотаем его подопечных и вставим ему лезвие в сердце.
– Ты не знаешь этого… Нет, это моя обязанность и мне придется иметь дело с ним.
– Мы можем чем-нибудь помочь?
Карн нервно засмеялся. – Вы можете стрелять в него. Отражение стрел может ослабить его и он допустит ошибку. Но что бы вы не делали, не вставайте между нами… Если опасно для вас и для меня.
Роран взял свой молот в левую руку и похлопал Карна по плечу. – Ты справишься. Помни, он глуп. Ты одурачил его раньше, и ты сможешь обмануть его снова.
– Я знаю.
– Удачи, – сказал Роран.
Карн коротко кивнул и направился к фонтану в центре площади. Свет солнца уже достиг струй льющейся воды, и они сверкали словно горсть бриллиантов, брошенная в воздух.
Маг с ястребином носом также шел к фонтану, они остановились примерно в двадцати футах друг от друга.
С того места, где стоял Роран, казалось, что Карн и его противник просто разговаривают друг с другом, но он был слишком далеко от них, чтобы понять о чем именно. Затем оба заклинателя замерли на месте, как будто кто-то ткнул их кинжалом.
Именно этого и ждал Роран: признак того, что они вступили в мысленную дуэль, они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на окружающих.
– Лучники! – рявкнул он, – Встаньте там и там, – он указал на каждую из сторон площади. – Всадите столько стрел в этого предателя, сколько сможете, но только попробуйте задеть Карна и я скормлю вас Сапфире живьем.
Солдаты начали беспокойно перемещаться, поскольку две группы лучников наступали на них по периметру площади, но никто из одетых в красное солдат Гальбаторикса не нарушил строй и не попытался напасть на варденов.
"Должно быть они полностью доверяют этой гадюке", – заинтересованно подумал Роран.
Десятки коричневых, оперенных гусиным пером стрел, свистя и вращаясь, взлетели в воздух, и на один короткий миг Роран понадеялся, что они смогут прикончить вражеского колдуна. Однако на расстоянии пяти футов от человека с ястребиным носом, все стрелы разбивались и падали на землю, как будто налетали на каменную стену.
Роран переминался с ноги на ногу, поскольку был слишком напряжен, чтобы стоять спокойно. Он ненавидел просто ждать и ничего не делать, в то время как его друзья были в опасности. Кроме того, каждая прошедшая минута давала лорду Халстеду больше возможностей выяснить, что происходит и спланировать ответный удар. Если люди Рорана не хотели быть разбиты превосходящими силами Империи, они должны были держать своих врагов на расстоянии, неуверенными в том, что они предпримут в следующий момент.
– Полная готовность! – сказал он, поворачиваясь к воинам. – Давайте проверим, на что мы способны, пока Карн пытается спасти наши жизни. Мы собираемся атаковать этих солдат с фланга. Половина из вас пойдет со мной, остальные последуют за Делвином сюда. Они не смогут перекрыть каждую улицу, так что Делвин, ты и твои люди обойдете этих солдат, а затем атакуете их с тыла. Мы отвлечем их на этом фронте, так что они не окажут особого сопротивления. Если кто-то из них попытается бежать, не мешайте. В любом случае мы их всех перебьем. Все ясно?…Тогда вперед, вперед, вперед!
Люди быстро разделились на две группы. Ведя одну группу Роран быстро подбежал к правому краю площади,то же самое слева делал Дельвин.
Когда обе группы мужчин почти поравнялись с фонтаном, Роран увидел, как вражеский маг посмотрел на него. Мимолетная вспышка, скользящий взгляд, но тем не менее, это отвлекло его внимание, что мгновенно сказалось на дуэли с Карном. Когда человек с ястребиным носом вновь сосредоточил свой взгляд на Карне, злобное выражение на его лице превратилось в гримасу боли, а вены на его выпуклом лбу и жилистой шее вздулись, и вся его голова окрасилась в темно-красный цвет, как будто так распухла от крови, что могла взорваться в любой момент.
– Нет! – взыл маг, а затем выкрикнул что-то на древнем языке, чего Роран не смог понять.
Спустя доли секунды, Карн тоже что-то прокричал, и на мгновение их голоса слились в один, являя собой такую жуткую смесь страха, разрушения, ненависти и гнева, что в глубине души Роран понял, что что-то в этом поединке пошло совершенно не так.
Карн исчез во вспышке синего пламени. Затем белый куполообразный щит вырвался наружу с места, где он стоял и распространился по площади быстрее, чем Роран успел моргнуть.
Мир вокруг потускнел. Роран почувствовал невыносимый жар, все вокруг него завертелось и закрутилось, после чего он провалился в пустоту.
Молот выпал из его руки, а правое колено взорвалось болью. Затем что-то тяжелое ударило ему в рот, и он почувствовал, что у него выбит зуб, а рот заполняется кровью.
Когда все наконец закончилось, то он остался где и был, лежа на животе, слишком ошеломленный, чтобы двигаться. Его чувства потихоньку возвращались, прямо перед своим носом он увидел гладкую поверхность серо-зеленого булыжника и почувствовал запах раствора, скрепляющего камень. По всему телу он чувствовал боль и ушибы, которые требовали его внимания. И единственный звук, который он слышал, был шумом его собственного колотящегося сердца.
Когда он вновь начал дышать, часть крови из его рта проникла в легкие. Отчаянно нуждаясь в воздухе, он кашлянул и выпрямился, выплевывая наружу сгустки черной слизи. Он увидел как один из его резцов выпал изо рта и отскочил от булыжника, поразительно белый на фоне пятен выплюнутой крови. Он поднял его и присмотрелся; конец резца был отколот, но корень казался неповрежденным, так что он облизал зуб, чтобы очистить его, а затем вставил его назад в образовавшуюся в десне дыру, каждый раз морщась от боли при прикосновении к воспаленной плоти.
Пытаясь оторвать себя от земли, он наконец встал на ноги. Его отбросило на порог одного из домов на границе площади. Его люди были разбросаны вокруг него, их руки и ноги были искривлены, шлемы потеряны, мечи вырваны из рук.
В который раз Роран возблагодарил судьбу за то, что пользовался молотом, поскольку некоторые вардены умудрились своим щитом нанести удары себе или своим товарищам.
"Молот? Где же мой молот?" – запоздало подумал он. Роран осматривал землю, пока не обнаружил рукоятку своего оружия, торчащую из-под ноги лежавшего рядом воина. Он вытащил молот наружу, а затем повернулся и окинул взглядом площадь.
Солдаты и вардены беспорядочно валялись вокруг. От фонтана ничего не осталось, кроме груды камней, через которые неровно пробивалась вода. За ним, где раньше стоял Карн, сейчас лежал лишь почерневший усохший труп, его дымящиеся конечности были плотно сжаты, как у мертвого паука. Останки были настолько обуглены, что было трудно представить, что когда-то это было живым человеком. Невероятно, но маг с ястребиным носом, все еще стоял на том же месте, хотя взрыв уничтожил всю его верхнюю одежду, оставив его в одних штанах.
Рорана охватила неконтролируемая ярость, и даже не задумываясь о собственной безопасности, он направился к центру площади с твердой решимостью покончить с магом раз и навсегда.
Полуобнаженный маг не сдвинулся с места даже когда Роран подошел ближе. Подняв свой молот, Роран перешел на неуклюжий бег и выкрикнул боевой клич, который и сам смутно слышал.
А колдун так и не произвел ни единого движения, чтобы себя защитить.
Вообще то Роран понял, что маг не сдвинулся даже на дюйм с момента взрыва. Он был больше похож на статую, чем на человека.
Кажущееся безразличие колдуна к приближению Рорана, призывало его не обращать внимания на необычное поведение мага, или в данном случае, отсутствие каких-либо действий, и просто врезать ему по голове, пока он не пришел в себя. Тем не менее, осторожность Рорана заставила его остудить свою жажду мести и замедлить шаг, не доходя до колдуна примерно пять футов.
Он был рад, что поступил именно так.
Хотя колдун выглядел нормальным издалека, подойдя ближе Роран увидел, что его кожа была морщинистой и свободно свисала, как у человека втрое старше него, а еще приобрела грубую и жесткую текстуру. Цвет кожи был темным и продолжал темнеть с каждым мигом, как будто его тело было обморожено.
Грудь человека вздымалась, а его глазные яблоки вращались в глазницах, но в остальном казалось, что он не способен сдвинуться с места.
Роран наблюдал, как у человека сморщивались руки, шея и грудь, появились кости, остро выпиравшие наружу, усохли бедра, живот висел, как пустой бурдюк. Его губы свернулись трубочкой и начали впадать внутрь, обнажая желтые зубы и преобразуя их в жуткий оскал. Глаза сверкнули и стали сдуваться, сплющивались, плоть вокруг глаз погрузилась внутрь.
Мужчина дышал прерывисто,на грани паники. Дыхание было слабым, но все еще не совсем остановилось.
В ужасе, Роран отшатнулся. Он почувствовал какое-то пятно под сапогами и, посмотрев вниз, увидел,что стоит в растекающейся луже воды. Сначала Роран подумал, что это из разбитого фонтана, но затем он понял, что вода текла от ног парализованного мага.
Роран выругался и с отвращением отпрыгнул на сухой участок земли. Увидев воду, он понял, что сделал Карн, и это лишь увеличило наполняющее его чувство ужаса. Похоже, что Карн создал заклинание, вытягивавшее каждую каплю влаги из тела вражеского мага.
За следующие пару секунд, заклинание сделало человека похожим на скелет, завернутый в оболочку из черной кожи. Это выглядело так, как будто он жил в пустыне Хадарак сотни лет, подвергаясь воздействию солнца, ветра и зыбучих песков. Хотя он был безусловно мертв к этому момента, он не упал, потому что магия Карна держала его вертикально. Ужасное,оскалившееся привидение, сравнимое с самыми ужасными вещами, которые Роран когда-либо видел в своих кошмарах или на поле боя.
Позже, иссушенная поверхность тела мага рассеялась, как разлетается мелкая серая пыль, поднятая прозрачными занавесками и плавающая поверх воды, как пепел от лесных пожаров. Мышцы и кости вскоре тоже рассеялись по ветру, как и внутренние органы, а затем и последние оставшиеся части мага с ястребиным носом разрушились, оставив после себя лишь небольший, конический холмик с прахом, который поднимался из фонтана.
Роран посмотрел на труп Карна, и быстро отвел взгляд, не в силах смотреть. "По крайней мере, ты отомстил ему". Затем он отбросил мысли об убитом друге, которые были слишком болезненными для него самого. Вместо этого Роран сосредоточился на текущих проблемах: в частности, на вражеских солдатах, которые понемногу поднимались с земли.
Роран видел как вардены делали то же самое. – Эй! – закричал он. – За мной! Другого шанса у нас уже не будет! – он указал на нескольких людей, которые скорее всего были ранены. – Помогите им и переместите в центр строя. Никто не должен оставаться сзади. Никто! – его губы дрожали, пока он говорил, а его голова просто раскалывалась, как будто он пил всю ночь.
Вардены собирались на звук его голоса и спешили присоединиться к нему. Как только мужчины построились в колонны позади него, Роран занял свое место в первом ряду воинов между Балдором и Дельвином, оба из которых были ранены взрывом.
– Карн погиб? – спросил Балдор.
Роран кивнул и поднял свой щит, равно как и другие людей, чтобы они образовали твердые, внешне обращенною стену.
– Тогда будем надеяться, что Халстед не припрятал где-то еще одного мага, – пробормотал Дельвин.
Когда вардены были все на месте, Роран закричал: – Шагом марш! – и воины зашагали по всей оставшейся части двора.
Было ли это, потому что их боевой дух был меньше чем у варденов или потому что взрыв нанес им более сильный удар, и имперские солдаты не смогли восстановиться быстро и были все еще дезорганизованы, когда вардены перемещались по городу.
Роран проворчал и поддался назад на шаг, поскольку копье в его щите, вызывало онемение его руки, ослабляя ее под тяжестью. Круговым движением он прошелся молотом по лицевой стороне щита. Молот отскочил от ручки копья, которое отказалось сдвинуться с места.
Быть может, это был тот же солдат, что бросил в него копьем, солдат ухватился за свой шанс и стал размахивать мечом, пытаясь достать шею Рорана. Роран, поднял свой щит с застрявшим в нем копьем, держать было неудобно и тяжело. Поэтому Роран использовал свой молот, вместо того, чтобы убивать мечом.
С краю лезвие было почти невозможно увидеть, он плохо парировал, и пропустил меч с молотом. Тогда он бы умер, если бы не костяшки его пальцев, на которых была закреплена плоская пластина, она отклонила лезвие на несколько дюймов в сторону.
Линия огня поразила Рорана в правое плечо. Зазубренные молнии сбили его сторону, и перед глазами вспыхнул яркий желтый свет. Его правое колено подогнулось, и он упал вперед.
На камень, что был под ним. Его окружили. Повсюду были только ноги и ступни, не дававшие откатиться в безопасное место. Все тело ныло, он понимал, что сопротивление бессмысленно, он увяз как муха в меду.
"Слишком медленно, слишком медленно", – думал он, пsтаясь освободить руку от щита и положить его обратно под ноги. Если он останется на земле, то будет либо зарезан, либо истоптан. Слишком медленно!
Затем перед ним появился солдат, который схватил Рорана за живот, через секунду, кто-то вытащил его за шиворот кольчуги и поставил вертикально, придерживая до тех пор, пока Роран не пришел в себя. Это был Балдор.
Вывернув шею, Роран посмотрел туда, куда солдат ударил его.Пять ударов в кольчугу, но броня выдержала и не разорвалась. Несмотря на то, что из раны на руке текла кровь и было больно, Роран напряг шею и стал ее осматривать, и хотя рана не была угрожающих размеров, он остановился, чтобы убедиться, что все в порядке. По крайней мере его правая рука еще работала, этого было достаточно, чтобы продолжать борьбу – это единственное, что его интересовало сейчас.
Кто-то передал ему запасной щит. Он мрачно взвалил его и пошел дальше со своими людьми, заставляя солдат отступать по широкой улице, которая вела от площади.
Вскоре солдаты бежали перед подавляющей силой варденов,убегая вниз по бесчисленным переулкам и аллеям.
Роран помолчал, затем послал пятьдесят своих людей назад, чтобы закрыть опускную решетку и подходы к ней, чтобы защитится от любых врагов, кто будет преследовать варденов в сердце Эроуза. Большинство солдат в городе будут размещены близко к наружной стене, чтобы отразить осаждающих, и у Рорана не было ни малейшего желания встретиться с ними лицом к лицу в открытом бою. Это было бы самоубийственно, учитывая какими силами обладал Халстед.
Позже вардены почти не встретили сопротивления, когда они шли по внутреннему городу в большой украшенный дворец, где правил Владыка Халстед.
Просторный двор с искусственным прудом, где плавали гуси и белые лебеди, лежал перед дворцом, который на несколько этажей возвышался над остальными Эроузом. Дворец был красивый, с богатыми открытыми арками, колоннадами, с широкими балконами, предназначенных для танцев и вечеринок. В отличие от замка, что находился в самом центре Белатона, он, очевидно, был построен для удовольствия, а не для обороны.
"Они, должно быть, считали, что никто не пересечет внешние стены города", – подумал Роран
Несколько дюжин охранников и солдатов напали на варденов во внутреннем дворе, когда увидели их, все время скандирующих боевые кличи.
– Держать строй! – приказал Роран, как только его люди бросились к ним.
Спустя несколько минут, звуки сражения заполнили двор. Гуси и лебеди в смятении кричали и били крыльями по воде, но ни один не покинул пруд.
Это не заняло много времени у варденов разгромить солдат и охранников. Затем они ворвались на лестничную площадку, которая была настолько богато украшена картинами на стенах и потолках, а также золоченой лепниной, резной мебелью, и узорным полом, так что Рорану было трудно принять все это сразу. Богатство, необходимое для создания и поддержания такого здания было больше, чем он мог понять. Вся ферма, где он вырос, не была равна по ценности и одному креслу в этом королевском зале.
Через приоткрытую дверь, Роран увидел трех служанок, бегущих по длинному коридору так быстро, насколько им это позволяли длинные юбки.
– Не дайте им уйти! – закричал он.
Пять мечников отделилось от основной части варденов и ринулось вслед за женщинами, пытаясь поймать их, прежде того как они смогут добраться до конца прохода. Женщины пронзительно кричали и яростно боролись, царапая своих похитителей, так как мужчины тащили их туда, где ждал их Роран.
– Хватит! – осадил Роран, когда женщин подтащили к нему, они прекратили брыкаться, хотя и продолжали всхлипывать и стонать. Самая старая из них, крепкая матрона, с неопрятно уложенным пучком серебристых волос на затылке и ключами на поясе, показалась Рорану самой адекватной, таким образом, он спросил ее: – Где лорд Халстед?
Женщина напряглась и подняла подбородок.
– Делайте со мной что хотите, сэр, но я не предам своего господина.
Роран прошел вперед, пока не оказался в футе от них. – Послушайте меня, и послушайте внимательно, – прорычал он. – Эроуз пал, и вы и все остальные в этом городе в моей власти. Вы уже ничего не сможете изменить. Скажите, где Халстед и мы позволим вам и вашим подругам уйти. Вы не сможете оградить его от смерти, но еще в состоянии сохранить жизнь себе. Разбитые губы так распухли, что ему самому едва удавалось понять свою речь и с каждым словом, капли крови вылетели из его рта.
– Моя собственная судьба не имеет значения, сэр, – сказала женщина, ее непреклонное выражение лица сделало бы честь любому воину.
Роран чертыхнулся и хлопнул своим молотом по щиту, создав сильный шум, который отозвался громким эхом в сводчатом зале. Женщины вздрогнули при этом звуке.
– Вы рехнулись? Стоит ли Халстед вашей жизни? Империя? Гальбаторикс?
– Я не имею понятия ни о Гальбаториксе, ни о Империи, сэр, но Халстед был всегда добр к прислуге, и я не хочу видеть его повешенным такими людьми, как ты. Гадкие, неблагодарные дряни, вот вы кто.
– Так ли это? – он уставился на нее, свирепо. – Как вы считаете, долго ли вы сможете держать язык за зубами, если я решу выжать из вас информацию силой?
– Вы никогда не заставите меня говорить, – заявила она и Роран ей поверил.
– Что насчет них? – он кивнул в сторону других женщин, самой молодой из которых было не больше семнадцати. – Ты готова отпустить их быть разрезанными на кусочки, только для того, чтобы защитить своего господина?
Женщина презрительно фыркнула, а затем сказала: – Господин Халстед находится в восточном крыле дворца. Вы можете дойти туда по коридору, через Желтую комнату и цветник Леди Галианы, вы найдете его, несомненно как дождь.
Роран слушал с подозрением. Ее капитуляция оказалась слишком быстрой и слишком легкой, по сравнению с ранним сопротивлением. Кроме того, в то время как она говорила, он заметил, что другие две женщины реагировали с удивлением и некоторой другой эмоцией, которую он не смог идентифицировать. "Замешательство?", – задался он вопросом. В любом случае они не отреагировали так, как он ожидал, сдала ли седая женщина только что их лорда в руки врагов. Они были слишком тихи, слишком подавлены, как будто они скрывали что-то.
Из них двоих, девушка была наименее опытной в маскировке своих чувств, поэтому Роран повернулся к ней с самым устрашающим взором. – Она лжет, не так ли? Где Халстед? Говори!
Девушка открыла рот и покачала головой, потеряв дар речи. Она попыталась отбежать от Рорана, но один из воинов крепко держал ее.
Роран пожошел к ней, уперся щитом в ее грудь, выбивая воздух из нее, и уперя своим в щит, прижимая ее между ним и человеком, стоящим за ней. Подняв молот, Роран коснулся ее щеки. – Ты довольно красива, но тебе будет трудно найти кого-нибудь, кроме стариков, если я выбью твои передние зубы. Я потерял свой зуб сегодня, но мне удалось вставить его. Видишь? – и он развел губы в улыбке, которая была отдаленным приближением улыбки. – Я заберу твои зубы, так что ты не сможешь вставить их обратно. Они будут прекрасным трофем, а? – и он сделал угрожающие движения с молотом.
Девушка съежилась и закричала:
– Нет! Пожалуйста, сэр, я правда не знаю. Пожалуйста! Халстед был в своих апартаментах, встречаясь с капитанами, а после он с Леди Галлианой собирался сходить к туннелю в доках, и…
– Тара, дура! – воскликнула надзирательница.
– Там их ждал корабль,то есть, и я не знаю, где он сейчас,но, пожалуйста, не бейте меня, я больше ни чего не знаю, сэр, и…
– Его апартаменты, – закричал Роран. – Где они?
Рыдая, девочка рассказала ему.
Когда она законочила говорить, он сказал: – Идите. Они ушли и только стук их каблуков эхом отдавался от полированого пола.
Роран провел варденов через огромное здание в соответствии с инструкциями девушки. Десятки полураздетых мужчин и женщин пересекли их путь, но ни один не остановился, чтобы бороться. Во дворце звучали крики и вопли, так что он хотел закрыть уши пальцами.
На полпути к месту назначения, они наткнулись на атриум со статуей огромного черного дракона в середине. Роран спросил, был ли он драконом Гальбаторикса, Шрюкном. Как в толпе мимо статуи, Роран услышал протяжный звук, а затем что-то ударило его в спину.
Он упал на каменную скамью рядом с дорогой и схватился за нее.
Боль.
Мучительная, ужасающая боль, подобных которой он никогда не испытывал. Боль настолько интенсивная, что он бы отрезал собственную руку, чтобы ее остановить. Он чувствовал, как будто раскаленная кочерга была зажата в спину.
Он не мог двигаться…
Он не мог дышать…
Даже самое незначительное движение приносило ему много страданий
Тени упали на него, и он услышал крики Балдора и Дельвина, тогда Бригман что то говорил всем людям, хотя Роран не мог понять это.
Боль вдруг увеличилось в десять раз, и он заорал, что только сделало хуже. С усилием воли он заставлял себя оставаться абсолютно неподвижным. Слезы текли из уголков его закрытых от боли глаз.
Затем Бригман начал с ним говорить:
– Роран, у Вас стрела в спине. Мы попытались поймать лучника, но он сбежал.
– Больно… – зашипел Роран.
– Это потому, что стрела попала по одному из ваших ребер. Она бы прошла насквозь в противном случае. Вам повезло, еще бы дюймом выше или ниже, и она бы пробила ваш позвоночник и лопатки.
– Вытащите ее, – сказал он сквозь стиснутые зубы.
– Мы не можем; стрела имела игольчатую наконечник. И мы не можем протолкнуть ее на другую сторону. Она должна быть вырезана. У меня есть некоторый опыт работы с этим, Роран. Если Вы доверяете мне, чтобы я орудовал ножом, я могу сделать это здесь и сейчас. Или, если хотите, мы можем подождать, пока не найдем вам целителя. Там где-то во дворе должны были быть один или два.
Хотя ему не очень то хотелось отдавать власть над собой Бригману, Роран больше не мог терпеть боль, поэтому он сказал:
– Сделайте это здесь…Балдор?…
– Да, Роран?
– Возьмите пятьдесят человек с собой, и найдите Халстеда. Что бы ни случилось, он не должен сбежать. Дельвин…останься со мной…
Короткая дискуссия произошла между Балдором, Дельвином и Бригманом, из которой Роран слышал лишь разрозненные слова. Затем большая часть варденов покинула атриум, в котором стало заметно тише.
По настоянию Бригмана команда воинов принесла стулья из соседней комнаты, ломая их на кусочки, и сооружая костер с подкладкой из насыпи гравия рядом со статуей. В огонь был помещен наконечник кинжала, который, Роран знал, что Бригман будет использовать, чтобы прижечь рану на его спине после удаления стрелы, чтобы он не истек кровью.
Пока он лежал на жесткой и скрипящей скамье, Роран сосредоточился на контроле своего дыхания, с медленными, мелкими вдохами-выдохами, чтобы уменьшить боль. Это было трудно, он очистил свой ум от всех других мыслей. То, что было и что может быть уже не важно, только постоянный приток и отток воздуха через нос.
Он почти упал в обморок, когда четверо мужчин подняли его со скамьи и перевернули его лицом вниз. Кто-то заткнул его рот кожаной перчаткой, усилив боль его порванных губ, в то время как грубые руки схватили каждую из его ног и рук, выпрямили и удерживали их на месте.
Роран поглядел назад, чтобы увидеть, что Бригман оускался на колени около него, держа кривой охотничий нож в одной руке. Нож начал спускаться, и Роран закрыл глаза снова и закусил посильнее перчатку.
Он вдохнул.И выдохнул.
А потом время и память перестали для него существовать.



ПЕРЕРЫВ

Роран сутуло сидел с краю стола, забавляясь с украшенным рубинами кубком, в который он пристально всматривался без особого интереса.
Ночь наступила, и единственным источником света в богатой по убранству спальне являлись две свечи на столе да огонь, пылающем в очаге у пустой кровати под балдахином. Стояла тишина, за исключением треска изредка доносившегося от горящих поленьев.
Слабый солёный бриз доносился через окна, разделённые тонкими белыми занавесами. Он повернул лицо, поймав ветерок, прикасающийся к его воспалённой коже.
Через окна он мог видеть размещённый перед ним Эроуз. И там и здесь смотрители патрулировали улицы на перекрёстках, но в остальном город был тёмным и подвижным – так необычно для каждого, кто мог скрываться в своих домах.
Когда ветер утих, он сделал еще один глоток из кубка, наливая вино прямо в горло, чтобы не глотать. Капля попала на порез его нижней губы, и он напрягся и затаил дыхание, ожидая пока боль исчезнет.
Он поставил кубок и наполовину пустую бутылку вина на стол, рядом с тарелкой хлеба и бараниной, потом взглянул в зеркало, поставив его вертикально между двумя свечами. Оно по-прежнему ничего не отражало, кроме его собственного измученного лица, избитого, окрававленного, и с немалой частью отсутствующей бороды на правой стороне.
Он отвернулся. Она связалась бы с ним, когда смогла. А пока он будет ждать. Это было всё, что он мог сделать; ему было слишком больно, чтобы спать.
Он снова поднял кубок и стал крутить между пальцами.
Время остановилось.



* * *



Поздно вечером, зеркало замерцало, словно озеро ртути, покрытое рябью, заставив Рорана моргнуть и посмотреть на него сквозь мутные, полузакрытые глаза.
Форма лица Насуады приняла вид слезинки, выражение её лица было серьёзным, как никогда.
– Роран, – сказала она вместо приветствия своим ясным и сильным голосом.
– Госпожа Насуада. – Он насколько смог выпрямился у стола, который был длиной всего лишь несколько дюймов.
– Вы не были схвачены?
– Нет.
– Насколько я знаю, Карн сейчас мертв или тяжело ранен.
– Он погиб во время схватки с другим магом.
– Мне очень жаль это слышать… Он был хорошим человеком, и мы не можем терять каждого из наших магов. – она помолчала минуту. – Как Эроуз?
– Город наш.
Насуада приподняла брови. – Действительно? Я впечатлена. Расскажи мне как прошло сражение? Вы действовали в соответсвии с планом?
Чтобы уменьшить неудобства разговора, Роран, двигая челюстью насколько мог, вспоминал свой путь за последние несколько дней, начиная с его приезда в Эроуз к одноглазому человеку,который напал на него в шатре, разрушения плотины на мельнице, как Вардены пробивались через Эроуз, а также поединок Карна с вражеским магом.
Затем Роран рассказал, как он был ранен выстрелом в спину, и как Бригман витащил стрелу из него. – Мне повезло, что он был там, он сделал хорошую работу. Если бы не он, я был бы бесполезным пока мы не нашли бы целителя. – он съежился внутри, память о его ране прожигала будучи на первом плане в его уме, и он снова почувствовал прикосновение горячего металла к его плоти.
– Надеюсь, вы нашли целителя, чтобы он осмотрел вас.
– Да, позже, но это был не колдун.
Насуада откинулась на спинку стула и некоторое время изучающе на него смотрела. – Я удивлена, что у вас ещё есть силы, чтобы разговаривать со мной. Люди из Карвахолла действительно сделаны из другого теста.
– После этого мы добились дворца, а также остальной части Эроуза, хотя есть еще несколько мест, где наша власть слаба. Это было довольно легко, убедить солдат сдаться, как только они поняли, что мы проскользнули за их линии и захватили центр города.
– А что лорд Халстед? Ты захватил его?
– Он попыталса бежать из дворца, когда некоторые из моих людей случайно на него напоролись. У Халстеда было только небольшое количество охранников, недостаточно, чтобы отбить наших воинов, так что он и его слуги бежали в винный погреб и забаррикадировались внутри… – Роран потер большим пальцем на множестве рубинов в бокале перед ним. – Они не сдавались, и я не решился штурмовать комнату, это бы дорого нам обошлось. Так что… Я приказал мужчинам принести горшки нефти из кухни, зажег их, и бросил их на дверь.
– Вы пытались выкурить их наружу? – спросила Насуада.
Он медленно кивнул. – Некоторые из солдат выбежали как дверь сгорела, но Халстед ждал слишком долго. Мы нашли его на полу, задохнувшимся.
– Не повезло.
– Также его дочь, леди Галиана – мысленно он все еще мог видеть ее: маленьую, нежную, одетую в красивое платье цвета лаванды, покрытое оборками и лентами.
Насуада нахмурилась. – Кто же теперь граф Фенмарка?
– Тарос Быстрый.
– Тот самый, кто возглавил атаку против вас вчера?
– Он самый.
Был полдень, когда привезенный его людьми Тарос предстал перед ними. Маленький бородатый человек был ошеломлен, но невредим, пропал только шлем с вычурными перьями. Роран, лежал животом вниз на мягком диване, чтобы полученные им раны не беспокоили, и сказал: – Я верю тебе и ты должен мне бутылку вина.
– Как ты это сделал?! – требовательно спросил Тарос, отчаяние звучало в его голосе. – Город был неприступен. Только дракон мог бы сломать наши стены. И все же посмотрите, что вы натворили. И чем-то другим, это был не человек… – И он умолк, не в силах говорить дальше.
– Как он отреагировал на смерть отца и сестры? – спросила Насуада.
Роран прислонился головой к руке. Его лоб был холодным от пота, и он вытер его рукавом. И вздрогнул. Несмотря на пот, он внезапно почувствовал холод везде, особенно в руках и ногах. – Его похоже, не слишком волнует отец. А вот сестра…- Рорана передернуло, когда он вспомнил, как ругался и убивался Тарос, узнав, что Галиана была мертва.
– При первой же возможности, я убью тебя за это, – сказал Тарос. – Клянусь.
– Тогда тебе лучше поторопиться, – ответил Роран. – Моя жизнь уже принадлежит другому человеку, и если кто и убьет меня, полагаю, это будет она.
– …Роран?…Роран!
Он немного удивился, когда понял, что Насуада звала его по имени. Роран снова посмотрел на нее, вспоминая портрет, и попытался собраться с мыслями. Наконец, он сказал: – Тарос на самом деле не граф Фенмарк. Он самый младший из семи сыновей Халстеда, но все они разбежались и прячутся. В это время Тарос остался совсем один и мог претендовать на титул. Он является связующим звеном между нами и старейшинами города. И довольно неплохим. Без Карна, я не могу проверить, кто поклялся в верности Гальбаториксу, а кто нет. Большинство лордов и леди, и, конечно, солдаты. Я не представляю, кто еще может быть.
Насуада поджала губы. – Я вижу… Даут ближайший к вам город. Я попрошу леди Аларис, я ей доверяю, чтобы ты встретил и отправил в Эроуз тех, у кого есть опыт в чтении мыслей. Большинство дворян держат такого человека в своей свите, так что это задача должна быть достаточно легкой для Аларис. Однако, когда мы маршировали через Пылающие равнины, король Оррин привез с собой всех чародеев и свитки из Сурды, что означает, что те, кого будет посылать Аларис, скорее всего не имеют других навыков, кроме того, чтобы слушать чужие мысли. И без соответствующего заклинания, это будет трудно, как бы ни был Гальбаторикс лоялен к тем, кто против него.
Пока она говорила, Роран позволил взгляду пробежать по столу, пока он не остановился на темной бутылке вина. Интересно, отравил ли ее Халстед? – эта мысль не смогла встревожить его.
Насуада продолжила разговор: – Надеюсь вы сохраняете контроль над своими людьми и не позволяете им заниматься мародерством в Эроузе, сжигать, грабить и распускать руки в отношении горожан?
Роран так устал, что счел трудным выстроить последовательный ответ, но наконец ему удалось сказать: – Среди нас очень немного людей способных причинить вред. Они прекрасно знают, так же как и я, что солдаты могут взять обратно город, если бы мы дали им хоть малейший повод.
– Смешанные чувства, я полагаю… Сколько людей пострадало во время атаки?
– Сорок два.
После этого последовало молчание. Затем Насуада спросила: – Была ли у Карна семья?
Роран пожал плечами, стараясь не тревожить левое плечо. – Я не знаю. Он был откуда-то с севера. Но, я думаю, что ни один из нас не говорил о нашей жизни, прежде чем… прежде чем, все это… Мне это никогда не казалось важным.
Внезапно возникший зуд в горле, заставил его закашляться, и он свернулся над столом, пока лоб не коснулся дерева, морщась, чувствуя как волны боли проходят через его спину, плечо и разбитые губы. Его конвульсии были настолько сильными, что вино выплеснулось из бокала на ладонь и запястье.
Когда ему стало немного лучше, Насуада сказала: – Роран, ты должен показаться целителю. Ты нездоров и должен находиться в постели.
– Нет – он вытер слюну с уголка его рта, затем посмотрел на нее. -Они уже сделали все, что они могут, а я не ребенок, чтобы со мной нянчиться.
Насуада заколебалась, а потом опустила голову. – Как скажешь.
– Что дальше? – спросил он. – Я здесь закончил?
– Это была моя идея, чтобы вы вернулись, как только захватите Эроуз – однако это произошло – и… вы не в том состоянии, чтобы выдержать весь путь до Драс-Леоны. Вам придется подождать, пока…
– Я не могу ждать, – прорычал Роран. Он схватил зеркало, что лежало в нескольких дюймах и приблизил его к своему лицу. – Не пытайтесь утешить меня, Насуада. Я могу ехать и очень быстро. Единственная причина, по которой я пришел сюда, было то, что Эроуз является угрозой для Варденов. И она уже не является таковой. Я не собираюсь оставаться здесь, с травмами или без, в то время как моя жена и будущий ребенок будут сидеть всего в миле от Муртага и его дракона!
Голос Насуады на мгновенье стал жестким. – Ты попал в Эроуз, потому что я послала тебя туда. – Потом она продолжила спокойным тоном: – Однако, я тебя понимаю. Ты можешь вернуться к нам, если сможешь. Но нет никаких оснований для тебя, чтобы ехать день и ночь, как ты сделал это во время путешествия туда, но ты не и не будешь бездельничать. Будь разумным. Кого я выберу на замену, когда ты покинешь Эроуз?
– Капитана Бригмана.
– Бригмана? Почему? Разве у тебя не было с ним трудностей?
– Он помог держать строй, когда я был ранен. Мой ум был не очень ясен…
– Не могу представить.
– …и он позаботился о том, чтобы они не стали паниковать и не потеряли свое мужество. Кроме того, он вел их от моего имени, пока я торчал в этой злополучной части замка. Он был единственным, кто имел такой опыт. Без него мы бы не смогли взять контроль над Эроузом. Мужчины любят его, и он профессионал по планированию и организации. Он также набрал тех, кто будет править от имени города.
– Пусть будет Бригман. – Насуада отвернулась от зеркала и что-то пробормотала, Роран не смог увидеть что. Повернувшись к нему, она сказала:
– Я должна признать, что никогда не задумывалась, как вы в самом деле захватили Эроуз. Это казалось невозможным, как кто-нибудь может организовать нападение в столь короткие сроки, с маленьким количеством людей и… тем более без помощи дракона и Всадника.
– Тогда зачем вы послали меня сюда?
– Потому что я должна была попробовать хоть что-то, прежде чем позволить Эрагону и Сапфире улететь так далеко, и потому что ты обладаешь замечательным свойством оправдывать ожидания и бороться даже там где остальные бы опустили руки. И даже если бы невозможное должно было произойти, было бы намного вероятнее, что оно произошло именно под вашим руководством, как в действительности и произошло.
Роран хмыкнул. – И как долго я могу искушать судьбу, прежде чем стану настолько мертвым, как Карн?
– Смейся, сколько хочешь, но ты не можешь не отрицать свой собственный успех. Ты выиграл великую победу для нас сегодня, Молот. Или… скорее, Капитан Молот. Ты больше всех заслужил право на этот титул. Я безмерно благодарна судьбе за то, что ты сделал. Захватив Эроуз, ты избавил нас от перспективы вести войну на оба фронта. А это значило бы для нас почти полное поражение. Мы все в долгу перед тобой, я обещаю тебе, что жертвы, ты и твои люди, то, что они сделали, не будет забыто.
Роран попытался что-то сказать, но не удалось. Он попытался снова, и прошло некоторое время, прежде чем он, наконец, смог сказать: – Я… я буду благодарен Вам, если то, что вы сказали, будет позволено узнать моим людям. Это будет много значить для них.
– Пожалуйста, сделай это. И теперь я должна проститься с тобой. Уже поздно, Ты болен, а я держала тебя слишком долго.
– Подождите… – он потянулся к ней и ударил кончиками пальцев по зеркалу. -Подождите. Вы не сказали: Как идет осада Драс-Леоны?
Она посмотрела сквозь него:
– Плохо. Без всяких шансов на улучшение. Мы могли бы использовать тебя здесь, Молот. Если мы не найдем способ как довести эту ситуацию до конца, то вскоре все, за что мы боролись, будут потеряно.



НЕ ВСЕ ТО ЗОЛОТО, ЧТО БЛЕСТИТ

– Ты прекрасна, – сказал раздраженный Эрагон. Перестань беспокоиться. Так или иначе с этим уже ничего не поделаешь.
Сапфира зарычала и продолжила изучать свое изображение в озере. Она повернула свою голову набок и тягостно выдохнула, выпустив облако дыма, который дрейфовал на воде как маленькая, затерявшаяся грозовая тучка.
"Ты так думаешь"? – спросила она и посмотрела на него. – "А что, если она не вырастает снова?"
– Драконы постоянно отращивают новые чешуйки. Ты же знаешь это.
– "Да, но я еще ни разу не теряла их!"
Он не потрудился скрыть свою улыбку; так как знал, что она все равно ощутит его веселье. – Тебе не стоит так расстраиваться. Это не так уж и заметно, – потянувшись, он посмотрел на ромбовидное углубление на левой стороне ее морды, где недавно появился объект ее испуга. Прореха в ее сверкающей броне была не больше чем конец его большого пальца и приблизительно один дюйм глубиной. В глубине проглядывался открытый участок ее синей кожи.
Кончиком указательного пальца он с любопытством коснулся ее кожи. Она была теплой и гладкой, как живот теленка.
Сапфира фыркнула и тряхнула головой. – Не надо, мне щекотно
Он засмеялся и поводил пятками по воде, наслаждаясь ощущением босых ног.
Она сказала: – "Это возможно и не очень много, но все наверняка заметят, что ее нет. Как такое можно проигнорировать? С таким же успехом можно попробовать не замечать клочок голой земли на вершине заснеженной горы. И она скосила глаза пытаясь заглянуть на конец своего длинного носа в маленькое, темное отверстие чуть выше ее ноздри."
Эрагон рассмеялся и плеснул в нее водой. И чтобы успокоить ее травмированную гордость, он сказал: – Никто ничего не заметит, Сапфира. Поверь мне. Кроме того, даже если кому и удастся разглядеть, то они примут это за боевую рану и сочтут тебя еще более внушающей страх и уважение.
"Думаешь"? – Она снова принялась рассматривать себя в озере. Вода и ее чешуя отражали друг друга образуя ослепительную феерию радужных пятен. -" А что делать, если солдат попытается ударить меня в эту прореху? Лезвие сможет пройти беспрепятственно. Может быть, я должна попросить гномов сделать металлическую пластину, чтобы прикрыть рану до того как она зарастет?"
– Это будет выглядеть очень смешно.
"Ты думаешь?"
– Мм-хмм? – он кивнул, снова едва сдерживая смех.
Она фыркнула. – "И нечего смеяться надо мной. Как бы тебе понравилось, если бы твоя шерсть на голове вдруг начала выпадать, или ты потеряли один из тех глупых маленьких выступов, что называешь зубами? Я бы, в конечном счете, утешила тебя, несомненно."
С “несомненно” он согласился легко. – Но ведь зубы не вырастают заново. – он оттолкнулся от скалы и направился вдоль берега туда, где он оставил свои ботинки, ступая аккуратно, чтобы не поцарапать ноги на камнях и веточках, которые лежали на краю воды. Сапфира шла за ним, и мягкая земля хлюпала между ее когтями.
"Ты мог бы произнести заклинание, чтобы защитить это место." – сказала она, пока он натягивал ботинки.
– Я мог бы. Ты хочешь, чтобы я сделал это?
"Хочу".
Он обдумывал заклинание, пока шнуровал свои ботинки, затем поместил ладонь на ямку и пробормотал необходимые слова на древнем языке. Слабое лазурное свечение возникло под рукой, в тот момент как он связывал защитную магию с ее силой.
– Ну, вот, – сказал он, когда закончил. -Теперь тебе не о чем беспокоиться.
"За исключением того, что у меня до сих пор отсутствует чешуйка."
Он толкнул ее в щеку. – Ну ладно. Давай возвращаться в лагерь.
Вместе они покинули озеро и поднялись на крутой, рушащийся позади них откос, для этого Эрагону пришлось использовать обнаженные корни дерева в качестве опор.
Сойдя на вершину они они имели беспрепятственный обзор лагеря варденов в полумиле к востоку, а также, несколько севернее лагеря, расползающийся беспорядок Драс-Леоны. Признаками жизни в городе были лиш завитки дыма, который поднимался из труб многих домов. Как всегда, Торн лежал задрапированным через зубцы над южными воротами, купаясь в ярком свете дня. Красный дракон выглядел спящим, но Эрагон, опасающийся гнева дракона знал по опыту, что он внимательно следит за варденами, и в момент, когда кто-нибудь стал бы приближаться к городу, он бы поднялса и сделал предупреждение Муртагу и другим внутри.
Эрагон вскочил на спину Сапфиры, и она понесла его в лагерь в неторопливом темпе.
Когда они прибыли, он спрыгнул на землю и повел их меж палаток. В лагере было тихо, и все в нем чувствовалось медленным и сонным: от низких, протяжных разговоров воинов до вымпела, который висел неподвижно в раскаленном воздухе. Единственными живыми созданиями, невосприимчивыми к общей апатичности, были тощие, полудикие собаки, которые рыскали по лагерю в поисках выброшенных объедков. У нескольких собак на морде и на боку были царапины, появившееся в результате глупого, но вполне ожидаемого ошибочного мнения, что они могут преследовать и мучить зеленоглазых котов-оборотней как обычных кошек. Когда это произошло, их визг привлек внимание всего лагеря, а люди смеялись, видя как собаки улепетывают от котов-оборотней с поджатыми хвостами.
Осознавая, что он и Сапфира привлекли многие взгляды, Эрагон вздернул подбородок и расправил плечи, и попытался широким решительным шагом передать целеустремлённость и силу. Людям нужно было увидеть, что он все еще полон уверенности, и что он не позволит монотонности их затруднительного положения угнетать его.
"Если бы только Муртаг и Торн улетели", – подумал Эрагон. "Нам понадобилось бы не больше одного дня, чтобы захватить город."
Пока осада Драс-Леоны проходила исключительно без происшествий. Насуда отвергла штурм города, сказав Эрагону:- В последней Вашей встрече, Вам едва удалось победить Муртага – ты забыл, как он ранил тебя в бедро? – и он пообещал, что будет еще сильнее, когда вы встретитесь в следующий раз. Муртаг своеобразен, но я не склонна полагать, что он лжец.
– Сила не все, когда речь идет о борьбе между магами, – сказал Эрагон.
– Нет, но это не маловажно. Кроме того, у него теперь есть поддержка жрецов Хелгринда, из которых часть, я подозреваю, являются магами. Я не допущу, чтоб вы столкнулись с ними и Муртагом в лобовом бою, даже с заклинателями Блёдхгарма с нашей стороны. Пока мы не изобретем ловушку, чтобы заманить Муртага и Торна, или иным образом получить преимущество над ними, мы останемся здесь, и мы не выступим против Драс-Леоны.
Эрагон протестовал, утверждая, что это нецелесообразно тормозить их вторжение, и что если он не сможет победить Муртага, какие надежды она возлагала на победу над Гальбаториксом? Но Насуада оставалась непоколебимой.
Они – вместе с Арьей, Блёдхгармом и всеми магами Дю Врангр Гата – планировали, составляли и искали решения чтобы получить преимущество, о котором говорила Насуада. Но каждая стратегия по их мнению была недостаточна хороша, потому что требовала больше ресурсов и времени, чем было у варденов, или другое, поэтому в конце концов не удалось решить вопрос о том как убить, взять в плен или отогнать Муртага и Торна.
Насуада даже навестила Эльву и спросила у нее, будет ли та использовать свои способности, позволяющие ей чувствовать людскую боль, так же как любые страдания в ближайшем будущем, чтобы победить Муртага или чтобы тайно проникнуть в город. Серебряно-бровая девочка посмеялась над Насуадой и проводила ее насмешками, сказав: – Меня не связывает клятва верности ни с Вами, ни с кем-либо еще, Насуада. Найдите другого ребенка, чтобы выигрывал за Вас битвы. Я этого делать не собираюсь.
Так что вардены ждали.
День неумолимо шел за днем, Эрагон наблюдал растущее у людей угрюмость и недовольство, а Насуада становилась все более и более обеспокоенной. Как узнал вскоре Эрагон, армия была ненасытным голодным зверем, которое может умереть, если не будет получать достаточное количество еды. Когда они маршировали на новую территорию, добывание пропитания для армии не являлось сложным вопросом – они конфисковали продукты питания и другие предметы первой необходимости от людей, которых они победили, и использовали запасы окружающей сельской местности. Как саранча, вардены оставляли оставляли после себя на месте цветущего края голую пустыню.
Как только они перестали двигаться, они вскоре исчерпали запасы провизии, и были вынуждены существовать за счет поставок продуктов из Сурды и нескольких городов захваченных ими. Несмотря на щедрость жителей Сурды, и богатства побежденных городов, регулярных поставок товаров было недостаточно, чтобы поддерживать варденов гораздо дольше.
Хотя Эрагон знал, что воины преданы своему делу, он не сомневался, что, столкнувшись с перспективой медленной, мучительной смерти от голода, которая ничего не даст, и доставить Гальбаториксу удовлетворение над их поражением, большинство мужчин решат сбежать к отдаленном углу Алагейзии, где они смогут прожить всю оставшуюся жизнь в безопасности от Империи.
Этот момент еще не настал, но он быстро приближался.
Эрагон был уверен, именно этот страх за их судьбу не давал спать по ночам Насуаде, и поэтому она появлялась все более и более изможденной каждое утро, с мешками под глазами и грустно улыбающаяся.
Трудности, с которыми они столкнулись в Драс-Леоне порадовали Эрагона тем, что Роран избежал проблем в Эроузе и усилили гордость и восхищение за своего двоюродного брата, захватившего южный город. "Он намного храбрее меня." Эрагон был твердо убежден, что когда Роран вернется – а если все будет хорошо, то это произойдет через несколько дней – то Эрагон обеспечит его охраной, хоть это и не одобрит Насуада.
Он остановился, что бы дать пройти по дороге трем гномам. У гномов не было шлемов или знаков, но он точно знал, что они не принадлежали Дургмист Игнетиум, потому что их заплетённые бороды были украшены бусинами – мода не присуща Игнетиум. Предмет перебранки гномов был тайной для Эрагона – он не смог понять более пары слов этого гортанного языка – но очевидно разговор был очень важный, осуждаемый их громкими голосами, несдержанными жестами, острыми фразами, и их неспособностью заметить ни его, ни Сапфиру, стоящих на дороге.
Эрагон улыбнулся, когда они прошли, он счел их увлеченность разговором забавной, не смотря на очевидную серьезность темы. Армия гномов, возглавленная их новым королем Ориком, ставшая огромным облегчением для варденов, прибыла в Драс-Леону два дня назад. Это и победа Рорана в Эроузе – главные темы для разговоров в лагере. Гномы вдвое увеличили количество союзников варденов и теперь шансы варденов в захвате Урубаена и Гальбаторикса будут увеличены, если найдется благоприятное решение в тупике с Муртагом и Торном.
Пока Эрагон и Сапфира гуляли по лагерю, он заметил Катрину, сидящую снаружи палатки, он вязала одежду для своего будущего ребенка. Она поприветствовала его, подняв руку и крикнув: – Кузен!
Он мягко ответил, поскольку это вошло у него в привычку после свадьбы.
После того как он и Сапфира насладились неторопливым обедом, они удалились к участку мягкой освещенной солнцем травы,рядом с палаткой Эрагона. По приказу Насуады участок всегда оставляли открытым для Сапфиры – предписание которое вардены выполняли с религиозным рвением.
Там Сапфира свернулась калачиком, чтобы подремать на полуденном солнце, а Эрагон достал Домиа абр Вирда из седельных сумок, а потом забрался к ней под левое крыло, чтобы удобно устроиться в частично затененном углублении между изгибом ее шеи и мускулистой передней лапой. Свет, который просвечивал сквозь складки ее крыла и отражался от ее чешуек, окрашивал ее кожу в странный фиолетовый оттенок и покрывал страницы книги сетью сверкающих бликов, что существенно затрудняло чтение тонких, угловатых рун. Но он и не возражал, ведь удовольствие посидеть некоторое время рядом с Сапфирой было несравнимо ни с чем.
Они сидели вместе около часа или двух, до тех пор пока Сапфира не переварила свою еду, а Эрагон не устал от расшифровки запутанных текстов монаха Хесланта. Затем, заскучав, они бродили по лагерю, проверяя защиту и время от времени переговариваясь с часовыми, которые были размещены по периметру.
Около восточного края лагеря, где была расположена большая часть гномов, они столкнулись с гномом который сидел с засученными рукавами рядом с ведром воды. Его руки формировали шар грязи размером с кулак. Под ногами у него была лужа грязи и палки для размешивания.
Зрелище было настолько нелепо, что прошло несколько минут прежде, чем Эрагон понял, что этот гном был Орик.
– Дерундан, Эрагон… Сапфира, – сказал Орик не глядя.
– Дерундан, – поздоровался Эрагон, повторяя традиционное приветствие гномов, и присел на корточки на другой стороне лужи. Он смотрел как Орик продолжал совершенствовать контуры шара, разглаживая его и придавая ему нужную форму с помощью большого пальца его правой руки. Время от времени Орик наклонялся вниз, брал полную ладонь сухой грязи и сыпал ее на желтоватый шар земли, а затем стряхивал излишки.
– Я никогда не думал, что увижу короля гномов сидящего на земле, играя в грязи как ребенок, – сказал Эрагон
Орик раздраженно подул на свои усы. – И я никогда не думал, что дракон и всадник будут глазеть на меня, пока я делаю Эрокнур.
– А что это такое – Эрокнур?
– Сардсвергундзмал.
– Сардвер…? – Эрагон не смог запомнить не то, что выговорить это слово. – И это…?
– То, что представляется ни тем,что есть на самом деле, – Орик поднял шар грязи.
– Как например это. Это камень, сделанный из земли. По крайней мере он будет так выглядеть, когда я закончу.
– Камень из земли… Это магия?
– Нет, это мое собственное мастерство. Ничего больше
Когда Орик не смог объяснить подробнее, Эрагон спросил: – Как это делается?
– Если ты терпелив, ты увидишь. Затем, через некоторое время, Орик смягчился и сказал. – Для начала ты должен найти какую-нибудь грязь.
– Трудная это задача.
Орик кинул на него взгляд из-под густых бровей. – Некоторые виды грязи лучше других. К примеру, из песка ничего не получится. В грязи должны содержаться частицы разного размера, чтобы все соединилось как надо. Кроме того в ней должно содержаться немного глины, как здесь. Но самое важное состоит в том, как я это делаю, – и он провел рукой по полоске голой земли между островками примятой травы, – должно быть в этой грязи много пыли. Видишь? – он поднял руку, показывая Эрагону слой мелкого порошка, оставшегося на его ладони.
– Почему это так важно?
– Ах, – сказал Орик и почесал свой нос, оставляя на нем белые мазки. Он опять начал крутить сферу в руках, поворачивая ее так, чтобы она оставалась симметричной. – Как только найдешь подходящую грязь, намочи ее и смешай как муку с водой, пока она не станет достаточно густой, – он кивком указал на бассейн у его ног. – Из грязи ты лепишь шар, прям как этот, видишь? Затем сжимаешь его как можно сильней, чтобы выжать из него все до последней капли. А потом пытаешься сделать шар идеально круглым. Когда он становится липким, делай как я, посыпь его грязью, чтобы вытянуть изнутри оставшуюся влагу. И продолжай в том же духе, пока шар не станет достаточно сухим, чтобы держать форму, но не настолько сухим, чтобы потрескаться.
– Мой Эрокнур почти готов. Когда я его доделаю, то отнесу к своей палатке и на некоторое время оставлю на солнце. Свет и тепло вытянут еще больше влаги из центра, и тогда я опять полью шар грязью и опять очищу его. После трех-четырех раз, поверхность моего Эрокнура будет прочнее, чем шкура Нагры.
– И все это только для того, чтобы получить шарик из сухой грязи? – озадаченно произнес Эрагон. Сапфира разделяла его мысли.
Орик зачерпнул очередную горсть грязи. – Нет, поскольку на этом все не заканчивается. На следующем этапе необходима пыль. Я беру ее и покрываю ей поверхность Эрокнура, чтобы образовалась тонкая, гладкая оболочка. Потом я оставлю шар в покое и подожду пока влага не просочится на поверхность, потом почищу, потом опять подожду, потом почищу, подожду и так далее.
– И сколько времени это займет?
– Пока пыль больше не будет липнуть к Эрокнуру. Оболочка, которую она формирует, это то, что придает Эрокнуру его красоту. В течение дня, шар будет сверкать на солнце, как будто он сделан из полированного мрамора. Без всякой полировки, без всякой магии – только с помощью своего сердца, головы и рук – ты бы смог сделать камень из обычной земли…хрупкий, не отрицаю, но все же камень.
Несмотря на настойчивость Орика, Эрагону все еще было трудно полагать, что грязь в его ногах могла быть преобразована во то, что описывал Орик, ез использования магии.
"Почему ты занимаешься этим, Орик, король гномов? – спросила Сапфира. – Сейчас, когда ты возглавляешь свой народ, у тебя должна быть куча обязанностей."
Орик проворчал:- Нет ничего, что я должен сделать сейчас. Мои люди готовы к бою, но нет никакой битвы для нас и это плохо. Я не хочу суетиться над ними как курица-наседка, и в то же время я не хочу сидеть один в своей палатке наблюдая за ростом моей бороды…Вот и делаю Эрокнур.
Он замолчал, но Эрагону казалось,что Орика продолжает что-то беспокоить, так что он придержал язык и решил подождать, не скажет ли гном что-нибудь еще. Спустя минуту Орик прочистил горло и произнес: – Раньше я мог спокойно пить и играть в кости с членами своего клана, и то, что я был наследником Хротгара не имело ни малейшего значения. Мы все еще могли смеяться и разговаривать друг с другом, не чувствуя себя при этом неловко. Я ни от кого не просил особого отношения, как никому его и не оказывал. Но сейчас все иначе. Мои друзья не могут взять и забыть, что я их король, а я не могу не обращать внимания на то, как изменялось их отношение ко мне.
– Этого следовало ожидать, – посочувствовал Эрагон Орику, испытывающему то же, что и он сам, с момента становления Всадником.
– Может и так. Но от того, что я понимаю это, мне не легче, – раздраженно проворчал Орик. – Да уж, порой жизнь странная и жестокая штука…Я восхищался Хротгаром как королем, но порой мне казалось, что он слишком близко сходится с теми, с кем имеет дело, не имея на это ни малейшей причины. Теперь я лучше его понимаю, – Орик взял грязевой шар обеими руками и нахмурившись посмотрел на него. – Когда вы встретились с Гримстборитхом Ганнелом в Тарнаге, он не объяснил тебе значение Эрокнура?
– Он никогда не упоминал об этом.
– Что ж, наверное у вас и без этого было о чем поговорить…Однако, как один из членов клана Ингеитум и как посвященный гном, ты должен знать о важности и символичности Эрокнура. Это не просто способ сосредоточиться, скоротать время и смастерить забавный сувенир. Нет. Процесс создания камня из земли – это священный обряд. Этим мы подтверждаем свою веру во власть Хельцвога и отдаем ему дань. К этой задаче нужно подходить целенаправленно и с почтением. Создание Эрокнура, это что-то вроде способа поклонения, и боги неодобрительно смотрят на тех, кто подходит к этому легкомысленно…От камня к плоти, от плоти к земле и от земли снова к плоти. Жизнь продолжается, а мы видим лишь мимолетные итоги.
Только тогда Эрагон смог оценить глубину беспокойства Орика. – Ты должен был взять Хведру с собой, – сказал он. – Она не дала бы тебе стать таким мрачным. Я никогда не видел тебя таким счастливым как с ней в Бреган Холде.
Линии вокруг опущенных глаз Орика стали глубже, когда он улыбнулся. – О, да…но она – Гримсткарвлорс клана Ингеитум и не может оставить свои обязанности только из-за моей прихоти. Кроме того, я бы не смог спокойно спать, если бы она была всего в ста лигах от Муртага и Торна или, что еще хуже, Гальбаторикса с его проклятым черным драконом.
В попытке поднять Орику настроение, Эрагон сказал: -Ты напоминаешь мне одну загадку: Король гномов сидит на земле, делая камень из грязи. Не уверен насчет загадки, может что-то вроде:
– Сильный и крепкий с тринадцатью звездами над головой, Живой камень сидит и превращает мертвую землю в мертвый камень.
– Это не в рифму, но сейчас я все равно не смогу вспомнить правильную версию. Я бы предположил, что над этой загадкой многие бы поломали голову.
– Хммм, – сказал Орик. – Не для гнома. Даже наши дети могли бы ее решить так быстро, как пожелаешь.
"Дракон тоже", – сказала Сапфира.
– Думаю ты прав, – сказал Эрагон.
Затем он спросил Орика обо все, что произошло у гномов, после того, как он и Сапфира покинули Тронжхайм для второго визита в лес эльфов. Он не мог говорить в любое другое время, так как гномы прибыли в Драс-Леону, и он хотел послушать, что произошло с его другом с момента вступления на трон.
Казалось Орик не возражал против объяснения тонкостей политики гномов. Наоборот, пока он говорил, его лицо просветлело и он стал более оживленным. Он потратил почти час на рассказ о разногласиях и маневрировании, которые происходили в гномьих кланах, прежде чем они сформировали армию и выдвинулись на помощь варденам. Кланы были капризны, Эрагон это уже знал, и даже такому королю как Орик было трудно с ними управляться.
– Это походит на попытку пасти стаю гусей, – сказал Орик. – Они всегда пытаются уйти самостоятельно, они производят неприятный шум, и они укусят Вашу руку при первом шансе, который они получат.
Во время рассказа Орика, Эрагон подумывал спросить его о Вермунде. Ему всегда было интересно, что случилось с вождем гномов, который составил заговор против него. Он бы хотел знать, где находятся его враги, особенно такие опасные как Вермунд.
– Он возвратился к себе в Фельдараст, – сказал Орик. – Там, скорее всего, он сидит и пьет, и злится на то как все есть и как оно могло бы быть. Но сейчас его уже никто не слушает. Гномы из Аз Свелдн рак Ангуин горды и упрямы. В большинстве случаев, они бы остались верны Вермунду, в независимости от того, что могли бы сказать или сделать другие кланы, но попытка убить гостя – это непростительное преступление. И вовсе не все из Аз Свелдн рак Ангуин ненавидят тебя так же как Вермунд. Я ни за что не поверю, что они добровольно отрекутся от остатков своего народа только для того, чтобы защитить Гримстборитха, потерявшего остатки чести. Возможно это займет годы, но в конце концов они обернутся против него. Я уже слышал, что многие из клана избегают Вермунда, несмотря на то, что их самих тоже избегают.
– Как думаешь, что с ним будет?
– Он смирится с неизбежным и уйдет в отставку, иначе в один прекрасный день его отравят или воткнут кинжал между ребер. Так или иначе, он больше не угроза для тебя как лидер Аз Свелдн Рак Ангуин.
Они продолжали разговаривать, пока Орик не закончил первые несколько этапов создания своего Эрокнура и не был готов положить его сохнуть на свою палатку. Когда Орик поднялся на ноги и поднял свои ведро и палку, он сказал: – Я очень благодарен тебе за то, что выслушал меня, Эрагон. И ты тоже, Сапфира. Как бы странно это не звучало, но только с вами двумя я могу говорить откровенно. С остальными же…, – он пожал плечами. – Еще чего.
Эрагон тоже встал на ноги:
– Ты наш друг, Орик, будь ты королем гномов или нет. Мы всегда рады поговорить с тобой. И ты знаешь, ты не должен волноваться по поводу того, что говорят другие.
– Да, я знаю это, Эрагон, – Орик покосился на него. – Вы активно участвуете в происходящем в этом мире, но пока еще не улавливаете все те мелкие интриги вокруг вас.
– Меня это не интересует. К тому же, сейчас есть и куда более важные дела.
– Это хорошо. Всадник должен стоять в стороне от всех остальных. В противном случае, как ты можешь судить о вещах самостоятельно? Я никогда не ценил независимость Всадников, но теперь я буду, хотя бы для корыстных целей.
– Я не полностью независим, сказал Эрагон. Я поклялся и тебе и Насуаде.
Орик наклонил голову. – Правда. Но ты не в полной мере часть варденов или Ингиентум, если на то пошло. Как бы то ни было, я рад, что я могу доверять тебе.
Эрагон улыбнулся:
– Как и я.
– В конце концов мы названные братья, не так ли? И братья должны прикрывать спины друг друга.
"Вот, что они должны", – подумал Эрагон, хотя и не сказал это вслух. – Названные братья, – согласился он и хлопнул Орика по плечу.



ПУТЬ ПОЗНАНИЯ

Позже в этот день, когда казалось все менее вероятным, что Империя нападет на Драс-Леону за несколько оставшихся светлых часов, Эрагон и Сапфира отправились на тренировочное поле позади лагеря варденов.
Там Эрагон встретился с Арьей, как он это делал каждый день, начиная с прибытия в город. Он расспросил ее, и она в кратце рассказала, что застряла на утомительной конференции с Нусуадой и Орином еще до рассвета. Затем Эрагон выхватил меч и Арья сделала тоже самое, и они заняли позиции друг против друга. Для разнообразия, они заранее договорились использовать щиты, это было ближе к реальным боевым условиям, и представляло собой долгожданный элемент разнообразия в их поединках.
Они кружили друг с другом короткими, плавными шагами, двигаясь как танцоры по неровной земле, ощупывая путь ногами и никогда не смотря вниз, никогда не отрывая взгляд друг от друга.
Это была любимая часть Эрагона в их боях. Существовало что-то глубоко интимное во взгляде в спокойные, уверенные глаза Арьи, и в ее ответном взгляде на него с той же степенью внимания и силой. Это могло привести в замешательство, но ему доставляло удовольствие ощущение связи, возникшей между ними.
Арья вступила в бой первой, и в следующую секунду Эрагон сгорбился под неестественным углом, ее лезвие было приставлено к левой стороне его шеи. Было болезненно ощущать меч, прижатый к коже. Эрагон оставался неподвижным, пока Арья не прекратила напор и не позволила ему встать на ноги.
– Это было медленно, – сказала она.
– Как тебе удается быть лучше меня? – прорычал он, явно недовольный.
– Потому что, – ответила она, делая ложный выпад к его правому плечу, в результате чего он поднял щит и в страхе отпрыгнул. – У меня более сотни лет практики. Было бы странно, если я была не лучше тебя сейчас, не так ли? Ты должен гордиться тем, что вообще можешь противостоять мне. Мало кто может.
Брисингр засвистел в воздухе, когда Эрагон нанес удар по основанию ее бедра. Раздался громкий звон, когда она предотвратила удар своим щитом. Она ответила ему ловким крученым ударом, который пришелся на его запястье с мечом и вызвал пронизывающие иглы, взбирающиеся по его руке и плечу к основанию черепа.
Поморщившись, он прервал контакт, надеясь на кратковременную передышку. Одной из проблем борьбы с эльфами было то, что из-за их скорости и силы они могли нападать на противника и вступать в бой на расстояниях значительно больших, чем любой человек. Поэтому, чтобы быть в безопасности от Арьи, он был вынужден отойти от нее по крайней мере на сто футов.
Прежде чем он успел увеличить дистанцию между ними, Арья вскочила вслед за ним, сделав два летящих шага, ее волосы развивались позади нее. Эрагон замахнулся на нее, когда она была еще в воздухе, но она увернулась так, что его меч прошел мимо ее тела, так и не достигнув ее. Затем она проскользнула мимо щита под его руку и швырнула щит прочь, оставляя грудь совершенно беззащитной. Настолько быстро, насколько это возможно, она подняла свой меч и приставила его к шее Эрагона, на этот раз прямо под подбородком.
Она держала его в такой позиции, ее большие, широко поставленные глаза были всего в нескольких сантиметрах от него. В ее выражении были свирепость и пристальность, которые он не был уверен как интерперетировать, но это дало ему передышку.
Тени, казалось, порхают по лицу Арьи, она опустила меч и отошла.
Эрагон помассировал горло. – Если ты знаешь так много о фехтовании, – сказал он, – тогда почему бы тебе не научить меня драться лучше?
Ее изумрудные глаза загорелись еще с большей силой. – Я пытаюсь, – ответила она, – однако проблема не здесь. – Она постучала своим мечом по его правой руке. – Проблема здесь, – она постучала мечом по его шлему, звеня металлом об металл. – И я не знаю, как еще научить тебя тому, что ты должен знать, кроме того как снова и снова указывать тебе на твои ошибки, пока ты не прекратишь совершать их.
Она снова прикоснулась мечом к его шлему.
– Даже если это означает, что мне придется избить тебя до синяков, чтобы добиться этого.
То, что она продолжала побеждать его с такой регулярностью, задевало его гордость гораздо больше, чем он сам был готов признаться, даже Сапфире, и это заставляло его сомневаться, сможет ли он одержать победу над Гальбаториксом, над Муртагом, или над любым другим действительно грозным противником, будет ли он полным неудачником в единоборстве с ними без помощи Сапфиры или его магии.
Обойдя Арью, Эрагон отошел от нее примерно на десять ярдов.
– Ну? – сказал он сквозь сжатые зубы. – Давай же. – И он низко присел, приготовившись к к следующей атаке.
Арья сощурила глаза, что придало ее угловатому лицу злое выражение. – Ну хорошо.
Они бросились друг на друга, издавая боевые кличи, и по полю эхом раздавались звуки их яростной схватки. Раунд за раундом они бились, пока не устали, не вспотели и не покрылись пылью, и пока Эрагон не был исполосован болезненными рубцами. И все же они продолжали бросаться друг на друга с мрачным выражением лица, в их борьбе все еще была решимость. Ни один из них не просил прекратить этот жестокий, полный избиений, поединок, и ни один из них не предложил.
Сапфира наблюдала со стороны поля, где она лежала, развалившись на мягкой траве. В основном она держала свои мысли при себе, чтобы не отвлекать Эрагона, но время от времени делала замечания по поводу техники Арьи или его, эти наблюдения были весьма полезны для Эрагона. Так же, он подозревал, что она не раз вмешивалась, чтобы спасти его от опасных ударов, несколько раз ему показалось, что его руки и ноги передвигались быстрее, чем должны были, или даже немного раньше, чем он намеревался перенести их сам. Когда это случилось, он почувствовал легкое щекотание в своей душе, что означало, что это Сапфира вмешалась в часть его сознания.
Наконец он попросил ее остановиться. – "Я должен быть способен сделать это сам, Сапфира", – сказал он. "Ты не можешь помогать мне каждый раз, когда я в этом нуждаюсь".
"Я могу постараться".
"Я знаю. Я тоже чувствую это в тебе. Но это мне нужно взобраться на эту гору, не тебе."
Краешек ее губ вздернулся. "Зачем карабкаться, когда ты можешь взлететь? Ты ничего не добьешься, будучи на своих коротеньких ножках"
"Это не правда, и ты знаешь это. Кроме того, если бы я просто взлетел, это были бы не мои крылья, и я бы ничего не добился этим, разве что, получил бы мелочные острые ощущения от незаслуженной победы."
"Победа есть победа, а мертвые это мертвые, не смотря на то, как это вышло."
"Сапфира…" – сказал он предостерегающе.
"Малыш."
Все же, к его облегчению, она предоставила Эрагона самому себе, хотя продолжала смотреть на него очень внимательно.
Возле Сапфиры вдоль края поля собрались эльфы, которым было поручено охранять ее и Эрагона. Их присутствие было Эрагону неприятно, он не любил чтобы кто-то кроме Арьи и Сапфиры становились свидетелями его неудач, но он знал, что эльфы не согласятся разойтись по палаткам. В любом случае они служили еще одной полезной цели помимо защиты его и Сапфиры: другие войны не бродили по полю и не глазели на Всадника и эльфа, будто на молот и наковальню. Не то чтобы маги Блёдхгарма делали что-то конкретное чтобы отпугнуть зрителей, но само их присутствие было достаточным, чтобы исключить наличие случайных наблюдателей.
Чем дольше он сражался с Арьей, тем более сломленным казался Эрагон. Из всех поединков он выйграл два – еле-еле, неистово, с отчаянными уловками, которые основывались больше на удаче, чем умении, и которые он которые он никогда не будет использовать в реальном поединке, пока он не позаботится о собственной безопасности – но, за исключением тех безрассудных побед, Арья продолжала побеждать его с удручающей легкостью.
В конце концов чаша гнева и обиды Эрагона переполнилась, и рассудительность покинула его. Вдохновленный методами, которые обеспечили ему его незначительные успехи, Эрагон поднял правую руку и приготовился бросить Брисингр в Арью, словно это был боевой топор.
Но в этот момент чужое сознание коснулось сознания Эрагона, сознание, как сразу понял Эрагон, не принадлежало ни Арье, ни Сапфире, ни любому из остальных эльфов, это был явно мужчина, и это был явно дракон. Эрагон уклонился от контакта, стараясь закрыть свои мысли, опасаясь, что это могла быть атака Торна. Но прежде чем он смог это сделать, необъятный голос отразился эхом по теневым закоулкам его сознания, словно звук горы, сдвигающейся под собственным весом.
"Довольно", – сказал Глаэдр.
Эрагон замер и споткнулся на полушаге вперед, поднялся на носочки, чтобы остановить свой бросок Брисингра. Он видел или чувствовал, что Арья, Сапфира, и маги Блёдхгарма реагируют также, удивленно переглядываясь, и он знал, что все они тоже слышали Глаэдра.
Сознание дракона ощущалось также как прежде – старый, непостижимый и раздираемый горем. Но впервые после смерти Оромиса у Гиллида, Глаэдр, казалось, сильно хотел делать что-нибудь кроме того, чем все сильнее проваливаться во всепоглощающее болото своих собственных мук.
"Глаедр-элда!" – Одновременно воскликнули Сапфира и Эрагон.
"Как ты…"
"Ты в порядке…"
"Ты…"
Остальные тоже говорили, а именно: Арья, Бледхарм, еще два эльфа, которых Эрагон не смог узнать – и их масса противоречивых слов гремели вместе в непостижимом разногласии.
"Довольно, – повторил Глаэдр, устало и раздраженно. – Вы хотите привлечь нежелательное внимание?"
Все сразу замолчали, ожидая услышать, что еще скажет золотой дракон. Взволнованные, Эрагон с Арьей переглянулись.
Глаэдр продолжил не сразу, наблюдая за ними в течение нескольких минут, его присутствие ощутимо давило на сознание Эрагона, и Эрагон также был уверен, что тоже самое было и с остальными.
Тогда, своим звучным, властным голосом, Глаэдр сказал: – "Это продолжалось достаточно долго… Эрагон, ты не должен уделять так много времени поединку. Это отвлекает тебя от более важных вещей. Меч в руке Гальбаторикса – это не то, что должно пугать тебя больше всего, и не оружие в его устах, а прежде всего его ума. Его самый большой талант заключается в его способности проникать, словно червь, в самые малые уголки твоего существа, и вынуждать тебя повиноваться его желанию. Вместо этих тренировок с Арьей, ты должен сконцентрироваться на повышении своего мастерства в контроле своих мыслей; они все еще, очень удручающе недисциплинированны… Почему тогда вы все еще продолжаете это бесполезное занятие?"
Множество ответов крутилось в сознание Эрагона: и что ему нравится скрещивать клинки с Арьей, несмотря на досаду, что сулить ему это; что ему хочется стать лучшим фехтовальщиком, каким только может стать – лучшим фехтовальщиком мира, если это возможно; что упражнения помогают успокоить нервы и улучшить тело, а кроме этого ещё множество других вещей. Он попытался избавиться от сумбура, царившего в его мыслях, а также хоть в какой-то мере сохранить свою частную жизнь и избежать затопления мощным сознанием Глаэдра, чтобы показать, что мнение дракона о его недисциплинированности неверно. Он не достиг в этом большого успеха и почувствовал слабый поток разочарования, исходящий от Глаэдра.
Эрагон привёл сильнейшие свои аргументы:
"Если я смогу удержать разум Гальбаторикса – даже не победить, а всего лишь удержать – всё можно будет решить мечом. В любом случае, король – не единственный наш враг. Мы также должны опасаться Муртага, да и кто знает, какие ещё люди и существа находятся на службе у Гальбаторикса? Я не был способен победить в одиночку ни Дурзу, ни Ворога, ни даже Муртага. Всегда мне помогали. Но я не могу рассчитывать на помощь Арьи, Блёдхгарма или Сапфиры каждый раз, когда у меня возникают проблемы. Я должен научиться лучше обращаться с клинком, но всё же я не делаю успехи, как ни стараюсь."
"Варог? – Спросил Глаэдр. – Я не слышал это имя раньше."
Это удивило Эрагона, тогда, он рассказал Глаэдру о захвате Фейнстера, и как он и Арья убили новоиспеченного Шейда, как раз когда Оромис и Глаедр встретили свои смерти – различные смерти, но обе со смертельным исходом – борясь в небесах над Гиллидом. Эрагон также рассказал о действиях варденов после этого, поскольку он понял, что Глаэдр держал себя настолько изолированным, что немногое знал о том, что происходило вокруг. У Эрагона заняло несколько минут, чтобы представить, в течение какого времени он и эльфы стояли замороженные на поле, смотря мимо друг друга невидящими глазами, их внимание стало внутренним, поскольку они сконцентрировались на быстром обмене мыслями, изображениями, и чувствами.
Последовала ещё одна пауза, во время которой Глаэдр переваривал полученную информацию. Когда он продолжил говорить, в его голосе можно было уловить веселье:
"Ты слишком амбициозен, если твоей целью является возможность убивать Шейдов безнаказанно. Даже старейшие и мудрейшие из Всадников не решались атаковать Шейдов в одиночку. Ты уже пережил бои с двумя из них, что на два больше, чем большинство других. Радуйся своей удаче и оставь всё как есть. Пытаться превзойти Шейда – всё равно, что пытаться летать выше солнца."
"Да, – ответил Эрагон, – но наши враги так же сильны как тени, или даже сильнее, и Гальботорикс может создать их больше, просто что бы замедлить наше продвижение вперед. Он использует их небрежно, не обращая внимания на разрушения, которые они могут вызвать по всей стране."
"Эбрисил, – сказала Арья, – Он прав. Наши враги смертельно опасны… как ты хорошо знаешь, – добавила она мягким тоном. – И уровень Эрагона недостаточно высок. Чтобы подготовиться ко всему, что лежит перед нами, он должен достичь вершин мастерства. Я сделала всё возможное, чтобы научить его, но мастерство в конечном счёте должно происходить изнутри, а не снаружи."
От ещё защиты на сердце Эрагона потеплело.
Как и прежде, Глаэдр не спешил отвечать:
"Эрагон не подчинил себе свои мысли, что должен был сделать. Ни умственные, ни физические способности не имеют особо смысла сами по себе, но из них всё же следует выбрать ум. С помощью ума в одиночку можно выиграть и у мага, и у мечника. Ум и тело должны быть сбалансированы, но если ты должен выбрать что-то одно, то ты должен тренировать собственный ум. Арья… Блёдхгарм… Йаэла… Вы знаете, что это правда. Почему никто из вас не взялся продолжить обучение Эрагона в этой области?"
Арья вперила свой взор в землю, как наказанный ребёнок, в то время как шерсть на плечах у Блёдхгарма встала дыбом, а из-под его сжатых губ показались кончики острых белых клыков.
Ето был Блодхгарм, который наконец осмелился ответить. Говоря полностью на древнем языке, сказал он, Арья здесь в качестве посла нашего народа. Я и моя группа здесь, чтобы защитить жизнь и Сапфиры Блятскулар и Эрагону Губителя шейдов, и это была трудная и трудоемкая задача. Мы все старались помочь Эрагону, но это не наша задача тренировать всадника и не мы исходим из того, чтобы хотеть етого когда один из его законних учителей еще жыв… даже если этот учитель пренебрегает своим долгом.
Темные тучи гнева Глаедром, как масивний гром над зданием. Эрагон, опасающийся гнева дракона отдалился от сознания Глаедра. Глаедр был уже не в состоянии физически навредить никому, но он был все еще невероятно опасен, и если он потеряет контроль и набросится умом, никто из них не смог бы выдержать его мощь.
Грубость и бесчувственность Блёдхгарма поначалу шокировали Эрагона – ему еще не доводилось слышать, чтобы эльф разговаривал с драконом в подобном тоне – но после минутного размышления Эрагон понял, что Блёдхгарм сделал это для того, чтобы привлечь внимание Глаэдра и не дать ему опять погрузиться в омут своих страданий. Эрагон конечно восхищался мужеством эльфа, но сомневался, было ли оскорбление Глаэлра лучшим выходом из ситуации. Это точно не было самым безопасным планом.
Мысли Глаэдра напоминали надвигающуюся грозу,окруженную короткими вспышками молний.
– Ты переступил границы, эльф, – прорычал он, тоже на древнем языке – Ты не можешь даже начать понимать то, что я потерял. Если бы не Эрагон и Сапфира, и мои обязательства перед ними, я бы давно сошел с ума. Так что не обвиняй меня в халатности, Блёдхгарм, сын Илдрида, если ты не хочешь встать на пути последнего из верховных Старейшин.
Еще более оскалившись, Блёдхгарм зашипел. Несмотря на это, Эрагон заметил отражение удовлетворения на лице эльфа. К ужасу Всадника, Блёдхгарм продолжил: – Тогда не обвиняй нас в пренебрежении твоими обязательствами, а не нашими, Старейшина. Вся наша раса оплакивает ваше поражение, но ты не можешь ожидать от нас, что мы сделаем поправку на твою жалость к себе, когда продолжается война с самым опасным врагом в истории.C тем же врагом, который уничтожил практически весь твой род и убил твоего Всадника.
Ярость Глаэдра была сродни извержению вулкана. Черное и ужасное, это чувство разрывало сознание Эрагона на части с такой силой, что он почувствовал себя парусом на ветру. Он увидел на другой стороне поля мужчин, опускающих оружие и хватающихся за головы, морщась от боли.
– Моя. Жалость. К. Себе? – сказал Глаэдр, выделяя каждое слово, и, каждое слово звучало как смертельный приговор. Эрагон чувствовал, что в глубине сознания дракона формируется что-то ужасное, что может быть причиной множества горя и сожаления.
Затем Сапфира начала говорить и ее мысленный голос прорезался сквозь воронку эмоций Глаэдр, как нож через масло.
– Учитель, – сказала она – Я беспокоюсь о вас. Приятно знать, что вы здоровы и сильны. Никто из нас вам не ровня, и нам нужна ваша помощь. Без вас у нас нет надежды сокрушить Империю.
Глаэдр грохотал зловеще, но он не игнорировал, не прерывал или оскорблял ее. В самом деле, ее похвалы, похоже доставили ему удовольствие,хоть и небольшее. Как Эрагон заметил, единственная вещь, хоть как-то влияющая на драконов – это лесть, что было хорошо известно Сапфире.
Не делая пауз, чтобы Глаэдр смог ответить, Сапфира продолжила.
– Так как вы больше не можете использовать свои собственные крылья для полета, позвольте мне предложить мои в качестве замены. Ветра нет, небо чисто, и было бы удовольствием полетать высоко над землей, даже выше чем смеют подниматься орлы. После столь долгого заточения в вашем Эльдунари, вы должны стремиться оставить его и еще раз почувствовать потоки воздуха, подымающие вас вверх.
Черная буря в душе Глаэдра несколько утихла, хотя и осталась огромной и угрожающей, балансируя на грани возобновления насилия. "Это… было бы приятно."
"Тогда мы можем полетать вместе в скором времени. Но, Учитель?"
– Да, дитя?
– Есть кое что, что я хотел бы спросить.
– Так спрашивай.
"Ты поможешь Эрагону с его навыками владения мечом? Он не так опытен, как хотелось бы, и я не хочу терять своего Всадника" – слова Сапфиры были произнесены с достоинством, но в ее голосе были умоляющие нотки, что вызвало у Эрагона спазмы в горле.
Грозовые облака обрушились, оставляя за собой голый, серый пейзаж, который казался невыразимо грустным Эрагону. Глаэдр остановился. Странно, но едва различимые фигуры медленно двигались вдоль массивного пейзажа-мололита, и у Эрагона не было никакого желания встретиться с ним поближе.
“Очень хорошо” в конце концов, сказал Глаэдр. “Я сделаю то, что смогу для твоего всадника, но после этого, он должен позволить мне учить его тому, что я считаю более нужным.”
“Согласна”, сказала Сэфира. Эрагон видел как Арья и другие эльфы расслабились, как будто они задерживали дыхание.
Эрагон отошел от других, в то время как Трианна и другие маги, что служили у Варденов, потребовали связаться с ними. Каждый из них хотел узнать, что было за непонятное давление, разрывающее их умы, что так расстроила людей и животных в лагере. Трианна подавляла все остальные зовы, спрашивая:
– Нас кто-то атакует, Губитель Шейдов? Это Торн? Это Шрюкн?! Ее паника была настолько сильна, что Эрагон чуть не бросил свой щит и меч, и пошел искать безопасное место
Нет, все нормально, сказал он, так спокойно, как мог. Существование Глаэдра было все еще тайной для большинства варденов, в том числе Трианны и магов, за которых она отвечала. Эрагон хотел сохранить его таким образом, чтобы золотой дракон мог достичь шпионов Империи. Лгать во время общения с другим человеческим разумом было в высшей степени сложно – позднее это было почти невозможно избегать думать о чем-то, что ты хотел спрятать – поэтому Эрагон поддерживал разговор настолько коротким насколько он мог.Эльфы и я практиковали магию. Я объясню это позже, но нет никакой необходимости беспокоиться.
Он мог сказать что его уверения, не полностью убедили их, но они не осмелились требовать от него более подробного объяснения и простились с ним перед отгораживанием своих умов от его внутреннего глаза.
Арья, должно быть, заметила изменения в его поведении, потому подошла к нему и тихо спросила: "Все в порядке?"
– Хорошо – ответил Эрагон аналогично вполголоса. Он кивнул в сторону мужчин, которые было поднимали оружие – Я должен был ответить на несколько вопросов
– Ах. Ты не говорил им кто -
– Конечно, нет.
Займите прежние позиции, прогремел Глаэдр, и Эрагон с Арьей разошлись на двадцать футов в противоположных направлениях.
Зная, что это может быть ошибкой, но не в силах сдержать себя, Эрагон сказал: "Учитель, вы действительно сможете научить меня тому что я должен знать до прибытия в Урбаен? Так мало времени осталось для нас, Я- "
"Я могу научить тебя прямо сейчас, если ты будешь меня слушать,"- сказал Глаедр." Но тебе нужно будет слушать внимательней, чем раньше".
Я слушаю,Учитель. Тем не менее, Эрагона не мог не задаваться вопросом, как много дракон действительно знал о мечах. Глаэдр многому научился от Оромиса, так же как Сапфира узнает многое от Эрагона, но несмотря на эти попытки поделились опытом, Глаэдр никогда сам не держал меч-как он мог? Инструктаж Глаэдра по фехтованию все равно, что инструктаж Эрагона о том, как ориентироваться в потоках воздуха со стороны горы; Эрагона мог это сделать, но он не смог бы объяснить это, а также Сапфира, с ее знаниями из вторых рук, и никакое количество абстрактного созерцания(отсутствие практического опыта) не может преодолеть это неудобство.
Эрагон держал свои сомнения в себе, но что-то из них все равно просочилось через препятствия, возведенные им от Глаэдра, потому что дракон издал смешной, забавный звук, или, скорее, он воспроизвел его в уме."О привычках тела, трудно забыть, -и добавил – все великие бои, Эрагон, также, как и все великие воины одинаковы. В определенный момент не имеет значения, владеете ли Вы мечом, когтем, зубом, или хвостом. Правда, вы должны быть способны со своим оружием, но любой, со временем и склонностью может приобрести технические знания. Чтобы достичь величия, требуется мастерство. Оно требует воображения и вдумчивости, и это те качества, которые выделяют лучших воинов, даже если, на первый взгляд, они кажутся совершенно другими.
Глаедр замолчал на минуту, затем сказал, Теперь, что же это я говорил тебе раньше?
Эрагону не пришлось остановиться, чтобы обдумать. Я должен был научиться видеть то, на что смотрю. И я пытался, учитель. Пытался.
Но тем не менее ты не видишь. Взгляни на Арью. Почему она в состоянии побеждать тебя снова и снова? Поскольку она понимает тебя, Эрагон. Она знает, кто ты и как ты думаешь, и именно это позволяет ей побеждать тебя так последовательно. Почему, Муртаг смог наказать тебя на Горящих Равнинах, даже при том, что он нигде не был столь же быстр или силен как ты?
– Потому, что я был утомлен и…
И как ему удалось ранить тебя в бедро, когда вы встретились, в то время как ты оставил лишь царапину на его щеке? Я скажу тебе Эрагон. Это произошло не потому что ты устал, а он нет. Нет, это произошло потому, что он понимает тебя Эрагон, а ты его нет. Муртаг знает больше тебя, и таким образом он имеет власть гад тобой, также как и Арья.
И Глаэдр продолжил говорить:" Посмотри на нее Эрагон, посмотри на нее хорошенько. Она видит тебя, видит кто ты, а ты видишь ее? Видишь ли ты ее достаточно ясно, чтобы победить в бою?
Эрагон посмотрел в глаза Арьи и увидел в них решительность и защиту, как будто она бросала вызов ему попытаться открыть ее тайны, но она также боялась того, что произошло бы, если бы он это сделал и достиг успеха. Сомнение заполнило Эрагона. Он действительно знал ее, так же как он думал? Или он обманул себя в принятие внешнего за внутреннее?
Вы позволили себе стать злее, чем нужно, заявил Глаэдр мягко. У гнева есть свое место, но он не поможет вам здесь. Путь воина есть путь познания. Если это знание требует использования гнева, то вы используете его, но вы не можете использовать свои знания, потеряв самообладание. Боль и разочарование будет вашей единственной наградой, если вы попытаетесь.
Вместо этого, вы должны постараться быть спокойным, даже если сто хищных твари кинутся на пятки. Очистить свой разум и позволить ему стать, как тихий бассейн, который отражает все, окружающее его, и все же остается нетронутым его окружение. Понимание придет к вам в этой пустоте, когда вы свободны от иррациональных страхов о победе и поражении, жизни и смерти.
Ты не можешь предсказать каждую возможность. И не можешь гарантировать успех каждый раз, когда сталкиваешься с врагом, но видя все и не обесценивая ничто, Вы можете без колебания приспособиться к любому изменению. Воин, который может приспособить к неожиданному, это воин, который будет жить долго.
Так, посмотри на Арью, посмотри, на что ты смотриш, а затем прими решение, которое сочтеш наиболее подходящим. И когда вы находитесь в движении, не позволяй твоим мыслям отвлечь тебя. Думай, не задумываясь, так, что вы действуете так, как если бы тебя вел инстинкт, а не разум. А теперь иди, и попробуй.
Эрагону понадобилось время, чтобы опомниться и вспомнить все, что он знал о Арье: её симпатии и антипатии, её привычки и манеры, важные события её жизни, страхи, надежды и, самое главное, её основной темперамент, который диктовал её подход к жизни… И боевые действия. От всего этого Эрагон пытался достигнуть божественной сущности её личности. Это было сложной задачей, тем более, что он делал над собой усилие, чтобы посмотреть на неё не как обычно делал, как на красивую женщину, которой он восхищался и жаждал, а как на личность, кем она была на самом деле, пытался смотреть адекватно, цельно и отдельно от своих желаний и потребностей.
Он обдумывал какие выводы он мог за такой короткий промежуток времени, хотя он волновался, что его замечания были по-детски и слишком упрощенными. Затем он отложил свою неуверенность, шагнул вперед и поднял свой меч и щит.
Он знал, что Арья будет ожидать его, чтобы попробовать что-то другое, что он дважды использовал на их дуэлях до этого: шагая по диагонали в сторону правого плеча, как будто для того, чтобы обойти ее щит и атаковать ее сбоку, где она была менее защищена. Эта уловка не может обмануть ее, но он будет держать ее вдали, что он делал до этого, и чем дольше он мог убеждать ее с своей неопределенность, тем лучше.
Небольшой, грубый камень подвернулся под его правую ногу. Он переступил в сторону, чтобы сохранить равновесие.
Движение вызвало почти неразличимую заминку в его плавной походке, но Арья заметила неравномерность, и с громким криком бросилась на него.
Их мечи пару раз скрестились и отлетели друг от друга, а затем Эрагон повернулся и внезапно, с глубоко укрепившимся убеждением, что Арья собирается ударить в голову, ударил в грудь так быстро, как мог, стремясь ударить около ее груди. Он подумал что ей придется оставить ее открытой, так как она качнется в его сторону.
Его интуиция была права, но расчет был отключен.
Он ударил так быстро, что Арья не сумела сдвинуть руку в сторону, и рукоять ее меча отклонилась от синего кончика Брисингера. Ее меч легко и безвредно пронесся по его щеке.
Мгновение спустя, мир наклонился вокруг Эрагона. Красные и оранжевые искры вспыхнули у него перед глазами. Он пошатнулся и упал на одно колено, опираясь обеими руками о землю. Глухой рев наполнил его уши.
Звук постепенно затих, и на затем Глаэдр сказал, не пытайся двигаться быстро, Эрагон. Не пытайся двигаться медленно. Двигайся только в нужный момент, а твой удар будет ни быстрым, ни медленным, но без усилий. Время – это все в бою. Ты должен обратить пристальное внимание на закономерности и ритмы твоих противников, видеть где они сильны и там, где они слабы, где жесткие и где гибкие. Поединок этих ритмов, это и является вашей целью, почувствуй их, и тогда сможеш формировать поток сражения, как тебе угодно. Это ты должен полностью понимать. Исправь это в своем уме и думаю, и обдумай это позже… Теперь попробуйте еще раз!
Глядя на Арью,Эрагон поднялся на ноги, потряс головой, чтобы прояснить ее, и, казалось, в сотый раз, принял защитную стойку. Его порезы и синяки вспыхнули с новой болью, заставляя его чувствовать себя больным стариком.
Арья отбросила назад волосы и улыбнулась ему, обнажив свои крепкие белые зубы.
Жесты не влияли на него.Он был сосредоточен на задаче и не собирался позволить себе влюбиться в тот же трюк дважды.
Он бросился вперед ещё до того, как ка улыбка стала исчезать с её губ. Он держал Бриссинг концом вниз и чуть в сторону, в то время как надвигался на неё со щитом. Как он и надеялся положение его меча ввело Арью в искушение нанести упреждающий удар: это был рубящий удар, который должен был должен был попасть ему по ключице лопатки, если бы она попала.
Эрагон нырнул под удар, принимая его на щит, и направил Бриссинг вверх и вокруг, как бы пытаясь подрезать ей ноги и бедра. Она заблокировала его со своим щитом, затем пихнула его далеко, выбивая воздух от его легких.
Затем последовало короткое затишье, во время которого они кружили друг перед другом, выискивая уязвимые места. Напряжение в воздухе было почти осязаемым, пока они изучали друг друга, их движения были быстрыми и резкими, похожими на птичьи, из-за переизбытка энергии, текущей по их венам.
Напряжение сломалось щелчком, как стеклянная трубочка на две части.
Он нападал на нее, она парировала его удары, их клинки перемещались с такой скоростью, что казались невидимыми. Пока они сражались, Эрагон не отводил взгляда от ее глаз, при этом продолжая стараться – как посоветовал Глаэдр – подмечать все привычки и движения ее тела, помня при этом кем она являлась и как она обычно действует. Он хотел победить так сильно, что чувствовал, что может взорваться, если у него не выйдет.
И все же, несмотря на все его усилия, Арья поймала его врасплох с обратным ударом задевшим его ребра.
Эрагон остановился и выругался
Лучше, сказал ГлаэдрУже гораздо лучше. Твой расчет был почти идеален.
– Но не совсем.
"Нет, не совсем. Вы все еще слишком сердиты, и Ваш ум все еще слишком загроможден. Держитесь за вещи, которые Вы должны помнить, но не позволять им отвлекать Вас от того, что случается. Найдите место спокойствия в пределах вас непосредственно, и позвольте проблемам мира нахлынуть на Вас, не отметая Вас с ними. Вы должны чувствовать, поскольку Вы сделали, когда Оромис сделал так, чтобы Вы слушали мысли всех существ в лесу. Тогда Вы знали обо всем, что происходило вокруг Вас, все же Вы не были зафиксированы ни на каких деталях. Не смотрите на одни только глаза Арьи. Ваш центр является слишком узким, слишком детальным".
– Но Бром сказал мне -
"Есть много способов использовать глаза. У Брома был свой, не самый гибкий из стилей, не совсем подходил для больших сражений. Он потратил большую часть своей жизни, борясь один на один, или в небольших группах, и его привычки отразили это. Лучше видеть широко, чем видеть слишком узко и позволить некоторой особенности места или ситуации неожиданно поймать тебя." Ты понимаешь?
– Да учитель.
“Тогда еще раз, и на сей раз, позволь себе расслабиться и расширить свое восприятие. “
Эрагон вновь обдумал все что ему известно об Арье. Когда он выбрал план, он закрыл глаза, замедлил свое дыхание, и погрузился глубоко себя. Его страхи и тревоги постепенно вышли из него, оставляя за собой пустоту, притупленая боль от ран и дал ему чувство необыкновенной ясности. Хотя он и не потерял интерес к победе, перспектива поражения не беспокоила его больше. Что бы ни было,он не будет бороться с перепетиями судьбы.
– Готов? спросила Арья, когда он открыл глаза.
– Готов.
Они заняли свои стартовые позиции, а затем постояли так, не шевелясь, каждый из них ждал другого, чтобы напасть первым. Солнце было справо от Эрагона, а это означало, что если бы он мог маневрировать в противоположном направлении от Арьи, свет должен будет попасть ей в глаза. Он пытался сделать это раньше, но без успеха, а теперь он думает, что в состоянии управиться с этой задачей.
Он знал, что Арья была уверена, что сможет побить его. Он был уверен, что она не игнорирует его способности, но тем не менее она сознавала его мастерство и его желание совершенствоваться, она выиграла подавляющее большинство своих поединков. Этот опыт показал ей, что она будет легко побеждать, даже интеллектуально, она знает его лучше. Ее уверенность, таким образом, была также ее слабостью.
"Она думает, что она лучше меня во вледении мечом," – сказал он себе. "Может быть, так и есть, но я могу использовать ожидания Арьи против её самой. Они будут ее поражением."
Он прошел боком вперед несколько метров и улыбнулся Арье и она улыбнулась ему. По лицу было видно что ее это не впечатлило. Мгновение спустя по ее лицу читалось обвинение, предъявленное ему, как будто она собирается спустить его с небес на землю.
Он прыгал назад, продвигаясь направо, чтобы увести ее в нужном направлении.
Арья резко остановилась на расстоянии в несколько ярдов от него и осталась стоять неподвижно,как пойманный зверь.Он подумал,что присутствие Глаэдра родило в ней желание проявить себя.
Она потрясла его тем, что издавало мягкие, кошачьи рычания. Как и ее улыбка, так и рычание было оружие для него, это сильно тревожило его… И это сработало, но лишь отчасти, ибо он ожидал от нее подобные выходки.
Арья пересекла расстояние между ними одним прыжком и пыталась нанести ему тяжелые, цикличные удары, но он заблокировал их своим щитом. Он позволил ей атаковать без сопротивления, как будто ее удары были слишком сильны для него и он не может ничего сделать кроме того чтобы защищаться. С каждым громким, болезненным толчком в его руки и плечи, он отступал все правее и правее, делая впечатление что он отходит.
И всё же он остался спокоен в сформированной пустоте
Он знал,что подходящий момент скоро настанет.И когда он настал,Эрагон действовал без мыслей и колебаний,не стараясь быть быстрым,или медленным,стремясь выполнить потенциал этого момента.
Как меч Арьи спустился к нему в мигающей дуге, он поворачивался направо, обходя лезвие при этом положив солнце прямо на спину.
С характерным звуком, конец её меча скрылся в земле.
Арья повернула голову, чтобы держать его в поле зрения и сделала ошибку, глядя прямо на солнце. Она прищурилась, и её зрачки сузились до небольших темных пятен.
Пока она была ослеплена, Эрагон острием Брисингра ударил её в бок под левую руку. Он мог ударить ее по затылку, и, если бы они действительно боролись, так бы и сделал но он воздержался, потому что даже с притупленным мечом такой удар мог убить.
Арья издала резкий крик, в то время когда Брисинг коснулся ее, и отступила на несколько шагов. Он стояла, прижав рукой бок и скосив бровь, и уставилась на него с удивленным видом.
– Превосходно!, – крикнул Глаэдр, – Еще разок!
Эрагон почувствовал теплое кратковременное удовольствие, а затем очистил свой разум и вернулся к прежнему состоянию невозмутимой бдительности.
Лицо Арьи прояснилось, опустив руку, она и Эрагон осторожно обогнули друг друга, пока солнце не перестало бить в глаза, после чего все начиналось заново. Эрагон быстро заметил, что Арья обращалась с ним с еще большей осторожностью, чем раньше. В большинстве случаев, это вдохновило бы его на атаку более агрессивную чем прежде, но он подавил в себе этот порыв, для нее теперь было очевидно, что он делает это нарочно. Если бы он проглотил эту наживку, то скоро отдал бы себя на ее милость, как это часто бывало раньше.
Дуэль длилась всего несколько секунд, хотя и этого было достаточно, чтобы обменяться им шквалами ударов. Шиты трещали, куски разорванного дерна летели на землей, и мечи звенели друг против друга, текли от одной позиции к другой, а тела скручивались в воздухе, как подобные столбы дыма.
В конце концов, результат был тот же, как раньше. Эрагона проскользнул мимо охраны Арьи с ловким битом ног и одним движением запястья, в результате чего его рубящее Арье по груди, от плеча до грудины.
Удар поразил Арью и она рухнула на одно колено, дыша через прищемленные ноздри.она вся побледнела,не считая дыух малиновых пятен с каждой стороны лица.
Ещё! – приказал Глаэдр.
Эрагон и Арья повиновались без колебаний. После двух побед усталость Эрагона снизилась, хотя он не мог сказать того же об Арье.
Следующий поединок не имел явного победителя; Арья собралась и сумела обойти все трюки и ловушки Эрагона,даже когда он сделал ее.Все дальше и дальше сражались они, пока, наконец, они оба так устали,и не могли продолжать,и они стояли опираясь на мечи,которые были слишком тяжелы, чтобы их поднять,тяжело дыша, пот стекал с их лиц.
– Еще, – уже вполголоса призывал Глаэдр.
Эрагон скривился, когда дернул Брисингр из-под земли.Чем более усталым он становился, тем труднее было держать свой ум лаконичным и игнорировать жалобы и боль тела… Кроме того,ему становилось все труднее поддерживать спокойный характер и не стать жертвой дурного настроения,которое обычно окружает его,когда он нуждается в покое.Умение справиться с этой задачей, он полагал, было частью того, чему Глаэдр пытался его научить.
Его руки и плечи горели и слишком устали, чтобы держать щит и меч перед собой. Вместо этого Эрагон повесил их на талию, и понадеялся, что сможет вынуть достаточно быстро, когда в этом будет необходимость. Арья сделала то же самое.
Они устремились навстречу друг другу, не сколько не заботясь о красоте боя.
Эрагон был совершенно выдохшимся, но сдаваться не собирался. Он не заметил, когда их тренировка стала чем-то большим, чем просто испытанием оружия; Это стало испытанием его самого – того, кем он был: его характера, силы и духа. И это было нужно не столько Глаэдру, сколько Арье. Как будто она чего-то хочет от него, чтобы он смог доказать… что именно, он не знал, но был полон решимости и оправдывался как только мог. Однако она, как и он, была готова еще долго продолжать тренировку, и не имело значения, насколько это будет больно.
Капля пота покатились к его левому глазу. Он моргнул, и она, крича, бросилась на него.
Еще раз они вступили в смертельный танец, и еще раз они сразились вничью. Усталость сделала их неловкими, но они двигались вместе с жесткой гармонией, не позволявшей никому из них победить.
Когда они, в конце концов, встали лицом к лицу, их клинки со скрежетом уперлись друг в друга, сил у них обоих почти не осталось.
Они так и стояли там, не в силах переломить ход событий, Эрагон понял, что все это бесполезно и сказал низким, грубым голосом: – Я… вижу… тебя.
Яркие искры появились в глаза Арьи, а затем исчезли так же быстро.



СЕРДЦЕМ-К-СЕРДЦУ

Глаэдр настаивал на том, чтобы их поединки проводились вдвое чаще чем обычно. Каждый поединок был короче последнего, и каждый приводил к ничьи, которая расстраивала золотого дракона больше, чем Эрагона или Арью.
Глаэдр продолжал их спарринг, пока не стало бы ясно, кто из них был лучшим воином, но к концу последнего поединка они окончательно выбились из сил, что упали на землю и лежали рядом, тяжело глотая воздух, и Глаэдру пришлось признать, что если продолжить поединок, это не дало бы никаких результатов,только навредило бы им.
После хорошего отдыха, когда они были способны передвигаться, Гладэр попросил их зайти в палатку Эрагона.
Сначала, с помощью энергии Сапфиры, они исцелили самые тяжёлые раны. Потом они отдали свои повреждённые щиты кузнецу Варденов, Фредрику, который менял их на новые, но только после инструктажа по пользованию ими.
Дойдя до палатки, они застали Насуаду, которая ждала их, вместе со своими охранниками.
“Вы вовремя,” – сказала она едким голосом. – “Если Вы двое хотите порвать друг друга на куски, тогда нам надо поговорить.”
И не сказав ни слова, она вошла внутрь.
Блёдхграм и его коллеги заклинатели выстраиваились в большой круг вокруг палатки, которую как Эрагон мог сказать, сделали охранники Насуады что было непросто.
Эрагон и Арья последовали за Насуадой; к всеобщему удивлению Сапфира, вытягивая шею, тоже пыталась заглянуть в палатку, тем самым быстро заполняя тесное помещение запахом дыма и горелого мяса.
Внезапное появление Сафиры озадачило Насуаду, но она быстро переключила своё внимание на Эрагона. Обращаясь к ниму, она сказала, – Это был Гладэр, то что я почуствовала, не так ли?”
Он посмотрел по сторонам, надеясь, что охранники Насуады были слишком далеко чтобы что то услышать, затем кивнул.
– Да это был он.
– Ах, я знала это!, она воскликнула, кажущийся довольной. Тогда ее выражение стало неуверенным. – Я могу поговорить с ним? Это…, возможно, или он будет общаться только с эльфом или Наездником?”
Эрагон колебался и посмотрел на Арью в поисках помощи.
– Я не знаю, сказал он. Он все еще полностью не востановился. Он, возможно, не хочет к -
"Я поговорю с тобой, Насуада, дочь Аджихада", – сказал Глаэдр, его голос эхом прозвучал в их головах, "Спрашивай, что захочешь, а потом оставь нас; есть многое, что нам еще нужно сделать, чтобы подготовить Эрагона к стоящей перед нами задаче".
Никогда прежде Эрагон не видел в глазах Насуады того благоговения, что увидел сейчас.
– Где? – выговорила она, всплеснув руками.
Он указал на участок земли возле кровати.
Насуада вскинула брови, потом кивнула, приводя мысли в порядок,и официально поприветствовала Глаэдра. Далее следовал обмен любезностями, во время которого Насуада осведомилась о здоровье Глаэдра и о том, могут ли вардены что-либо сделать для него. В ответ на первый вопрос, – который заставил Эрагона понервничать, – Глаэдр вежливо объяснил, что что он в порядке, и поблагодарил ее; в ответ на второй вопрос, он отклонил ее предложение о помощи варденов, хотя и ценил ее заботу. "Больше я не нуждаюсь в еде", – сказал он, – "Мне больше не надо пить, мне больше не надо спать, как вы понимаете. Мое единственное удовольствие и привилегия сейчас заключаются лишь в том, что мне нужно сделать для того, чтобы быть свидетелем свержения Гальбаторикса.
– Это, – ответила Насуада, – я могу понять, ведь я чувствую тоже самое.
Затем она спросила у Глаэдра совета, как напасть на Драс-Леону с наименьшей потерей сил и средств варденов, а также, говоря ее словами, "не передать Эрагона и Сапфиру в руки Империи, как связанных по рукам и ногам кур".
Некоторое время она обрисовывала ситуацию в деталях, после чего, подумав, Глаэдр ответил:
"У меня нет простого решения этой проблемы, Насуада. Я еще подумаю над этим, но пока у меня нет никаких идей, как лучше поступить варденам. Если бы Муртаг и Торн действовали в одиночку, я легко мог бы взять контроль над их сознанием. Однако Гальбаторикс дал им слишком много эльдунари, чтобы я мог сделать это. Даже с помощью Эрагона, Сапфиры и эльфов победа не будет предопределена."
Заметно разочарованная, Насуада замолчала ненадолго; потом она ладонями разгладила платье и поблагодарила Глаэдра за потраченное время. Она простилась с ним и поспешила покинуть их, осторожно обходя голову Сапфиры, чтобы не задеть ее.
Сев на свою койку, Эрагон немного расслабился, Арья устроилась на коротком трехногом табурете. Он вытер ладони о колени своих брюк – его руки сильно вспотели, также, как и остальные части тела – затем он предложил Арье воды из своей фляжки, которую она с удовольствием приняла. Когда она утолила жажду, Эрагон тоже сделал пару глотков. Из-за продолжительных тренировок Эрагон очень проголодался. Вода подавила рычания и грохот, исходящий из его живота, он надеялся, что Глаэдр не будет задерживать их слишком долго. Солнце почти село, и ему хотелось отведать горячей пищи от поваров Варденов прежде, чем они потушат огонь и и пойдут спать. В противном случае он знал, что грызть черствый хлеб, сушеные куски мяса, заплесневелый сыр, и,если повезет, сырой лук – вряд ли привлекательная перспектива.
Как только оба они отдохнули, Глаэдр начал читать Эрагону лекции о принципах магических боев. Они были ему уже знакомы, но он слушал внимательно, и когда золотой дракон просил его что-либо сделать, он следовал указаниям Глаэдра без вопросов или жалоб.
Затем они перешли к практике. Глаэдр начал проверять Эрагона на оборонительные способности своих мыслей, каждый раз нападая на него все с большей силой. Вскоре это превратилось в настоящее сражение, где каждый из них изо всех сил пытался получить господство друг над другом, даже если в тот момент к ним приходили чужие мысли.
Когда они боролись, Эрагон лежал на спине с закрытыми глазами, концентрируя всю энергию на «бурю», которая бушевала между ним и Глаэдром. Спарринг с Арьей помутнил его разум и сделал его слабым – в то время как золотой дракон был свежим и хорошо отдохнувшим, и не считая того, что Глаэдр был куда сильнее его. Из-за этого Эрагону стало тяжело отражать атаки Глэедра. Тем не менее, он неплохо сумел постоять за себя, зная, что в реальном бою, победителем будет, несомненно, Глаэдр.
К счастью, Глаэдр сделал некоторое снисхождение на состояние Эрагона, но он сказал: «Ты должен быть готов защитить свои мысли в любой момент, даже когда ты спишь. Очень возможно, что ты столкнешься с Гальбаториксом или Муртагом, тогда, когда силы твои буду исчерпаны, вот как сейчас.»
После двух поединков, Глаэдр принял на себя роль очень сурового зрителя, и поставил вместо себя Арью, в качестве соперника Эрагона. Она тоже была уставшей, как и Эрагон, но когда они стали мысленно «сражаться», он быстро понял, что она была намного сильнее его. И это не удивляло его. В прошлом, когда они первый раз столкнулись мыслями, она чуть не убила его, и это было тогда, когда она была в плену в Гилиде. Мысли Глаэдра были упорядоченными и сосредоточенными, но даже он не мог сравниться с неколебимым контролем мыслей Арьи, протекающим в ее сознании.
Ее самообладание, как заметил Эрагон, было чертой, которая была широко распространена среди эльфов. Прежде всего, Оромис в этом отношении был мастером, который всегда (как казалось Эрагону) владел над собой. Ни тревога, ни сомнения не могли выдать его эмоции. Эрагон считал, что их сдержанность – это врожденная характеристика их расы, а также результат строгого воспитания, образования и использование древнего языка. Разговоры и мысли на этом языке не содержали лжи, в каждом слове находилась сущность всех заклинаний, они избавляли от небрежности в мыслях или речи, и воспитывали отвращение к вытеснению собственных эмоций чужими. Поэтому эльфы обладают гораздо большим самоконтролем, чем представители других рас.
Он и Арья боролись мысленно несколько минут – он стремился избежать ее всеобъемлющий контроль, она стремилась к контакту и удерживала его так, что могла навязать свою волю в его мысли. Она ловила его еще несколько раз, но он всегда освобождался через минуту или две, но понимал, что если бы она по настоящему хотела причинить ему вред, то было уже слишком поздно чтобы спасти себя.
И все это время их умы соприкасались, Эрагон осознавал неистовые потоки музыки, которые доносились сквозь темные пространства сознания Арьи. Они выманивали его из собственного тела, угрожая ловушкой в паутине странных и необычных мелодии, которые не были похожи на земные песни. Он бы с радостью поддался очарованию музыки, если бы не отвлекался на атаки Арья и понимание, что люди не всегда справляются, если они слишком очарованны работой ума эльфа. Он мог бы остаться невредимым. Он был Всадником, в конце концов. Он был другим. Это был риск, на который он не был готов пойти, и который оценил ниже чем своё здравый ум. Он слышал, что погружение в сознание Блёдхарма превратило охранника Насуады Гарвена слабовольного мечтателя.
Так что он не поддался искушению, несмотря на то как это было трудно.
Затем Глаэдр и Сапфира вступили в схватку,иногда против Эрагона,а в другой раз помогали ему. Как сказал старый дракон:
– Вы должны хорошо уметь защищать свой разум, Губитель Шейдов и Сверкающая Чешуя.
Помощь Сапфиры значительно изменила перевес в их мысленном сражении. Вместе они с Эрагоном были способны постоянно,даже с легкостью защищаться от атак Арьи. Объединив мысли,они даже смогли прорвать защиту эльфийки дважды.
Однако, когда Сапфира вставала на сторону Арьи, вместе они настолько превосходили Эрагона, что он даже не пытался атаковать, заперевшись вместо этого в мыслях, как раненый зверь. В это время он читал про себя отрывки эльфийских стихотворений и ждал волн ментальных атак, которыми его пытались ослабить.
Наконец, Глаэдр разделил их на пары – он с Арьей и Эрагон с Сапфирой, и они дрались на дуэли так, как если бы два дракона и всадника встретились в бою. За первые несколько напряженных минут, силы их были вполне равны, но в конце концов, сила, опыт, и хитрость Глаэдра в сочетании с неукоснительным мастерством Арьи оказалось непреодолимыми для Эрагона и Сапфира, и у них не было выбора, кроме как признать свое поражение.
Потом,Эрагон почувствовал недовольство исходящее от Глаэдра.Уязвленный этим он сказал,мы сделаем лучше завтра,учитель.
Настроение Глаэдра ухудшилось. Даже он, казалось устал от тренировок. Ты достаточно хорош, детеныш. Я не мог просить большего от любого из вас, даже если бы вы были под моим крылом в качестве учеников в Vroengard. Для того чтобы выучить то, что вам необходимо потребуется несколько дней а то и недель. Время бьет между нашими зубами, как вода. Требуются годы, чтобы овладеть искусством борьбы со своим умом: годы, десятилетия и века, и даже тогда, еще больше, чтобы учиться, больше открыть о себе, о ваших врагах, и о самой основе мира. С сердитым рычанием, он замолчал.
Тогда мы изучим все что сможем и позволим судьбе решать остальное, сказал Эрагон. Кроме того, у Гальбаторикса было более ста лет для тренировки своего разума, но это так же означает что прошло сто лет с того момента как ты учил его. Он уверен, что забыл кое-что в промежуточный период. С вашей помощью, я знаю мы сможем победить его.
Глаэдр фыркнул. Ты стал как-никогда острер на язык, Губитель Шейдов. Тем не менее, это звучало приятно. Он убеждал их поесть и отдохнуть, а затем он ушел из их разума и больше ничего не сказал.
Эрагон был уверен, что золотой дракон все еще наблюдал за ними, но он перестал чувствовать его присутствие и внезапно ощутил пустоту внутри.
Холод полз по его конечностям и он вздрогнул.
Он,сапфира и Арья сидели в темнеющей палатке,никто из них не хотел говорить.Тогда,чтобы нарушить тишину Эрагон сказал:
– Он кажется лучше.
Его голос скрипел от неупотребления и он потянулся к бурдюку.
Это хорошо для него, – сказала Арья. – Вы нужны ему. Не будь у него цели горе поглотило бы его. То, что он выжил уже… впечатляет. Я восхищаюсь им за это. Мало кто – будь то человек, эльф, или дракон – может сохранить ясность разума после такой потери.
– Бром смог.
– Он был столь же выдающимся.
– Если мы убьем Гальбаторикса и Шрюкна, как вы думаете, Глаэдр останется с нами? Спросила Сапфира. Будет ли он продолжать идти, или же просто… остановился?
В глазах Арьи отразился мерцающий свет палатки, когда она смотрела сквозь Эрагона на Сапфиру:
– Время покажет… Надеюсь, что нет. Но если мы победим в Урубаене, скорее всего Глаэдр не сможет дальше жить без Оромиса.
– Мы не можем просто позволить ему сдаться.
"Я согласна".
– Это не наше дело, мы не в праве останавливать его, если он решит уйти в небытие, – сказала Арья строго. – Выбор делать ему, и решать он должен сам.
– Да, но мы можем говорить с ним и помочь ему увидеть, что еще стоит жить.
На какое-то время на ее лице застыло торжественное выражение, потом она сказала: – Я не хочу, чтобы он умер. Никто из эльфов не хочет. Однако, если каждый момент существования является для него мучением, то не лучше ли пойти путем освобождения?
Эрагон и Сапфира не могли ответить на ее вопрос.
Втроем они продолжали обсуждать события прошедшего дня, а затем Сапфира убрала голову из палатки и пошла отдохнуть на полянку по соседству. Я чувствую себя лисой, чья голова застряла внизу кроличьей норы, жаловалась она. Когда нет возможности увидеть, приближается ли кто-то, у меня от этого начинает зудеть чешуя.
Эрагон ожидал, что Арья тоже уйдет, но у его удивлению, она осталась, казалось, специально для того, чтобы поговорить с ним о том и сем. А он был только рад этому. Его раннее чувство голода исчезло во время мысленного сражения с ней, Сапфирой и Глаэдром, и в любом случае, он был более чем готов променять горячую пищу на удовольствие от общения с ней.
Ночь сгустилась над ними, в лагере становилось все тише, пока их разговор плавно переходил с одной темы на другую. У Эрагона голова кружилась от усталости и волнения, словно он выпил слишком много меда, и он отметил, что Арья тоже казалась более непринужденной, чем обычно. Они говорили о многом: о Глаэдре и их сражении, о осаде Драс-Леоны и возможных перспективах; и о другом, менее важном, например, каких журавлей Арья видела в камышах на краю озера, когда охотилась; как Сапфира лишилась чешуйки возле носа, как резко изменилась погода, как дни стали намного холоднее. Но всегда они возвращались к одной теме, которая всегда витала в их мыслях – Гальбаторикс, а также то, что ждало их в Урубаене.
Хоть они и раздумывали над типами ловушек установленных Гальбаториксом и способоми их обойти,мысли Эрагона были о Сапфире и Глаэдре,и он сказал:
– Арья?
– да? – отозвалась она, ее голос скаканул вверх, но затем ослаб.
"Что ты будешь делать когда все это закончится?" При условии что мы останемся в живых.
– Что ты собираешься делать?
Обдумывая вопрос он прикасался к навершию (противовес, расположенный сверху рукояти меча) Брисингра.
– Я не знаю. Я не позволял себе много думать после Урбаена…это бы зависело от того, что она хочет, но я думаю Сапфира и я могли бы вернуться в Долину Палансар. Я мог бы построить дом на нижних склонах гор. Мы не будем надолго там задерживаться, но по крайней мере у нас будет дом в который можно вернуться, для тех случаев когда нет необходимости лететь из одной части Алагейзии в другую.
Он полуулыбнулся.
– Я уверен, что для нас найдется работа даже если Гальбаторикс будет мертв… но ты все еще не ответила на мой вопрос: что ты будешь делать если мы победим? У тебя наверняка есть какие-то планы. Ты наверняка размышляла об этом дольше чем я.
Арья поставила одну ногу на табуретку и обхватила ее руками, положив свой подбородок на колено. В тусклой полутьме палатки ее лицо, казалось, плавало на невыразительном черном фоне, как призрак вызванный из ночи.
– Я провела много времени среди людей и гномов, больше, чем среди альфакинов, – сказала она, назвав эльфов словом древнего языка. – Я привыкла к этому, и я не хочу возвращаться жить в Эллесмеру. Слишком мало там происходит; века проскользнут в мгновение ока, в то время пока ты будешь смотреть на звезды. Нет, я думаю, я буду продолжать служить в своей матери в качестве ее посланницы. Впервые я покинула Дю Вельденварден, потому что хотела помочь восстановить баланс в мире. Как ты и сказал, много чего нужно сделать в будущем, если мы свергнем Гальбаторикса, много чего нужно направить в правильное русло. И я буду частью всего этого.
"Ах".Это было не совсем то,что он надеялся,она скажет,но по крайней мере у него осталась возможность того,что они не потеряют контакт друг с другом после Урубаена и что он по-прежнему сможет видеть её потом.
Если Арья и заметила его недовольство,то она не подала никаких признаков этого
Они ещё несколько минут поговорили,затем Арья поднялась и пошла к выходу.
Когда она прошла мимо него,Эрагон догнал её,взяв за руку и быстро отпустил."Подожди",сказал он тихо,не зная на что он надеялся,но всё-таки надеялся.Его сердце заколотилось,в ушах застучало и он покраснел.
Арьяя остановилась у входа в палатку спиной к нему."Спокойной ночи,Эрагон",сказала она.Потом она выскользнула из палатки и исчезла в ночи,оставив его в одиночестве сидеть в темноте.



ОТКРЫТИЕ

Следующие три дня для Эрагона прошли быстро, но не для остальных Варденов, которые остались и впали в летаргию. Безвыходное положение с Дарс-Леона продолжало расти, хотя и было некоторое оживление, когда Торн изменил свое обычное местоположение сверху над парадными воротами на несколько футов вправо к крепостной бастиону. После долгих обсуждений, и после консультаций в основном с Сапфирой – Насуада и ее советники пришли к выводу, что Торн переместился ни по какой из других причин, а только из-за удобства, другая часть бастиона была более плоской и длиной. За исключением этого, осада продвигалась тяжело и без изменений.
Тем временим Эрагон по утрам и вечерам обучался у Глаэдра, а после обеда у него были поединки и с Арьей и с несколькими другими эльфами. Его поединки с другими эльфами не были такими же протяженными и напряженными, как его последний с Арьей, да и было бы глупо каждый день так изводить себя, но его занятия с Глаэдром как никогда были напряженными. Старый дракон никогда не отмечал достижений в улучшениях навыков и знаний Эрагона, и не делал скидок на ошибки или изнеможение.
Эрагон был рад обнаружить, что он наконец может постоять за себя на дуэли с эльфами. Но он был слишком напряженным внутри, так как стоило ему потерять концентрацию хоть на одно мгновение, он тут же получал мечем по ребрам или чувствовал его прижатым к своему горлу.
В своих уроках с Глаэдром, он сделал хороший прогресс для нормальных обстоятельств, но в этой ситуации, и его, и Глаэдра расстраивали темпы обучения.
На второй день, во время утренних занятий с Глаэдром, Эрагон мысленно сказал: «Учитель, когда я первый раз прибыл к Варденам в Фархтен Дур, Близнецы проверяли меня – они проверили мои знания древнего языка и магии в целом.
Ты говорил это Оромису. Зачем сейчас повторять это мне?
Потому что, мне пришло в голову… Близнецы попросил меня вызвать истинную форму серебряного кольца. В то время я не знал, как это сделать. Арья объяснила мне позже: что с помощью древнего языка можно создать в воображении образ любого предмета. Оромис никогда не говорил мне об этом, мне было интересно… Почему?
Глаэдр, показалось, вздохнул. "Вызывать истинную форму объекта это трудный вид магии. Ты должен понять все важное о рассматриваемом объекта, и даже то, что нужно будет угадать истинное имя человека или животного. Кроме того, от этого небольшое практическое значение. И это опасно. Очень опасно. Заклинание не может быть построено как непрерывный процесс, который можно завершить в любой момент. Либо у тебя получить добиться успеха в вызове истинной формы объекта… или нет и ты погибнешь. Не было никаких оснований для Оромиса, чтобы подвергать тебя такому риску, ты даже не достаточно развит в этих навыках чтобы поднимать эту тему.
Эрагона передернуло внутри, когда он понял насколько должна была рассердиться Арья на Близнецов, которые хотели вызвать истинную форму кольца, которое они держали. Тогда он сказал: «Я хотел бы попробовать это сейчас.»
Эрагон почувствовал что все внимание Глаэдра было сосредоточенно на нем. Почему?
Мне нужно знать, хватит ли моего уровня понимания всего на одну маленькую вещь.
И всё же: зачем?
Не в силах объяснить словами, Эрагон передал набор своих мыслей и чувств в сознание Глаэдру. Когда он закончил, Глаэдр молчал некоторое время, переваривая поток информации. "Могу ли я предположить", начал дракон, "что ты приравниваешь это к победе над Гальбаториксом? Ты считаешь, что если сможешь сделать это, и выжить, тогда ты сможешь победить короля?
Да, сказал с облегчением Эрагон. Он был не в состоянии четко сформулировать свою мотивацию так ясно как дракон, но это было именно так.
И все же ты хочешь попробовать это?
Да, учитель.
Это может убить тебя, напомнил ему Глаэдр
Я знаю.
Эрагон! воскликнула Сапфира, слабый поток ее мыслей отразился в его сознаниии. Она летела высоко над лагерем, наблюдая за возможной опасностью в то время как он учился с Глаэдром. – Это слишком опасно. Я не допущу этого. 
– Я должен сделать это – со спокойствием ответил он.
Сапфире, а также и Эрагону, Глаэдр сказал: «Если он настаивает, то пусть он попробует сейчас, где я смогу видеть. Если его знания подведут, я смогу предоставить необходимую информацию и спасти его.»
Сапфира зарычала – сердитым, разрывающим звуком, который заполнить все сознание Эрагона – и затем, снаружи палатки, Эрагон услышал внушающий ужас порыв воздуха и пораженные крики людей и эльфов, когда она голубем приземлялась. Она приземлилась с такой силой, что палатки и все в них содрогнулись.
Спустя несколько секунд, она просунула голову в палатку и уставилась на Эрагона. Она тяжело дышала, а воздух из ее ноздрей трепетал волосы у него на голове, а глаза заслезились от запаха горелого мяса. «Ты, тупоголовый как Кул» – заявила она.
"Не больше тебя."
Она свернула губы с намеком на рычания. – Почему же мы ждем?Если ты дожен это сделать,тогда давайте покончим с этим!
Что ты выбирешь для того чтобы вызвать? Это должно быть то, что очень хорошо тебе знакомо.
Взгляд Эрагон начал переходить по убранству палатки, а потом вниз, где было кольцо с сапфиром, которое он носил на правой руке. «Арен…». Он редко снимал кольцо, с тех пор как Аджихад передал его от Брома. Оно стало частью его тела так же, как руки или ноги. Часами он проводил разглядывая его, он запомнил каждую кривую и грани, и если бы он закрыл глаза, то смог бы вызывать его изображение, которое было бы идеальным воспроизведением реального объекта. Но при всем этом, было много чего он не знал из истории кольца, как эльфы сделали его, и в конечном счете, какие заклинания были или не были вплетенные в его материал.
Нет… Не Арен
Его взгляд скользнул в сторону Брисингра, меч стоял рядом с углом его кровати. Брисингр, пробормотал он.
Приглушенный хлопок прозвучал от лезвия, и меч на полдюйма показался из ножен, как будто его вытолкнули снизу, и маленькие языки пламени вырвались из уст ножен, облизывая нижнюю рукоять. Пламя исчезло, и меч скользнул обратно в ножны, когда Эрагон быстро закончил непреднамеренное заклинание.
«Брисингр» – подумал он, совершенно подходящий для этого выбор. Меч был сделал мастерством Руноны, но это именно он работал инструментами, и он был соединен с умом эльфа-кузнеца на протяжении всего процесса. Если и был какой-либо один объект в мире, который он знал от и до, то это был его меч.
Ты уверен? – спросил Глаэдр.
Эрагон кивнул,но затем поймал себя на том,что золотой дракон не мог его видеть. Да, Мастер… у меня вопрос, хотя: Действительно ли Брисингр – истинное название меча,ведь если это не так,имеет ли смысл мне вообще знать его истинное имя,поможет ли это для нашего дела?
Брисингр- название огня,как ты знаешь.Истинное название твоего меча – несомненно что-то гораздо более сложное,хотя слово Брисингр вполне может быть частью истинного имени.Если ты захочешь,то мы можем обратиться к мечу как при помощи его истинного имени,так и просто назвать его мечем,результат будет тот-же,именно потому,если ты будешь сохранять это знание в своем уме. Имя – это просто название, и ты в нем не нуждаешься,чтобы использовать истинное знание о мече. Это – тонкое различие, но важное.Ты понимаешь?
Я понял
Тогда давай продолжим если ты готов.
Эрагон воспользовался моментом,чтобы взять себя в руки.После,он освободил свою голову от лишних мыслей,чтобы воспользоваться своей энергией.Он стал направлять эту энергию в слова,которые произносил,при этом думая о том,что знал о мече,и тогда сказал ясно и отчетливо:
– Брисингр!
Эрагон чувствовал, что его силы стремительно угасают. Будучи встревоженным он поробовал говорить, попробовал двигаться, но заклинание сковало его. Он не мог ни моргать ни дышать.
В отличие от того,как было прежде,вложенный в ножны меч не вспыхивал пламенем,он просто колебался,как отражение в воде.Но вскоре,в воздухе,рядом с оружием,появилось призрачное свечение:оно было идеальным подобием пылающего Брисингра,когда он был не в ножнах.Оно казалось точно таким же как меч,в нем не было недостатков кроме одного-оно являлось проекцией,плавающей перед ним,но еще более прекрасной и совершенной.Это выглядело так,как-будто он видел саму задумку меча,именно ту идею,которой даже Рунен не смогла никогда бы овладеть.
Как только проекция стала исчезать,Эрагон снова смог дышать и двигаться.Он удерживал явление в течение нескольких секунд,благодаря чему,смог поразиться красоте явления,и вскоре,понемногу он стал позволять проекции исчезать,меч растворился в забвении.
После ее исчезновения,внутри палатки стало неожиданно темно.
Только тогда Эрагон открыл свое сознание для Сапфиры и Глаэдра,которые все это время прижимались к его сознанию,и наблюдали с большим вниманием за каждой мыслей,приходящей ему на ум.Оба дракона все это время находились рядом,поскольку Эрагон их чувствовал.Если бы он дотронулся до Сапфиры, то она была бы так напугана что крутанула бы вкруг себя.
"И если бы я ткнула в тебя, то ничего бы не осталось, хотя нет, мазок!", заметила она.
Эрагон улыбнулся и и опустился на койку, как же он устал.
В своей голове, Эрагон слышал звук похожий на ветер несущийся по голой равнине как будто Глаэдр расслабился. Ты хорошо потрудился, Губитель Шейдов. Похвала Глаэдра удивила Эрагона; старый дракон с начала обучения поощрил его несколькими комплементами. Но не пытайся делать это снова.
Эрагон вздохнул и потер руки, пытаясь развеять холод, прокравшийся в его конечности. Согласен, Учитель. Это был не тот опыт, который он стремился повторить. Тем не менее, он чувствовал глубокое чувство удовлетворения. Он доказал, без сомнения, что существует по крайней мере одна вещь в Алагейзии, которую он мог сделать как и любой другой.
И это давало ему надежду.
На утро третьего дня, Роран вернулся обратно в лагерь Варденов, со своими спутниками: уставшими, раненными и изнуренными от путешествий. Возвращение Рорана всколыхнуло Варденов от их спячки на несколько часов – его и остальных приветствовали как героев – но вскоре атмосфера скуки поселилась снова.
Эрагон с облегчением встретил Рорана. Он знал, что его кузен был в безопасности, так как неоднократно заглядывал в магическое зеркало. Тем не менее, когда Эрагон увидел его лично, с него спал тяжёлый груз переживаний, хотя он даже и не понимал их. Роран был единственным его родственником – Муртаг не считался, так как был слабо связан с ним – и Эрагон не мог не бояться его потерять.
Теперь, видя Рорана с близкого расстояния, Эрагон был потрясен его внешним видом. Он ожидал что Роран и другие будут измученными, но Роран выглядел более изможденным, чем его товарищи, он выглядел так, будто он провел в пути более пяти лет. Его глаза были красными с темными кругами, выражение лица было вытянутым, а движения были натянутыми, как будто каждый дюйм его тела был покрыт синяками. И ещё его борода, которая была сожженна на половину напрочь, и была в пятнах, паршивого вид.
Пять человек – на одного меньше,чем было изначально – первыми посетили целителей Дю Врангр Гата, где колдуны занялись их ранами. Затем они предстали перед Насуадой в ее шатре. После того как Насуада поблагодарила мужчин за их отвагу, она отпустила всех, кроме Рорана, которого попросила составить отчет о путешествии в Эроуз и обратно, а также о захвате города. Рассказ занял некоторое время, но как Насуада, так и Эрагон, стоявший справа от нее, слушали Рорана с усиленным, порой всепоглощающим вниманием. Когда он закончил, Насуада удивила обоих, объявив, что доверит Рорану возглавить один из варденовских батальонов.
Эрагон ожидал,что новости обрадуют Рорана,но он видел как нахмурился Роран.Он не возразил и не пожаловался лишь сказал своим грубым голосом:
– Как пожелаете, леди Насуада.
Позже, Эрагон шел с Рораном в свою палатку, где Катрина ждала их. Она поздоровалась с Рораном таким очевидным проявлением эмоций, что Эрагон в смущении отвел глаза.
Они поужинали втроем вместе с Сапфирой, но как только это стало возможно, Эрагон и Сапфира покинули их, поскольку было очевидно, что Роран слишком устал, чтобы нормально общаться, а Катрина хотела бы остаться с ним наедине.
Когда он и Сапфира бродили по лагерю в глубоких сумерках, Эрагон услышал как кто-то позади него начал кричать – Эрагон! Эрагон! Постой!
Он повернулся что бы увидеть тонкую, долговязую фигуру ученого Джоада, бегущего к нему, пряди волос развивались вокруг его худого лица. В его левой руке, Джоад держал рваный клок пергамента.
"Что это такое?" Эрагон спросил, обеспокоенно.
Это!- воскликнул Джоад, сверкая глазами. Он поднял пергамент помахал им. – Я сделал это снова, Эрагон! Я нашел выход! – В сумерках,шрам на его голове и виске казались бледными на его загорелой коже.
– Что вы сделали еще раз? Какой выход вы нашли? Можете говорить медленнее, я ничего не понимаю!-
Джоад огляделся украдкой, потом он наклонился к Эрагону и прошептал: – Все мои поиски и чтение окупились. Я обнаружил скрытый туннель, который ведет прямо в Драс-Леону!



РЕШЕНИЯ

Объясните мне еще раз, – сказала Насуада.
Эрагон нетерпеливо переминулся с ноги на ногу, но придержал язык.
Из груды свитков и книг лежащих перед ним Джоад поднял тонкий томик в красной кожаной обложке, и начал свой рассказ в третий раз:
– Приблизительно пятьсот лет назад, как я могу судить…
Джормундур прервал его движением руки.
– Оставь свои уточнения. Мы знаем что это предположение.
Джоад начал сначала:
– Приблизительно пятьсот лет назад Королева Форна отправила Эрста Грэйбиэрда в Драс-Леону или точнее в место, которое станет Драс-Леоной.
– И почему она послала его? – спросила Насуада, теребя край своего рукава.
– Гномы оказались в центре войны кланов и Форна ожидала, что обеспечит защиту нашего народа помогая Королю Радгару с проектированием и строительством укреплений для города, тогда же гномы спроектировали оборонительные сооружения Эроуза.
Насуада катала нити ткани между пальцев.
– И затем Долграс Халфстэйв убил Форну…
– Да. У Эрста Грэйбиэрда не было выбора, он мог лишь вернуться в Беорские горы настолько быстро, насколько мог, чтобы защитить свой клан от разграблений Халфстэйва. Но, – Джоад поднял палец вверх, а затем открыл красную книгу, – до того как он уехал, по-видимому, Эрст приступил к работе. Главный советник короля Радгара, Лорд Ярдли, написал в своих мемуарах, что Эрст начал составлять планы канализационной системы, расположенной под центром города, потому что понял, что это повлияет на строительство укреплений.
С своего места в дальнем конце стола, который находился в центре павильона Насуады, Орик кивнул и сказал:
– Верно. Необходимо вычислить где и как вес распределен и определить для чего подходит выбранная разновидность земли. Иначе существует большая вероятность обвалов.
Джоад продолжал:
– Конечно, у Драс-Леоны нет подземных систем канализации, таким образом, я предположил, что ничего похожего на планы Эрста не было реализовано. Однако, через несколько страниц Ярдли говорит… – опуская нос вниз к книге, Джоад читал, -…и при самом печальном повороте событий, грабители сожгли много домов и сбежали с большим количеством фамильных сокровищ. Солдаты не могли быстро отразить нападение, поскольку работали под землей, трудясь как обычные крестьяне.
Джоад опустил книгу.
– И что теперь они выкапывали? Я не смог найти дальнейшего упоминание о подземных работах на территории Драс-Леоны или вокруг нее, пока… – положив красный томик он выбрал другую книгу, она была огромной, фолиант был обшит деревом толщиной около одного фута. – Оказалось, что я просматривал "Законы Тарадаса и другие тайны загадочных явлений записанных на протяжении эры мужчин, гномов и самых древних эльфов" когда…
– Эта работа выполнена с ошибками, – сказала Арья. Она находилась с левой стороны стола, опираясь руками на карту города. – Автор знал немного о моем народе и то, чего он не знал, он придумал.
– Возможно, – сказал Джоад, – но он многое знал о людях, а нас интересуют именно они. – Джоад открыл книгу почти посредине и аккуратно опустил верхнюю половину к столу так, чтобы она легла плашмя. – Во время своих исследований Осман находился некоторое время в этом регионе. Главным образом он изучал Хэлгранд и странные случаи с ним связанные, но кроме этого он написал о Драс-Леоне следующее: "Люди города также часто жалуются на необычные звуки и ароматы, доносящиеся из-под их улиц и полов, особенно ночью, которые они приписывают призракам, душам и другим сверхъестественным существам, но если бы они были душами, то они непохожи ни кого, о ком я слышал прежде, поскольку в других местах, как мне кажется, призраки избегают замкнутых пространств.”
Джоад закрыл книгу.
– К счастью, Осман был в высшей степени тщателен и отметил местоположения звуков на карте Драс-Леоны, где, как вы можете увидеть, они формируют почти прямую линию через старую часть города.
И Вы думаете, что это указывает на наличие туннеля, сказала Насуда. Это было утверждение, не вопрос
"Да", с поклоном ответил Джоад.
Сидящий напротив Насуады король Оррин, до этого не особо вмешивавшийся в дискуссию, произнес: – Все, что Вы пока показали нам, Мастер Джоад, вовсе не доказывает существование туннеля. Если под городом и есть пустое пространство, то это вполне могут оказаться катакомбы или подвалы, или просто пути, ведущие на поверхность. Даже если предположить, что это туннель, то мы не знаем, ведет ли он за пределы Драс-Леоны и куда он вообще ведет. Может быть к центру дворца? К тому же, следуя вашим собственным рассуждениям, возможно, что строительство этого гипотетического туннеля так и не было закончено.
– Учитывая форму объекта, это вряд ли может быть чем-то кроме туннеля, Ваше Величество, – сказал Джоад. – Ни один подвал или катакомбы не могут быть настолько узкими и длинными. Что касается его законченности…мы знаем, что он никогда не использовался по прямому назначению, но нам также известно, что это продолжалось по крайней мере до эпохи Отмана, что означает, что туннель или проход, или что бы там ни было должен был быть в какой-то степени закончен, иначе его бы просто размыло водой.
– Что насчет входа или выхода, если не возражаете? – спросил король.
Джоад несколько минут рылся в груде своих свитков, пока не вынудил оттуда еще одну карту Драс-Леоны, на которой была показана часть окружающего пейзажа. – Я не могу утверждать, но если бы туннель выходил из города, то он должен должен выходить примерно здесь, – он ткнул указательным пальцем в точку на карте, ближе к восточной части города. Большинство зданий за стеной, которые защищали сердце Драс-Леоны, были расположены в западной части города, рядом с озером. Это означало, что место, на которое указывал Джоад, хоть и пустовало, но оказывалось ближе к центру Драс-Леоны, чем можно было бы добраться с других направлений без того, чтобы наткнуться на здания. – Но для того, чтобы утверждать точно, нужно сходить туда и убедиться.
Эрагон хмурился. Он думал, что открытие Джоада будет более определенным.
– Вас можно поздравить с успешным исследованием, Мастер Джоад, – сказала Насуада. – Вполне возможно, что Вы оказали Варденам очередную бесценную услугу. Она поднялась со своего стула с высокой спинкой и подошла, чтобы взглянуть на карту. Полы ее платья шелестели, волочась по земле. – Если мы пошлем кого-нибудь на разведку, то есть риск, что Империя догадается о нашей заинтересованности в этой области. Принятие же существование туннеля на веру было бы для нас более полезным; Муртаг и Торн ожидают нападения совершенно с другой стороны, – она посмотрела на Джоада, – Как Вы думаете, насколько широк туннель? Сколько человек могут в нем поместиться?
– Я не могу сказать. Может быть -
Орик откашлялся и произнес, – Земля здесь мягкая и подобна глине со значительной прослойкой ила, что абсолютно не подходит для строительства туннелей. Если Эрст был достаточно умен, то он бы не запланировал постройку одного большого туннеля, берущего на себя всю тяжесть города; он бы прорыл несколько проходов поменьше, чтобы уменьшить вероятность обвала. Я бы предположил, что ни один из них не будет шире метра.
"Слишком узок для прохода более, чем одного человека, за один раз", сказал Джоад.
– Слишком узко даже для одного гнома, – добавил Орик.
Насуада вернулась на свое место и уставилась на карту несосредоточенным взглядом, как будто она пристально смотрела на что-то далекое.
После краткого затишья, Эрагон сказал, "Я мог бы поискать туннель. Я знаю как скрыть себя магией; часовые никогда меня не обнаружат."
– Возможно, – пробормотала Насуада, – Но мне по прежнему не нравится идея с беготней взад-вперед. Слишком велика вероятность, что Империя нас заметит. Что если Муртаг наблюдает? Сможешь ли ты его обмануть? Ты хотя бы знаешь на что он теперь способен? – она покачала головой. – Нет, мы должны действовать так, будто туннель действительно существует и принимать все решения в соответствии с этим. Если дальнейшие события докажут обратное, нам это ничего не будет стоить, но если туннель есть…это позволит нам захватить Драс-Леону раз и навсегда.
"Что Вы имеете в виду?" осторожно спросил Король Оррин.
"Что-то смелое; что-то… неожиданное."
Эрагон мягко фыркнул. "За этим, возможно Вы должны обратиться к Рорану."
Я не нуждаюсь в помощи Рорана, для разработки своих планов, Эрагон.
Насуада затихла, как и все в палатке, включая Эрагона, ждали, чтобы увидеть то, что она придумает. Наконец она пошевелилась и сказала; – Мы пошлем небольшой отряд воинов, чтобы открыть ворота изнутри.
– Ну и как вы предполагаете это провернуть? – потребовал ответа Орик. – Получился бы неплохой трюк, если бы надо было столкнуться исключительно с несколькими сотнями солдат, расположенными в этой зоне, но если вы не забыли, то, там рядом еще и гигантская огнедышащая ящерица, страдающая от безделья, которая наверняка заметит, если кто-то попытается открыть ворота. И при этом мы даже не принимаем во внимание Муртага.
Пока спор не зашел слишком далеко, Эрагон произнес, – Я мог бы это сделать.
После его слов все будто онемели.
Эрагон ожидал что Насуда отклонит его предложение, но она удивила его рассматривая его предложение. Потом она удивила его еще больше, сказав: "Очень хорошо".
Все аргументы которые строил Эрагон отпали, он смотрел на Насуаду с удивлением. Она очевидно мыслила также как и он.
Палатка наполнилась гулом перекрывавших друг друга голосов, поскольку все начали говорить одновременно. Арья первой перекрыла шум: – Насуада, Вы не можете позволить Эрагону так рисковать собой. Это уже слишком. Пошлите вместо него кого-нибудь из магов Блёдхгарма; я уверена, что они согласились бы помочь, и они лучшие воины из всех, кого Вы можете найти, включая Эрагона.
Насуада покачала головой. – Ни один из людей Гальбаторикса не посмеет убить Эрагона, ни Муртаг, ни королевские фокусники, ни даже самый последний солдат. Это должно стать нашим преимуществом. Кроме того, Эрагон наш самый сильный маг, а для открытия ворот могут потребоваться большие усилия. Из нас из всех у него больше всего шансов на успех.
– Что если его захватят?он не может постоять за себя против Муртага.Вы знаете это.
– Мы отвлечем Муртага и Торна, это даст Эрагону возможность, в которой он нуждается.
Арья подняла подбородок.
– Как? Как Вы отвлечете их?
– Мы сделаем вид, что атакуем Драс-Леону с юга. Сапфира будет летать вокруг города, поджигая дома и убивая людей на стенах. Торн и Муртаг будут вынуждены вмешаться, особенно после того как обнаружат, что Эрагон все время сидит на Сапфире верхом. Блёдхгарм и его люди создадут изображение Эрагона, как делали раньше. Пока Муртаг не подлетит слишком близко, наш обман не раскроется.
– Вы уверены в этом?
– Да.
Лицо Арьи окаменело. "Тогда я буду сопровождать Эрагона."
Облегчение нахлынуло на Эрагона. Он надеялся что она пойдет с ним, но он был неопределенным относительно просьбы, из за страха её отказа.
Насуада вздохнула – Ты дочь Имиладрис. Я не хотела-бы подвергать тебя такой опасности. Если ты умрешь… Помниш как твоя мама отреагировала, когда думала что Дурза убил тебя. Мы не можем позволить себе потерять поддержку твоего народа.
– Моя мать…, – Арья поджала губы, резко оборвав себя, затем начала сначала: – Я могу вас заверить, Леди Насуада, Королева Имиладрис не оставит Варденов, независимо от того, что произойдет со мной. Вы не должны беспокоиться по этому поводу. Я буду сопровождать Эрагона, вместе с двумя заклинателями Бледхгарма.
Насуада покачала головой. – Нет, вы можете только взять только одного. Муртаг знает сколько эльфов защищают Эрагона. Отсутствие двух или более эльфов будет слишком заметно, он может заподозрить ловушку. В любом случае Сапфире понадобится столько сил сколько мы сможем ей предоставить, что бы она не попала в руки Муртага.
– Трех магов не достаточно что бы браться за такое дело, – настаивала Арья. – Мы не сможем обеспечить безопасность Эрагону, не говоря уже об открытие ворот.
– Тогда один из Дю Врангр Гата пойдет с вами.
Намек на усмешку мелькнул в глазах Арьи. Ни один из ваших заклинателей не имеет необходимой силы и знаний. Нас будут превосходить по силам в сотню раз, а то и больше. Нам будут препятствовать и обычные солдаты и обученные маги. Только эльфы и всадники…
– Или Шейды, – вставил Орик.
– Или Шейды, – согласилась Арья, хотя Эрагон знал – она раздражена.
– Только так появляется надежда на победу. И даже в этом случае нельзя быть уверенным. Необходимы два заклинателя Бледхгарма. Никто больше не пригоден для этой задачи, таких нет среди Варден.
– Так, а я, словно рубленая печенка, уже ни на что не гожусь?
Все обернулись, удивленно наблюдая как Анджела выходит из-за угла в задней части палатки. Даже Эрагон не подозревал, что она была там.
" Какое странное выражение," сообщила травница. "И вообще, кто будет сравнить себя с нарубленной печёнкой? Если Вы должны выбирать орган, почему не выбрать желчный пузырь или зобную железу взамен? Более интересно чем печень. Или как насчет нарубленной т…" Она улыбнулась. "Хорошо, Я полагаю это не важно." Она остановилась перед Арьей и посмотрела на неё. "Возразите ли Вы если Я сопровожу Вас, Алфа? Я не член Варденов, не строго говоря, но я все же хочу округлить ваш квартет."
К большому удивлению Эрагона, Арья склонила голову и сказала:
– Конечно мудрец.Это было бы честью для нас.
"Хорошо!" – Воскликнула Анжела. "То есть, если вы не возражаете" – сказала она, обращаясь к Насуаде.
Выглядя отчасти растерянной, Насуда тряхнула головой. "Если Вы – по доброй воле, и Эрагон с Арьей не возражают, тогда Я думаю нет причины, почему вам не следует пойти. Я не представляю себе, почему вы все-же этого хотите. "
Анжела тряхнула своими кудрями. – Вы правда считаете, что я буду объяснять каждое свое решение?…Ну хорошо, если Вам станет легче, то скажем так, у меня зуб на жрецов Хелгринда и я не упущу случая причинить им некоторые неудобства. И кроме того, если внезапно объявится Муртаг, у меня в запасе есть парочка трюков, которые заставят его понервничать.
– Мы должны попросить Эльву пойти с нами; сказал Эрагон. – Если кто-либо может помочь нам избежать опасности…
Насуада нахмурилась:
– В пршлый раз она достаточно ясно выразила свою позицию.Я не собираюсь пресмыкаться перед ней чтобы она согласилась.
– Я поговорю с ней-сказал Эрагон.
– Я тот на кого она сердится,и я должен просить её.
Насуада дёргала края своего золотого платья. Она перевернулась несколько нитей между пальцами, потом резко сказал:
– Делайте, как хотите. Мне не нравится мысль об отправке детей даже такой талантливой, как Эльва, в бой. Тем не менее, я полагаю, она более чем способна защитить себя.
– Пока боль тех вокруг не сокрушает ее, – сказала Анджела, – Последние несколько боев оставили ее свернувшейся в клубок, едва в состоянии двигаться и дышать.
Насуада успокоила свои стучащие по столу пальцы и сказала Эрагону с серьезным выраженим лица:
– Она непредсказуема.Если она решит идти с вами,будь осторожен,Эрагон.
– Буду-пообещал он
После этого Наусада начала обсуждать вопросы логистики с Оррином и Ориком, Эрагон отстранился от их разговора, так как не мог внести хоть какого-нибудь вклада.
Он мысленно обратился к Сапфире, которая через него слушала, что происходит. – Ну? спросил он, – Что ты об этом думаешь? Ты слишком притихла. А я был уверен, что ты скажешь что-нибудь, когда Насуада предложила прокрасться в Драс-Леону.
Я ничего не сказала потому что мне нечего было сказать. Это хороший план.
Ты согласна с ней?
Мы больше не неуклюжие птенцы Эрагон. Наши враги могут быть страшными, но и мы тоже. Пора напомнить им об этом.
Тебя не беспокоит то, что мы будем разделены?
"Конечно же это беспокоит меня" – она зарычала. Куда ни пойдешь, враги будут стадом приближаться к вам, как мухи на мясо. Тем не менее, ты не так беспомощен как когда-то был. И она казалось почти мурлыкала.
Я беспомощен? Сказал он с притворным негодованием.
Только чуть-чуть. Но твой укус является намного опаснее чем раньше.
И твой.
Ммм… Я поохочусь. Формируется сильная буря, и у меня не будет шанса снова поесть, вскоре мы атакуем.
Летай осторожно-сказал он
Он чувствовал что она отдаляется от него. Эрагон вернул свое внимание к разговору в палатке, потому что он знал, что его жизнь и жизнь Сапфиры будет зависеть от решения которое примут Насуада, Оррин и Орик.



ПОД ГОРОЙ И СКАЛАМИ

Эрагон повел плечами, пытаясь заставить кольчугу сесть поудобнее под туникой, которую он носил, чтобы скрыть броню.
Тьма опустилась на них, тяжелая и угнетающая. Толстый слой облаков закрыл луну и звезды. Если бы не красный огонек на ладони Анжелы, даже эльфы и Эрагон ничего бы не разглядели.
Воздух был влажным, и пару раз Эрагон почувствовал, как капли дождя коснулись его щеки.
Эльва рассмеялась и отказала, когда он попросил ее помощи. Он спорил с ней долго и упорно, но безрезультатно. Даже Сапфира вмешалась, подлетев к палатке ребенка-ведьмы и положив свою огромную голову рядом с девочкой, вынуждая ее встретиться с ее немигающим взглядом.
После этого Эльва перестала смеяться, но осталась тверда в своем решении. Ее упорство расстроило Эрагона. Однако, он не мог не восхититься силой ее характера; отказать обоим, и Всаднику, и дракону, не каждый на такое способен. К тому же, за свою короткую жизнь ей пришлось вытерпеть слишком много боли, и это довело ее до состояния, несравнимого даже с состоянием самого замученного воина.
Рядом с ним Арья застёгивала длинный плащ вокруг шеи. Такой же был у Эрагона, а также у Анджелы и черноволосого эльфа Вирдена, которому Блёдхгарм велел сопровождать их. Плащи были нужны, чтобы защитить их от холода ночью, и чтобы скрыть оружие от тех, с кем им придётся столкнуться в городе, если они пройдут так далеко.
Насуада, Джормундр и Сапфира проводили их к границе лагеря, где они сейчас стояли. Среди полаток люди, вардены и ургалы готовились выступать в поход.
– Не забывайте, – сказала Насуада, ее дыхание колыхалось перед ней, – если вы не сможете достигнуть ворот к рассвету, найдите место, чтобы переждать до завтрашнего утра, и тогда мы попытаемся еще раз.
"Мы не можем позволить себе роскошь ждать", сказала Арья.
Насуада потерла руки и кивнула. Она необычайно волновалась. "Я знаю. В любом случае, мы будем готовы атаковать, как только вы обратитесь к нам, независимо от времени суток. Ваша безопасность важнее, чем захват Драс-Леоны. Помните об этом."Ее взгляд был обращен в сторону Эрагона, когда она говорила.
"Мы будем", сказал Вирден. "Ночь стареет."
Эрагон на мгновение прижался лбом к Сапфире. "Удачной охоты", тихо сказала она.
"Тебе тоже."
Они неохотно расстались, и Эрагон присоединился к Арье и Вирдену, которые уже шли за Анжелой в направлении восточной части города. Насуада и Джормундур пожелали удачи и попрощались, и, как только они остались позади, все затихло, за исключением звука шагов и дыхания путников.
Анжела закрыла свет своей ладонью настолько, что при его свете Эрагон едва различал собственные ноги. Ему пришлось напрягать глаза, чтобы увидеть камни и ветки,лежащие на пути.
Они шли в тишине около часа, когда травница остановилась и прошептала:
– Мы на месте, насколько я могу судить. Я довольно хорошо рассчитала расстояние, но мы могли отклониться более чем на 300 метров. Сложно сказать точно, учитывая окружающий мрак.
Слева было видно около полудюжины огоньков над горизонтом, единственное свидетельство того, что они где-то рядом с Драс-Леоной. Казалось, что огни достаточно близко, чтобы достать рукой.
Эрагон и обе женщины собрались вокруг Вирдена, как только эльф опустился на колени и снял перчатку с правой руки. Положив ладонь на землю, он начал напевать заклинание, которое ему рассказали гномьи маги перед тем, как они ушли на задание. Орик послал этих магов специально, чтобы они могли рассказать о способах обнаружения подземных помещений.
Пока эльф пел, Эрагон всматривался в окружающий мрак в поисках врагов. Дождь усиливался. Он понадеялся, что погода улучшится перед сражением, если оно вообще наступит.
Совы заухали поблизости, и он потянулся за Брисингром только для того, чтобы самому остановить себя и сжать руку в кулак.
– Барзул – мысленно выругался Эрагон, пользуясь любимым проклятьем Орика. Он нервничал сильнее чем должен был. Понимание того, что ему возможно вскоре предстоит сражаться с Муртагом и Торном – одному или нет – заставило его нервничать.
– Я точно не одержу победы, если продолжу в том же духе, – подумал Эрагон. Поэтому он замедлил дыхание и начал делать упражнение для самоконтроля над эмоциями, которому его научил Глаэдр.
Старый дракон не был в восторге от задания, когда Эрагон сказал ему об этом, но никто из них не возразил ему. После обсуждения различных непредвиденных обстоятельств, Глаэдр сказал: «Остерегайся теней, Эрагон. Странные вещи скрываются во тьме», и это, по мнению Эрагона, не было обнадеживающим заявлением.
Он вытер с лица накопившуюся влагу, держа другую руку около рукоятки своего меча. Кожа перчатки была теплой и гладкой в отличие от своей собственной.
Опуская руку, большим пальцем он задел портупею меча, пояс Белотха Мудрого, состоявший из двенадцати безупречных алмазов. Этим утром он отправился на скотный двор, где повара резали птиц и овец на ужин для войска, и перенаправил энергию умирающих животных в камни. Он ненавидел так делать; когда он касался сознания животных, если их головы все еще были на месте, их страх и боль превращались в его собственные, он будто проваливался в пустоту, чувствуя, что умирает. Страшный и отвратительный опыт. По возможности он старался успокоить животных, шепча им слова на древнем языке. Иногда это срабатывало, иногда нет. Он понимал, что животные все равно бы погибли, что он нуждался в их энергии, но он ненавидел делать это, поскольку это заставляло его чувствовать ответственность за их смерти, как будто их кровь была на его руках.
Сейчас ему казалось, что пояс, наполненный энергией многих животных, был тяжелее, чем прежде. Даже если бы алмазы не были ценными, Эрагон ценил бы камни выше золота из-за десятков жизней, наполнявших их.
Когда Вирден перестал петь, Арья спросила- Ты нашёл его?
Сюда- сказал Вирден поднимаясь.
Облегчение и трепет охватили Эрагона. Джоад был прав!
Вирден повел их дорогой и рядами небольших холмов, затем спустился в небольшой овраг, скрытый в складках земли.
– Вход в туннель должен быть где-то здесь, – сказал эльф, и указал на западный берег низины.
Травница увеличила свечение шара, достаточно для их поиска; затем Эрагон, Арья и Вирден начали прочесывать кусты вдоль берега, протыкая землю палками. Дважды Эрагон сдирал кожу голени, натыкаясь на пни поваленных деревьев, заставляя его всасывать воздух от боли. Как бы он хотел, чтобы на нем были сапоги, но он оставил их позади, вместе со своим щитом, поскольку они привлекли бы слишком много внимания в городе.
В течение двадцати минут они осматривали берег сверху вниз, постепенно удаляясь от первоначальной точки. Наконец Эрагон услышал звон металла, и Арья тихо позвала, "Сюда".
Эрагон и остальные поспешили к ней, в небольшую заросшую ложбину в стороне от берега. Арья указала кистью на каменный туннель пять футов в высоту и три фута в ширину. Ржавая решётка закрывала зияющую дыру.
"Смотрите," – сказала Арья и указала вниз.
Эрагон посмотрел и увидел тропинку, выходящую из туннеля. Даже при тусклом свете огонька травницы было видно, что тропа недавно использовалась. Один или несколько человек использовали туннель, чтобы тайно покинуть Драс-Леону и вернуться обратно.
"Мы должны быть осторожны", – прошептал Вирден.
Анжела тихо проговорила:
– Как иначе вы планируете действовать дальше? С ревом труб и криками глашатаев? В самом деле.
Эльф не ответил, но казался явно встревоженным.
Арья и Вирден сняли решетку и осторожно двинулись в туннель. Оба сотворили себе шарики света. Беспламенные шары поплыли над головами, словно два маленьких красных солнца, хотя излучали свет, не больше чем горстка угольков.
Эрагон повесил решетку на место и обратился к Анжеле:
– Почему эльфы так почтительно относятся к тебе? Они кажется почти боятся тебя.
"Разве я не заслуживаю уважения?"
Он колебался. -Знаете, однажды вы все мне расскажете о себе.
– С чего это ты взял? – И она оттолкнула его в сторону, заходя в туннель, края ее плаща развивались подобно крыльям Летхблака.
Покачав головой, Эрагон последовал за ней.
Невысокой травнице не приходилось нагибаться слишком низко, а Эрагон, как и оба эльфа, чувствовал себя стариком, которого согнул ревматизм. В основном туннель был пуст. Пол был покрыт слоем засохшей грязи. У входа валялось несколько палок и камней и сброшенная змеиная кожа. Пахло тут влажной соломой и крыльями мотыльков.
Все старались идти как можно тише, но туннель умножал звуки. Каждый удар и скрежет повторялся, наполняя воздух множеством переплетающихся шорохов так, что казалось, будто воздух живёт собственной жизнью. Эрагон ощущал, что они окружены множеством бестелесных духов, которые сопроводжают каждый их шаг.
Это так подло – подкрадываться к кому-то, подумал он и задел ботинком камень, который отскочил к противоположной части туннеля с громким треском, распространившимся по всему туннелю со стократно увеличившимся звуком.
– Извините, – пробормотал он, когда все посмотрели на него.
Кривая улыбка коснулась его губ. Теперь, по крайней мере, мы знаем, что издает такие странные звуки под Драс-Леоной. По возвращению надо сказать Джоаду.
Когда они прошли освещенный идущий вниз туннель, Эрагон оглянулся и посмотрел на вход, уже затерявшийся в темноте. Темнота была почти осязаемой, словно на мир накинули тяжелую ткань. Близко посаженные стены и низкий потолок поселили в нем ощущение тесноты и замкнутости. Вообще-то, он не был против закрытого пространства, но этот туннель напомнил ему неотесанные лабиринты в Хелгринд, где он и Роран сражались с раззаками – весьма неприятное воспоминание.
Он глубоко вздохнул, затем выдохнул.
Как только он собрался продолжить путь, он увидел два больших глаза, сверкающих в тени, как пара медных лунных камней. Он схватил Брисингр и уже вытащил на несколько дюймов из ножен, когда из тьмы вышел Солембум, мягко ступая на бесшумных лапах.
Кот-оборотень остановился на границе света. Он шевельнул черными кончиками ушей, и его рот расплылся в то, что казалось выражением удовольствия.
Эрагон расслабился и поприветствовал кота-оборотня кивком головы. Я должен был догадаться. Везде, куда бы ни отправилась Анжела, Солембум неизменно следует туда же. И снова Эрагон задался вопросом о прошлом травницы. Каким образом она завоевала его лояльность?
Поскольку остальные ушли далеко, тени снова наползли на Солембума, скрыв его от глаз Эрагона.
Успокоенный тем что кот-оборотень следит за тылом, Эрагон поспешил наверстать упущенное растояние.
Прежде, чем группа покинула лагерь, Насуада сообщила им о точном числе солдат в городе, о том, где они размещались, об их привычках и обязанностях.Также она подробно рассказала им, где спит Муртаг, что он ест и о том, какое настроение было у него накануне вечером. Её информация была удивительно точной. Отвечая на вопрос, она с улыбкой объяснила, что раз вардены приближаются, коты-оборотни шпионат для них в Драс-Леоне. Как только Эрагон и его спутники проникнут в город, коты-оборотни проводят их до Южных ворот города, не показывая своего присутствия в Империи, насколько это возможно, иначе они уже не смогут помогать Насуаде так эффективно с разведкой. в конце концов, кто заподозрит, что необычайно большой кот, развалившийся неподалёку, шпион врага.
До Эрагона дошло, когда он обдумывал указания Насуады, что одной из слабостей Муртага было то, что он по-прежнему должен спать в этот момент. Если мы не захватим или не убьем его сегодня, то в следующую нашу встречу можем; это может помочь нам найти способ разбудить его посреди ночи – или будить его многими ночами подряд, и мы сможем управлять им. Три или четыре дня без полноценного сна, и он не сможет как следует бороться.
Они друг за другом пошли по тонелю, который тянулся прямо по прямой без изгибов и поворотов. Эрагон почуствовал небольшой уклон пола вверх, который имел смысл, при создании канала для отвода вод из города.Но Эрагон несовсем был в этом уверен.
Через некоторое время спустя, грязь под ногами стала мягче и прилипала к их сапогам, как мокрая глина. С потолка капала вода, иногда капала на шею Эрагона и скатывалась по его позвоночнику, это ощущение напоминало прикосновение холодных пальцев. Один раз он подскользнулся и, когда схватился за стену для равновесия, обнаружил, что стены покрыты слизью.
Невозможно определить, сколько прошло времени, пока они шли по туннелю. Может, час. Может, десять. А может прошло только несколько минут. В любом случае, шея и плечи Эрагона болели оттого, что приходилось идти, согнувшись пополам; он уже устал видеть перед собой одно и тоже – двадцать футов камня розоватого оттенка.
Вскоре он заметил, что постепенно эхо затихает, а перерыв между повторяющимися звуками удлиняется. Вскоре после этого, туннель привел их в большую прямоугольную комнату с ребристым, половинчатым куполом с высотой более пятнадцати футов. Камера была пуста, за исключением гниющей бочки в углу. Напротив них, три одинаковые арки открывали путь в три похожие комнаты, маленькие и темные. Куда они вели, Эрагон не мог увидеть.
Их группа остановилась, и Эрагон выпрямился, поморщившись, так как его мышцы болели.
– Этого не было в планах Эрста Грейберда, – сказала Арья.
– Какой путь мы должны выбрать? – спросил Виден.
– Разве это не очевидно? – задала вопрос травница. – Левый. Всегда только левый, – и она зашагала в сторону арки, про которую говорила.
Эрагон ничего не мог с собой поделать.
– Левый с какой стороны? Если вы встанешь с другой стороны, то левым путем…
– Левый станет правым, а правый станет левым, да, да, – сказала травница. Ее глаза сузились. – Иногда ты слишком умен, даже для тебя, Губитель Шейдов… Хорошо, будь по-твоему. Но не говори, что я не предупреждала тебя, если мы в конце концов будем бродить здесь на протяжении нескольких дней.
На самом деле Эрагон предпочел бы зайти в центральную арку, которая, как ему казалось, должна вывести их на улицы города, но он не хотел вступать в спор с травницей. В конце концов, подумал он, мы найдем лестницу, так или иначе. Не может же быть много таких комнат под Драс-Леоной.
Направляя свой магический шар света вверх, Анжела пошла первой. Арья и Виден шли за ней, а Эрагон замыкал шествие.
Комната за правой аркой оказалась больше, чем сначала показалась, ибо ее стены тянулись на протяжении двадцати футов, затем комната поворачивала в сторону и тянулась еще несколько метров, и только потом вела в коридор с пустыми подсвечниками.Коридор кончался у трех выложенных арок, каждая из которой вела в такую же комнату с арками, и так далее.
"Кто построил все это и зачем?" – изумился сбитый с толку Эрагон. Они видели, что все комнаты были обветшалыми и не меблированными. Единственное, что они смогли найти – двуногий табурет, который развалился, стоило его коснуться носком ботинка, а также кучу разбитой посуды, лежащей под паутиной.
Анжела никогда не колебалась и не выглядела неуверенной в каком направлении им двигаться, без отлагательств она двинулась в правую сторону. Эрагон мог бы возразить, если бы у него была идея получше о том, куда им идти.
Травница остановилась, когда они оказались в круглой комнате с равно отдаленными друг от друга арками вдоль стен. Семь коридоров, включая тот, из которого они вышли, предстали перед ними за арками.
– Пометьте тот коридор, из которого мы пришли, иначе мы начнем ходить кругами, – сказала Арья.
Эрагон подошел к коридору и кончиком Брисингра нацарапал на каменной стене небольшую линию. Пока он это делал, он всматривался в темноту, пытаясь разглядеть Солембума, но не видел даже его усов. Эрагон надеялся, что кот-оборотень не потерялся в одной из комнат этого лабиринта. Он мог мысленно попытаться найти его, но подавил это желание; если кто-то почувствует, что он мысленно ощупывает все вокруг, Империя может узнать об их местонахождении.
– Ах! – воскликнула Анжела, и темнота вокруг Эрагона отступила, так как травница встала на цыпочки и подняла магический шар света так высоко, как только смогла.
Эрагон поспешил в центр комнаты, где стояли Анжела, Арья и Вирден.
– Что такое? – прошептал он.
– Потолок, Эрагон, – пробормотала Арья, – посмотри на потолок.
Он сделал, как она сказала, но увидел только множество древних, покрытых плесенью камней с ужасающим количеством трещин, поразительно, как потолок не рухнул.
А потом его взгляд сосредоточился, и он задохнулся.
Линии были не трещинами, а довольно глубокими резными рунами – целые ряды.Они были аккуратными и маленькими, с острыми углами и прямыми стеблями.Плесень и ушедшие века скрыли часть текста, но большее количество было разборчивым.
Эрагон напрягался с этими рунами некоторое время, но смог понять только несколько слов, да и те были написаны иначе, чем он привык.
– Что здесь написано? – спросил он. – Это язык гномов?
– Нет. – сказал Вирден. – Это язык твоего народа, на этом диалекте, когда то очень давно говорили фанатики Тоска.
Это имя ударило по Эрагону.
– Когда я и Роран спасали Катрину, мы слышали, как священники Хелгринда упоминали Тоска.
Вирден кивнул.
– Он принимается в качестве основы их веры. Тоск не был первым, кто возносил молитвы Хелгринду, но он был первым, кто систематизировал его веру и практику, и многие стали подражать ему. Те, кто преклоняются Хелгринду, считают Тоска божим пророком. И это – широко раскинул руки – это его история, от рождения, до самой смерти, такая, которой его ученики не делились с теми, кто был вне их секты.
Мы многое могли бы узнать из этого, – сказала Анжела, не отрывая глаз от потолка. – если бы у нас было время… Эрагон был удивлен, увидев ее настолько встревоженой.
Арья посмотрела на семь коридоров.
– Тогда недолго, читай быстрее.
Пока Вирден и Анжела просматривали руны с жадным интересом, Арья подошла к одной из арок и начала вполголоса петь заклинание на местонахождение и поиск пути. Закончив, она выждала момент, склонив голову набок, а затем перешла к другой арке.
Эрагон пялился на руны еще некоторое время. Потом вернулся к входу коридора, через который они пришли, и прислонился к стене, выжидая. Его плечо пробрал холод камней.
Арья остановилась перед четвертой аркой. Теперь знакомые интонации её голоса поднимались и опускались, как мягкое дыхание ветра.
Снова ничего.
Легкое щекотание на обратной стороне его правой ладони заставила Эрагона опустить глаза вниз. Огромный, бескрылый сверчок уцепился за его перчатку. Насекомое было отвратительное: черное, луковичной формы, с колючими ногами и массивной, похожей на череп, головой. Его панцирь сверкал, подобно маслу.
Эрагон вздрогнул оттого, что оно лазает по его руке и, сжав руку, выбросил насекомое в темноту.
Оно приземлилось с характерным стуком.
Пятый коридор сказал Арье не больше, чем предыдущие четыре. Она подошла ко входу, где стоял Эрагон, и остановилось перед седьмой аркой.
Прежде, чем она успела сотворить заклинание, гортанный визг разнесся по коридорам, как казалось, со всех сторон сразу, потом раздалось шипение, шлепок и снова визг; от всего этого волосы на теле Эрагона встали дыбом.
Анжела обернулась.
– Солембум!
Как один, все четверо обнажили клинки.
Эрагон оказался загнанным в центр комнаты, его взгляд метался от одной арки к другой. Его гедвей игнасия чесалась и покалывала, словно от маленьких укусов – бесполезные ощущения, ведь она не говорила ему, что именно представляет собой опасность и откуда ее ждать.
"Сюда," – сказала Арья, двигаясь к седьмой арке.
Травница не двинулась с места.
"Нет." – прошептала она яростно. – "Мы должны помочь ему." Эрагон заметил, что она держит в руках короткий меч со странным бесцветным лезвием, которое переливалось на свету.
Арья нахмурилась. "Если Муртаг узнает, что мы здесь, нам…"
Всё произошло так быстро и бесшумно, что Эрагон ничего не заметил бы, если бы не знал, куда смотреть: пол дюжины дверей, скрытых в трёх разных коридорах, распахнулись, и около тридцати человек в чёрных одеждах появились перед ними с мечами в руках.
– Летта! – воскликнул Вирден, и в одной из групп мужчины столкнулись друг с другом, как если бы внезапно вбежали в стену вперед головой.
Затем остальные нападавшие набросились на них, и было уже не до магии. Эрагон с легкостью парировал удар, и крученным обманным ударом снес голову злоумышленнику. Как и у всех остальных, лицо мужчины было скрыто под платком, так что было видно только его глаза; платок затрепетал, когда голова упала на пол.
Эрагон расслабился, когда почувствовал, как Брисингр погружается в плоть и кровь. На мгновение ему показалось, что их противники защищены магией или броней – или, еще хуже, если бы это оказались вообще не люди.
Он проткнул другого человека, поразив его мужду ребер, и развернулся, чтобы атаковать двух других своих противников, когда меч, которого не должно быть там, по дуге прошел в воздухе к его шее. Его магическая защита спасла его от верной смерти, но с лезвием в дюйме от его шеи Эрагон не мог спастись, не споткнувшись при шаге назад.
К его удивлению, человек, которого он зарезал, еще стоял, кровь стекала по его телу; не обращая внимания на кровоточащую рану, Эрагон пронзил его насквозь.
Страх прокрался в душу Эрагона.
– Они не могут чувствовать боль! – воскликнул он, отражая удары сразу с трех сторон. Если кто-то и услышал его, то не ответил.
Он больше не тратил времени на разговоры, а сосредоточился на битве с мужчинами, доверяя защиту тыла своим спутникам.
Эрагон делал выпады, парировал и уворачивался, рассекал Брисингром воздух, будто он весил не больше, чем прутик. Вообще, он мог бы убить любого из этим мужчин в одно мгновение, но тот факт, что они невосприимчивы к боли, означал, что ему нужно либо обезглавить их, либо ударить прямо в сердце, либо резать и калечить их до тех пор, пока от потери крови они не потеряют сознания. В противном случае нападающие будут снова и снова пытаться убить его, независимо от их повреждений. Число мужчин усложняло дело, было непросто уклоняться от всех их атак и делать ответные выпады. Он мог бы перестать отбиваться и просто позволить своим защитникам биться за него, но это надоело бы ему так же быстро, как размахивание Брисингром. И пока он не мог сказать точно, когда его защитники освободятся – а они должны были, иначе его убьют – он знал, что они могут понадобиться ему позже, поэтому воевал так тщательно и осторожно, словно клинки мужчин могли убить любого с одного удара.
Еще больше одетых в черное людей высыпало из скрытых дверных проемов в коридорах. Они толпились вокруг Эрагона, толкая его назад в подавляющее число противников. Их руки цеплялись за его ноги и руки, угрожая парализовать его.
– Кверст, – пробурчал он себе под нос, произнося одно из двенадцати смертоносных слов, которым учил его Оромис. Как он и подозревал, его чары не возымели эффекта: мужчины были защищены от прямых магических атак. Он быстро произнес заклинание, которое Муртаг однажды использовал на нем:
– Триста виндр!
Это был извилистый путь для удара по мужчинам, так как на самом деле заклинание не било по ним, а лишь создавало напор воздуха против них. В любом случае, это сработало.
Вой ветра наполнил комнату, цепляясь за волосы и плащ Эрагона и отбрасывал ближайших к нему войнов в их союзников, расчищая перед ним пространство в десять шагов. Его сила соразмерно уменьшилась, но не достаточно для того, чтобы вывести его из строя.
Он повернулся, чтобы увидеть как дела у остальных. Он не был первым кто нашел способ обойти барьеры вокруг мужчин; удары молний, протягивающиеся от правой руки Вирден, и оборачивающиеся вокруг себя, не давали не одному войну пройти рядом. Святящиеся нити энергии становились практически прозрачными когда они терзали своих жертв.
Еще больше мужчин теснили их, вынуждая отступить в комнату, однако.
"Сюда!" закричала Арья, и бросилась к седьмому коридору- тот, который она не успела осмотреть перед нападением.
Вирден, как и Эрагон, последовал за ней. Анжела замыкала шествие, прихрамывая и хватаясь за кровоточащий порез на плече. Позади них, мужчины одетые в черное, мгновение колебались, осматривая комнату, затем, с могучим ревом, бросились за ними.
Когда Эрагон бежал по коридору, он пытался составить другой вариант своих прежних заклинаний, который позволит ему убить мужчин, а не просто отбрасывать их назад. Он быстро придумал одно и держал его наготове, чтобы использовать его как только сможет увидеть достаточное число нападающих.
Кто они? Он удивился. Сколько их там?
Впереди он заметил открытый проход, сиявший тусклым багровым светом. Не успел он почувствовать смутную тревогу, как травница громко закричала, воздух прорезала неяркая оранжевая вспышка, раздался ужасающий грохот и воздух наполнился запахом серы.
Эрагон огляделся вокруг и увидел как пятеро мужчин тащат травницу к дверному проему, внезапно открывшемуся в стене туннеля. – Нет! – завопил Эрагон, но до того как он сумел помешать им, дверь закрылась также бесшумно, как и открылась, и стена опять стала совершенно гладкой.
– Брисингр! – выкрикнул он, и его меч вспыхнул пламенем. Он приложил наконечник меча к стене и старался проткнуть камень, пытаясь вырезать дверь. Камень был толстым и с трудом поддавался напору, так что Эрагон вскоре понял, что у него это отнимет больше энергии, чем он был готов пожертвовать.
Затем рядом с ним возникла Арья и положив руку на дверь прошептала: Ладрин. Откройся. Но дверь упрямо оставалась закрытой, а Эрагон смутился от того, что не попытался сначала сделать именно так.
Их преследователи были настолько близко, что у него с Арьей не оставалось другого выбора, кроме как повернуться и встретиться с ними. Эрагону очень хотелось попробовать в действии изобретенное им заклинание, но в коридоре могло одновременно находиться только два человека; так что у него не получилось бы убить остальных, поскольку они были скрыты от его взгляда. Он решил, что лучше приберечь заклинание до лучших времен и использовать его, когда появится возможность уничтожить как можно больше врагов.
Они с Арьей обезглавили двух первых нападавших, затем набросились на следующую пару, как только они перебрались через тела. Быстрой серией ударов они убили еще шестерых, но казалось, что нападавшим не было конца.
– Сюда-крикнул Вирден
– Стенр слота! – воскликнула Арья, и по всему коридору, всего в нескольких метрах от места, где она стояла, каменные стены взорвались внутрь прохода. Град острых обломков вынудил людей в черных одеждах корчиться и спотыкаться, несколько человек повалились на пол искалеченными.
Эрагон с Арьей развернувшись последовали за Вирденом, который бежал в направлении открытого в конце коридора. Эльф был в 30 футах от него.
Затем в десяти…
Затем в пяти…
А затем ряд аметистовых пик вырвался сквозь отверстия в полу и потолке, зажимая Вирдена между ними. Казалось, что эльф парит в середине коридора, пики прошли меньше чем в дюйме от его кожи, поскольку его защитные чары отразили каменные шипы. А потом сверкающий выброс энергии прошел по всей длине каждой пики, острые шипы ярко вспыхнули и с отвратительным скрипом вонзились в него.
Вирден кричал и метался, затем его шар света стал гаснуть. Он больше не двигался.
Эрагон с недоверием пристально смотрел, затормозив перед пиками. За всё пережитое в сражениях он никогда ранее не видел смерть Эльфа. Вирден и Блодгарм с остальной частью их когорты были так совершенны, Эрагон полагал, что они могут умереть единственным способом в борьбе с Гальбаториксом или Муртагом.
Арья выглядела также ошеломлённо. Однако, она оживилась быстрее. «Эрагон», сказала она убедительным тоном, «вырежи нам путь с Брисингиром».
Он понимал. Что его меч, в отличие от её, будет невосприимчивым для любой черной магии, содержащейся в пиках.
Он отвел руку назад и размахнулся так сильно как смог. Полдюжины пик разбилось под напором Брисингра. Аметист разбивался со звуком, похожим на звон колокольчиков, а когда его осколки падали на пол, они звякали как лед.
Эрагон держался правой стороны коридора, стараясь не задевать окровавленные пики, поддерживающие тело Вирдена. Снова и снова он орудовал мечом, прокладывая себе путь сквозь блестящий частокол. С каждым ударом куски аметиста разлетались по воздуху. Один осколок оцарапал его левую щеку, и он вздрогнул, удивившись тому, что его магическая защита не сработала.
Острые осколки разбитых шипов заставляли его двигаться более осторожно. Обрубки внизу могли запросто проткнуть подошву его ботинок, в то время как верхние угрожали его голове и шее. Однако, ему удалось пройти через частокол, только слегка поранив голень, и рана отдавалась болью каждый раз, когда он наступал на ногу.
Люди в черном почти догнали их, когда он помогал Арье преодолеть последний ряд острых шипов. Как только она освободилась, они помчались через проход к багряному свету. При каждом удобном случае Эрагон оборачивался и старался убить каждого из их преследователей, мстя за смерть Вирдена.
С другой стороны прохода была тёмная, с трудом выстроенная комната, напомнившая Эрагону пещеры под Тронжхаймом. Огромный круглый рисунок, выполненный на камне, состоящего из мрамора, халцедона и полированного гематита- занимал центра пола. По краям рисунка диск стоял неровно, аметисты размером с кулак были вмонтированы в серебряные отверстия. Каждый кусок пурпурного камня мягко отсвечивал – источник света они увидели в коридоре. По ту сторону диска, напротив дальней стены находился большой чёрный алтарь, драпированный золотой и темно-красный тканью. Колонны и канделябры находились по бокам алтаря, закрытые двери находились с каждой стороны.
Всё это Эрагон увидел, влетев в комнату в тот краткий миг, когда понял, что инерция несёт его через круг с аметистами в сторону диска. Он пытался остановиться, попытался свернуть в сторону, но двигался слишком быстро.
Отчаявшись, он сделал единственную возможную вещь, прыгнул в сторону алтаря, надеясь перепрыгнуть диск в один прыжок.
Когда он отплыл на ближайшие из аметиста камней, его последнее чувство было сожаления, и его последняя мысль была о Сапфире.



ПИЩА БОГОВ

Первое что Эрагон заметил, это разница в цвете. Каменные блоки на потолке стали богаче, чем прежде. Детали, которые раньше были неясными, стали четкими и яркими, а другие которые были рельефными стали приглушенными. Под ним, роскошь узорчатого диска стала более очевидной.
Ему понадобилось мгновение, чтобы понять причину такой перемены: красный шар света Арьи больше не светился в камере. Вместо этого свет шел от кристаллов и зажженных в канделябрах свечей.
И только тогда он понят что его рот чем-то забит и по этому его челюсть раскрыта шире, и что он весит на цепях замкнутых на его запястьях и вмонтированных в потолок. Он попытался двигаться и обнаружил, что его лодыжки скованы цепью, крепящейся к металлическим петлям в полу.
Он покрутился на месте и увидел рядом Арью так же прикованную, как и он. Подобно ему, она была с кляпом во рту и завязанной тряпкой вокруг головы, что бы удерживать ее на месте.
Она уже очнулась и смотрела на него, и Эрагон понял – Арья была рада, что он пришел в сознание.
Почему она еще не сбежала? удивился он.
Затем: Что случилось? Его мысли текли медленно и вяло, как будто он был пьян от усталости.
Он посмотрел вниз и увидел, что он был лишен оружия и брони, и был одет только в леггинсы. Пояс Белоха Мудрого так же исчез, как и подаренное гномами ожерелье, не позволявшее ни кому наводить на него чары.
Посмотрев в верх он увидел что ельфийское кольцо Арен пропало с его руки.
Его охватила паника. Он пытался убедить себя, что он не беспомощен, пока у него есть магия. Из-за кляпа во рту, он может произнести заклинание беззвучно – это более опасный способ, потому что если он отвлечется на другие мысли, он может выбрать неверные слова, – но не так опасно, как использовать чары без древнего языка, который просто необходим. В любом случае, ему нужно затратить совсем немного сил, что бы освободить себя, и он был уверен, что сможет сделать это без проблем.
Он закрыл глаза и собрал все свои ресурсы готовясь. И как только он это сделал, он услышал как Арья стучит своей цепью, что бы приглушить другие звуки.
Взглянув на нее, он увидел, что она качает головой в его сторону. Он поднял брови в удивлении с безмолвным вопросом: что это? Но она не могла сделать ничего больше, кроме как продолжить бормотать и качать головой.
Раздосадованный, Эрагон осторожно направил свои мысли к ней, готовясь отразить малейшую попытку вмешательства кого-то еще, но он почувствовал только мягкое, неясное давление, окружавшее его, будто в его голове кто-то разложил тюки с шерстью.
Паника начала наворачиваются внутри него снова, несмотря на его усилия по борьбе с ней.
Его не накачали наркотиками. Хотя бы в этом он был уверен. Но он понятия не имел что, кроме наркотиков могло помешать ему коснуться сознания Арьи. Если же это была магия, то явно не та, с которой он сталкивался прежде.
Он и Арья посмотрели друг на друга всего мгновение, а затем какое-то движение привлекло внимание Эрагона, и посмотрев наверх он увидел ручейки крови, текущие по ее предплечьям от ободранных наручниками запястий.
Ярость охватила его.Он схватил цепь над собой,и стал дергать так сильно,как мог.Связь не ослабла,но он не хотел сдаваться.В гневном безумстве,он дергал снова и снова,не обращая внимания на вред который он сам себе приносил.
Наконец он остановился и бессильно повис, в то время как тёплая кровь стекала с его запястий на шею и плечи.
Полный решимости освободиться, Эрагон стал накапливать поток энергии внутри себя,и направив энергию на сковавшие его кандалы,он мысленно выкрикнул:
– Кверст малмр дю хилдрс эдтха, мар фрёма нор тзон эка трейа!
Он закричал через кляп,каждый нерв его тела источал боль.Неспособный держать концентрацию,он потерял власть над заклинанием,и чары завершились.
Боль постепенно исчезала,но покидала его лишая дыхания,а сердце работало так,как будто он только что спрыгнул с утеса.Подобные приступы он ощущал,до того как драконы на празднике Клятвы Крови не вылечили его шрам.
Когда он стал приходить в себя,он заметил что Арья обеспокоенно смотрит на него."Должно быть она уже пыталась так освободиться…Как это могло случиться?"
Двое из них в цепях,Вирден мертв,Анжела схвачена или даже убита,а Солембум скорее всего лежит раненный в подземном лабиринте,если вражеские воины не успели убить кота оборотня.Эрагон ни как не мог понять как это произошло.Он,Арья,Вирден и Анжела должны были быть одними из опаснейших групп в Алагезии.И сейчас все потеряно,и им с Арьей оставалось только надеяться на милосердие своих врагов.
"Если мы не сможем сбежать…"Он отбросил от себя эти мысли,это было невыносимо с ними жить.Больше всего,он желал связаться с Сапфирой,только чтобы удостовериться,что с ней все в порядке,что она в безопасности,и чтобы получить удовольствие от совместного общения.И несмотря на то,что Арья была рядом,он чувствовал себя невероятно одиноким,что расстраивало его еще больше.
Не обращая внимания на боль в запястьях, он продолжал дергать цепь, уверенный в том, что если он будет делать так достаточно долго, то сможет выдернуть ее из потолка. Он пытался раскрутить ее, думая, что так будет легче достичь цели, но путы,стягивающие его лодыжки, сильно ограничивали его движения.
Раны на его запястье в конечном счете вынудили его остановиться. Они горели как огонь, и он боялся, что мог бы закончить тем, что прорежет до костей мускулы, если бы он продолжал. Кроме того, он волновался, что мог бы потерять слишком много крови, поскольку раны уже кровоточили в большой степени, и он не знал, сколько времени он и Арья должны будут висеть там, ожидая.
Было невозможно сказать, во сколько это было, но он предположил, что они были пленниками в течение самое большее нескольких часов, учитывая, что он не чувствовал потребность поесть, попить, или освободить себя. Это изменилось бы, тем не менее, и затем их дискомфорт только увеличится.
Боль в запястьях Эрагона делали каждую минуту невыносимо долгой. Иногда он и Арья смотрели друг на друга и пытались общаться, но их усилия, всегда были напрасны. Дважды его раны покрывались коркой достаточно, чтобы он рисковал дергать цепи снова, но напрасно. По большей части он и Арья вынесены.
Потом,когда Эрагон стал задумываться прийдет ли кто-нибудь,он услышал звон железных колоколов,доносившийся из туннелей.Дверь со стороны черного алтаря бесшумно покачивалась на петлях,открываясь.Все мышцы Эрагона напряглись в ожидании.Он оставил глаза открытыми,как и Арья.
Прошла кажеться бесконечная минута.
С нахальным,резким звоном,колокола зазвучали снова,заполняя камеру роем сердитого эхо.Через дверной проем прошли три монаха: молодой мужчина,одетый в золотые ткани,следом за ним шли 24 мужчины,и женщина,и не один из них не обладал полным набором конечностей. И все они несли металлическую раму с навешенными на нее колоколами.В отличае от их предшественника, калеки носили робы из темной кожи.Замыкала шествие,шестерка рабов переносивших носилки,на которых находился в вертикальном положении, безрукий, безногий, беззубый,и по видимому бесполый Главный Священник Хелгрида.За его головой возвышался полутора метровый крест,из за которого священник казался еще более деформированным.
Священники и монахи разместились вокруг края шаблонного диска на полу, в то время как рабы мягко опустили катафалк на алтарь во главе комнаты. Тогда три прекрасных, красивых молодых человека позвонили в колокола еще раз, создавая противоречащую катастрофу, и одетые в кожу священники пели короткую фразу настолько быстро, что Эрагон не понимал, что они говорили, хотя у этого действа был звук ритуала. Среди каши слов он уловил названия трех пиков Хелгринда: Горм, Ильда, и Павший Ангвара.
Верховный Жрец пристально посмотрел на него и Арью своими глазами, напоминавшими осколки обсидиана. – Добро пожаловать в обитель Тоска, – сказал он, и его иссохший рот искажал произносимые слова. – Вы уже дважды вторглись в наши священные владения, Драконий Всадник. У вас не будет возможности сделать это снова…Гальбаторикс хотел бы, чтобы мы пощадили вас и отправили в Урубаен. Он полагает, что сможет заставить вас ему подчиняться. Его мечты о возрождении Всадников и восстановлении расы драконов чистое безумие. Вы слишком опасны, а мы уж точно не хотим возрождения драконов. Все уверены, что мы поклоняемся Хелгринду. Это ложь, которую мы распространили, чтобы скрыть истинную сущность нашей религии. Мы поклоняемся не Хелгринду, а Старейшим, которые устроили себе логова внутри, и кому мы жертвовали свою плоть и кровь. Наши Боги – это Раззаки, Всадник. Раззаки и Летхрблака.
Эрагона замутило от страха и отвращения.
Первосвященник плевал на него, и плевок пускал слюни от своей слабой нижней губы.
– Нет никакой пытки, достаточно ужасной для Вашего преступления, Всадник. Вы убили наших богов, ты и твой проклятый дракон. За это вы должны умереть. – -
Эрагон боролся со своими цепями и попытался кричать через кляп. Если он мог бы говорить, он мог бы задержать их, говоря им, каковы были последние слова Раззака или, возможно,угрожая им местью Сапфиры. Но их похититель не собирался убирать его кляп
В отвратительном жесте Первосвященник улыбнулся, показывая его серую резину.
– Вы никогда не сбежите, Всадник. Кристаллы здесь были заколдованы так, чтобы заманить в ловушку любого, кто мог бы попытаться осквернить наш храм или украсть наши сокровища, даже таких как Вы. И при этом никто не спасет Вас. Двое из Ваших компаньонов мертвы – да, даже что назойливая ведьма – и Муртаг ничего не знает о Вашем присутствии здесь. Сегодня день Вашей гибели, Эрагон Губитель Шейдов. – Тогда Первосвященник наклонил назад его голову и произнес ужасный, булькающий свист.
Из темного дверного прохода слева от алтаря появились четыре полуобнаженных раба. На своих плечах они держали платформу с двумя большими, неглубокими, чашеобразными выемками посередине. В этих выемках лежало два объекта овальной формы, каждый из которых был примерно полтора фута в длину и полфута в ширину. Объекты были сине-черного цвета и пористыми словно песчаник.
Время, казалось, замедлилось для Эрагона. – Они не могут быть…, думал он. Яйцо Сапфиры было гладким, хотя и испещренным прожилками как мрамор. Чем бы не являлись эти предметы, это были не яйца дракона. Альтернативы напугали его еще больше.
– С тех порк как вы убили Старейшего, – сказал Первосвященник, -это только соответствует этому, Вы обеспечиваете еду для их возрождения. Вы не заслуживаете такой большой чести, но вы понравитесь Старейшей (Старейшему), и во всех вещах мы стремимся удовлетворить их желания. Мы – их преданные слуги, и они наши владельцы, жестокие и непримиримые: трехликый бог – охотники на мужчин, пожиратели плоти, и пьющие крови. Им мы предлагаем тела в надежде на открытие в тайны этой жизни и в надежде на прощение для своих нарушений. Как Тоск написал, так тому и быть. -
Священники одетые в кожу в унисон повторили: – Как Тоск написал, так тому и быть. – Первосвященник кивнул. “Старейшие всегда гнездились на Хелгринде, но во время отца моего дедушки, Гальбаторикс украл их яйца и убил их молодёжь, и он вынудил их поклясться в вассальной верности ему, чтобы он не уничтожил их линию полностью. Он вывернул пещеры и туннели, которые они использовали до тех пор, и нам, их преданным помощникам, он дал на хранение их яиц – чтобы смотреть и держаться и заботиться, пока они не будут необходимы. Это то, что мы сделали, и ни один не может обвинить нас за наше служение. -
– Но мы молимся о том, что однажды Гальбаторикс будет свергнут, поскольку никто не может навязывать свою волю Старейшим. Это кощунство. – Деформированное существо облизнуло губы, и Эрагон с отвращением заметил, что у того отсутствовала часть языка, вырезанная ножом. – Мы хотим, чтобы ты тоже умер, Всадник. Драконы были главными врагами Старейших. Без них и без Гальбаторикса никто не сможет помешать Старейшим пировать где и как они захотят.
Пока Верховный Жрец говорил, четыре раба, несущие платформу, подошли ближе и поставили ее на узорчатый диск всего в нескольких шагах от Эрагона и Арьи. Как только они закончили, они опустили головы и исчезли в дверной проем, из которого появились.
– Разве можно просить о большем, чем стать пищей Бога? – спросил Верховный Жрец. – Возрадуйтесь, вы оба, поскольку сегодня вы получите благословение Старейших и своей жертвой искупите грехи, чтобы войти в загробную жизнь невинными как младенцы.
Затем Верховный жрец и его последователи подняли головы к потолку и начали петь песню со странным акцентом, которую Эрагон с трудом мог понять. Его интересовало, не было ли это наречием Тоска. Время от времени ему казалось, что он слышит слова древнего языка – исковерканные, неверно используемые, но все же слова древнего языка.
Когда абсурдная молитва прекратилась, завершившись очередным хоровым исполнением "Как написано Тоском, так тому и быть", три послушника встряхнули своими колокольчиками в религиозном экстазе и возникший шум был настолько громким, что казалось может обвалить потолок.
Все еще позванивая колокольчиками, послушники покинули комнату. Двадцать четыре низших жреца отправились следом, а затем, замыкая шествие, отправился их искалеченный хозяин, на носилках, которые несла шестерка умасленных рабов.
Дверь закрылась за ними с зловещим шумом, и Эрагон, услышал, что тяжелый караульный встал на свое место с другой стороны двери.
Он повернулся и посмотрел на Арью. Выражение в ее глазах было отчаянным, и он знал, что она надеется сбежать не больше, чем он.
Он смотрел вверх и снова натянул цепь, которая держала его, используя все силы,что были. Раны на запястьях снова разорвал, и окропили его с каплями крови.
Перед ними, крайнее слева яйцо начинало качать назад и вперед чуть-чуть, и от этого произошел слабый стук, слегка подобный ударению очень маленького молотка.
Ужас сковал Эрагона. Из всех возможных способов умереть, перспектива быть съеденным заживо Раззаком была самой отвратительной. Он начал дергать за цепи с удвоенным усилием, зажимая кляп между зубами, чтобы заглушить боль в запястьях. Из-за дикой боли у него перед глазами все мерцало.
Рядом с ним Арья точно также ломала и выкручивала цепь, они оба боролись в смертельной тишине, пытаясь освободиться.
А из-под сине-черной оболочки по прежнему разносился стук.
Это бесполезно, понял Эрагон. Цепь никогда бы не поддалась. Как только он это осознал, стало очевидно, что было бы невозможно пострадать еще больше. Оставался единственный вопрос, будет ли он ранен из-за кого-то, или же получит свои раны по собственной воле. Если ничего не остается, то я должен хотя бы спасти Арью.
Он принялся изучать железные оковы вокруг своих запястий. Если бы я сломал свои большие пальцы, я бы смог освободить руки. Тогда по крайней мере я смог бы бороться. Может быть мне удалось бы схватить осколок оболочки Раззака и использовать его в качестве ножа.Чем-нибудь острым он бы сумел разрезать путы на ногах, хотя мысль была настолько ужасающей, что он решил пока не думать об этом.Все что я должен сделать – это выбраться из круга камней. Тогда он смог бы использовать магию и остановить боль и кровотечение. То, что он обдумывал, заняло бы всего несколько минут, но он знал, что эти минуты будут самыми длинными в его жизни.
Он глубоко вдохнул, чтобы подготовиться. Сначала левую руку.
Прежде чем он успел начать, Арья закричала.
Он повернулся к ней и бессловесно воскликнул, когда увидел изуродованные пальцы ее правой руки. Ее кожа как перчатка стянулась к ее ногтям, а белые кости просвечивали сквозь темно-красные мышцы. Арья осела вниз и казалось на мгновение потеряла сознание. Затем она очнулась и потянула руку еще раз. Эрагон кричал вместе с ней, когда ее рука скользила сквозь металлический обод, сдирая с ее руки кожу и плоть. Ее рука упала на другой бок, где Эрагон не мог ее видеть, но он заметил, что под ноги ей на пол брызнула кровь.
Слезы размывали глаза, и он кричал ее имя в свой кляп, но она, казалось, не слышала.
Как только она собралась с силами, чтобы повторить процедуру, дверь справа от алтаря отворилась, и один из одетых в золотое послушников проскользнул в комнату. При виде его Арья заколебалась, хотя Эрагон знал, что она вытащит вторую руку из оков при малейшей опасности.
Молодой человек искоса взглянул на Арью, затем осторожно подошел к центру узорчатого диска, бросая опасливые взгляды на яйцо, раскачивающееся взад-вперед. Юноша был худощавым, с огромными глазами и тонкими чертами лица; Эрагону казалось, что на эту должность его выбрали именно из-за внешности.
– Здесь, – прошептал он. – Я принес их. Из складок своей одежды он извлек напильник, долото и маленький молоток. – Если я помогу вам, вы возьмете меня с собой. Я не могу больше здесь оставаться. Я ненавижу это. Это ужасно! Обещайте, что возьмете меня с собой!
Еще прежде, чем он закончил говорить, Эрагон закивал в знак согласия. Когда юноша направился к нему, Эрагон зарычал и мотнул головой в сторону Арьи. Через несколько секунд до послушника дошло.
– О, да, – пробормотал юноша, направляясь к Арье. Эрагон скрипел зубами от гнева на его медлительность.
Резкий скрип напильника вскоре заглушил постукивание, исходившее из покачивающегося яйца.
Все что Эагон мог делать, это смотреть как их потенциальный спасатель пилит цепи над левой рукой Арьи. Держи напильник на том же уровне, идиот! Эрагон бушевал. Послушник выглядел так, будто никогда не пользовался напильником прежде, Эрагон сомневался, что у юноши вообще хватит силы и выносливости, чтобы отпилить даже маленький кусок металла.
Арья висела спокойно, в то время как монах работал, ее длинные волосы покрывали ее лицо. Она дрожала равномерно, и кровь от ее поврежденной руки продолжала неустанно капать.
К разочарованию Эрагона, напильник не наносил цепи видимого ущерба. Какая бы магия не защищала металл, она была достаточно сильна, чтобы защитить его от чего-то простого вроде напильника.
Казалось послушник был раздражен тем, что его усилия не приносили никаких плодов. Он остановился и вытер лоб, а затем, нахмурившись, взялся за цепь еще раз. Он махал локтями, его грудь тяжело вздымалась, рукава его одежды свободно колыхались.
Неужели ты не понимаешь, что это не сработает? – подумал Эрагон. Лучше попробуй освободить ей ноги с помощью долота.
Юноша продолжал делать свое дело.
Громкий треск эхом отразился от стен комнаты, и Эрагон увидел тонкую трещину, появившуюся на поверхности темного разъеденного яйца. Трещина удлинилась, и от нее начала расползаться сеть мелких трещинок по всей поверхности яйца.
Затем второе яйцо также начало раскачиваться, и из него раздалось постукивание, которое вместе с первым создавало ужасающий ритм.
Монах отошел бледным, затем понизив голос, отступил от Арьи, качая головой:
– Я сожалею… я сожалею. Слишком поздно. – Его лицо опустилось, и слезы катились из его глаз.
– Я сожалею.
Тревога Эрагона увеличилась, поскольку молодой человек достал кинжал из под одежды.
– Я не могу сделать ничего другого, – сказал он, почти как будто он говорил с собой. – Ничего другого…
Он фыркну и направился к Эрагону.
– Это для лучшего.
Поскольку молодой человек вышел вперед, Эрагон, повернутый на цепях, пытаясь вытащить одну из его рук из наручников. Железные манжеты были слишком трудны, и все, чего он достиг в этом, это еще больше разорванной кожи на запястьях
"Я сожалею", прошептал молодой человек, когда он остановился перед Эрагоном и отодвинул кинжал.
"Нет!" – мысленно крикнул Эрагон.
Кусок блестящего аметиста мчался из туннеля, который принес Эрагона и Арьбв камеру. Это ударило монаха по голове сзади, и он упал перед Эрагоном. Эрагон вздрогнул, поскольку он чувствовал ка край кинжала задел его ребра. Тогда молодой человек упал на пол, и остался лежать там без сознание.
В глубине туннеля появилась небольшая хромая фигура.Эрагон видел как она шла к свету, присмотревшись он понял, что это Солембум.
Облегчение охватило Эрагона.
Кот-оборотень был в его человеческом обличье, и он был гол за исключением рваной набедренной повязки, которая смотрелась, как будто она была оторвана от одежды нападавших. Его колючие темные волосы стояли почти подряд, и дикий клубок изуродовал его губы. Несколько сокращений покрывали его предплечья, его левое ухо повесило свисание от стороны его головы, и полоса кожи отсутствовала в его скальпе. Он нес испачканный кровью нож.
И в нескольких шагах позади кота-оборотня стояла травница Анджела



БОГОХУЛЬНИКИ НА СВОБОДЕ

– Что за идиот, – сказала Анжела, когда она шла краю узорчатого круга на полу. У нее текла кровь из нескольких порезов и царапин, а ее одежда была в еще большем количестве крови, которая не была ее, как полагал Эрагон. Иначе она бы появилась целой и невредимой.
– Все, что он должен был сделать – разбить это!
И она взмахнула своим мечом с прозрачным лезвием над головой, ударив навершием по одному из аметистов, который окружал диск. Кристалл разрушился с странным звуком, как от статического электричества, а свет, который он испускал, замерцал и померк. Другие аметисты продолжали сиять.
Без паузы, Анжела подошла к следующему аметисту и разбила его, а затем стала разбивать и другие камни.
Никогда в жизни Эрагон не был так рад видеть кого-либо.
Он попеременно наблюдал за травницей и смотрел, как увеличиваются трещины в верхней части первого яйца. Раззак практически выбрался наружу. Казалось, что он замечает происходящее вокруг, так как раззак скребся и стучал по скорлупе с удвоенной энергией. Эрагон увидел между кусочков скорлупы белые мембраны и клюв раззака, чудовищный и страшный, который пытался вслепую разрушить яйцо.
– Скорее,скорее, – думал Эрагон, в то время как от яйца отвалился фрагмент, такой же большой как его рука, и упал на пол с громким стуком, напоминавшим звук обожженной глины.
Мембраны порвались, и раззак вытащил голову из яйца, показывая колючий фиолетовый язык, одновременно с торжествующим визгом. Слизь стекала с его панциря, и грибной запах распространялся по комнате.
Эрагон дернул свои оковы еще раз, зная что это бесполезно.
Раззак снова завизжал, изо всех сил пытаясь выбраться из оставшейся части яйца. Он вытащил одну когтистую руку, но это сделало яйцо неустойчивым и оно завалилось на бок, проливая густую,желтоватую жидкость на всю площадь узорчатого круга. Нелепый детеныш лежал на боку несколько мгновений, ошеломленный ситуацией. Затем он зашевелился и встал на ноги, где и остался, неуверенно покачиваясь, производя щелкающие звуки, как взволнованное насекомое.
Эрагон испугано смотрел. Потрясен, но и очарован.
У раззака была глубокая, ребристая грудь, которая выглядела так, будто ребра располагаются на внешней стороне его тела, а не внутри. Конечности существа были тонкими и узловатыми, как ветки, а его талия была уже чем у человека. Каждая нога имела дополнительный сустав, изгибающийся обратно, который и придавал раззакам такую неправильную походку. Такого Эрагон еще никогда не видел. Панцирь детеныша выглядел мягким и податливым, в отличие от более взрослых раззаков, с которыми сталкивался Эрагон. Без сомнения, он будет становиться крепче со временем.
Разак наклонил голову-его огромные, выпученные, лишённые зрачков глаза поймали свет – и он задрожал как будто бы он только что открыл что-то волнительное. Затем он сделал попытку шагнуть к Арье…и другую…и затем следующу, его клюв раскрылкся как только он потянулсяк лужи крови под её ногами.
Эрагон кричал в свой кляп, в надежде отвлечь существо, но помимо быстрого взгляда, оно его проигнорировало.
"Сейчас!" – воскликнула Анжела и сломала последний из кристаллов.
В тот момент,когда черепки яйца разлетелись по полу,Солембум прыгнул на Раззака.Форма кота-оборотня замерцала в воздухе,и стала изменяться,ноги стали уменьшаться,вырос мех,и он приземлился уже на все четыре лапы,он снова превратился в кота.
Раззак шипел и цеплялся за Солембума, но кот оборотень увернулся от удара и, быстрее чем глаз мог уследить, хлопнул голову раззака своей большой, тяжелой лапой.
С громким треском, шея раззака сломалась, и, существо пролетело через всю комнату и приземлилось в кучу в углу, где и лежало несколько секунд, подергиваясь.
Солембум зашипел, его неповрежденное ухо выпрямилось, а затем он выскользнул из набедренной повязки, все еще повязанной вокруг его бедер, и сел,ожидая, у другого яйца.
– Что ты сделала с собой? – спросила Анжела, подбежав к Арье. Эльфийка устало подняла голову, даже не пытаясь ответить.
Тремя быстрыми ударами бесцветного лезвия, травница разрезала оставшиеся манжеты Арьи, как будто закаленный металл был не тверже, чем сыр.
Арья упала на колени и согнулась пополам, прижимая больную руку к животу. Другой рукой она разорвала на себе кляп.
Жжение в плечах Эрагона прекратилось когда Анжела освободила его и в итоге он смог опустить свои руки. Он вытащил тряпку изо рта, и охрипшим голосом сказал:"Мы думали ты погибла."
– Им придется приложить намного больше усилий, если они хотят убить меня. Растяпы, вот кто они.
Он все еще стоял согнувшись, когда Арья начала напевать заклинания укрепления и исцеления. Ее голос был тихим и дрожал от напряжения, но эльфийка ни разу не сфальшивила и не огоровилась.
Пока она исцеляла свою руку, Эрагон залечил порез на своих ребрах, а также раны на запястьях. Затем он показал жестом на Солембума и сказал:
– Отойди.
Кот оборотень стегнул себя хвостом но сделал, так как Эрагон просил.
Подняв правую руку, Эрагон сказал: "Брисингр!"
Синий столб пламени вспыхнул вокруг второго яйца. Существо внутри кричало: страшный, неземной звук, был больше похож на визг разрыва металла, чем на крик человека или зверя.
Прищурив глаза от жара, Эрагон с удовлетворением наблюдал, как горело яйцо.
– Надеюсь, это был последний из раззаков, – подумал он. Когда крики прекратились, Эрагон погасил пламя и оно прошло последний раз снизу вверх. Наступившая после этого тишина была неожиданной, поскольку Арья закончила свои заклинания, и все затихло.
Анжела пошевелилась первой. Она подошла к Солембуму и встала рядом с ним, бормоча заклинания на древнем языке, пока его ухо и другие раны не зажили.
Эрагон опустился рядом с Арьей и положил руку ей на плечо. Она посмотрела на него, затем повернулась настолько, чтобы он мог видеть ее руку. Кожа вдоль третьей фаланги ее большого пальца, а также вдоль внешней части ладони и по всей тыльной стороне руки, блестела и была ярко красного цвета. Тем не менее, мышцы внутри издавали какой-то звук.
"Почему ты незакончишь исцеление?" он спросил. "Если ты слишком устала, я могу…"
Она покачала головой. "Я повредила несколько нервов… и я кажется немогу их исцелить. Мне нужна помощь Блёдхгарма. Он более искусный чем я в монипуляциях над плотью"
– Ты можешь драться?
– Если буду осторожнее.
Эрагон на мгновение сжал ее плечо сильнее:
– То, что ты сделала…
Я только сделала то, что логично.
– У большинства людей не хватило бы силы… Я пытался, но моя рука слишком большая. Видишь? – он поднял руку перед ней.
Она кивнула, затем, схватив его за руку, медленно поднялась на ноги. Эрагон встал с ней, обеспечивая ей постоянную поддержку.
– Мы должны найти наше оружие-, сказал он, – А также моё кольцо, пояс и ожерелье, которое гномы дали мне. -
Анжела нахмурилась. "Почему твой пояс? Он очарован?"
Когда Эрагон засомевался не уверенный следует ли сказать правду, Арья сказала" Ты наверное не знаешь имени его создателя, одного мудреца, но во время своих странствий, ты ложна была слышать о поясе двенадцати звёзд".
Глаза травницы расширились. "Какой пояс?!" Но я думала он был потерян более четырёх веков назад, унечтожен во время…
– Мы восстановили его, – отрезала Арья.
Эрагон видел, что на языке у травницы вертится множество вопросов, но она сказала только:
– Вижу… но мы не можем тратить время на обыск каждой камеры в этом лабиринте. Как только священники поймут, что вы сбежали, все они разом кинутся догонять нас по пятам.
Эрагон показал в сторону послушника, лежащего на полу и сказал: "Может быть, он может сказать нам, куда они положили наши вещи."
Присев на корточки, травница положила два пальца на шейную вену подростка, проверяя пульс. Затем она ударила его по щекам, и приподняла его веки.
Послушник оставался спокойным и неподвижным.
Его отсутствие реакции, казалось, раздражало травницу.
– Один момент, – сказала она, закрывая глаза. Небольшая морщинка залегла на ее лбу. Какое то время она продолжала находится в такой позе, а потом вдруг вскочила с неожиданной скоростью.
– Что за эгоцентричный маленький паршивец! Ничего удивительного, что родители отправили его присоединиться к священникам.Удивительно, как он оставался с такими, как они, так долго.
«Он знает что-нибудь полезное?» спросил Эрагон.
«Только путь к поверхности». Она указала на дверь слева от алтаря, ту же дверь, через которую священники вошли и вышли. «Это удивительно, что он пытался освободить Вас; Я подозреваю, что он первый раз в своей жизни сделал что-то по своей собственной воле.»
– Мы должны взять его с собой, – Эрагону не хотелось говорить это, но долг вынудил его, – Я обещал, что позволю ему идти с нами, если он нам поможет.
– Он пытался убить тебя!
– Я дал слово.
Анжела вздохнула и взглянув на Арью, сказала: "я не представляю – ты можешь убедить его в обратном?"
Арья покачала головой, а затем без явного усилия подняв юношу на плечо, сказала: «Я буду нести его».
– Если так, – сказала травница Эрагону, – это лучший вариант для нас, поскольку нам, как мне кажется, большую часть времени придется провести, сражаясь.
Она передала ему свой короткий меч, а затем вытащила из внутренней складки ее платье кинжал с ювелирной отделкой рукояти.
«Из чего это сделано?» спрасил Эрагон, вглядываясь сквозь прозрачное лезвие меча, замечая, как он ловит и отражает свет, напоминая алмазы. Но он не мог себе представить, что кто то будет делать оружие из драгоценных камней; количество необходимой энергии, для сохранения камня от разрушения с каждым ударом, быстро истощит любого нормальнго МАГА.
«Ни камень, ни металл,» сказала травница. "Хотя, предупрежу. При обращении с ним, ты должен быть очень осторожен. Никогда не касайся края или, чему нибудь ценному приблизится к нему, иначе ты пожалеешь. Так же, никогда не прислоняй мечь к тому, что тебе может понадобиться – к ноге, например. "
Эрагон осторожно отвел меч подальше от тела. «Почему?»
– Потому что, – сказала травница с явным удовольствием, – это самый острый клинок из всех существующих. Нет такого меча или ножа, или топора, который может сравниться по остроте с его лезвием, даже Брисингр не может. Это конечное воплощение инструмента, способного разрезать. Это, – она сделала паузу,чтобы подчеркнуть – прототип наклонной плоскости… Ты не найдешь равного клинка,где бы ты не побывал. Он может прорезать все, что не защищено магией, и многое, что защищено.
Эрагон огляделся, ища что-то для тестирования меча. В конце концов, он подошел к алтарю и повернул лезвие в направлении к каменной плите.
"Не так быстро!" – закричала Анжела.
Прозрачное лезвие прошло через четыре дюйма камня, будто гранит был не тверже крема, а потом продолжило путь вниз к его ноге. Эрагон, взвизгнув, отскочил назад, едва сумев остановить свою руку прежде, чем порезать себя.
Углы алтаря спустились на один уровень вниз, а потом с треском упали на середину комнаты.
В конце концов, Эрагон понял, что лезвие меча без труда может пройти и сквозь алмаз. Не обязательно, чтобы у меча была магическая защита, поскольку в мире редко встретишь что-то, имеющее настолько мощное сопротивление.
– Вот, – сказала Анжела, – тебе пригодится это. – Она отстегнула ножны меча и передала ему. – Это одна из немногих вещей, которые клинок не может порезать.
Потребовалась секунда, чтобы дар речи вернулся к Эрагону.
– У меча есть имя?
Анжела засмеялась.
– Конечно, есть. На древнем языке, его имя Албитр, означающее именно то, что ты думаешь. Но я предпочитаю называть его Звенящий Убийца.
– Звенящий Убийца!
– Да. Потому что когда касаешься лезвия, оно издает такой вот звук, – демонстрируя это, она коснулась лезвия кончиком ногтя и улыбнулась, когда звон на высокой ноте пронзил царящую в камере тишину, подобно солнечному свету.
– Ну, теперь мы можем идти?
Эрагон убедился, что они ничего не забыли и кивнул, подходя к левой двери и открывая ее как можно тише.
За дверным проемом шел длинный, широкий коридор, освещенный факелами. На страже стояли два ряда воинов, держащиеся с двух сторон прохода, двадцать человек, обличенных в черные одежды; те самые, что схватили их ранее.
Они посмотрели на Эрагона и потянулись за оружием.
Проклятия мелькали в голове Эрагона, когда он бросился вперед, чтобы атаковать воинов прежде, чем они смогут обнажить клинки и собраться в действенные группки. Он проделал всего несколько метров, когда слабое мерцание возникло рядом с каждым из мужчин: мягкие, темные пятна, подобно трепещущим на ветру флагам, прошмыгнули мимо его взора.
Без единого крика, двадцать человек напряглись и упали на пол, мертвые, все до последнего.
Встревоженный, Эрагон остановился, прежде чем напоролся бы на тела. Люди были зарезаны через глаза, так аккуратно, как это вообще возможно.
Он повернулся, чтобы спросить Арью или Анжелу, что только что произошло, но его слова застряли в горле, когда он увидел травницу. Она стояла на коленях, опираясь на стену и тяжело дыша. Ее кожа была смертельно белой, и руки дрожали. Кровь струйкой сбегала по ее кинжалу.
Трепет и страх завладели Эрагоном. Каким бы образом травница не сделала это, это было выше его понимания.
– Мудрец, – сказала Арья, ее голос звучал неуверенно, – как тебе удалось сделать это?
Травница усмехнулась между вздохами и сказала:
– Я использовала трюк…Я научилась этому у своего учителя… Тенги… много лет назад. Это, словно тысячи пауков выедают глаза и выдавливают их.
– Да, но как ты это сделала? – настаивал Эрагон. Такой трюк был бы полезным в Урубаене.
Травница снова усмехнулась.
– Что есть время, как не движение? А что есть движение, как не тепло? И разве тепло и энергия не разные названия одного и того же? – она оттолкнулась от стены, подошла к Эрагону и потрепала его по щеке.
– Когда ты поймешь смысл этого, ты поймешь и то, как и что я сделала… Я больше не смогу использовать это заклинание сегодня, так что не думай, что я убью всех в следующий раз, когда мы влетим в группу людей.
С трудом, Эрагон проглотил любопытство и кивнул.
Он взял тунику и мягкий жакет у одного из упавших мужчин, и после надевания одежды, повел их по коридору и через арку на дальнем конце.
Они никого не встретили в множестве комнат и коридоров, после этой, но также они не увидели никаких намеков на местонахождение их украденных вещей. Хотя Эрагон был рад, что их не заметили, отсутствие слуг беспокоило его. Он надеялся, что они еще не подняли тревоги, которая предупредила жрецов о побеге.
В отличие от заброшенных комнат, которые они видели перед засадой, те комнаты, где они проходили сейчас, теперь были завалены гобеленами, мебелью и странными устройствами,сделанными из латуни и хрусталя, назначения которых Эрагон не мог понять. Не раз он хотел остановиться и осмотреть стол или шкаф,но приходилось сопротивляться желанию. У них не было времени на чтение затхлых старых бумаг, какими бы они ни были интригующими.
Анжела выбрала путь, по которому они пошли, несмотря на то, что вариантов выбора было более одного. Однако, Эрагон остался во главе, сжимая обмотанную проволокой рукоять Звенящего Убийцы так сильно, что его руку свела судорога.
Вскоре они дошли до прохода, переходящего в пролет каменных ступеней, которые сужались по мере подьема. Два послушника стояли у начала лестницы, по одному с каждой стороны,и оба держали планку с колокольчиками, такую же, как Эрагон видел раньше.
Он бежал на двух молодых людях и сумел нанести удар одному монаху по шее прежде, чем он смог закричать или позвонить в свои звонки. Другой, однако, успел, это сделать и прежде, чем Солембум прыгнул на него и уложил его на землю, разрывая ему лицо, и весь проход огласился шумом.
– Скорее! – крикнул Эрагон, когда он подбежал к лестнице.
На вершине лестницы находилась стена около десяти футов в ширину, богато покрытая резьбой и завитушками, которые казались смутно знакомыми Эрагону. Он обошел вокруг стены и вышел на пространство, настолько освещенное лучами розового цвета,что он споткнулся,ослепленный. Эрагон поднял ножны Звенящего Убийцы к глазам,чтобы прикрыть их от света.
Не более чем в пяти футах от него Первосвященник сидел на своих носилках, роняя капли крови с своего плеча. Другой священник – женщина, пропускающая обе ее руки – сидела на коленях около катафалка, ловя падение крови в золотую чашу, которую она держала зажатом между ее предплечьями. И она и Первосвященник уставились на Эрагона с удивлением.
Потом Эрагон посмотрел, что происходит за ними, и увидел, как вспыхнула пара молний: массивные, ребристые колонны, поддерживающие сводчатый потолок, пропали в тени. Витражные окна украшали стены башни – через окна с левой стороны, в башню, проникали лучи восходящего солнца, а те, что с права были безжизненными и унылами. Бледные статуи стояли между окнами. Ряды гранитных церковных скамей, покрашенных в разные цвета, занимали все пространство от входа до церковного нефа. На первых четырех рядах сидела группа, одетых в кожанную одежду, священников. Их лица были подняты вверх, и рты открывались в такт песне. Казалось, что священники похожи на попрашаек, молящих о еде.
Эрагон запоздало понял, что он стоит в большом соборе Драс-Леоны, с другой стороны алтаря, где он когда-то давным-давно преклонял колени в почтении.
Безрукая женщина уронила чашу и встала, раскинув остатки рук, закрывая своим телом Верховного Жреца. Эрагон увидел за ее спиной голубое сияние Брисингра вблизи переднего края носилок,и ему показалось, что Арен тоже лежит рядом.
Прежде чем он побежал за своим мечом,двое охранников бросились на него с другой стороны алтаря, размахивая украшенными гравировкой, с красными кистями пиками. Он увернулся от первого охранника и разрезал древко копья пополам. Затем Эрагон разрезал мужчину надвое; Звенящий Убийца прошел через его плоть и кость с шокирующей легкостью.
Эрагон убил второго охранника так же быстро и повернулся лицом к паре других, приближающихся сзадию. Травница присоединилась к нему, размахивая кинжалом, а где-то слева зарычал Солембум. Арья держалась подальше от боя, до сих пор держа юношу.
Пролитая кровь из чаши растекалась по полу у алтаря. Стражи подскользнулись в луже, и стоящий сзади страж упал, сбив с ног своего товарища. Эрагон метался меж ними – никогда не отрывая ноги от пола настолько, чтобы потерять равновесие – и прежде чем стражи могли среагировать, он проткнул их обоих, позаботившись о том, чтобы заколдованный меч травницы легко проткнул сразу двоих мужчин.
После этого Эрагон услышал что Верховный Священик кричит, так будто находится вдалеке от него,Убейте богохульников! Убейте их! Не позволяйте неверных сбежать! Они должны быть наказаны за свои преступления против Древнейщих! "
Братство священников начало выть и топать ногами, и Эрагон ощутил, как их мысли пробиваются к нему, как стая волков на ослабевшего оленя. Он скрылся глубоко в себя, отражая их атаки теми же методами, что он практиковал с Глаэдром. Было трудно защищаться против стольких врагов одновременно, и он боялся, что не сможет сдерживать их натиск слишком долго. Его единственное преимущество состояло в том, что паникующие неорганизованные священники напали на него поодиночке, а не объединенными усилиями; их совместная сила сокрушила бы его.
Затем сознание Арьи начало давить на его сознание знакомым, комфортным чувством, которое было приятно среди скопления врагов, царапавших его разум. С облегчением он открылся ей и они обьединили сознания, также как он делал с Сапфирой, и Эрагон потерял способность отличать свои мысли от мыслей, обьединенных с ней.
Вместе они направили свои умы на одного из священников. Человек изо всех сил пытался увернуться от них, как пойманная рыба в пальцах, но они усилили натиск и не позволили ему сбежать. Он читал странно сформулированные молитвы в попытке защитить свое сознание; Эрагон предполагал, что это был отрывок из книги Тоска.
Однако жрецу не хватало дисциплины, и его концентрация вскоре дрогнула, когда он подумал:
– Богохульники слишком близко к Учителю. Мы должны убить их прежде чем…погоди! Нет! Нет!…
Эрагон и Арья ухватились за слабости священника и быстро подчинили его сознание своей воле. Как только они были уверены, что он не в состоянии сделать ответный удар по их разуму или телу, Арья произнесла заклинание, которое позволило изучить память священника, теперь она знала, как проскользнуть мимо стражей.
В третьем ряду скамей, мужчина ворвался в пламя, зелёный огонь вырывался из его рта, ушей и глаз. Огонь поджог одежду священников, которые были рядом с ним, и горящие люди начали дико биться и бегать, что помешало им напасть на Эрагона. Пламя трещало так, как хрустят ветки во время шторма.
Травница сбежала с алтаря и двинулась к священникам, убивая здесь и там. Солембум следовал за ней по пятам, добивая тех, кого она пропустила.
После этого Эрагон и Арья легко смогли захватить контроль над мыслями других священников. Продолжая работать вместе, они убили еще четырех священников, после чего другие скопления нападающих разрушились и разбежались. Некоторые убегали через вестибюль, который, как помнил Эрагон, вел в монастырь рядом с собором, другие садились на скамьи и обхватывали голову руками.
Однако шесть священников не бежали и не прятались, а продолжали атаковать Эрагона, трясся кривыми ножами в руках, словно они были одержимы. Эрагон замахнулся на одну из них прежде, чем он смогла бы атаковать его. К его раздражению, женщина была защищена магией, которая остановила Звенящего Убийцу в полфуте от ее шеи, в результате, меч развернулся и направился к его руке. Левой рукой Эрагон замахнулся на женщину. Так или иначе, защитное заклинание не остановило его кулак, и он почувствовал, как в ее груди ломаются кости, он ударил ее так, что она налетела на людей, стоящих за ней.
Оставшиеся священники высвободились и продолжили атаку. Эрагон блокировал резкий удар ближайшего священника и – с криком: – Ха! – ударил ему в живот, заставя упасть на скамью, о которую священник ударился с противным треском.
Эрагон убил следующего человека подобным образом. Зелено-желтая молния вцепилась в горло священника справа, а потом коричневый Солембум прыгнул на оставшуюся группу.
Оставался лишь один из последователей Тоска, стоявший перед ним. Свободной рукой, Арья схватил женщину, которая стояла перед ней в одежде из кожи и бросил ее кричащую на тридцать футов над скамьями.
Четыре ученика подняли первосвященника на носилки, и понесли его быстрой рысью вдоль восточной стороны собора, когда они направились к главному входу в здание.
Увидев как они бегут, Эрагон зарычал и вскочил на алтарь, уронив тарелку и бокал на пол. Оттуда, он перепрыгнул через тела павших священников, и, легко приземлившись, через проход помчался в конец собора, направляясь к ученикам.
Четверо молодых людей остановились, когда увидели Эрагона, появившегося в двери. "Повернитесь!" закричал Первосвященника. "Повернитесь!" Его слуги повиновались,но они столкнулись с Арьей стоящей за ними, один из них бросился через ее правое плечо.
Послушники завизжали и бросились бежать между двумя рядами скамей. Но прежде чем они смогли пробежать хотя несколько футов, Солембум достиг края рядов и бросился за ними. Уши кота-оборотня были прижаты к голове, а от его низкого рычания по шее Эрагона побежали мурашки. Недалеко от него шла Анжела, спускаясь в собор с алтаря, в одной руке она держала кинжал, а во второй желто-зеленую стрелу.
Эрагон задавался вопросом, сколько оружия она держала при себе.
К их огорчению,послушники не теряли свою храбрость,и не переставали защищать главного. Вместо этого эти четверо крича,бежали еще быстрее на Солембума,по-видимому считая,что кот-оборотень был самым маленьким и самым ближайшим из противников,так же,возможно они полагали,что его будет легче всего победить.
Они ошиблись.
В единственном гибком рывке,Солембум присел,прыгнув с пола на вершину скамьи.Затем,не останавливаясь,он запрыгнул на одного из послушников.
Кот-оборотень как-будто плыл по воздуху, первосвященник крикнул что-то на древнем языке, Эрагон не узнал слово, но звук был явно, из родного языка ельфов. Каким бы ни было заклинание, оно, казалось, никак не повлияло на Solembum, хотя Эрагон увидел что Анжела споткнулась, как будто она была поражена.
Solembum столкнулся с послушником, на которого он бросился, и молодой человек упал на пол, крича, когда Solembum рвал его.Остальные послушники споткнулись о тело своего товарища, и многие из них упали в запутанную кучу, поваливая Первосвященника с его гроба на одну из скамей, где существо лежало извиваясь как червь.
Эрагон догнал их через секунду, и тремя быстрыми ударами, он убил всех послушников, кроме того, чья шея была зажата между челюстями Солембума.
Как только Эрагон был уверен, что люди были мертвы, он обернулся чтобы сразить первосвященника навсегда. Когда он направился к нему, другой разум вторгся в его, зондирую и хватаясь за самые интимные части его личности, стремясь контролировать его мысли.Жестокое нападение вынудило Эрагона, остановиться и сосредоточиться на защите от злоумышленника.
Краем глаза он видел, что Арья и Solembum также обездвижены.Травница была единственным исключением. Она остановилась на мгновение, когда атака началась, но потом она продолжала идти медленными, шаркающими шагами к Эрагону.
Первосвященник уставился на Эрагона, его глубоко посаженные, темно-кольчатые глаза горят ненавистью и яростью. Если существо имело бы руки и ноги, Эрагон был убежден, что оно бы попыталось вырвать его сердце голыми руками. Недоброжелательный его взгляд был настолько интенсивным, что Эрагон почти ожидал что священник отползет от скамейки и начнет кусать его лодыжки.
Нападение его ума усиливалось, чем ближе подходила Анжела. Первосвященник-это должен был быть именно первосвященния – был гораздо более квалифицирован, чем любой из его подчиненных. Ведь он участвовать в борьбе с четырьмя разными людьми одновременно, и представлять реальную угрозу для каждого из четырех- это было невероятным подвигом, особенно если враги эльф, Всадник Дракона, ведьма, и кот-оборотень.Первосвященник был один из самых серьезных магов с которыми когда-либо сталкивался Эрагон, если бы не помощь его товарищей, Эрагон подозревал, что уступил бы натиску существа.Священник делал вещи, подобных которым Эрагон никогда ранее не испытывал, такие как переплетал мысли Эрагона с Арьиными и Солембума, и сдавливал их в такой узел, что в течение нескольких секунд Эрагон потерял свою личность.
В конце концов Анжела добралась до пространства между скамьями. Она прокладывала свой путь обходя вокруг Солембума -которий присел рядом с послушником которого убил, каждый волосок на его теле стоял дыбом – а затем она осторожно пошла по трупам тех трех послушников которых убил Эрагон.
Когда она подошла, священник начал брыкаться, как пойманная рыба и попытался отодвинуться дальше по скамье. В то же время давление на сознание Эрагона уменьшилось, хотя и недостаточно, чтобы устранить опасность.
Приблизившись, травница остановилась, священник, не оказавший сопротивления, удивил Эрагона, он лежал на скамье, тяжело дыша. Около минуты создание с глубоко посаженными глазами и маленькая суровая женщина смотрели друг на друга, невидимая борьба шла между их сознаниями.
Затем священник вздрогнул, и улыбка появилась на губах Анжелы. Она бросила свой меч и из складок одежды извлекла небольшой кинжал с лезвием красноватого оттенка. Наклонившись к священнику, она прошептала тише, чем когда либо: «Ты должен знать моё имя немой. Если бы ты знал, ты никогда не решился бы противостоять нам. И позволь сказать тебе…»
Её голос стал даже тише, чем мог услышать Эрагон, но когда она заговорила, священник побледнел, его сморщенный рот открылся, образуя круглый темный овал, из которого исходил нечеловеческий вой, такой, что весь зал зазвенел.
– Умолкни – воскликнула травница и всадила свой кроваво-красный кинжал ему в грудь.
Лезвие вспыхнуло белым пламенем и погасло со звуком похожим на отдалённый раскат грома. Место вокруг раны засветилось как горящее дерево. Затем кожа и плоть начали превращаться в мелкую тёмную сажу, которая растекалась по груди священника. С приглушённым бульканьем вой прекратился также внезапно, как и начался.
Заклинание быстро пожирало другого первосвященника, превращая его тело в кучу черного пороха, форма которого соответствует контуру головы священника и туловища.
"И скатертью дорога", – сказала Анжела с фирменным кивком



ЗВОН КОЛОКОЛА

Эрагон встряхнулся будто очнувшись от дурного сна.
Теперь, когда уже не нужно было бороться с первосвященником, он заметил что колокол монастыря очень громко звенит, этот звук напомнил ему как Разак погнался за ним во время его первого визита в Драс-Леону с Бромом.
Муртаг и Торн скоро будут здесь, подумал он. Мы должны уйти отсюда до этого.
Он вложил в ножны “Звенящий убийца” и вручил его Анджеле. "Вот", сказал он, “Я думаю, ты хочешь его вернуть”. Он потянул трупы послушников в сторону, пока не раскрыл Брисингр. Когда его рука легла вокруг рукоятки, чувство облегчения пронеслось через него. Хотя меч травницы был хорошим и опасным, это не было его оружие. Без Брисингра он чувствовал себя незащищенным, уязвимым – то же самое, когда он и Сапфира были порознь.
Ему потребовалось еще несколько мгновений чтобы найти свое кольцо, которое лежало под одной из скамей и его ожерелья, которое было обернуто вокруг одной из ручек гроба. Среди груды тел он также обнаружил меч Арьи, в котором она нуждалась чтобы оправиться. Однако пояса Белого Мудрого нигде небыло.
Эрагон заглянул под все ближайшие к нему скамьи, затем он побежал к алтарю осматривая площадь вокруг него.
"Его здесь нет" – сказал он наконец, отчаявшись. Он повернулся к стене, что скрывала вход в подземные камеры. "Должно быть, они оставили его в тоннелях." – Он бросил взгляд в сторону монастыря. "Или, может быть…" – Он колебался, разрываясь между двумя вариантами.
Бормоча слова себе под нос, он бросил заклинание предназначенное для поиска пояса, но в результате он увидел только пустоту. Как он и опасался вокруг пояса были чары защищающие его от магического наблюдения или вмешательства, также как и чары каторые защищают Брисингр.
Эрагон нахмурился и двинулся на несколько шагов к стене.
Колокол звонил громче чем когда-либо.
"Эрагон" – крикнула Арья с другого конца собора, перекладывая бессознательного послушника с одного плеча на другое:"Мы должны идти."
Но…
Оромис поймет. Это не твоя вина.
Но…
"Оставьте его! Пояс был потерян раньше. Мы найдем его снова. Но сейчас мы должны лететь. Быстрей!"
"Проклятье!" – Эрагон развернулся и побежал присоединяясь к Арье, Анжеле и Солембуме в передней части собора. Из всех вещей, чтобы потерять… Это казалось почти кощунственным отказаться от пояса, когда так много существ погибли чтобы наполнить его энергией. Кроме того, у него было ужасное чувство, что он, возможно нуждается в этой энергии.
Как раз когда он и травница открыли тяжелые двери, которые выводили из собора, Эрагон послал свой ум в поисках Сапфиры, которая как он знал, будет кружить высоко над городом, ожидая когда он с ней свяжется. Время таиться давно вышло. И Эрагон больше не заботился ощущал ли Муртаг или какой либо другой маг его присутствие.
Вскоре он почувствовал знакомое прикосновение сознания Сапфиры. Когда они коснулись друг-друга пустота в его груди исчезла.
"Почему вы так долго?" – воскликнула Сапфира. Он ощущал ее беспокойство, и он знал, что она зрительно разрывает Драс-Леону в поисках его.
Он передал свои воспоминания ей, делясь всем тем что с ним произошло с момента расставания. Процесс занял несколько секунд, и к этому времени он, Арья, Анжела и Солембум выходили из собора сбегая по ступенькам вниз.
Не давая времени Сапфире осмыслить его перемешанные мысли, Эрагон сказал: – Отвлеки их от нас – сейчас же!
Сапфира поняла его, и, вскоре, Эрагон почувствовал как она входит в крутое пике.
Кроме того, скажите Насуаде чтобы она начинала атаку. Мы будем у южных ворот в течечении нескольких минут. Если Варденов не будет там когда мы откроем ворота, я не знаю как мы сможем сбежать.



ЧЕРНЫЙ ХРАМ

Прохладный, влажный утренний-воздух-от-воды просвистел вокруг головы Сапфиры, когда она спикировала к городу-как-крысиное-гнездо, наполовину залитому восходящим солнцем. От низких лучей света вонючие-деревянные-похожие-на-скорлупки-здания объёмно выделялись, а их западные стороны были черны от теней.
Бледгхарм,который изменил свою внешность под Эрагона,сидя на спине,что-то кричал на нее,но холодный ветер прерывал его слова,и она так и не смогла разобрать его слова.Тогда он стал задавать ей вопросы мысленно,при помощи песен на древнем языке,но она не дала возможности ему закончить.Вместо этого,она рассказала ему,об положении дел у Эрагона и попросила доложить Насуаде,что пришло время действовать.
Сапфира не могла понять, как тень Эрагона, которую создал Блёдхгарм, могла обмануть хоть кого-нибудь. Она не пахла её партнёром по сердцу и разуму, а о присутствии мыслей не могло быть и речи. Однако двуногий создавал видимость правды, и он был их приманкой.
На левой стороне города, сверкающие очертания Торна неслись вдоль зубцов над южными воротами. Он поднял свою красную голову, и она могла сказать что, заметя ее, он мчится в сторону бойни, как она и ожидала. Ее чувства к Торну были слишком сложны, чтобы их можно было четко выразить. Каждый раз думая о нем, она сбивалась с толку, что для нее было редкостью.
Тем не менее, она не собиралась позволять какому-то птенцу победить её.
Когда тёмные дымоходы и острые крыши совсем приблизились, она сильнее расправила свои крылья, почувствовав увеличивающееся напряжение в груди, плечах и мышцах крыльев, когда она начала замедлять своё падение. Когда до плотно стоящих зданий оставалось всего несколько сотен футов, она наконец полностью распахнула свои крылья. Усилия, необходимые для выравнивания полёта, были настолько огромны, что в какой-то момент Сапфира почувствовала, как её крылья буквально вырывает из суставов.
Она повернула хвост, чтобы удержать равновесие, и продолжала кружить над городом, пока не обнаружила увенчанный острыми шпилями черный храм, где молились помешанные на крови жрецы. Снова сложив свои крылья, она вытянула вперед задние лапы, и с оглушительным грохотом приземлилась на крышу храма.
Она вонзила свои когти в плитку крыши, чтобы остановиться и не соскользнуть на улицы города. Потом она откинула назад голову и заревела так громко, как только смогла, бросая вызов миру и всему, что ему принадлежало.
Звон колокола был в башне здания рядом с шипастый свод собора. Она поняла,что шум раздражает её, так что она вывернула свою шею и выпустила струю синего и желтого пламени на Башню.Она не загорелась, так как была каменной, но веревки и балки, поддерживающие колокола воспламенились, и несколько секунд спустя, колокол упал и врезался в интерьер башни.
Это удовлетворило её как и то, как кричащие двуного-крулоухие, бежали оттуда. Она была драконом, в конце концов. Это правильно, они должны боятся ее.
Один из двуногих остановился на краю площади прямо перед черным храмом, и Сапфира услышала как он кричит заклинание, направленное против нее, его голос был похож на писк испуганного мышонка. Каким бы не было заклинание, защита, установленная Эрагоном, спасла ее от него, по крайней мере ей так казалось, поскольку она не чувствовала перемен ни в собственном состоянии, ни в состоянии окружающего мира.
Блёдхгарм-в-облике-Эрагона убил мага вместо нее. Она могла чувствовать, как Блёрдгхам атаковал разум мага и подавил мысли двуногого-с-круглыми-ушами, после чего эльф произнес лишь единственное слово на древнем-языке. Заклинатель упал на землю,кровь вытекала из его приоткрытого рта.
Тогда Блёдхгарм похлопал её по плечу и сказал:
– Готовься, Бьяртскуляр. Они идут.
Сапфира заметила Торна, поднимающегося над крышами домов и единоутробного брата Эрагона, который казался маленькой фигуркой на его спине. В свете утреннего солнца Торн сиял и сверкал почти так же, как и она сама. Её чешуя была чище чешуи красного дракона, ведь она получала специальный уход. Она не могла представить себя идущей в битву не в полном блеске. Её враги должны не только бояться её, но и восхищаться её великолепием.
Сапфира знала, что это лишние заботы с её стороны, но не беспокоилась. Ни одна другая раса не может сравняться своим величием с драконами. Да и она была последним драконом женского пола и конечно же хотела, чтобы каждый увидевший её испытывал восхищение, и воспоминание о ней оставалось при нём навсегда. Тогда даже если драконы и исчезнут, двуногие долго ещё будут говорить о них с удивлением, уважением и трепетом.
Как только Торн поднялся приблизительно на тысячу футов выше крысиного гнезда городского собора, Сапфира бегло огляделась вокруг чтоб убедиться, что Эрагон парнер её сердца и разума не оказался вблизи черного шипастого свода собора. Она не хотела случайно повредить его в предстоящей борьбе. Он был сильный охотник, но он небольшой и легко уязвимый.
Она все еще работала над тем, чтобы разгадать темные отзывающиеся эхом болезненные воспоминания,которыми Эрагон поделился с ней, но она хорошо понимала то, что они знали, и события в очередной раз это доказали: что, когда она и ее маленький брат были далеко друг от друга, он попадает в неприятности в той или иной форме. Она знала, что Эрагон будет спорить, что в его последнем несчастном случае он ничего не сделал, но не убедит её, и она почувствовала удовлетворение в том, что была права.
Как только Торн достиг нужной высоты, Он повернул вокруг и нырнул в ее сторону, выпуская огонь из открытой пасти.
Огонь, которого она не боялась – магия Эрагона, оградит ее от этого – но массивный вес Торна, и его сила позволили бы ему быстро разрушить любые защитные чары, разработанные, чтобы оградить ее от физической опасности. Чтобы защитить себя, она нырнула,но он прижал её тело к стене напротив, даже когда она вывернула шею и укусила его за бледное брюхо он её не отпускал
Закрученная стена пламени охватила ее, издавая грохот и рев, как гигантский водопад. Пламя было настолько ярким, что она инстинктивно закрыла внутреннее веко, так же как она делала, когда находилась под водой, и свет уже не ослеплял её
Огонь скоро исчез, и поскольку Торн помчался прямо над ней, кончик его толстого хвоста, прочертил линию через мембрану ее правого крыла. Царапина кровоточила, но не сильно, и она не думала, что она вызовет ее большую трудность и боль при полете, хотя дискомфорт присутствовал.
Торн пикировал на нее снова и снова, пытаясь заставить ее взлететь. Но она отказывалась двигаться с места, и после еще нескольких бесплодных попыток, он устало приземлился на другом конце шипастого свода, расправив крылья для равновесия.
Все здание содрогнулось, когда Торн приземлился на все четыре лапы, и многие оконные витражи в нижних стенах разбились и звеня падали на землю. Сейчас Торн был даже больше нее из-за вмешательства Гальбаторикса, но ее это не пугало. Она была опытнее Торна, кроме того, ее учителем был Глаэдр, который был намного больше их обоих. К тому же, Торн не осмеливался убивать ее, да и она не думала, что хотел бы.
Красный дракон зарычал и шагнул вперед, кончиками своих когтей, скребя плитку на крыше. Она зарычала в ответ и отступила на несколько футов, пока она чувствовала, как ее хвост прижался к базе шпилями, которые встали как стена, впереди была черная пещера сорокопута.
Кончик хвоста Торна дернулся. Сапфира знала, что он вот-вот набросится на неё.
Она вдохнула и начала купать его в потоке мерцающего огня. Ее задача теперь состояла в том, чтобы препятствовать Торну и Муртагу понять, что не Эрагон сидел на ней. Для этого она могла или оставаться достаточно далеко от Торна, где Муртаг будет неспособен прочитать мысли Блёдхгарма, или она могла нападать часто и жестоко так, что у Муртага не будет возможности сделать этого – что было бы достаточно трудным, поскольку Муртаг привык бороться на спины Торна даже, в то время когда Торн поворачивался и крутился в воздухе. Однако, они были рядом с землей, она знала – это поможет ей, поскольку она предпочитала нападать. Всегда нападать!
– И это все на что вы способны? – Магически усиленный голос Муртага раздавался из-под огненного щита.
Как только последние струи пламени вылетели из ее пасти, Сапфира прыгнула в сторону Торна. Она сильно ударила его в грудь, их шеи переплелись, а пасти щелкали друг напротив друга, поскольку каждый пытался впиться другому в глотку. Сила удара отбросила Торна назад к храму, и он взмахнул крыльями, ударяя Сапфиру, после чего они начали падать на землю.
Они упали с грохотом дробя камни и разрушая ближайшие дома. Что-то сломалось в левом плече Торна, и его крыло неестественно болталось, но Муртаг уберег дракона от прямого падения.
Сапфиры слышала Муртага и проклинала Торна, и она решила, что ей было бы лучше уйти, прежде чем сердитый человечек на двух ногах с круглыми ушами начал использовать заклинания.
Она подпрыгнула, пиная Торна в живот, а после приземлилась на козырек дома позади красного дракона. Здание было слишком непрочным, чтобы выдержать ее вес, так что она снова поднялась в воздух и вдобавок подожгла ряд зданий.
Позвольте им справиться с этим,подумала она, удовлетворено, пока пламя жадно грызло деревянные конструкции.
Возвращаясь к храму, она подсунула свои когти под черепитцу и начала рвать открытую крышу, разламывая ее на части, те же самые, поскольку она разорвала крышу замка Дурзы в Гиллиде. Только теперь она была более крупной. Теперь она была более сильной. И блоки камня, казалось, весили не больше, чем галька, для Эрагона. Безумные священники крови, которые там поклонялись, причинили боль ее маленькому брату, повредили Арью, Анджелу, и кота-оборотня Солембума и они убили Вирдена. В знак мести Сапфира была готова разрушить этот "шипастый храм"!
Через несколько секунд она открыла зияющую дыру в потолке здания. Она наполнила помещение всплеском пламени, а затем подключила свои когти разрывая латунные трубы, ветер помог вылезти им из свободной от задней стены собора здания. Они упали на скамьи ниже с лязгом и грохотом.
Торн ревел, а затем он вскочил с улицы в воздухе над черным храмом и висел там, хлопая крыльями и с тяжестью сохраняя свое положение. Он появился как безликий черный силуэт, стена пламени вспыхнула с дома за ним озарив все вокруг, только его крылья оставались прозрачными, которые светились оранжевым и красным.
Он напал на нее, пытаясь дотянуться своими зазубренными когтями.
Сапфира подождала, определенный момент, потом прыгнула в сторону, от Черного храма, и Торн протаранил головой в базу центрального шпиля собора. Высокие отверстия в Черном храме вздрогнули под ударом, а на самом верху его, богато украшенный золотой жезл, опрокинулся и упал более чем в четырех сотен футов ниже.
Ревя в разочаровании, Торн изо всех сил пытался совладать с самим собой. Его задняя часть скользнула в отверстие в крыше чтобы добраться до Сапфиры, и он чертил на по плитке когтями пытаясь проложить путь обратно.
Ему это удалось, но Сапфира прилетела к передней части Черного храма и позиционируя себя на противоположную сторону, и со всей силы столкнулась с Торном.
Она собрала свои силы, а затем ударила шпиль своей правой передней лапой.
Статуи и вырезанные художественные оформления разрушались под ее ногой; облака пыли забивали ее ноздри; и части камня и земли лились дождем вниз на квадрат. Шпиль держался, тем не менее, таким образом, она ударила его снова.
Рев Торна достиг безумной ноты, когда он понял, что она делает, он стремился освободить себя еще отчаяннее.
На третий удар Сапфиры,Черный храм в основании, и, с мучительной медлительностью, рухнул назад, упав на крышу. Торн только успел произнести ярости рычание, а затем щебень с башни посыпался на него сверху, сбив его с ног в оболочку разрушенного здания и похоронив его под грудами щебня.
Звук разбивающего вдребезги шпиля отозвался эхом через весь город, как хлопок катящегося грома.
Сапфиры прорычал в ответ, на этот раз с чувством дикой победы. Торн выкарабкается достаточно скоро, но до тех пор, он был на нее милости.
Наклоняя свои крылья, она кружила над Черным храмом. Когда она пролетала по сторонам здания, она замахнулась на рифленый контрфорс, которые поддерживали стены, уничтожая их по одному за раз. Каменные глыбы упали на землю, создавая неприятный шум.
Когда она сняла все (*buttressess?), неподдерживаемые стены закачались и начали наклоняться наружу. Усилиями Торна выпутаться только ухудшила ситуацию, и после нескольких секунд, стены уступили. Вся структура рухнула с лавинообразный грохотом, и огромный столб пыли взметнулся вверх.
Сапфира триумфально ликовала, когда она приземлилась на задние лапы рядом с насыпью развалин и продолжила покрывать блоки камней самыми горячими потоками огня она могла продолжать дальше. Огонь можно было отклонить с помощью магии, но для отклонения жара необходимо значительное усилие и энергия. Насильно Муртаг тратил даже больше его сил для сохранения его и Торна не быть зажаренными заживо, также как любую энергию он мог использовать во избежание быть сплющенным, Сапфира верила что истощит его запасы достаточно, чтобы у Эрагона и двуного-круглоухих был шанс нанести ему поражение.
Пока она извергала пламя, волк-эльф за ее спиной пел заклинания, хотя, какими являются они, она не знала, и ее это особенно не заботило. Она доверила двуногим. Что бы он ни делал, она уверена, что это поможет.
Сапфира попятилась назад, как только камни в центре кургана разлетелись. Торн вырвался с каменного заточения. Его крылья, подобно бабочкиным были скомканные, и он истекал кровью из-за ран на спине и на ногах.
Он посмотрел на нее и взревел, его рубиновые глаза залились яростью. В первый раз, она разозлила его по настоящему. Сапфира видела, что он хочет разорвать ее плоть, и жаждет вкуса ее крови.
Отлично, подумала она. Хотя может он был еще не настолько изранен и испуган, как она предполагала.
Муртаг полез в сумку на поясе, и достал оттуда маленький круглый предмет. Из опыта Сапфира знала, что он заколдован, и будет использован для исцеления ран Торна.
Без задержки, она резко взлетела, стараясь с максимальной скоростью набирать высоту, перед тем как Торн будет в состоянии продолжать погоню. После нескольких взмахов крыльев, она глянула вниз и увидела что он, подобно огромному ястребу, приближается к ней с огромной скоростью
Она витала в воздухе, и как раз собиралась атаковать, когда в глубине сознания услышала крик Эрагона:
Сапфира!
Встревоженная она продолжила крутиться в воздухе, пока не ощутила присутствие Эрагона на южных воротах города. Она расправила крылья и максимально быстро начала пикировать в сторону арки.
Торн как и ранее резко бросился в ее сторону, и она знала что он следовал вплотную за ней.
Они вдвоем пикировали к городской стене, и в ушах Сапфиры, волком выл холодный утренний воздух.



ШЛЕМ И МОЛОТ

"Наконец-то", – подумал Роран, когда боевой рог варденов подал сигнал к атаке.
Он поглядел на Драс-Леону и мельком увидел Сапфиру, ныряющую к темной массе зданий, ее крылья, сверкающие в свете восходящего солнца. Ниже, Торн пошевелился, как какая-то огромная кошка, которая лежала на заборе, и, взлетев,направился в погоню.
Роран почувствовал прилив сил.Время для сражения наконец пришло,и он хотел поскорее покончить с этим.Он быстро отогнал от себя беспокойные мысли об Эрагоне и стремительно пошел прочь от того места где сидел, чтобы присоединиться к остальным войнам которые уже выстроились в широкий прямоугольный строй.
Роран с верху и донизу осмотрел отряд,проверяя,все ли войны готовы.Они ждали в течении большей части ночи,и из-за этого люди были усталыми,но он знал,что страх и волнение скоро прочистит их умы.Роран тоже устал, но это никак не сказалось на его сознании; он мог выспаться после сражения.Ну а до тех пор, главное беспокойство будет держать его людей и его самого на ногах.
Ему действительно было жаль, что у него не было времени для чашки горячего чая, чтобы хоть как-то помочь своему желудку. Он съел что-то испорченное на обед и теперь мучился тошнотой. Однако,дискомфорта было недостаточно, чтобы это помешало ему сражаться.Ну по крайне мере он так думал.
Удовлетворенный состоянием своих людей, Роран надел свой шлем, поверх стеганной кожаной шапочки. Далее он достал свой молот, а левую руку просунул через ремни щита.
– В твоем распоряжении, сказал Хорст, подходя к нему.
Роран кивнул. Он выбрал кузнеца своей второй рукой в команде, решение, которое Насуада приняла без возражений. Кроме Эрагона, не было никого, кого Роран предпочел бы видеть рядом с собой. Это было эгоистично с его стороны, он знал- у Хорста новорожденный ребенок, и Вардены нуждались в его навыках металлообработки, но Роран не мог и представить никого другого, кто лучше подходит для этой работы. Хорст не казался особенно радостным по вопросам продвижения по службе, но и не был расстроен. Вместо этого он пошел к организации батальона Рорана со спокойной уверенностью и компетентностью, которой он обладал в совершенстве.
Рог прозвучал снова, и Роран поднял свой молот над головой. – Вперед! прокричал он.
Он взял на себя инициативу, поскольку много сотен мужчин начали, сопровождаемые с обеих сторон четырьмя другими батальонами Варденов.
Когда воины двигались через открытое пространство, которое отделяло их от Драс-Леоны,в городе раздались звуки тревоги. Колокола и боевой рог прозвучали мгновение спустя, и скоро весь город был заполнен невообразимым шумом, поскольку защитники начинали пробуждаться. Так же волнение добавлял ужасный рев и разрушения доносившиеся из центра города, где бились два дракона. Иногда, Роран видел одного, или другого над крышами зданий, драконы сверкали и переливались яркими огнями, но по большей части, эти два гиганта оставались скрытыми от его глаз.
Лабиринт ветхих зданий, который окружил городские стены быстро, приближался. Узкие, мрачные улицы для Рорана выглядели зловещими и не предвещающими ничего хорошего. Для солдат Империи, или даже жителей Драс-Леоны, было бы довольно легко устроить засаду на этих запутанных улицах. Сражение в столь узких кварталах было бы более ожесточенным, запутанным, и беспорядочным нежели в обычных условиях. Если бы это произошло, Роран знал, что немногие из его подчиненных смогут остаться в живых.
Пока он двигался в тени ниже уровня первой линии лачуг, что то вроде большого узла скрутилось в животе у Рорана, усиливая его тошноту. Он облизал губы, чувствуя себя больным.
"Лучше бы Эрагону открыть эти ворота, – продумал он. – А не то… мы будем торчать здесь, как куча ягнят, загнанных на бойню."



И СТЕНЫ ПАЛИ…

Звук крушения каменной кладки заставил Эрагона остановиться и обернуться.
Между пиками двух отдаленных домов он увидел пустое пространство, где раньше был острый шпиль собора. На его месте столб пыли взметнулся вверх к облакам, как колона белого дыма.
Эрагон улыбнулся, гордясь Сапфирой. Когда дело касалось беспорядка и разрушения – дракону не было равных. "Продолжай, – подумал он. – Разбей их вдребезги! Похорони их святые места под тысячей футов камня!
Затем он возобновил бег по вымощенной булыжником улице, вместе с Арьей, Анжелой, и Солембумом. Люди уже были на улице: купцы собирались открыть свои лавки, ночной караул шел отдыхать, пьяный дворянин выходит из пирушки, бродяги спали в у крылец домов, солдаты беспорядочно шли к городским стенам.
Все люди, даже те, кто не работал, продолжали смотреть в сторону собора, так как шум борьбы двух драконов ворвался в город. На всех от веселых нищих до закаленных солдат, до богато одетых вельмож-появился ужас, и никто из них не глянул на Эрагона или его спутников, ни глянул ни разу.
Это помогало, Эрагон предположил, что он и Арья могли сойти за обычных людей.
По настоянию Эрагона, Арья положила послушника потерявшего сознание в переулок, на порядочном расстоянии от собора. "Я обещал, что мы возьмем его с собой", пояснил Эрагон, но я никогда не говорил, как далеко. Он может найти свой собственный путь здесь". Арья молчаливо и казалось облегчением избавилась от веса послушника.
Поскольку все четверо из них быстро спустились по улице, странный смысл дружественных отношений прошел через Эрагона. Его последнее посещение Драс-Леоны закончилось почти таким же способом: с ним бегущий между грязными, близко расположенными зданиями, надеясь достигнуть одних из ворот города прежде, чем Империя нашла бы его. Только на сей раз он боялся намного больше, чем только Раззаков.
Он снова посмотрел в сторону собора.Все,что должна сделать Сапфира,это задержать Муртага и Торна еще несколько минут.Но он знал.что во время битвы эти минуты могут длиться как часы и он остро осозновал,что баланс сил может измениться.
Держись! подумал он про себя, не рискнув установить мысленную связь с Сапфирой, дабы не отвлечь ее и не выдать свое местоположение.Еще чуть-чуть.
Улицы стали узкими когда они приблизились.Здания перекрывали весь свет,кроме одного маленького лучика.Сточные воды лежали в застойных желобах по краям зданий.Эрагон и Арья прикрыли носы,а травница казалось не испытывает неудобств,хотя Солембум зарычал и вздернул хвост.
Резкие движения на крыше соседнего здания привлекли внимание Эрагона, но независимо от того, что их вызвано оно исчезло к тому времени, когда он посмотрел в ту сторону. Он продолжал пристально глядеть вверх и спустя нескольких мгновений, начал замечать определенные нечеткие достопримечательности: участок белых, не покрытых сажей кирпичей дымохода; странные резкие формы обрисованые в общих чертах в лучах утреннего неба; маленькое овальное пятно, размером с монету, которое мерцало подобно огню в тенях.
Он шокированно посмотрел на крыши домов которые были усыпаны котами-оборотнями,каждый из которых был в своей кошачьей форме.Они бежали от здания к зданию наблюдая как Эрагон и его друзья пронизывают свой путь через тусклый лабиринт города.
Эрагон знал, что неуловимые оборотни не соблаговолят помочь за исключением в самых отчаянных обстоятельствах – они хотели бы сохранить свой союз с Варденами в тайне от Galbatorix как можно дольше, тем не менее как приятно их иметь так близко.
Улица закончилась на пересечении пяти переулков. Эрагон посоветовася с Арьей и травницей; Затем они решили продолжить путь в том же направлении и пойти в переулок напротив.
Через сто футов они резко свернули и вышли на площадь,что ведет к южным воротам города.
Эрагон остановился.
Сотни солдат стояли собранными перед воротами. Мужчины слонялись хаотичном порядке, когда они надевали оружие и броню, и их командующие проревели указы в их сторону. Золотая нить, сшитая на темно-красные туники солдат, блестела, когда они бегали туда и сюда.
Присутствие солдат встревожило Эрагона, но он был еще более встревожен, когда увидел, что защитники города сложили огромную насыпь щебня напротив внутренней части ворот, чтобы помешать Варденам разбить их.
Эрагон ругался.Понадобится команда из 50 человек и несколько дней, чтобы убрать эту насыпь.Сапфира бы быстро справилась но Муртаг и Торн ей не позволят.
Нам нужно по другому их отвлечь-думал он.Что именно им нужно ускользало от него.
– Сапфира-позвал он.Она услышала он был в этом уверен,но у него не было времени на объяснение ситуации так как в этот момент один из солдат указал на него и его спутников.
"Повстанцы"!
Эрагон вынул Брисингр из своих ножен и прыгал вперед прежде, чем остальная часть солдат смогла понять предупреждение человека. У него не было другого выбора. Отступить означало бы оставить Варденов на милость Империи. Кроме того, он не мог покинуть Сапфиру, чтобы она имела дело и со стеной и с солдатами одна.
Он кричал, в прыжке, также, как и Арья, которая присоединилась к нему в его безумном рывке. Вместе они сокращали свой путь в среду удивленных солдат. В течение нескольких коротких моментов мужчины были настолько изумлены, они, казалось, не поняли, что Эрагон был их противником, пока он не нанес по ним удар.
От лучников расположенных на парапете летящие на площадь стрелы образовали дугу вниз. Горсть стрел отскочила от защиты Эрагона. Остальные убили или ранили людей империи.
Быстрее, чем раньше, Эрагон все равно не мог заблокировать все удары копий и мечей и кинжалов в него. Он чувствовал, что его сила ослабевает с тревожной скоростью, поскольку его волшебство пока ещё отражало нападения. Если он не мог победить (свободным от прессы?), солдаты закончат тем, что исчерпают его силы и тогда он больше не сможет бороться.
Со свирепым воинствинным криком он вращался в кругу, держа Брисингр близко к своей талии, когда он убил всех солдат, стоящих в пределах досягаемости его клинка.
Переливающееся синее лезвие прорубало кости и плоть, как будто они были одинаково иллюзорны. Кровь тянулась от наконечника в длинных, крутящих лентах, которые медленно разделяли на блестящие капли, как шары полированного коралла, в то время как мужчины, которых он ранил скрючились, хватаясь за свои животы, когда они попытались закрыть раны.
Каждая деталь казалась яркой и бескомпромиссной, как будто ваяемый от стакана. Эрагон мог разобрать отдельные волосы в бороде фехтовальщика перед ним. Он мог просчитать выделения пота, который украшал кожу бисером ниже глаз человека, и он, возможно, указал бы на каждую окраску, шарканье ногами, и слезы на обмундировании фехтовальщика.
Шум боя был очень громким к его чувствительных ушей, но Эрагон испытывал глубочайшее чувство спокойствия. Он не испытывал страха, который беспокоил его прежде, они не зарождались так же легко, как раньше и он боролся лучше из-за этого.
Он закончил свое вращение и когда только начал двигаться к фехтовальщику, Сапфира напала на них наверху. Ее крылья раскрылись с большим трудом, они трепетали как листья в буре. Когда она пролетала мимо, порыв ветра взъерошил волосы Эрагона и прижал его к земле.
Момент спустя Торн проследовал за Сапфирой,с обнаженными зубами,с огонем, кипящим в его открытой пасти. Эти два дракона отлетели на пол мили от грязных желтых стен Драс-Леоны; тогда они совершили петлю и помчались назад.
С внешней стороны стены, Эрагон услышал громкий ура.Вардены должны быть возле ворот.
Участок кожи на левом предплечье горел, как если бы кто-то вылил горячий жир на него. Он зашипел и встяхнул рукой, однако чувство сжения осталось. Затем он увидел, пятно крови, пропитывающееся в тунику. Эрагон посмотрел на Сапфиру. Эта должна быть кровь дракона, но он не мог сказать какого именно.
С приближением драконов, Эрагон воспользовался кратковременным изумлением солдат и убил еще троих. Затем остальные войны пришли в себя, и битва возобновилась всерьез.
Солдат с алебардой, подойдя с переди к Эрагону замахнулся на него. На полпути его удара, Арья ударом сзади с плеча, убила война, чуть не разрубив его на двое.
С быстрым кивком Эрагон признал ее помощь. По негласному соглашению, они стояли спиной к спине и сталкивали солдат вместе.
Он чувствовал, что Арья дышит также тяжело, как и он. Хоть они и были намного сильнее обычных людей, но даже у их выносливости был предел. Они уже убили десятки воинов, но оставались еще сотни, и Эрагон знал, что откуда-нибудь из Драс-Леоны скоро прибудет подкрепление.
"Что теперь?" Кричал он, уклоняясь от копья, ткнул его в бедро.
– Магия! – ответила Арья.
Поскольку Эрагон парировал нападения солдат, он стал перебирать всевозможные заклинания, какие только мог вспомнить, чтобы сразить сразу всех врагов.
Порыв ветра взъерошил волосы Эрагона, и прохладная тень пронеслась над ним, поскольку Сапфира кружила сверху, сбавляя лишнюю скорость. Она расправила крылья и начала спускаться к зубчатой стене.
Прежде чем она смогла остановится Торн догнал её.Красный дракон пустил струю пламени 100футов в длину.Сапфира взревела с разочарованием и стала набирать высоту.Два дракона свились в спираль,когда они набрали высоту.Они начали кусать и царапать друг друга.
Видя Сапфиру в опасности Эрагон лишь укрепил свою решимость. Он увеличил скорость, с которой он говорил, повторяя слова древнего языка так же быстро, как мог с правильным произношением. Но как он ни старался, ни его заклинания, ни Арьины не оказывали ни какого влияния на солдат.
Затем, голос Муртага прогремел в небе:"Эти люди под моей защитой, Брат!
Эрагон посмотрел вверх и увидел Торна, резко летящего к площади. Внезапное измененме направления красного дракона застало Сапфиру врасплох. Она все еще парила высоко над городом темно-синим пятном на фоне светлого неба.
Они знают, подумал Эрагон, и его былое спокойствие сменилось ужасом.
Он опустил глаза и пристально всматривался в толпу. Все больше и больше солдат стекались к стенам Драс-Леоны. Анжела расположилась напротив одного из пограничных домов, бросая стеклянные пузырьки одной рукой и размахивая Tinkledeath другой. Флаконы, разбиваясь, испускали клубы зеленого газа, и любой солдат вдохнувший его, падал на землю, хватаясь за горло и язвы похожие на маленькие коричневые грибы появлялись на каждом дюйме неприкрытой кожи. Позади Анжелы, на стене с плоскими вершинами присел Солембум. Кот-оборотень пользовался своим преимуществом для того, чтобы царапать солдатам лица и стаскивать их шлемы, отвлекая их, когда они пытались закрыться от травницы. Оба, он и Анжела, выглядели загнанными, и Эрагон сомневался, что они способны продержаться еще.
Ничто не внушало Эрагону надежду. Он оглянулся и посмотрел на огромную фигуру Торна как раз тогда, когда красный дракон расправил крылья и медленно спускался.
– Мы должны уйти!- кричала Арья.
Эрагон колебался. Было бы проще вместе с Арьей, Анжелой и Солембумом спуститься со стен туда, где их ждали Вардены. Но если они убегут, то Вардены окажутся не в лучшем положении, чем до этого. Их армия не может позволить себе ждать еще дольше:через день-другой запасы закончатся и люди начнут покидать их. Эрагон знал, как только это случится, они никогда уже не смогут снова объединить все расы против Гальбаторикса.
Торн заслонил небеса, бросая темную тень на площадь и скрывая Сапфиру из поля зрения. Капли крови, каждая размером с кулак Эрагона, капали с шеи и ног Торна, и некоторые солдаты кричали от боли, поскольку кровь ошпаривала их.
"Эрагон! Сейчас! "-Кричала Арья. Она схватила его за руку и потянула, но все же он стоял на своем, не желая признать свое поражение.
Арья потянула сильнее, заставляя Эрагона смотреть вниз, чтобы остаться на ногах. Как только он это сделал, его взгляд упал на безымянной палец правой руки, где он носил Арен.
Он надеялся сохранить энергию, заключенную в кольце, до того дня, когда ему придется противостоять Гальбаториксу. Это было незначительное количество по сравнению с тем, сколько король мог накопить во время своего правления, но это самой большой запас, который был у Эрагона, и он знал, что у него не будет больше шанса пополнить его до того, как Вардены достигнуть Урубаена, если, конечно, достигнут.И так же это была последняя вещь, которую Бром оставил ему. По этим двум причинам он не хотел бы использовать эту энергию.
Тем не менее, он не мог придумать никакой альтернативы.
Бассейн энергии содержащейся в Арене всегда казался огромным,теперь Эрагон спрашивал,будет ли её достаточно для того,для чего она предназначена.
Боковым зрением,он увидел Торна идущего к нему с когтями размером с человека,небольшая его часть бежать перед монстром пока вышедший не поймал его и съел его заживо.
Эрагон задержал дыхание, когда он забирал драгоценную энергию из Арена, и воскликнул:"Джиерда!"
Поток энергии, проходящий через него, был больше, чем он когда-то испытывал, это было похоже на ледяную реку, которая обжигает и покалывает с невыносимой напряженностью. Ощущения были одинаково мучительные и приятные.
По его приказу, огромная груда щебня блокировавшая ворота взмылась в небо превращаясь в твердый столб из земли и камня. Обломки ударили Торна по глазу, и дырявя крылья, послышался визг дракона и отнесло его за пределы Драс-Леоны. Затем колонна начала распространяться наружу, образуя свободные навес над южной половиной города.
Запуск щебня принял квадратную форму, щебень начал осыпаться на землю. Эрагон приземлился на руки и колени, и оставался на одном месте, глядя вверх,так что бы он мог поддерживать заклинания.
Когда энергия в кольце был почти исчерпана, он прошептал: "Ганга раехта." Как будто головой попа в темный шторм, шлейф дрейфовал вправо, в сторону доков и озера Леона. Эрагон продолжал наставлять щебень от центра города до тех пор, пока он мог. когда последние остатки энергии прошли через него он прекратил заклинание.
С обманчиво мягким звуком, облако обломков рухнуло внутрь. Более тяжелые элементы, камни, обломки дерева и скопления грязи, упали прямо вниз, избивая поверхности озера, в то время как более мелкие частицы оставались взвешенными в воздухе, образуя большие коричневые пятна, которые медленно плыли дальше на запад.
На месте где были обломки остался пустой кратер. Рассеянная брусчатки краями полая, как и круг разрушенных зубов. Ворота в город висели открытыми, деформированными и расколотыми, не подлежащими ремонту.
Через дырку в воротах, Эрагон увидел Варденов собравшихся на улицах за его пределами. Он выпустил свой вдох и позволил своей голове падать вперед в изнеможении. Он был очень сильно переутомлен. Потом он медленно приподнялся в вертикальном положении, смутно понимая, что опасность еще не прошла.
Пока солдаты поднимались на ноги, Вардены ворвались в Драс-Леону, издавая боевые кличи и стуча мечами о щиты. Несколько секунд спустя среди них приземлилась Сапфира, и то, что должно было стать генеральным сражением, превратилось в бегство, поскольку солдаты убегали, спасая свои жизни.
Эрагон увидел Рорана среди моря людей и гномов, но потерял его из виду прежде чем смог привлечь внимание своего двоюродного брата.
Арья…? Эрагон обернулся и был встревожен, обнаружив, что она не была рядом с ним. Он расширил свои поиски и вскоре заметил ее на полпути через площадь, в окружении двадцати солдат. Мужчины держали ее руки и ноги с мрачным упорством, они пытались утащить ее. Арья освободила одну руку и ударила человека в подбородок, сломав ему шею, а другой солдат занял свое место прежде, чем она могла попытаться вырваться снова.
Эрагон уже бежал к ней. Будучи полностью вымотанным, он позволил своей руке опуститься слишком низко, и кончик меча задел панцирь упавшего солдата, что выбило рукоятку из его рук. Меч упал на землю, и Эрагон заколебался, думая не вернуться ли ему назад, но затем он увидел как двое солдат набросились на Арью с кинжалами и удвоил скорость.
Как только он подбежал к ней, Арья на мгновение избавилась от своихпротивников. Мужчины кинулись к ней с вытянутыми руками, но прежде, чем им снова удалось ее схватить, Эрагон отбросил одного человека в сторону, ударив кулаком в его грудную клетку. Солдат с парой вощеных усов нанес удар Эрагону в грудь. Эрагон схватил лезвие голыми руками, вырвал из рук воина и сломал меч пополам, а затем выпотрошил солдата обломком его же собственного оружия. В течение нескольких секунд все солдаты, угрожавшие Арье умирали или были мертвы. Тех, кого не не убил Эрагон, добила Арья.
После этого Арья сказала: "Я бы не смогла победить их самостоятельно."
Эрагон согнулся и опустил руки на колени, пытаясь отдышаться. – Я знаю… – кивком головы он указал на ее правую руку, ту, которую она повредила, пытаясь выбраться из оков и которая бала привязана к ее ноге. – Можешь считать это моей благодарностью.
Мрачный вид настоящего." Но она сказала, что с легкой улыбкой на губах.
Большинство солдат уже покинуло площадь. Те же, кто оставался, засели в зданиях, окруженных Варденами. Как раз когда Эрагон осмотрелся, он увидел как многие люди Гальбаторикса бросали оружие и сдавались.
Они с Арьей вернули его меч, а затем подошли к грязно-желтой стене, где земля была относительно свободна от обломков. Сидя напротив стены, они смотрели как Вардены входят в город.
Вскоре Сапфира присоединилась к ним. Она тыкалась в Эрагона, который улыбался и чесал ее морду. Она жужжала в ответ. "Ты сделал это", сказала Сапфира.
Мы сделали это,ответил он.
На ее спине Блёдхгарм ослабил ремни, удерживающие его ноги и спрыгнул на землю. На несколько секунд Эрагон был просто сбит с толку от встречи с самим собой. Но вскоре решил, что ему не нравится, как его волосы завиваются у висков.
Блёдхгарм произнес непонятное слово на древнем языке; затем его образ замерцал, как будто отражая тепло, и он снова стал самим собой: высокий, желтоглазый, покрытый мехом, с длинными ушами и острыми клыками. Он не был похож ни на эльфа, ни на человека, но на его напряженном, застывшем лице, Эрагон увидел печать ярости и горя.
"Губитель Шейдов,! сказал он, и поклонился обоим и Арье, и Эрагону. "Сапфира сказала мне о гибели Вирдена. Я -"
Прежде чем он успел закончить фразу, десять эльфов оставшихся под командованием Блёдхарма появились из толпы Варденов и спешили к ним с мечами наперевес.
"Губитель Шейдов!" приветствовали они. "Аргетлам! Сверкающая Чешуя!"
Эрагон приветствовал их устало и стремился ответить на их вопросы, хотя он предпочел бы не делать вообще ничего.
Громкий рев помешал их беседе, и тень набежала на них, Эрагон посмотрел наверх, чтобы увидеть Торна, целого и невредиого, парящего в вышине.
Эрагон выругался и вскарабкался на спину Сапфире, пристегивая Брисингир, в то время как Арья, Блёдхарм и остальные эльфы образовали защитный круг вокруг нее. Их общая мощь была огромной, но достаточной ли она будет, чтобы сразиться с Муртагом, Эрагон не знал.
Все как один, Вардены взглянули в небо. Им нельзя было отказать в храбрости, но даже храбрейшие страшились дракона.
– Брат! кричал Муртаг, его магический голос звучал так громко, что эрагону пришлось прикрыть уши.
– На мне кровь из ран, что вы нанесли Торну! Возьмите Драс-Леону если хотите. Это ничего не значит для Гальбаторикса. Но это не последняя наша встреча, Эрагон губитель шейдов, это я обещаю.
А потом Торн повернулся и полетел на север над Драс-Леоной, и вскоре исчез за завесой дыма, которая поднялась из дома горящий рядом с разрушенным собором.



НА БЕРЕГАХ ОЗЕРА ЛЕОНА

Эрагон шагал через покрытый темнотой лагерь, сжав свою челюсть и кулаки.
Он провел последние несколько часов в переговорах с Насуадой, Ориком, Арьей, Гарцвогом, королем Оррином, и их советниками, обсуждая события дня и оценки текущей ситуации варденов. Ближе к концу встречи они связались с королевой Имиладрис, чтобы сообщить ей, что Вардены захватили Драс-Леону,а так же о смерти Вирдена.
Эрагон безрадостно объяснял королеве, как один из ее старейших и самых могущественных заклинателей умер, королевы такж не была обрадована этой новостью. Грусть-была ее первой реакцией, это удивило его, он не думал, что она знала Вердена так хорошо.
Разговор с Имиладрис оставил Эрагона в плохом настроении, так как это напомнило ему, насколько случайна и бессмысленна была смерть Вирдена. "А если бы я был во главе группы,то это я был бы нанизан на те шипы" – он думал пока продолжал свой поиск по лагерю – "А если это была бы Арья"
Сапфира знала, что он собирался сделать, но она решила вернуться к месту возле его палатки, где она обычно спала, поскольку произнесла, Если я буду топотать взад-вперед между палатками, я разбужу Варденов, а они заслужили отдых. Их сознания оставались объединенными, и он знал, что если она ему понадобиться, то примчится через несколько секунд.
Чтобы скрыть свое ночное путешествие, Эрагон старался идти подальше от костров и факелов, которые горели перед многими палатками, но он обследовал каждый островок света, выслеживая свою жертву.
Пока он охотился, ему пришло в голову, что она могла бы ускользнуть от него. Его чувства к ней были далеко не дружественными, и это могло позволить ей вычислить его местоположение и скрыться от него, если бы она захотела. Но все же он не думал, что она была трусом. Несмотря на свою юность, она была одним из самых сильных людей, которых он встречал, будь то человек, эльф или гном.
Наконец он обнаружил Эльву, сидящую перед маленькой неприметной палаткой, играющую с веревкой в свете угасающего пламени. Рядом с ней сидела ее кормилица, Грета, пара длинных деревянных спиц мелькала в ее руках.
Одно мгновение Эрагон просто стоял и смотрел. Старая женщина казалась более спокойной, чем он когда-либо ее видел, и ему не хотелось нарушать ее покой.
Затем Эльва произнесла, – Не теряй самообладание, Эрагон. Не теперь, когда ты так близко. – ее голос казался подавленным, будто она плакала, но когда она подняла глаза, ее пристальный взгляд был жестким и вызывающим.
Грета казалось была поражена, когда Эрагон вступил в круг света; она схватила свою пряжу и спицы и кланяясь произнесла, – Приветствую, Губитель Шейдов. Могу я предложить Вам поесть или выпить?
– Нет, благодарю Вас. – Эрагон остановился перед Эльвой и посмотрел вниз на хрупкую девочку. На мгновение их глаза встретились, а потом она вернулась к переплетению нитей пряжи между пальцами. Что-то в его животе перевернулось, когда он затметил, что ее фиалковые глаза были того же цвета, что и аметисты, с помощью которых жрецы Хелгринда убили Вирдена и пленили его и Арью.
Эрагон опустился на колени и схватил пряденую сеть Эльвы посередине, останавливая ее движения.
"Я знаю что ты намереваешься сказать," начала она.
– Вполне может быть, проворчал он, – но я все равно это скажу. Ты убила Вирдена, конечно, ты не ты непосредственно нанесла ему удар. Но если бы ты пошла с нами, то ты бы могла предупредить его о ловушке. Ты бы могла предупредить всех нас. Я видел как погиб Вирден, я видел как Арья содрала почти половину своей руки, из-за тебя. Из-за твоего гнева, из-за твоего упрямства, из-за твоей гордости…Можешь ненавидеть меня если хочешь, но не смей заставлять еще кого-то страдать из-за этого. Если хочешь, чтобы Вардены проиграли, ступай к Гальбаториксу и покончим с этим. – Ну, ты этого хочешь?
Эльва медленно покачала головой.
– Тогда впредь я и слышать не хочу, что ты отказалась помочь Насуаде от злости, иначе я выставлю тебе счет, Эльва Провидица, и здесь ты не победишь.
"Тебе никогда не победить меня," пробормотала она.
Ты будешь удивлена. У тебя ценный талант, Эльва. Вардены нуждаются в твоей помощи, больше чем когда-либо. Я не знаю, как мы собираемся победить короля в Урубаине, но если ты будешь с нами и повернешь свой дар против него, у нас может будет шанс.
В Эльве, казалось шла борьба с собой. Потом она кивнула, и Эрагон увидел, что она плачет, слезы закапали из ее глаз. Он не получил удовольствия от ее страданий, но он почувствовал определенное удовлетворение тем, что его слова затронули ее так сильно.
– Я сожалею, прошептала она.
Он выпустил пряжу и поднялся.
– Твои извинения не могут вернуть Вирдена. Добейся большего успеха в будущем, и возможно ты сможешь искупить свою ошибку.
Он кивнул старухе Грете,что хранила молчание на протяжении всего их обмена,а затем вышел из света обратно во тьму между темными рядами палаток.
“Ты преуспел”- сказала Сапфира. Я думаю, теперь она будет действовать по-другому.
– Я надеюсь.
Укорять Эльву был необычный опыт для Эрагона. Он вспомнил, когда Бром и Герроу было наказывали его за ошибки, и теперь он осознал что его покинуло чувство вины и от ощутил себя… другим… более зрелым.
Лед тронулся, подумал он.
Он провёл своё время, прогуливаясь по лагерю,наслаждаясь прохладным бризом доносящимся от озера скрытого в тени.



* * *



После захвата Драс-Леоны, Насуада удивила всех, заявив, что вардены не останутся на ночь в городе. Она никак не объяснила своего решения, но Эрагон подозревал, что это произошло потому, что длительная задержка на Драс-Леоне задержит их в путешествии к Урубаену, а также потому, что у нее нет желания задерживаться в городе, где могло находиться большое число агентов Гальбаторикса.
После того как Варденами обезопасили улицы, Насуада определила количество воинов что останутся в городе, под командованием Мартланда Краснобородого. Затем Вардены покинули Драс-Леону и отправились на север, вдоль берега соседнего озера. По пути, постоянный поток посланцев ездил туда и обратно между Варденами и Драс-Леоной, как Мартланд и Насуада совмесно решали многочисленные вопросы которые были направлены на управление городом.
Перед тем как Вердены ушли, Эрагон, Сапфира и заклинатели Блёдхгарма вернулась в разрушенный собор, чтоб извлечь тело Вирдена, и отыскать пояс Белотха Мудрого. У них было лишь несколько минут для того чтоб Сапфира отодвинула в сторону нагромождение каменных плит, которые блокировали вход в подземные ходы и для Блёдхгарма и других эльфов вынести тело Вирдена. Но независимо от того, как долго они смотрели, и не важно, какие они использывали заклинания, они не могли найти пояс.
Эльфы вынесли Вирдена на щитах из города, на холм рядом с небольшим ручьем. Там они похоронили его во время пения нескольких скорбных плачей на древнем языке, песни звучали так грустно, что Эрагон плакал безудержно и все птицы и животные в пределах слышимости затихли и прислушались.
Седовласая эльфийка Еэла опустилась на колени рядом с могилой, и достала желудь из сумки на поясе, посадила непосредственно над грудью Вирдена. А потом двенадцать эльфов, с Арьей вместе, пели желудю, который пустил корни и пророс и вырос вьющимися вверх, достигнув и захватывающей небо, словно сплетение рук.
Когда эльфы закончили, лиственные дуб стоял двадцать футов высотой, с длинными букетами зеленых цветов в конце каждой ветки.
Эрагон подумал, что это самый хороший способ захоронения на котором он когда-либо присутствовал. Он уважал традиции гномов о погребений своих умерших в твердый, холодный камень глубоко под землю, но ему более нравилась идея своим телом обеспечить пищу для дерева которое могло бы жить на протяжении сотен лет. Если он должен был умереть, он решил, что он хотел бы чтоб над ним посадили яблоню, так что его друзья и семья могла б есть плоды которые выросли из его тела.
Концепция была чрезвычайно забавной,хоть и в довольно болезненной форме.
Помимо поиска собора и преданию земле тела Вирдена, Эрагон также сделал одну другую значимую вещь в Драс-Леоне после ее захвата. Он, с одобрением Насуады, объявил каждого раба в городе свободным человеком, и он лично пошел в поместья и аукционные дома и освободил большинство мужчин, женщин, и детей прикованных там цепью. Это дало ему большое удовлетворение, и он надеялся, что это улучшит жизни людей, которых он освободил.
Когда он приблизился к своей палатке, то увидел Арью, ждавшую его у входа. Эрагон ускорил шаг, но не успел он поздороваться, как кто-то крикнул:"Убийца Шейда!"
Эрагон обернулся и увидел одного из слуг Насуады бегущего к ним. "Убийца Шейда", повторил мальчик, несколько запыхавшись, и поклонился Арье. "Леди Насуада хочет, чтобы вы пришли к ней в палатку за час до рассвета завтрашнего утра, для переговоров с ней. Что я скажу ей, леди Арья? "
"Вы можете сказать ей, что я буду там, когда она захочет," ответила Арья, склонив чуть-чуть голову.
Слуга ещё раз поклонился, потом повернулся и побежал в ту сторону откуда он пришёл.
"Это немного странно, особенно сейчас, когда мы оба убили Шейда," Эрагон уловил слабую улыбку.
Арья также улыбнулась, движения ее губ были почти незаметны в темноте. – Может ты бы хотел, чтобы я оставила Варога в живых?
“Нет. нет, ничуть.”
– Я могла бы сохранить его как раба,выполнящего мои распоряжения.
Теперь ты дразнишь меня," сказал он.
Она издала мягкий смешок.
"Возможно я должен называть тебя вместо этого принцессой -принцесса Арья". Он сказал это опять, наслаждаясь ощущением произнесённых им слов.
"Ты не должен меня так называть," сказала она серьезнее."Я не принцеса."
"Почему нет?Твоя мать королева.Кем ты еще можешь быть кроме как не принцессой?Ее титул дреттнинг, твой дреттнингу.Первое означаает "королева," а второе-"
"Не означает принцесса", сказала она."Не совсем.Нет точного эквивалента на языке людей."
"Но если твоя мать умрет или откажется от своего трона, ты займешь ее место как правитель своей расы, разве нет?"
"Все не так просто"
Арья, казалось, не была склонна объяснять дальше, так что Эрагон сказал: "Ты хотела бы взойти на трон?"
Я взойду, сказала она.
Эрагон приоткрыл полог от его палатки, пропуская Арью внутрь. После быстрого взгляда на Сапфиру – которая лежала, свернувшись неподалеку и готовясь ко сну – Эрагон последовал за Арьей.
Он подошел к фонарь, который свисал с шеста в центре палатки и пробормотал, "Исталри", не используя брисингр, во избежании воспламенения его меча. Получившееся пламя заполнило палатку теплым, устойчивым светом, который заставил едва заставленную мебелью армейскую палатку казаться почти удобной.
Они сидели, и Арья сказала, “Я нашла это среди вещей Вирдена, и я подумала, что мы могли бы насладиться этим вместе.” Из бокового кармана ее штанов она достала резную деревянную флягу размером с руку Эрагона. Она вручила ее ему.
Эрагон откупорил флягу и вдохнул аромат ртом. Он поднял брови, когда он почувствовал сильный, сладковатый вкус ликёра.
"Неужели это Фёльнирв?" спросил он название, которое эльфы дали напитку сделанному из ягод бузины и выдержанному при лунном свете.
Арья засмеялась, и ее голос звучал как хорошо-закаленная сталь(меч). "Да… но Вирден добавил сюда еще что-то"
“О?”
"Листья растения, которое растет в восточной части Дю Вальденвардена, вдоль берега озера Рёна".
Он нахмурился. "Знаю ли я название этого растения?"
"Возможно, но это не имеет никакого значения. Вернёмся к выпивке. Тебе понравится, я обещаю ".
И она снова засмеялась, приведя его в замешательство. Он никогда не видел ее такой. Она, казалось обреченной и безрассудной, и удивившись, он понял, что она уже порядком навеселе.
Эрагон колебался, и он задавался вопросом, наблюдал ли Глаэдр за ними. Тогда он преподнес флягу к губам и сделал глоток, наполнив рот Фёльнирвом. На вкус ликёр был не таким как прежде; у этого был мощный, мускусный аромат, подобный аромату куницы или горностая.
С гримасой на лице Эрагон думал притормозить, так как Фельнирв жег ему горло. Он сделал еще один глоток, но меньше чем предыдущий, и передал флягу обратно Арье, которая тоже выпила.
Прошлый день был чередой крови и ужаса. Он потратил большую часть дня сражаясь, убивая, почти сам будучи убитым, и он нуждался в разгрузке… Он должен был забыть. Напряженность, которую он чувствовал, была настолько глубоко запрятана, что он не смог бы справится одной только медитацией. Что-то еще требовалось. Что-то, что прибыло из за пределов его самого, как и насилие в котором он участвовал, по большей части, было внешним, не внутренним.
Когда Арья передала ему флягу, он сделал большой глоток и захихикал, неспособный помочь себе.
Арья приподняла бровь и посмотрела на него с вдумчивым, ели веселым выражением. “Что тебя так развеселило?”
"Это…Мы…Факт, что мы все еще живы,а они"-он махнул в сторону Драс-Леоны-"нет".Жизнь забавляет меня, жизнь и смерть."Теплый свет начал формироваться в его животе, и кончики его ушей начали покалывать.
"Хорошо быть живым," сказала Арья.
Они продолжали передавать флягу назад и вперед, пока внутри ничего не осталось.После Эрагон закупорил флягу пробкой – задача, которая потребовала нескольких попыток, поскольку его пальцы чувствовали себя толстыми и неуклюжими, и раскладушка, казалось, наклонилась под ним, как палуба судна в море.
Он отдал пустую флягу Арье, когда она взяла ее, он схватил ее правую руку и повернул к свету. Кожа была гладкой и чистой. Не было никакого следа раны.
– Блёдхгарм излечил тебя? сказал Эрагон.
Арья кивнула, освобождая руку;
– Главным образом. Я могу в полной мере пользоваться рукой. Она продемонстрировала это, открыв и закрыв ее несколько раз. Но есть небольшой участок в основе большого пальца, где я ничего не чувствую. Она указала пальцем.
Эрагон протянул руку и слегка коснулся. "Здесь?"
"Здесь", сказала она, и переместила его руку немного правее.
"И Блёдхгарм был не в состоянии ничего с этим поделать?"
Она покачала головой. "Он попробовал полдюжины заклинаний, но нервы отказываются вернуться." Она сделала пренебрежительное движение. "Это не имеет никакого значения. Я все еще могу работать мечом и стрелять из лука. Это все, что имеет значение."
Эрагон колебался, затем сказал: "Ты знаешь… как же я благодарен за то, что ты сделала- что вы пытались сделать. Я сожалею, что оставил тебя с отметиной. Если бы я мог бы предотвратить это как-то… "
"Не чувствуй себя плохо из-за этого. Невозможно пройти по жизни невредимым. Не должен даже хотеть этого. Увечьями мы накапливаем, мы измеряем как наши глупости и наши достижения. "
"Анжела сказала нечто похожее о врагах- что если вы ихне приобрели, то были трусом или еще хуже."
Арья кивнула."В этом есть доля правды."
Они продолжали говорить и смеяться всю ночь. Вместо ослабления,эффект измененного фельнира продолжал усиливаться.Легкомысленный туман овладел Эрагоном, и он заметил,что карманы,в тени палатки стали вращаться,а так же,те странные, сигнальные огни – которые он обычно видел, когда он закрывал глаза ночью,чувствуя их с помощью мыслей.Кончики его ушей горели горящим пламенем,а кожа на его спине зудела и покрылась мурашками, как будто по ней ползали муравьи.Кроме того,некоторые звуки приобрели специфическую интенсивность – щебетание насекомых у берега озера имело свой ритм,или потрескивание факела возле его палатки; они перекрывали друг друга,из-за чего Эрагон так и не смог выбрать,на что именно обратить свое внимание.
"Разве я был отравлен?" Он удивился.
"Что это такое?" Спросила Арья, заметив его тревогу.
Он увлажнил свой рот, который стал невероятно, крайне сухим, и рассказал ей, что он испытывал.
Арья смеясь откинулась назад,ее глаза были полуоткрыты.Все так,как должно быть.Эти ощущения исчезнут к рассвету.До тех пор расслабься,и позволь себе наслаждаться ими.
Эрагон спорил сам с собой несколько мгновений, пока он обдумывал, следует ли ему использовать заклинание, чтобы очистить разум от воздействия алкоголя,если это вообще возможно. Но в конце концов, он решил довериться Арье и последовать ее советам.
Как только мир начал изменяться под воздействием алкоголя, Эрагон подумал, возможно он определить, что реально, а что порождение фёльнирва. Он мог бы покляться, что огни были реальными, хотя разум ему подсказывал, что они были вызваны воздействием фёльнирва.
Они продолжили говорить, но их разговор становился все более бессвязным и непоследовательным. Тем не менее, Эрагон придавал всему,что они говорили первостепенное значение, но не мог обьяснить почему, как и не мог вспомнить, что они обсуждали лишь за несколько мгновений до этого.
Некоторое время спустя Эрагон услышал низкий, хриплый звук трубы тростника, играемой где-нибудь в лагере. Сначала он думал, что ритмичные тоны играли в его воображение, но тогда он видел, что Арья подняла свою голову и повернула её в направлении музыки, как будто она тоже слышала это.
Эрагон не мог сказать, кто это играл и зачем. Он и не думал об этом. Казалось, что мелодия возникла из ночной мглы, как ветер, забытый и одинокий.
Он слушал, отклонив голову назад и практически закрыв глаза, в то время как фантастические образы кружились в его сознании, изображения, навеянные фёльнирвом, но лишь музыка придала им форму.
Мелодия становилась все более дикой, и из жалобной превратилась в назойливую, и звуки становились то тише,то громче, музыка становилась быстрее, сложнее, настойчивее, тревожнее. Эта музыка казалась слишком быстрой и искусной, что было невозможно даже для эльфа.
Арья рассмеялась, когда музыка достигла особенно лихорадочного темпа, она вскочила на ноги и приняла позу, подняв свои руки над головой. Она топнула ногой о землю и хлопнула в ладоши, – раз, два, три раза – и потом, к удивлению Эрагона, она начала танцевать. Сначала ее движения были медленными, почти томными, но вскоре они стали все быстрее и быстрее, пока она не совпала с бешеным ритмом музыки.
Музыка вскоре достигла пика, а затем начала постепенно ослабевать, Дудочник наигрывал последние темы мелодии. Но прежде чем музыка прекратилась, неожиданно, правую руку Эрагона охватил зуд заставляя чесатся ладонь. В тоже время внезапный пристиуп боли проник в его сознание сжигая все его барьеры и предупреждая об опасности.
Cекунду спустя вверху раздался драконий рев.
Страх накрыл Эрагона.
Рев не принадлежал Сапфире.



СЛОВО ВСАДНИКА

Эрагон схватил Брисингр и вместе с Арьей выбежал из палатки
Снаружи, Эрагон зашатался и упал на одно колено, как земля, казалось, сделала шаг под ним. Он схватился за пучок травы, используя ее как якорь, пока он ждал, головокружение стихать.
Когда он осмелился посмотреть, он прищурился.Свет от близлежащих факелов был до боли яркий; пламя плавало перед ним, как рыба, словно отделен от масла пропитанной тряпки, что их кормили.
Баланс исчез, подумал Эрагон. Не могу доверять своему видению. Придется очистить ум. Придется-
Он мельком заметил какое-то движение и пригнулся. Хвост Сапфиры просвистел всего лишь в нескольких дюймах над его головой, ударился об его палатку и снес ее, ломая деревянные шесты как сухие ветки.
Сапфира рычала, огрызаясь в пустоту, и пыталась подняться на ноги. Потом она остановилась, в замешательстве.
Маленький брат, что…
Звук, похожий на свист сильного ветра, прервал ее, и из мглы появился Торн, красный как кровь и сверкающий как миллион движущихся звезд. Он приземлился недалеко от палатки Насуады, и земля содрогнулась под тяжестью его тела.
Эрагон услышал, как закричали охранники Насуады; затем Торн покачал своей правой передней лапой поперек земле и половина криков стихло.
С приспособлений, прикрепленных по обеим сторонам от красного дракона, спрыгнули несколько дюжин солдат и разбежались по лагерю, тыча мечами в палатки и убивая караульных, которые убегали от них.
Сигнал тревоги разнесся по всему лагерю. В то же время, звуки битвы доносились так же и с внешней границы, Эрагон подумал, что вторая атака идет с севера.
Сколько же солдат здесь? изумился он. Неужели мы окружены? Паника настолько охватила его, что почти перевесила здравый смысл и заставила вслепую бежать в ночь. Только знание того, что это фельнирв так действует на его реакцию, удерживало его на месте.
Он быстро прошептал исцеляющее заклятье в надежде, что это поможет противостоять действию напитка, но безрезультатно. Разочарованный, он осторожно встал, вытащил Брисингир и присоединился к Арье, чтобы встать плечо-к-плечу с ней, пятеро солдат уже бежали к ним. Эрагон не совсем понимал, как он и Арья будут сражаться с ними. Не в их состоянии.
Мужчины были в двадцати шагах от них когда Сапфира зарычала и ударила по земле своим хвостом, сразив всех солдат.
Эрагон, который почувствовал, что Сапфира собралась сделать, схватил Арью, она сделала тоже самое и так, поддерживая друг друга, они были в состоянии стоять на ногах.
Блёдхгам и ещё один эльф, Лауфин, выскочили из лабиринта палаток и убили пятерых солдат до того, как они смогли подняться на ноги. Остальные эльфы бежали следом.
Еще одна группа солдат, на этот раз более двадцати сильных, побежала к Эрагон и Арие, почти как если бы люди знали, где их найти.
Эльфы выстроились в линию перед Эрагоном и Аьей. Но до того как солдаты оказались в досягаемости мечей эльфов, одна из палаток распахнулась, и Анжела ворвалась в самую середину, застав солдат врасплох.
Травница носил красную длинную ночную рубашку, ее вьющиеся волосы были в беспорядке, и в каждой руке она держала шерстяную гребенку. Гребенки были три фута длиной и имели два ряда стальных зубцов, установленных под углом на концах. Зубцы были длиннее предплечья Эрагона и были острыми как иглы – он знал, что, если бы кто-то поранил себя то сразу бы получил заражение крови от невымытой шерсти, которые были на данном оружие.
Двое из солдат упали, когда Анжела воткнула гребенки им в бок, ведя зубцы прямо через колчугу. Травница была больше чем на фут короче чем некоторые из мужчин, но она не показала признака страха, когда её окружили. Наоборот, она была свирепой с ее дикими волосами, ее криком и ее темноглазым взглядом
Враги окружили Арью со всех сторон, скрывая ее от чужих глаз, и в этот момент Эрагон испугался, что они убьют (сокрушат) ее.
Затем, откуда то из лагеря, он увидел Солембума мчавшегося к группе солдат, уши кота-оборотня были прижаты к голове. Остальные коты-оборотни бежали следом: двадцать, тридцать, сорок целая стая, и все в кошачьем обличие
Вся эта какофония шипела, выла, и крики наполняли ночь, когда коты-оборотни прыгали на солдат и тянули их к земле, разрывая их когтями и зубами. Солдаты сопротивлялись и отбивались как только могли, но у них не было шансов против огромных косматых кошек
Всё с появления Анжелы до вмешательста котов-оборотней случилось, с такой скоростью, Эрагон едва успел среагировать. Поскольку коты-оборотни напали на солдат, он моргнули облизнул пересохшие губы, испытывая чувство нереальности вокруг себя
Затем Сапфира сказала, Быстро, на спину, и она присела, чтобы он мог взобраться на нее.
"Подожди", сказала Арья, и положил руку ему на плечо. Она пробормотала несколько фраз на древнем языке. Мгновение спустя, искажение чувства Эрагона исчезла, и он снова оказался в полной мере владеют своим телом.
Он сделал Арье благодарный взгляд, а затем бросил Брисинг в ножны на останки своего шатра, вскочил на Сапфиру по ее правой передней лапе, и уселся на свое прежнее место у основания ее шеи. Без седла, с острыми краями чешуя ее впились в внутренности его ноги, чувствуя, что он хорошо еще помнил свой первый полет.
– Нам нужен Даутхдаерт, – выкрикнул он Арье.
Она кивнула и побежала к своей палатке, которая была на несколько сотен футов от него, на восточной стороне лагеря.
Другое сознание, не Сапфиры давило на ум Эрагона, и он укрепил свою мысленную защиту. Затем он понял что это был Глаэдер. Эрагон позволил Золотому Дракону пройти мимо его охраны.
"Я помогу," сказал Глаэдр. За его словами, Эрагон чувствовал страшную силу, кипящую гневом, направленную на Торна и Муртага, гнев, который казался достаточно мощным, чтобы сжечь мир дотла. Соединяйте ваши умы со мной, Эрагон, Сапфира. И вы также, Бледхграм, и вы, Лауфин, и все оставшиеся маги. Позвольте мне видеть своими глазами, и позвольте мне слушать своими ушами, и я смогу посоветовать вам, как что делать, и смогу дать вам свою силу, когда это понадобится.
Сапфира прыгнула далеко вперед, полу летя, полу паря над рядами палаток к огромной рубиновой массе Торна. Эльфы бежали ниже, убивая солдат, с которыми сталкивались.
Сапфира имела преимущество высоты, так как Торн был все еще на земле. Она летела под углом к нему, намереваясь, как Эрагон понял, совершить посадку на спину Торна и захватить его челюстями за шею, однако, Торн увидел, как она летит, и красный дракон зарычал и развернулся к ней лицом, присев, словно меньшая собака собирается сбить большую.
Эрагон лишь успел заметить, что седло Торна было пустым, а затем дракон встал на дыбы и схватил Сапфиру одной из его толстых, мускулистых передних ног. Его тяжелые лапы качнулись в воздухе с громким стремительныи звуком. Во мраке, его когти выглядели поразительно белыми.
Сапфира свернула в сторону, изворачиваясь, чтобы избежать удара. Земля и небо поменялись местами вокруг Эрагона, и он соорентировался, глядя на лагерь в то время когда край правого крыла Сапфиры разорвал чью то палатку.
Сила в свою очередь, потянула Эрагона, оттягивая его от Сапфиры. Ее спина начала выскальзывать из его ног. Он сжал бедра и пытался удержаться за шип перед ним, но движение Сапфиры было слишком сильным, чтобы выдерживать его и через секунду он оказался в воздухе, без четкого представления о том, в каком направлении летел и где был низ.
Даже сейчас, когда он падал, он удостоверился, что Брисингр находится в его руках и старался держать лезвие достаточно далеко от его тела; в ножнах или нет, меч все еще может ранить его, из-за заклинаний Руноны…
Маленький брат!
"Летта!" Крикнул Эрагон, и с толчком он застыл в воздухе, не более чем на десять футов над землей. В то время как мир, казалось, держыт спиннинг еще несколько секунд, он мельком увидел сверкающий контур Сапфиры, как она кружила вокруг, чтобы Поймать его.
Торн проревел и распылил ряды палаток между ним и Эрагоном со слоем раскаленного добела огня, который подскакивал к небу. Крики мучении, бытро сопроводили людеи в пределах смертельного огня.
Эрагон поднял руку, чтобы оградить лицо. Его магия защищала его от серьезных травм, но тепло не устраивола его. Я в порядке. Не повертайтесь назад, сказал он, не только Сапфиры, но и для Глаэдра и эльфов. Вы должны остановить их. Я встречу вас в павильоне Нусуады.
Неодобрение Сапфиры было ощутимым, но она изменила свой курс, чтобы возобновить свою атаку на Торна.
Эрагон снял свое заклинание и упал на землю. Он легко приземлился на носочки, и начал бежать между горящими палатками, многие из которых уже рушились, поднимая столбы оранжевых искр.
Из-за дыма и запаха сожженных палаток Эрагону стало трудно дышать. Он закашлял, и его глаза начали слезиться, размывая изображение перед глазами…
На несколько сотен футов вперед, Сапфира и Торн боролись, два гиганта ночью. Эрагон испытывал чувство первобытного страха. Что сделанное сработало бы по отношению к ним, к паре снимков, рычащих существ, каждое больше, чем дом -больше двух домов в случае Торна, – для каждой из которых когти, клыки, шипы больше, чем все его тело? Даже после того, как первый скачок страха ушел, небольшое количество трепета осталось, когда он мчался вперед.
Он надеялся что, Роран и Катрина были в безопасности. Их палатка была на противоположной стороне лагеря, но Торн и солдаты могли оказаться в той стороне в любой момент.
"Эрагон"!
Арья скользнула сквозь горящие развалины, неся Даутдаред в ее левой руке. Слабый зеленый нимб окружил колючее лезвие копья, хотя жар было трудно видеть на фоне огня. Нестись рядом с нею был Орик, который несся через языки огня, как будто они были не более опасными чем пучки пара. Гном был без рубашки. Он держал древний военный молот Волунд в одной руке и небольшой круглым щит в другой. Кровь намазала оба конца молотка.
Эрагон поприветствовал их поднятой рукой и криком, довольным тем, что с ним его друзей. Когда Арья догнала его, она предложила ему копье, но Эрагон покачал головой. “Держи при себе!” он сказал. “У нас будет лучше возможность остановить Торна, если ты используешь Ньёрнен, а я использую Брисингр.”
Арья кивнула и сильнее сжала копье. В первый раз Эрагон задавался вопросом, как эльф, как она сможет заставить себя убить дракона. Затем он повернул мысли в сторону. Если была одна вещь, которую он знал о Арья, это было то, что она всегда делала то, что было необходимо, каким бы трудным это ни было.
Торн хватал ребра Сапфиры, и Эрагон задыхался, поскольку он чувствовал ее боль через их связь. Из мыслей Бледхгарма он заключил, что эльфы были близко к драконам, занятые борьбой с солдатами. Но даже они не смели двигаться немного ближе к Сапфире и Торну из страха того, чтобы быть раздавленными под их ногами.
"Вон там", сказал Орик, и указал своим молотом в сторону скопления солдат, проходящих через ряды уничтоженных палаток.
"Оставьте их," сказала Арья. "Мы должны помочь Сапфире".
Орик хмыкнул. "Значит, так,тогда мы идем."
Втроем они бросились вперед, но Эрагон и Арья вскоре покинули Орика далеко позади. Ни один гном и не надеялся бежать наравне с ними, даже такой сильный и выносливый как Орик.
"Вперед!" Кричал Орик сзади. "Я буду следовать так быстро, как я могу!"
Поскольку Эрагон избежал остатков горящей ткани, которые летали в воздухе, он смог различить Нар Гарцвога в группе из десяти солдат. Рогатый Кулл казался нелепым в свете огня; его губы были приоткрыты,обнажая его клыки, а тени на его лице предали ему тяжелый, зверский взгляд, как будто его череп был вытесан из камня с помощью долото. Борясь голыми руками, он схватил солдата и вырвал его конечности так легко, как у Эрагона получалось разве что с жареным цыпленком.
Несколько шагов спустя, горящие палатки закончились. С другой стороны пламени, все были в смятении.
Блёдхгарм и двое его заклинателей стояли лицом против четырех мужчин в черных одеждах которые,как предполагал Эрагон были магами импереи. Ни мужчины, ни эльфы не изминяли выражение лиц, хотя по их лицамотображается огромного напряжения. Десятки солдат лежали мертвыми на земле, но другие все еще свободно бежали хоть раны екоторых из них были настолько ужастны что Эрагон наконец понял что мужчины были невосприимчивы к боли.
Он не мог видеть остальных эльфов, но он чувствовал их присутствие в другой стороне красного павильона Насуады, который стоял в центре хаоса.
Группы котов оборотней преследовали солдат вперед и назад по всей поляне вокруг павильона. Король Хэлфпоу и его супруга, Тень охотника, были во главе двух групп; Солембум привел третью.
Ближе к павильону стояла травница, борясь с большим, здоровенным войном – Анжела билась со своим шерстянным гребнем, он с булавой в одной руке и цепью в другой. Они были под стать друг другу, несмотря на их разичия по полу, весу, высоте, и радиусу действия их оружия.
К удивлению Эрагона, Эльва был там и сидя на конце бочки. Ведьма-ребенокобернув руки вокруг ее живота казалось смертельно больна, но она тоже принимала участие в битве, хотя своим собственным уникальным методом. Перед ней были десятки солдат, и Эрагон увидел, что она им что-то быстро говорила Когда она говорила, каждый человек реагировал по-разному: один стоял зафиксирован на месте, казалось бы, не в состоянии двигаться,, один съежился и закрыл лицо руками,третий опустился на колени и ударил себя в грудь длинным кинжалом, четветый бросил свое оружие и побежал по лагерю. Ни один воин не поднял свой меч против нее, и ни одинне продолжал атаковать кого-либо еще.
И нависшеми над етим хаосом, как две жывые горы, Сапфира и Торн. Они летали слева от павильона, и кружили друг круг друга, вытаптывая ряды палаток. Языки пламени вырывались из в глубины их ноздрей и в промежутках между их зубами как сабли.
Эрагон колебался.Сумбурные звуки и движения было трудно принять, и он был уверен, где он нужен больше всего.
– Муртаг? – спросил он Глаэдра.
– Мы должны все же найти его, если он даже здесь. Я не могу чувствовать его ум, но трудно знать наверняка с очень многими людьми и битвами в одном месте.
Через их связь Эрагон мог сказать, что золотой дракон делал намного больше чем только говорил с ним; Глаэдр слушал одновременно мысли Сапфиры и эльфов, так же как помогал Блёдгарму и его двум компаньонам в их умственной борьбе против магов Империи.
Эрагон был уверен, что им удастся победить магов, так же, как он был уверен, что Анжела и Эльва были вполне способны защищать себя от остальных солдат. Сапфира, однако, была уже ранена в нескольких местах, и она с трудом сдерживала Торна от нападения на остальной лагерь.
Эрагон взглянул на Dauthdaert в руке Арьи, а затем обратно на массивные формы драконов. Мы должны убить его, мысли Эрагона, и его сердце отяжелели. Затем его взгляд упал на Эльву, и новая идея пустилась в корни в его ума. Слова девушки были более мощными, чем любое оружие, никто, даже Гальбаторикс, не могли противостоять им. Если бы она могла поговорить с Торном, она могла прогнать его.
Нет! прорычал Глаэдр. Вы напрасно тратите время. Пойдите к своему дракону – срочно! Она нуждается в Вашей помощи. Вы должны убить Торна,а не испугать его, чтобы он смог сбежать! Он сломан,и вы ничего не сможете сделать, чтобы спасти его.
Эрагон посмотрел на Арью, и она посмотрела на него.
"Эльва будет быстрее", сказал он.
“У нас есть Даутдаерт -”
"Слишком опасно. Слишком трудно».
Арья колебалась, затем кивнула. Вместе они направились к Эльве.
Прежде, чем они достигли ее, Эрагон услышал приглушенный крик. Он повернулся и, к своему ужасу, увидел Муртага вышедшего из палатки, волоча Наусаду за ее запястьях.
Волосы Наусады были растрепанны. Множество неприятных царапин омрачают одну из ее щек, ее желтый халат был разорван в нескольких местах. Она ударила ногой колено Муртага, но ее пятка отскочила, не задев Муртага. Он притянул ее ближе, а затем ударил ее в висок Зарроком, и она потеряла сознания.
Эрагон кивнул и повернул к ним.
Муртаг взглянул на него беглым взглядом. Затем он вложил меч в ножны, поднял Наусаду на плечо, и опустился на одно колено, где он склонил голову, словно в молитве.
Всплеск боли от Сапфиры отвлек Эрагона, и она воскликнула: остерегайся! Он убежал от меня!
Эрагон перепрыгнул через гору трупов, он рисковал, быстрый взгляд вверх и увидел сверкающий живот Торна и его бархатные крылья уничтожившие половину звезд в небе. Красный дракон дрейфовал вниз, как большой лист.
Эрагон прыгнул в сторону и покатился за павильон, пытаясь увеличить расстояние между ним и Торном. Скала повредила его плечо когда он приземлился.
Не снижая скорости, Торн протянул вниз его переднюю лапу, такую же толстую как ствол дерева, и приобнял ею Муртага и Насуаду. Его когти вонзились в землю, выскабливая шмотки грязи, глубиной несколько футов, когда он подбирал этих двух людей.
Потом с ужасным ревом сотрясающим землю,Торн начал подниматься над лагерем Варденов.
Оттуда, где они с Торном сражались, Сапфира ринулась в погоню, струйки крови, катились от укусов и ран, сделанных когтями, вдоль ее конечностей. Она была быстрее чем Торн, но даже если бы она настигла его, то Эрагон не мог бы вообразить, как она могла спасти Насуаду, не раня ее.
Подувший ветер потянул его за волосы, когда Арья пронеслась мимо него. Она пробежала через кучу бочек и прыгнула, и ее прыжок поднял ее высоко в воздух, намного выше, чем любой эльф может прыгать без посторонней помощи. Изловчившись, она схватила хвост Торна и повисла болтаясь на нем, как украшение.
Эрагон прошел полшага вперед, словно чтобы остановить ее, тогда выругался и проворчал: "Audr!"
Заклинание запустило его в небо, как стрелу из лука. Он протянул руку, чтобы Glaedr, давал ему энергию для поддержания его полёта. Эрагон сжигал энергии без внимания, не заботясь о цене, лишь бы достать до Торна до того,как что то ужасное случится с Насуадой или Арьей.
Когда он летел мимо Сапфиры, Эрагон увидел, как Арья начала подниматься вверх по хвосту Торна. Она прижалась к шипам вдоль позвоночника своей правой рукой, используя их как ступеньки на лестнице. Своей левой рукой, она погружала Dauthdaert в Торна, закрепляя себя с помощью лезвия копья даже тогда, как она поднималась все выше и выше по его телу. Торн извивался и скрутившись пытался укусить её,подобно лошади которую досождает назойливая Муха, но он не мог достать до ее.
Затем кроваво-красный дракон, прижал в свои крылья и ноги и его драгоценный груз близко к своей груди, он нырнул к земле, вращаясь кругами в смертельной спирали.Dauthdaert вырвался из плоти Тома, и Арья попыталась словить его, так как она держалась за шип только своей правой рукой, ее слабой стороной, которуй поранила в катакомбах под Dras-Леоной.
Вскоре, ее пальцы ослабели, и она отлетела от Торна, ее руки и ноги отбросило, как спицы колеса. Без сомнения, результат заклинания которое она использовала, ее циркуляции замедлилась, а затем прекратились, как и ее падающяя траектория, пока, наконец, она плавала в вертикальном положении в ночном небе. Освещенная светом Dauthdaert, который она все еще держала, она походила для Эрагона, как зеленого светлячка, парящого в темноте.
Торн разкрыл свои крылья и петлей возвращался к ней. Арья повернула голову,она посмотрела на Сапфиру, потом начала поворачиватся в воздухе, чтобы видеть лицо Торна.
Зловредный свет возник между челюстями Торна моментально розшырелся до стены пламени, повалил из его пасти в сторону Арьи, скрывая ее формы.
К тому времени, Эрагон был менее пятидесяти метров, достаточно близко, чтобы с жар ужалил его щеки.
Огонь осветил, как Торн отвернулся от Арьи, изогнувшись так быстро, как только могло позволить его массивное тело. Когда он развернулся, он махнул хвостом, рассекая воздух так быстро, что у нее не было бы ни малейшей надежды чтобы увернуться.
"Нет! "Закричал Эрагон.
Послышался звук треска, как только хвост Торна коснулся Арьи. Она слетела со спины со скоростью камня,выпущенного из пращи, и Даутхдаерт выскочил у нее и полетел вниз по дуге. Свечение копья стало похожим на тусклые огни,а вскоре и совсем пропало.
Эрагону казалось железные кольца стянулись вокруг груди, сковывая ему дыхание.Торн улетал, но Эрагон мог его догнать взяв энергию у Глаэдра.Однако его связь с Глаэдром ослабевала. Эрагон не надеялся в одиночку быть лучше Торна с Муртагом высоко над землёй, не тогда, когда у Муртага в распоряжении десятки или больше Элдунари.
Эрагон выругался, остановил действие заклинания, которое поднимало его в воздух и полетел вниз головой вслед за Арьей. Ветер свистел в его ушах, рвал с него одежду, сжимал кожу на его щеках и заставлял сужать глаза. Насекомое ударилось об шею Эрагона; сила удара была такой, как будто в него попала галька.
Эрагон пытался мысленно найти сознание Арьи во время падения. Он только почувствовал проблески ее сознания где-то во мгле,как Сапфира выскочила снизу, ее чешуя слабо сверкала при свете звезд. Она перевернулась вверх ногами, и Эрагон увидел, как она протянула лапу и поймала с ее помощью маленький,темный обьект.
Боль толчком прошла через сознание Эрагона; затем все помутнело и он потерял сознание.
"Она у меня, малыш," – сказала Сапфира.
– Летта – сказал Эрагон и он замедлился до остановки.
Он посмотрел на Торна ещё раз, но видел только звезды и черноту На востоке, он услышал пару нечетких звуков хлопающих крыльев, а затем все стихло
Эрагон смотрел в сторону лагеря Варденов.Огонь выглядел оранжевым и кгрюмым сквозь слои дыма.Сотни палаток лежали смятыми на земле и не все люди успели из них сбежать,прежде чем Сапфира и Торн свалили их.Но они не были единственными жертвами этого нападения.С высоты Эрагон не мог разобрать точно,но он знал,солдаты убили многих.
Вкус пепла заполнил рот Эрагона.Он дрожал,слезы ярости,страха и отчаяния затуманили глаза.Арья ранена,возможно мертва.Насуада попала в плен.Скоро она окажется в руках лучших палачей Гальбаторикса.
Безнадежность охватила Эрагона.
Как им теперь бороться? Как они могут надеяться на победу без Насуады во главе?



СОБРАНИЕ КОРОЛЕЙ

Приземлившись с Сапфирой в лагере варденов, Эрагон соскользнул с ее бока и побежал к пятну травы, где она мягко опустила Арью на землю.
Эльфийка лежала ничком, молчаливая и неподвижная. Когда Эрагон перевернул ее, ее глаза распахнулись.
– Торн… Что с Торном? – прошептала она.
"Он скрылся"-сказала Сапфира.
– А… Насуада? Вы спасли ее?
Эрагон опустил глаза и покачал головой.
Печаль омрачила лицо Арьи. Она закашлялась и заморгала, затем села.Струйка крови текла из уголка ее рта.
– Подожди, – сказал Эрагон, – Не двигайся. Я вызову Блёдхгарма.
– Не нужно.
Схватив его за плечо, Арья подтянулась и встала на ноги, затем осторожно выпрямилась в полный рост. Ее дыхание замерло, когда ее мышцы напряглись, и Эрагон заметил боль, которую она старалась скрыть.
– У меня только ушибы, без переломов. Моя защита спасла меня от самого опасного удара Торна.
Эрагон пребывал в сомнениях, но он согласился с ней.
– Что теперь? – спросила Сапфира, придвинувшись к ним. Острый мускусный запах ее крови заполнил ноздри Эрагона.
Эрагон обвел взглядом огонь и разрушения в лагере. Снова он подумал о Роране и Катрине, гадая, пережили ли они нападение. Действительно, что теперь?
Обстоятельства ответили на его вопрос.
Пара раненных солдат выбежала из клубов дыма и напала на них с Арьей. К тому времени, как он справился с ними, восемь эльфов собралось вокруг них.
Когда Эрагон убедил их, что он не ранен, они обратили свое внимание на Сапфиру и настояли на том, чтобы излечить укусы и царапины, которые нанес ей Торн, хоть Эрагон и предпочел бы сделать это сам.
Зная, что лечение займет несколько минут, Эрагон оставил Сапфиру с эльфами и поспешил сквозь ряды палаток назад, к месту рядом с шатром Насуады, где Блёдгарм и два других эльфийских заклинателя все еще оставались в схватке с последним из четырех вражеских магов.
Оставшийся маг сидел на земле, прижимаясь лбом к коленям и обхватив руками шею. Вместо того, чтобы включать свои мысли в незримую борьбу, Эрагон подошел к магу и, хлопнув того по плечу, крикнул:
– Ха!
Испугавшись, маг вздрогнул, и его смятение позволило эльфам проскользнуть через его защиту. Это Эрагон понял по тому, что мужчина содрогнулся и перевернулся; были видны только белки его глаз, а на губах запузырилась желтоватая пена. Вскоре он перестал дышать.
С подрезанными предложениями Эрагон объяснил Блехграму и двум другим эльфам, что произошло с Арьей и Насуадой. Мех Бледхгарма ощетинился, и его желтые глаза пылали гневом. Но его единственный комментарий был сказан на древнем языке, “Настали Темные времена, Губитель Шейдов.” Тогда он послал Яэлла, чтобы найти и восстановить Dauthdaert от того, везде, где это упало.
Вместе Эрагон, Бледхграм, и Антинер, эльф, который остался с ними, расположились через лагерь, окружая и убивая немного солдат, которые избежали зубов котов-оборотней и лезвий мужчин, гномов, эльфов, и Ургалов. Они также использовали свое волшебство погасив часть большего пламени, разрушая их так легко как пламя свечи.
Все время, подавляющее чувство страха хваталос за Эрагона, нажимая на него, как куча пропитанных рун и сжимает его ум, так что ему было трудно придумать что-либо иное, чем смерть, поражения и неудачи. Ему казалось, что мир рушились вокруг него, как будто все, чего он и Варден стремился достичь было разрушено быстро, и он ничего не мог сделать, чтобы восстановить контроль.Чувство беспомощности подорвало его волю ничего делать, кроме сидеть в углу и поддаваться на страдания. Тем не менее, он отказался удовлетворить потребность, потому что если он это сделает, то он может также быть мертвым. Таким образом, он продолжал двигаться, работая вместе с эльфами, несмотря на свое отчаяние.
Его настроение не улучшилось, когда Глаэдр связался с ним и сказал: "Если бы ты послушал меня, мы могли бы остановить Торна и спасти Насуаду."
"А могли и не смочь", – ответил Эрагон. Он не хотел обсуждать эту тему, но чувствовал, что должен добавить: "Ты позволил гневу затуманить свой разум. Убийство Торна не было единственным выходом, а тебе не следовало так быстро решать уничтожить одного из последних из твоего рода."
"Не смей поучать меня, юнец!" – огрызнулся Глаэдр, "Ты даже понять не можешь, как много я потерял."
"Я понимаю лучше, чем кто-либо", ответил Эрагон, но Глаэдр уже покинул его разум, и он не думал, что дракон услышал его.
Эрагон как раз потушил один пожар и двигался к следующему, когда Роран поспешил к нему и схватил за руку.
– Ты ранен?
Эрагон ощутил облегчение, когда увидел своего двоюродного брата целым и невредимым.
"Нет," сказал он.
– А Сапфира?
"Эльфы уже лечат её раны. Что с Катриной? Она в безопасности? "
Роран кивнул, и его поза слегка расслабилась, но выражение его лица оставалась мутным. "Эрагон", сказал он, сближаясь, "что случилось? Что происходит? Я видел Джормундур бегал, как курица с отрубленной головой, и охранники Нусуады выглядели мрачными, как смерть, и я не могу заставить никого поговорить со мной. Мы все еще в опасности? Это Гальбаторикс собирается атаковать? "
Эрагон огляделся и оттянул брата в сторону, где никто не мог его услышать.
– Ты не должен никому об этом говорить. Не сейчас, – предупредил он.
– Даю слово.
С несколькими быстрыми предложениями Эрагон суммировал ситуацию Рорану. К тому времени, когда он закончил, выражение Рорана стало холодным. “Мы не можем позволить Варденам расформировываться,” сказал он.
"Конечно, нет. Этого не произойдет, но король Оррин может попытаться принять на себя командование, или-"Эрагон замолчал, когда группа воинов прошла рядом. Тогда: "Останься со мной, хорошо? Мне, возможно, потребуется твоя помощь ".
"Моя помощь? Для чего тебе будет нужна моя помощь? "
Вся армия восхищается тобой Роран, даже Ургалы. Ты – Сильный молот, герой Эроуз, твое мнение имеет вес. Это могло бы оказаться важным.
Роран молчал, потом кивнул. – "Я сделаю все, что я могу."
– Пока просто продолжай присматривать за солдатами, – сказал Эрагон и продолжил путь к пожару, к которому и собирался.
Полчаса спустя, когда тишина и порядок вновь стали возвращаться в лагерь, гонец сообщил Эрагону, что Арья желает его видеть немедленно в шатре короля Орика.
Эрагон и Роран переглянулись, потом отправились к северо-западному квадранту лагеря, где большинство гномов разбили свои палатки.
– У нас нет выбора, – сказал Джормундур, – Насуада выразила свои желания предельно ясно. Ты, Эрагон, должен занять ее место и вести варденов вместо нее.
Лица звон интерьер палатки были суровым и непримирим. Темные тени цеплялись за впадины своих храмов и глубокие линии хмурились из ассорти с двумя ногами, как Эрагон знал Сапфира назвала бы их так.Только один он не был хмурый Сапфира-голова ее была протолкнутая в входе в павильон, чтобы она могла участвовать в собрании, но ее губы потянулись немного назад, как будто она вот-вот рыкнет.
Кроме того, присутствовали король Оррин, пурпурный плащ которого обернут на его одеждах ночи, Арья, выглядела потрясенно но решительно, король Орик, который нашел кольчугу, одеть на себя; король котов оборотней Гримрр Хэлфпоу, с белым бинтом белье обернутые вокруг меча порез на правом плече; Нар Гарцвох, Кулл, наклоняясь, чтобы избежать чистки рогами о потолок, и Роран, который стоял у стены шатра слушать разбирательства, пока без комментариев.
Никому другому не было разрешено входить в палатку. Ни охранникам, ни советникам, ни слугам, ни даже Бледхгарму и другим эльфам. Снаружи Выстроилось кольцо из людей, гномов и ургалов, всего 12, стоящих перед входом – их задачей было не допустить любого стороннего присутствия, неважно каким бы сильным и влиятельным этот кто то не был. Также и сам шатер был защищен некоторыми поспешно поставленными чарами,ограждающими от любого воздействия магии и подслушивания.
– Я никогда не хотел этого, – сказал Эрагон, смотря на карту Алагейзии растянувшуюся на столе в центре павильона.
– Никто из нас не хотел – сказал Оррин
Это было мудро со стороны Арьи,подумал Эрагон,организовать встречу в палатке Орика.Король гномов,как всем известно,был верным сторонником Насуады и варденов,так же он являлся главой клана в котором состоял Эрагон,и был его молочным братом,поэтому никто не смел обвинять его в стремлении захватить место Насуады,тем более,люди не приняли бы его как замену.
Однако, организовывая встречу именно в палатке Орика,Арья преумножила моменты критики в адрес Эрагона,при этом понимая,что все портиворечия или соглашения придется решать самой.Она признавала,что у Эрагона было гораздо больше опыта в управлении людьми,чем у остальных. Единственный риск заключался в том,что она поступила так,что у многих могло сложиться мнение,будто Орик теперь управляет Эрагоном,а следовательно и всеми варденами,но этот риск был оправдан взамен на поддержку друга-Орика.
“Я никогда не хотел этого,” повторил он снова,затем снял убрав свой пристальный взгляд,чтобы встретиться с зоркими взглядами вокруг него. “Но теперь, когда это произошло, я клянусь на могилах всего, что мы потеряли!Я приложу все усилия, чтобы соответствовать примеру Насуады и привести Варденов к победе против Гальбаторикса и Империи.” Он стремился создать уверенный вид, но правда была чудовищна,эта ситуация пугала его, и он понятия не имел,каковы были его задачи. Насуада были способности к этому,и Эрагону казалось пугающе,чтобы попробывать осилить даже половину того, что она сделала.
“Очень похвально, я уверен ты справишься,” сказал Король Оррин. “Однако, Вардены всегда работали дружно со своими союзниками – в частности с Сурдой; с нашим королевским другом-Королем Ориком и остальными гномами; с эльфами; и теперь,уже позже,с Ургалами во главе с Нар Гарцвогом,а так же с котами-оборотнями.” Он кивнул главе котов-оборотней, который кивнул кратко взамен.Мы не смогли бы всего этого достичь,если бы не работали сообща.Разве не так? “
"Конечно".
“Именно так,” сказал Король Оррин. “Я согласен,но при условии,вы продолжите консультироваться с нами относительно важных вопросов, как делала это раньше Насуада.Эрагон немного колебался,прежде,чем он смог бы ответить,Оррин продолжал говорить: "Все мы" -двигаяь по палатке говорил он, – “рискнули всем ради этой победы,поэтому каждый из нас имеет право на свое мнение.Если бы нам любой стал диктовать условия,то мы никогда бы им не подчинились,и тогда задумка бы перестала существовать.Мы не настолько глупы,несмотря на все ваши победы и достижения Эрагон губитель-шейдов,вы все еще молоды и неопытны,и эта неопытность может вполне оказаться гибелью для всех нас.Большая часть из нас обладает большим опытом,знаниями и ресурсами,че кто-либо другой,поэтому мы должны быть едины.Мы можем помочь ввести тебя на правильный путь, и возможно тогда,вместе мы сможем все еще найти способ исправить этот беспорядок и свергнуть Гальбаторикса.”
Все, что сказал Оррин, было верно, Эрагон думал – он был все еще молод и неопытен, и он действительно нуждался в других советах – но он не мог признать это, не кажущийся слабым.
Таким образом, вместо этого, он ответил: "Вы можете быть уверены, что я буду консультироваться с Вами, когда это необходимо, но мои решения, как всегда, останется моим."
“Простите меня,Губитель Шейдов,но я несовсем понял, по поводу вашего ответа. Ваши дружественные отношения с эльфами” – Оррин следил за Арьей – “известны всем. К тому же,вы – член клана Ингентиум,и так же задействованы во власти их руководителя клана, который,как оказывается теперь, Король Орик. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется сомнительным, что Ваши решения будут Вашим собственным.”
Во-первых,я хочу дать вам совет.Прислушиваться нужно ко всем союзникам,а не только к вам.Разве это нормально,когда я буду слушать только вас,и никого больше?-гнев Эрагона становился все сильнее,когда он это говорил.
Я бы хотел,что бы вы учитывали интересы всех народов,а не только одной рассы!
“Они общие,” -рычал Эрагон. “И они продолжат быть общими. Я преданн и Варденам и клану Ингентиум,и а так же Сапфире, и Насуаде, и моей семье тоже. У многих есть требования ко мне,точно такие же,какие есть требования к Вам, Вашему Величеству. Моя излишняя расточительность, однако,тем не менее побеждает Гальбаторикса и Империю. Это всегда было,и остаеться конфликтом среди моих привязанностей,но я должен иметь этот приоритет. Подвергните сомнению мое суждение, если вы имеете другое решение, но не подвергать сомнению мои побуждения. И я поблагодарил бы Вас о том,чтобы вы впредь воздерживались от допустимых высказываний,что я – предатель своего вида!”
Оррин нахмурился, цвет его щек стал меняться, он собирался произнести реплику когда громкий хлопок прервал его, Орик ударил молотом войны о свой щит.
– Хватит этой бессмыслицы! – воскликнул Орик, вспыхнув, – Ты беспокоишься о трещине в полу, когда на нас вот-вот рухнет вся гора!
Оррин нахмурился еще больше, но развивать эту тему дальше он не стал. Вместо этого он поднял со стола бокал вина и опустился в глубины своего кресла, откуда он смотрел на Эрагона с темным, тлеющим взглядом.
Я думаю, что он тебя ненавидит, сказала Сапфира.
Это, или он ненавидит то, что я представляю. В любом случае, я препятствие для него. Он будет наблюдать.
"Вопрос, стоящий перед нами прост", сказал Орик. "Что мы должны делать теперь, когда Насуады больше нет?" Он поместил Велунд на стол и провел корявой рукой по голове. "Мое мнение таково, что наша ситуация такая же, как это было сегодня утром. Пока мы не признаем свое поражение и попросим мира, до тех пор есть только один выбор: марш на Урубаен так быстро, как наши ноги смогут нести нас. Насуада сама никогда не будет драться с Гальбаториксом. Это падет на тебя ", он указал в сторону Эрагон и Сапфира-" и эльфов. Насуада привела нас так далеко, и пока её не будет, нам не нужно продолжать. Наш путь позволяет небольшие отклонения. Даже если бы она присутствовала, я не могу видеть ее делающую что-либо еще. До Урубаена, мы должны идти, и это конец. "
Гримр игрался с черным лезвием маленького кинжала, казалось он был равнодушен к разговору.
"Я согласна ", сказала Арья. "У нас нет другого выбора".
Находясь выше всех,голова Гарцвога опустилась,заставляя мерцающие тени скользить по стенам палатки.Гном хорошо говорит,Ургалы остаются с Варденами,пока Губитель Шейдов-военный руководитель,и с ним Огненный язык,то мы тогда вскоре заберем кровный долг,который безрогий Гальбаторикс все еще должен нам.
Эрагон немного сдвинулся,неудобно.
– Это все очень хорошо-сказал король Оррин-но я еще не слышал как мы победим Муртага и Гальбаторикса в Урубаене.
– У нас есть Даусдарет,с его помощью мы можем…
Король Оррин помахал одной рукой.
– Да да Даусдарет.Я сомневаюсь,что это поможет тебе победить Торна,и я не могу себе представить,что Гальбаторикс позволит вам пройти рядом с ним или Шрюкном.В любом случае это не меняет того факта,что ты все еще не ровня этому предателю.Губитель Шейдов,ты не можешь победить даже своего брата,а он был всадником гораздо меньше чем ты.
– Наполовину брат-подумал Эрагон,но не произнес.Он не мог опровергнуть точку зрения Оррина.И она заставила его стыдиться.
Король продолжал: “Мы вошли в эту войну с пониманием того, что вы найдете способ противостоять неестественной силе Гальбаторикса.Все это время,Насуада обещала и уверяла нас в этом. И вот мы здесь, собираемся противостоять самому влиятельному фокуснику в современной истории, но мы не ближе к нанесению поражения ему тогда, когда мы все это начали!”
– Мы пошли на войну, – тихо сказал Эрагон, – потому что после падения Всадников это первый раз, когда у нас появился хоть какой-то шанс на свержение Гальбаторикса. Ты знаешь это.
"Какой шанс?" усмехнулся король."Мы щенята, все мы, потакаем капризам Гальбаторикса. Единственная причина по которой мы зашли так далеко- потому что он позволил.Гальбаторикс хочет чтобы мы пришли к Урубаену.Он хочет, чтобы мы привели тебя к нему. Если бы он хотел остановить нас, он бы вылетел к нам на Пылающие Равнины и разгромил нас там. И когда ты будешь у него, он нас просто раздавит.
Напряжение, в палатке, казалось росло между ними
Осторожно, сказала Сапфира Эрагону. Он будет настаивать, если ты не можете убедить его в обратном.
Арья казалась так же обеспокоена.
Эрагон облокотился руками на стол и стоял минуту, собраясь с мыслями. Он не хотел лгать, но в то же время он хотел был найти способ дать надежду Оррину, но это было трудно, тогда Эрагон почувствовал себя лучше. Это было похоже на Наусаду, она сплотила нас к цели, убедили нас, чтобы мы продолжать идти, даже когда мы не могли видеть путь понятно.
– Наша позиция не настолько…сомнительная какой вы её преподносите-сказал Эрагон.
Оррин фыркнул и випил из своего кубка.
"Dauthdaert представляет угрозу для Гальбаторикс. Эрагон продолжает: «и это в наших интересах. Он будет опасаться его. Из-за этого, мы можем заставить его делать то, что мы хотим. Даже если мы не можем использовать его, чтобы убить его, мы могли бы убить Shruikan. Их связь не является истинной связью дракона и всадника.
"Это никогда не случится" – сказал Оррин. "Он знает что Dauthdaert сейчас у нас, и он примет соответствующие меры предосторожности".
Может быть нет. Я сомневаюсь что Муртаг и Торн поняли что это.
"Нет, но Гальбаторикс будет, когда он изучает их воспоминания."
И он также знает о существовании Глаэдра, если они еще не сказали ему об этом – сказала Сапфира ему.
Эрагон еще больше пал духом. Он не думал об этом, но она была права. Вот тебе и никакой надежды на неожиданность. У нас нет больше тайн.
Жизнь полна тайн. Гальбаторикс не может предсказать, как именно мы будем выбирать с ним драться. В этом, по крайней мере, мы можем запутать его.
"Какое из смертельных копий вы нашли Губитель шейдов?" – спросил Гримр скучным тоном.
– Дю Нёрнен – орхидея.
Кот-оборотень моргнул и у Эрагона сложилось впечатление,что он был цдивлен,но его лицо осталось таким же бесстрастным.
– Орхидея. Так ли это? Как странно,что вы нашли такре оружие в вашем возрасте. Особенно это оружие.
"Почему?" – спросил Джормундр.
Маленький язычок Гримрра прошел по его клыкам.
– Нёрнен это печально-последнее слово он прошипел.
Прежде чем Эрагон смог надавить на кота-оборотня,чтобы получить больше информации,заговорил Гарцвог:
– О каком копье вы говорите? Это копье,что ранило Сапфиру в Белатоне? Мы слышали рассказы о нем.
Запоздало Эрагон вспомнил,что Насуада сказала,что ни Ургалы,ни коты-оборотни не должны знать про Даусдарет.Что ж теперь она не может помочь.
Он рассказал Гарцвогу о копье после того как все в палатке поклялись не разговаривать о копье без разрешения.после небольших споров согласились все.Пытаться скрыть копье от Гальбаторикса это глупо,но Эрагон не видел ничего хорошего в том,чтобы все узнали о копье.
Когда последний из них поклялся,о том что не скажет о копье,Эрагон продолжил говорить, “Так. Во-первых, у нас есть Dauthdaert, и это – больше, чем мы имели прежде. Во-вторых, я не планирую сражаться сразу против Муртага и Гальбаторикса вместе; я никогда не планировал этого. Когда мы достигнем Урубаена, мы выманим Муртага из города,а затем мы окружим его с целой армией в случае необходимости – вместе с магами-эльфами – и мы убьем или захватим его раз и навсегда.” Он оглянулся на собранные лица, пытаясь произвести на них впечатление силой его суждения.“ В-третьих- и это – то, чему Вы должны верить глубоко в Ваших сердцах – Гальбаторикс не неуязвим, однако очень осмотрителен. Он, возможно, бросил тысячи и тысячи сил на то, чтобы защитить себя, но несмотря на все его знание и хитрость, есть все еще лазейки,которые могут убить его, если только мы достаточно умны, чтобы додуматься до них. Теперь, возможно мне,или кому-то из вас предстоит стать тем, кто найдет эти лазейки,которые помогут его уничтожить,им может стать эльф или член Дю Врангра Гаты,кто угодно.Гальбаторикс кажется неприкосновенным,но я знаю, что у всех всегда есть слабость – всегда есть щель,через которую Вы можете проделать дыру,тем самым победив врага!
"Если Всадники древности не смогли найти его слабость, какова вероятность того,что мы сможем?" -Потребовал король Оррин.
Мы может быть ничего не можем.Не можем ничегог определенного в жизни.Но если его не смогут победить заклинатели 5рас,то мы можем с уверенностью говорить,что Гальбаторикс будет править сколько ему заблагорассудится.
Тишина повисла в палатке, короткая и глубокая.
Затем Роран сделал шаг вперед. "Я хотел бы сказать," сказал он.
Эрагон увидел, что остальные вокруг стола, переглянулись.
"Говорите, что хотите, Молотобоец," сказал Орик, к очевидному раздражению Короля Оррина.
– Слишком много крови было пролито за нас,что бы повернуть назад.Это было бы неуважительно как к мертвым,так и к тем,кто помнит мертвых.Это может стать бытвой между богами.Но я например буду продолжать бороться,пока боги не отправят меня вниз,или пока это не сделаю я.Дракон может убить 10000волков,по одному.А десять тысяч волков вместе могут убить дракона.
– Вряд ли – фыркнула Сапфира.
Роран улыбнулся без юмора: "И у нас есть наш собственный дракон. Решите как вы пожелаете. Но я со своей стороны буду в Урубаене, я буду лицом к лицу сражаться с Гальбаториксом, даже если мне придется сделать это одному. "
"Не одному" – сказала Арья. "Я знаю, что говорю от имени королевы Имилладрис когда я заявляю что наш народ будет стоять вместе с вами."
"И наш" – загрохотал Гарцвог.
"И наша", подтвердил, Орик.
"И наш" – Эрагон сказал таким тоном, надеясь попрепятствовать инакомысмлию.
После не большой паузы четверо из них повернулись к Гримру, кот-оборотень понюхал и сказал: "Ну, я думаю, мы будем там." – Он осмотрел его острые ногти. "Кто-то должен прокрасться мимо линии врага, и это безусловно будут не гномы неуклюже расхаживающие по городу в железных сапогах.
Орик поднял верх одну из бровей, даже если его и задели эти слова, он не показывал это.
Оррин сделал еще два глотка, а затем вытер губы тыльной стороной ладони и сказал: "Хорошо, вы как хотите а мы будем сражаться в Урубаене." – Его чашка была пуста и он пятянулся к бутылке стоящей перед ним.



БЕСКОНЕЧНАЯ ГОЛОВОЛОМКА

Эрагон и и остальные участники совета провели остаток собрания, обсуждая практические детали: линии связи – кто кому должен отвечать; должностные обязанности; перестановка палаток лагеря и постов часовых дабы предотвратить Внезапный налет Торна или Шрюкна на лагерь; и как обеспечить новым оружием и экипировкой воинов, чьи вещи были сожжены или попросту раздавлены во время атаки. В итоге все сошлись во мнении, что стоит повременить с разъяснениями относительно того, что произошло с Насуадой до следующего дня; куда важнее для воинов было выспаться пока совсем не рассвело.
И все же оставался еще один вопрос, который так и не обсудили, стоит ли пытаться спасти Насуаду. Стало очевидно, что единственный план это захват Урубаена, но к тому времени она бы умерла, или была бы тяжело ранена, или же принесла клятву Гальбаториксу на древнем языке. Таким образом они старались избегать этой темы, как если бы она была под полным запретом.
И все же, Насуада не переставала занимать мысли Эрагона. Каждый раз, закрывая глаза, он видел как Муртаг бьет ее, затем когти Торна, стиснутые вокруг нее, и наконец самого красного дракона, улетающего прочь в ночи. Воспоминания причиняли Эрагону боль, но он не мог от них так просто отделаться.
Как только совет был окончен, Эрагон позвал к себе жестом Рорана, Джормундра и Арью. Они последовали без вопросов к нему в палатку, где Эрагон провел некоторое время, советуясь и планируя завтрашний день.
"Совет старейшин создаст для вас некоторые проблемы, я уверен", сказал Джормундур. "Они не считают тебя столь же квалифицированым в политике, как Насуада, и они попытаются воспользоваться этим". Длинноволосый воин казался сверхъестественно спокойным начиная с нападения, так что Эрагон подозревал, что он был на краю или слез или гнева, или возможно того и другого.
Я знаю,сказал Эрагон.
Джормундур склонил голову. "Тем не менее, вы должны продержаться. Я могу помочь вам, но многое будет зависеть от того, как вам вести себя. Если вы позволяете им незаконно влиять на ваши решения, они будут думать, что они унаследовали руководством Варденами, а не вы".
Эрагон посмотрел на Арью и Сапфиру, обеспокоенный.
Не волнуйтесь, сказала им Сапфира. Никто не причинит ему вред, пока я слежу за ним.
Когда их второе собрание подошло к концу, Эрагон подождал, пока Арья и Джурмундр вышли из палатки; затем он поймал Рорана за плечо. "Что ты имел в виду когда сказал что намечается битва богов?"
Роран пронзительно смотрел на него." Ты с Муртагом и Гальбаториксом – любому нормальному человеку с вами не справится. Это не правильно, нечестно. Но это так. Мы как муравьи под вашими ногами. Ты хоть представляешь, сколько людей ты уничтожил одним движением руки?"
– Слишком много.
"Совершенно верно. И я рад, что ты здесь, чтобы сражаться за нас, и я рад считать тебя своим кровным братом, но я думаю, нам не стоит во всем полагаться на Всадника или эльфа или другого мага чтобы выиграть эту войну. Никто не должен быть в долгу у другого. Только не так. Иначе не будет баланса в мире."
Затем Роран вышел из палатки.
Эрагон опустился на койку, с чувством, будто его кто то ударил в грудь. Он сидел так некоторое время, сосредоточенный и задумчивый, пока внезапная мысль не заставила его вскочить и выбежать из палатки.
Когда он вышел из палатки, шесть стражников из бывшей охраны Насуады вскочили, вынимая свое оружие, чтобы сопровождать его везде, куда бы он не пошел.
Эрагон жестом остановил их. Он был против, но Джормундр приказал охранникам Насуады, в дополнение к Бледхгарму и эльфам охранять его. "Мы не можем быть слишком осторожными", сказал он. Эрагон не любил, что бы его сопровождало столько людей, но он был вынужден согласится.
Проходя мимо охранников, Эрагон поспешил туда, где лежала свернувшись на земле Сапфира.
Она открыла один глаз, когда он приближался к ней затем подняла свое крыло, чтобы он мог залезть под него и устроиться на против ее теплого живота.
– Малыш. – сказала она, и начала тихо петь.
Эрагон сел напротив нее, слушая как она напевает и чувствуя, как теплые потоки воздуха входят и выходят из ее могучих легких. За ним, ее живот поднимался и опускался с убаюкивающей последовательностью.
В любое другое время, ее присутствия было бы достаточно, чтобы его успокоить, но не сейчас. Его мозг отказывался замедляться, его пульс продолжал стучать, и его руки и ноги были слишком жаркие.
Он держал свои чувства при себе чтобы не потревожить Сапфиру. Она сильно устала после двух битв с Торном, и вскоре она впала в глубокий сон, ее гудение почти не слышно за ровным дыханием.
И все же мысли Эрагона не давали ему отдыха. Кажый раз, он возвращался к одному неизменному факту: он был лидеров варденов. Он, младший член бедной фермерской семьи, стал главой второй по величине армии в Алагейзии. Все это казалось ему невозможным, как будто судьба играла им, заманивала его в смертельную ловушку. Он не желал этого, не искал этого, но все равно это с ним происходило.
" О чем думала Насуада, когда выбирала наследника? " – думал он. Его сомнения не развеяли даже причины, по которым она выбрала его. " Неужели она правда считала что я смогу ее заменить? Почему не Джормундур? Он был с варденами много десятилетий, и обладал знаниями о командовании и стратегии."
Эрагон вспоминал как Насуада приняла предложения сотрудничества с Ургалами,несмотря на всю ненависть между их расами,несмотря на то,что это они убили её отца."Мог бы я так сделать?Он думал,что нет-не тогда,по крайней мере.Могу ли я сейчас принять такое решение,если это будет нужно для победы над Гальбаториксом?"
Он не был уверен.
Эрагон принял попытку успокоить свой разум. Закрыв глаза, он сосредоточился на подсчете вдохов. Удержать внимание сфокусированным на цели было нелегко; каждые несколько секунд, какая-нибудь мысль или желание отвлекала его, и он сбивался со счета.
Вскоре, однако, его тело расслабилось, и,почти не осознанно, движение и видения его… снов взяли над ним верх.
Много вещей, которые он видел, некоторые мрачные и тревожные, как его мечты, отразили события прошлого дня. Другие были сладостно-горькими: воспоминания о том, что было или что он желал,чтобы было.
Тогда, как внезапное изменение ветра, его мечты слегка колебались и стали более твердыми и более существенными, как будто они были материальными фактами, что он мог протянуться и прикосновение. Все вокруг него исчезло, и он созерцал другое время и место – то,что казалось и странным и знакомым, как будто он видел это однажды, и затем это прошло от воспоминания.
Эрагон открыл глаза, но образы остались с ним, затеняя его окружение, и он понимал, что он переживает не нормальный сон:
Темная и одинокая равнина представилась ему, пересеченная единственной полосой воды, которая медленно текла на восток: лента избитого серебра, ярче самого яркого света полной луны… Плавающее на неназванной реке, судно, высокое и гордое, с белоснежными парусами, поднятыми и готовыми…Ряды воинов, держащих копья, и два закрытых капюшонами фигуры, идущие среди них, как будто в величественной процессии. Запах ив и тополей, и чувство проходящего горя… Когда раздается мучительный крик человека, и вспышка весов, и путаница движения, которая скрыла больше, чем показала.
А потом ничего, кроме тишины и черноты.
Взгляд эрагона прояснился, и он снова смотрел на крыло Сапфиры. Он сильно выдохнул, не понимая как вообще смог так долго не дышать – и дрожащей рукой смахнул слезы с глаз. Он не мог понять почему видение так сильно впечатлило его.
– Это было предчувствие? -удивился он. – Или что-то на самом деле происходит в этот момент? И почему это имеет какое-то значение для меня?
После этого, он был не в состоянии продолжать отдых. Его опасения вернулись с новой силой и толкнули его без передышки, вгрызаясь в его мозг, как множество крыс, каждый укус которых, казалось, заражает его ползучим ядом.
Наконец он выполз из-под крыла Сапфиры – стараясь не разбудить ее, – и побрел обратно к своей палатке.
Ночные Ястребы поднялись когда увидели его.Их лидер человек с изогнутым носом выступил вперед,чтобы встретить Эрагона:
– Вы в чем-нибудь нуждаетесь Губитель Шейдов?
Эрагон смутно помнил,что человека звали Гарвен.И он помнил,что после встречи с умами эльфов он потерял рассудок.Но сейчас он казался нормальным,не считая мечтательного блеска в глазах.Эрагон был уверен,что Гарвен в состоянии исполнять свои обязанности,иначе Джормундур не позволил бы ему приступит к работе.
– Сейчас нет,капитан-сказал Эрагон, – сколько Ночных Ястребов погибло сегодня?
– Шесть,сэр.Нас будет меньше пока мы не найдем им достойную замену.И мы хотим увеличить наше количество,чтобы лучше охранять вас.Нам не удалось спасти её-сказал Гарвен грустно-возможно если бы нас было больше…
" Мы все подвели её," – сказал Эрагон. " И чем вас было бы больше, тем больше было бы убитых "
Человек колебался, затем кивнул, выражение его лица было несчастным.
"Я подвел её"думал Эрагон когда заходил в свою палатку.Он был вассалом Насуады,и был обязан спасти её,даже больше чем Ночные Ястребы.И в единственный раз когда он её понадобился,он не смог её спасти.
Он проклинал себя.
Как её вассал,он должен был забыть обо всем и искать способ спасти её.Но он знал,что она этого не одобрит,она скорее умрет чем позволит её отсутствию помешать развитию дела которому она посвятила свою жизнь.
Эрагон выругалася и стал бродить взад – вперед по палатке.
"Я лидер Варденов."
Только теперь когда она ушла он понял,что она для него не просто liegelord и командир,она стала его другом,и он чувствовал тоже желание защитить её,какое у него было по поводу Арьи.Если он попробует спасти её он проиграет Вареденам войну.
Я предводитель Варденов.
Он думал обо всех людях, которые были теперь его ответственностью: Роран и Катрина и остальная часть сельских жителей из Карвахолла; сотни воинов, с которыми он боролся рядом, и еще многие также; гномы; коты-оборотни; и даже Ургалы. Все теперь под его командованием и зависящие от его принятых решений в борьбе против Гальбаторикса и Империи.
Пульса Эрагона участился, в результате чего его видение замерцало. Он перестал ходить и схватился за столб в центре палатки, потом вытер пот со лба и верхней губой.
Ему было жаль,что нет никого с кем он мог бы поговорить.Он смотрел на Сапфиру,но сразу откинул эту идею,её отдых важнее.Он также не хотел обременять Арью и Глаэдра проблемами которые они все равно не смогут решить.К тому же он сомневался,что сможет нормально поговорить с Глаэдром,после их последнего разговора.
Эрагон продолжил монотонно шагать кругами: три шага вперед, раворот, три шага назад, разворот и сначала.
Он потерял пояс Белотха Мудрого. Позволил Муртагу и Торну захватить Насуаду. И теперь он возглавлял Варденов.
Снова и снова, в его мозгу пробегали те же самые мысли и с каждым повторением, его чувство беспокойства увеличивалось. Он чувствовал, будто был заперт в лабиринте у которого не было конца и вокруг каждого невидимого угла скрывались монстры, ждущие чтобы напасть. Несмотря на то что он сказал на встречи с Ориком, Оррином и другими, он не мог увидеть, как он, Вардены, или их союзники могли победить Гальбаторикса.
Я даже не смог спасти Насуаду, думая, что у меня есть свободный выбор в погоне за ней и и попытался. Горечь накапливалась внутри него. Задача, стоявшая перед ним, казалась безнадежной. Почему это должно было лечь(упасть) на нас? Он поклялся и кусал щеку пока мог терпеть боль.
Он перестал ходить и рухнул на землю, закинув руки за шею. "Этого не могло случиться. Этого не могло случиться.", прошептал он, покачиваясь из стороны в сторону и вставая на колени. "Этого не может".
В отчаянии, Эрагон хотел обратиться к богу гномов Гунтере за помощью, как он делал однажды раньше. Чтобы переложить его неприятности на другого, больше, чем на самого себя и доверять свою судьбу той власти было бы облегчением. Это позволило бы ему принять свою судьбу, а также судьбы тех, кого он любил, с большим хладнокровием, потому что он больше не будет нести прямую ответственность за все, что бы ни случилось.
Но Эрагон не мог заставить себя произнести молитву. Он был ответственным за свою судьбу, нравится ли ему это или нет, и он чувствовал, было бы неправильно, чтобы выдать его ответственность кому-либо еще, даже богу или идеи бога
Проблема заключалась в том, что, по его мнению, он не сможет сделать то, что должен. Он сумел бы управлять варденами – в этом он не сомневался. Но что насчет захвата Урубаена и убийства Гальбаторикса, то тут он был в растерянности. Он бы не справился с Муртагом, не то что с самим королем, и к тому же проход через смотрителей казался ему маловероятным. Контроль их разумов, или Гальбаторикса, казался в равной степени невозможным.
Эрагон уперся пальцами в затылок потягивая и почесывая голову,он рассматривал все возможности какими невозжными они не были.
Тогда он думал о совете, который Солембум так давно дал ему в Тирме. Кот оборотень сказал, Слушай и я скажу тебе две вещи. Когда время настает, и ты будешь нуждаться в оружии, смотри под корнями дерева Меноа. Тогда, когда все будет казаться потерянным, а твоя власть недостаточна, иди к скале Кутхиан, произнеси свое имя, чтобы открыть Хранилище Душ.
Его слова относительно дерева Меноа оказались верными; под ним Эрагон нашел звездную сталь в которой он нуждался для своего меча. Теперь, когда он обдумывал второе из заявлений Кота оборотня отчаянная надежда зажглась внутри Эрагона.
Если когда-либо моя власть была недостаточна, и когда-либо все казалось потерянным, этот момент настал, подумал Эрагон. Однако он все еще понятия не имел, где или какова Скала Кутхиан или Хранилище Душ. Он спрашивал и Оромиса и Арью, но они не смогли ответить.
Эрагон протянулся своим умом, и перерыл весь лагерь, пока не нашел отличительное чувство ума Кота оборотня. Солембум, сказал он, я нуждаюсь в твоей помощи! Пожалуйста, приди в мою палатку.
Мгновение он чувствовал сдержанное признание кота-оборотня, затем разъединил контакт.
Потом Эрагон одиноко сел в темноте… и ждал.



НЕПОНЯТНЫЕ ОТРЫВКИ

Около четверти часа прошло, прежде чем внутрь палатки Эрагона протиснулся Солембум, его мягкие ноги почти бесшумно ступали по земле.
Рыжевато-коричневый кот-оборотень прошел мимо Эрагона, не глядя на него, вскочил на койку, и,расположившись среди его одеял, начал лизать перепонки между когтями его правой лапы. Тем не менее, не смотря на Эрагона, он сказал, я не собака, чтобы приходить и уходить по твоему зову, Эрагон.
"Я никогда не думал, о тебе так" Эрагон ответил. "Но я нуждаюсь в тебе, и это не терпит отлагательств."
Мммм. Громкость голоса Солембума повысилась когда он занялся кожистой стороной своей ноги. Говори, Всадник. Что ты хочешь?
"Один момент". Эрагон встал и подошел к полюсу, где он повесил фонарь. "Я зажгу свет", предупредил он Солембума. Затем Эрагон произнёс слово на древнем языке, и пламя ожило внутри фонаря, наполняя палатку теплым, мерцающим светом.
Оба, Эрагон и Солембум, подождали, прищурившись, пока их глаза привыкнут к изменению осещенности. Когда свет перестал причинять дискомфорт, Эрагон уселся на стуле недалеко от кровати.
Кот-оборотень был озадачен увиденным и следил за ним своими ледяными голубыми глазами.
“Разве ваши глаза не были разного цвета?” спросил он.
Солембум моргнул один раз, и его глаза изменили цвет с голубого на золото. Затем он возобновил очистку лап.
– Что вы хотите, Shadeslayer?Ночью я предпочитаю делать другие вещи, а не сидеть и говорить.Кончик его хвоста хлестал из стороны в сторону.
У Эрагона от волнения пересохли губы. "Солебум, ты сказал мне что когда мне покажется, что все потерянно и сил у меня не осталось, нужно оправиться к горе Кутхиан и открыть Склеп Усопших"
Кот-оборотень перестал вылизывать себя. " Ах, это. "
– Да,это.И я должен знать,что ты подразумевал под этим.Если есть,что-то что может помочь нам в борьбе с Гальбаториксом,мне нужно знать об этом сейчас-не позже,не тогда когда я разгадаю одну загадку или другую,а сейчас.Итак где я могу найти скалу Кутхиан,как я открою склеп душ и,что я найду внутри?
Черные кончики ушей Солембума наклонились назад, а его когти показались наполовину, когда он мыл лапу. Я не знаю.
– Ты не знаешь?! – воскликнул Эрагон недоверчиво.
"Тебе все нужно повторять?"
"Как можно не знать?"
Я не знаю.
Наклонившись вперед, Эрагон схватил большую, тяжелую лапу Солембума. Уши кота вплотную прижались к голове, прошипев он свернул лапу внутрь, впиваясь когтями в руку Эрагона. Эрагон улыбнулся игнорируя боль.Кот-оборотень был сильнее, чем он ожидал, почти достаточно сильны, чтобы вытащить его с табуретки.
"Больше никаких загадок, – сказал Эрагон, Мне нужна правда, Солебум. Откуда ты это знаешь и что это значит?"
Мех вдоль позвоночника Солебума ощетинился. Иногда загадки – правда, ты тупоголовый человек.Сейчас позволяйте мне уйти, или Я искромсаю твое лицо и скормлю твои кишки воронам.
Эрагон сохранил свой захват на мгновение дольше, потом он выпустил лапу Solembum и откинулся на спинку стула. Сжал руку, чтобы помочь притупить боль и остановить кровотечение.
Солембум смотрел на него прищуренными глазами, претензий больше не было. "Я сказал, я не знаю, не смотря на то, что ты думаешь, я не знаю. Я не знаю, где расположена Скала Кутхиан, не знаю как открыть ее, и что может содержать хранилище.
"Скажи это на древнем языке".
Солебума глаза сузились еще больше, но он повторил это на языке эльфов, после чего Эрагон понял,что он говорил правду.
Так много вопросов пришло в голову Эрагона, он не знал знал, какие задавать в первую очередь. "Как же ты узнал о Скале Кухтиан, тогда?"
Хвост Солембума снова начал хлестать из стороны в сторону, разглаживая складки на одеяле. Повторяю в последний раз, мне это неизвестно. Как и неизвестно никому из моих сородичей.
"Тогда как…?" Эрагон затих, поражённый от путаницы.
Вскоре после падения Всадников, появились определенные убеждения членов нашего рода, что, если мы сталкиваемся с новыми Всадниками, теми, кто не был зависим от Гальбаторикса, мы должны сказать ему или ей, что я сказал вам: из дерева Menoa и Скала Кутхиан.
"Но… откуда тогда информация?"
Морда Солембума сморщилась, когда он обнажил клыки в неприятной ухмылке. Мы не можем этого сказать. Известно лишь, что кто бы не бы ответственен за это, он желал добра.
Как вы знаете, что? "Воскликнул Эрагон. "Что, если это был Гальбаторикс? Он мог бы попытаться обмануть вас. Он мог бы попытаться обмануть Сапфиру и меня, таким образом, чтобы захватить нас ".
Нет, сказал Солембум, и его когти погрузились в одеяло под ним. Котов-оборотней не так легко одурачить, как других. Гальбаторикс не тот, за этим стоит. Из этого, я уверен. Тот, кто хотел, чтобы вы получили эту информацию, является человеком или существом, которое организовало для вас поиск стали для вашего меча. Будет Гальбаторикс это сделать?
Эрагон нахмурился. "Разве вы не пытались выяснить, кто стоит за этим?"
"Пытались."
"И?"
Мы не смогли. Оборотень взъерошил мех. Есть два варианта. Один из них, что наши воспоминания были изменены против нашей воли, и мы пешки некоторой гнусной сущности. Или другой, что мы договорились об этой возможности, по какой-то причине. Возможно, мы даже вырезали воспоминания сами себе. Мне трудно и неприятно думать, что кто-нибудь удалось бы вмешательство в наши умы. Мало кто из нас, я мог бы понять. Но всей нашей расы? Нет, это не может быть.
Почему бы вам, котам-оборотням, была доверена эта информация?
– Потому что, я думаю, мы всегда были друзьями Всадников и друзьями драконов… Мы наблюдатели.Слушатели.Странники. Мы идем в одиночестве в темных местах мира, и мы помним, что есть и что было.
Пристальный взгляд Солембума переходил далеко.
– Пойми,Эрагон.Никто из нас не доволен ситуацией.Мы долго думали нанесет ли это больше вреда чем пользы,чтобы передать тебе эту информацию.В конце,это было мое решение и я решил сказать тебе,поскольку тебе нужна любая помощь,которую ты можешь получить.Сделай из этого все,что сможешь.
" Но что мне делать, – сказал Эрагон. Как я найду скалу Кутхиан?"
"Я не знаю"
– От куда эта информация? Почему я раньше её нигде не слышал.
Солембум мигнул один раз.
– Есть еще одна вещь, которую я могу сказать тебе. Это может ничего не значить, но возможно это может показать тебе путь.
– Что?что это?
Если ты подождешь, то я скажу тебе. Когда я в первый раз встретился с тобой в Тирме, у меня было странное чувство, что у тебя должна быть книга Домиа абр Вирда. Мне потребовалось время, чтобы устроить это, но именно я был ответственен за Джоада, давшего тебе книгу. Тогда кот-оборотень поднял другую лапу и после поверхностного осмотра, начал вылизывать ее.
– У тебя были еще странные чувства за прошедшие несколько месяцев?спросил Эрагон.
Только убеждение съесть маленький красный гриб, но это прошло достаточно быстро.
Эрагон проворчал и наклонился,чтобы достать книгу из-под подушки,где она лежала со всеми его книгами и свитками.Он уставился на большую книгу в кожаном переплете и открыл ее на первой попавшейся странице.Как обычно с первого взгляда руны для него не имели никакого смысла,только с усилием он смог расшифровать некоторые из них:
…что, если Таладору можно верить, могло бы означать, что горы возникли в результате магического вмешательства. Конечно, это звучит абсурдно, но…
Эрогон проворчал и закрыл книгу."У меня нет на это времени.Она слишком большая,а я медленно читаю.Я уже прочитал не мало глав,и не видел ничего,что было бы связвно со скалой Кухиан или хранилища душ"
Солембум ни на минуту не отводил взгляда с него."Ты можешь попросить кого-нибудь,чтобы прочитали её для тебя,но если секрет скрыт в этой книге,ты единственный,кто должен это знать.
Эрагон сопротивлялся желанию выругаться.Вскакивая со стула,он стал снова ходить."Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Казалось, это не имело значения. Либо мой совет относительно свода и скалы поможет, либо нет, и зная истинную информацию или ее отсутствие – это изменит все!
Но если бы я знал что здесь написано о том что делать с хранилищем душ,я бы потратил больше времени на чтение этой книги.
Но мы не знаем написано это там или нет,сказал Солембум.Его язык вылез из его рта и облизнул усы,разглаживая их."может книга и не имеет ничего общего со скалой Кухиан и хранилищем душ.Кто знает?Кроме того,ты уже читал её.Ты действительно больше читал бы её,если бы я тебе сказал,но ты же видишь что там ничего не написано.
Может быть и нет…но ты должен был сказать мне
Кот-оборотень сложил лапы перед собой и ничего не ответил.
Эрагон нахмурился,сжимая книгу с чувством,как если бы он хотел разорвать её на части."Это не может быть всё.Там должна быть информация,что ты забыл."
Там много чего,но думаю ничего,связанное с этим.
"После всех твоих путешествий по Алагейзии с Анжелой и без, ты не нашел ничего, объясняющего эту загадку? Или чего-нибудь полезного в борьбе с Гальбаториксом?"
Я нашел тебя, не так ли?
– Это уже не смешно, – прорычал Эрагон. – Чтоб тебя, ты должен знать больше.
Я не знаю.
Тогда думайте! Если я не смогу найти помощь против Гальбаторикса, мы проиграем, Солембум. Мы проиграем, и большинство Варденов также как и котов оборотней погибнет.
Солембум зашипел снова.Что ты от меня хочешь,Эрагон?Я не могу выдумать то,чего там нет.Прочти книгу.
Мы приедем в Урубаен,прежде чем я закончу читать книгу.
Солембум снова прижал уши."Это не моя вина.
Мне всё равно,если это так.Я просто хочу найти способ сохранить нам свободу и не быть порабащенными.Думай!Ты должен знать хоть что-то ещё!
Солембум зарычал."Я не знаю
Ты должен,или мы обречены!
Как только Эрагон произнес эти слова, он увидел как-кот оборотень начал меняться. Его уши поднимались, пока не встали вертикально, его черты разгладились, а пристальный взгляд смягчился, теряя свой блеск. В то же время, ум кота-оборотня стал необычно пустым, как будто его сознание кто-то заблокировал или удалил.
Эрагон замер, ничего не понимая.
Затем он почувствовал, как Солембум говорит. Его мысли были такими же плоскими и невзрачными, как бассейн с водой под зимним, затянутым облаками небом.
– Глава 47. Страница 3. Начинай со второго абзаца.
Взгляд Солембума сфокусировался и его уши выпрямились.Что?сказал он с явным раздражением.Чего ты на меня так смотришь?
Что ты сказал?
Я сказал, больше ничего не знаю. И это -
“Нет-нет другое, о главе и странице.”
– Не играйте со мной. Я не говорил этого.
– Нет сказал.
Солембум изучал его в течение нескольких секунд. Тогда, с мыслями, которые были чрезмерно спокойны, он сказал; Скажите мне точно, что вы услышали, Драконий всадник.
Так, Эрагон повторил слова так точно, как только мог. Когда он закончил, какое-то время кот оборотень был тих. Ничего не помню относительно этого; сказал он.
"Что Вы думаете, что это означает?"
Это значит что надо посмотреть то,что на 3странице главы47
Эрагон колебался, затем кивал и начал просматривать страницы. Когда он сделал, он помнил рассматриваемую главу; это был тот, посвященный последствию раскола Riders от эльфов, после краткой войны эльфов с людьми. Эрагон прочитал начало секции, но это, казалось, было не чем иным как сухим обсуждением соглашений и переговоров, таким образом, он оставил это в течение другого времени.
Достаточно скоро он достиг надлежащей страницы. Прослеживая линии рун кончиком пальца, Эрагон медленно читал вслух:
… Остров удивительно ровный по сравнению с местностью материка на тех же широтах. Лето тут всегда холодное и дождливое, но зимы мягкие и сухие, не то что в горах Спайна, что значит что озимые культуры могут быть выращены без особых трудностей. Судя по всему, почва богатая и плодородная – единственный плюс этих вулканов, которые извергаются из года в год, покрывая остров слоем пепла, и для драконов есть где разгуляться ради охоты, включая множество видов животных, не встречающихся в Алагейзии.
Эрагон остановился "ничего из этого не представляет собой полезную информацию".
Продолжай читать.
Хмурясь, Эрагон перешел к следующему параграфу:
Именно там,в центе Вроингарда,всадники построили свой широко известный город Дору Араеба!Единственный в истории город,расчитан на драконов,а так же эльфов и людей.Дору Араеба!Обитель тайн и магии.Дору Араеба!Никогда ещё не было такого города,как этот.и никогда не будет,потому что теперь он потерян,стёрт в пыль узурпатором Гальбаториксом.Он был построен в стиле эльфов,и чуть позже с некоторым влиянием людей-всадников,но не из дерева,а из камня.Деревянные постройки не подходили для места обитания огнедышащих драконов с огромными когтями.Наиболее примечательной особенностью города были его огромные масштабы.Каждая улица была достаточно широкой,в которых помещались по два дракона в ряд,за редким исключением.Комнаты и дверные проёмы были достаточно большими,чтобы там помещали драконы разных размеров.Город был огромный,усеянный зданиями таких размеров что любой карлик был бы впечатлён.Сады и фантаны были по всему городу были построены эльфами,благодаря своей неудержимой любовью к природе.На возвышенностях,окружающих город,всадники разместили сторожевые башни для охраны от нападений и были оборудованы пещеры высоко в горах для всадников и их драконов,где они жили отдельно от остальной части города.Старшие драконы были особенно не равнодушны к этой договорённости,поскольку они предпочитают одиночество и там им легче обратиться в бегство при опастности.
Растроенный, Эрагон прервал чтение. Описание Дору Араеба было достаточно интересным, но он читал другие, более подробные отчеты о городе Всадников, во время пребывания в Эллесмере. Он так же не любил расшифровывать руны, это был кропотливый процесс даже в лучшие времена.
“Это бессмысленно,” сказал он, поднимая книгу.
Солембум выглядел таким же раздраженным как и Эрагон. Не сдавайся, прочти еще две страницы. Если это не поможет, то можешь закончить.
Эрагон перевел дух и согласился. Он провел пальцем по странице, пока не нашел своего места, после чего он начал снова произносить звуки слов:
Город был наполнен множеством чудес, начиная от Поющего Фонтана Эльдимирима и заканчивая хрустальной крепостью Свелхолла, где было гнездовье драконов, но при всем их великолепии, я уверен, что величайшим сокровищем Дору Ариба была его библиотека. Не столько из-за ее внушительных размеров, хотя они действительно были внушительными, сколько из-за того, что за столетия Всадники собрали одни из самых исчерпывающих запасов знаний на всей земле. Ко времени падения всадников, существовало всего три библиотеки, способные соперничать с ней – в Илирии, Эллесмере и Тронжхайме – но ни в одной из них не содержалось столько информации об использовании магии, как в Дору Ариба. Библиотека располагалась на северо-западном краю города, около садов окружавших Шпиль Мореты, также известный как Скала Кутхиан.
Слова застряли в горле у Эрагона, когда он увидел название. Мгновение спустя он еще медленнее продолжил читать:
… также известный как Скала Кутхиан (см главу 12), и не далеко от места, где лидеры Всадников проводили суд, в случае, если к ним приходили правители и правительницы с жалобами.
Чувство благоговения и страха овладело Эрагоном. Какой то человек или нечто позволили ему узнать эту информацию, этот же человек или нечто позволило найти ему лунную сталь для его клинка. Мысль была пугающей, и теперь, когда Эрагон знал, куда идти, он не был вполне уверен, чего он хочет.
Что, спрашивается, ждет их на вершине Вроенгарда? Он боялся предположить, чтобы это не казалось совсем уж невыполнимым.



ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТА

Эрагон перерыл всю Домиа абр Вирда, пока не нашел ссылку на Кутхиан в двенадцатой главе. К его разочарованию единственное что там было, было то, что Кутхиан был одним из первых Всадников, которые исследовали Остров Вренгард.
После чего он закрыл книгу и сел, уставившись на нее, поглаживая узоры, оттиснутые на корешке. Солембум на кровати тоже притих.
" Ты думаешь в Склепе Усопших есть духи?" – спросил Эрагон.
Духи – это вовсе не души умерших.
"Нет, но чем же ещё они могут быть?"
Солембум поднялся с места где он сидел и потянулся, волна движения перемещалась через его тело от головы до хвоста."Если бы вы узнали, мне было бы интересно услышать, что вы обнаружите."
"Ты думаешь нам с Сапфирой следует поехать?"
Я не могу сказать вам, что вы должны сделать. Если это ловушка, то большая часть моей расы была обманута и порабощена без их ведома, и Вардены могли бы также сдаться сейчас, потому что они никогда не смогут перехитрить Гальбаторикс. Если нет, то это может быть возможность найти помощь там, где мы думали, что ничего больше нет. Я не могу сказать. Вы должны решить, по своему усмотрению,если есть шанс, он того стоит. Что касается меня, с меня достаточно этой тайны.
Он спрыгнул с кровати и подошел к выходу из палатки, где остановился и оглянулся на Эрагона. В Алагейзии действует множество непонятных сил, Губитель Шейдов. Я видел такое, во что невозможно поверить: вихри света в глубоких пещерах, людей, взрослеющих в обратном направлении, говорящие камни и крадущиеся тени. Помещения, которые внутри больше, чем снаружи…Гальбаторикс не единственная в мире сила, с которой стоит считаться, возможно, что он даже не самый сильный. Выбирай осторожно, Губитель Шейдов, а когда сделаешь выбор – ступай мягко.
Затем кот-оборотень выскользнул из палатки и исчез в темноте.
Эрагон сделал вдох и откинулся назад. Он знал, что ему делать: он должен отправиться в Вройнгард. Но он не мог принять это решение, не посоветовавшись с Сапфирой.
С легким толчком его ума он разбудил ее, и как только он уверил ее, что ничего не мешало, он подилился своими воспоминаниями о посещении Солембума. Ее удивление было столь же большим как его.
Когда он закончил, она сказала, мне не нравится мысль быть куклой того, кто имеет очаровывает котов-оборотней.
Я тоже, но то, что другого выбора у нас есть? Если за этим стоитГальбаторикс, тогда мы отдадим себя в его руки. Но если мы останемся, то мы будем делать точно так же, только тогда, когда мыподойдем к Урубаену.
Разница в том, что вардены и эльфы будут с нами.
Это правда
На некоторое время в разговоре возникла пауза. Но потом Сапфира сказала:"Я согласна. Я согласга:нам следует пойти. Нам нужны более длинные когти и более острые зубы если мы хотим быть Гальбаторикса с Шруйканом в добавку к Муртагу и Торну. Кроме того, Гальбаторикс ожидает, что мы отправимся прямо в Урубейн в надежде на спасение Насуады. А если и есть что-то от чего у меня начинает зудить чешую, так это делать то, чего ожидают твои враги."
Эрагон кивнул. А если это ловушка?
Мягкое рычание прозвучало за пределами палатки. Тогда мы будем учить кого-то бояться звука наших имен, даже если это Гальбаторикс.
Он улыбнулся. В первый раз после похищения Наусарды, он почувствовал верное направление.
Здесь было что-то они могли бы сделать, как-то повлиять на ход развития событий, а не просто сидеть как пассивные наблюдатели. "Значит, тогда," бормотал он.
Арья прибыла в палатку через несколько секунд после того, как он связался с ней. Ее скорость озадачило его, но она обьяснила ему, что в этот момент как раз дежурила с Блёдхгармом и другими ельфами в ожидании возвращения Муртага и Торна.
Вместе с ней Эрагон потянулся своим умом к Глаэдру,чтобы уговорить его вступить в их разговор,хотя угрюмый дракон был не в состоянии разговаривать.
Когда четыре сознания включая Сапфиру, сплелись воедино, из Эрагона наконец вырвалось, "Я знаю где Скала Кутхиан!"
– Что это за скала?-прогрохотал Глаэдр,кислым тоном
"Название кажется знакомым", сказала Арья, "но я не могу вспомнить его месторасположение".
Эрагон слегка нахмурился.Оба до этого слышали о совете Солембума. Забыть об этом было несвойственно для них обоих.
Тем не менее, Эрагон повторил повторил рассказ о своей встрече с Солембумом в Тейрме, и потом он рассказал им о последнем откровении кота-оборотня и прочитал им соответствующий раздел из Домиа абр Вирда.
Арья заправила волосы за уши. Говоря одновременно мысленно и вслух, она произнесла, – Повтори еще раз, как называется это место?
Spire Moraeta, или Скала Kuthian ", ответил Эрагон в том же порядке. Он колебался полсекунды, коротко задал ей вопрос. "Это длительный перелет, но-"
– но если Эрагон и я отправимся немедленно" – сказала Сапфира
– мы успеем и долететь туда, и вернуться обратно -"
– до того, как вардены прибудут в Урубейн. Это -
– наш единственный шанс"
У нас не будет времени…
– отправиться позже."
"Хотя куда бы вы полетели?" спросил Глэедр.
"Что… что ты имеешь в виду?"
"Точно, что я сказал", дракон рычал, область его затемнения ума. "Для всех твоих воплей ты должен все же сказать нам, где эта таинственная… вещь расположена".
“Хотя я знаю,!” сказал Эрагон, изумленный. “Это находится на Острове Вройнгард!”
Наконец, прямой ответ…
Арья ещё больше нахмурилась. "Но что вы собираетесь делать на Вройнгарде?"
Я не знаю!", Сказал Эрагон, его напряжение росло. Он думал, стоит ли высказывать перед Глаэдром свои замечания; дракон, казалось, исправлял Эрагона нарочно. "Это зависит от того, что мы находим. Как только мы там, мы постараемся, чтобы открыть Скалу Кутхиан и узнать все секреты, содержащиеся в ней. Если это ловушка…»Он пожал плечами. "Тогда мы будем бороться".
Выражение на лице Арьи стало более тревожным. "Скала Кутхиан… имя кажется имеющим значение,важным, но я не могу сказать почему,. Это эхо в моей голове, как и песня, которую я когда-то знала, но с тех пор забыла" Она покачала головой и положила руки к вискам. "Ага, теперь его нет…" Она посмотрела на меня. "Прости меня, что мы говорили о…"?
"О путешествии на Врёнгард," – сказал Эрагон медленно.
"Ах, да…но зачем? Ты нужен здесь, Эрагон. В любом случае, на Вренгарде нет ничего стоящего."
– Да,сказал Глаэдр-Это мертвое и заброшенное место.После разрушени Дору Ариба немногие из нас вернулись туда,чтобы искать там что-то полезное.Но клятвопреступники оставили только чистые руины.
Арья кивнул. "Что бы ни положил эту идею в голову в первую очередь? Я не понимаю, как вы могли собраться оставить Варденов сейчас, когда они наиболее уязвимы, могли бы быть мудрым. И для чего? Чтобы лететь в дальний концах Алагейзии без причины или причин? Я думал над вами верх… Вы не можете оставить нас только потому, что вы плохо знакомы с вашей новой миссией(обязанностями), Эрагон ".
Эрагон отделить свой ум от Арья и Глаедра, и дал понять, чтобы Сапфира сделать то же самое. "Они не помнят!… Они не могут помнить!"
"Это магия. Древняя магия, как то заклинание, наложенное на истинные имена драконов-предателей"
Но ты не забыл о скале Кутхиан, не так ли?
"Конечно, нет" ответила она, в ее мыслях промелькнула обида. "Как я могла, когда наши мысли так крепко связаны?"
Чувство головокружения охватило Эрагона.Чтобы быть эффективным заклинание должно было стирать воспоминания о скале Кутхиан у всех кто о ней знал и у всех кто прочел о ней позже.А это значит…все в Алагейзии находятся под заклятием.
"Кроме нас."
за исключением нас. и котов-оборотней.
" И, возможно, Гальбаторикса"
Эрагон вздрогнул, он чувствовал, как будто пауки сделаны из кристаллов льда, ползали вверх и вниз по его спине.Размер обман поразил его и оставил чувство малой и уязвимой. Чтобы облако умы эльфов, гномов, людей и драконов, так и не вызывая ни малейшего намека на подозрение, был подвиг так трудно, он сомневается, она могла бы быть достигнуто путем преднамеренного применения ремесло, а, скорее, он считал, он может только было сделано инстинктивно, для таких заклинаний было бы слишком сложно выразить словами.
Он ДОЛЖЕН знать, кто несет ответственность за управление памятью всех в Алагейзии и почему. Если это Гальбаторикс, то Эрагон боялся,что Солембум прав и поражение варденов неизбежно.
– Ты думаешь это дело рук драконов,как изгнание имен драконов проклятых?
Сапфира не спешила с ответом.Возможно.
– Но,Солембум сказал,что на Алагейзию действует много сил.Пока мы не полетим на Врёнгард,мы не узнаем.
– Если мы когда-нибудь сделаем.
– Да.
Эрагон провел рукой по своим волосам. На него нахлынула усталость:
"Почему все так сложно?" – удивился он.
Потому что, сказала Сапфира, все хотят есть, но никто не хочет быть съеденным.
Он фыркнул, мрачно забавляясь.
Несмотря на скорость, с которой он и Сапфира могли бы обмениваться мыслями, их разговор длился достаточно долго, Арья и Глаэдр заметили.
"Почему вы закрыли ваши умы к нам?" Спросила Арья. Ее взгляд щелкнул по отношению к одной из стенок палатки стене, ближайшей к месту Сапфиры лежала свернувшись в темноте за его пределами. "Что-то случилось?"
Кажется вы чем-то встревожены, добавил Глаэдр.
Эрагон подавил невеселый смешок. – Возможно потому что так и есть. – Арья сосредоточенно посмотрела на него, пока он подошел к кровати и сел на край. Он позволил рукам свободно повиснуть вдоль его ног. На мгновение он замолчал, пока переключался с родного языка на язык эльфов и магии, а после произнес, – Вы доверяете нам с Сапфирой?
Пауза была короткой.
– Я да – сказала Арья,на древнем языке.
– Я да -сказал Глаэдр.
– Я или ты? – быстро спросил Эрагон у Сапфиры.
– Ты хочешь сказать им,так скажи им.
Эрагон взглянул на Арью. И, все еще говоря на древнем языке, сказал им обоим,
– Солембум рассказал мне о об одном месте, на Вренгарде, где Сапфира и я можем найти кого-то или что-то, что поможет нам победить Гальбаторикса. Однако, название этого места заколдовано. Каждый раз, когда я называю его, вы вскоре забываете о нем.
Едва заметное выражение шока появилось у Арьи на лице.
– Ты доверяешь мне?"
– Я тебе верю, медленно сказала Ария.
Я верю,что вы верите в то,что говорите.Но это не обязательно правда.
Чем еще мне это доказать? Если я скажу вам название или поделюсь воспоминаниями, вы все равно не вспомните. Можно спросить Солебума, но в чем смысл?.
Что хорошего?Вы докажите,что не были обмануты.А,что касается заклинания должен быть способ продемонстрировать его существование.Позови кота-оборотня,а тогда уже посмотрим,что можно делать.
Может ты? Эрагон спросил Сапфиру. Он думал,что,если Сапфира попросит кота-оборотня прийти, будет больше шансов,что он придет.
Мгновение спустя, он почуствовал, что она мысленно прочесывает лагерь, и затем, прикосновение сознания Солембума к сознанию Сапфиры. После того, как она и кот-оборотень обменялись короткими, бессловными фразами, Сапфира объявила, -Он в пути.
Они ждали в тишине,Эрагон смотрел на свои руки и составлял список того,что может пригодиться ему во время поездки на Врёнгард.
Когда Солембум зашел в палатку,Эрагон был удивлен увидев его в человеческом обличии.В руке у него была нога жареного гуся,которую он грыз.Жир был у него на губах и капал на обнаженную грудь.
Все еще пережевывая полоску мяса, Солембум мотнул своим острым подбородком в сторону того места, где было закопано сердце сердец Глаэдера.
– Что тебе нужно, Огнедышащий?, спросил он.
Знать, являетесь ли Вы тем, кем Вы, кажетесь! сказал Глэедр, и сознание дракона, казалось, окружило Солембума, нажимая внутрь как груды черных облаков вокруг яркого огня, но разбитого ветром пламени. Сила дракона была огромная, и из личного опыта, Эрагон знал, что немногие могли надеяться противостоять ему.
Солембум вынул изо рта большой кусок мяса и прыгнул назад, как будто он наступил на гадюку. Он стоял, его острые, обнаженные зубы сильно дрожали, и вид такой ярости в его желтовато-коричневых глазах, Эрагон поместил свою руку на рукоятке Брисингра. Пламя тускнело, но держалось: раскаленный добела участок света среди моря взбалтывания thunderheads?.
После минуты шторм уменьшился, и облака ушли, хотя они не исчезали полностью.
Прошу прощения, кот-оборотень, – сказал Глаэдр, но я должен знать наверняка.
Солембум шипел, и волосы на его загривки встали дыбом так, что это напоминало расцвет чертополоха.
– Если бы у Вас все еще было тело, старик, то я отрезал бы Ваш хвост.
– Ты котенок?ты не смог бы ничего больше,чем поцарапать меня.
Снова Солембум зашипел,затем развернулся на каблуках и пошел к выходу.
– Подожди – сказал Глаэдр – Ты говорил Эрагону о месте на Врёнгарде,которое никто не может вспомнить?
Кот-оборотень выдержал паузу и не оборачиваясь сказал:
– Да говорил.
– И говорил ли ты ему страницу в Домиа Абр Вирда где он смог найти информацию о расположении этого места?
"Вполне может быть, хотя я и не помню об этом, и я надеюсь, что чтобы там не было на этом Вроенгарде, опалит вам усы и обожжет лапы".
Вход в палатку заколыхался, по скольку Солембум выбежал из нее. И спустя мгновение, его крошечная фигурка исчезла в ночи, будто его вовсе и не существовало.
Эрагон встал и вышвырнул носком сапога кусок недоеденного мяса из палатки.
Вы не должны были быть так грубы с ним, – сказала Арья.
У меня нет другого выбора, сказал Глаедр.
– Разве? Ты мог спросить у него разрешения для начала.
– И дать ему возможность подготовиться?Нет. Дело сделано. Да будет так, Арья.
– Я не согласна. Задета его гордость. Ты должен попытаться успокоить его. Это может быть опасно иметь во врагах кота-оборотня.
– А еще опаснее иметь во врагах дракона. Пусть будет так, эльф.
Обеспокоенный, Эрагон обменялся взглядами с Арьей. Тон Глэедра обеспокоил его – и ее также, он мог видеть – но не мог решить, что с этим делать.
Теперь, Эрагон,сказал золотой дракон, Вы позволите мне исследовать воспоминания о своей беседе с Солембумом?
“Если Вы хотите, но… зачем? Все это закончится тем,что вы забудите.”
Возможно. И с другой стороны, возможно нет. Мы будем видеть. Обращаясь к Арье Глэедр сказал
– Отдели свой ум от нашего, и не позволяй воспоминаниям Эрагона заражать свое сознание.
“Как Вы желаете, Глаэдр-Элда.” Поскольку Арья говориал, музыка ее мыслей становилась более отдаленной. Мгновение спустя жуткое пение исчезло.
И Глаэдр снова обратил свое внимание на Эрагона.
– Покажи мне, скомандовал он.
Не обращая внимание на трепет внутри, Эрагон отбросил свое сознание к тому времени, когда Солембум впервые появился в его палатке, и осторожно поведал обо всем, что происходило между ними двумя после этого. Сознание Глаэдера слилось с сознанием Эрагон настолько, что дракон мог вновь пережить с ним все события. Это было тревожное чувство, как будто он и дракон были двумя изображениями, нанесенными на одну сторону медали.
Когда он закончил,Глаедр снял несколько из виду Эрагона, а затем обратился, к Арье, сказав: Когда я забуду, повторите мне слова "Andume и Fironmas на холме скорбей, и плоть их, как стекло". Это место на Вроенгарде… Я знаю об этом. Или я когда-то знал об этом. Это было что-то важное, что-то… мысли дракона заволокло серым цветом на секунду, как если бы слой тумана был взорван над холмами и долинами своего сущего, затемняя их. Ну, что? потребовал он. Почему мы медлить? Эрагон, покажи мне свои воспоминания.
Уже.
Даже сейчас, когда настроение Глаедра обратились к неверию, Арья сказала: "Глаедр, помните: Andume и Fironmas на холме скорбей, и плоть их, как стекло"
Как – начал Глаедр, а потом прорычал с такой силой, Эрагон почти ожидал услышать звук вслух. Ох. Я ненавижу заклинания, которые мешают твоей памяти. Они худшая форма магии, всегда приводят к хаосу и путанице. Половину этого времени они, похоже, до конца с членами семьи, убивают друг друга, не осознавая этого.
Что означает сказанная тобою фраза, – спросила Сапфира.
Она имеет значение только для нас с Оромисом. В этом и был смысл: никто не догадается пока я не объясню.
Арья вздохнула. "значит место реально. Я полагаю, вам пора отправляться в Вроенгард. Игнорировать такую возможность было бы глупостью. Если нет ничего другого, то мы должны знать что за паук сидить в центре паутины."
Я должен отправиться с вами, сказал Глаэдр. Если кто то захочет причинить вам вред, то они не учтут, что против них будут драться два дракона вместо одного. В любом случае вам нужен проводник. Врёнгард стал опасным местом после падения Всадников, и я не хочу что бы вы пали жертвами давно забытого зла.
Эрагон мешкал, так как заметил странную тоску в глазах Арьи, и понял, что она хотела бы присоединиться к ним. "Сапфира сможет лететь быстрее если с ней будет только один человек", спокойно сказал он.
Я знаю… Только, я всегда хотел посетить дом Всадников.
Я уверен ты посетишь его когда-нибудь.
Она кивнула, – Когда нибудь.
Эрагон выждал момент чтобы сфокусировать энергию и направить ее на все, что необходимо сделать, прежде чем он, Сапфира и Глаэдр смогут улететь. Затем он глубоко вздохнул и встал с кровати.
"Капитан Гарвен!" Сказал он. "Не присоиденитесь ли вы к нам?"



ОТЬЕЗД

Для начала, Эрагон сказал Гарвену абсолютно секретно отправить одного из Ночных Ястребов собрать припасы для путешествия на Вройнгард. Сапфира перекусила после захвата Драс-Леоны, но не наедалась, так как она будет слишком медленной и тежёлой для сражения, если возникнет необходимость. Она поела достаточно хорошо, чтобы долететь до Вройнгарда без остановок, но ей надо будет найти пищу на острове или в его окрестностях, что очень волновало Эрагона.
– Я смогу долететь туда даже на пустой желудок, – заверила его она, но он не был в этом так уверен.
Затем Эрагон послал гонца за Джормундуром и Блёдхгармом в его палатку. Как только они прибыли, Эрагону, Арье, и Сапфире потребовался час на разъяснение ситуации, но еще сложнее было убедить их в необходимости путешествия. Блёдхгарм сдался первым, в то время как Джормундур активно возражал. Не потому что он доверял словам Солебума, и даже не из-за сомнений в их важности – в этих вопросах он верил Эрагону наслово – а по причине того, что они уничтожат варденов, если в плену окажется не только Насуада, но и Эрагон с Сапфирой
– Кроме того мы не можем позволить Гальботориксу понять, что вы покинули нас, – сказал Джормундур. – Не тогда когда мы так приблизились к Урубаену. Он может послать Муртага и Торна что бы вас перхватить. Или он мог бы воспользоваться вашим отсутствием чтобы уничтожить варденов раз и навсегда. Мы не можем так рисковать.
Эрагон вынужден был признать, что его опасения не безосновательны.
После долгих дискуссий они пришли наконец к общему решению, что Блёдхгарм и другие эльфы создадут образ Эрагона и Сапфиры, также как они до этого создавали образ Эрагона, когда он отправился в Беорские горы на выборы и коронацию короля гномов.
Образы будут совершенно живыми, дышащими, думающими копиями Эрагона и Сапфиры, но их сознания будут пусты, и если кто-то вторгнется в них, их обман будет раскрыт. В результате образ Сапфиры не сможет разговаривать, и хотя эльфы могут говорить за Эрагона, этого лучше не допускать, потому что некоторые странности дикции могут вызвать тревогу у слушающих. Ограничения иллюзий означали, что им лучше держаться подальше и что люди, у которых есть причины взаимодействовать с Эрагоном и Сапфирой на более личной основе -такие как короли Оррин и Орик- вскоре должны понять, что что-то не так.
Поэтому Эрагон отдал приказ Гарвену разбудить всех Ночных Охотников и привести их к нему настолько осторожно, насколько это возможно. Когда вся группа собралась перед его палаткой, Эрагон объяснил сборной группе людей, гномов и ургалов почему он и Сапфира уезжают, хотя он был намеренно туманен о деталях и сохранил саму цель в секрете. Затем он объяснил как эльфы будут скрывать их отсутствие, и заставил их дать клятвы о неразглашении на древнем языке. Он доверял им, но никто никогда не может быть слишком осторожен в том, где Гальбаторикс и его шпионы заинтересованы.
Позже Эрагон и Арья посетили Орина, Орика, Рорана и колдунью Триану. Как и Ночным Ястребам, они обьяснили ситуацию и взяли с каждого из них клятву держать это в секрете
Король Оррин, как и ожидал Эрагон, оказался самым непреклонным. Он выразил возмущение по поводу вылазки Эрагона и Сапфиры в Вренгард и протестовал по существу самой идеи. Он подвергал сомнению храбрость Эрагона, ценность информации Солембума, и грозился вывести свои войска из состава Варденов, если Эрагон продолжит преследовать такую глупую, ошибочную цель. Прошло больше часа угроз, лести и уговоров прежде чем удалось уговорить его, и даже потом Эрагон боялся, что Оррин может забрать свое слово обратно.
Посещение Орика,Рорана и трианны прошли быстро,но Эрагон и Арья потратили много время на разговоры с ними,нетерпение сделало его беспокойным,он хотел отправиться скорее и каждая потраченная минута лишь усиливала это желание.
Когда он и Арья пошли от человека к человеку, Эрагон также знал, через его связь с Сапфирай, из слабого, ритмичного пения эльфов, которое лежало в основе всего, что он услышал, как полоса ловко сотканной ткани, скрытой ниже поверхности мира.
Сапфира оставалась в его палатке, и эльфы окружили ее плотным кольцом, они вытягивали руки а кончики их пальцев касались ее, пока они пели. Целью их сложного, комплексного заклинания было собрать больше визуальной информации, необходимой для создания точной проекции Сапфиры. Было бы достаточно сложно воспроизвести форму эльфа или человека; дракон был куда сложнее, учитывая ее габариты. Тем не менее, как говорил Блёдхгарм Эрагону, наиболее сложной частью заклинания было воспроизведение эффектов веса Сапфиры, в случае если бы она взлетала или садилась.
Когда Арья и Эрагон перестали наконец писать круги,ночь уже уступила дню и утренне солнце висело на горизонте.При его свете ущерб нанесенный лагерю казался еще больше.
Эрагон был уже готов отправиться на Врёнгард с Сапфирой и Глаэдром, но Джормундур настоял на том, чтобы он хоть раз обратился к Варденам должным образом, в качестве их нового лидера.
Вскоре после этого, когда армия собралась вокруг, Эрагон оказался стоящим на пустом фургоне, смотрящим на множество повернутых к нему лиц, людских или нет, и единственным его желанием в тот момент было оказаться где-нибудь подальше от этого места.
Эрагон спросил совета у Рорана заранее, и Роран сказал ему: " Помни, что они тебе не враги. Тебе не надо их бояться. Они хотят тебе понравиться. Говори четко, откровенно, и,что бы ты ни сделал, держи свои подозрения при себе – это прямой путь, чтобы склонить их на свою сторону. Узнав о Насуаде, они прийдут в ужас и уныние. Дай гарантии, которые им нужны, и они пойдут за тобой через врата Урубаена "
Несмотря на поддержку Рорана, Эрагон все еще чувствовал тревогу перед своим выступлением. Он редко до этого говорил с большими группами, и никогда больше чем несколько строк. Вглядываясь в затененных солнцем, одетых к битве воинов, он решил, что предпочел бы сражаться с сотней врагов в одиночку, чем будет стоять перед публикой и бояться получить их неодобрение.
Пока Эрагон не открыл свой рот, он не был уверен, что именно собирается сказать. Однако стоило ему начать, и слова полились сами собой, но он был настолько напряжен, что не помнил большую часть сказанного. Речь прошла как в тумане; главными впечатлениями остались жара и пот, стоны воинов, когда они узнали о судьбе Насуады, нестройные приветствия, когда он призвал их к победе и финальный рев толпы, когда он закончил. С облегчением он спрыгнул с фургона, туда, где ждали его Арья и Орик, стоящие рядом с Сапфирой.
Когда он это сдела его охранники образовали круг вокруг них и сдерживали тех кто задавал вопросы.
" Ты справился, Эрагон!" – сказал Орик, хлопая его по плечу.
"Правда?" – спросил Эрагон ошеломленно.
" Ты был самым красноречивым," – сказала Арья.
Эрагон смущенно пожал плечами. Это заставило его вспомнить, что Арья знала большинство лидеров Варденов, и он не мог не думать, что Аджихад или его предшественник Дейнор лучше бы справились с речью.
Орик потянул его за рукав. Эрагон наклонился к гному. Голосом не достаточно громким Орик сказал: "Я надеюсь,что поездка стоит того, что вы найдете,мой друг. Будьте осторожны, не убейте себя, а?"
" Я попытаюсь."
К удивлению Эрагона, Орик схватил его за предплечье и крепко обял его. " Да прибудет с тобой Гунтера (сила)." Как только они разошлись, Орик переборол себя и хлопнул Сапфиру по спине. " И ты тоже Сапфира. Безопасной поездки вам обом."
Сапфира ответила тихим мурлыканьем.
Эрагон посмотрел на Арью.Ему вдруг стало неловко,он был не в силах думать ни о чем кроме самых очевидных вещей.Красота ее глаз все еще пленила его и этот эффект не слабел.
Затем она взяла его голову своими руками, и поцеловала его однажды, формально, в лоб.
Онемев, Эрагон уставился на нее.
– Гюлай вайзе мед оно, Аргетлам, – да прибудет с тобой удача, Серебряная рука.
Когда она отпустила его,он поймал ее руки в свои.
– Ничего плохого с нами не произойдет.Даже если нас ждет Гальбаторикс.Даже если мне придется разрывать горы голыми руками,я обещаю,что мы вернемся.
Прежде чем она успела ответить, он отпустил ее руки и поднялся на спину Сапфиры.Толпа взревела снова,когда увидела как он садится в седло.Он помахал им и они удвоили свои усилия топая ногами и стуча щитами о навершия мечей.
Эрагон увидел Блёдхгарма и группу эльфов они кивнули друг другу.План был прост.Эрагон и Сапфира взлетают выше облаков и патрулируют местность как обычно.Потом Эрагон делает их невидимыми для тех кто находится на земле и эльфы создают их копии,которые спустятся на землю.
С привычной легкостью Эрагон закрепил ремешки вокруг своих ног,проверил что сумки закреплены должным образом.Он с особым уходом уложил сердце сердец Глаэдра и уложил в сумку с одеждой.
"Позволь нам уйти", сказал старый дракон
В Врёнгард!- воскликнула Сапфира, и мир погрузился вокруг Эрагона, когда она прыгнула от земли, и порыв воздуха бил его, когда она махала массивными, подобными крыльями летучей мыши, ведя их выше и выше в небо.
Эрагон схватился за шип на шее, находящийся перед ним, опустил голову против ветра и уставился на гладкую кожу седла. Он глубоко вдохнул и постарался прекратить волноваться о том, что он оставлял позади и что ждало его впереди. В данный момент он мог только ждать, ждать и надеяться, что Сапфира сможет долететь до Врёнгарда и вернуться, прежде чем Империя снова нападет на Варденов; надеяться, что с Рораном и Арьей все будет в порядке; надеяться, что возможно когда-нибудь он сможет освободить Насуаду; и надеяться, что полет на Врёнгард был верным решением, поскольку время, когда он вынужден будет лицом к лицу столкнуться с Гальбаториксом, неумолимо приближалось.



МУКИ СОМНЕНИЯ

Насуада открыла глаза.
Плиты покрывали темный сводчатый потолок, и на плитах были нарисованы угловатые узоры красного, синего и золотого цвета: сложная сеть линий, поймавшая ее взгляд в ловушку на неопределенное время.
Наконец она нашла в себе силы отвести взгляд.
Устойчивый оранжевый свет исходил откуда-то позади нее. Света было достаточно, чтобы рассмотреть форму восьмиугольной комнаты, но недостаточно, чтобы рассеять тени, которые оставались по углам вверху и внизу.
Её горло пересохло.
Поверхность на которой она лежала была холодной, гладкой и неприятно жесткой; пятками и подушечками пальцев она чувствовала, что это был камень. Холод пробирал до костей, и это наконец заставило ее вспомнить, что она была одета лишь в сорочку, в которой спала.
"Где я?"
Воспоминания нахлынули все разом, без смысла или желания: непрошеная кавалькада, которая гремела в ее мозгу с силой ощущавшейся почти физически.
Она с трудом вдохнула и попыталась сесть вертикально, чтобы убежать, спастись, бороться, если бы понадобилось, но оказалось, что она не может сдвинуться и на долю дюйма в любом направлении. Ее запястья и лодыжки были скованы, а толстый кожаный пояс удерживал ее голову четко напротив плиты, мешая ей сместиться или повернуться.
Она пыталась сломать свои оковы но они были слишком прочны.
Выдохнув, она расслабилась и снова посмотрела на потолок. Пульс стучал в ушах, напоминая раздражающий барабанный бой. Ей было очень жарко, щеки горели, а руки и ноги казалось облили кипящим маслом.
Так вот как я умру.
На короткий миг ее захлестнула волна отчаяния и жалости к себе. Она даже не успела нормально пожить, а уже должна была умереть, причем самым отвратительным способом. Что было еще хуже, она не добилась ничего из того на что надеялась. Ни войны, ни любви, ни рождения, ни жизни. Ее единственными достижениями были битвы, и трупы, и фуражи с припасами; хитрости, слишком многочисленные, чтобы их помнить, клятвы дружбы и верности, теперь значившие не больше обещания лицедея; и вымотанная, капризная армия во главе со Всадником даже моложе ее самой. Не особо много, чтобы оставить о себе память. А память это все, что бы осталось. Она была последней из своего рода. Когда она умрет, не останется никого, кто бы мог его продолжить.
Мысли причиняли боль, и она ругала себя за то, что не родила детей, когда была возможность.
"я сожалею"-прошептала она,увидев лицо отца перед собой.
А затем она взяла себя в руки и прогнала отчаяние. Единственным способом в ее распоряжении для контроля ситуации было самообладание, и она не собиралась оставлять его ради сомнительного удовольствия потакать своим сомнениям, страхам и сожалениям. Пока она сохраняла контроль над своим разумом и чувствами, она не была беспомощна. Это была наименьшая из возможных свобод, свобода разума, но она была благодарна и за это, и понимание того, что ее вскоре могут лишить и этого, придало ей решимости это осуществить.
В любом случае у неё был еще один долг который она должна выполнить,сопротивляться при допросе.Она должна хорошо владеть собой,иначе она быстро сдастся.
Она замедлила свое дыхание и сконцентрировалась на потоке воздуха, ритмично проходящем через ее горло и ноздри, позволяя этому ощущению вытеснить все остальные. Когда она почувствовала относительное спокойствие, то решила сосредоточиться на том, о чем безопасно было думать. Многое было опасно, опасно для нее, опасно для Варденов, опасно для их союзников или опасно для Эрагона и Сапфиры. Она не рассматривала вещи, которых должна была избежать и которые могли бы дать ее тюремщикам необходимую информацию здесь и сейчас. Вместо этого она выбрала горстку мыслей и воспоминаний, казавшихся безопасными и постаралась проигнорировать остальные, постаралась убедить себя, что все, чем она когда-либо была, и все, что у нее было состояло лишь из этих нескольких элементов.
В сущности, она старалась создать себе новую, более простую личность, чтобы когда ей будут задавать вопросы, она абсолютно искренне могла сослаться на незнание. Это было опасно; чтобы это сработало она должна была поверить в свой собственный обман, и если бы она когда-нибудь освободилась, то ей вполне возможно было бы трудно вернуть свою истинную сущность.
но у нее не было надежды на спасение или освобождение. Все,на что она могла надеяться, это сорвать замыслы её похитителей.
Гокукара, дай мне силу вынести предстоящие испытания. Присмотри за своей маленькой совой, и если мне суждено умереть, благополучно унеси меня от этого места…унеси к моему отцу.
Ее взгляд изучал покрытую плиткой комнату более подробно. Она предположила, что находилась в Урубаене. Было бы логично предположить, что Муртаг и Торн привезли ее сюда, к тому же это объясняло эльфийский вид комнаты; эльфы построили большую часть Урубаена, города, который назвали Илирией, еще до войны с драконами, очень, очень давно, или после того как город стал столицей Королевства Броддринг и Всадники официально обосновались там.
Или об этом говорил ей отец. Она не помнила точно.
Однако, оставалась вероятность, что она была где-то в другом месте: к примеру в одном из личных владений Гальбаторикса. А комната могла бы даже и не существовать в том виде, в котором представлялась ей. Достаточно сильный маг был вполне способен управлять всем, что она видит, чувствует и слышит, мог исказить окружающий мир так, что она бы и не заметила.
Что бы с ней не произошло, или казалось, что произошло, она не позволит себя обмануть. Даже если бы Эрагон сейчас выломал дверь и освободил ее, она бы продолжала думать, что это уловка ее похитителей. Она не осмеливалась доверять своим чувствам.
В миг, когда Муртаг похитил ее из лагеря, мир превратился в ложь, и было неизвестно когда эта ложь закончится и закончится ли. Единственная вещь в которой она была уверена – это то, что она существует. Все остальное ставилось под сомнение, даже ее собственные мысли.
После того как первоначальный шок сошел на нет, утомительное ожидание начало сковывать ее. Она не могла определить время, кроме как по чувству голода и жажды. И ее голод рос и утихал по-видимому на разные промежутки времени. Она пыталась засекать часы путем подсчета секунд, но рутина наскучивала ей и она всегда сбивалась со счета доходя до десятков тысяч.
Несмотря на ужасы она знала,что ожидало её.Она хотела,чтобы её похитители поторопились и показали себя.Она кричала минуту подряд,но ответило ей только эхо.
Тусклый свет за ней никогда не колебался и не тускнел; она предполагала, что это был беспламенный фонарь, подобный гномьим. Постоянное свечение мешало заснуть, но в конце концов истощение овладело ей и она заснула.
Перспектива сна ужасала ее. Она была наиболее уязвимой во сне, и боялось что подсознание будет вызывать большое количество информации, которую она хотела бы скрыть. У нее был не особо большой выбор, ведь рано или поздно она должна была заснуть, а откладывая сон она в конечном итоге только вредила своему самочувствию.
Она спала.Но сон её был беспокойным и прерывистым и она чувствовала усталость когда проснулась.
Грохот испугал ее
Где-то выше и позади неё она услышала как сдвинули защелку и открыли дверь.
Ее пульс ускорился. Как лучше всего она могла сказать, более чем день прошел, до того как она пришла в сознание. Она крайне хотела пить, ее язык был раздутым и липким, и все ее тело болело от того, что она была заключена в одном положении так долго.
Кто-то спускался по ступенькам. Ботинки мягко ступали по камню…Пауза…Зазвенел металл. Ключи? Ножи? Или что-то похуже?… Затем шаги остановились. Теперь они направлялись к ней. Все ближе…и ближе…
Полный человек, одетый в серую шерстяную тунику, вошел в ее поле зрения, неся серебряное блюдо с ассортиментом еды: сыр, хлеб, мясо, вино, и вода. Он наклонился и поместил блюдо в основание стены, затем, шел к ней, его шаг,был короткий, быстрый, и точный. Почти, изящный.
Хрипло дыша, он наклонился над краем плиты и уставился на нее. Его голова была похожа на тыкву, выпуклая сверху и по бокам и сужающаяся к низу. Он был гладко выбрит и почти полностью лысым, за исключением небольших клочков волос на скулах. Его лоб был блестящим, щеки румяными, а губы были такого же серого цвета как и туника. Глаза были незапоминающимися: карими и близко посаженными.
Он поцокал языком, и она заметила. что его зубы были сжаты, как тиски, и челюсть выступала вперед больше, чем остальная часть его лица, создавая впечатление небольшого но приметного намордника.
У него было теплое, сырое дыхание в котором чувствовался запах печени и лука. От него ее затошнило.
Она резко ощутила, что была полураздета, когда вгляд мужчины скользил по ее телу. Это заставляло ее чувствовать себя уязвимой, как будто она была игрушкой или зверушкой, лежащей здесь для его удовольствия. Ее щеки горели от ярости и унижения.
Решив не дожидаться пока человек обнаружит свои намерения, она попыталась заговорить, чтобы попросить воды, но ее горло слишком пересохло, так что из него вырвался лишь хрип.
Серый человек выразил свое неодобрение и к её удивлеию начал ломать её оковы.
В момент когда она была свободна,она сидела на плите и сформировала лезвие правой рукой и направила его к шее человека.
Он поймал ее запястье в воздухе, казалось бы, без усилий. Она зарычала и ткнула ему в глаза пальцами другой руки.
Он снова схватил её за запястье,она вырывалась,но он был слишком силен.Её рука казалось была погружена в камень.
В ярости она бросилась вперед и укусила человека в правое предплечье. Теплая кровь наполнила ее рот, теплая, с привкусом железа. Она задыхалась, но не разжимала зубов, а кровь текла по ее губам. Между зубов она чувствовала мышцы его локтевого сгиба, как будто множество змей старалось вырваться на свободу.
Кроме этого, он был не в состоянии реагировать.
Наконец она выпустила его руку, отодвинула голову, и плюнула его кровью на его лицо
Даже тогда на его лице не проступила ни единого признака боли или гнева.
Она снова вырвалась из его рук, затем развернулась на плите, чтобы ударить его ногами в живот.
Прежде чем она смогла завершить удар, он отпустил ее левое запястье и сильно ударил ее по лицу.
Белый свет вспыхнул перед глазами, и, казалось, что-то беззвучно взорвалось вокруг нее. Ее голова резко дернулась в сторону, зубы клацнули, и боль пронзила ее позвоночник от основания черепа.
Когда зрение прояснилось, она сидела, с ненавистью смотря на мужчину, но она не сделала никаких попыток, чтобы снова атаковать его. Она понимала, что была в его власти… Она понимала, что ей необходимо было найти что-то, чем перерезать ему горло или ударить его между глаз, если она хочет победить его.
Он отпустил ее запястье и потянулся во внутрь своей туники, чтобы достать застиранный носовой платок. Он прикасался к лицу, вытирая каждую каплю крови и слюны. Затем повязал платок вокруг своего поврежденного предплечья, зажимая кончик ткани в своих похожих-на-тиски челюстях.
Она вздрогнула, когда он протянул руку и схватил ее за плечо, его огромные, толстые пальцы сомкнулись вокруг ее руки.Он стащил ее с пепельной плиты, и ее ноги подкосились, когда она ударилась о пол. Она висела как тряпичная кукла, ее рука была вывернута под углом над головой.
Он поставил ее на ноги. На этот раз ноги слушались её. Чуть поддерживая её, он повел ее кругом к маленькой боковой двери, и она не смогла увидеть то место, где она лежала на спине. За этой дверью был короткий лестничный пролет, который вел ко второй, большей двери -той самой, через которую приходил ее тюремщик. Она была закрыта, но в ее середине была маленькая металлическая решетка, через которую можно было разглядеть хорошо освещенный гобелен, висящий на гладкой каменной стене.
Мужчина толкнул боковую дверь и проводил ее в узкую туалетную комнату. К ее облегчению, он оставил ее одну. Она искала в пустой комнате что-нибудь, что она бы могла использовать как оружие или средство побега, но была разочарована, обнаружив только пыль, опилки и, что более зловеще, засохшие пятна крови.
Поэтому она сделала то, чего от нее ожидали, и когда она вышла из туалетной комнаты, потный, одетый в серое, мужчина снова взял ее за руку и повел обратно к плите.
Как только они приблизились к ней, она стала пинаться и бороться; она предпочла бы снова быть избитой, чем позволить ему удерживать ее, как прежде. Однако, все ее усилия не могли остановить или замедлить мужчину. Его руки и ноги были как будто из железа, и даже когда она ударила его в, казалось бы, мягкий живот, от согнулся, но совсем немного.
Обращаясь с ней так же легко, как с маленьким ребенком, он поднял ее на плиту, прижал ее плечи к камню и защелкнул наручники вокруг ее запястий и лодыжек. Потом он затянул кожаный ремешок на ее лбу и подтянул его, достаточно сильно, чтобы удерживать ее голову на месте. но не настолько, чтобы причинить ей боль.
Она ожидала, что он пойдет и съест свой обед или ужин, или неважно что это было, но вместо этого он взял блюдо, отнес его к ней и предложил ей выпить разбавленного вина.
Было достаточно трудно глотать, лежа на спине, поэтому она быстро выпила вино из серебряной чаши, которую он прижал к ее рту. Ощущение того, как разбавленное вино быстро смачивает ее сухое горло было потрясающим и приносящим облечение.
Когда чаша оказалась пуста, мужчина отставил ее в сторону, нарезал ломтиками хлеб и сыр и протянул их к ней.
– Как… -, сказала она, её голос наконец стал подчиняться ей. -Как вас зовут?
Человек бесстрастно взглянул на нее. Его выпуклый лоб блестел как полированный металл в неярком свете фонаря.
Он поставил перед ней хлеб и сыр.
– Кто ты?… Это Урубаен? Ты такой же заключенный как и я? Мы могли бы помочь друг другу, ты и я. Гальбаторикс не всезнающий. Вместе мы сможем найти путьк побегу. Это может казаться невозможным, но это не так, я обещаю. – Она продолжала говорить тихим, успокаивающим голосом,надеясь сказать что- нибудь, что могло бы вызвать его симпатию к ней или привлечь его, к её собственным интересам
Она знала, что могла быть убедительной – долгие часы переговоров от имени Варденов доказывали ее компетентность, но ее слова не производили эффекта на мужчину. С таким дыханием он должен был быть мертвым, но он стоял и протягивал хлеб и сыр. Ей пришло в голову что он был глухим, но он откликнулся на просьбу дать воды, так что она отмела эту идею.
Она говорила, пока не исчерпала все аргументы и жалобы, которые только могла придумать, и когда она остановилась, чтобы найти другой подход, мужчина поднес сыр и хлеб к ее губам и держал их там. В ярости, она попыталась оттолкнуть еду, но его рука не сдвинулась с места и он продолжал пялиться на ее с тем же пустым, безразличным взглядом.
В затылке покалывало, и она признала его поведение непритворным; она действительно ничего не могла поделать с ним. Она бы поняла, если бы он возненавидел ее, или если бы он получал извращенное удовольствие, мучая ее, или если бы он был связан клятвами Гальбаторикса, но ничего из этого не выглядело правдоподобным. Скорее, он был безразличным, лишенным даже малейших крупиц сочувствия. Он, и она в этом не сомневалась, убьет ее так же легко, как и кормит, и с не большим сомнением, с каким раздавит муравья.
Молча проклиная неизбежность этого, она открыла рот, позволяя ему поместить туда кусочки хлеба и сыра, несмотря на желание откусить его пальцы.
Он кормил ее. Как ребенка. С рук, кладя каждый кусок пищи в ее рот настолько осторожно, как будто он был стеклянным и мог разбиться от любого неосторожного движения.
Глубокое чувство отвращения накопилось в ней. Чтобы пасть от лидера величайшего альянса в истории Алагейзии до… нет, нет, ничего подобного не существовало. Она была дочерью своего отца. Она жила в Сурде в пыли и жаре, среди отдающих эхом предложениях торговцев на шумных улицах рынка. Вот и всё. У нее не было причин быть надменной, не было причин обижаться на ее падение.
Тем не менее, она ненавидела человека, нависшей над ней. Она ненавидела, что он запихивал еду ей в рот, тогда как она сама могла взять ее. Она ненавидела, что Гальбаторикс, или тот, кто стоял за ее пленением, пытался лишить ее гордости и достоинства. И она не ненавидела то, что это у них получалось.
Она решила убить человека. Если она могла совершить еще всего лишь одну вещь в своей жизни, она хотела, чтобы это была смерть её тюремщика.За исключением спасения, ничто иное не дало бы ей такое большое удовлетворение."Чего бы это не стоило, я найду способ".
Идея понравилась ей, и она ела остальную еду с удовольствием, все время думая, как она может устроить кончину мужчины.
Когда она закончила, человек взял поднос и ушел.
Она слышала как его шаги затихают, как дверь открылась и закрылась, как щелкнул засов на задвижке, а затем раздался тяжелый, обрекающе-подавляющий звук балки, упавшей на свое место с другой стороны двери.
И она вновь осталась одна, и все что ей оставалось – это ждать и сосредоточиться на способах убийства.
Какое-то время, она забавлялась, прослеживая одну из строк написанных на потолке и пытаясь определить, является ли она началом или концом.Линии она выбрала синие, цвет обратился к ней из-за его ассоциации с одним человеком о котором, помимо всего прочего, она и думать не смела.
Со временем ей надоело разглядывать линии и мечтать о мести и она закрыла глаза и погрузилась в беспокойный полусон, в котором часы шли с кошмарной парадоксальностью, быстро и медленно одновременно.
Когда человек в серой тунике вернулся, она была почти рада его видеть, реакция которую она презирала в себе, рассматривая это как слабость.
Она не была уверена в том, сколько времени ей пришлось ждать, и не убедилась бы, пока кто-нибудь бы ей не сообщил, но она знала, что времени прошло меньше, чем раньше. Однако ожидание все еще казалось бесконечным, и она боялась, что ее оставили здесь в одиночестве и привязанную, хотя о ней абсолютно точно не забывали, на еще один подобный бесконечный промежуток времени. К своему отвращению, она обнаружила, что благодарна за то, что человек кажется собирался навещать ее чаще, чем она рассчитывала. Столько времени лежать на куске камня без движения было достаточно болезненно, но отказ от общения с любым живым существом, даже таким отвратительным как ее тюремщик, был пыткой и гораздо более трудным испытанием.
Когда мужчина освободил её от оков, она обратила внимание на то, что рана на его предплечье была исцелена: кожа была гладкой и розовой как у откормленного поросёнка.
Она воздержалась от борьбы, но на пути в туалет, она сделала вид, что споткнулась и упала, надеясь оказаться достаточно близко от блюда, чтобы попытаться украсть небольшой нож, который мужчина использовал для разрезания еды. Как бы то ни было, блюдо оказалось слишком далеко, а человек был слишком опасен для нее, чтобы тянуться к блюду и не выдать ему своих намерений. Ее затея не удалась, но она заставила себя вести спокойно, ей нужно было убедить его, что она отказалась от борьбы, чтобы внушить ему спокойствие и, если повезет, самоуверенность.
Пока он ее кормил, она изучала его ногти. До этого она была слишком зла, чтобы обратить на них внимание, но сейчас она успокоилась и их странная форма удивила ее.
Его ногти были толстые и очень выпуклые. Они глубоко вросли во внутрь плоти, и белые полукружия кутикулы были большие и широкие. В целом, никак не отличались от ногтей множества мужчин и гномов, с которыми она имела дело.
Когда она имела дело с ними?… Она не помнила.
весь вид ногтей показывал, как тщательно за ними ухаживали. У неё сложилось впечатление, что ногти подобны редким цветам, которым садовник посвящал долгие часы. Кутикула была опрятна и ровно подстрижена, без заусенцев, ногти были обрезаны ровно – не слишком длинно и не слишком коротко – с плавно закруглёнными краями. Поверхность ногтей была отполирована до фаянсового сияния, а кожа вокруг выглядела так, словно в неё втирали крем или масло.
Кроме эльфов, она никогда не видела человека с такой совершенной формой ногтей.
Эльфы? Она стряхнула мысли,которая раздражала её сама по себе. Она не знала эльфов.
Эти ногти были загадкой, чем-то чуждым, лишним в общем понимании. Тайной, которую она хотела разгадать, даже если эта попытка станет тщетной.
Ей стало интересно, кто привел ногти в такое идеальное состояние. Был ли это он сам? Он выглядел слишком привередливым, и она не могла представить, чтобы у него была жена или дочь, или слуга, или кто-либо еще рядом с ним, кто уделил бы столько внимания его пальцам. Конечно, она понимала что может ошибаться. Многие ветераны с боевыми шрамами, мрачные, молчаливые мужчины которых с виду интересует только вино, женщины и война, удивляли ее некоторыми аспектами их характеров, которые противоречили их внешнему облику: мастерством резьбу по дереву, привычкой к запоминанию романтичных поэм, любовью к собакам, или сильнейшей преданностью семье, которую они защищали от всего мира. Прошли годы, прежде чем она узнала что Джормундур…
Она оборвала мысль, прежде чем успела ее развить.
Так или иначе, вопрос, вертевшийся в ее уме, был простым: зачем? Мотивация была важна даже в таких пустяковых вопросах как забота о ногтях.
Если ногти обрабатывались кем-то другим, то они были результатом труда великой любви или великого страха. Но она сомневалась, что это было так, как-то это было неправильно.
Если же это была дело рук самого мужчины, то было возможно любое количество объяснений. Возможно, его ногти были способом немного контролировать свою жизнь, которая больше ему не принадлежала. Или же он чувствовал что это то единственное, что может быть в нем привлекательным. Или же забота за ногтями была всего лишь нервным тиком, привычкой, служившей никакой другой цели, кроме как скоротать часы.
Независимо от того, что было правдой, факт оставался, кто-то убрал и подрезал и полировал и смазал его ногти, и это не было случайное или невнимательное усилие.
Она продолжала обдумывать загадку и во время еды, едва чувствуя ее вкус. Иногда она поднимала взгляд,чтобы попытаться обнаружить какую-нибудь подсказку на его лице, но всегда безуспешно.
После того как скормил ей последний кусок хлеба человек отодвинулся от края плиты, поднял блюдо, и отвернулся.
Она жевала и глотала хлеб с такой скоростью, что чуть не задохнулась; она сказала, голосом хриплым и скрипучим от неупотребления, “У Вас хорошие ногти. Они очень… блестящие.”
Мужчина остановился на полушаге, и его большая, тяжелая голова повернулась к ней. На мгновение она подумала что он снова ударит ее, но его серые губы раздвинулись, и он улыбнулся ей, показывая оба ряда его зубов.
Она подавила дрожь; он смотрел, как будто он собирался откусить голову курице.
Всё еще с немного тревожным выражением лица, человек ушел из её поля зрения, и, несколькими секундами позже, она услышала как дверь её камеры открылась и затем закрылась
Ее собственная улыбка прорезалась на ее губах. Гордость и тщеславие были слабостью, которую она надеялась использовать. Если и была какая-то вещь, которой она владела в совершенстве, то это была способность склонять других на свою сторону. Мужчина дал ей мельчайший поручень, за который можно уцепиться только пальцами, даже скорее лишь ногтями, но этого было вполне достаточно. Теперь она могла начать подъем.



ЗАЛ ПРЕДСКАЗАНИЙ

Третий раз человек посетил её, Насуада спала. Стук в дверь заставил её проснуться, сердце бешено колотилось.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она была. Когда она сделала это,то нахмурилась и заморгала глазами. Она хотела потереть глаза.
Она еще больше нахмурилась, когда посмотрела на свое тело и увидела совсем еще свежее пятно на сорочке, по всей видимости от вина во время трапезы.
Почему он так скоро вернулся?
Ее сердце ушло в пятки, поскольку мимо прошел человек, несший в руках большой медный мангал, полный древесного угля, потом поставил его под ноги в нескольких метрах от печи, где помещались три длинных утюга.
Время, когда ей стало совсем страшно, наконец пришло.
Она пыталась поймать его взгляд, но мужчина отказывался смотреть на нее, по скольку был занят разжиганием измельченных трут в мангале. Пока искры пылали и распространялись, трут светился словно шар из разноцветных проводов. Мужчина наклонился, свернул губы и подул на разгорающееся пламя, нежно, как мама целует свое чадо, и искры закрутились в пламени огня.
Некоторое время он смотрел за огнем, выстраивая насыпь из углей в несколько дюймов высотой, так дым поднимался поднимался гораздо выше к решетке. Она наблюдала за всем этим с болезненным увлечением, не в силах оторвать взгляд, уже зная, что ждет ее. Никто не решался заговорить; все выглядело так, словно им обоим было стыдно признаться в чем то.
Он подул на угли снова, затем чуть придвинулся к ней.
"Не сдавайся" сказала она себе,напрягаясь.
Она сжимала кулаки и сдерживала дыхание,так как человек подходил все ближе и ближе.
Подобное перу прикосновение ветра коснулось её лица,когда он прошел мимо неё и она слушала как его шаги затихают.
Она вдохнула и расслабилась.Как магниты,горящие угли притягивали взор.Унылый рыжеватый жар шел от них.
Она смочила губы и подумала, как хорошо было бы сделать глоток воды.
Один из углей подскочил и раскололся на два, но в остальном было тихо.
Когда она лежала, не в состоянии бороться или бежать, она стремилась не думать. Мышление бы только ослабило ее решимость. Как бы ни было случилось то что должно было случиться, и никакое количество страха или тревоги не может изменить эту ситуацию.
Новые шаги послышались в коридоре вне комнаты: из них некоторые были марширующими в одном ритме, некоторые нет. Вместе они создавали множество грубых эхо, что делало невозможным определить количество приближающихся людей. Процессия остановилась в дверном проеме, и она услышала бормочущие голоса, и затем две пары трещащих шагов – этот звук, как она предположила, был вызван сапогами для верховой езды, – вошли в комнату.
Дверь закрылась с полым стуком.
Она услышала как кто-то спускается по лестнице.Она увидела руку которая поставила стул на самый край ее видения.
Человек сидел там.
Он был крупным:не толстым но широкоплечий.Длинный драпированный черный мыс висел вокруг него. Это выглядело громоздко,как будто его что-то придерживало.Свет от углей и от светящегося фонаря золотил края его формы,но его особенности оставались в тени,чтобы можно было их получше разобрать. Однако, тени не сделали ничего, чтобы скрыть очертания острой, резкой короны, которая опиралась на его бровь.
Её сердце ёкнуло.С усилием она возобновило свой быстрый темп.
Второй человек, на этот раз одетый в темно-бордовую безрукавку и леггинсы, и то и другое было отделанно золотой нитью, прошел мимо, к жаровне, и встал спиной к ней, в то время как он перемешивал угли одним из железных прутов.
Человек снял свои рукавицы и перчатки,под ними его руки были цвета бронзы.
Когда он заговорил,его голос был низок и богат.Любого барда имеющего такой голос будут хвалить во всем мире.Её кожу начало колоть от этих звуков,его слова казалось нахлынули на неё как теплые волны,лаская ее,обманывая её,связывая её.Слушать его было так же опасно как слушать Эльву.
– Добро пожаловать в Урубаен, Насуада,дочь Аджихада-сказал человек в кресле-Добро пожаловать в мой дом.Много времени прошло с тех пор как вы осчастливили меня своим присутствием.Я был немного занят в другом месте,но теперь я обещаю не пренебрегать своими обязанностями хозяина-в конце угроза прозвучала в его голосе.
Она никогда не видела Гальаторикса лично,только изучала описания и русунки,но эффект который производили на неё его речи не давал усомнится в том,что он действительно король.
В его акценте и дикции,было что-то такое,что казалось будто он говорит не на том языке на котором его воспитывали.Это были тонкие различия,но их невозможно было проигнорировать.Возможно это потому,что язык изменился с тех пор как он родился.Это было бы разумно так как его манера говорить напомнила ей,нет нет ничего не напомнила ей.
Он наклонился вперед и она могла чувствовать его пристальный взгляд направленный на неё.
– Вы моложе, чем я ожидал.Я знал,что вы недавно достигли совершеннолетия,но тем не менее.Вы не более,чем ребенок.Большинство кажется мне детьми в эти дни.Скачущие,прихорашивающиеся дети,которые не знают,что лучше для них,дети которые нуждаются в руководстве более взрослого и мудрого.
– Такого как вы?-сказала она,презрительным тоном.
Она услышала,что он смеётся.
– А,что лучше пусть нами правят эльфы?Я единственный из нашеё расы кто может держать их в страхе.По их рассчетам даже наши самые старые люди были бы только,негодными молодыми людьми негодными к взрослой жизни.
– Но и вы тоже,молодой по их рассчетам-она не знала откуда прибыла её храбрость,но она чувствовала себя сильной.Накажет её король за это или нет она была полна решимости говорить her mind????
– Ах,но содержу знания не только о своей жизни.Воспоминанания о сотнях мои.Жизнь сложилась к жизни:любовь,страдания,победы,поражения,извлеченные уроки,сделанные ошибки-все лежит у меня в голове нашептывая мне мудрости.Я помню эры.Во всей истории даже среди эльфов не было такого как я.
"Как это возможно?" – прошептала она.
Он поменял позу в кресле. -Не пытыйтесь притворяться, Насуада. Я знаю что Глаэдр дал своё сердце сердец Эрагону и Сапфире, и я знаю что он там, с Варденами, даже сейчас. Вы понимаете о чём я говорю.
Она подавила в себе острое ощущение страха.Факт, что Гальбаторикс был готов обсудить такие вещи с ней – что он был готов отнестись, даже косвенно, к источнику ее власти – давал надежду на то,что возможно он когда-нибудь ее освободит.
Во время беседы,он жестикулировал в комнате своими рукавицами. “Прежде, чем мы продолжим,вы должны узнать что-нибудь об истории этого места. Когда эльфы начали изучать эту часть света,то они обнаружили щель, похороненную глубоко в пределах земли,которая вырисовывается на равнине Паланкар.Откос они ценили как защиту,против нападения драконов, но щель, они ценили по другой причине.Благодоря случаю они обнаружили, что пары, выходящие из трещины в камне,давали возможность тем, кто спал около этого места,мельком увидеть будущее.Так, более чем две с половиной тысячи лет назад,эльфы построили эту комнату на трещине,и сюда прибыл оракул, чтобы жить здесь в течение многих многих сотен лет,даже после того, как эльфы оставили остальную часть Иллирии. Она сидела там,где вы теперь лежите,и она коротала столетия, мечтая обо всем, что было,есть и б
“Но со временем,воздух потерял свою силу,и оракул,со своими дежурными ушли отсюда. Кем она была и куда она пошла, ни один не может сказать наверняка. У нее не было никакого имени кроме Предсказателя, и определенные истории принуждают меня полагать, что она не была ни эльфом, ни гномом,чем-то большим.Во время ее проживания здесь эта палата стала называться, как Вы могли бы ожидать, Зал Предсказателя, и таким образом,она называется и сегодня – только теперь Вы – предсказатель, Насуада, дочь Аджихада.”
Гальбаторикс развел руками. "Это место создано для того, чтобы говорить… и слушать правду. Я не могу врать в пределах этих стен, даже слукавить, и то не могу. Тот, кто стоит на этих камнях, становится провидцем, и многие не смогли принять эту идею, но в итоге все соглашаются. И вы не будете исключением."
Ножки стула царапали пол, и вскоре она почувствовала дыхание Гальбаторикса напротив ее уха. "Я знаю, тебе больно это осознавать, Насуада, сложно поверить в это. Вам придется измениться, чтобы принять все это. Нет ничего сложнее в жизни, чем изменение самого себя. Я понял это, поэтому я изменил себя и не один раз. Тем не менее, я буду здесь, чтобы держать вас за руку и помочь в этом сложном процессе. Вам не нужно проходить это в одиночку. И вы можете утешить себя тем, что я не собираюсь вам врать. Никто из нас не должен. Не в этой комнате. Можете не верить, но в итоге вы придете ко мне и все равно поверите. Это священное место, и идея осквернить его представляется мне не больше, чем отрезать себе руку. Вы можете спросить все что угодно, ия обещаю говорить только правду, Насуада, дочь Аджихада. Как король этих земель, даю вам слово чести".
Она работала своей челюстью взад и вперед, пытаясь найти правильный ответ. Затем, сквозь зубы, она процедила, " Я ничего вам не скажу, как сильно бы вы этого не хотели!".
Медленный гортанный смех раздался по всей комнате. "Вы не поняли, я похитил вас не затем, чтобы выудить информацию. Вы не можете сказать мне то, чего бы я не знал. Число и расположение войск; общее состояние провизии; расположение продуктовых обозов; каким образом вы планируете взять эту крепость; обязанности, привычки и особенности Эрагона и Сапфиры; Даудаерт, который вы нашли в Белатоне; даже способности девочки-провидицы, Эльвы, которую вы не так давно приютили у себя – все это я знаю, даже больше. Должен ли я привести вам точные цифры статистики. Ну хорошо. Мои шпионы более многочислены и высокопоставлены чем вы можете себе представить, вдобавок у меня есть и другие способы добычи информации. У вас нет секретов от меня, Насуада, ни одного; по этому нет смысла устраивать вам допрос".
Его слова поразили ее подобно ударам молота, но она постаралась не позволить им привести её в уныние. "В таком случае, почему?"
"Почему я притащил вас сюда? Потому что, моя дорогая, у вас есть дар убеждения, что намного опаснее чем любые чары. Эрагон не представляет для меня угрозы, также как и эльфы, но вы… вы опасны на много больше их. Без вас вардены стали бы как слепые быки; они будут брыкаться и фыркать, и они будут подниматься на дыбы, не обращая на то, что находится перед ними. Затем я уничтожу их с помощью их же глупости.
"Но разрушение варденов не главная причина вашего похищения. Нет, вы здесь, потому что удостоились моего внимания. Вы жестки, цепки, амбициозны и умны – лучшие качества, которые я приветствую в моих слугах. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной, Насуада, как мой главный советник и главнокомандующий моей армии, так как я двигаюсь к реализации последней стадии моего грандиозного плана, который я замышлял в течение целого века. Новый порядок грядет в Алагейзии, и я хотел бы что бы стали его частью. С тех пор, как последний из Чертовой Дюжины умер, я искал тех, кто бы смог занять их место. До недавнего времени мои усилия были напрасны. Дурза был весьма полезен, но будучи шейдом, и у него были свои недостатки: отсутствие самосохранения к примеру. Из всех кандидатов, которых я проверял, выстоил только Муртаг, он стал первым, кто прошел все мои испытания. Ты следующая. Я уверен. А Эрагон будет третьим."
Мурашки ползли по коже, пока она слушала его. То что он предлагал, было куда хуже того, что она себе представляла.
Одетый в бардовое человек в жаровне поразил ее, толкая один из железных прутов в раскаленные угли с такой силой, что конец этог прута сильно ударился о медный котел.
Гальбаторикс продолжал говорить:"Останьтесь со мной и вы сможете сделать куда больше нежели с варденами. Подумайте об этом. Под моим началом вы бы могли помочь установить мир во всей Алагейзии, и вы были бы моим главным помощником в этом деле."
– Я бы скорее позволила тысяче гадюк искусать меня, чем согласилась помогать тебе. – И она плюнула в воздух
Ещё раз его смех отразился по всей комнате, звук человека который ничего не боится, даже смерти. "Мы посмотрим."
Она вздрогнула, почувствовав, что кто то коснулся пальцем ее локтя. Он медленно прочертил круг, затем коснулся первого из ее шрамов на предплечье, и остановился на шее. Палец постучал трижды прежде чем перейти к следующему шраму, затем обратно, перебирая их как стиральную доску.
– Вы победили своего противника в Испытании Длинных Ножей-сказал Гальбаторикс-И с большим количеством порезов чем любой на моей памяти.Это означает,что вы очень волевой человек,способный отключить своё воображение.Так ка не страх превращает людей в трусов а их воображение.Однако ни один из этих признаков не поможет вам сейчас.Наоборот,помешает.Каждый человек имеет предел,физический или нравственный.Вопрос только в том,сколько времени понадобится,чтобы достичь этого предела.И вы его достигните я обещаю.Ваша сила может отсрочить момент.Но не предотвратить.И ни один из ваших подопечных вам не поможет пока вы в моеё власти.Почему же,тогда вы страдаете напрасно?Никто не подвергает сомнению ваше мужество,вы уже доказали его всем.Сдайтесь сейчас.Нет никакого позора в принятии неизбежности.Продолжать,означет мучаться лишь из чувства долга.Откиньте это чувство теперь и дайте мне клятву вассала феодалу на древнем языке.И меньше чем через час у вас будут десятки слуг,одежды из шелка,лучшие палаты,и место за моим обеденным столом.
Он сделал паузу, ожидая ее ответа, но она пристально смотрела на линии, нарисованные на потолке и отказывалась говорить.
На её руке, пальцы продолжили своё исследование, двигаясь от её шрамов к впадинам на запястье, где тяжело оперлись на вены.
– Очень хорошо. Как хотите. – давление на её запястья исчезло.
– Муртаг, подойди, покажи себя. Ты был не вежлив с нашей гостьей.
"Ах, только не он", подумала она, внезапно почувствовав чувство великой печали.
Человек стоявший рядом с жаровней повернулся,и хоть половину его лица скрывала маска Насуада поняла,что это действительно Муртаг.Его глаза были скрыты в тени,а на лице застыло мрачное выражение.
– Муртаг по-началу был неоволен тем,что вступил мне на службу,но потом он оказался способным учеником.У него есть талант отца.Не так ли?
– Да.сир-сказал Муртаг грубым голосом.
"Он удивил меня, когда убил старого короля Хротгара на Пылающих Равнинах. Я не ожидал что он изменит своим бывшим друзьям, с таким рвением, но зато, наш Муртаг полон ярости и жажды крови. Он вырвет горло Кулла голыми руками, если я дам ему шанс, и он у меня есть. Ничто больше не радует тебя, как убийство, теперь это так?"
Мускулы на шее Муртага напряглись.
– Нет, сэр.
Гальбаторикс тихо рассмеялся. – Муртаг Цареубийца…Какое прекрасное имя, имя достойное легенды, но ты не должен стремиться оправдывать его кроме как по моему приказу. Затем ей: – До сегодняшнего дня я не уделял особого внимания обучению его тонкой науке убеждения, вот почему я привел его с собой сегодня. У него уже есть некоторый опыт, но не было практики и сейчас он как раз учится справляться с этим. А разве существует способ лучше, чем делать это здесь, с тобой? Ведь это именно Муртаг убедил меня, что ты достойна присоединиться к моему новому поколению сторонников.
Странное чувство предательства вкралось в неё. Несмотря на то что произошло, она считает Муртага лучше. Она искала его лицо для объяснения, но он стоял непреклонно, как охранник на часах, и держал свой взгляд отведенно; Она ничего не могла прочесть в его выражении лица.
Затем король указал на жаровню и обычным тоном сказал:
– Возьми железо.
Муртаг не пошевелился, лишь сжал свои пальцы в кулак.
Слова звенели в ушах Нисуады, как хлопки огромного колокола. Сильно искажаясь и переплетаясь словно нити, мир казалось завибрировал, как если бы великан пощипывал нити действительности, заставлял их дрожать. В один момент она почувствовала, что падает и воздух перед ней мерцает как вода. Несмотря на все свои усилия, она не могла запомнить букв, которые составляли слова, ни даже язык которому они принадлежат, поскольку слова проходили через ее разум,очищая его и оставляя позади лишь упоминание об их воздействии.
Муртаг дрожал; затем он повернулся, взял один из железных прутов и, запинающимися движениями, вытащил из жаровни. Искры взмыли вверх, как только металл поднялся из углей, и разные тлеющие угли упали на пол, как шишки с сосны.
Конец стержня светился ярко, бледно-желтым,так что даже когда она смотрела, было затемнение к ярко оранжевому. Свет от горячего металла отражается от полированной полумаска Муртага, давая ему бесчеловечный внешний вид. Она увидела своё отражение в маске, ее фигура искажалась в неразборчивый торс с тонкими ногами, которые уменьшались в тонкие черные линии вдоль кривой щеки Муртага.
Все было бесполезно, поскольку она не сможет ничего предотвратить, и когда он стал приближаться к ней, ее сдержанность внезапно испарилась.
– Я не понимаю, – сказала она Гальбаториксу с притворным спокойствием. – Разве ты не собираешься использовать мой разум против меня?
Не то чтобы она хотела этого, но она лучше бы защищалась от атак на её сознание чем терпела ту боль, которую причинило бы ей железо.
"Время еще будет, если понадобится", пообещал Гальбаторикс. "И, признаюсь, я удивлен вашей храбростью, Насуада, дочь Аджихада. Кроме то я предпочел бы не подчинять себе ваш разум, дабы принести мне клятву. Вместо этого, я даю вам возможность сделать выбор самостоятельно, исходя из вашего положения."
«Почему?» проворчала она.
"Потому что мне доставляет это удовольствие. И так, в последний раз спрашиваю, вы покоритесь?"
– Никогда.
– Да будет так. Муртаг?
Прут опустился к ней, его раскаленный наконечник был похож на огромный сверкающий рубин.
Они ничего не дали ей прикусить, по этому не оставалось иного выбора, кроме как кричать, и ее стоны разносились по всей камере пока голос не пропал и она не потеряла сознание.



НА КРЫЛЬЯХ ДРАКОНА

Эрагон поднял голову и глубоко вздохнул, почувствовав, как часть его забот отступает.
Полёт дракона был далёк от спокойного, но нахождение их так близко друг к другу успокаивало обоих. Простое удовольствие от физического контакта утешало их так, как не могло утешить большинство других способов. Кроме того, равномерные гул и движение драконьего полёта помогали Всаднику отвлечься от чёрных мыслей, преследовавших его.
Несмотря на срочность их поездки и нестабильность обстановки в целом, Эрагон был рад покинуть Варденов. Последнее кровопролитие оставило в нём ощущение того, что он немного не в себе.
С тех пор как он возвратился к Варденам у Фейнстра, он истратил большую часть своего времени в битвах или в ожидании сражений, и это напряжение начинало изматывать его, особенно после ужаса и насилия в Драс-Леоне. На стороне Варденов, он уничтожил сотни солдат – некоторые из которых сопротивлялись без малейшего шанса, нанести вред ему – и всё же его действия были оправданы, но воспоминания беспокоили его. Эрагон не хотел, чтоб каждый бой был отчаянным и каждый противник был ровней или лучше него – значительно – но в тоже время, легкая резня СТОЛЬКИХ, заставляло его чувствовать себя скорее мясником, чем воином. Смерть, он начал верить, была разъедающей вещью, и чем больше он был окружен ею, тем больше она отгрызала от того – кем он был.
И хотя золотой дракон закрылся в себе с момента их вылета, однако чуства которые он испытывал, будучи наедине с Сапфирой и Глаедром, помогали Эрагону вернуть себе ощущение нормальной жизни. Он чувствовал себя наиболее комфортно в одиночку или в небольшой групе людей, и не любил проводить время в городах или лагере Варденов, где всегда было очень людно. В отличие от большинства людей, Эрагон любил дикие и пустынные земли, и по его мнению, ни какие строения не могли с ними конкурировать в изяществе и красоте
И он позволил полёту Сапфиры отвлечь его, не делая ничего важного и только смотря на проплывающие под ним пейзажи.
Они летели от лагеря Варден к берегу озера Леоны. Перед самим озером, Сапфира поворачивая северо-запад поднялась настолько высоко, что Эрагон должен был использовать заклинание, чтобы защитить себя от холода.
Озеро казалось разным: то ярким и сверкающим в местах, где волны отражали солнечный свет то серым и унылым, в местах где этого не происходило. Эрагон, никогда не уставал любоваться игрой света; ничто иное в мире не походило на это чудесное явление.
Ястребы, журавли, гуси, утки, скворцы, и другие птицы часто пролетали под ними. Большинство игнорировали Сапфиру, но несколько ястребов сопровождали их в течении короткого времени, и выгладили в большой степени любопытными чем напуганными. Двое из них даже были на столько смелы, что отклонились только непосредственно перед ней, ели успевая убрать лапы от ее длинных и острых зубов.
Во многих отношениях эти свирепые, с острыми крюкообразными когтями, желторотые твари напомнили Эрагону его же Сапфиру, что,кстати, льстило ей, потому что она восхищалась ястребами, не столько из за внешности, сколько из за их их инстинкта охотника.
Берега за ним постепенно скрывались за туманным горизонтом, пока и вовсе не исчезли. На протяжении получаса они могли любоваться лишь птицами да проплывающими облаками и необозримой гладью воды, которая коркой покрывала поверхность земли.
Но вскоре слева и перед ними на горизонте развернулся величественный вид хребтов Спайна, что сразу привлекло внимание Эрагона. Хотя горы Спайна и не принадлежали к любимым воспоминаниям его детства, все же Эрагон почувствовал себя значительно ближе к его родному дому.
Горы значительно прибавляли в размерах, пока самые высокие из заснеженных пиков, так похожие на зубчатые стены древних замков, не замаячили перед ними. А внизу тонкими ленточками протекали небольшие речушки, впадающие в громадное озеро, зажатое предгорьями Спайна. Пол дюжины деревенских хибарок тесно расположились на берегу, но их жители не могли увидеть Эрагона из за его защитных чар, даже когда Сапфира пролетала достаточно низко.
Глядя на деревни, Эрагон поразился, на сколько они крохотные и, задним числом, каким маленьким и изолированным был Карвахолл. По сравнению с большими городами, в которых он побывал, деревни были не больше, чем скопления лачуг, едва пригодных для жизни даже нищим. Многие мужчины и женщины, которых он знал, никогда не ездили более чем на несколько миль от их поселения, и всю жизнь жили в его пределах.
"Что за ограниченное существование", подумал он.
И тем не менее, он спрашивал себя, а не лучше ли было просто где нибудь остановиться и жить там, изучив все что можно об этом месте, нежели скитаться по разным уголкам Земли. И будут ли знания полные но поверхностные лучше знаний незначительных но хорошо выученных?
Он был не уверен. Эрагон вспомнил, как Оромис сказал ему, что в одной маленькой песчинке может скрываться целый мир, если достаточно внимательно изучить её.
Спайн в несколько раз раз уступал в высоте Беорским горам, но его отвесные утесы на сотни метров возвышались над Сапфирой, которая прокладывала свой путь между ними, следуя вдоль погруженных в тень ущелий и долин, пересекавших хребет. Затем ей пришлось взлететь повыше, чтобы вновь увидеть заснеженный путь. Когда она сделала это и поле зрения Эрагона расширилось, он подумал, что эти горы очень похожи на коренные зубы, растущих из кориченвых земляных десен.
Пока Сапфира летела над особенно глубокой долиной, он увидел внизу поляну с ручьем, лентой вьющимся среди травы. По ее краям стояли, как ему показалось, дома – или навесы, трудно было различить – спрятанные под сенью раскидистых елей, которыми поросли склоны соседних гор. Сквозь ветви светил одинокий огонек костра, будто крошечный кусочек золота среди кучи черных игл, и Эрагон заметил одинокую фигуру, спешащую от ручья к деревьям. Она казалась странно неуклюжей, а голова была слишком большой для такого тела.
'Я думаю, что это был ургал.'
'Где?' – спросила Сапфира, и он ощутил ее любопытство.
'На участке леса позади нас'. Он поделился воспоминаниями с ней. 'Жаль, что у нас нет времени, чтобы вернуться и выяснить. Я бы хотел увидеть как они живут.'
Она фыркнула. Поток жаркого дыма вырвался из ее ноздрей, обвился вокруг ее шеи и над ним. 'Они не могли спокойно взять дракона и Всадника, приземлившихся среди них без предупреждения.'
Он закашлялся и заморгал. когда из глаз потекли слезы. "Не могла бы ты?…"
Она не ответила, но линия дыма сходящей с ее ноздри прекратилась, и воздух вокруг него быстро очищался.
Вскоре очертания гор показались Эрагону знакомыми, затем взору их открылось широкое ущелье, и он понял, что под ними лежит путь, ведущий в Тирм – тот же путь, который они с Бромом дважды проехали верхом. Ничего сильно не изменилось: западный рукав реки Тоарк все так же быстро нес свои воды к далекому морю, а рядом с валунами, выступающими над поверхностью, поднималась белая пена. Грунтовая дорога, по которой он с Бромом шел вдоль реки, с этой высоты выглядела, как бледная пыльная линия, шириной чуть больше оленьей тропы. Ему даже показалось, что он узнал кучку деревьев, под которыми они когда-то устроили привал.
Сапфира повернула на запад и продолжила спускаться по реке, пока горы не превратились в пышные мокрые поля, после чего она поменяла свой курс на более северный. Эрагон не расспрашивал о ее решении: она никогда не сбивается с пути, даже в подземельях Фартхен Дура, или тогда когда на ночном небе нет ни одной звезды.
Солнце уже приближалось к закату, когда они вылетели из Спайна. С наступлением темноты Эрагон стал развлекать себя тем, что думал как заманить в ловушку, убить или обмануть Галбаторикса.Через некоторое время к нему присоединился Глаедр. Они провели целый час обсуждая различные страитегии, затем стали практиковаться в проникновении в чужие мысли и защите своих собственных. Сапфира также принимала участие в упражнении однако почти безуспешно, так как полет не позволял достаточно сконцентрироваться.
Позже Эрагон некоторое время глядел на холодные белые звёзды. Затем он спросил Глаедра: "А могут ли быть в Склепе Душ Эльдунари, которые Всадники прятали от Гальбаторикса?"
– Нет, – без колебаний отозвался Глаэдр. – "Это невозможно. Если бы Враиль придумал такой план, мы бы об этом знали. И если бы на Вренгарде остались Элдунари, мы нашли бы их, когда вернулись, чтобы обыскать остров. Спрятать живое существо не так легко, как тебе кажется."
Почему нет?
Если ёж сварачивается в клубок, это не значит что он становиться нивидимым, не так ли? Разум не отличается. Тыможешь спрятать свои мысли от других, но твоё существование всё ещё очивидно для любого кто исследует пространство.
С заклинанием ты смог бы-
Если заклинание влияет на наши чувства,то мы бы позаботились о том,чтобы этого не допустить.
"Значит, нет элдунари", – печально заключил Эрагон.
К сожалению нет.
Дальше они летели в тишине, озаряемые прибывающей луной, всходившей над зубчатыми пиками Спайна. Под ее светом земля казалась сделанной из олова. Эрагон улыбнулся, представив, что все вокруг было на самом деле громадной скульптурой, которую гномы вырезали в пещере размером с Алагейзию.
Эрагон чувствовал, как Глаэдр наслаждается полетом. Старый дракон, казалось, наравне с ним и Сапфирой радовался возможности оставить свои заботы на земле, пусть и ненадолго, и свободно парить в небесах.
Следующей заговорила Сапфира.Она сказала Глаэдру:
– Расскажи историю
Какую историю вы бы хотели услышать?
Расскажи о том, как ты и Оромис были захвачены Проклятыми, и как вы потом сбежали.
С этого момента интерес Эрагона значительно вырос. Ему всегда было любопытно узнать это, но ему нехватало мужества спросить у Оромиса.
Глаэдр был тих некоторое время, затем сказал: "Когда Гальбаторикс и Морзан вернулись из диких земель и начали свою компанию против нашего ордена, мы были обеспокоены, конечно, но не более чем если б обнаружили Шейда шагающим по земле. Гальбаторикс не первый Всадник который сошёл с ума, но он был первым кто взял себе ученика, такого как Морзан. Это само по себе должно было предупредить нас об опасности с которой мы столкнулись, но правда стала очевидной только со временем."
– В то время мы не предпологали,что Гальбаторикс соберет еще последователей,или,что даже попытается.Казалось абсурдом,что любой из наших братьев окажется подвержен ядовитым шептаниям Гальбаторикса.Морзан был новичком,его слабост была понятна.Но те кто уже давно были Всадниками?Мы никогда не подвергали сомнению их верность.Только когда они переметнулись на его сторону,мы увидели как злость и слабости развратили их.Некоторые хотели отомстить за старую боль,другие хотели,чтобы Всадники правили Алагейзией,а другие просто хотели разрушать,и побаловать себя.
Старый дракон сделал паузу иЭрагон ощутил \,что древние ненависть и печаль затмили его разум.Затем Глаэдр продолжил:
– События тогда были запутаны.А сведения,что доходили до нас были настолько перевраны,что им нельзя было верить.Оромис и я подозревали,что надвигается,что-то гораздо хуже.Мы пытались убедить нескольких старших драконов и Всадников,но они не слушали.Они не были дураками,но столетия мира помешали им увидеть истинную ситуацию.
Разочарованые нехваткой информации,мы с Оромисом покинули Иллирию,чтобы узнать что сможем.Мы привезли с собой двух младших Всадников которые прибыли с разведки в северной части Спайна.Их имена возможно вам известны,ведь это были Киаланди и Формора.
"Ах"- скалаз Эрагон внезапно осознавая.
– Да.После полутора дней путешествия мы остановились в Эдур Нарох,старая сторожевая башня была построена,чтобы наблюдать за Серебрянным лесом.Без нашего ведома Киаланди и Формора посетили эту башню и убили трех находившихся там смотрителей.Затем они устроили там ловушку,в камнях окружавших башню,они сработали как только моя лапа коснулась их.Это было умное заклинание.Гальбаторикс обучил их лично.У нас не было защиты от него,так как оно не причинило нам никакого вреда,только замедлило наши движения и умы.Пока мы были в ловушке Киаланди и Формора на своих драконах начали кружить вокруг нас со скоростью колибри.
Когда они были готовы,они выпустили нас.Они бросили десятки заклинаний.Заклинание,чтобы не дать нам убежать,заклинание,чтобы не дать Оромису колдовать,заклинание,чтобы ослепить нас.И снова у нас не было защиты от них.Тогда мы начали мысленную атаку на Киаланди и Формору,и боролись несколько часов.Опыт был неприятным.Они были слабее и неопытнее,но их было четверо против двоих.И у них было Элдунари дракона Агаравеля,чьего всадника они убили.Они намеревались заставить нас провести Гальбаторикса и Проклятых в Иллирию,чтобы застать Всадников в расплох и захватить Элдунари,что хранятся там.
"Как вы сбежали?" Спросил Эрагон.
– Со временем стало ясно,что нам их не победить.Тогда Оромис рискнуть и с помощью магии освободить нас.Хоя он знал,что спровоцирует Киаланди и Формору тоже атаковать нас с помощью магии. Это была отчаянная уловка, но это был единственный выбор, который мы имели.
В тот же момент не зная планов Оромиса,я напал на них,стремясь причинить им вред.Оромис ждал именно такого момента.Он давно знал того кто научил Киаланди и Формора заклинаниям.Так,что знал слабые места их заклинаний.
– У Оромиса было лишь несколько секунд.Он стал использовать магию,Киаланди и Формора запаниковали и начали бросать свои заклинания.Оромису потребовалось три попытки,чтобы разорвать сдерживающие нас заклинания… Как именно он это сделал, я не могу сказать. Я сомневаюсь, что он действительно понял это сам.Проще говоря,он переместил нас на большое расстояние от того места где мы находились.
– Так же,как Арья отослала моё яйцо из Дю Вельденвардена в Спайн?-спросила Сапфира.
– И да, и нет, – ответил Глаэдр. – Да, он мгновенно переместил нас из одного места в другое. Но изменилось не только наше местонахождение, он также преобразовал саму нашу сущность, перестроил ее таким образом, что мы стали не теми, кем были раньше. Множество мельчайших частей тела можно поменять друг на друга без какого-либо вреда. Так он и сделал со всеми мышцами, костями и органами.
Эрагон поморщился. Такое заклинание было проявлением высочайших навыков, величайшим чудом магического искусства, которое могли сотворить только считанные единицы. И все же, как бы ни был поражен Эрагон, он не удержался от вопроса:
– Но как это получилось? Как личность ты бы не изменился.
– Это верно, но не совсем. Разница между двумя состояниями была еле заметной, но ее было достаточно, чтобы развеять чары, которые Киаланди и Формора наслали на нас.
– Какие заклинания они использовали, когда заметили, что делает Оромис? – спросила Сапфира.
K Эрагону пришло изображение Глаэдера ерошащего свои крылья, как будто он устал сидеть в одной позиции, столь длительное время. "Первое заклинание – Форморы, означало намерение убиства нас, но наши защитные чары остановили его. Второе – которое от Киаланди… было необычное по сущности. Это было заклинание которое Киаланди узнал от Гальбаторикса, а он от духов, которые обладали Дурзой. Это я знаю точно, потому что я был в контакте с сознанием Киаланди, даже когда он сковал нас своей магией. Это было умное, жестокое заклинание, целью которого являлась в предотвращении Оромиса от прикосновения и манипулирования потоком энергии вокруг него, и таким образом, помешать ему пользоваться магией."
Киаланди поступил так же с тобой?
"Он хотел, но он опасался, что это либо убьет меня или разорвет мою связь с моим сердцем сердец и тем самым создаст две независимые версии меня, которые они будут затем подчинять. Даже больше чем эльфы, драконы зависит от магии для нашего существования; без неё, мы быстро умрем."
Эрагон чувсвовал любопытство Сапфиры.Это когда-нибудь случалось?Бывает ли,чтоб связь Элдунари с телом была разорвана еще до смерти дракона?
Это случалось, но об этом я расскажу в другой раз.
Сапфира утихла,но Эрагон был уверен, что она поднимет этот вопрос в ближайшее время.
«Но заклинание Киаланди не остановило Оромиса от возможности использовать магию, не так ли?»
Не полностью. Оно должно было, но Киаланди бросил заклятие, равно как Оромис перемещал нас с того места на другое, и поэтому его воздействие несколько уменьшилось. Тем не менее, оно ограждало его от использования всей, кроме самой незначительной магии, и как вы знаете, заклятье оставалось с ним до конца его жизни, несмотря на усилия наших мудрых целителей.
– Почему его защита не спасла его?
Глаедр вздохнул. Это тайна. Никто не делал этого раньше, и из ныне живущих только Галбаторикс знает секрет этого. Заклятие было наложено на мысли Оромиса однако оно могло иметь и не прямое влияние. Оно могло повлиять на энергию вокруг него, и его связь с этой энергией.
Эльфы довольно долго изучали магию, но даже они полностью не понимают взаимодействия материального мира с нематериальным. Это загадка, которая кажется, никогда не будет разгадана. Однако логично предположить, что духи знают об обоих мирах гораздо больше чем мы, ведь они являются частью одного мира, и взаимодействуют с другим в виде Тени
Не знаю, что из этого правда, но результат был таким: Оромис сотворил свое заклинание, освободил нас, но усилие подкосило его и наказало приступом, первым из многих. Он больше не мог использовать такие сильные чары, и, кроме этого, страдал слабостью плоти, которая убила бы его, если бы не его познания в магии. Когда Киаланди и Формора поймали нас, эта слабость уже затаилась внутри него, но после нашего перемещения и перестройки тел она показала себя во всей своей силе. Если бы всего этого не произошло, болезнь могла дремать в теле еще долгие годы.
Оромис упал на землю, беспомощный, словно дитя, а тем временем Формора и ее дракон, уродливая коричневая тварь, двинулись на нас, остальные тоже приближались. Я перепрыгнул через Оромиса и атаковал. Если бы они поняли, что он искалечен, то воспользовались бы этим, чтобы проникнуть в его разум и подчинить его себе. Нужно было отвлечь их, пока Оромис не придет в себя… Никогда я не сражался так яростно, как в тот день.Четверо врагов встали передо мной, пятеро, если считать Агаравела. Мои родичи, коричневый и фиолетовый, на котором восседал Киаланди, были меньше меня, но их зубы были острее, а когти – быстрее.И все же моя ярость дала мне больше сил, чем обычно, и я нанес смертельные раны им обоим. Киаланди был достаточно глуп, чтобы подойти на расстояние удара. Я схватил его и бросил в собственного дракона. – Глаэдр довольно рыкнул. – От этого его защитная магия не спасла. Один из шипов на спине дракона пронзил его. Надо было покончить с ним еще тогда, тогда коричневый дракон не заставил бы меня отступить.
Мы, должно быть, боролись в течение почти пяти минут прежде, чем я услышал крик Оромиса, что мы должны бежать. Я бросил грязь в лица моим противникам, затем возвратился к Оромису и схватил его моей правой передней лапой и обратился в бегство от Эдур Нарох. Киаланди и его дракон не могли нас преследовать, но Формора и коричневый могли, что и сделали.
Они поймали нас меньше чем в миля от пожарной вышки. Мы скрылись несколько раз, и затем коричневый дракон полетел подо мной, и я видел, что Формора собрался напасть на мою правую лапу с его мечом. Он пыталась вынудить меня опустить вниз Oромиса, или возможно он хотел убить его. Я крутился, чтобы уклониться от удара, и вместо моей правой ноги, его меч ударил в мою левую, отключая ее.
Воспоминание, которое передал Глаэдр через сознание Эрагону было обжигающе холодным и острым, как если бы его саданули лезвием Формора, высеченным изо льда, а не из стали. От этого юному всаднику стало не по себе. Он покрепче ухватился за передок своего седла, спокойный за то, что Сапфира была в безопасности.
Было не так уж и больно, но я знал, что не смогу закончить поединок, по этому я развернулся и пустился в сторону Илирии настолько быстро, насколько позволяли мои крылья. В некотором смысле победа Форморы работала против нее, так как без одной своей лапы я смог опередить коричневого(?) и сумел спастись.
Оромис сумел остановить кровотечение, но он был слишком слаб, чтобы связаться с Враэлем или другими старейшинами Всадников и предупредить их о планах Гальбаторикса. Если Киаланди и Формора уже доложили ему, то мы знали, что Гальбаторикс вскоре нападет на Илирию. И если он ждал, то просто давал нам шанс подготовиться, и зная как он силен, оставался лишь вопрос, что за мощное оружие было припасено у Гальбаторикса в те дни.
Когда мы достигли Иллирии,мы были встревожены тем, что немногие из старейшин и всадников все еще оставались там; в наше отсутствие,они могли отправиться,чтобы искать Гальбаторикса или консультироваться с Враилем лично на Вренгарде.Мы убедили тех, кто оставался там об опасности,и мы попросили их, чтобы они предупредили Враиля и других старших драконов и Старейшин. Они не думали, что Гальбаторикс имел такие силы, чтобы напасть на Иллирию – или что он вообще будет замышлять такую вещь – но в конце, мы смогли заставить их поверить в это. В результате они решили, что все Эльдунари в Алагейзии должны быть взяты в Вренгард для сохранности.
Это казалось благоразумной мерой, но мы все же должны были послать их в Эллесмеру вместо этого.Во что бы то ни стало, мы не должны были забирать Эльдунари, которые уже были в Дю Вельданвардане. По крайней мере, тогда некоторые из них остались бы свободными от Гальбаторикса. Увы, ни один из нас не думал, что они будут более безопасными среди эльфов чем на Вренгарде в самом центре нашего ордена.
Враэль приказал драконам и всадникам, которые были не так далеко от Илирии, спешить как можно быстрее на помощь городу, но Оромис и я боялись, что будет слишком поздно. Да и мы были далеко, чтобы помочь. По этому мы собрали, все что нам нужно и с нашими учениками- Бромом и его драконом Сапфирой – мы покинули город этой же ночью. Как вы видите, Оромис делал, все что мог.
Эрагон рассеянно кивнул, вспомнив изображение прекрасного укреплённого города, раскинувшегося за эскарпом крепости и залитого светом восходящей полной луны.
И именно так все и произошло,мы не были в Иллирии, когда Гальбаторикс и Проклятые напали несколько часов спустя,после нашего отбытия. И именно поэтому так же,мы не были в Вренгарде,когда клятвопреступники победили объединенную энергию всех наших сил и уничтожили Дору Ариба.От Илирии мы пошли к Дю Вельданвардану в надежде, что эльфийские целители могли бы быть в состоянии вылечить болезнь Оромиса и восстановить его способность использовать волшебство. Когда они не смогли сделать этого,то мы решили остаться, где мы и были все это время, поскольку это казалось более безопасным чем полет к Вренгарду,когда нам обоим препятствовали наши раны, и мы могли бы быть заманены в засаду в любом пункте вдоль поездки.
Бром и Сапфира все же не остались с нами. Несмотря на наш совет они наоборот пошли, чтобы присоединиться к битве и именно в той битве Ваша тезка умерла,Сапфира… И теперь Вы знаете, как Проклятые захватили нас и как мы убежали.
Спустя некоторое время, Сапфира произнесла, Благодарю Вас за рассказ, Эбритхиль
Не стоит благодарности, Бьяртскулар, но больше никогда не спрашивай меня об этом.
Когда луна приблизилась к своему зениту, Эрагон увидел множество огней, плавающих в темноте. Ему понадобилось время, чтобы понять что это факелы и фонари Тирма, находящегося за много миль отсюда. Вдруг, высоко над другими огнями, появилось на секунду ярко-желтое пятно, затем исчезло и вновь появилось. Оно то вспыхивало, то потухало через равные промежутки времени, из-за этого складывалось впечатление, будто глаз мигал.
Маяк в Тирме светится- одновременно сказали Сапфира и Глаэдр.
Значит возможен шторм-сказал Глаэдр.
Хлопанья крыльев Сапфиры прекратились и Эрагон почувствовал как они снижаются.
Прошло полчаса, прежде чем Сапфира снизилась. К тому времени, Тирм был на юге, и свет от маяка был не ярче, чем звезда.
Сапфира приземлилась на пустой пляж, наполненный сплавным. При свете луны твердый, плоский берег казался белым, в то время как волны были серыми и черными. Они, казалось, были сердиты и словно стремились съесть землю каждым своим приливом.
Эрагон отстегнул ремни вокруг его ног и соскользнул с Сапфиры, благодарный за возможность наконец то размять мышцы. Он пробежался до куска коряги, почему то пахнущей рассолом, и затем обратно к Сапфире, плащ развился позади него.
Она сидела там,где он её оставил,глядя в море.Он сделал паузу, задаваясь вопросом, собиралась ли она говорить – поскольку он мог чувствоват её напряжение,но когда она осталась тиха он развернулся на каблуках и побежал обратно.Она заговорит.Когда будет готова.
Он бегал всю дорогу то назад то вперед, пока не почувствовал тепло по всему телу и ноги не размялись.
И до сих пор Сапфира продолжала пристально смотреть в какую-то точку на расстоянии.
Когда Эрагон наконец сел на траву рядом с ней, Глаэдр сказал, Глупо даже пытаться это сделать.
Эрагон неуверенно поднял свою голову к тому, чей дракон говорил.
'Я знаю, я могу это сделать' – сказала Сапфира.
"Ты никогда не была во Вренгарде" – сказал Глаэдр. – "И, если там будет шторм, он может отнести тебя далеко от моря или хуже того. Более одного дракона погибло из-за излишней самоуверенности. Ветер не твой друг, Сапфира. Он может, помочь, но он может и погубить тебя. "
'Я не только что вылупившийся птенец, чтобы слушать инструкции о направлении ветра.'
'Нет, но ты все еще мала, и я не думаю, что ты готова к этому.'
Другой способ займет слишком много времени!
Возможно, но лучше добраться безопасно, чем не добраться вообще.
"О чём ты говоришь?" спросил Эрагон
Песок зашуршал под когтями Сапфиры, когда она глубоко всадила их в землю.
У нас есть выбор, сказал Глаэдр. Отсюда, Сапфира, ты можешь лететь прямо к Вроенгарду или следовать по береговой линии на север пока она не достигнет точки на материке, ближайшей к острову и уж тогда – только тогда повернуть на запад и пересечь море.
Какой путь быстрее? Спросил Эрагон, заранее догадываясь, каков будет ответ.
Если лететь отсюда-сказала Сапфира.
Но если выбрать этот путь, то она будет лететь над водой довольно долго.
Сапфира ощетинилась. Не дольше, чем когда мы летели сюда от Варденов. Или я не права?
Сейчас ты более уставшая и если начнется шторм…
Тогда я облечу море! сказала она, и фыркнула, выпуская порцию синего и желтого пламени из ноздрей.
Пламя оставило отпечаток перед глазами у Эрагона. "Ой, я ничего не вижу." Он протер глаза в попытке избавиться от назойливого изображения. Не будет ли опасно лететь напрямик?
Возможно и так, прогудел Глаэдр.
Сколько еще потребуется, чтобы идти вдоль береговой линии?
Полдня, может быть, немного больше.
Эрагон почесал щетину на подбородке, по скольку смотрел в гладь воды. Затем, посмотрев на Сапфиру, прошептал, "Ты точно справишься?"
Он повернул ее голову к себе и посмотрел в ее один огромный глаз. Ее зрачок был расширен; такой большой и черный, и Эрагон представил, как может полностью провалиться в него и исчезнуть.
Я почти уверена, что смогу, ответила она.
Он кивнул и провел рукой по волосам, как он делал в случае возникновения удачной мысли. "Тогда мы должны рискнуть… Глаэдр, сможешь ли ты показать ей путь в случае необходимости?"
Старый дракон молчал какое то время; но затем сильно удивил Эрагона своим гудением, разнесшимся в его сознании, перебив даже счастливую Сапфиру, что то напевающую себе под нос. "Замечательно, если хотите испытать судьбу, не будьте трусами, летите!"
Вопрос был решен, и Эрагон в один прыжок снова оказался на Сапфире, которая, не заботясь о почве под лапами, устремилась на встречу бескрайним далям.



ЗВУЧАНИЕ ЕГО ГОЛОСА, ПРИКОСНОВЕНИЕ ЕГО РУКИ

"Агггххх!"
– Ты поклянёшься мне в верности на древнем языке?
– Никогда!
Его вопрос и её ответ стали ритуалом между ними, спроси-и-ответь, которое дети могут использовать в игре, но только в етой игре она проигрывала даже когда побеждала.
Ритуал был единственным, что позволяло Нисуаде оставаться в сознании (сохранять здравомыслие). Благодаря им она приказывала – благодаря им, она была способна выносить один за другим эти мгновения, потому что они давали ей то за что можно удержаться когда все остальное становилось незначительным. Ритуалы мысли, ритуалы поступков, ритуалы боли и облегчение: это становилось структурой от которой зависела ее жизнь. Без них она уже бы потерялась, как овца без пастуха, как верующий лишенный веры… Как Всадник оставшийся без своего дракона.
К сожалению, этот специфический ритуал всегда заканчивался одинаково: с другим прикосновение железа.
Она закричала и укусила язык, и кровь заполнила её рот. Она кашлянула, пытаясь очистить горло, но крови было слишком много и она начала давиться. Её легкие горели из за недостатка воздуха, и линии на потолке задрожали и потускнели, а потом её память пропала и ничего не было, даже темноты.
Затем, пока железо нагревалось Гальбаторикс заговорил с ней.
Это тоже стало одним из их ритуалов.
Он немного исцелил ее язык – она полагала, что это сделал именно он, а не Муртаг – поскольку он сказал.
– Этого не стоит делать, ведь ты будешь не в состоянии говорить, ты этого хочешь? Как же тогда я узнаю когда ты будешь готова служить мне?
Как и прежде, король сидел с правой стороны от неё на самом краю ее обозрения, где все, что она могла видеть было тенью с золотым краем, его вид, отчасти скрытый ниже длинного, тяжелого плаща который он носил.
“Ты знала что я встретил твоего отца когда он был стюардом главного имения Эндурила?” сказал Гальбаторикс. “Он говорил тебе об этом?"
Она дрожала и закрыла глаза чувствуя, что слезы текут из уголков ее глаз. Она не хотела слушать его. Его голос был слишком силен, слишком обольстителен; он заставлял ее делать то что она не хотела, а то что хотел он она могла услышать, как он произносит крошечный кусочек похвалы.
– Да, – пробормотала она.
“Я сделал небольшие заметки о нем в то время. Зачем? Он был обычным слугой. Эндурил дал ему справедливую часть свободы, чтобы лучше управлять делами имения, слишком большую как оказалось.” Король сделал вольный жест, и свет поймал его скудную, подобную когтю руку. “Эндурил всегда был чрезмерно снисходительным. Его дракон один был хитрым; Эндурил просто сделал, поскольку ему сказали…, Что устроила странная, забавная серия событий. Чтобы думать, человек, который следил, чтобы мои ботинки ярко полировались, стал моим передовым врагом после Брома, и теперь вот, пожалуйста, его дочь, возвратилась в Урубаен и собирается стать моей подданой, как раз после того как я уничтожил твоего отца. Ирония судьбы, разве ты не согласна?”
“Мой отец убежал, и он почти убил Дурзу,” сказала она. “Все Ваши заклинания и присяги не могли больше держать его, чем вы будете в состоянии держать меня.”
Она подумала, что Гальбаторикс, возможно, нахмурился. “Да, это была неудача. Дурза был очень расстроен этим в то время. Семьи, кажется, помогают людям меняться, и таким образом их истинные имена тоже меняются. Вот почему я теперь выбираю своих домашних слуг только из тех, кто является бесплодным и не состоящим в браке. Однако, ты очень ошибаешься, если думаешь, что отказываешься от обязательств. Единственные способы покинуть Зал Предсказателя, преклониться мне или умиреть.”
– Тогда я умру.
– Как недальновидно. – Золотая тень короля склонилась над ней. – А вы никогда не задумывались, Насуада, что мир был бы хуже, если бы я не свергнул Всадников?
– Всадиники сохраняли мир, – сказала она. – Они защищали всю Алагезию от войны, от болезней… от угрозы шейдов. В голодные времена они давали пищу умирающим. Отчего же этой земле должно быть лучше без них?
– Потому что была определенная цена за их услуги. Люди должны знать что все в этом мире имеет цену, что-то в золоте, что-то во времени или крови. Нет ничего бесплатного, даже Всадники. Особенно Всадники.
“Да, они сохраняли мир, но они также подавили расы этой земли, эльфов и гномов столько же, сколько и нас людей. Что всегда говорится в похвале Всадникам, когда барды оплакивают их исчезновение? То, что их господство простиралось в течение тысяч лет, и что во время этого превозносимого ‘Золотого Века,’ немного измененного помимо имен королей и королев, которые сидели самодовольные и обезопасеные на их тронах. О, были небольшие тревоги: ньюанс здесь, вторжение ургалов там, война между двумя кланами гномов, но они не заботились о нас. Но в целом, состояние вещей оставалось точно тем же, как это было, когда Всадники сначала занимали видное положение.”
Она услышала звон металла об металл, так как Муртаг размешивал угли в жаровне. Ей было жаль, что она не могла видеть его лицо таким образом, чтобы она оценить его реакцию на слова Гальбаторикса, но он по привычке стоял со спиной к ней, смотря в угли. Он смотрел на нее только тогда, когда он должен был приложить раскаленный добела металл к ее плоти. Это было его особым ритуалом, и она подозревала, что он нуждался в нем столько, сколько она нуждалась в нем.
А Гальбаторикс все продолжал говорить: “Это не кажется самой злой вещью тебе, Насуада? Жизнь – изменение, и все же Всадники ее подавили это так, чтобы земля лежала в неудобной дремоте, неспособная избавиться от цепей, которые связывали это, неспособная продвинуться или отступить, как природа предназначала… неспособная стать чем-то новым. Я видел со своими собственными глазными свитки в хранилищах в Вренграде и здесь в хранилищах Илирии, который детализировал открытия -в волшебной, механический, и от каждой сферы естественной философии – открытия, которые Всадники скрывали, потому что они боялись того, что могло бы произойти, если бы те вещи стали общеизвестными. Всадники были трусами, преданными старому образу жизни и старому образу мыслей, назначеному защищать это к их умирающему дыханию. Их правление было нежной тиранией, но тиранией однако.”
– Убийствами и предательствами ты решил проблемы, не так ли?, спросила она не заботясь о последствиях.
Он засмеялся, да так что казалось, что ему действительно смешно.
– Какое лицемерие!Ты осуждаешь меня за те же вещи, которые творите сами. Если бы вы могли, так убили меня, прям здесь и без колебания будто я бешеный пёс.
– Ты предатель, не я.
“Я – победитель. В конце ничто иное не имеет значения. Мы не столь отличаемся, как ты думаешь, Насуада. Ты хочешь убить меня, потому что ты полагаешь, что моя смерть была бы улучшением для Алайгейзии, и потому что ты – кто все еще почти ребенок – полагаешь, что можешь лучше управлять империей чем я. Твое высокомерие заставило бы других презирать тебя. Но не меня, поскольку я понимаю. Я поднял оружие против Всадников для тех те же самых причинах, и я был прав.”
“Месть не имела никакого отношения к этому?”
Ей показалось, что он улыбнулся.
– Да возможно это была именно она по-началу, но ни ненависть, ни месть не были мотивами которыми я руководствовался. Я был обеспокоен тем, кем всадники стали и убедился – и до сих пор убежден – что только тогда, когда они уйдут, мы сможем процветать, как раса.
На минуту, боль от её ран сделала невозможным что-нибудь сказать. Потом она сумела прошептать, – Если то, что ты говоришь это правда, а у меня нет причины тебе верить, но даже если ето так, тогда ты не лучше Всадников. Ты ограбил их библиотеки и собрал их накоплениие знаний, и всё же, ты ни с кем не поделился ничем из того что узнал.
Он приблизился к ней, и она почувствовала его дыхание над своим ухом.
– Это потому,что среди разбросанных по всей земле запасов их тайн, я нашел удивительнейшую правду, истину,которая может дать ответ на один из самых трудных вопросов в истории.
Дрожь прошла вниз по хребту. – Какой…вопрос?
Он откинулся на спинку стула и потянул край плаща.
– Вопрос о том, как король или королева может применять законы, которые они приняли, когда есть те, среди их подданных, которые могут использовать магию. Когда я осознал проблему, я отложил все остальное, и взял на себя обязательство охотиться на эту истину, на этот ответ, потому что я знал, что это имеет огромное значение. Вот почему я хранил тайны Всадников, я был занят своим поиском. Ответ на этот вопрос должен был быть найден, прежде чем я дам знать любому о других открытиях.Мир уже и так сложен, и лучше, успокоить воды перед тем как беспокоить их еще раз… Мне потребовалось почти сто лет, чтобы найти информацию которая была нужна мне, и теперь, когда у меня есть ответ, я буду использовать его, чтобы изменить всю Алагейзию.
– Магия наибольшая несправедливость мира. Было бы не так несправедливо, если бы она была способностью только тех, кто слаб, ибо тогда это было бы компенсация за то, как случайность или обстоятельство обделило их, но это не так.Сильный, столь же вероятно, будет в состоянии использовать магию, да и он получет от нее больше. Стоит только посмотреть на эльфов, чтобы убедиться что это правда. Проблема не только среди индивидуумов, она так же затрагивает отношениях между расами.Эльфам легче, чем нам поддерживать порядок в обществе, ведь каждый эльф может использовать магию, и, следовательно,только некоторые из них находятся во власти других. В связи с этим, им весьма повезло, но нам так не повезло как впрочем и гномам, или даже проклятым ургалам. Мы в состоянии жить здесь, в Алагейзии, только потому, что эльфы разрешают нам. Если бы они хотели, они могли бы стереть нас с лица земли так же легко, как наводнение может смести муравейник. Но теперь они этого сделать не могут, не пока я здесь противостою их мощи.
– Всадники никогда не позволили бы им убить или прогнать нас.
"Нет, но в то время как всадники существовали, мы зависели от их доброй воли, и это не правильно, что мы должны полагаться на других в сохранении нашей безопасности.Сначала Всадники были лишь средством сохранения мира между эльфами и драконами, но в конце концов, их основной целью стало поддержание правопорядка на всей земле. Но их было, однако, недостаточно, чтобы противостоять таким заклинателям, как мои собственные – заклинатели Черной Руки. Проблема слишком далеко идущими для любой одной группы в бою. Моя собственная жизнь является достаточным доказательством этого. Даже если бы не было надежного круга заклинателей, этого достаточно, чтобы следить за всеми другими магами в Алагейзии-готовым к оказанию помощи при малейшем намеке на должностное преступление, мы все равно будем полагаться на те самые, полномочия которого мы пытались сдерживать. В конечном счете, земля будет не безопаснее, чем сейчас. Нет, для того, чтобы решить эту проблему, она должна решаться на более глубоком, более фундаментальном уровне.Древние знали, как это может быть сделано, и теперь я тоже "
Гальбаторикс шевельнулся в кресле, и она уловила острый отблеск его глаз, как от фонаря в глубокой пещере.
– Мне следует сделать так, чтобы ни один волшебник не смог причинить вред другому, человек ето, гном, или ельф. Никто не сможет насылать заклятие еслы у них не будет разрешения, и только безвредная и полезная магия будет разрешена. Даже ельфы будут связаны этим правилом, и они научатся следить за своими словамы, или не говорить вообще.
– И кто даст разрешение? – спросила она. – Кто решит, что позволено, а что нет? Ты?
– Кто-небудь должен. Это я осознал что было нужно, я нашел методы, и я должен осуществить их. Ты высмеиваешь эту мысль? Ну тогда, спроси у себя вот что, Насуада: разве я был плохим королём? Будь искренней. За стандартами моих предшественников, я не был превышающим полномочия.
– Вы были жестоки.
– Это не одно и то же. Ты вела варденов, ты понимаешь тяжесть власти. Ты,конечно, осознала угрозу, которую магия представляет стабильности любого королевства? Например, я потратил больше времени трудясь над заклятием,которое защищает монету государства, если её хотят подделать, чем на большинство других моих обязанностей. И всё же, без сомнения, где-то есть умный волшебник, который нашел способ перехитрить моё защитное заклинание, и занят изготовлением мешков свинцовых монет с которыми он может одинаково обмануть дворянство и простонародье. Почему ещё, ты думаешь, я был так осмотрителен чтобы ограничить применение магии по всей империи?
Потому что это угроза для вас.
"Нет! Вы не правы. Это не угроза для меня и никто и ничто ей не является. Тем не менее, волшебники представляют угрозу для нормальной работы данной сферы, и я не буду это терпеть. Однажды я обяжу каждого волшебника в мире следовать этому закону, представьте себе, мир и процветание, которые будут здесь царить. Ни люди, ни гномы больше не будут бояться эльфов. Больше Всадники ну будут навязывать свою волю другим. Больше не будут те, кто не может использовать магию стать зависимыми от тех, кто может… Алагейзия будет изменяться, и с нашей возможностью, мы будем строить более чудесное будущее, то, в котором вы бы могли принять участие.
– Войди в мое подчинение, Насуада, и ты получишь возможность наблюдать создание такого мира, какого еще никогда не было прежде – мира, где человек будет стоять или падать в зависимости от силы рук и остроты своего ума, а не от шанса быть одаренным магическим искусством. Человек сможет перестроить свои конечности, сможет изменить свое мнение, но никогда не сможет он научиться использывать магию если он не радился с такой способностью. Как я уже сказал, магия это большая несправедливость, и ради всеобщего блага, я буду накладывать ограничения на каждого существующего мага. -
Она смотрела на линии на потолке и пыталась игнорировать его. Многое из того, что он сказал совпадало с ее собственными мыслями. Он был прав: магия была самой разрушительной силой в мире, и если она может регулироваться, Алагейзия будет лучшим местом для этого. Она ненавидела то, что Эрагона нельзя было не перед чем остановить.
Синие. Красные. Узоры из переплетенных цветов. Пульсация ее ожогов. Она отчаянно стремилась сконцентрироваться на чем-нибудь кроме этого… кроме ничего. О чем бы она не думала это было ничто, ничто не существовало.
– Вы называете меня злым. Вы проклинаете мое имя и стремитесь свергнуть меня. Но помните, Насуада: это не я начал эту войну, и я не несу ответственности за тех, кто погиб в последствии. Я не делал этого. Вы сделали. Я посвятил себя учебе, но Вардены украли яйцо Сапфиры с моего дома-сокровищници, и вы, и ваш род несет ответственность за всю кровь и горе, которые последовали за этим. Вы те, в конце концов, кто пробирается по сельской местности, сжигая и грабя, как хотите, а не я. И все же у вас есть смелость утверждать, что виноват я! Если бы вы пошли в дома крестьян, они сказали вам, что именно Варденов они боятся больше всего. Они бы сказали о том, как они ищут у моих солдат защиты и как они надеются, что империя победит Варденов и все вернеться на свои места
Насуада облизала губы. И хотя она знала, что ее смелость дорго ей обойдется, она сказала, – Мне кажется вы слишком противоречивы… Если бы вашим главным беспокойством было благосостояние ваших подданых, вы бывылетели неделю назад, чтобы противостоять варденам, вместо того, чтобы позволять вражеской армии бродить внутри собственных границ. То есть, вы не так уверенны в своих силах, как говорите. Или вы боитесь, что эльфы захватят Урубаен пока вас нет?- Это стало ее привычкой, говорить о Варденах так, словно она знает о них не больше, чем любой случайный человек в Империи.
Гальботорикс переменился и она могла сказать, что он собирается ответить, но она ещё не закончила.
"А ургалы? Вы не можете убедить меня в ваше деле, когда хотели истребить целую рассу, чтобы облегчить вашу боль, связанною с кончиной первого дракоеа. Не ужели у вас нет на это ответа, клятвопреступник?… Вы говорите мне одраконах, тогда объясните, почему вы убили их так много, что обречили их вид на медленное и неизбежное вымирание. И, наконец, объясните ваше плохое обращение с Эльдунари взятых в плен." – в своём гневе она позволила себе one slip. "вы сгибали их и разбивали, пприкозали повиноваться вашей воле. ведь правда в том что вы делает, это только эгоизм и бесконечная жажда власти.
Гальбаторикс долго стоял в молчании. потом она заметила как он скрестил руки на груди: "Я думаю угли должы быть достаточно горячими к этому времени, Муртаг, если бы…"
Она стиснула кулаки, так что, вонзила ногти в кожу, а её мышцы начадрожать, несмотря на её усилия удержать их на месте. Один из железных прутьев соскоблился в жаровне, затем Муртаг вытащил его свободно. Он повернулся к ней лицом, и она не могла неувидеть кончик светящегося металла. Потом она посмотрела в глаза Муртагу, и увидела в ниху вину и ненависть к себе, он пытался сдерживаться, но чувство глубокой скорби преодолевало его.
"Какие же мы все дураки", – подумала она. "Жалкие, несчастные дураки".
После этого у нее не было больше сил для размышления, и она вернулась к своим знакомым ритуалам, цепляясь за них, чтобы выжить, как утопающий цепляется за кусок дерева.
Когда Муртаг и Гальбаторикс ушли, она испытывала слишком много боли, чтобы делать что-то, кроме как бездумно всматриваться в узоры на потолке, изо всех сил стараясь удержать слезы. Ее тело покрылось потом и дрожало, как при высокой температуре, она не могла концентрироваться на чем-то более нескольких секунд. Боль от ожогов еще не прекращалась; казалось, что ее порезали или избили; пульсирующая боль ее ран действительно становилась все невыносимее со временем.
Она закрыла глаза и сконцентрировалась на медленном дыхании в попытке успокоить свое дрожащее тело.
Когда Гальбаторикс и Муртаг навестили ее в первый раз, Насуада была более смелой. Она сыпала проклятиями и всячески издевалась над ними, пытаясь уязвить их теми или иными словами. Однако, с помощью Муртага, Гальбаторикс заставил ее страдать за ее дерзость, и столь открытый бунт потерял для нее свое очарование. Железо сделало ее робкой; даже память о нем хотелось скатать в тугой шарик. Во время их второго, последнего визита, она сказала как можно меньше, до той финальной, необдуманной вспышки.
Она пыталась проверить слова Гальбаторикса о том, что ни он, ни Муртаг не лгут ей. Она задавала им вопросы о внутренних делах Империи, о фактах, которые докладывали ей ее шпионы – чего Гальбаторикс не знал. Насколько она могла определить, Гальбаторикс и Муртаг сказали правду, но она не собиралась верить всему, что говорил король, когда у нее не было возможности проверить его утверждения.
Насчет Муртага она не была так уверена. Когда он был с королем, она не доверяла его словам, но когда один…
Спустя несколько часов после ее первого и такого мучительного разговора с королем Гальбаториксом, когда она наконец погрузилась в неглубокий беспокойный сон, Муртаг пришел в Зал Предсказаний один. Он выглядел сонным и от него разило вином. Он остановился перед плитой, на которой она лежала и посмотрел на нее с таким странным страдальческим выражением, что она не была уверена, что он собирался сделать.
Наконец он развернулся, подошел к ближайшей стене и съехал по ней на пол. Там он и остался сидеть, его колени находились напротив груди, длинные, спутанные волосы закрывали большую часть лица, а из разодранной кожи на суставах его правой руки текла кровь. Казалось прошли минуты, прежде чем он потянулся к своей темно-бордовой безрукавке, поскольку он был одет как и раньше, за исключением маски, и вынул маленькую каменную флягу. После нескольких глотков он начал говорить.
Он говорил, она слушала. У нее не было выбора, но она не позволяла себе верить его словам. Не сразу. Она знала, что все, что он делает или говорит – это обман, чтобы завоевать ее доверие.
Муртаг начал с довольно запутанного рассказа о человеке по имени Торнак, в котором упоминался несчастный случай и что-то вроде совета о том как должен жить благородный человек, который Торнак дал ему. Насуада так и не поняла, был ли этот Торнак другом, слугой, дальним родственником или всеми разом, одно она знала точно – он много значил для Муртага.
Закончив свой рассказ, Муртаг произнес, – Гальбаторикс собирался убить тебя…Он знал,что Эльва не защищает тебя как раньше, так что он посчитал это подходящим временем, чтобы тебя уничтожить. Я узнал о его намерениях совершенно случайно; мне посчастливилось оказаться рядом с ним, когда он отдавал приказ Черной Руке. – Муртаг опустил голову. – Это моя вина. Именно я убедил его доставить тебя сюда, вместо того, чтобы просто убить. Ему это понравилось; он знал, что это заставит Эрагона прибыть сюда быстрее…Это было единственным способом убедить его оставить тебя в живых…Мне жаль…Мне так жаль. – и он закрыл голову руками.
– Я бы предпочла умереть.
– Я знаю, – хрипло произнес он. – Сможешь ли ты простить меня?
На это она не ответила. Из-за его откровенности она чувствовала себя еще более неуютно. Почему он так хотел спасти ей жизнь и чего ожидал взамен?
Некоторое время Муртаг сидел в молчании. Затем, иногда всхлипывая, иногда приходя в ярость, поведал ей о своем воспитании при дворе Гальбаторикса, о недоверии и ревности, с которыми он сталкивался будучи сыном Морзана, о придворных, стремившихся использовать его, чтобы добиться расположения короля и о своей тоске по матери, которую едва помнил. Дважды он упомянул Эрагона и проклинал за то, что именно этому дураку так повезло. – Будь он на моем месте, он бы в жизни не справился со всем этим. Но наша мать предпочла увезти в Карвахолл именно его, не меня. – он сплюнул на пол.
Насуада сочла этот рассказ довольно плаксивым и наполненным жалостью к себе, так что его слабость вызывала у нее лишь презрение, пока Муртаг не начал рассказывать о том, как Близнецы похитили его из Фартхен Дура, как дурно они обращались с ним по пути в Урубаен, и как Гальбаторикс ломал его, когда они прибыли. Некоторые пытки, которые он описывал были даже хуже ее собственных, что если было правдой, давало понять, что ее положение было не таким уж плохим.
– Торн стал моей погибелью, – наконец признал Муртаг. – Когда он вылупился ради меня и мы соединились… – он покачал головой. – Я люблю его. А как же иначе? Я люблю его не меньше, чем Эрагон любит Сапфиру. В тот миг, когда я прикоснулся к нему, я пропал. Гальбаторикс использовал его против меня. Торн был сильнее, чем я. Он никогда не сдавался. Но смотреть на его страдания было выше моих сил, поэтому мне пришлось поклясться в верности королю, и после этого… – губы Муртага скривились от отвращения. – После этого он проник в мое сознание. Он выяснил все обо мне, а затем сказал мое истинное имя. И теперь я принадлежу ему…Навсегда.
Он прислонил голову к стене и закрыл глаза, и Насуада увидела как по его лицу катятся слезы.
В конце концов он поднялся на ноги, а на пути к двери остановился рядом и положил руку ей на плечо. Она заметила, что его ногти были чистыми и обрезанными, но даже близко не походили на ногти ее тюремщика. Он прошептал несколько слов на древнем языке, и спустя мгновение ее боль ушла, хотя раны выглядели по прежнему.
Когда он убрал руку, она сказала: "Я не могу простить… но я понимаю."
После чего он коротко кивнул и вышел, оставив ее размышлять о том, не нашла ли она нового союзника.



МЕЛКИЕ БУНТЫ

Насуада лежала на плитке, ее тело покрылось потом и дрожало; она поймала себя на мысли, что хочет, чтобы Муртаг вернулся, лишь бы он только снова смог освободить ее от муки.
Когда, наконец, дверь восьмигранной комнаты распахнулась, она не могла подавить свое облегчение, которое превратилось в горькое разочарование, когда она услышала шаркающие шаги своего тюремщика по лестнице, ведущей в комнату.
Как он уже делал до этого, коренастый, узкоплечий мужчина обтирал ее раны мокрой тряпкой, а затем обвязывал льнеными полотнами. Затем он освободил ее от пут и она смогла посетить уборную, она обнаружила, что слишком ослабела, чтобы предпринимать попытки схватить нож с подноса с едой. Вместо этого, она укрепила доверие к себе, поблагодарив мужчину за помощь, и снова сделала комплимент его ногтям, которые были даже более блестящими чем раньше и он очевидно хотел, чтобы она это увидела, так как держал свои руки так, чтобы она не могла на них не смотреть.
После того, как он покормил ее и ушел, она пыталась заснуть, но она смогла толко вздремнуть из=за непроходящей боли её ран
Ее глаза были открытыми когда она услышила как засов двери в комнату открылся.
"Только не опять!" подумала она, у нее внутри развелась паника. "Не так скоро!Я не смогу вынести это… Я недостаточно сильна." Потом она подавила свой страх и сказал сама себе, "Хватит!Хватит говорить подобные вещи или ты начнешь верить в них!"Однако, несмотря на то что, ей удалось взять власть над своими реакциями, она не могла заставить свое сердце биться в 2 раза медленней.
Эхо от двух идущих ног донеслось до ее комнаты, и боковым зрением она увидела Муртага. Он был без маски, и выражение его лица было мрачным.
На этот раз он вылечил ее первым делом, без ожидания. Облегчение, что она почувствовала, когда столь невыносимая боль покинула ее, было равносильно экстазу. Никогда в жизни она не испытывала чувство более приятное, чем выход из агонии.
Она слегка ахнула в чувствах. "Спасибо".
Муртаг кивнул, а потом подошел к стене и сел на то же место, как раньше.
С минуту она изучала его. Кожа на костяшках пальцев снова была гладкой и целой, он сам выглядел трезвым, мрачным и замкнутым. Его некогда хорошая одежда теперь стала разорванной, потертой, в заплатках; она заметила, что на нижних сторонах рукавов не хватает ткани. Если он сражался, она бы хотела это знать.
" Гальбаторикс знает где ты?" – спросила она наконец.
"Возможно, но я в этом сомневаюсь.Он занят игрой со своей любимой наложницей.Или он спит.Сейчас середина ночи.Кроме того, я наложил заклинание запрещающие прослушать нас.Он может разрушить его если захочет, но я об этом узнаю."
" А если он узнает?"
Муртаг пожал плечами.
– Тогда он узнает все, когда сломит мою защиту.
"Тогда не позволь ему.Ты сильнее чем я; тебе никто не может угрожать.Ты можешь сопротивляться ему, в отличии от меня…Вардены стремительно наступают, а эльфы идут с севера.Если ты продержишься еще несколько дней, появится шанс…появится шанс что они возможно освободят тебя"
"Ты не веришь что они смогут, не так ли?"
Он снова пожал плечами.
"… Тогда помоги мне бежать."
Жесткий смешок вырвался из его горла."Как?Без разрешения Гальбаторикса я могу надеть только ботинки, не больше."
"Ты можешь ослабить веревки, а когда уйдешь, возможно сможешь забыть заперть дверь"
Его верхняя губа свернувшись в насмешку. "Двое мужчин стоят снаружи, они предупредят Гальбаторикса если заключеннный выйдет наружу, и есть сотни гвардейцев между этим местом и ближайшими воротами.Ты будешь везунчиком если преодолеешь пол-пути."
"Возможно, но я хотела бы попробовать."
"Единственное чего ты добьешься -своей смерти."
"Тогда помоги мне.Если бы ты хотел, ты мог бы найти способ обмануть охрану."
"Я не могу.Моя клятва не позволит мне использовать магию против него"
"Что из охранников, правда? Если вы держали их, достаточно долго, для меня, чтобы достичь ворот, я мог бы спрятаться в городе, и оно не имело бы значения, если бы знал, Гальбаторикс-"
– Город принадлежит ему. Кроме того, если ты уйдешь, он может найти тебя с помощью заклинания. Есть только один способ, чтобы быть в безопасности от него – покинуть это место до того, как тревога бы разбудила его, а этого ты не сможешь сделать, даже если полетишь на драконе.
" Должен быть выход!"
– Если бы был… – он кисло улыбнулся и посмотрел вниз. – Бессмысленно даже задумывать об этом.
Разочарованная, она перевела взгляд на потолок на несколько мгновений. А потом сказала:
– По крайней мере, освободи меня от наручников.
У него вырвался вздох раздражения.
– Только так я смогу встать, – сказала она, – ненавижу лежать на этом камне, и моим глазам больно смотреть на тебя в таком положении.
Он колебался, а потом встал на ноги в одном изящном движении, подошел к плите и мягко стал отстегивать кандалы с ее рук и лодыжек.
– Не думаю, что ты можешь убить меня, – сказал от тихо, – ты не сможешь.
Как только она была свободна, он вернулся на прежнее место и снова опустился на пол, уставившись вдаль. Когда она села и опустила ноги с края плиты, то она подумала, что с его стороны это было чем-то вроде попытки дать ей некоторую уединенность. Ее сорочка превратилась в лохмотья, прожженные в десятках мест, и не особо скрывала ее тело.
Она ощутила холод мраморного пола под ногами, когда подошла к Муртагу и села рядом с ним. Она обняла себя руками, чтобы хоть как-то прикрыться.
"Тарнак был действительно ваш единственный друг в детстве?" Спросила она.
Муртаг старался не смотреть на неё.
– Нет, но он был настолько близко к моему отцу, насколько я никогда не был. Он обучал меня, успокаивал меня… ругал, когда я был чересчур высокомерным, и столько раз помогал мне не выставить себя дураком, сколько я не могу упомнить. если бы он сейчас был жив, он бы посчитал меня глупцом, за то что я пью как пил бы в любой другой день.
"Вы сказали, что он умер во время побега из Урубаена?"
Он фыркнул
– Я думал я умнее. Я подкупил одного из охранников, чтобы он оставил боковые ворота открытыми для нас. Мы собирались незаметно проскользнуть из города под покровом темноты, и Гальбаторикс должен был узнать об этом только когда было бы слишком поздно, чтобы поймать нас. Не взирая на это он знал с самого начала. Как? Я не уверен, но мне кажется он предугадывал мои действия. Когда Торнак и я прошли через ворота, мы обнаружили, что нас там ждали солдаты… У них был приказ вернуть нас обратно целыми и невредимыми, но мы стали сражаться, и один из них убил Торнака. Искуснейший фехтовальщик во всей Империи пал от ножа в спину.
– Но Гальбаторикс позволил тебе убежать.
"Я не думаю, что он ожидал, что мы будем воевать. Кроме того, его внимание было направлено в другое месте в тот вечер. "
Она нахмурилась когда увидела странную полу улыбку появившуюся на лице Муртага
Я считал дни, "сказал он. "Это было, когда разаки были в долине Паланкар, ища яйцо Сапфиры. Итак, вы видите, Эрагон потерял своего приемного отеца почти в то же время я потерял мою. У судьбы жестокое чувство юмора, не правда ли? "
"Да, это так… Но если Гальбаторикс мог смотреть в магический кристалл, почему он не следил за вами, и не приказал вернуть вас в Урубаен позже?"
– Он играл со мной. Я думал я ушел чтобы сохранить в себе человека, я верил, я должен был верить.
Как обычно, я ошибался, я понял это позже, как только Двойники принесли меня обратно сюда.
Гальбаторикс знал где я, и он знал что я все ещё зол за смерть Торнака, он оставил меня в таком состоянии, так как как охотился на Эрагона и Брома… Все же я удивил его; я уехал, через некоторое время он узнал о моем исчезновении, я уже был на пути в Драс-Леону. Вот почему Гальбаторикс отправился в Драс-Леону. Он сделал это не для того чтобы наказать Лорда Табора за его поведение (что он определённо сделал), он сделал это для того чтобы найти меня. Но он опоздал, к этому времени я уже встретил Эрагона и Сапфиру, и мы отправились в Гиллид.
"Почему вы ушли?" Спросила она.
– Эрагон не сказал тебе? Потому что…
Нет, не из Драс-Леоны. Почему ты покинул поместье? Ты был там в безопасности, ну или во всяком случае так думал. Так почему ты ушел?
Муртаг молчал некоторое время. "Я хотел, нанести ответный удар по Гальбаторикс, и я хотел сделать себе имя сам, а не за счет отца. Всю мою жизнь, люди смотрели на меня по-другому, потому что я сын Морзана. Я хотел, чтобы они уважают меня за мои дела, а не за его ". В конце концов он посмотрел на нее, быстрый взгляд из-за угла одного глаза. "Я полагаю, я получил то, чего я хотел, но опять же, у судьба жестокое чувство юмора".
Она задалась вопросом,что если бы был кто-то другой во двре Гальбаторикса о ком ему нужно было бы беспокоиться, но она решила, что это опасная тема для разговора. Вместо этого она спросила, – Насколько много Гальбаторикс знает о Варденах в действительности?-
"Все, насколько я могу судить. Он имеет больше шпионов, чем вы думаете."
Она прижала руки к животу. -Ты знаешь как убить его?
– Нож. Меч. Стрела. Яд. Магия. Стандартные способы. Проблема в том, что он окружил себя слишком многими защитными чарами, так что причинить ему вред практически невозможно. Эрагону повезло больше всех; Гальбаторикс не хочет убивать его, так что он не погибнет при первом же нападении на короля. Но даже если у Эрагона будет сотня попыток, он не сможет обойти чары Гальбаторикса.
– Из любой ситуации есть выход, и у каждого человека есть свои слабости, – настояла Наусада. Любит ли он кого-нибудь из своих наложниц?
Выражение на лице Муртага было исчерпывающим ответом. Затем он сказал, – Так ли уж это плохо, если Гальбаторикс останется королем? Мир, который он предполагает довольно неплох. Если он победит Варденов, то в Алагейзии наконец наступит мир. Он положит конец злоупотреблению магией; эльфам гномам и людям больше не придется ненавидеть друг друга. К тому же, если Вардены проиграют, мы с Эрагоном сможем быть вместе, как и положено братьям. Но если они победят, то это будет означать нашу с Торном смерть. Иначе никак.
– Да ну? А что насчет меня? – спросила она. – Если Гальбаторикс победит, я стану его рабыней, обязанной подчиняться любому его приказу? – Муртаг не ответил, но она видела как жилы на его запястьях напряглись. – Ты не можешь сдаться, Муртаг.
– Можно подумать у меня есть выбор! – эхо его крика разнеслось по всей комнате.
Она встала и пристально посмотрела на него.
– Ты можешь сражаться! Посмотри на меня… Посмотри на меня!
Он нехотя поднял взгляд.
– Ты можешь найти способы бороться против него. Это то, что ты действительно можешь сделать! Даже если твои клятвы не позволят тебе большего, чем незначительное неповиновение, даже оно сможет привести Гальбаторикса к гибели. Для большего эффекта она перефразировала его вопрос. – Какой выбор у тебя есть? Ты можешь оставить все как есть и чувствовать себя беспомощным и несчастным до конца своих дней. Ты можешь позволить Гальбаториксу превратить тебя в монстра. Или ты можешь бороться! – она повернула руки так, чтобы он увидел ожоги, покрывавшие их. – Тебе нравится причинять мне боль?
"Нет!" Воскликнул он.
– Тогда борись, чтоб тебя! Ты должен бороться, иначе потеряешь все, что у тебя есть. Так же как и Торн.
Она все еще продолжала настаивать на своем, когда он вскочил на ноги, гибкий, словно кошка, и начал приближаться к ней, пока между ними не осталось нескольких дюймов. Мышцы его челюсти напряглись и выступали мощными узлами, пока он буравил ее взглядом, тяжело дыша. Она узнала это выражение, поскольку до этого наблюдала его сотни раз. Это был взгляд человека, гордость которого была задета, и который хотел наброситься на своего обидчика. Было слишком опасно продолжать давить на него, но она знала, что должна это сделать, поскольку другого шанса могло и не представиться.
– Если я все еще могу бороться, – произнесла она, – то сможешь и ты.
"Назад к камню", сказал он резким голосом.
– Я знаю, ты не трус, Муртаг. Лучше умереть, чем быть рабом одного из таких, как Гальбаторикс. По крайней мере, тогда ты мог бы выполнить что-то хорошее, и твое имя будет упомянутым в сторону доброты после того, как ты уйдешь."
– Обратно к камню, – прорычал он, схватив ее за руку, и потащив ее к плите.
Она позволила ему толкнуть ее на пепельный блок, закрепить оковы на запястьях и лодыжках, и затянуть ремень вокруг головы. Когда он закончил, он стоял и смотрел на нее, его глаза были темными и дикими, линии его тела были туго натянутыми.
– Ты должен решить, готов ли ты рисковать своей жизнью, чтобы спасти себя, – сказала она, – Ты и Торн, вы оба. Вы должны решить сейчас, пока еще не поздно. Спросите себя: что бы Торнас хотел чтобы вы сделали?
Не ответив, Муртаг протянул правую руку и положил ее на верхнюю часть груди, его ладонь была горячей по сравнению с ее кожей. От неожиданного прикосновения ее дыхание замерло.
Затем, чуть громче шепота, он начал говорить на древнем языке. Её страх усиливался от каждого сошедшего с его губ слова.
Он говорил казалось несколько минут. Она не почувствовала ничего необычного, после того как он остановился, но это было не хорошим и не плохим знаком использования магии.
Прохладный воздух охлаждая, коснулся следа на груди, оставленного рукой Муртага. Он сделал шаг назад и начал отходить от нее в сторону входа в камеру. Она хотела окликнуть его, чтобы спросить, что он с ней сделал, в тот миг когда он остановился и сказал: – Это должно оградить вас от любой сильной боли, но вам придется делать вид что вам больно, иначе Гальбаторикс поймет что я сделал.
А затем он ушел.
– Спасибо, – прошептала она в пустой комнате.
Она долго размышляла над их разговором. Казалось маловероятным, что Гальбаторикс послал Муртага поговорить с ней, но так или нет, это было возможно. Кроме того, она разрывалась: является ли Муртаг, в глубине души, хорошим человеком или плохим. Она вспомнила Короля Хротгара, который был ей как дядя, когда она была маленькой, и как Муртаг убил его на Пылающих Равнинах. Затем она вспомнила детство Муртага и трудности, с которыми он сталкивался, и как он позволил Эрагону и Сапфире уйти,хотя мог бы так же легко привести их в Урубаен.
Но даже если Муртаг и был когда-то честным и надежным, она знала, что насильственное подчинение (рабство), скорее всего изменило его.
В конце концов, она решила, что будет игнорировать прошлое Муртага и судить его по действиям в настоящем и только по ним. Хорошее, плохое или их совокупность, он был потенциальным союзником, и она нуждалась в его помощи, если она сможет ее получить. Если он докажет обратное, то она не станет хуже чем была. Но если он дакажет правду, тогда она сможет выбраться из Урубаена и это оправдывало риск.
В связи с отсутствием боли, она спала долго и глубоко, впервые с момента ее приезда в столицу. Она проснулась чувствуя себя более обнадеживающее чем раньше, и снова начала высматривать линии нарисованные на потолке. Тонкая синия линия за которой она следовала, дала ей заметить маленькую белую фигурку на конце плиты, которую она до этого не замечала. Ей понадобилась секнда на осознание того, чтобы осознать что обесцвечивание было там, где упал отбитый кусок.
Это зрелище ее забавляло, когда он поняла юмор- и ее утешало знание того, что идеальные комнаты Гальбаторикса не были такими уж идеальными, и это не смотря на его претензии, он не был всеведущим и непрегрешимым.
Когда дверь в камеру открылась в следующий раз, это был ее тюремщиком, причиной этому, как она догадалась, был обед. Прежде чем он отпустил ее, она спросила его, может ли она есть, потому что она голоднее, чем прежде, что не совсем соответствовало действительности.
К ее удивлению, он согласился, хоть он не сказал ни слова, лишь улыбнулся своей отвратительной, сжатой улыбкой и сел на край плиты. Когда он положил теплой каши ей в рот, она пыталась спланировать в уме каждый непредвиденный случай, так как она знала, что у нее есть лишь один шанс на успех.
Размышления мешали приему пищи… Тем не менее, ей это удалось, и, когда чаша была пуста, и она все выпила,она приготовилась сама.
Мужчина, как и обычно, положил поднос с едой у крайней стены, рядом с тем местом, где сидел Муртаг и в 10 футах от двери в уборную.
Когда она была свободна от оков, она соскользнула с каменной плиты. Тыквоголовый мужчина потянулся, чтобы взять ее за левую руку, но она подняла руки, и своим сладчайшим голосом сказала- Теперь я могу справиться сама, благодарю. -
Ее тюремщик колебался, потом он снова улыбнулся и дважды щелкнул зубами, как бы говоря: "Ну что ж, я рад за вас!"
Они начали двигаться к уборной, она впереди, а он позади. Когда она сделала третий шаг, она специально подвернуда правую лодыжку и спотыкаясь прошла по диагонали через всю комнату. Мужчина закричал и попытался поймать ее – она почувствовола его толстые пальцы в воздухе, рядом с шеей, но он был слишком медленным, и она ускользнула от него.
Она растянулась на подносе, разбив кувшин, в котором было еще изрядное количество вина, и оттолкнула от себя деревянную миску,застучавшую по полу. В соответствии с планом, она закрыла собой свою правую руку и как только наткнулась ею на лоток, начала искать металлическую ложку.
"Ах!" Воскликнула она, как будто бы больно, потом повернулас, чтобы посмотреть на человека, и сделала все возможное, чтобы показаться огорченной. "Может быть, я еще не была готова," сказала она, и изобразила ему виноватую улыбку. Ее большой палец коснулся ручки ложки, а она схватила его,когда человек поднимал ее вертикально за ее другую руку.
Он оглядел ее и сморщил нос, испытывая отвращение к ее одежде,пропитанной вином. Когда он оглядел ее, она привела себя в порядок и засунула ручку ложки в отверстие на подоле одежды. Потом она подняла руку, как бы показывая, что она ничего не взяла.
Человек хмыкнул, схватил ее за другую руку, и повел ее в уборную. Когда она вошла, он вернулся обратно к лотку, бормоча себе под нос.
В момент она закрыла дверь, вытащила ложку из своего укрытия и зажала ее губами, держа ее, когда она выдернула несколько прядей волос из затылка, где они были самыми длинными. Действуя с такой скоростью, как она только могла, она зажала один конец собранных волос между пальцами ее левой руки и затем скатала свободный пучок по бедру правой рукой, скрутя их вместе в единственный шнур. Ее Она похолодела, когда она поняла, что шнур был слишком короток. Возясь в безотлагательном деле, она связала концы, затем положила шнур на пол.
Она вырвала ещё одну прядь волос и скатала её в ещё один шнур, который она привязала также как и первый.
Зная, что у неё осталось лишь несколько секунд, она опустилась на одно колено и связала вместе две пряди. Затем взяла ложку изо рта и привязала её прядями к внутренней стороне левой ноги, там, где её покрывал край одежды (shift? ~shirt).
Он должен был идти на левой ноге, потому Гальбаторикс всегда сидел справа от нее.
Она встала и проверила, ложка оставалась незаметной, а потом сделала несколько шагов, чтобы убедиться, что не упадёт.
Этого не произошло.
Она с облегчением вздохнула. Ее задачей сейчас было вернуться к плите, чтобы тюремщик не заметил что она сделала.
Человек ждал ее, когда она откроет дверь уборной. Он нахмурился, и его редкие брови сошлись в одну прямую линию.
– Ложка. Сказал он, пережевывая слово так, как будто оно было приготовленным пастернаком.
Она подняла голову, и указала на противоположную стену тайной комнаты.
Он нахмурился еще сильнее. Он зашел в комнату, и придирчиво осмотрел стены, пол, потолок и все остальное, перед тем как вернуться оттуда. Он щелкнул зубами, и почесал свою лысую голову. Он выглядит несчастным, подумала она, и наверное не правильно его было беспокоить из-за выкинутой ложки. Она была добра к нему, так как знала что именно такие мелкие козни, делали его злым.
Она подавливала желание вырваться, когда он шагнул вперед, и положил его тяжелые руки на ее голову, и зажал ее волосы своими пальцами. Когда он не нашел ложку его лицо отразило уныние, после чего он потянул ее за руки к плите, и снова заковал в наручники.
Его выражение лица стало более угрюмым. Он взял поднос, и вышел из комнаты.
Она немного подождала, чтобы быть абсолютно уверенной в том, что он ушел достаточно далеко. Затем пальцами левой руки, передвигаясь сантиметр за сантиметром, нащупала край ее сорочки.
На ее лице появилась широкая улыбка, когда она нащупала ложку, краем своего указательного пальца
Теперь у нее было оружие.



КОРОНА ИЗО ЛЬДА И СНЕГА

Когда первые бледные лучи света коснулись поверхности моря покрытого рябью, освещая гребень прозрачной волны, которая блестела так, словно была высеченная из кристалла – Эрагон пробудился от мечтаний и посмотрел на северо-запад, с интересом рассматривая озаренные светом облака, сформировавшееся в дали.
То, что он увидел, привело его в замешательство: облака охватывали почти половину горизонта, огромные плотные белые перья выглядели такими же высокими, как вершины Беорских гор – слишком высокие что бы Сапфира перелетела их. Только позади нее расстилалось открытое синее небо, и даже оно будет потеряно для них, когда приблизиться буря.
"Нам нужно пролететь сквозь них", – сказал Глаэдр, и Эрагон почувствовал трепет Сапфиры.
"Почему бы нам не попробовать облететь их? – спросила она.
Через Сапфиру, Эрагону было известно о том, что Глаэдр исследует структуру облаков. В конце концов золотой дракон сказал: "Я, конечно же, не хочу, чтобы вы летели далеко от курса. Нам осталось преодолеть еще много лиг, и если силы покинут вас…"
тогда Вы дадите нам свои, чтобы удержать.
Хм. Даже тогда, лучше быть осмотрительней в своём безрассудстве. Я и раньше видел бури, подобные этой. Она больше, чем вы думаете. Чтобы облететь её, вам придётся лететь так далеко на запад, что в конце концов вы окажетесь за пределами Врёнгарда, и нам понадобится ещё день, чтобы достичь земли.
"До Врёнгарда не так уж и далеко," – сказала она.
Недалеко. Но ветер замедлит наше движение. Кроме того, мои инстинкты говорят мне, что шторм простирается до самого острова. Так или иначе, нам придётся лететь через него. Однако нет необходимости лететь через его сердце. Видишь просвет между двумя небольшими столбами на западе?
"Да"
"Лети туда и, возможно, мы сможем найти безопасный путь через облака."
Эрагон схватился за седло когда Сапфира опустила левое плечо и повернула на запад, стремясь в направлении просвета, который указал Глаедр. Он зевнул и пpотёр глаза когда Сапфира выровняла полёт. Потом он обернулся и достал яблоко, и пару кусков высушеной говядини из сумок закреплённых за ним. Это был скудный завтрак, но голод был не сильным, и если он много ел верхом на Сапфире, его часто тошнило.
Пока он ел, он по очереди наблюдал за облаками и вглядывался в искристое море. Он нашел тривожащим то, что не было ничего кроме воды под ними и то, что ближайшая земля, материк, был, по его расчётам, на расстоянии более чем пятьдесят миль. Он вздрогнул когда представил погружение вниз и вниз в холодные, неизбежные глубины моря. Он задумался что лежит на дне, и ему пришло на ум что с его магией, он наверно смог бы путешевствовать туда и узнать, но эта мысль не была привлекательной. Водная бездна была слишком тёмной и слишком опасной чтобы ему понравиться. Это не было, чувствовал он, местом, куда кому-то з такой жизнью как у него следует стремиться. Лучше оставить это каким-либо странным созданиям уже живущим там.
Пока утро тянулось, стало понятно, что облака были дальше чем казалось сначала,и то что, как сказал Глаедр, шторм был больше чем Ерагон и Сапфира представляли.
Появился лёгкий встречный ветер, и полёт Сапфиры затруднился, но она продолжала двигаться вперёд.
Когда до ближайшей границы шторма ещё оставались лиги, Сапфира перешла в пологое пикирование и пролетела близко к поверхности воды, удивив Эрагона и Глаедра.
Когда она немного спустилась, Глаедр спросил – Сапфира, что ты делаешь?
Мне интересно – ответила она – и я хочу дать немного отдыха моим крыльям, перед тем как залететь в облака.
Она скользила над волнами, её отражение внизу и тень спереди, отражая её каждое движение, как два призрачных спутника, один тёмный и один светлый. Потом она повернула крылья по краю, и тремя быстрыми взмахами, показала себя и приземлилась на воде. Фонтан брызг взлетел к обеим сторонам её шеи когда её грудь рассекла волны, обрызгивая Эрагона сотнями капель.
Вода была холодной, но после столь длительного полета в небе, воздух казался приятно теплым – настолько, что в итоге Эрагон расстегнул плащ, и снял перчатки.
Сапфира сложила крылья, и поплыла по течению, двигаясь вверх-вниз по волнам. Справа, Эрагон заметил небольшое скопление коричневых водорослей. Растение отдаленно напоминало щетку, и на нем были небольшие пузыри вдоль стебля размером с ягоду.
Далеко сверху, на высоте Сапфирыного полета, Эрагон заметил пару альбатросов с черными краями крыл, улетающих от массивной стены туч. Эта картина его несколько встревожила; птицы напомнили ему стаю волков, который подобно оленям, убегали от лесного пожара в Спайне.
– Если бы у нас был рассудок- сказал он Сапфире-мы бы повернули назад
– Если бы у нас был рассудок, мы бы покинули Алагезию и никогда не вернулись- она ответила.
Выгибая шею, она опустила свою морду в морскую воду, покачала головой, а затем она выташила свой малиновый язык несколько раз, как будто она пробовала что-то неприятное на вкус.
Затем Эрагон почувствовал панику Глаедра, и старый дракон кричал в его сознании: – Взлетайте! Сейчас, сейчас, сейчас! Быстро вверх!
Сапфира не стала терять времени на лишние вопросы. С шумом подобно грому, она открыла свои крылья, и хлопая ими стала подниматься из воды.
Эрагон немного наклонился вперед, и схватился за край седла, чтобы не быть сброшенным назад. Хлопанья крыльев Сапфира, подняла небольшой туман который наполовину ослепил его. Он разумом пытался найти то, что встревожило Глаедра.
В глубине внизу, приближаясь к Сапфире с огромной скоростью, быстрее чем Эрагон считал возможным, он почувствовал что-то гигантское и холодное… наполненное хищным, ненасытным голодом. Все попытки напугать его, обратить его прочь были тщетными. Существо было хищным и неумолимым, и просто не обращало внимание на все его попытки. В незнакомой, яркой пещере сознания, он увидел годы воспоминаний, проведенных в одиночестве в ледяной воде, будучи охотником и одновременно объектом охоты.
Его моментально охватила паника. Эрагон нащупал рукоять Брисингра, и несмотря на то, что Сапфира поднялась из воды и начала взмывать ввысь, он мысленно кричал – Сапфира! Быстрее!
Она медленно набирала скорость и высоту, и в брызгах воды поднявшихся за ней, Эрагон увидел пару сверкающих серых челюстей возникших, в эпицентре фонтана. Челюсти были достаточно большими, для того, чтобы лошадь и ее всадник, могли безопасно пройти сквозь них, и они были наполнены сотнями сверкающих зубов.
Сапфире видела тоже что и она, и она резко сместилась в сторону, цепляя воду краем крыла, с целью уйти от челюстей. Мгновением позднее, Эрагон услышал как щелкнули челюсти существа.
Зубы сомкнулись буквально в паре сантиметров от хвоста Сапфиры.
Когда монстр скрылся обратно под воду, части его тела стали более видимыми, его голова была длиой и угловатой, с внешней стороны его костлявого гребня росли вязкие усики, Эрагон предположил что длина его составляла более шести футов. Шея существа напоминало ему гигантсккю рябью змею. Торс твари выглядел могучим и невероятно плотным. Tакже по обе стороны грудной клетки были видны пара лап похожих на ласты или по форме напоминали весло, которыми это чудовище размахивая беспомощно в воздухе.
Существо плюхнулось на бок, и большие брызги вобы устемились к небу.
Перед тем как волны скрыли чудовища, Эрагон посмотрел в его глаз, который был похож на каплю черной смолы. Злоба содержащиеся в нем, – сама ненависть и ярость и разочарование все эти чувства воспринимаемая Эрагон через его неморгаюшие глаза – этого было достаточно чтобы Эрагона охватила дрожь и желание быть в центре пустыни Hadarac. Только там он чувствовал себя в безопасности от голода етих древние существ.
Сердце колотилось, он расслабился сжал брисингер и упал на переднюю часть седла. "Что это было?
– Нидхвэл – сказал Глаэдр
Эрагон нахмурился. Он не помнил, чтобы в книгах ему попадалось упоминание про такое создание в Элесмере. – Что такое Найдвол?
– Они довольно редки и вспоминают их не часто.Они морские,в то время как Фангуры обитают в воздухе.И те и другие являются родственниками драконам.Хотя различия во внешнем виде больше,Найдволы ближе к нам чем визжащие Фангуры. Они умны, и они даже имеют структуру, подобную Элдунари в груди.Мы считаем,что она позволяет им оставаться под водой в течение длительного времени на большой глубине.
Могут ли они дышать огнем?
Нет, но, как и Fanghur, они часто используют силу своих умoв, чтобы вывести из строя свою добычу, которая открывает для себя ужас который равен по силе более чем одному дракону
Они едят себе подобных! сказала Сапфира
– Для них мы не похожи, – ответил Глаэдр.Но они действительно едят себе подобных,это одна из причин почему их так мало.У них нет никакого интереса к случаям вне их собственной сферы и каждая попытка переговоров с ними потерпела неудачу.Странно столкнуться с одним из них так близко к берегу.Было время,когда их можно было найти только через несколько дней полета от земли,там где море является самым глубоким.Кажется они стали болле смелыми,или отчаянными после падения Всадников.
Эрагон снова задрожал,поскольку вспомнил чувство разума Найдвола.
– Почему вы с Оромисом никогда не рассказывали мне о Найдволах?
– Есть много вещей которым мы не учили тебя,Эрагон.У нас было мало времени и мы потратили его на то,что бы обучить тебя противостоять Гальбаториксу,а не каждому темному существу населяющему самые удаленные уголки Алагейзии.
Есть ли еще другие вещи, подобные Найдволу, про которые мы не знаем?
Их немного
Ты расскажешь нам про них? – спросила Сапфира.
– Давайте договоримся так,Эрагон и ты Сапфира.Давайте подождем неделю.И если к этому времени мы будем все еще живы и на свободе,я потрачу следующие 10 лет,на то,чтобы обучить вас всему,что я знаю,включая многообразие жуков.Но до тех пор давайте сосредоточимся на нашей цели.Согласны?
С неохотой, Эрагон и Сапфира согласились, и не говорили про это более.
Встречный ветер замедлял Сапфиру,до тех пор пока она не стала лететь в два раза медленее.Время от времени порывы ветра качали её и иногда останавливали на мгновения. Они всегда знали, когда порывы ветра были готовы ударить, потому,что они могли видеть волны надвигающиеся на них.
С рассвета облака лишь увеличивались в размерах, и в близи были еще более пугающими. Внизу оеи были темными и пурпурными, с потоками ливня, связывающие шторм с морем как прозрачная пуповина. Выше облака были цвета тусклого серебра, в то время как на самом верху они были чистыми, ослепительно белыми, и появллись такими же крепкими как вершины Тронжхайма. На севере, над центром шторма, облака образовывали гигантскую, возвышенную наковальню, которая повисла над всем остальным, словно сами боги были призваны настроить какой-то странный и ужасный инструмент.
Когда Сапфира пролетала между двух выпуклых белых колонн-рядом с которыми она казалась не больше чем пятнышко- и море исчезло под подушкой из облаков, встречный ветер утих и воздух стал грубым и порывистым, циркулируя вокруг них, без конкретного направления. Эрагон стиснул зубы, чтобы прекратить их стучание, и его желудок перевернулся когда Сапфира спикировала, а потом так же быстро поднялась вверх больше чем на 20 футов вверх.
Глаедр сказал: "Есть ли у вас опыт полёта во время бури, не считая тот раз, когда вы попали в грозу между долиной Паланкар и Язуаком?"
Нет, сказала Сапфира, коротко и мрачно.
Глаэдр казалось ожидал, что она так ответит, не медля он начал обучать ее тонкостям полета в облаках. -Ищи образцы движений и делай заметки о том, что вас окружает-, сказал он.
По ним вы сможете угадать где ветер силбнее и направление в котором он дует.
Многое из этого, что сказал он, Сапфира уже знала, но Глаедр продолжал говорить в спокойной манере, поведение старого дракона успокоили и её и Эрагона. Если бы они чувствовали тревогу или страх в словах дракона, он бы заставил их сомневаться в себе, и, возможно, Глаедр знал ою этом.
Заблудившийся, разорванный ветром клочок облака, лежал на пути Сапфиры. Вместо того, чтобы облететь его, она прошла через него, протыкая облако как сверкающее синие копье. Когда серый туман окутал их, звук ветра стал приглушенным, и Эрагон прищурился и провел рукой перед лицом, чтобы зрение оставалось ясным.
Когда они вылетели из облака, миллионы крошечных капель зацепились за тело Сапфиры, и она сверкала так, словно бриллианты были прикреплены к ее и так ослепительной чешуе.
Ее полет по прежнему был неровным;в какой-то момент она находилась на одном уровне, но потом неподатливый воздух кидал ее в другую сторону, или неожиданно восходящий поток поднимал одно из крыльев и направлял ее в другом направлении. Лишь сидеть на спине, когда она боролось с помехами, было утомительно, для самой Сапфиры, это была жалкая, разочаровывающая борьба, становящаяся более и более трудной, с осознанием того, что она была далеко до окончания пути, но у нее не было иного выбора, кроме как продолжить его.
После одного или двух часов они все еще не видели дальнюю сторону бури. Глаэдр сказал-Мы должны повернуть. Вы зашли так далеко на запад, как возможно и если мы вынуждены будем испытать полную силу шторма, лучшее время сделать это-сейчас, пока вы еще не слишком истощены.
Без лишних слов, Сапфира повернула на север, к безграничному, вздымающемуся утесу освещенных солнцем облаков, находившегося в центре шторма. Когда они приблизились к остроконечному краю утеса, который был пожалуй самой большой отдельно взятой вещью, которую Эрагон когда-либо видел, синие вспышки молний осветили облака изнутри, ближе к вершине наковальни.
Мгновение спустя, удар грома встряхнул небо, и Эрагон прикрыл уши руками. Он знал, что его защита охранит их от молния, но он всё же опасался рисковать возле потрескивающих вспышек энергии.
Если Сапфира и была напугана, он этого не чувствовал. Все что он ощущал это её решительность. Она ускорила удар крыльев, и несколько минут спустя они достигли края обрыва, а потом ворвались сквозь него и попали в центр шторма.
Сумерки окружили их, серые и безликие.
Казалось, что остальной мир прекратил свое существование. Из-за облаков Эрагон не видел ничего дальше кончика носа, крыльев и хвоста Сапфиры. Они летели абсолютно вслепую и лишь давление собственного веса позволяло им понять где верх, а где низ.
Эрагон открыл свой разум и позволил своему сознанию раскинуться так широко как только было возможно, но он не чувствовал ни одного живого существа помимо Сапфиры и Глаэдра, даже ни единой отбившейся от стаи птицы. К счастью, Сапфира сохранила свое чувство направления; они бы не заблудились. И продолжая мысленно искать хоть что-то живое, будь то растение или животное, Эрагон был уверен, что они не влетят прямо в склон горы.
Вдобавок он сотворил заклинание, которому Оромис научил его, заклинание, позволявшее ему и Сапфире понять как близко они находились от воды или от земли в любой конкретный момент.
С того момента как они влетели в облака, вездесущая влага начала скапливаться на коже Эрагона и впитывалась в его шерстяную одежду, что заметно ее утяжеляло. Он мог бы проигнорировать это неприятное обстоятельство, но от этой смеси воды и ветра получался такой холод, что скоро он бы забрал тепло от его конечностей, что привело бы его к смерти. Так что он сотворил еще одно заклинание, которое очищало воздух вокруг него от любых видимых капель, а также по просьбе Сапфиры пространство вокруг ее глаз, поскольку влага скапливалась на их поверхности, вынуждая ее слишком часто моргать.
Ветер внутри наковальни оказался удивительно тихим. Эрагон сообщил об этом явлении Глаэдру, но старый дракон как всегда остался мрачным. С худшим мы еще не столкнулись.
Его правота скоро стала очевидной, когда свирепый восходящий поток ударил Сапфиру снизу, резко подняв ее вверх на тысячу футов, где вохдух был слишком разреженным для того, чтобы Эрагон мог нормально дышать, а водяная пыль замерзла и превратилась в бесчисленное множество маленьких кристаллов, которые жалили его нос и щеки, а также перепонки Сапфириных крыльев, будто сотня острых как бритва ножей.
Сложив крылья по сторонам, Сапфира нырнула вперед, стараясь уйти от восходящего потока. Спустя несколько секунд давление под ней исчезло только для того, чтобы смениться равным по силе нисходящим потоком воздуха, который толкал ее вниз с ужасающей скоростью.
Во время их падения ледяные кристаллы таяли, постепенно превращаясь в капли дождя, которые казалось невесомо плавали рядом с Сапфирой. Молния сверкнула совсем близко, жуткий синий свет сквозь завесу облаков, и Эрагон закричал от боли, когда раскат грома раздался вокруг них. В его ушах все еще звенело, он оторвал два куска ткани от своего плаща, а затем запихнул их в уши, затолкав так глубоко как только смог.
Только у нижнего края облаков Сапфира наконец смогла освободиться из быстрого потока воздуха. Как только она это сделала, второй восходящий поток подхватил ее и словно гигантская рука поднял ввысь.
Так продолжалось снова и снова, Эрагон потерял счет времени. Бушующий ветер был слишком сильным, чтобы Сапфира могла с ним справиться, поэтому она продолжала подниматься и падать в кружащемся воздухе, словно обломок судна, попавший в водоворот. Она достигла некоторых успехов, несколько несчастных миль, еле-еле отыгранных с огромными усилиями, но каждый раз как она вырывалась из одного крутящегося потока, ее подхватывал другой и она снова оказывалась в ловушке.
Эрагону было унизительно осознавать, что он, Сапфира и Глаэдр были беспомощны перед штормом и что при всех их возможностях, они могли и не надеяться побороть мощь стихии.
Ветер дважды почти зашвырнул Сапфиру в бьющиеся волны. В обоих случаях, нисходящие потоки кидали ее в самый низ шторма, в потоки дождя, бьющиеся о поверхность моря внизу. Когда это произошло во второй раз, Эрагон заглянул Сапфире через плечо и на мгновение увидел, как ему показалось длинную темную спину Найдвола, державшегося в поднимающейся воде. Однако когда в следующий раз молния осветила все вокруг, спина исчезла и Эрагон подумал не сыграли ли с ним тени злую шутку.
Сапфира слабела и все меньше и меньше боролась с ветром, позволяя ему нести себя куда вздумается, прилагая усилия для борьбы со штормом лишь тогда, когда оказывалась слишком близко к воде. Другими словами, она просто сложила крылья и пыталась прилагать как можно меньше усилий. Эрагон чувствовал, что Глаэдр начал делиться с ней своей энергией, чтобы поддерживать ее силы, но даже этого хватало только на то, чтобы она могла удерживать себя на месте.
В конце концов остававшийся свет начал исчезать и Эрагона охватило отчаяние. Они провели большую часть дня борясь со штормом, но тем не мене не было ни малейшего признака, что он скоро прекратиться, ни того, что они с Сапфирой были недалеко от его края.
Когда солнце наконец село, Эрагон не мог даже видеть кончик своего носа, и не было никакой разницы, открыты были его глаза или закрыты. Чувствовалось как будто они с Сапфирой продирались сквозь огромные кучи черной шерсти, и действительно, темнота вокруг них казалась плотной, как будто была осязаемым веществом, окутывающим их со всех сторон.
Каждые несколько секунд очередная вспышка молнии освещала пространство, иногда скрытая облаками, иногда прямо в поле их зрения, сверкая с яркостью дюжины солнц и оставляя после себя в воздухе привкус железа. После ослепляющих вспышек, ночь казалась в два раза темнее, и Эрагон и Сапфира то были ослеплены светом, то наступавшей после него тьмой. Как бы близко не ударяли молнии, они никогда не задевали Сапфиру, но непрекращающиеся раскаты грома заставляли их с Эрагоном отвратительно себя чувствовать.
Эрагон не мог сказать как долго это продолжалось.
Затем, в какой то момент, Сапфира попала в поток восходящего воздуха, который был намного сильнее тех, с которыми они сталкивались раньше. Как только он подхватил их, Сапфира начала бороться против него, пытаясь освободиться, но ветер был настолько сильным, что она с трудом могла держать крылья на уровне.
В конце концов, отчаявшись, она взревела и выпустила столб пламени, осветивший небольшое пространство окружающих ледяных кристаллов, сверкавших как драгоценные камни.
Помогите мне, сказала она Эрагону и Глаедру. Я не могу сделать это сама.
Поэтому они вдвоем объединили свой разум и, вместе с Глаэдром, делящимся необходимой энергией, Эрагон воскликнул, – Ганга фрам!
Заклинание продвинуло Сапфиру вперед, но слишком медленно; двигаться под прямым углом к ветру было все равно, что пытаться переплыть реку Анора во время весеннего половодья. Как раз когда Сапфира двигалась горизонтально, поток продолжал поднимать ее на вызывающую головокружение высоту. Вскоре Эрагон начал замечать, что дышать ему становится все труднее, а они еще оставались в пределах воздушного потока.
Это занимает слишком много времени, и это обходится нам слишком большим количеством энергии, сказал Глаедр. Заканчивай заклинание.
Но
Заканчивай заклинание. Мы не сможем бороться, если вы вдвоем ослабеете. Мы должны лететь по ветру, пока он не стихнет достаточно, чтобы Сапфира смогла освободиться.
– Как? – спросила она, пока Эрагон выполнял приказ Глаэдра. Истощение и чувство поражения замутило ее мысли, что заставило Эрагона беспокоиться за нее.
Эрагон, ты должен скорректировать заклинание, которое используешь, чтобы согреть себя, чтобы оно распространялось и на нас с Сапфирой. Становится слишком холодно, холоднее чем в самую суровою зиму в Спайне, и без магии мы все замерзнем до смерти.
И даже ты?
Я разобьюсь как кусок раскаленного стекла, брошенного на снег. Затем ты должен сотворить заклинание, чтобы собрать воздух вокруг себя с Сапфирой и удержать его там, чтобы вы могли дышать. Но при этом тебе нужно, чтобы использованный воздух мог выходить или вы просто задохнетесь. Формулировка заклинания довольно сложная и ты не должен делать ошибок, так что слушай внимательно. В начале нужно…
Как только Глаэдр произносил фразы на древнем языке, Эрагон повторял за ним, и когда дракон остался доволен его произношением, Эрагон сотворил заклинание. Затем он подкорректировал другое свое заклинание, как Глаэдр сказал ему, так что теперь они все втроем были ограждены от холода.
Потом они ждали, пока ветер продолжал поднимать их все выше и выше. Проходили минуты и Эрагон начал задаваться вопросом, остановятся ли они когда-нибудь, или так и будут подниматься вверх, пока не достигнут луны и звезд.
Ему пришло в голову, что именно так и возникают метеоры: птица, дракон или любое другое земное существо, подброшенное вверх неумолимым потоком ветра с такой скоростью, что они сияли как осадные стрелы. Если это правда было так, то он предположил, что они с Сапфирой и Глаэдром стали бы самым ярким и захватывающим метеором в истории, если бы кто-то оказался достаточно близко, чтобы увидеть их продолжающееся падение к морю.
Вой ветра потихоньку стихал. Даже сотрясающие кости удары грома казались приглушенными, и когда Эрагон вытащил куски ткани из ушей, он был поражен тишине, окружавшей их. Он все еще слышал сзади тихий шелест, будто журчание лесного ручейка, но в остальном было абсолютно тихо, наконец то тихо.
Поскольку шум сердитого шторма исчез, он также заметил, что усилия, требующиеся на его заклинания увеличились, не столько на чары, которые предотвращали слишком быструю потерю тепла, сколько на чары, которые собирали воздух перед ним с Сапфирой, чтобы они могли нормально дышать. По какой-то причине, энергия, требующаяся на поддержание второго заклинания, превысила затраты на первое, и вскоре он почувствовал, что магия начала забирать немногое из того,что оставалось от его жизненной силы: руки начали холодеть, сердце билось неровно, и его охватывало чувство летаргии, что было пожалуй наиболее пугающим признаком.
А затем Глаэдр начал ему помогать. С облегчением, Эрагон почувствовал, что тяжесть уменьшилась, когда сила дракона наполняла его, лихорадочный поток тепла, который смыл его летаргию и вернул силу его конечностям.
И таким образом они продолжили.
В конце концов,Сапфира обнаружила затихание ветра, небольшое, но заметное, и начала готовиться к тому, чтобы вылететь из потока воздуха.
Перед этим, облака над ними поредели, и промелькнуло несколько блестящих пятнышек: звёзд, белых и серебристых, ярче, чем Эрагон когда либо видел.
– Смотри, – он сказал. Потом облака открылись вокруг их, и Сапфира поднялась из шторма и повисла над им, ненадёжно балансируя над колонной порывистого ветра.
Эрагон увидил весь шторм расположеный под ними, растягивающийся на где-то сто миль в каждом направлении. Середина выглядела как дугообразный купол в виде гриба, заглаженый сердитыми ветрами, которые неслись из запада на восток и грозили свергнуть Сапфиру с её ненадёжного положения. Облака, как близкие, так и далёкие, были молочными и казались почти светящимся, как будто подсвечены изнутри. Они выглядели красиво и безобидно – спокойная, неизменная толща, не выдающая жестокости.
Затем Эрагон заметил небо и почти задохнулся, поскольку на нем было больше звезд, чем он думал, что когда-либо существовало. Красные, синие, белые, золотые, словно горстки сверкающей пыли, усыпавшей небосвод. Он увидел знакомые созвездия, но теперь они были в окружении звезд, которые он заметил впервые. Но не только звезды казались более яркими, но и пространство между ними казалось более темным. Это выглядело так, будто каждый раз когда он смотрел на небо раньше, его глаза были словно покрыты пеленой, которая мешала ему рассмотреть истинное великолепие звезд.
Он не мог отвести взгляд от завораживающей картины несколько минут, преисполненный благоговения перед великолепной беспорядочной непостижимой природой мерцающих огней. Только тогда, когда он наконец опустил свой взгляд, ему показалось, что было что-то необычное в окрашенном в багровый цвет горизонте. Вместо прямой линии, где встречаются небо и море, как они и должны и как всегда было раньше, соединение между ними было изогнутым словно край невообразимо большого круга.
Зрелище было настолько необычным, что Эрагону потребовалось полдюжины секунд, чтобы осознать увиденное, и когда он это сделал, по его коже побежали мурашки, и он чувствовал себя, словно из него выбили весь воздух.
– Мир круглый, – прошептал он. – Небо полое, а мир круглый.
Таким образом, получается, сказал Глаедр, но он, казалось, в равной степени впечатлен. Я слышал, об этом от дикого дракона, но я никогда не думал увидеть это сам.
На востоке, неяркий желтый шар окрашивал линию горизонта, предвещая возвращение солнца. Эрагон предположил, что если бы Сапфира сохранила свою позицию еще на четыре-пять минут, они бы увидели его восхождение, даже если бы теплые живительные лучи достигли поверхности воды только спустя несколько часов.
Сапфира задержалась там еще на мгновение, и они втроем были как будто подвешены между землей и звездами, плавая в сумрачной тишине словно изгнанные духи. Они находились непонятно где, ни в небесах, ни в мире лежащем внизу, небольшое пятнышко, проходящее по краю, разделяющему два безграничных пространства.
Затем Сапфира слегка наклонилась вперед и полу-летела, полу-падала к северу, поскольку воздух был слишком разреженным для того, чтобы полностью выдержать ее вес, после того как она покинула поток восходящего ветра.
Когда она метнулась вниз, Эрагон сказал: если бы у нас было достаточно драгоценных камней, и если мы хранить достаточно энергии в них, вы думаете, мы могли бы долететь до Луны?
Кто знает, может это и возможно? сказал Глаедр.
Когда Эрагон был ребенком, Карвахолл и Долина Паланкар были всем, что он знал. Конечно, он слышал об Империи, но она не казалась настолько реальной, пока он не начал путешествовать по ее пределам. Еще позже, его умственная картина мира расширилась, включая в себя остальную часть Алагейзии и другие земли, о которых он читал. А сейчас он понял, что все то, о чем он думал как о большом, на самом деле было лишь маленькой частью поистине огромного целого. Это было так, будто его точка зрения кардинально поменялась.
Поскольку небо было полым, а мир круглым.
Это заставило его переоценить и пересмотреть…все. Война между Варденами и Империей казалась несущественной по сравнению с истинными размерами мира, и он думал насколько маловажными были вред и заботы, которые занимали людей, когда посмотрел на это свысока.
Сапфире же он сказал, Если бы только каждый мог увидеть то, что видели мы, в мире было бы меньше борьбы.
Не ожидай того, что волки станут ягнятами
Нет, но никто не обязывает волков жестоко обращаться с ягнятами.
Вскоре Сапфира нырнула назад в темноту облаков, но в этот раз ей удалось избежать попадания в очередной цикл восходящего и нисходящего воздуха. Вместо этого она скользила вниз на много миль, прыгая на других, более низких восходящих потоках шторма, используя их чтобы сберечь свои силы.
Час или два спустя туман рассеялся и они вылетели из огромной массы облаков, составлявших центр шторма. Они спускались к иллюзорным предгорьям в его основании, которые постепенно складывались в стеганое одеяло, покрывавшее все вокруг, кроме собственно самой наковальни.
К тому времени когда солнце взошло над горизонтом, ни у Эрагона, ни у Сапфиры не осталось сил, чтобы обращать внимание на что-то вокруг. Единообразие внизу тоже не могло привлечь их внимание.
Это был Глаэдр, который сказал: "Сапфира, вон, справа от тебя. Видишь?"
Эрагон поднял голову от сложенных рук и прищурился, пока его глаза привыкали к яркости.
В нескольких милях к северу, кольцо гор появилось из облаков. Их вершины были покрыты людом и снегом, и вместе это все выглядело как древняя, зубчатая корона, покоящаяся на слоях тумана. Восточные склоны ярко блестели в свете утреннего солнца, в то время как длинные синие тени скрывали западные склоны и протянулись, постепенно уменьшаясь, словно темные кинжалы на волнистой, белоснежной равнине.
Эрагон выпрямился в седле, не смея поверить, что их путешествие могло близиться к концу.
Смотрите, сказал Глаэдр, Арас Тельдуин, огненные горы, охраняющие сердце Врёнгарда. Лети быстрее, Сапфира, поскольку нам осталось пролететь совсем немного.



ПЕЩЕРНЫЕ ЧЕРВИ

Они поймали ее в пересечении двух идентичных коридоров, оба выровненные со столбами и факелами и алыми вымпелами с крутящимся золотым пламенем,знаменем Гальбаторикса.
Насуада и не надеялась что убежать не получится,но все же разочаровалась в своей неудаче.Она надеялась что убежит дальше,прежде чем они её схватят
Она боролась весь путь обратно к камере.Мужчины были защищены доспехами,но она всё-таки смогла царапать их лица и кусать им руки,ранив несколько довольно сильно
Содаты воскликнули от ужаса, когда воши в комнату прорицателя и увидели что она сделала со своим тюремщиком. Тщательно обходя лужи крови, солдаты поднесли ее к каменной плите, привязали ее и поспешили прочь, оставив ее наедине с трупом.
Она смотрела на потолок и дергала свои оковы, злясь на себя за неудачу. Все еще взволнованная, она взглянула на тело на полу, но потом быстро отвела глаза. Выражение на лице мертвеца казалось обвиняющим, и она не находила в себе сил смотреть на это.
после того как она украла ложку, онат потратила часы на шлифовку ручки о каменную плиту. Ложка была сделана из мягкой стали, поэтому было легко придать ей нужную форму.
Она думала что следующими к ней придут Муртаг и Гальботорикс, но вместо них пришёл охранник, принеся её что-то что моглобыть поздним завтраком.Он начал снимать её кандалы готовясь проводить в уборну комнату. В тот момент когда он освободил её левую руку она ударила его заострённой ручкой ложки под подбородок, вонзая прибор в его яромную впадину. Мужчина завизжал, ужасным, пронзительным голосом который напомнил ей свинью на мясобойне, и трижды повернулся вокруг, ослабевая руки, затем упал на пол, где он лежал вздрагивая, пуская пену и стужа коблуками в течении невероятно долгово времени.
Ей не нравилось то что она сделала.Она не была уверена был ли этот человек злым,она не знала кем он был,но он поступил глупо и у нее было чувство превосходства над ним.Она делала то что было необходимо,ей стало не приятно думать о случившемся и она напомнила себе что ее действия были оправданы.
Пока этот человек лежал, корчась в предсмертных судорогах, она освободилась от оставшихся оков и спрыгнула с плиты. Затем, успокаиваясь, она выдернула ложку из шеи человека. Подобно выбитому клину, сдерживающему пробку в бочке, вынутое орудие высвободило струю крови, которая брызнула на ее ноги и заставила ее отпрыгнуть назад, сдерживая проклятие.
С двумя охраннисками у входа в зал предсказателей справиться было несложно. Она застала их врасплох и убила правого стража так же, как и своего тюремщика. Затем она вытащила кинжал из-за пояса первого солдата и бросилась на второго, пока тот пытался направить на нее свое копье. В ближнем бою копье не имело шансов против кинжала, и она заколола его, прежде чем он успел убежать или поднять тревогу.
Она не ушла далеко после этого. Или из-за заклинаний Гальбаторикса или только из-за неудачи, она выбежала прямо на группу из пяти солдат, и они быстро, если не легко, схватили её.
После не прошло и получаса когда она услышала большую группу мужчин в сапогах подбитых железом марширующих к двери её комнаты, и затем вошёл Гальботорикс преследуемый несколькими стражами.
Как всега, он встал на границе её обзора, и там остался, высокая, тёмная фигура с угловатым лицом, только очертания которого были видны. Она увидела его голова повернулась как только он увидел всю сцену, холодным голосом он спросил: "Как это произощло?"
Солдат с пером на шлеме засуетился перед Гальботориксом, встал на колени, извлёк её заострённую ложку. "Сир, мы нашли это в одном из мужчин снаружи."
Король взал ложку и покрутил её в руке. "Я вижу." Его голова повернулась к ней. Он схватил ложку по краям и без видимых усилий согнул её то тех пор пока она не сломалась на две части. "Ты знаешь что ты не можешь сбежать, однако ты всё ещё пытаешься." Я не позволю тебе убивать моих людей только что бы досадить мне. Ты не имеешь права отнимать их жизни. Ты не имеешь права не на что пока я не позволю тебе". Он бросил обломки ложки на пол. Затем он развернулся и вышел из комнаты предсказаний, его тяжёлая охрана последовала за ним.
Двое солдат вынесли тело её охранника, затем вымыли камеру от крови, проклиная её во время мытья.
Как только они вышли, и она снова была одна, она позволила себе вздох, и некоторые напряженности в ее конечностях исчезли.
Она хотела иметь возможность, чтобы поесть, пока, что волнение было закончено, она обнаружила, что голодна. Хуже того, она подозревала, ей пришлось бы ждать несколько часов, прежде чем она могла надеяться на следующий прием пищи, предполагая, что Гальбаторикс не решиться наказать ее, отказывая в пище.
Ее размышления о хлебе и жаркое, и глубоком стакане вина были не долгими, так как она снова услышала топот множества сапог в коридоре рядом с ее темницей. Пораженная, она пыталась мысленно подготовить себя к всевозможным готовящимся неприятностям, в неприятности которых она была уверенна.
Дверь в комнату с грохотом отворилась, и две пары шагов отдались эхом в восьмиугольной комнате, когда Муртаг и Гальбаторикс подошли к ней. Муртаг остался там где и обычно, но ввиду отсутствия монгала он скестил руки, прислонился к стене и стал смотреть в пол, чтобы занять себя. Все эмоции, которые она могла видеть под его серебряной половинчатой маской – отсутствие желания утешить ее; линии его лица казались еже тяжелее чем обычно, и было что-то в изгибе его рта, что заставило холод страха проникнуть до ее коостей.
Вместо того, чтобы сидеть, по своему обыкновению, Гальбаторикс встал позади и несколько в стороне от ее головы, где она могла больше чувствовать его присутствие, нежели видеть его.
Он протянул над ней свои длинные руки.В них он держал маленькую коробочку, украшенную резными линиями рогов, которые должно быть формировали глифы древнего языка. Самым большим замешательством было то, что слабые скри-скри доносящиеся из коробки, мягкие, как царапание мыши, но все же отличающиеся.
Большим пальем Гальбаторикс толкнул и открыл выдвижную крышку коробки. Затем он залез внуторь и вытащил что-то похожее на большую, цвета слоновой кости личинку. Существо было почти три дюйма длиной, и с крошечным ртом с одного конца, из которого донасилось скри-скри, которое она слышала до этого, объявляющего его неудовольствие миру. Оно было пухлым и складчатым, как гусеница, но если у него были ноги, то они были такими маленькими, что они были невидемы.
А тварь извивалась, тщетно пытаясь освободиться от пальцев Гальбаторикса, король сказал, "Это норный червь. Оно не то, чем может показаться. Многие вещи случаются, но в случае с норными червями, это больше похоже на правду. Они встречаются только в одном месте в Алагейзии и их гораздо сложнее достать, чем вы можете себе предположить. Примите это в знак моего уважения к вам, Насуада, дочь Аджихада, что я удостоил ЭТО использовать на вас."Он понизил свой голос, делая его более объёмным. "Однако, я хотел бы предложить вам поменять своё место."
Скри-скри норного червя повысились в громкости когда Гальбаторикс уронил его на голую кожу ее правой руки, чуть ниже локтя. Она вздрогнула когда отвратительная тварь упала на нее; существо было тяжелее чем казалось с виду, и казалось, что его задняя часть захватила ее сотнями маленьких крючков.
Норный червь кричал еще минуту; затем он сгруппировал свое тело в тугой пучек и прыгнул на несколько сантиметров вверх по ее руке.
Она выворачивалась в своих оковах, надеясь сместить личинку, но та продолжала цепляться за нее.
И она снова прыгнула.
И снова, и теперь она оказалась на ее плече, крючочки захватывали и проникали в ее кожу, словно полоски мелких шипов. Краем глаза она увидела как норный червь поднял свою лишенную глаз голову и повернулся к ее лицу, будто пробуя воздух на вкус. Его маленький рот открылся и она увидела, что у существа были резко очерченные челюсти, скрытые за нижними и верхними губами.
– Скри-скри?- сказал норный червь. – Скри-скра?-
"Не туда" – сказал Гальбаторикс и произнес что-то на древнем языке.
Услышав это, норный червь отвернулся от ее головы, чтодало ей почувствовать облегчение в какой-то мере. Затем он начал прокладывать свой путь назад, вниз по ее руке.
Немногое пугало ее. Прикосновение раскаленного железа пугало ее. Мысль о том, что Гальбаторикс воцарился навсегда в Урубаене пугала ее. Смерть, конечно, пугала ее, хотя и не настолько, потому что она боялась конца ее существования, а потому что боялась оставить несделанным все то, что она все еще надеялась достичь.
Но, по любой причине, вид и чувство норного червя сбивал ее с этой мысли. Каждый мускул в ее теле, казалось, горел и покалывал, и она чувствовала подавляющее желание бежать, бежать, только чтобы между ней и этим существом было наибольшее расстояние. Казалось, было что-то глубоко неправильное в норном черве. Он не двигался, как надо, и его небольшой рот напомнил ей о ребенке, и звук, который он издавал, ужасный, ужасный звук, вызывал в ней отвращение.
Норный червь остановился у ее локтя.
– Скре-скре!
Тогда его жирное, лишенное конечностей тело сократилось, и он подпрыгнул на четыре-пять дюймов вверх в воздух, а затем нырнул головой вперед к внутренней части ее локтя.
Как он приземлился, норный червь разделился на дюжину маленьких зеленых ярких многоножек, которые копошились на ее руке прежде чем выбрали место, чтобы впиться челюстями в ее плоть и прогрызть себе путь через ее кожу.
Боль была слишком сильна для нее, она боролась против нее и кричала в потолок, но не смогла избежать мучений, ни тогда и, по-видимому, бесконечного промежутка времени после того. Железо было больнее, но она предпочла бы, чтобы его прикосновения, раскаленный металл был безличным, неодушевленным, и предсказуемым, норный червь – нет. Был особый ужас в знании, что причиной ее боли было существо, пережевывающее ее, и хуже, что это было внутри ее тела.
Наконец она утратила гордость и контроль над собой и закричала, прося богиню Гокукару о милосердии, и потом она начала бормотать, как ребенок, будучи не в силах остановить поток бессмысленных слов, срывающихся с ее губ.
Позади себя она услышала смех Гальбаторикса и его наслаждение от ее мук заставило ее ненавидеть его еще сильней.
Она моргнула, медленно приходя в себя.
Через несколько мгновений она осознала, что Муртаг и Гальбаторикс ушли. Она не заметила их ухода, должно быть она потеряла сознание.
Боль была меньше, чем раньше, но она до сих пор ужасно больно. Она мельком взглянула на свое тело, затем отвела глаза, чувствуя, как ускорился ее пульс. Где были многоножки – она не была уверена, что они не собрались в норного червя – ее плоть была раздута, и линии пурпурной крови заполнили ходы, которые имелись в избытке под ее кожей, и каждый ход пылал. Было такое чувство, как будто ее хлестали поперек тела металлическим кнутом.
Она задавалась вопросом, было ли, возможно, что личинки норы все еще оставались в ней,пока правда бездействуя,в это время переваривая свою пищу. Или возможно они снова изменились,как личинки в мух, и превратились во что-то еще худшее. Или, и это казалось самой ужасной возможностью, возможно они откладывали яйца в нее, и вскоре из них вылупяться еще личинки,и тогда они начнут свое пиршество с ней.
В страхе и отчаянии она вздрогнула и закричала.
Раны мешали ей держать себя в руках. Она закрыла глаза и начала плакать, что было ей противно, но она не могла остановиться, как бы ни старалась. Чтобы лтвлечься, она начала разговаривать сама с собой о сугубо деловых вещах, чтобы поддержать свою решимость или отвлечь её мысли на другие предметы. Это помогло, хоть и немного.
Она знала, что Гальбаторикс не хотел убить ее, но она боялась, что в своем гневе он зашел дальше, чем намеревался. Она дрожала, и все ее тело стало воспалилось, как если бы её укусила сотня пчел. Сила воли может поддержать ее лишь до определённого времени; как она ни внушала себе, что не было предела тому, что ее рама может выдержать, но она осознавала, что она уже далеко за этой точкой. Что-то глубоко внутри нее, казалось, сломано, и она уже не была уверена, что смогла бы оправиться от своих травм.
Со скрипом, дверь в камеру отворилась.
Она напрягла свой взгляд, чтобы понять кто к ней приближается.
Это был Муртаг.
Он глянул свысока на нее. Его губы сжались, ноздри раздувались и лоб напрягся. Изначально она решила что он зол, но потом поняла – он смертельно напуган и переживает. Сила его заботы сильно удивила ее; она ему нравилась, и понимала это – зачем же еще умолять Гальбаторикса, чтобы тот оставил ее в живых? – Но она и не подозревала, насколько сильно его желание заботиться о ней.
Она пыталась успокоить его с улыбкой. Он не имел права выйти из себя, как это сделала она, Муртаг сжал челюсти, как если бы он изо всех сил пытался сдержать себя.
Старайся не двигаться – сказал он, возведя руки над ней, и начиная шептать фразы на древнем языке.
Если бы я могла – подумала она.
Постепенно, его магия начала действовать. Боль из ран уходила, но полностью она не исчезала.
Она недовольно посмотрела на него, после чего он сказал – Прости меня, но большего сделать я не могу. Гальбаторикс знает как, но не я.
Но… но как насчет твоих элдунари? – спросила она. – Они же могут помочь.
Он покачал головой – Все драконы были юные, когда их тела умерли. На тот момент они имели минимальные магические познания, и Гальбаторикс ничему их не обучил. Мне жаль.
– Все эти предметы до сих пор внутри меня?
– Нет! Конечно нет. Пока ты была в обмороке Гальбаторикс удалил их.
Ее лицо снова нахмурилось – Твое заклинание не остановило боль полностью. Она не хотела говорить обвинительным тоном, но никак не мог сдержать злость в своем голосе.
Его лицо искривилось. – Понятия не имею почему. Боль должна была полностью исчезнуть. Кем бы ни было то существо, он не является естественным для нашего мира.
– Ты знаешь откуда оно?
– Нет. Я впервые про него узнал сегодня, когда Гальбаторикс вывел его с темницы.
Она на мгновение закрыла глаза.
дай мне встать
ты ув-?
дай мне встать
Без лишних слов, он освободил ее от оков. Она поднялась на ноги, и покачиваясь стояла рядом с плитой, в ожидании когда головокружение утихнет.
"Вот",сказал Муртаг,подавая ей свой плащ.Она обернула его так чтобы было теплее и чтобы не видеть ожоги,волдыри и кровавые царапины,которые изуродовали её
Прихрамывая, из-за того, что ее ступни сильно кровоточили, она прошла в угол камеры. Прислонилась к стене и медленно опустилась на пол.
Муртаг сел рядом, и вдвоем они уставились в стену напротив.
Она разрыдалась, ощущая презрение к себе.
Спустя какое то время, она почувствовала что он коснулся ее плеча – но она отдернула его прочь. Она не могла принять от него помощь. Ведь именно он, в последние несколько дней, причинял ей боль больше чем кто-либо. Она понимала, что он делал это против своей воли, но не могла забыть, что именно он касался ее раскаленным железом.
Тем не менее, когда она увидела, как ее реакция ужалила его, она смягчилась и протянула ему свою руку и взяла его за руку. Когда он нежно сжал ей пальцы, то обнял ее за плечи и привлек ее к себе. Она сопротивлялась, потом расслабилась в его объятиях и положила голову ему на грудь, так она продолжала плакать, ее тихие рыдания звучали эхом в пустой каменной комнате.
Через несколько минут она почувствовала его движения и он сказал:"Я найду способ освободить тебя,я клянусь.Уже слишком поздно для Торна и меня,но не для тебя.Пока ты не принесла клятву верности Гальботориксу,ещё есть шанс что я смогу вызволить тебя из Урубаена
Она посмотрела на него поняла что он действительно это сделает."Как?"прошептала она.
не имею ни малейшего представления"признался он с хитрой улыбкой."Но я это сделаю,чего бы мне это ни стоило.Ты должна пообещать мне что не сдашься,пока я не попробую.Договорились?
Не думаю что смогу вытерпеть это ещё раз.Если он положит это на меня ещё раз,я дам ему всё,что он захочет."
"Тебе и не придётся,он больше не намерен использовать личинки
"…а что он намерен использовать?"
Муртаг молчал еще минуту. – Он буде манипулировать тем, что ты видишь, слышишь, чувствуешь и ощущаешь. Если и это не сработает, только тогда он будет воздействовать на твой разум напрямую. И тогда ты не сможешь сопротивляться ему – еще никто не смог. Тем не менее я буду пытаться тебя спасти. Все что требуется от тебя – просто сопротивляться в течении нескольких дней. Всего лишь несколько дней.
– Но как у меня это получиться, если я не могу доверять своим чувствам?
– Есть одно чувство которое он не может подделать. – Муртаг повернулся чтобы смотреть на неё прямо. – Ты позволишь мне дотронуться до твоего разума? Я не попробую читать твои мысли. Я только хочу чтобы ты ощутила моё сознание, чтобы ты смогла узнать его, чтобы ты смогла узнать меня, в будущем.
Она колебалась. Она знала, что это был поворотный момент. Либо она согласится доверять ему, или она откажется и, возможно, потеряет свой единственный шанс не стать рабом Гальбаторикса. Тем не менее, она по-прежнему настороженно относится к предоставлению любого доступа к ее разуму. Муртаг может быть пытается усыпить ее бдительность, чтобы он мог более легко захватить ее сознание. Или может быть, что он надеялся почерпнуть какую-нибудь информацию из её мыслей.
Тогда она подумала: зачем Гальбаториксу прибегать к таким трюкам? Он мог бы сделать что-либо из тех вещей самого себя. Муртаг прав, я не смогла бы устоять перед ним… Если я приму предложение Муртага, это может означать мою гибель, но если я откажусь, моя гибель неизбежна… Так или иначе, Гальбаторикс сломает меня. Это всего лишь вопрос времени.
– Делай то, что считаешь нужным. – сказала она.
Муртаг кивнул и прикрыл глаза
В глубине своего разума, она начала читать сборник стихов,который она использовала, когда хотела скрыть свои мысли или защитить свое сознание от злоумышленника. Она сосредоточилась на нем изо всех сил, готовясь для отражения Муртага в случае необходимости, а также стараясь не думать о каких-либо секретах, связанных с её обязанностями.
В Эль-Хариме жил человек с жёлтыми глазами.Он сказал мне:
"Остерегайся шепота,потому что он шепчет ложь.Не борись с тёмными демонами,а то они поставят метку на твой разум.Не слушай тени,а то они настигнут тебя даже во сне.
Когда сознание Муртага прикоснулось к ней, она напряглась и стала читать стих еще быстрее. К ее удивлению, её ум почувствовал знакомое.Сходство между его сознанием и-Нет, она не могла сказать чьим, но сходство было поразительным, как и в равной степени отличающимся. Прежде всего различием был его гнев, который лежал в центре его бытия, как холодное черное сердце, сжимая и не двигаясь, с извилистыми прожилками ненависти, которые опутали весь разум. Но его беспокойство о ней затмили его гнев. Знание этого убедило ее, что его забота была искренней, ибо лукавить со своей внутренней сущностью было невероятно трудно, и она не верила, что Мерта мог обмануть ее так убедительно.
Верный своему слову, он не сделал никакой попытки проникнуть глубже в ее мысли, и через несколько секунд, он отошел и она снова осталась один на один со своими мыслями.
Муртаг открыл глаза и сказал:"Вот так.Ты сможешь опознать меня,если я ещё раз обращусь к тебе?
Она кивнула.
– Отлично. Гальбаторикс может многое, но он не сможет сымитировать чувство, присутствия разума другого человека. Я попытаюсь предупредить тебя, перед тем как он начнет воздействовать на твои чувства, и выйду на мысленную связь с тобой, когда он прекратит. Таким путем, он не сможет полностью сбить твои чувства, и ты будешь понимать что реально, а что нет.
– Спасибо тебе – сказала она, не в силах в полной мере выразить свою благодарность в столь ничтожной фразе.
– Нам повезло и у нас есть немного времени. Вардены в трех дня пути отсюда, и эльфы достаточно быстро наступают с севера. Гальбаторикс пошел осматривать точки защиты Урубаена, и обсудить стратегию обороны с Лордом Барстом который командует армией защищающей город.
Она поникла. Данная новость ее не обрадовала. Она ранее слышала про лорда Барста, который имел самую зловещую репутацию среди всей свиты Гальбаторикса. Сам он говорил, что был рожден с острым нравом и окровавленными руками, и что все, кто имел глупость выступить против него, были беспощадно разгромлены.
– Не ты? – спросила она.
– Гальбаторикс строит насчет меня другие планы, которыми предпочитает не делиться.
"Как долго он будет занят подготовкой?"
Весь оставшийся день и завтра
Как ты думаешь,ты сможешь освободить меня прежде чем он вернётся?
– Я не знаю. Скорее всего нет.
В воздухе повисла небольшая пауза. Потом он начал говорить – У меня к тебе вопрос: зачем ты убила тех людей? Ты знала, что тебе не достать его в цитадели. Было ли это назло Гальбаториксу, как он считает?
Она вздохнула и упала на грудь Муртага, так она и сидела в вертикальном положении. С некоторой неохотой, он отодвинул её за плечи. Она всхлипнула(?), потом посмотрел ему прямо в глаза. "Я не могла просто лежать и позволить ему делать со мной все, что он хотел. Я должна была дать отпор, и я должна была показать ему, что он не сломал меня, и я хотела причинить ему вред какой могла ".
– Так ты это сделала назло!
– Частично. И что? – она рассчитывала вызвать у него осуждение ее действий, но он глянул на нее понимающим взглядом. На его лице отобразилась маленькая, понимающая улыбка.
Тогда, я могу сказать, что ты поступила правильно – ответил он.
Спустя мгновение, на ее лице вновь отразилась улыбка.
– Кроме того – промолвила она – всегда был шанс на мое спасение.
– И драконы могут начать питаться травой – фыркнул он.
"Даже в этом случае, я должна была рискнуть."
– Я понимаю. Когда меня близнецы впервые привели сюда, я тоже пытался поступить аналогично.
– А сейчас?
Я всё ещё не могу,да если бы и мог,какой толк от этого?
У неё не было ответа. Следовала тишина, а потом она сказала, – Муртаг, если невозможно меня освободить отсюда, тогда я хочу твоё обещание что ты поможешь мне бежать…иными средствами. Я бы не просила…я не возлагала бы эту ношу на тебя, но твоя помощь сделала бы это задание легче, и у меня может не быть возможности сделать это самой. – Его губы сузились, но как твёрдо она не говорила, он не перебивал. -Что бы не случилось, я не позволю себе стать игрушкой Гальбаторикса чтобы он смог приказывать что захочет. Я сделаю всё, абсолютно всё чтобы избежать такой судьбы. Ты понимаешь это?
Его подбородок опустился в короткий кивок.
Итак, ты мне даешь слово?
Его взгляд упал в пол, руки стиснулись в кулаках, и дыхание стало прерывистым – Да.
Муртаг был молчаливым, но в итоге, она добилась успеха и вовлекла его в разговор снова, и они пропускали время за обсуждением вещей маленькой важности. Муртаг рассказал ей об изменениях, что он сделал в седле, которое Гальбаторикс дал Торну, изменения, которыми Муртаг гордился по праву, ведь они позволяли ему взбираться и слезать быстрее, также, как и вытаскивать меч с меньшим неудобством. Она рассказала ему про торговые улицы в Абероне, столице Сурды, и как она, ещё ребёнком, часто убегала от няни, чтобы изучить их. Её любимым торговцем был мужчина из кочевых племён. Его звали Хадаманара-но Дачу Таганна, но он настаивал, чтобы она звала его именем близким ему, которое было Таганна. Он продавал ножи и кинжалы, и он всегда испытывал наслаждение, показывая ей свои товары, хоть она никогда их не покупала.
Так она и Муртаг продолжали говорить, их разговор стал более легким и расслабленным. Несмотря на неприятные обстоятельства, она обнаружила, что ей нравилось говорить с ним. Он был умным и хорошо образованным, и он остроумным, что она оценила, особенно с учетом ее нынешнего затруднительного положения.
Муртаг, казалось, наслаждался их разговором так же, как и она. Тем не менее, пришло время, когда они оба признали, что было бы глупо продолжать говорить, из страха быть пойманным. Так она вернулась к плите, где она легла и позволила ему пристегнуть её ремнём к каменной плитев очередной раз.
Когда он собрался уходить,она сказала"Муртаг"
Он остановился и повернулся к ней
Она колебалась,потом собралась с духом и спросила"Почему?"Она думала что он понял её вопрос:Почему она?почему спас её и теперь пытается её освободить?Она знала ответ,но хотела чтобы он сказал ей это.
Он недолго смотрел на неё,а потом низким и грубым голосом сказал:"Ты знаешь почему."



СРЕДИ РУИН

Толстые серые тучи разошлись, и со своего места на спине Сапфиры, Эрагон увидел остров Врёнгард
Перед ними была огромная чашеобразная долина,окруженная крутыми горами,они видели как те пробивали облака. Густой лес елей и сосен покрывал горы и предгорья как армия солдат идущих вниз от пиков. Деревья были высокими и жалобными, даже с далека Эрагон видел бороды мха и лишайника покрывающие их. Обрывки белого тумана цеплялись за горы.
Высоко над дном долины, Эрагон увидел несколько каменных сооружений среди деревьев: обрушенные, заросшие входы в пещеры, останки сгоревших башен, огромные дома с рухнувшими крышами, и несколько меньших зданий которые выглядели так, как будто кто-то ещё может в них жить.
Дюжина или больше рек вытекали с гор и извивались по зеленым землям, пока они не вливались в огромное, спокойное озеро в центре долины. Вокруг озера расположился город Всадников, Дору Ариба. Здания были потрясающими – великолепные пустые дома таких огромных размеров, что многие могли охватить весь Карвахолл. Каждая дверь была похожа на вход в огромную, неизведанную пещеру. Каждое окно было таким же высоким и широким как ворота замка, а каждая стена была как отвесная скала.
Плющ оплетал каменную стену густым ковром, а где не было плюща – рос мох, что означало, что здания вписывались в ландшафт и выглядели так, словно они выросли из самой земли. Те немногие камни лишенные растительности проявлялись бледной охрой, хотя пятна красного, коричневого и темно синего так же были видны.
Как и все, сконструированное эльфами, здания были изящные и плавные и более утонченные, чем здания гномов или людей. Но они также обладали прочностью и крепостью, что не хватало хижинам в Элесмере. Эрагон заметил, что некоторые из них напоминали дома в долине Паланкар, он вспомнил что раньше люди Всадники прибывали сюда со всей Алагейзии. И в результате стиль архитектуры не был ни полностью человеческий ни полностью эльфийский.
Почти все здания были разрушены, одни более сильно, чем другие. Казалось, что ударная волна исходила из одного места в южной части города, где широкая воронка более чем на тридцать футов углублялась в землю. Во впадине выросла березовая рощица, и серебристые листья деревьев дрожали в порывах переменчивого ветра.
Открытые участки в городе поросли сорняками и кустарниками, в то время, как каменные плиты на улицах города обрамляла бахрома травы. Там, где Сады всадников укрыли здания от взрыва, разрушившего город, безжизненные цветы все еще сплетались в причудливых узорах, которые, без сомнения, были предназначены для каких-то давно забытых заклинаний.
В целом круговая впадина представила мрачную картину.
Вот руины нашей гордости и славы, сказал Глаэдр. Затем: Эрагон, ты должен навести другое заклинание. Оно формулируется так- и он произнес несколько строк на древнем языке. Это было странное заклинание; выражения были неясными и запутанными, и Эрагон не смог определить что он должен выполнить.
Когда он спросил об этом Глаэдра, старый дракон сказал, Здесь есть невидимый яд, в воздухе которым ты дышишь, в земле по которой ты идешь, и в еде которую ты съешь, и в воде, которую выпьешь. Заклинание защитит нас от него.
Какой…яд? спросила Сапфира, ее мысли были такими же медленными как взмахи ее крыльев.
Эрагон увидел через Глаэдра изображение кратера в городе, и дракон сказал: Во время битвы с предателями, один из нас, эльф по имени Thuviel, покончил с собой при помощи магии. Намеренно или случайно неизвестно, но в результате получается, что вы видите и что вы не можете видеть, в результате взрыва не осталось ни дюйма площади пригодной для жизни. Те, кто остался здесь в ближайшее время заработали поражения на коже и потеряли свои волосы, и многие умерли после
Обеспокоенный, Эрагон сотворил заклинание – не требующее много энергии – прежде, чем спросил. – Как могла одна личность, эльф или нет, причинить так много повреждений? Даже если дракон Тувиеля помогал ему, я не могу себе представить, как это возможно, если только его дракон не был размером с гору.
– Дракон не помогал ему, – сказал Глаэдр, – Его дракон был мертв. Нет, Тувиель разрушил все это сам.
– Но как?
– Единственным доступным ему способом: он обратил свою плоть в энергию.
– Он сделал себя духом?
– Нет, энергия была неупорядоченной и, будучи освобожденной, она вырвалась наружу с огромной силой прежде чем рассеяться.
– Я не знал, что одно-единственное тело может содержать столько мощи.
"Это не известно, но даже самые маленькие пятнышка материи равна большому количеству энергии. Материя, по-видимому, это просто замороженная энергия. Растопите ее и вы выпустите наводнения которому немногие могут противостоять… было сказано, что взрыв здесь было слышно,так далеко как Тейрм и то облако дыма что после поднялось выше, чем Беорские горы."
"Действительно ли это был взрыв, который убил Глаэрана?" Эрагон спросил, ссылаясь на одного из членов Проклятых, который как он знал, умер в Врёнгарде.
Да. Гальбаторикса и остальных Проклятых предупредили, и поэтому они были в состоянии защитить себя, но многим из нас так не повезло, и они погибли.
Когда Сапфира сколбзила вниз из нижней части не высоко расположенных облаков, Глаэдр показывал куда ей лететь, она изменила свой курс, повернув к северо-западной части долины. Глаэдр называл каждую гору которую она пролетала: Илтиарос, Фэлсверд, и Намменмаст, наряду с Хуилдрим и Тирнадрим. Он также называл многие трюмы и упавшие ниже башни, и он давал что-то из их истории Эрагону и Сапфире, хотя только Эрагон прислушивался к повествованию старого дракона.
Эрагон почувствовал пробуждение древнего горя в сознании Глаэдра. Печаль была не столько по разрушении Дору Ариба, сколько по смерти Всадников, по драконам на грани исчезания, и по потери тысяч лет знаний и мудрости. Память о том, что было-о его товарищеских отношениях которые он когда то имел с другими членами ордена-усугубляло одиночество Глаэдра. Это, вместе с его печалью, создало у него такое опустошенное настроение, что Эрагон тоже начал чувствовать грусть как и он.
Он он немного отключился от Глаэдра, но все же долина казалась мрачной и грустной, как будто сама земля была в трауре после падения Всадников.
Чем ниже летела Сапфира, тем больше появлялось зданий. Поскольку их истинный размер стал очевидным, Эрагон понял что, что то, что он прочитал в Домиа абр Вирда не было преувеличением: самые большие из них(зданий) были настолько огромны, что Сапфира будет в состоянии пролететь через них.
Рядом с краем заброшенного города, он начал замечать груды гигантских белых костей на земле: скелеты драконов. Зрелище наполнило его отвращением, но он не мог заставить себя смотреть в другую сторону. То, что поразило его больше всего – их размеры. Несколько драконов были меньше Сапфиры, но большинство было намного крупнее. Самый большой скелет который он увидел,был с ребрами, как он догадывался, по меньшей мере восьмидесятью футами в длину, и наверное пятнадцати футов в ширину. Череп одного – большой, устрашающий, покрытый лишайниками, как грубая каменная скала- был длинне и выше, чем большая часть тела Сапфиры. Даже Глаэдр, когда он был во плоти, был бы маленьким рядом с этим погибшим драконом.
Там почивает Бельгабад, величайший из всех нас, – сказал Глаэдр, заметив, что привлекло внимание Эрагона.
Эрагон смутно помнил это имя в одной из историй, которые он читал в Эллесмере; Автор написал только то, что Бельгабад был в сражении и погиб в бою как и многие.
Кто был его всадник? спросил он.
У него не было всадника. Он был диким дракон. На протяжении веков он жил только в ледяной досягаемости севера, но, когда Гальбаторикс и и Проклятые начинал устраивать резню нашего вида, он прилетел к нам на помощь.
Был ли он самым большим дракон когда-либо?
Когда-либо? Нет, но в то время, да.
Как он находил достаточно пищи, чтобы поесть?
В этом возрасте и с таким размером, драконы проводят большую часть времени в состоянии похожем на сон, полным сновидений обо всем что бы не случилось,и что могло бы захватить их воображение,будь это вираж звезд или взлет и падение вечных гор(?), или даже что то столь маленькое как движение крыльев бабочки. Я уже чувствую как меня манит такой покой,но осознаю,что я обязан и осознаю,что должен остаться.
– Ты… знал… Бельгабада? – спросила Сапфира, выговаривая слова, несмотря на свою усталость.
Я видел его, но не знал. Дикие драконы, как правило, не общались с теми из нас, кто был связан с Всадниками. Они презирали нас за то, что мы были слишком ручными и слишком податливыми, в то время как мы презирали их за то, что они руководствовались только своими инстинктами, хотя иногда из-за этого же мы восхищались ими. Кроме того, необходимо помнить, что у них не было своего собственного языка, и это создавало большую разницу между нами, чем вы думаете.Трудно объяснить насколько язык изменяет наши умы. Дикие драконы могли общаться так же эффективно, как и любой гном или эльф, конечно же, но они делали это делясь воспоминаниями, образами и ощущениями, а не словами. Только самые хитрые из них решили изучить тот или иной язык.
Глаэдр замолчал и потом добавил, – Если я правильно помню, Бельгабад был дальним предком Раугмара Черного, и Раугмар был, чего, я уверен, ты, Сапфира, не забыла, пра-пра-пра-прадедом твоей матери, Вервады.
Из-за ее истощения, Счапфира реагировала медленно, но в конце концов она повернула свою шею, чтобы еще раз посмотреть на огромный скелет. Он должен был быть хорошим охотником вырастя таким большим.
Он был самым лучшим, сказал Глаэдер.
Тогда… я рада что мы с ним одной крови.
Число костей, рассеянных по земле, поразило Эрагона. До тех пор он полностью не постигал ни размаха сражения, ни количества драконов, которое там когда-то было. Вид усилил его ненависть к Гальбаториксу, и Эрагон еще раз поклялся, что он увидит мертвого короля.
Сапфира опустилась в полосу тумана, с кончиков её крыльев скатывалась белая дымка, как крошечные водовороты, поднимаясь ввысь. Потом трава запуталась вокруг нее, и она упала с тяжелым ударом. Ее правая передняя нога подкосилась под ней, и она накренилась в сторону и упала на грудь и плечо, разсекая землю с такой силой, что Эрагон бы пронзил бы себя шипом на ее шее, который торчал перед ним, если бы не его защитные заклинания.
После того как ее падение прекратились, Сапфира лежала неподвижно, оглушенная ударом. После она медленно перевернулся на ноги, сложила крылья, и попыталась низко присесть. Ремни на седле заскрипели, когда она задвигалась, звук неестественно громко отдавал в атмосферу, которая проникла всю внутреннюю часть острова.
Эрагон развязал узлы вокруг своих ног, потом спрыгнул на землю. Она была мокрая и мягкая, и он опустился на одно колено, сразу, как сапоги коснулись влажной земли
Мы сделали это, сказал он,пораженный. Он подошел к голове Сапфиры и,когда она опустила шею так,чтобы видеть его глаза, он положил руки с двух сторон её головы и прижался лбом к морде.
Спасибо, сказал он.
Он услышал щелчок когда ее веки закрылись, и затем он почувствовал как ее голова завибрировала от того, что глубоко в ее груди зародилось мурлыканье.
Через несколько мгновений Эрагон отпустил ее и обернулся, чтобы осмотреть окрестности. Полоса на которую приземлилась Сапфира находилась в северных предместьях города. Части треснувшей каменной кладки – некоторые были размером с Сапфиру – лежали разбросанные по всей траве; Эрагон с облегчением отметил, что она не нанесла никакого ущерба.
Полоса стремилась вверх, далеко от города, к подножию ближайшего покрытого лесом предгорья. На месте пересечения полосы и холма располагалась квадратная площадка, но которой отсутствовал верхний слой земли, а в противоположной стороне от этого участка находилась массивная груда обработанных камней, которые простирались на север более чем на полмили. Из сохранившихся построек эта возможно была одной из самых больших на острове, и несомненно одной из самых орнаментированных среди квадратных каменных глыб, формирующих стены, Эрагон обнаружил десятки колонн с каннелюрами, а так же высеченные панели, изображающие виноградные лозы и цветы, и огромное количество статуй, у большинства из которых был неполный набор частей тела, как будто они также участвовали в сражении.
– Там находится Большая Библиотека, – сказал Глаэдр. Или то, что от нее осталось после мародерства Гальбаторикса.
Эрагон медленно поворачивался осматривая окружающее пространство. Южнее библиотеки, под мохнатым слоем травы, он видел нечеткие линии заброшенных пешеходных дорожек. Тропинки вели от библиотеки до рощи яблонь, скрывающей землю от обзора, но за деревьями возвышалась зубчатая балка облицованного камнем колодца высотой более чем двести футов, на который росли несколько скрюченных кустов можжевельника.
В груди Эрагона вспыхнула искра волнения. Он был уверен, но тем не менее он спросил:
– Это она? Это Скала Кутхиан?
Он мог чувствовать как Глаэдр использовал его глаза, чтобы посмотреть на строение и после этого дракон сказал:
– Это строение кажется мне странно знакомым, но я не могу вспомнить, когда я видел его прежде…
В никаких других подтверждениях Эрагон не нуждался.
– Айда! – сказал он. Он пробирался сквозь траву доходящую до пояса к самому близкому пути.
Там трава росла не так густо, и он чувствовал твердые булыжники под ногами вместо промокший под дождём земли. С Сапфирой идущей прямо за ним, он быстро спустился по тропинке, и вместе они пошли через затененную яблоневую рощу. Передвигались они осторожно, поскольку деревья казались бдительными и осторожными, и в очертании их сучьев было что-то зловещее, как будто деревья хотели заманить их в расщепленные ветви.
Когда они вышли из рощи Эрагон, непреднамеренно, вздохнул с облегчением.
Скала Кутхиан была расположена на краю большой поляны на которой росли спутанные кусты роз, чертополоха, малины и цикуты. Позади плит, неравномерными рядами возвышались склонившиеся ели, которые простирались по всему пути назад к горе, которая неясно вырисовывалась на фоне неба. Между стволами леса, эхом отражалась сердитое трещание белок, но увидеть можно было лишь немногих из них.
Три каменных скамьи, нижняя часть которых была полускрыта слоем корней, виноградных лоз и вьющихся растений, стояли на равных расстояниях от поляны. Чуть дальше рос ивняк, сетчатые стволы которого когда-то служили беседкой, где всадники могли сидеть и наслаждаться пейзажами; но за прошедшую сотню лет, стволы разрослись настолько, что человек, эльф или гном не смогли бы проскользнуть на внутренний участок.
Эрагон остановился на краю поляны и уставился на Скалу Кутхиан. Около него Сапфира пыхтела и опускала свое брюхо вниз, сотрясая землю и заставляя его присогнуть колени, чтобы сохранить равновесие. Он прикоснулся к ее плечу, а затем вновь пристально посмотрел на высокую острую скалу. И тут на него нахлынуло чувство возбуждённого предвкушения.
Открыв свой разум Эрагон прочесывал поляну и растущие за ней деревья в поисках любого, кто мог бы поджидать их, чтобы заманить в засаду. Из живых существ он чувствовал лишь растения, насекомых, кротов, мышей и подвязочных змей, живущих в чаще на поляне.
Затем он начал составлять заклинания надеясь, что они позволят ему обнаружить любые волшебные ловушки расставленные на этом участке. Он успел соединить лишь несколько слов как Глаэдр сказал:
– Остановись. Вы с Сапфирой слишком устали для этого. Сначала нужно отдохнуть; завтра мы сможем вернуться и увидеть то, что мы сможем найти.
– Но…
– Если нам придется драться вы оба не сможете себя защитить. Что бы мы не предполагали найти, оно никуда не денется до утра.
Эрагон поколебавшись неохотно прервал заклинание. Он знал, что Глаэдр прав, но он больше не мог ждать, ведь завершение их поисков было так близко.
– Прекрасно, – сказал он и взобрался на Сапфиру.
С утомленным гневом она встала,после медленно развернулась и потащилась еще раз через рощу яблонь. Тяжелое воздействие ее шагов встряхнуло лежащие увядшие листья с навеса, один из которых упал на колени Эрагона. Он поднял его и собирался выбросить,когда вдруг заметил, что лист был сформирован по-другому, чем это должно быть: зубы вдоль края были более длинными и более широкими чем таковые есть из любого листа яблока, который он видел прежде, и вены сформировали на вид случайные образцы вместо регулярной сети линий, которые он ожидал.
Он взял другой лист, на этот раз еще зеленый. Как и его сухой кузен, у свежих листьев были большие зубцы и спутанные карты вен…
"Со времён битвы здесь всё не такое как раньше" – сказал Глаедр.
Эрагон нахмурился и бросил листья. Снова он услышал болтовню белки, и снова он не видит её среди деревьев, и он не был в состоянии чувствовать её своим разумом, когда пытался коснуться.
Если бы у меня была чешуя,это место заставило бы их чесаться.
Небольшие облачка дыма вырвались из ноздрей, когда она фыркнула от удовольствия.
Она вышла из рощи и направилась на юг, пока не пришла к одному из многочисленных ручьев, которые текли из гор тонким белым потоком, тихо бурля, как будто она легла спать на его кровать из горных пород.Там Сапфира повернула и последовала вверх по течению к лугу тянувшимся к горизонту где был вечнозеленый лес.
"Здесь" – сказала Сапфира и опустилась на землю.
Это выглядело хорошим местом для табора, и Сапфира была не в состоянии, чтобы продолжать поиски, так что Эрагон согласился и слез. Он задержался на мгновение, чтобы оценить вид долины, потом он снял седло и седловые сумки с Сапфиры, после чего она встряхнула головой, повертела плечами, а потом повернула шею чтобы пощупать место на груди где натёрли ремни.
Без дальнейшей суеты, она свернулась на траве, спрятала голову под крыло, и обвила свой хвост вокруг своего тела. – Не будите меня если только что-то не попытается сьесть нас, – сказала она.
Эрагон улыбнулся и похлопал ее по хвосту, затем повернулся и посмотрел на долину снова. Он стоял долго, почти не думая, довольный наблюдениями и сушиствованием,при этом не делая никаких усилий, чтобы уловить смысл из окружающего его мира
Наконец он принес свое одеяло, которое он положил рядом с Сапфирой.
"Ты посторожишь нас?" – спросил он у Глаэдра.
Я посторожу. Отдыхайте и не беспокойтесь.
Эрагон кивнул, хотя Глаэдр не мог его видеть, и тогда он опустился на одеяло и позволил себе дрейфовать прочь в объятия его снов наяву



УЛИТКИ НА ДВОИХ

Был уже поздний вечер,когда Эрагон открыл глаза.Сквозь облака в нескольких местах пробивались лучики света, освещая вершины разрушенных зданий.Хотя долина по прежнему выглядела,холодно,мокро и неприветливо,свет дал ей вновь обрести величие. В первый раз, Эрагон понял, почему Всадники решили поселиться на этом острове.
Он зевнул,потом посмотрел на Сапфиру и слегка коснулся её сознания.Она еще спала. Ее сознание было подобно пламени,которое тускнело и пока было похожа на тлеющие угли,но способное разгореться в любой момент.
Он был в расстроенных чувствах, и это напоминало ему о смерти – он вернулся в свой собственный разум и ограничил поток этих мыслей узкой щёлочкой: достаточной чтобы чувствовать себя в безопасности.
В лесу за ним, пара белок с визгом ругались друг на друга. Он нахмурился, эти звуки были слишком резкими и быстрыми, как будто кто-то подражал их крикам.
От размышлений кожу головы покалывало.
Он лежал на одном месте в течение часа, слушая крики и другой шум, который исходил из леса, и смотрел на фигуры нарисованные с помощью света, который светил через холмы, поля и горы чашеобразной долины.Затем небо закрыло лучи солнца, небо потемнело и начал падать снег на верхних склонах гор, окрашивая их в белый цвет.
Эрагон встал и сказал Глаэдру:
– Я пошел собирать дрова.Вернусь через несколько минут.
Дракон согласился, и Эрагон осторожно пошел через луг в лес, стараясь вести себя тихо, чтобы не потревожить Сапфиру. Он ускорил шаг как только добрался до деревьев. И хотя на окраине леса было много сухих веток, он хотел размять ноги и, если ему удасться, найти источник болтовни.
Тяжелые тени лежали под деревьями.И по прежнему,как и в пещере под землей,пахло грибами,гниющей древесиной.Мох и лишайник покрывавшие ветки,свисали и походили на изодраные кружева,запятнанные и промокшие,но сохранившие свою красоту.Они разделили лес на клетки разных размеров.
По журчанию ручья Эрагон определил свое местоположение и направился губже в лес. Теперь, когда он находился недалеко от вечнозеленых растений, то заметил, что они были не похожи на те, которые ростут в Спайне или даже в Дю Вальденвардене; их кисти состояли из семи игл вместо трех, и хотя, возможно, это было игрой тени, ему казалось, что тьма цеплялась за деревья, оборачиваясь вокруг стволов и веток словно плащ. К тому же, всему на этих деревьях, от трещин на коре до выпирающих корней, – всему была присуща своеобразная угловатость и резкость линий, от чего скадывалось такое впечатление, будто они собираются оторваться от земли и зашагать вниз в сторону города.
Эрагон вздрогнул и достал Брисингр из ножен. Никогда раньше ему не доводилось находиться в лесу, который был таким угрожающим. Казалось, что деревья были разгневанными и – как раньше в случае с яблоневой рощей – как будто хотели дотянуться до него и разорвать плоть до костей.
Тыльной стороной ладони он отмел полосу желтого лишайника и продолжил идти вперед.
До сих пор он не видел никаких признаков дичи,равно как он не нашел каких-либо признаков волков или медведей,что озадачило его.Это было близко в ручью,здесь должны быть следы,ведущие к воде
Может быть животные избегают эту часть леса, подумал он. Но почему?
Поваленный ствол лежал на его пути. Он перешагнул через него и сапог опустился по щиколотку в ковер из мха.Мгновение спустя гедвей игнасия на ладони стала чесаться, и он услышал крошечный хор: скри-скри и скри-скра, когда полдюжины белых, червеобразных личинок, каждая размером с один из его пальцев вырвалась из мха и начала убегать от него.
Старый инстинкт удержал его(предостерег), и он остановился, как если бы он случайно наткнулся на змею. Он и глазом не моргнул. Он даже не дышал, когда он смотрел на толстых, непристойного вида личинок, спасающихся бегством. В то же время, он мучил свою память в поисках любого упоминания о них во время его обучения в Эллесмере, но он не мог вспомнить ничего подобного.
– Глаэдр!Что это такое?Он показал дракону личинки.Как они называются на древнем языке?
К ужасу Эрагона Глаэдр сказал: "Я их не знаю. Я не видел их раньше и не слышал ничего о них. Их не было раньше во Врёнгарде и в Алагезии. Не позволяй им прикасаться к тебе; они могут быть опаснее, чем кажутся".
Как только они достигли расстояния в несколько футов между ними и Эрагоном, безымянные личинки запрыгали выше, чем обычно, и со скри-скро голубем нырнули обратно в мох. Когда они приземлились, они разделились, разделившись на рой зеленых многоножек, которые быстро исчезли в течение запутанных нитей мха.
Только тогда Эрагон позволил себе дышать.
– Их не должно существовать-сказал Глаэдр.Он выглядел обеспокоенным.
Эрагон медленно вытащил свой ботинок из мха и отступил за бревно. Тщательно изучая мох, он увидел, что то, что он сначала принял за концы старых ветвей, торчащих в травяном покрове, являлось на самом деле кусками сломанных ребер и рогов. Он подумал, что это останки одного или нескольких оленей.
После недолгого раздумья Эрагон повернулся и начал идти назад по своим следам, в этот раз намеренно избегая каждого клочка мха на своем пути, что было непростой задачей.
Кем бы ни был тот, кто болтал в лесу, он не стоил того, чтобы рисковать своей жизнью, пытаясь его найти – особенно, с тех пор, как Эрагон начал подозревать, что между деревьями скрывалось нечто похуже, чем личинки. Его ладони продолжали зудеть, и, по опыту, он знал, что это означает – какая-то опасность все еще была неподалеку.
Увидев между стволами деревьев поляну и синюю чешую Сапфиры, он свернул в сторону и направился к ручью. Берег потока был покрыт мхом, поэтому он перешагивал с бревна на камень, пока не добрался до скалы с плоской вершиной, торчащей из воды.
Там он присел на корточки, снял перчатки, и умыл руки, лицо и шею.Прикосновение ледяной воде было бодрящее, и в течение момента уши покраснели, и все его тело стало нагреваться.
Громкий дребезжащий крик раздался над потоком, когда он вытер последние капли со своей шеи.
Выглянув как можно осторожней,он посмотрел через верхушки деревьев на другой берег.
В тридцати футах выше, четыре тени сидели на ветке.Тени были большие, как сливы, и были расширены в разных направлениях, у них были черные овальные головы. Пара белых глаз, раскосые и щелевидные, светились по середке каждого овала, и по пустоте их взгляда было невозможно определить, чего они искали. В большом замешательстве, он никак не могу определить откуда отходят эти тени. Затем тени свернули в сторону и стали исчезать.
Не отрывая от них глаз, Эрагон потянулся к телу и схватил рукоятку Бриссингра.
Одна из теней как будто трепала перьями, а затем произнесла что-то похожее на болтовню белки. Еще два привидения делали то же самое, и лес вторил резкими криками их крики.(речь идет об эхе, кто не понял)!
Эрагон обдумал попытку коснуться их ума, но, вспомнив Фангур на его пути к Эллесмере, он отказался от этой идеи как от безрассудной.
– Эка аи фрикай ун Шуртугал, – произнес он шепотом. Я всадник и твой друг.
Тени, казалось, смотрели горящими глазами на него, и на мгновение, все было тихо, даже был слышен нежный ропот ручья. Затем они снова начали шептать, и их глаза становились более яркими, пока они не были похожи на куски раскаленного железа.
Когда, спустя несколько минут, тени не сдвинулись с места, чтобы напасть на него и, более того, не показали никаких признаков движения, Эрагон встал на ноги и осторожно протянул руку в сторону камня, лежащего за его спиной.
Это движение, казалось, встревожило призраков, они закричали в унисон. Потом пожали плечами и поисчезали, а на их месте появились четыре крупных совы, с тем же колючими перьями, окружающими их пестрая лица. Они открыли свои желтые клювы и шипели на него, браня его как только белки могут, а потом они распахнули крылья и молча улетели прочь, прячась за деревья и вскоре последняя из них исчезла за ширмой тяжелых ветвей.
– Барзул, сказал Эрагон. Он отскочил, и поспешил к поляне, где они остановились, останавливаясь только лишь для того, чтобы забрать охапку веток.
Как только он достиг Сапфиры, он поместил ветки на землю, встал на колени, и начал бросать их в костер. Глаэдр сотворил заклинание, которое он не заметил, потом сказал: Ни одно из этих существ не были здесь, когда Оромис и я вернулся после сражения. Они не такие, какие должны быть. Магия, которая была брошена здесь пропитала землю и тех, кто живет на ней. Это злое место!
– Каких существ? спросил Сапфира. Она открыла глаза и зевнула, пугающим взглядом. Эрагон поделился воспоминаниями с ней, и она сказала: – Ты должен был взять меня с собой. Я могла бы съесть личинки и тени птиц, а затем они стали бы бояться нас.
Сапфира!
Она закатила глаза. Я голодна. Магия или нет, по какой причине я не смогу съесть эти странные вещи?
Потому что вместо этого они могут съесть тебя, Сапфира Бьяртскулар, сказал Глаэдр. Ты знаешь первый закон охотника, также хорошо как и я: не подкрадывайся к своей жертве, пока не будешь уверена,что это жертва. В противном случае ты могла бы съесть что-нибудь другое.
Я не стал бы дальше искать оленей,сказал Эрагон,хотя думаю их осталось достаточно много.Однако уже темно и даже если бы сейчас светило солнце не думаю что охотиться здесь было бы безопасно.
Она проврчала.Хорошо.Тогда я пожалуй буду спать дальше.Но с утра я поохочусь даже не смотря на опасность,мой желудок пуст и мне необходимо поесть перед тем как снова лететь через океан.
Верная своему слову Сапфира закрыла глаза и быстро заснула.
Эрагон построил небольшой костер, а затем съел скудный ужин и смотрел на как растут деревья вокруг. Он и Глаэдр рассказали о своих планах на следующий день, и Глаэдр рассказал ему об истории острова, возвращаясь к времени, которое было еще до прибытия эльфов в Алагейзию, когда Вренгард был еще провинцией драконов.
Перед тем как последний луч света исчез в небе,старый дракон сказал:
– Вы хотите увидеть как выглядел Врёнгард в эпоху Всадников?
– Я бы хотел-сказал Эрагон.
– Тогда смотри, сказал Glaedr, и Эрагон чувствовал дракона завладевшего его разумом и принимал поток образов и ощущений. Видение зачаровало Эрагона, поверх пейзажа, он увидел призрачный двойник этой долины. она была такой же как в настоящее время, но небо было безоблачным, и множество звезд мерцали над великим огненным кольцом гор, Арас Телдуим. Деревья были выше, прямее, и менее чувствительные, и по всей долине, здания всадников стояли нетронутыми, как бледные светящиеся маяки в сумерках с мягким светом от эльфийских беспламенных фонарей. маленькие камни были покрыты мхом, залы и башни, казались благородными, нынешним руинам было далеко до них. Были выложены дороги из булыжников, Эрагон разглядел сверкающие формы многочисленных драконов: изящные гиганты с сокровищем тысяч королей на своей шкуре.
Видение затянулось на пару мгновений дольше, после чего Глаедр покинул разум Эрагона, и долина снова возникла как и ранее.
– Это было прекрасным – сказал Эрагон.
Было, но этого уже нет.
Эрагон продолжал изучать долину, сравнивая ее с тем, что Глаэдр показал ему. Всадник нахмурился, когда он увидел линию подпрыгивающих огней фонарей. "Заброшенный город", – подумал он и прошептал заклинание, чтобы обострить зрение. С помощью него Эрагон смог разглядеть линию из фигур в темных одеждах с капюшоном. Они медленно шли через руины. Линия казалась торжественной и неземной, и не была ритуальной. Ее качество измеряется своим успехом и узорной властью своих фонарей.
Кто они? спросил он Глаэдра. Ему казалось, что он был свидетелем чего-то не предназначеного для чужих глаз.
Я не знаю. Возможно, они потомки тех, кто спрятался во время битвы. Возможно, это люди твоего народа, которые задумали поселиться здесь после поражения Всадников. Или, возможно, это те, кто поклоняются драконам и всадникам как богам.
А такие действительно существуют?
Существовали. Мы не практиковали этого, но, несмотря на наше сопротивление, поклонение нам было распространено во многих из наиболее изолированных частей Алагейзии… Хорошо, я думаю, что ты разместился в палате, которую ты сделал.
Эрагон наблюдал за тем, как фигуры в капюшонах на протяжении почти целого часа проходили через город. Когда они достигли его дальней стороны, фонари погасли один за другим. И даже с помощью магии Эрагон не мог видеть, куда ушли те, кто их держал.
Эатем Эрагон забросал костер пригоршнями земли и заполз под свое одеяло, чтобы поспать.



* * *



Эрагон, Сапфира, вставайте!
Глаза Эрагона резко открылись. Он выпрямился и схватил Брисингр.
Все было в темноте, за исключением тусклого красного свечения углей справа от него и оборванного участка звездного неба из востока. Хотя свет был слабым, Эрагон смог разглядеть общие очертания леса и луга… и чудовищно большую улитку которая скользила по траве к нему.
Эрагон закричал и вскарабкался обратно. Улитка, чей панцирь составлял пять с половиной футов в высоту, помедлила, затем поползла к нему так быстро, как человек мог бы бежать. Змеиное шипение раздавалось из черной щели рта, и каждый глаз улитки был размером с кулак
Эрагон понял, что у него нету времени, чтобы встать на ноги, а на спине у него не было пространства. Он должен был достать Брисингр. Эрагон готовился бросить заклинание, но не успел, глава Сапфиры стрелой пронеслась мимо него и поймала улитку примерно посередине туловища. Панцырь улитки треснул между клыками Сапфиры со звуком, похожим на треск шифера, и существо испустило слабый, дрожащий вопль.
С поворотом шеи, Сапфира подбросил улитку в воздух, открыла рот, так широко, как она только могла, и поглотила все существо, подергивая головой пару раза, как малиновка ест червей.
Опустив взгляд, Эрагон заметил четыре гигантских улитки внизу на склоне. Одно из существ спряталось в панцырь; остальные поспешно двигались прочь на своих волнистых, похожых на край юбки животах.
"Вон там!" Крикнул Эрагон.
Сапфира отскочила далеко вперед. Ее тело оторвалось от земли на секунду, а потом она приземлилась на четвереньки и схватила сначала одну, потом другую, потом третью из улиток. Она не смогла съесть последнюю с улиток, так как она скрылась в своей раковине, она отдернула голову и искупала ее в потоке синего и желтого пламени, который освещал землю на сотни футов в любом направлении.
Она выдохнула пламя не больше, чем на секунду или две; затем взяла прокопченную, еще дымящуюся улитку в пасть – так осторожно, как кошка держит котенка – отнесла ее Эрагону и бросила к его ногам. Его глаза выражали недоверие, но она выглядела неплохо и действительно мертвой.
– Теперь мы можем позавтракать, сказала Сапфира.
Он посмотрел на нее, потом начал смеяться, и он смеялся, пока он не согнулся, упершись руками в колени и тяжело переводя дыхание.
– Что, настолько весело? – спросила она и дохнула на начерненную сажей раковину.
– Да, почему ты смеёшься, Эрагон? – спросил Глаэдр.
Он покачал головой продолжал хрипеть. Наконец он смог сказать:"Потому"- А потом он перешел к разговору в уме так что бы Глаэдр слышал. – Потому что…улитки и яйца!- И он начал хихикать снова, чувствуя себя очень глупо. – Потому что стейки улитки!…Голодный? У стебля! Чувство усталости? Ешьте глазное яблоко! Кому нужен мёд, когда у вас есть слизь? Я мог бы поставить стебли в чашке, как букет цветов и они…Он смеялся так сильно, ему было трудно продолжать и он опустился но одно колено, когда он выдохнул воздух, слезы радости текли из глаз.
Сапфира открыла пасть в зубастом подобии улыбки, и из ее горла вырвался мягкий хриплый звук. – Иногда, ты бываешь очень странным, Эрагон. Он чувствовал, как ему передается ее веселье. Она снова понюхала скорлупу. – Немного меду было бы очень кстати.
– По крайней мере, ты поела. – сказа он мысленно и устно
Мало, но достаточно, чтобы вернуться к Варденам.
Когда его смех прекратился, Эрагон толкнул улитку носком ботинка. – Прошло столько времени с тех пор, как во Вроенгарде были драконы, там должно быть не поняли, кто вы и подумали, что проще перекусить мной… Это была бы действительно жалкая смерть, в конечном итоге, как обед из улиток.
Но запоминающимся, сказала Сапфира.
Но запоминающимся, он согласился, чувствуя, что его радость возвращается.
И какой же, по моим словам, первый закон охоты, деточки? – спросил Глаэдр.
Вместе Эрагон и Сапфира ответили, – Не подкрадывайся к своей жертве, пока не будешь уверена,что это жертва.
Отлично, сказал Глаедр
Затем Эрагон сказал: прыгающие личинки, теневые птицы, и теперь гигантские улитки… Как заклинания в битве создало их?
Всадники, драконы, и Проклятые освободили огромное количество энергии во время сражения. Многое было связано с тем периодом, но также многое и не связано. Тех, кто выжил, чтобы рассказать, что это было за время, мир счёл безумцами не заслуживающими того, чтобы можно было доверять тому что они видели или слышали. Часть этой энергии должно быть прочно обосновалась в предках личинок и птиц, которых вы сегодня видели, и изменила их. Однако вы ошибаетесь, если включаете улиток в их ряды. Это шнелгли, они как известно, всегда жили здесь, на Врёнгарде. Они были любимой пищей для нас, драконов, по причинам которые я уверен, Сапфира ты уж поняла.
Она напевала и облизывала отбивные.
И не только их мясо мягкое и вкусное, но и раковины полезные для пищеварения.
Если они обычные животные, тогда почему мои защитные заклинания не остановили их? – спросил Эрагон. – По крайней мере, я должен был почувствовать приближающуюся опасность.
– Что, – ответил Глаэдр, – может быть результатом сражения. Волшебство не создавало снагли, но это не означает, что они остались незатронутыми силами, которые разрушили это место. Мы не должны задерживаться здесь дольше необходимого. Лучше мы покинем это место прежде, чем то, независимо от того, что скрывается на острове, решит проверить наши способности.
С помощью Сапфиры Эрагон разломал раковину сожженной улитки и при свете красного огонька принялся очищать внутренность панциря, что было грязным и липким делом, заставившим его покрыться запекшейся кровью по самые локти. После чего Эрагон вместе с Сапфирой зарыли мясо в угли.
Затем, Сапфира возвратилась на место в траве, где она лежала, снова свернулась калачиком, и заснула. На сей раз Эрагон присоединился к ней. Неся свои одеяла и седельные сумки, в одной из которых находилось сердце сердец Глаэдра, он залез под ее крыло и обосновался в теплом, темном укромном уголке между ее шеей и ее телом. И там он провёл оставшуюся часть ночи, думая и мечтая.
Следующий день был столь же серым и мрачным как и предыдущий. Небольшой слой снега покрывал склоны гор и вершины предгорий, а холодный воздух уверил Эрагона, что снег снова пойдет позже днём.
Уставшая, как и он, Сапфира, не шевелилась до тех пор, пока солнце не поднялось на ширину ладони над горами. Эрагону не терпелось, но он позволил ей спать. Для неё было более важно оправиться от полета на Врёнгард, чем для них, добраться пораньше.
Когда Сапфира проснулась,она выкопала труп улитки для Эрагона, и он приготовил "Большой" завтрак из улитки… он не был уверен, как "это" назвать: улитка-бекон? И как бы он его не назвал, полосы мяса были восхитительны, и он съел больше, чем обычно. Сапфира проглотила то, что осталось, а затем они прождали час, потому-что не было бы разумно ввести борьбу с пищей в желудке.
Наконец, Эрагон сложил одеяла и привязал обратно к сапфире, и они вместе с Глаэдром отправились к скале Кутиан.



СКАЛА КУТХИАН

Дорога к яблочной роще показалась короче, чем в предыдущий день. Корявые деревья были настолько зловещие, что даже Эрагон держал руку на Брисингре все это время, что они находились в рощи.
Как всегда, он и Сапфира остановились на краю рощи, на поляне, что служила фасадом Скалы Kuthian. Стая ворон сидела на грубой каменной скале, и при виде Сапфиры, они подняли в воздух своё карканье, как плохо – подумал Эрагон – это плохое предзнаменование представил он себе.
В течение получаса Эрагон стоял на одном месте,используя заклинания,он искал признаки любой магии,которая может принести им вред.Весь остров был опутан сетью чар.У некоторых заклинаний спрятанных глубоко в земле была такая сила,что Эрагон чувствовал будто под ним течет река энергии.Другие были маленькими и на вид безвредными, иногда затрагивая только единственный цветок или единственную ветку дерева.Больше половины заклинаний бесдействовали,потому,что им не хватало энергии.И так же большое количество заклинаний конфликтовали между собой,так если бы Всадники или те кто использовал эти заклинания,пытались отрицать более ранние части волшебства.
Эрагон не смог определить цель большинства заклинаний.Не осталось никаких отсчетов о словах которые использовались для создания этих заклятий,только структуры энергии,которые давно погибшие маги так тщательно создавали.Глаэдр помогал,так как он был знаком с некоторой частью старых заклятий опутавших Врёнгард,но в остальном Эрагон должен был догадываться сам.К счастью,даже тогда,когда он не мог понять действие заклятия,он мог понять будет ли оно действовать на них. Это был сложный процесс, который потребовал сложных заклинаний, тем не менее,ему потребовался час другой,чтобы исследовать все заклинания.
Больше всего беспокоило его, как там Глаедр и как хороши были заклинания, которые они, возможно, не смогли обнаружить. Шёлковая плотная трава выросла гораздо труднее из чар других магов, даже если бы они пытались скрыть свою работу. (???)
Наконец, когда Эрагон был так же уверен, как только он мог быть, что не было никаких ловушек на или вокруг Скалы Кутхиан, он и Сапфира шли через поляну к основанию скалы, покрытых лишайниками.
Эрагон наклонил голову и посмотрел в сторону верхней части горы. Ему казалось что она невероятно далеко. Он не видел ничего необычного в этой скале, и Сапфира тоже.
Давайте скажем свои имена и закончим это дело, сказала она.
Эрагон отправил мыслено вопрос Глаедру, и дракон ответил: Она права. У нас никаких оснований для промедления. Произнеси своё имя, потом ты Сапфира, а потом и я сделаю то же самое.
Нервничая, Эрагон сжал свои руки дважды, потом снял щит из-за спины, потянул Brisingr, и присел на корточки.
"Мое имя", сказал он громко, ясным голосом ", я Эрагон Губитель Шейдов, сын Брома".
Меня зовут Сапфира Бьяртскулар, дочь Вервады.
А я Глаэдр Элдунари, сын Нитринги, она же длинный хвост.
Они ждали.
Вдали, вороны каркали, как будто если бы их ктото дразнил. В мыслях перемешывалось всё во едино, но он игнорировал их. Он действительно не ожидал что хранилище откроется ему так просто.
Попробуйте еще раз, но на этот раз на древнем языке, посоветовал Глаедр.
И так Эрагон сказал, “Nam iet er Eragon Sundavar-Vergandi, sonr abr Brom.”
А потом Сапфира повторила своё имя и происхождение на древнем языке, а за тем и Глаедр.
И снова ничего не произошло.
Эрагон погряз в своих мыслях, – что если их поездка была напрасной… Нет – и он выгнал из головы дурные мысли. Может быть, все наши имена были произнесены вслух, он сказал.
Но как? спросила Сапфира. Я должена реветь на камень? А что Глаедр?
Я могу сделать это за вас, сказал Эрагон.
Кажется маловероятным, что это то что нам поможет, но мы можем попробывать, сказал Глаедр.
На нашем или на древнем языке?
На древнем языке, я так думаю, но я попробую на обоих чтобы быть увереным.
Два раза пробывал Эрагон, но камень не изменился, он оставался таким же как и прежде, на том же месте. И тогда Эраго спросил: что если мы находимся не в том месте, может быть вход в Хранилище Душ на другой стороне скалы? Или оно же находиться выше.
Если это так, то может мы наидём направления в Domia абр Wyrda может там упоминаться об этом? спросил Глаедр
Эрагон опустил щит и спросил. Когда есть загадки всегда легко понять их?
Что если предположить что ты скажеш только своё имя – cказала Сапфира Эрагону -, Cолембум сказал тебе “когда тебе покажется что всё уже потерено и сил у тебя недостаточно иди к Горе Kuthian и скажи своё имя и откроется тебе Хранилище Душ“, твоё имя Эрагон, не моё и не Глаедра.
Эрагон нахмурился. Возможно, я полагаю. Но если нужно только моё имя, то, возможно, я должен быть сам, когда я скажу это.
С рычанием, Сапфира прыгнула взлетела, взероша волосы Эрагона и избивая растения на поляне от ветра её крыльев. Тогда попробуй, и по быстрей! сказала она, полетев на восток, подальше от скалы.
Когда она была в четверти мили от него, Эрагон посмотрел на неровную поверхность скалы, еще раз поднял свой щит, и еще раз произнёс своё имя, сначала на своём родном языке, а затем на том, что предналежал эльфам.
Никакой двери или прохода не показалось. Никаких трещин не появились в камне. Никаких символов, выводимые себя на каменой поверхности. Во всех отношениях, возвышающийся шпиль, казалось, что он ничего более цельного куска гранита, лишеный каких-либо секретов.
Сапфира! Эрагон позвал её мыслено. Затем он выругался и ходил туда сюда не находя себе места, очищаяя ногами камни и ветви.
Он вернулся к основанию горы куда Сапфира приземлилась на отчищеную поляну. Когти на задних лапах вошли глубоко в мягкую землю, как она приземлилась, она ещё пару раз взмахнула крыльями, чтобы замедлить себя. Листья и трава кружили в воздухе от силы взмаха её крылей, как если бы они попали в бурю.
Только как она села на четвереньки и сложила крылья, Глаедр сказал, я так понимаю, всё было безуспешно?
Нет, сказал Эрагон, и уставился на шпиль.
Старый дракон, казалось, вздохнул. Я боялся, что это будет так. Существует только одно объяснение…
Ты дкмаеш Солембум лгал нам? Думаеш он послал нас в дикую погоню за илюзией, чтоб Гальбаторикс мог уничтожить Варденов в то время как нас нет рядом?
Нет, для того, чтобы открыть эту… эту…
Хранилище Душ, сказала Сапфира.
Да, это хранилище о котором он рассказал вам что если для того, чтобы открыть его, мы должны сказать наши истинные имена.
Слова падали между ними, как разваливавшейся скала. Какое-то время никто из них не говорил. Мысли пугали Эрагон, и он не хотел решения этой проблемы, а если это каким-то образом сделает ситуацию еще хуже.
Но если это ловушка, сказала Сапфира.
– Тогда это – самая дьявольская ловушка, сказал Глэедр.Вопрос на который вы должны ответить-это,доверяете ли вы Солембуму?Чтобы продолжить мы должны рискнуть,больше чем нашими жизнями,мы должны рискнуть свободой.Если Вы действительно доверяете ему, вы сможете быть достаточно честными с собо,чтобы обнаружить ваши истинные имена,к тому же очень быстро?И действительно ли Вы готовы жить с тем знанием,каким бы неприятным оно бы ни было?Поскольку в противном случае мы должны улетать немедленно.Я изменился начиная со смерти Оромиса, но я знаю, кто я. Но ты,Сапфира?Эрагон?Вы можете сказать мне,что делает вас драконом и Всадником?
Тревога обхатила Эрагона когда он посмотрел на Скалу Kuthian.
Кто я? с удивлением спросил он себя.



И ВЕСЬ МИР СОН

Насуада рассмеялась, когда звездное небо закружилось вокруг нее, и когда она почувствовала, что падает с высоты нескольких миль в трещину искрящегося белого света
Ветер рвал ее волосы, и концы веревок, которыми она была связана дико хлопали по ней, как кнуты.
Огромные летучие мыши большой, черной и мокрой массой собрались вокруг нее, терзая ее раны зубами, ей казалось, будто тело ее режут, жгут и морозят льдом одновременно.
И все же она смеялась.
Щель расширилась и ее охватил свет, ослепляя ее на минуту. Когда ее глаза привыкли к свету, она оказалась в зале прорицателей, привязанной к пепельного цвета плите. Рядом с ней стоял Гальбаторикс: высокий, широкоплечий, с тенью на лице, в короне, горящей малиновым огнем на голове.
Он повернулся туда, где она стояла и протянул к ней руку в перчатке. "Ну, Насуада, дочь Аджихада. Отбрось свою гордость и присягни мне на верность, и Я дам тебе все, что ты хочешь ".
Она усмехнулась и бросился к нему с протянутыми руками. Но прежде чем она успела схватить его за горло, король исчез в облаке черного тумана.
"Что я хочу так это убить тебя!" закричала она на стены.
Комната заполнилась звуком голоса Гальбаторикса, как если бы он исходил одновременно отовсюду: "Тогда ты останешься здесь до тех пор, пока не осознаешь своих ошибок".



* * *



Насуада открыла глаза. Она была все еще на плите, ее запястья и лодыжки были прикованы и в ранах пульсировала кровь, казалось, как будто это никогда не кончится.
Она нахмурилась. Она не помнила, была ли она была без сознания, или она только что говорила с королём? Это было так трудно сказать когда…
В одном углу камеры, она увидела как толстый росток зеленого винограда пробивает себе дорогу между окрашенными каменными плитками, растрескивая их. Другие лозы появились рядом с первым, они тыкались через стену с внешней стороны и распространились по всему полу, покрывая его морем корчащихся, змеиных придатков.
Глядя как они ползут к ней, Насуада начала посмеиваться. "Если это все, что он может придумать? У меня есть похожие сны почти каждую ночь."
Как будто в ответ на ее презрение, плита под ней растаяла в полу и усики винограда оплели ее, обтекая ее конечности и привязывая их более надежно, чем любые цепи. По мере того как виноградные лозы поверх нее разрастались, становилось темно, и единственное, что она слышала, был звук их скольжения
друг по другу: сухой перемещающийся звук, как шуршание песка.
Воздух вокруг нее стал густым и горячим, и она чувствовала, как будто у нее были проблемы с дыханием. Если бы она не знала, что виноградные лозы были только иллюзией, она, возможно, запаниковала тогда. Вместо этого, она плюнула во тьму и прокляла имя Гальбаторикса. Не в первый раз, и не в последний, она была в этом уверена. Но она не доставит ему удовольствие зная, что он был хотел бы увидеть ее покоренной.
Свет… Золотые лучи солнца лились потоком с холмов занятых полями и виноградниками. Она стояла на краю небольшого дворика, под густо оплетенной цветами решеткой. И только виноградные лозы казались неприятно знакомыми. Она была одета в красивое желтое платье, держала хрустальный бокал вина в правой руке и мускусный, вишневый вкус вина чувствовала на языке. Легкий ветерок дул с запада. В воздухе пахло теплом и уютом и недавно вспаханной землей.
"Ах, вот ты где", сказал голос позади нее, она обернулась и увидела Муртага шагающего к ней величавой походкой. Как и она, он держал бокал с вином. Он был одет в черные брюки и бордовый атласный отделанный золотом камзол. Инкрустированный жемчугом кинжал висел у него на поясе. Его волосы были длиннее, чем она помнила, и он казался расслабленным и вальяжным, чего она не видела в нем раньше. Это, и свет на его лице, делали его поразительно красивым и благородным.
Он присоединился к ней под решеткой и положил руку на ее голое запястье. Жест был случайным и интимным. "Ты – распутница, оставила меня наедине с господином Ферросом и его бесконечными рассказами. Мне потребовалось полчаса чтобы избавится от него." Затем он сделал паузу и посмотрел на нее поближе, выражение его лица стало беспокойным. "Тебе плохо? Твои щеки выглядят серыми ".
Она открыла рот, но не нашла слов. Она не могла придумать, как отреагировать на это.
Муртаг нахмурил брови: "У тебя был еще один из этих твоих приступов, не так ли?"
"Я… я не знаю… Я не помню как я попала сюда, или…" Она замолкла, увидев боль, которая появилась в глазах Муртага, и которую он быстро скрыл.
Он переместил руку немного назад, и стал смотреть на холмистый пейзаж. Быстрым движением он осушил свой бокал. Затем, понизив голос, он сказал: "Я знаю, что ты запуталась… Это не в первый раз произошло, но…" – он сделал глубокий вдох и чуть-чуть покачал головой – "Что ты помнишь последнее? Тирм? Аберон? Осада Ситхри?… Подарок, который я сделал тебе ночью в Эоаме? "
Ужасное чувство неопределенности накрыло ее: "Урубаен", прошептала она, – "Зал прорицателей. Это мое последнее воспоминание ".
На мгновение она почувствовала, что его рука задрожала, но его лицо не выдало никакой реакции.
"Урубаен", повторил он хрипло. Он посмотрел на нее. – "Насуада… Прошло уже восемь лет с тех пор как ты была в Урубаене".
«Нет,» – она вздрогнула, – «этого не может быть.» И, тем не менее, все, что она видела и чувствовала, казалось таким реальным. Движение волос Муртага, когда ветер взъерошивал их, запах поля, прикосновение ее платье к ее коже, все, казалось, именно таким каким должно быть. Но если это было на самом деле, то почему Муртаг не успокоит ее, мысленно обращаясь к ее сознанию, как он это делал раньше? Или он забыл? Если восемь лет прошло, он мог бы не помнить то обещание, которой дал ей так давно в зале прорицателей.
"Я…" – она начала говорить, а затем услышала крик женщины:
"Моя госпожа!"
Она посмотрела через плечо и увидела как дородная горничная спешит вниз и машет перед собой белым фартуком, – "Миледи", сказала она и сделала реверанс, – "Мне очень жаль беспокоить вас, но дети надеются, что вы позволите им поиграть с гостями. "
"Дети", – прошептала она. Она обернулась к Муртагу и увидела, что его глаза полны слез.
"Да," – ответил он, – "Дети. Четверо, все сильные и здоровые и полные сильным духом"
Она вздрогнула, преодолев волнения. Она не могла с собой совладать. Потом она подняла голову. "Покажите мне то, что я забыла. Покажите мне, почему я забыла".
Муртаг улыбнулся ей как будто то бы с гордостью. "С удовольствием", – сказал он и поцеловал ее в лоб. Он взял ее бокал и свой и отдал, чтобы горничная унесла их. Затем он схватил ее за руки, закрыл глаза и опустил голову.
Мгновение спустя она почувствовала как что-то давит на нее в голове, и тогда она поняла: это был не он. Это никогда не было им.
Возмущенная обманом и потерей того, чего не могло быть, она протянула правую руку, свободную от Муртага, схватила кинжал и ткнула лезвием в его сторону. И она закричала:
«В Эль-Харима жил человек, человек с желтыми глазами! Мне он сказал: "Остерегайтесь шепота, потому что шепотом говорят ложь!"
Муртаг смотрел на нее с любопытством на озадаченном лице, а потом он исчез перед ней. Все вокруг нее – решетки, двор, имущество, холмы с виноградниками, исчезли, и она оказалась плавающей в пустоте без света и звука. Она пыталась продолжить говорить, но ни звука не вышло из ее горла. Она не могла даже слышать ритм пульса в своих жилах.
Потом она почувствовала завихрения темноты и,
она споткнулась и упала на руки и колени. Острые камни оцарапали ее ладони. Насуада мигала пока ее глаза не привыкли к свету, она встала на ноги и огляделась.
Дым. Ленты дыма дрейфующие через бесплодные поля, похожие на Пылающие Равнины.
Она опять была одета в свою рванную одежду, ее ноги были босы.
Что то зарычало позади неё, развернувшись она увидела двенадцати фунтового кулла наступающего на неё, c покачивающейся обитой железом дубиной, такой же большой как она сама. Другое рычание послышалось слева, и она увидела другово кулла, а так же четырёх меньших ургалов. Затем две горбатые фигуры скрытые плащами вышли из белёсого тумана и кинулись в её направлении, сотрясая и размахивая их плоскими мечами. Хотя она некогда не видела их до этого, она знала что это были Разаки.
Она снова засмеялась. Сейчас Гальботорикс всего лишь пытаеться напугать её.
Игнорируя надвигающихся врагов – кого она знала что некогда не сможет убить или избежать – она села на землю, скрестив ноги, и начала напевать старый гномий напев.
Первоначальные попытки Гальбаторикса обмануть ее были тонко сделаны, и они бы ввели ее в заблуждение, если бы Муртаг не предупредил ее заранее. Чтобы не раскрыть Муртага, она делала вид, что не знает о том, что Гальбаторикс манипулирует ее восприятием действительности, но независимо от того, что она видела и чувствовала, она не позволяла королю обмануть себя до такой степени чтобы изменить свои убеждения или, что гораздо хуже, дать ему свою лояльность. Вопреки ему, не всегда легко, но она держала под контролем свои мысли и слова, чем очень мешала королю.
Первой иллюзией была другая женщина, Риалла, которая присоединилась к ней в комнате предсказаний вкачестве ещё одного узника. Женщина утверждала что она была сикретным агентом преданным одному из Вандеров, шпионящей в Урубаене, и что она была схвачена во время передачи сообщения ему. Кажется больше недели, Риалла пыталась заискивать перед Насуадой, и окружным способом, убедить её что поход Вандеров был обречён, и что единственным правильным и выгодным решением было покориться Гальботориксу.
Сначала, Насуада не поняла что Риалла была илюзией. Она предположила что Гальботорикс искажал слова или внешность женщины, или возможно что он управлял её эмоциями делая её более воспреимчевой к доводам Риаллы.
В то время пока дни тянулись и Муртаг не посещал и не связывался с ней, в ней рос страх что он бросил её в лапы Гальботориксу. Мысли приченяли ей большую муку чем она думала, она поняла что волнуется об этом почти каждый раз.
Затем она начала задаваться вопросом, почему Гальбаторикс не приходит мучить ее в течение недели, и ей пришло в голову, что если неделя прошла, то вардены и эльфы напали на Урубаен. И если это бы случилось, то Гальбаторикс, наверняка, пришел бы чтобы злорадствовать. Более того, несколько странное поведение Риалы в сочетании с рядом необъяснимых пробелов в ее памяти, терпение Гальбаторикса и молчание Муртага (она не могла заставить себя думать, что он нарушит свое слово) убедили ее, как дико это ни казалось, что Риала была призраком, и хоть это и потрясло ее понимание, Гальбаторикс может изменить количество дней в ее восприятии.
Это заставило её осознать что Гальботорикс мог изменять количество прошедших по её мнению дней. Что заставило её содрогнуться. Её чувство времени стало размывчатым в течении её заключения, но она сохраняла основное представление о его течении. Его потеря, означало что она была даже больше на произволе у Гальботорикса, он мог растягивать или сжимать её ощущение как сочтёт нужным.
Однако, она оставалась полной решимости сопротивляться попыткам Гальбаторикса принудить ее, независимо от того сколько времени, казалось, проходило. Если она должна была вынести сто лет в своей камере, то с она вынесла бы эти сто лет.
Когда она оказалась невосприимчивой к коварному шепоту Риаллы, ту осудили за трусость и предательство и убрали из ее камеры, и Гальбаторикс перешел на другую уловку.
После этого его обманы стали более сложными и невероятными, но ни один не противоречил тому, что он уже показал ей, потому что король все еще пытался держать ее в неведении о своем вмешательстве.
Его усилия, казалось, увенчалисьуспехом, когда он, перевел ее из камеры в другое подземелье, где она увидела, что Эрагон и Сапфира окованы цепями. Гальбаторикс угрожал убить их, если она и Эрагон не присягнут на верность ему, королю. Когда она отказалась, к большому неудовольствию Гальбаторикса, Эрагон крикнул заклинание, которое каким-то образом освободило их. После короткого поединка с Гальбаториксом они бежали, Насуада сомневалась что в реальности это возможно, а потом, Эрагон и Сапфира начали пробивать себе дорогу из цитадели.
Это было довольно лихо и интересно, и она хотела узнать, что будет дальше, но она чувствовала, что она притворялась, что ничего не понимает, достаточно долго. Так что она ухватилась за первое расхождение что она заметила (форма глаз Сапфиры) и использовала его как повод, чтобы симулировать понимание того, что мир вокруг нее был только иллюзией.
"Вы обещали, вы не будете лгать мне, пока я была в зале прорицателей!" – она кричала в воздух, – "Что это, как не ложь, клятвопреступник?"
Гнев Гальбаторикса, что раскрыта его уловка, был огромен, она слышала рычание, как будто рычит дракон размером с гору, и тогда он оставил все тонкости, и стал подвергать ее серии фантастических мук.
Наконец-то иллюзии прекратились, и Муртаг связался с ней, чтобы она знала, что он вновь доверяет ей свои чувства. Она никогда не была так счастлива ощущать прикосновение его ума.
В тот вечер он пришел к ней, и они часы напролет сидели и разговаривали. Он рассказал ей о том что происходит, что вардены уже подошли очень близко и что он полагает, что нашел средство освободить ее. Когда она попросила рассказать об этом подробнее, он отказался, говоря: "Мне нужно еще день или два, чтобы увидеть, что это сработает. Но ты, Насуада будь готова ко всему. Мужайся. "
Она увидела в его сердце искренность и заботу о ней. И даже если она никогда не убежит, она была рада, что была не одинока в своем плену.
После того как она рассказала что Гальбаторикс сделал с ней, и как она противостояла ему, Муртаг усмехнулся. "Ты оказалась более сложной задачей, чем он ожидал. Этого не было давно, чтобы кто-то дал ему отпор. У меня не получилось… Я понимаю в иллюзиях мало, но я знаю, что это невероятно сложно создать правдоподобные иллюзии. Любой компетентный маг может заставить чувствовать, как будто ты, плаваешь в небе или что ты холодный или горячий или, что цветок растет перед тобой. Небольшие по сложности вещи или большие простые он может создать, но требуется большая концентрация для поддержания иллюзии. Если твое внимание колеблется, у цветка может появиться четыре лепестка, а не десять. Или он может исчезнуть совсем. Подробности самое трудное для репликации. Природа наполнена бесконечными деталями, но наше сознание может удерживать только ограниченное количество. Если ты когда-либо сомневаешься в реальности, посмотри на детали. Посмотри на швы в мире, какие заклинатель не знает или забыл, что должно быть там, или сэкономил энергию ".
Если это так трудно, то как Гальбаторикс с этим справляется?
Он использует эльдунари.
Все?
Муртаг кивнул: "Они дают энергию и предоставляют необходимые детали, и он управляет ими по своему желанию".
"Так значит вещи, которые я видела основаны на памяти драконов?" – спросила она, чувствуя некоторое благоговение.
Он кивнул опять: "На памяти драконов и их Всадников, если они были у драконов".
На следующее утро, Муртаг разбудил ее быстрым вмешательством мысли, чтобы сказать ей, что Гальбаторикс вот-вот начнет снова. После этого фантомы и иллюзии всякого рода окружали ее, но, когда день клонился к вечеру, она заметила, что видения, с несколькими исключениями, такими, как у нее, и у Муртага словно становились более нечеткими и простыми, как будто у Гальбаторикса или Элдунари росла усталость…
И теперь она сидела на бесплодной равнине, напевая мотив дварфов когда Куллы, Ургалы и Разаки бежали к ней. Они поймали ее, и она чувствовала, как будто они били и резали ее, а порой она кричала и желала чтобы боль кончилась, но ни разу она не смирилась в соответствии с желаниями Гальбаторикса.
Затем равнины исчезли, как и большинство ее страданий, и она напомнила себе: «Это только в моем сознании. Я не должна сдаваться, я не животное, я сильнее, чем слабость моей плоти.»
Темная пещера, освещенная светящимися зелеными грибами появилась вокруг нее. Через несколько минут, она услышала гнусавый голос большого существа, а затем она почувствовала теплое дыхание существа на своей спине и шее, пахло падалью.
Она начала смеяться снова, и она продолжала смеяться даже когда Гальбаторикс заставил ее противостоять ужасу. После ужасов он продолжил попытки найти определенную комбинацию боли и страха, чтобы нарушить ее волю. Она смеялась, потому что она знала, что ее воля сильнее, чем его воображение, и она смеялась, потому что она знала, она может рассчитывать на помощь Муртага, и с ним, как со своим союзником, она не боялась спектральных кошмаров Гальбаторикса, насылаемых на нее, независимо от того, как ужасны они были.



САМОПОЗНАНИЕ

Нога Эрагона поскользнулась, когда он ступил на скользкий участок грязи, и он упал на бок в мокрой траве, что было жестокой внезапностью. Он издал хрюкающий звук и вздрогнул, как и его меланхолия забилась. Удар наверняка оставит синяк.
– Барзул, – сказал он повернул свои ноги и осторожно встал. По крайней мере я приземлился не на Брисингр, подумал он отчищал холодную грязь со своих штанов.
Угрюмый, он продолжил брести в сторону разрушенного здания где они решили разбить лагерь, в надежде на то, что там будет безопаснее чем в лесу.
Когда он шел через траву, он вздрогнул от количества лягушек-быков, которые прыгали из ниоткуда и бежали в любую сторону. Лягушки-быки были единственным другим странным существом с которым они столкнулись на острове; у каждого была роговидное проектимрование выше его красноватых глаз, и из центра его лба проростал изгибающийся стебель – как прут рыбака – на конец, которого повесил маленький, мясистый орган, который ночью пылал или белым или желтым. Свет позволил лягушкам-быкам соблазнять сотни летающих насекомых в пределах досягаемости их языков, и в результпте их легкого доступа к еде, лягушки становились чрезвычайно большими. Он видел что-то с голову медведя, больших мясистых глыб пристальными глазами и ртами столь же широкими как обе его протянутых соединенные руки.
Лягушки напомнили ему о травнице Анжеле, и он неожиданно захотел, чтобы она была здесь, в Вренгарде с ними. Если ктонибудь мог сказать нам наши имена, я уверен, что она смогла бы. По какой то причине, он всегда чувствовал, что травница видит его насквозь, так как будто она знала все о нем. Это было сбивающим с толка ощущением, но на данный момент, он это приветствовал.
Он и Сапфира решили довериться Солембуму и остаться на Врёнгарде в течение еще трех дней, не более, в то время как они пытались обнаружить их истинные имена. Глаэдр оставил решение для них, он сказал: Вы знаете, Солебмума лучше, чем я. Оставаться или нет. В любом случае, риск велик. Существуют не более безопасные пути.
В конечном итоге Сапфира сделала свой выбор. Кот-оборотень никогда не будет служить Гальбаториксу, сказала она. Они ценят свою свободу слишком высоко. Я бы доверилась его словам больше, чем любому другому существу, даже эльфу.
Таким образом, они остались.
Они провели остаток дня и большую часть следующего, сидя, думая, говоря, разделяя воспоминаниями, исследуя мысли друг друга, и пробуя различные комбинации слов в древнем языке, все в надежде, что они смогут сознательно выработать свои истинные имена или если им повезет натокнутся на них случайно.
Глаэдр предложил свою помощь только тогда, когда его спросили, но в основном он замыкался в себе и давал Эрагону и Сапфире конфиденциальность для их разговоров, многие из которых Эрагону было бы стыдно если кто-либо еще услышал би их.Поиск своего истинного имени должен быть чем-нибудь, тем что делает нас самими собой, сказал Глаэдр.Если я думаю о том же о чем и ты, я скажу тебе – мы не можем тратить время в пустую – но было бы лутше, если ты бы сам нашел их
Пока что, никто из них не приуспел.
С тех пор как Бром разказал ему об истинных именах, Эрагону хотелось узнать свое собственное. Знания, особенно самопознания, были очень полезным делом, и он надеялся, что его настоящее имя позволит ему лучше контролировать свои мысли и чувства.Тем не менее, он не мог не чувствовать определенной тревоги, по поводу того, что он мог обнаружить
Если предположить, что он сможет обнаружить свое истенное имя за несколько следующих дней, в которых он небыл полностью уверен. Он надеялся, что сможет сделать это для успеха их миссии и потому, что он не хотел, чтобы Глаэдр или Сапфира поняли это за него. Если бы он услышал все свое существо, описанное словом или фразой, то он хотел бы прийти к этому знанию по своему усмотрению, вместо навязывания ему этого знания.
Эраго вздохнул, когда он поднялся на пять шагов, приведших его к зданию. По своей структуре оно было как гнездо, и как сказал Глаэдр, и по стандартам Вренгарда, оно было настолько маленьким, что не заслуживало внимания. Тем не менее, стены были были более трех этажей, и интерьер был достаточно большим для того, чтобы Сапфира могла с легкостью в нем двигаться. Юго-восточный угол обрушился, затронув часть потолка, но в целом здание было впорядке.
Шаги Эрагона отозвались эхом когда он прошел сводчатый вход и направился через стеклянный пол к главной комнате. Вкрученные в прозрачный материал закрученные лезвия цвета, котрые формировали абстракный дизайн головокружительной сложности. Каждый раз когда он смотрел на это, он чувствовал будто линии начинают складываться в узнаваемую форму, но никогда не делали этого.
Поверхность пола была покрыта обширной сетью трещин, которые видны из под завалов под зияющей дырой, где рухнули стены. Длинные стебли плюща свисали с краев разрушенного потолка, словно спутанная веревка. С концов лоз капала вода, которая падала точно в кольцевидные лужицы, и звук от капель проходил буквально через все помещение, действуя на нервы Эрагону, казалось этому не будет конца.
Напротив северной к ним стене располагался полукруг из камней, созданный Сапфирой, чтобы защитить их палатку. Когда он преодолел барьер, Эрагон прыгнул на ближайший камень, который был выше шести футов, затем перепрыгнул на другую сторону, тяжело приземлившись.
Сапфира прекратила вылизывать свою переднюю лапу, и он почувствовал ее вопрошающую мысль. Он покачал головой, и она вновь принялась за свой туалет.
Сняв свой плащ, Эрагон прошел к разведенному им у стены костру. Он разложил промокшую одежду на полу, затем стащил сапоги, на которых налипли пласты грязи, и также поставил их сушиться.
"Не похоже ли на то, что дождь начинается опять?" – спросила Сапфира.
Вероятно.
Он на некоторое время присел у огня, потом пересел на свой спальный мешок и прислонился к стене. Он наблюдал за тем, как Сапфира обрабатывала темно-красным языком гибкую кутикулу у основы каждого своего ногтя. К нему пришла идея, и он пробормотал фразу на древнем языке, но, к его разочарованию, в словах не ощущалось разряду энергии, а Сапфира не отреагировала на их звучание, как Слоан, когда Эрагон произнес его истинное имя.
Эрагон закрыл глаза и склонил голову назад.
Его расстроила неспособность разгадать истинное имя Сапфиры. Он мог принять то, что не полностью понимает себя, но он знал Сапфиру с тех пор как она вылупилась, делил с ней практически все воспоминания. Как могли некоторые ее части все еще остаться загадкой для него? Как ему удалось лучше понять убийцу вроде Слоана, чем собственного связанного с ним партнера? Может потому что она дракон а он человек? Может потому что личность Слоана проще личности Сапфиры?
Эрагон не знал.
Одно из упражнений которые он и Сапфира сделали, по рекомендации Глаэдера, было сказать друг другу все недостатки которые они заметили: он в ней, и она в нем. Это было унизительное упражнение. Глаэдер также поделился своими наблюдениями, и, хотя дракон был добр, Эрагон чувствовал себя уязвленным, услышав от Глаэдера список его различных недостатков. Но Эрагон знал, что это тоже необходимо учитывать при попытке открыть его настоящее имя.
Для Сапфиры труднее всего было примириться с тщеславием, которое она отказывалась признавать на протяжении долгого времени. Для Эрагона это было высокомерием, как утверждал Глаэдр, которое проявлялась в отношении к людям, которых он убил, а также гнев, раздражительность, эгоизм и другие недостатки, на которых его можно было поймать.
И все же, хотя они исследовали себя так честно, как только они могли, их самоанализ не давал никаких результатов.
Сегодня и завтра, ето все что у нас есть.Мысль о возвращении к Варденам с пустыми руками, угнетала его. Как мы должны победить Гальбаторикса? Он задавался этим вопросом, так как он имел много свободного времени. Еще несколько дней и наша жизнь может больше не принадлежать нам. Мы будем рабами, как Муртаг и Торн.
Он тихо выругался и тайком ударил кулаком об пол.
Будь спокойнее, Эрагон, сказал Глаэдр, и Эрагон заметил, что дракон защищает его мысли таким образом, что Сапфира не слышет его.
Как я могу? прорычал он.
– Просто быть спокойным, когда не о чем беспокоиться, Эрагон. Однако настоящее испытание твоего контроля над самим собой, состоит в том, сможешь ли ты остаться спокойным в тяжелой ситуации. Ты не можешь позволить гневу или отчаянию омрачить твои мысли. Только не сейчас! В данный момент тебе нужен чистый разум.
Вы всегда были в состоянии сохранять спокойствие в такие моменты?
Старый дракон, казалось, захихикал.
Нет. Я ворчал, кусал, сбивал деревья и разрывал землю. Однажды, я отломил вершину горы в Спайне; другие драконы были довольно расстроены моим поведением. Но у меня было много лет, чтобы понять – выходить из себя редко помогает. У тебя нет столько, я знаю, но позволь моему опыту убедить тебя в этом. Отпусти свои заботы и сосредоточься на поставленной задаче. Будущее не изменится, а волнение о нем только повысит вероятность осуществления твоих страхов.
Я знаю, Эрагон вздохнул, но это не легко.
"Конечно нет. Немногие ценные вещи даются легко". Затем Глаэдр отступил и оставил его в тишине его собственного сознания.
Эрагон достал свою чашу из сумки, перепрыгнул полукруг камней и подошел к одной из лужиц под дырой в потолке. Начал моросить мелкий дождь, покрывая пол тонким слоем воды. Он присел у края лужи и начал черпать воду руками в чашу.
Как только чаша была полна, Эрагон отступил на несколько футов и установил ее на кусок камня, который был в качестве стола. Затем он воспроизвел образ Рорана у себя в голове и пробормотал:" Драумр Копа."
Вода в чаше начала мерцать, и образ Рорана появился на белом фоне. Он разговаривал с Хорстом и Албриехом, сидя на Сноуфайре. Все трое выглядели уставшими, но оружие было при них. Это успокоило Эрагона, так как он знал что они еще не попали в плен Империи.
Затем он поглядел на Джомундра, потом на Солембума – который свежевал только что убитого кролика – и затем хотел посмотреть на Арью, но ее заклинания уберегали ее от чужого взора, и он увидел только темный фон в воде.
Наконец Эрагон отпустил заклинание и вылил воду обратно в лужу. Как только он перелез через барьер, окружающий их лагерь, Сапфира потянулася и зевнула, выгнув спину, как кошка, и спросила: как же они?
В безопасности, насколько я могу сказать.
Он бросил чашу на сумки, затем лег на его одеяло, закрыл глаза, и погрузился в размышления о том, каким бы могло быть его истинное имя. Каждые несколько минут ему приходил в голову новый вариант, но потом он от него отказывался и начинал сначала. Все имена содержат несколько составляющих: то, что он был Всадником; привязанность к Сапфире и Арье; желание победить Гальбаторикса; его родственные отношения с Рораном, Гэрроу и Бромом; и кровное родство с Муртагом. Но независимо от того, в каком положении он расставлял эти элементы, истинное имя так и не приходило ему на ум. Было очевидно что он потерял некоторые части о самом себе, по этому имена получались все длинее и длинее, в надежде на то, что Эрагон все таки наткнется на эти недостающие части.
Когда имена стали получатся слишком длинными, он понял что в пустую тратит время. Ему было необходимо пересмотреть свои основные предположения еще раз. Он понимал что его ошибка в том, что он не мог найти место, где он не прав, или же он знал эти места но не уделял им должного внимания. Он знал, что люди редко признают свои недостатки, и понимал, что это относится и к нему самому. Он пытался как то отучить себя от этого заблуждения, пока было хоть какое то время. Это заблуждение родилось вмести с ним в целях самосохранения, что бы он мог замечать в себе только самое хорошее. Тем не менее, на этот самообман уже не было времени.
Он думал и продолжал думать, так как день клонился к закату, но его усилия увенчались только неудачей.
Дождь становился сильнее. Эрагон любил этот звук, хотя он и мешал услышать, если бы кто то решил подкрасться к нему. С момента их первой ночи на Вроенгарде, он не видел никаких признаков появления странных, одетых в капюшоны фигур, которых он видел в городе, и он не чувствовал присутствие их сознания. И тем не менее, Эрагон был на стороже, и он не мог побороть в себе чувство, будто он и Сапфира могут быть атакованы в любой момент.
Серый свет дня медленно исчезал в глубокой беззвездной ночи, наставшей в долине. Эрагон подкинул больше дров в огонь; Костер был единственным источником света в пределах их лагеря, и пучок желтых языков пламени казался большими свечами на огромном пространстве. Каменный пол отражал свет костра. Поверхность пола была похожа на лист из полированного льда и отраженные языки пламени переливались разными цветами, что отвлекало Эрагона от его размышлений.
Эрагон не пообедал. Он был голоден, но слишком напряжен для того, чтобы его желудок был готов принять еду. Да и в любом случае он чувствовал, что пища может замедлить его мысли. Никогда его разум не был таким острым, как тогда, когда его живот был пустым.
Он решил что не будет есть, пока не узнает, его настоящее имя, или пока они не будут вынуждены покинуть остров, не зависимо от того что наступит раньше.
Прошло несколько часов. Они мало говорили между собой, хотя Эрагон понимал направление общего дрейфа настроений и мыслей Сапфиры,а она понимала его.
Позже, когда Эрагон собрался погрузиться в свои сны наяву – одновременно и из-за усталости, и из-за надежды, что сны помогут ему проникнуть внутрь себя – Сапфира взревела, вытянула вперед свою правую лапу и ударила ей по полу. Несколько язычков пламени вырвались наружу, посылая искры к черному потолку.
Встревоженный, Эрагон вскочил на ноги и потянулся за Брисингром, в то же время пытаясь обнаружить врагов в темноте за пределами полукруга из камней. Мгновение спустя он понял, что рык Сапфиры выражал не ярость, а триумф.
Я сделала это! воскликнула Сапфира.Она выгнула шею и выпустила облако сине-желтого пламени в верхние пределы здания. Я знаю свое истинное имя! Она сказала единственнуюй строку на древнем языке, и внутренняя часть ума Эрагона, казалось, огласилась звуком как звонок, и на мгновение,тело Сапфиры замерцало внутренним светом,она выглядела так,как будто она была сделана из звезд.
Ее имя было грандиозным и величественным, но также и и с оттенком грусти, поскольку это название охарактеризовывало ее как последнюю женщину ее вида. В словах Эрагон мог услышать любовь и преданность,которую она испытывала к нему, так же как все другие черты, которые составляли ее индивидуальность.Но большинство ее качеств он признавал,что они не имели к нему никакого отношения. Ее недостатки были столь же видными как и ее достоинства, но в целом, впечатление было одним,она была из огня,красоты и великолепия.
Сапфира вздрогнула от кончика носа до кончика хвоста, и переместила свои крылья.
Я знаю, кто я, сказала она.
Молодец, Бяртскулар, сказал Глаэдр, и Эрагон чувствовал, в каком большом впечатлением он был. У тебя есть имя, которым можно гордиться. Я не сказал бы ето еще раз, однако, даже и не к себе, пока мы находимся на… на шпиле мы приехали, чтобы посмотреть. Вы должны проявлять большую осторожность, чтобы сохранить твое имя скрытым теперь, когда ты его знаешь.
Сапфиры моргнула и переместила свои крылья снова. Да, Учитель. Возбуждение, пробегающее через нее, было ощутимым.
Эрагон вложил Брисингр в ножны и подошел к ней. Она опустила свою голову так, чтобы та находилась на одном уровне с его. Он погладил ее пасть, а затем прижался лбом к твердой морде так крепко, как только мог, ощущая острые чешуйки под пальцами. Горячие слезы стекали по его щекам.
Почему ты плачешь? спросила она.
Потому что… мне посчастливилось быть связанным с тобой.
Малыш.
Они поговорили еще немного, потому что Сапфира хотела обсудить то, что она узнала о себе. Эрагон был рад послушать, но не мог избавится от немного горького чувства, оттого что он был еще не в состоянии найти свое истинное имя.
Тогда Сапфира свернулась на своей стороне половины круга и заснула, оставляя Эрагона размышлять рядом со светом умирающего походного костра. Глаэдр не спал и следил за его успехами, и иногда Эрагон консультировался с ним, но по большей части, он придерживался себя.
Часы проходили мимо, и Эрагон чувствовал себя/становился все более и более разбитым. Его время заканчивалось – в идеале, он и Сапфира должны были уехать к Варденам в предыдущий день – и все же независимо от того, что он пробовал, он казался неспособным описать себя, каким он был.
Было около полуночи, по его расчетам, когда дождь прекратился.
Эрагон волновался, пытаясь составить мнение о себе;потом вынужденный размять свои ноги, так как слишком долго был вывнужден сидеть. Я собираюсь на прогулку, сказал он Глаэдру.
Он ожидал, что дракон будет возражать, но вместо этого Глаэдр сказал: Оставь свое оружие и доспехи здесь.
Почему?
– Что бы ты ни нашел, ты должен встретить это сам. Ты не сможешь понять себя, если ты надеешься, что кто-то или что-то еще поможет тебе.
Слова Глаэдра имели смысл для Эрагона, но тем не менее он колебался прежде, чем он отстегнул свой меч и кинжал и снял свою кольчугу. Он надел свои ботинки и свой влажный плащ, и затем он подтянул седельные сумки, в которых хранилось сердце сердец с душой Глаедра ближе к Сапфире.
Как только Эрагон начал уходить от полукруга камней, Глаэдр сказал: делай,то что должен, но будь осторожен.



* * *



Выйдя из дома Эрагон был рад видеть пятна звезд в разрывах облаков, а лунного света было для него достаточно чтобы оглядеть окрестности.
Он подпрыгнул на носках ног несколько раз, задаваясь вопросом, куда идти?Но вскоре он отправился легкой пробежкой по направлению к сердцу разрушенного города. Через несколько секунд, его разочарование взяло верх над ним,и он увеличил свой темп,чтобы поискать удачу в дальнейшем.
Слушая звуки своего дыхания и своих шагов, стучащих по каменным плитам, он спросил себя: "Что я есть?". Но не было ему ответа.
Он бежал пока его легкие не стали сдавать, но все же, он пробежал еще немного, и когда его ноги и легкие совсем утомились, он остановился возле фонтана заполненного сорняками что бы отдышатся, и оперся в на оружие стоящие напротив него.
Вокруг него маячили формы нескольких огромных зданий: их темные тела,были похожи на образы древних,рушающихся гор. Фонтан стоял в центре огромного квадратного двора, большая часть которого была усеяна кусками щебня.
Он оттолкнулся от фонтана и медленно повернулся к центру двора.Где-то далеко,он слышал глубокое, резонансное кваканье рогатых лягушек,нечеткий гул, который становился особенно громким,когда каждая из лягушек начинала принимать участие в этом хоре.
Трещины на каменной плите в несколько метров в длину,попались ему на глаза. Он подошел, схватил ее за края, и,с рывком, поднял ее с земли. Мышцы его рук напряглись,он встал на краю двора,и бросил плиту на траву за его пределами.
Она приземлилась с мягким,но соответствующим ее весу гулом.
Он шагнул обратно к фонтану,снял драпированный плащ, и бросил его на край скульптуры. Затем он подошел к следующей части щебне-зубчатого клина,который лежал около большого блока, странным образом,расстояние между ними подходило для пальцев,поэтому он поднял блок на плечо.
На протяжении более часа, он трудился, чтобы очистить двор. Некоторые детали,из обрушенной кирпичной кладки были настолько большими,что ему приходилось использовать магию, чтобы переместить их, но по большей части,он все же был в состоянии использовать свои руки. Он был рассчетлив в это время,он работал взад и вперед по двору,и каждый кусок из обломков,с которым он столкивался, независимо от того, насколько большой или маленький,он останавливался,чтобы удалить его.
Вскоре Эагон вспотел,да и усталость дала о себе знать.Он бы снял китель,но края камней,были слишком острые,и могли запросто поранить свое тело.Ему их и так хватало,т.к. он уже успел накопить множество синяков на груди и плечах,во время работы,но самое неприятное было-это мозоли на руках.
Нагрузка помогла успокоить ум,а так как,для решения задачи по поводу поиска своего истинного имени требовалась все обдумать,он позволил голове отдохнуть, чтобы обдумать все то:кем он был,и кем он может быть.
В середине процесса,над решением его проблемы,когда он решил передохнуть после того,как перетащил особенно тяжелую балку от карниза здания,он услышал угрожающее шипение.Эрагон поднял глаза и увидел гигантскую улитку,она была,вместе со своим корпусом не менее шести футов ростом,и скользила из темноты с поразительной скоростью. Без костей,шея существа была полностью вытянута,ее безгубый рот, как зов тьмы,щелкал ее мягкую плоть,ее луковичные глаза прямо смотрели на него. При свете луны,движущееся тело улитки блестело,как серебро,так же блестел и тот след слизи,который она оставляла позади себя.
– Летта-, сказал Эрагон и выпрямился в вертикальном положении, стряхнув капли крови с пораненных рук. – Оно ач неаят трейджа эом верунсмел эдха, о сналги. -
Пока он произносил своё предупреждение, улитка замедлилась и уставилась своими большими глазами. Она остановилась на расстоянии в несколько ярдов, снова зашипела, и продолжила кружить слева от него.
– Ну нет, ничего у тебя не выйдет – пробормотал он, уворачиваясь от нее. Он обернулся через плечо, чтобы убедиться, что сзади нет других снагли.
Гигантская улитка, казалось, поняла, что она не могла поймать его врасплох, поэтому она остановилась и застыла, шипя и двигая своими глазными яблоками ему навстречу.
"Ты говоришь подобно заварному чайнику оставленому кипеть", сказал он ей.
Глазницы снагли бегали всё быстрее, и тогда она бросилась на него, краями своего плоского колеблющегося брюха.
Эрагона дождался этого момента, затем отскочил в сторону, и позволил снагли проскользить мимо. Он рассмеялся и хлопнул по задней части её раковины. “Не слишком быстрый, не так ли?” Танцуя на расстоянии от неё, он начал насмехаться над существом на древнем языке, называя его множеством оскорбительных но совершенно точных имен.
Улитка, казалось, надула от гнева – её утолщенная шея выпирала, и она открыло свой рот еще шире и начала бормотать так же, как и шипеть
Снова и снова она бросалась на Эрагона, и каждый раз он отпрыгивал в сторону. Наконец снагли устала от этой игры. Наконец она отползла на пол-дюжины ярдов и уставилась на него своими глазами размером с кулак.
– Как вы когда-нибудь что-нибудь поймаете, когда вы такие медлительные?-, насмешливо спросил Эрагон и показал улитке язык.
Сналги зашипела еще раз, а затем развернулась и скользнула в темноту.
Перед тем как он возвратился к очистке щебня, Эрагон подождал несколько минут, чтобы быть уверенным что она ушла.
– Может я так же должен называть себя Победитель Улиток, – пробормотал он, перекатывая часть колонны через внутренний двор. – Эрагон Губитель Шейдов, Победитель Улиток… Я бы вселял ужас в сердца людей, куда бы я ни пошёл.
была самая глубокая часть ночи, когда он наконец опустил последний камень на траву, которая обрамляла внутренний двор. Там он стоял, задыхаясь. Он замёрз, был голоден и устал, его руки были поцарапаны, а запястья болели.
Он закончил северо-восточным углом внутреннего двора. На севере был огромный зал, который был главным образом разрушен во время сражения; всё, что оставалось стоять, была часть задних стенок и единственного, покрытого плющом столба, где когда-то была лестничная площадка.
Он долгое время смотрел на столб. Ваше него, в небе, он увидел скопление звёзд всех цветов: красного, синего, белого. Они светились и блестели, как алмазы. Он ощущал странное притяжение к ним, и если их облик означал что либо, то он должен был знать об этом
Не утруждая себя обдумыванием своих действий, он подошел к основанию колонны-карабкаясь по груде обломков-затем достал так высоко как мог и схватил самую толстую часть плюща: стебель был таким же большим как его предплечье и был покрытым тысячами крошечных волосков.
Он потянул лозу. Она не оторвалась, поэтому он вскочил с земли и начал подниматься. Проворно, он взбирался на памятник, который, должно быть, был триста футов в высоту, но казался все выше и выше чем дальше он подымался.
Он знал, что поступал безрассудно, но к тому-же, он и чувствовал себя таким-же, опрометчивым.
На полпути, маленькие усики виноградной лозы начали шелушиться об камень, когда он опирался на них всем своим весом. После этого он стал более осторожным, и стал держался только за главный стебель и за некоторые толстые боковые ответвления.
Он хватался из последних сил к тому моменту как достигнул верхушки. Венец колонны был до сих пор нетронутым; он образовывал квадрат, плоская поверхность была достаточно большой, чтобы сидеть там, вытянув ноги.
Чувствуя некоторые колебания от усилий, Эрагон скрестил свои ноги и свободно положил руки ладонями вверх на колени, и позволил воздуху обдувать его ободранную кожу.
Под ним лежал в руинах город: лабиринт разбитой вдребезги скорлупы, что многократно отдавался эхом со странным, несчастным воплем. В некоторых местах, где была вода, он мог видеть слабый отсвет завлекающих огней лягушек-быков, как фонарики смотрелись с такой большой дистаниции.
"Лягушки-рыболовы" – подумал он внезапно на древнем языке. "Это их имя: лягушки-рыболовы". И он знал, что был прав, так как слова подходили к ним как ключ к замку.
Тогда он переместил свой пристальный взгляд на на группу звезд, что вдохновляли его. Он замедлил свое дыхание и сконцентрировался на поддержании устойчивости, на бесконечном процессе вдыхания и выдыхания воздуха. Холод, голод и дрожь от изнеможения дали ему особое чувство восприятия; ему казалось, что он плывет в стороне от своего тела, как будто связь между его сознанием и телом истончилась, и так происходило повышение его осведомленности о городе и острове вокруг него. Он тонко чувствовал любой порыв ветра, любой звук и любой запах, который шел мимо верхушки колонны.
Так он и сидел там, он думал о многих именах, и хотя ни одно из них не подходило ему в полной степени, его неудачи не расстраивали его, для ясности он погрузился очень глубоко, чтобы никакой регресс не нарушал его спокойствия.
"Как я могу включить всего себя в несколько слов?" – думал он, и продолжал обдумывать этот вопрос с разных сторон.
Три нечеткие тени пролетели через город, как маленькие, движущиеся трещины реальности, и приземлились на крышу здания слева. Темные силуэты в форме сов расправили свои колючие перья и уставились на него своими светящимися злыми глазами. Тени мягко шептались друг с другом, и две из них скребли их полые крылья с не очень глубокими когтями. Третья держала останки лягушки-быка между когтями.
Он наблюдал за опасными птицами несколько минут, и они наблюдали за ним в ответ, и тогда они полетели призраками на запад, производя не больше шума, чем падающее перо.
Незадолго до рассвета, когда Эрагон увидел утреннюю звезду между двумя вершинами на востоке, он спросил себя: Чего я хочу?
До этого времени он не потрудился рассматреть этот вопрос. Он хотел свергнуть Гальбаторикса: это, конечно. Но когда они победят, что тогда? До этого времени он имел в запасе Долину Паланкар, он думал, что он и Сапфира однажды возвратятся туда, чтобы жить около гор, которые он столь любил. Однако, когда он обдумывал эту перспективу, он медленно понимал, что она больше не подходила ему.
Он вырос в долине Паланкар, и он всегда будет считать ее домом. Но что осталось там для него и Сапфиры? Карвахолл – разрушен, и даже если жители восстановят его когда-нибудь, город никогда не будет прежним. Кроме того, большинство друзей, его и Сапфиры, живут в других местах, и они оба имеют обязательства перед различными расами Алагейзии-обязательства, которыми они не могут пренебречь. И после всего того, что они сделали и увидели, он не мог себе представить, что один из них будет доволен жизнью в таком обычном, изолированном месте.
потому что небо полое, а мир круглый
Даже если они вернуться то, что они будут делать? Растить коров и сеять пшеницу? Он не желал, зарабатывать себе на жизнь фермерством, как его семья в детстве. Он и Сапфира были Всадником и драконам, и их рок и судьба – лететь впереди истории, а не сидеть перед огнем лениться и жиреть.
А еще была Арья. Если бы они с Сапфирой жили в долине Паланкар, то он бы видел её очень редко, если вообще видел.
"Нет", сказал Эрагон, и слово было как молотком в тишине. "Я не хочу возвращаться".
Холодное покалывание сползло вниз по его спине. Он знал, что изменился, когда он, Бром, и Сапфира намеревались разыскать раззаков, но он цеплялся за веру, что в его душе он был всё еще тем же самым человеком. Теперь он понял, что это больше не так. Мальчик, которым он был, когда он сначала ступил за пределы Долины Паланкар, прекратил существование; Эрагон не был похож на него, он не действовал как он, и он больше не хотел те же самые вещи от жизни.
Он глубоко вздохнул и затем выпустил это в длинном, дрожащем вздохе, поскольку правда открылась ему.
"Я не тот кем я был " сказал это вслух что бы придать мыслям веса.
Когда первые лучи рассвета на восточном небосклоне поднялись над древним островом Врёнгард, где когда-то жили Всадники и Драконы, он подумал об имени – имени, о котором до этого не думал, – и как только он это сделал, чувство неоспоримости поднялось в нем.
Он произнес имя, прошептал его в своих глубочайших уголках подсознания, и всё тело, как показалось, завибрировало так же, как если бы Сапфира ударила колонну под ним.
И тогда он начал ловить воздух, и он обнаружил в себе смех и слезы – смех, ибо он достиг цели и ощутил полнейшую радость понимания, а слезы потому что все его неудачи, все его ошибки, которые он сделал, теперь стали очевидными для него, и он больше не хотел обманывать себя ради внутреннего комфорта.
"Я не тот кем я был ", прошептал он, сжимая края колонны ", но я знаю, кто я есть."
Имя, его истинное имя, было более слабым и более некорректным, чем ему бы хотелось, и он ненавидел себя за это, но было также такое, чем можно было восхититься, и чем больше он думал об этом, тем больше он мог принять истинный характер его самого. Он не был лучшим человеком в мире, но, и при этом он не был худшим.
"И я не сдамся", прорычал он.
Он нашел утешение в том факте, что его личность не была еще постоянной; он мог улучшить себя при желании. И тут он поклялся себе, что станет лучше в будущем, как бы это не было тяжело.
Продолжая смеяться и плакать, он поднял лицо к небу и протянул руки сразу во все стороны. Через некоторое время слезы и смех прекратились, и в этом месте он ощутил глубокое умиротворение с оттенком счастья и смирения. Вопреки предостережению Глаэдра, он снова прошептал свое истинное имя, и и еще раз поразился силе слов.
Держа свои руки вытянутыми, он стоял на верху колонны, он наклонился вперед головой к земле. Перед тем как ударить, он сказал:
– "Вёхт", – и он замедлился, повернулся, и приземлился на треснувший камень так мягко, как если бы он выходил из кареты.
Он вернулся к фонтану в центре внутреннего двора и отыскал свой плащ. Потом, когда свет распространился по разрушенному городу, он он поторопился в убежище, страстно желаю разбудить Сапфиру и рассказать ей и Глаэдру о своем открытии.



СКЛЕП ДУШ

Эрагон поднял меч и щит, страшно желая продолжить, но одновременно ощущая непонятный страх.
Как и прежде, он и Сапфира стояли у подножия скалы Кутхиан, в то время как Элдунари Глаэдра лежало в маленькой коробочке, спрятанной между седельных сумок на спине Сапфиры.
Было раннее утро, яркие лучи солнца пробивались сквозь пелену облаков. Эрагон и Сапфира хотели отправиться к Скале Кутхиан сразу после возвращения Эрагона в лагерь, но Глаэдр настоял на том, чтобы Эрагон сначала подкрепился, и в путь они отправились только после того, как пища улеглась в его желудке.
Но теперь они, наконец, стояли в зубчатых шпилях из камня, и Эрагон устал от ожидания, как и Сапфира.
С тех пор, как они раскрыли друг другу своих истинные имена, связь между ними, казалось, только усилилась. Возможно, из-за того, что они осознали, насколько важны друг для друга. Они всегда об этом знали, но тем не менее столь бесспорное выражение этих чувств сплотило их еще больше.
Где-то на севере, кричал ворон.
– Я пойду первым, – сказал Глаэдр. Если там есть ловушка, я, возможно, смогу запустить ее до того, как она поймает кого-то из вас.
Эрагон, как и Сапфира, начал отдалять свой разум от разума Глаэдра, чтобы позволить дракону произнести свое истинное имя, не будучи подслушанным. Но Глаэдр сказал: – Нет, вы сказали мне ваши имена. Это правильно, что вы должны знать мое.
Эрагон посмотрел на Сапфиру, и затем они оба сказали "Спасибо тебе, Эбритхил"
Тогда Глэедр произнёс свое имя, и оно быстро разнеслось дальше в уме Эрагона как фанфара труб, королевское и все же противоречащее, окрашенное повсюду горем Глаэдра и гневом от смерти Оромиса. Его имя было более длинным,и чем Эрагона или чем Сапфиры; оно было в несколько предложений – отчет жизни, которая простиралась за столетия и которая содержала радости и печали, достижения и достоинства, слишком многочисленные, чтобы рассчитать. Его мудрость была очевидна в его имени, но также и противоречия: сложности, которые мешали полностью схватывать его личность.
Сапфира испытывала то же самое чувство страха, слыша имя Глаэдра, как и Эрагон; его звук заставил их обоих понять, насколько молоды они все еще были и как далеко они должны были пойти прежде, чем они могли надеяться соответствовать знаниям и опыту Глаэдра.
"Интересно,какое истинное имя у Арьи"подумал Эрагон.
Они пристально смотрели на Скалу Кутхиан,но не заметили никаких изменений.
Сапфира была следующей. Изогнув шею и скребя лапами по земле, как заядлая охотница, она гордо произнесла свое истинное имя. Даже при свете дня ее чешуя вновь мерцала и искрилась в момент провозглашения.
Когда она и Глаэдр произнесли свои истинные имена, Эрагон почувствовал себя менее смущенным относительно своего собственного. Никто из них не был идеален, и все же они не судили друг друга за недостатки, а признавали их и прощали.
И опять ничего не произошло, когда Сапфира произнесла свое имя.
Наконец, Эрагон вышел вперед.Холодный пот покрыл его лоб. Зная, что это могут быть последние минуты его, как свободного человека, он сказал свое имя мысленно, как Глаедр и Сапфира. Они заранее договорились, что было бы безопаснее для него, не говорить свое имя вслух, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то может подслушать его.
Как только Эрагон мысленно сформировал последнее слово, тонкая, темная линия появилась в основе вершины.
Она поднялась вверх на пятдесят футов, а затем разделилась надвое, и, изогнувшись, трещины устремились вниз по разные стороны, очерчивая контур двух широких дверей. На дверях один за одним появлялись ряды написанных золотом символов: защита против физического и магического обнаружения.
Как только сплетения символов проявились полностью, двери качнулись наружу на невидимых петлях, соскребая землю и растения, которые выросли перед ними с тех пор, когда их открывали в последний раз. В дверном проеме виднелся громадный сводчатый тоннель, который уходил в недра земли под крутым углом.
Двери остановились, и на поляне снова воцарилась тишина.
Эрагон внимательно смотрел на темный тоннель, чувствуя, что его опасения усиливаются. Они нашли то, что искали, но он до сих пор не был уверен в том, что это не ловушка.
– Солембум не солгал, – сказала Сапфира. Она высунула язык, чтобы попробовать воздух.
Да, но что ждет нас внутри? спросил Эрагон.
– Этого места не должно было быть -, – сказал Глаэдр. – У нас и у Всадников было много секретов на Врёнгарде, но остров слишком мал для того, чтобы такой большой туннель был бы построен так, чтобы о нем не знали остальные. И все же я никогда не слышал о нем раньше -.
Эрагон нахмурился и огляделся. Они по-прежнему одни, никто не пытался подкрасться к ним. "Могло ли это быть построено до того,как Всадники сделали Vroengard их домом?"
Глаэдр на мгновение задумался. "Я не знаю… Может быть. Это единственное объяснение, которое имеет смысл, но если это так, то это действительно древнее."
Каждый из них троих мысленно исследовал проход, но они так и не почувствовали живого существа в нём.
– Что ж, хорошо, – произнес Эрагон. Во рту он почувствовал кисловатый привкус страха, а ладони в перчатках стали влажными. Что бы не поджидало их в конце туннеля, он желал окончательно с этим разобраться.
Сапфира тоже нервничала, однако не так сильно.
– Давайте выкопаем крыс, что прячутся в этом гнезде-, сказала она.
Затем они вместе прошли через дверной проем в туннель.
Как только последний дюйм хвоста Сапфиры проскользнул через порог, дверь позади них сдвинулась и захлопнулась с громким треском встретившихся камней, погружая их во тьму.
– Ах, нет, нет, нет! – прорычал Эрагон, бросаясь обратно к дверям -. Наина хвитр-, сказал он, и не имеющий направления белый свет осветил вход в туннель
Внутрення поверхность дверей была идеально гладкой, и как бы он не напирал и колотил в них, они не сдвинулись с места. – Проклятие. Нужно было подложить бревно или булыжник, чтобы не дать им закрыться, – посетовал он, упрекая себя за то, что не подумал об этом раньше.
– Если будет нужно, мы всегда сможем сломать их, – сказала Сапфира.
– Я очень в этом сомневаюсь, – ответил Глаэдр.
Эрагон перехватил Брисингр: – Тогда, я полагаю, мы должны идти вперед, у нас нет иного выбора.
– А когда у нас был иной выбор кроме того, чтобы идти вперед? – спросила Сапфира.
Эрагон слегка изменил заклинание, чтобы шар света завис на одном месте под потолком, иначе недостаток теней мешал ему с Сапфирой определить глубину, а затем, вместе они вошли в наклонный туннель.
Дно прохода местами было шероховатым, что помогало им поддерживать равновесие при ходьбе. В месте, где пол переходил в стены, они сливались вместе, будто камень был расплавлен, и Эрагон предположил, что это было работой эльфов, рывших этот туннель.
Они продолжали спускаться, все глубже и глубже в землю, пока Эрагон не предположил, что они прошли под холмами позади Скалы Кутхиан и достигли подножия горы за ее пределами. Туннель не сворачивал и не имел ответвлений, а стены оставались абсолютно голыми.
В конце концов Эрагон почувствовал дуновение теплого ветра, поднимавшегося к ним из дальней части туннеля, и заметил бледно-оранжевый свет на расстоянии. – Летта, – прошептал он и погасил свой светящийся шар.
Пока они поднимались, воздух продолжал нагреваться, а свет перед ними становился ярче. Вскоре они смогли увидеть конец туннеля: огромную черную арку, всю покрытую высеченными символами, из-за которых она выглядела словно обвитой шипами. Запах серы пропитал воздух, и Эрагон почувствовал, что его глаза начали слезиться.
Они остановились пред сводчатым проходом, все, что они могли видеть через него был плоский серый пол.
Эрагон оглянулся назад, туда, откуда они пришли, а затем снова посмотрел на арку. Ее зазубренная структура нервировала Эрагона, как и Сапфиру. Он попытался прочитать символы, но они были слишком запутанные и располагались так близко друг к другу, что разобрать их было невозможно, ему также не удалось почувствовать какую либо энергию в черной структуре. Ему было сложно поверить, что арка не заколдована. Тому, кто построил этот тоннель, удалось скрыть заклинание, позволяющее закрыть дверь снаружи, значит, они могли сделать тоже самое с любым заклинанием, которое наложили на арку.
Они с Сапфирой быстро переглянулись, он облизнул губы и вспомнил, что сказал Глаэдр: – Надежных путей больше нет.
Сапфира фыркнула, выпустив маленький сноп пламени из ноздрей, а затем они с Эрагоном прошли в сводчатый проход.



ПУСТОТА, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Эрагон заметил сразу несколько вещей.
Во-первых, что они стоят на одной из сторон круглой комнаты более двухсот футов диаметром с большой ямой в центре, из которой исходило скучное оранжевое свечение. Во-вторых, что удушающе жарко. В-третьих, что вокруг внешней части комнаты были два концентрических кольца выступающих ярусов- сзади на один больше, чем с переди, на которой располагались (отдыхали?) многочисленные темные объекты.
В-четвертых, что стена позади этого уровня сверкала во многих местах, как будто была украшена цветными кристаллами. Но у него не было возможности рассмотреть стену или темные объекты, ибо на открытом месте рядом со светящейся ямой стоял человек с головой дракона.
Человек был сделан из металла, и сверкал, как полированная сталь. Он был без одежды, кроме набедренной повязки сегментированно сделанной из того же блестящего материала, как его тело, грудь и конечности с рифлеными мышцами, как у Кулла. В левой руке он держал металлический щит, а в правой, переливающийся меч, в котором Эрагон узнал клинок Всадника.
Позади человека, у противоположной стены комнаты, Эрагон смог разглядеть трон, спинка и сидение которого напоминали очертания существа.
Человек с головой дракона шагнул вперед. Его кожа и суставы двигались гладко, как настоящая плоть, но каждый шаг звучал так если бы что-то очень тяжелое упало на пол. Он остановился в тридцати футах от Эрагона и Сапфиры и посмотрел на них глазами, которые мерцали, как пара темно-красных (может малиновых?) огоньков. Затем, подняв чешуйчатую голову, он произвел своеобразный металлический рев, который разнесся с эхом, многократно отражаясь, пока не стало казаться что дюжина существ ревет на них.
Как раз тогда, когда Эрагону стало интересно должны ли они бороться с существом, он почувствовал себя странно, огромный разум дотронулся до его. Он отличался от тех с которыми он сталкивался раньше, и казалось содержал разноголосый хор из множества голосов, напоминающий ветер внутри шторма.
Прежде чем он смог отреагировать, чужеродный разум сломил его оборону и завладел контролем над его мыслями. За все то время что он занимался практикой с Глаэдром, Арьей и Сапфирой, Эрагон не мог остановить атаку; он не мог даже замедлить ее. Он мог бы с таким же успехом попытаться сдержать волну голыми руками.
Поток света и рев несвязного шума окружили его, поскольку хор воплей вызвал в душе,в каждом укромном уголоке, трещину его существа.Эрагону показалось,как будто захватчик разорвал свой ум на полдюжину частей – каждая из которых оставалась зависимой от других, но ни одна из которой не была свободна сделать так,как желала,его зрение изменилось,стало более детализорованным,как будто он видел палату через аспекты драгоценного камня.
Шесть различных воспоминаний начали мчаться через его сломленное сознание. Он не хотел вспоминать их; они просто появлялись, и пролетали мимо быстрее, чем он мог думать. В то же самое время его тело согнулось,и принялось приниать различные позы,а затем его рука вытащила Брисингр туда,где его глаза могли видеть, и он созерцал шесть идентичных версий меча.Захватчик даже сделал так, чтобы он смог ощущать эти мысли,правда цель этого Эрагон не понимал и не мог понять всех мыслей,которые тот имел,но все же он позволял их увидеть.При всем при этом,у Эрагона не проходило чувство тревоги.
Казалось что уже прошел ни один час,но чужой ум исследовал каждые из его воспоминаний с того момента,когда он еще жил на ферме,со своей семьей,как он охотился на оленя в горах Спайна,за три дня до того,как он нашел яйцо Сапфиры,вплоть до сегодня.Позади своего разума,Эрагон ощутил ту же самую вещь,которая происходила и с Сапфирой,которая тоже ничего не понимала из всех этих мыслей.
Наконец, после того, как он оставил надежду на свободу, что он когда-нибудь освободит свой разум и свои мысли, кружащийся хор мыслей тщательно воссоединился с частями его разума,и затем исчез.
Эрагон зашатался и опустился на одно колено раньше, чем он смог вернуть своё равновесие. Рядом с ним, Сапфира пошатывалась и хваталась за воздух.
Как?-подумал он-Кто?Захватить обоих сразу,и возможно Глаэдра тоже.Он сомневался,что даже Гальбаторикс способен на такое.
Опять чужое сознание стало давить на мысли Эрагона, однако на этот раз оно не нападало. "Простите нас Сапфира и Эрагон, но мы должны были убедиться в чистоте ваших намерений. Добро пожаловать в Склеп Душ. Долго же мы ждали вас! Добро пожаловать и тебе кузен. Мы рады что ты все еще жив. Возьмите ваши воспоминания, и знайте, что ваше задание наконец завершено!
Болт энергии вспыхнул между Глаэдром и сознанием. Мгновение спустя Глаэдр взревел, который заставил виски Эрагона пульсировать с болью. Скачок смешанных эмоций помчался дальше от золотого дракона: горе, триумф, недоверие, сожаление, и, отвергая их всех, смысл радостного облегчения, столь интенсивного, что Эрагон улыбнулся, не зная почему. И задевая ум Глэедра, он чувствовал не только один странный ум, но и множество, все шептание и бормотание.
"Кто?" прошептал Эрагон. Перед ними, человек с головой дракона двигался медленно.
"Эрагон", сказала Сапфира."Посмотри на стену. Смотри…"
Эрагон посмотрел туда и увидел что стена вовсе не была украшена кристаллами, как он подумал раньше. В ней находились дюжины альковов с блестящими шарами внутри. Некоторые были большие, некоторые маленькие, но все они пульсировали и мерцали внутри, как уголь из костра который догорает.
Сердце Эрагона пропустило удар, как только понимание пришло к нему.
Он опустил свой взгляд на темные объекты на нижних ярусах, они были гладкими и яйцевидными и казались вылепленнми из камня различных цветов. Как шары, некоторые были большими а некоторые были небольшими, но не взирая на их размеры, их форма была одинаковой могла быть узнанной везде.
Острый приступ содрогнул его и его колени стали слабыми. Это не может быть. Он хотел верить тому, что он видел, но он опасался, что это могла быть иллюзия созданная его надеждами. И всё же от вероятности того, что он видел там, было на самом деле, перехватывало его дыхание и останавливало его, колебало и овладевало до такой степени, что он не знал, что делать и что говорить. Реакция Сапфиры была почти такой же, если не сильнее.
Затем разум снова заговорил: Вы не ошибаетесь, драконьи, и ваши глаза не обманывают вас. Мы тайная надежда нашей расы. Здесь лежат наши сердца сердец – последние свободные Элдунари в стране – и здесь лежат яйца, которые мы хранили более чем столетие.



ПУСТОТА, ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На мгновение, Эрагон не мог двигаться или дышать.
Затем он прошептал: "Яйца, Сапфира… Яйца".
Она вздрогнула, словно от холода, и мурашки пробежались по её спине.
Кто вы? спросил он в уме. Откуда мы знаем, если мы можем вам доверять?
Они говорят правду, Эрагон, сказал Глаедр на древнем языке. Я знаю, Оромис был среди тех, кто разработывал этого план.
Оромис…?
Перед тем как Глаедр хотел представить более подробную информацию, другой разум сказал, меня зовут Umaroth. Мой всадник был эльф Vrael, лидер нашего ордина до того как наша погибель нашла нас. Я говорю за других, но я не повелевал им, ибо в то время как многие из нас были связаны со своими всадниками, а наши дикие братья не признают никакой власти, кроме своей собственной. Об этом он сказал с оттенком раздражения. Это было бы слишком запутанно для всех нас, если бы каждый говорил по очереди, так что мой голос будет звучать до конца.
Вы…? И Эрагон указал на серебристого а драконо-голового человека находившийся перед ним и Сапфирой.
Нет, ответил Umaroth. Он Cuaroc, Охотник на Nidhwal и Проклятие Ургалов. Silvari Чародейка создала для него тело, которое он теперь носит, так что у нас есть чемпионом, чтобы защитить нас от Гальбаторикса или любой силы которая прорвалась бы в Хранилище Душ.
Как Umaroth говорил, Драконоголовый человек дотянулся до его торса и правой рукой, развязал скрытую защелку и распахнул грудь, как будто он тянул дверь от шкафа. В груди у Cuaroc в фиолетовой глубине души были расположенны тысячами серебряных проводков каждый не толще волоса. Затем двери в груди у Cuaroc захлопнулась, и Umaroth сказал: Нет, я здесь, и он руководил зрением Эрагона к нише, которая содержала большие белые Элдунари.
Эрагон медленно вложил Брисингр в ножны.
Яйца и Элдунари. Эрагон никак не мог понять чудовищность откровения и все сразу. Его мысли были медленными и вялыми, как если бы его ударили по голове, в некотором смысле, он так и предположил…
Он направился к нише справа от черной релиефной арки, затем остановился перед Cuaroc и сказал, как громко мог своим разумом, "Могу ли я?"
Драконоголовый защелкнул свою пасть, отступил, шагая с грохотом, и встял у сияющего углубления в центре комнаты. Однако его меч оставался обнаженным, и Эрагон ни на мгновение не забывал об этом.
Чувства удивления и благоговения охватили Эрагона, когда он подошел к драконьим яйцм. Он прислонился к нижнему ярусу и, содрогаясь, выдохнул, глядя на золотое и красное яйцо, которые были почти в пять футов высотой. Пораженный внезапным призывом, он снял перчатки и протянул ладонь к яйцам. Оно было теплым на ощупь, а когда он мысленно коснулся его, он почувствовал дремлющие сознание невылупившегося дракона.
Он почувствовал горячее дыхание Сапфиры на его затылке, кагда она присоединилась к нему.
Твое яйцо было меньше, чем это-сказал он
Это потому, что моя мать была не так стара и не так велика, как тот дракон, что отложил это.
Ах. Я не думал об этом.
Он посмотрел на остальные яйца и почуствовал, как у него сжимается горло. – Их так много, – прошептал он. Он прислонился плечом к могучим челюстям Сапфиры и почувствовал охватившую ее дрожь. Он знал, что она не хотела ничего иного, как только возликовать и воссоединиться с разумами ее народа, но как и он, она не могла заставить себя поверить в то, что все, что они видели, было реальным.
Она фыркнула и обернулась вокруг: она смотрела на остальную часть комнаты, а затем взревела так, что посыпалась пыль с потолка. "Как?"- прорычала она мысленно. "Как вы смогли скрыться от Гальбаторикса? Мы драконы не скрываемся от борьбы! Мы – не трусы, бегущие от опасности. Объясните это!"
"Не так громко, Бьяртскулар, или ты растревожишь малышей в их яйцах", – проворчал Умарот.
Морда Сапфиры сморщилась, когда она огрызнулась, – Тогда говори, старейший, и расскажи, как это возможно.
На мгновение показалось, что Умарота это забавляло, но когда дракон ответил ей, его слова звучали мрачно:" Вы правы: драконы – не трусы, и они не скрываются от борьбы, но иногда и драконы могут прятаться в засаде, чтобы затем застать свою жертву врасплох. Разве ты не согласна, Сапфира?"
Она фыркнула и перебросила свой хвост из стороны в сторону.
И мы не такие, как Фанфур или меньшая змея, которая оставляет своих детенышей, чтобы жить или умереть по прихоти судьбы. Если бы мы вступили в битву за Дору Араэба, мы бы только были бы уничтожены. Победа Гальбаторикса была бы абсолютной, как он сам считает, и наш вид был бы стерт навсегда с лица земли.
"Когда истинные размеры силы и тщеславия Гальбаторикса стали ясными," – сказал Глаэдр, – "и когда мы поняли, что он и клятвопреступники собираются атаковать Врёнгард, тогда Враиль, Оромис, я, и кое-кто еще, решили, что наилучшим решением будет спрятать яйца нашей расы, как и некоторое количество Эльдунари. Убедить диких драконов не оказалось сложным; Гальбаторикс охотился на них, и у них не было защиты от его магии. Они пришли сюда и отдали их невылупившееся потомство Враилю, тогда они отложили яйца чтобы выжидать, ведь для нас стало очевидным, что наша раса находится на грани исчезновения. Наши опасения, как теперь видно, подтвердились.
Эрагон потер виски. "Почему ты не знал (не помнил) об этом раньше? Почему не знал (не помнил) Оромис? И как возможно, скрыть свои мысли? Ты сказал мне, это не нельзя было сделать ".
"Это действительно невозможно", ответил Глаэдр, " или по крайней мере невозможно с одной лишь магией. В этом случае, однако, где магия потерпела неудачу, расстояние всё же может преуспеть. Именно поэтому мы находимся так глубоко под землей, на милю под горой Эролас. Даже если Гальбаторикс или Проклятые стали бы мысленно прощупывать такое невероятное место, скала сделала бы сложным почувствовать столь мощные потоки энергии, они бы это приписали круговоротам энергии вблизи ядра земли, которые вращаются под нами. Более того, перед битвой за Дору Ариба, более ста лет назад, все Эльдунари находились в таком глубоком трансе, что было невозможно отличить их от мертвых, что делало их обнаружение практически невозможным. Наш план состоял в том, чтобы пробудить их после того, как битва будет закончена, но те, кто построил это место, также наложили заклятие, которое разбудило их через несколько лун.
"И это было сделано", сказал Умарот. "Склеп душ был создан также и по другой причине. Пещера, которую вы видите, ведет к озеру из расплавленного камня, которое пролегло под этими горами когда родился весь мир. Это обеспечило тепло, необходимое для поддержания яиц в комфортных условиях, и это также обеспечило свет, необходимый Эльдунари для поддержания нашей силы.
Обращаясь к Глаэдру Эрагон сказал, – Ты все еще не ответил на мой вопрос: почему ни ты, ни Оромис не помнили об этом месте?
Ответил ему Умарот: "Потому что все, кто знал о Склепе Душ были согласны с тем, что это знание должно быть удалено их умов и памяти, включая Глаэлра. Это было непростое решение, особенно для матерей, отложивших яйца, но мы не могли позволить кому-либо вне этой комнаты знать правду, чтобы Гальбаторикс не узнал этого от них. Итак, мы попрощались с нашими друзьями и боевыми товарищами, зная, что мы никогда больше не сможем увидеть их, и самое худшее было то, что они умерли, веря что мы ушли в небытие… Как я сказал, это было непростое решение. Также мы стерли все воспоминания о названии скалы, служащей входом в это святилище, также как мы стерли имена тринадцати предавших нас драконов.
Я провел последние сто лет, полагая, что наш вид был обречен на забвение, сказал Glaedr. Теперь, чтобы знать, что все страдания мои были напрасными… Я рад, однако, что я смог помочь защитить нашу расу через мое невежество.
Тогда Сапфира спросила Умарота:"Почему Гальбаторикс не заметил, что яиц не хватает?"
Он думал, что мы были убиты в сражении. Мы были всего лишь небольшой частью Элдунари на Врёнгарде, недостаточной для того, чтобы он заметил наше отсутствие. Что касается яиц, без сомнения он был разгневан их потерей, но у него не будет никакой причины полагать, что его обманули.
Ах, да, – грустно сказал Глаэдр. – Вот почему Тувиэль согласился принести себя в жертву: чтобы скрыть наш обман от Гальбаторикса.
Но Тувиэль убивал себе подобных, разве нет? (?) – сказал Эрагон.
Да, и это была огромная трагедия – сказал Умарот. – Тем не менее мы договорились, что он не будет делать этого, если только поражение не будет неизбежно. Пожертвуя собой он уничтожил здания, где мы обычно хранили яйца, а также он отравил остров, чтобы Гальбаторикс не захотел остаться здесь.
"Он знал, ради чего убил себя?"
В то время, нет, только то, что это было необходимо. Один из Проклятых убил дракона Тувила за месяц до того. Хотя он воздержался от прохождения в пустоту, когда мы нуждались в каждом воине, мы должны были бороться с Гальбаториксом, Тувиель больше не хотел продолжать жить. Тогда он был рад своей задаче; она дала ему покой, по которому он тосковал, также позволила ему послужить нашему делу. Ценой своей жизни он обеспечил будущее и для нашей расы и для Всадников. Он был великим и храбрым героем, и его имя должно когда-нибудь быть спето в каждом углу Алагейзии
– И после битвы вы ждали, – сказала Сапфира.
"И мы ждали" – согласился Умарот. Мысль о том, что они провели сто лет в одной комнате глубоко под землей заставила Эрагона робеть. "Но мы не бездельничали. Когда мы очнулись от транса, мы начали тянуться своими умами на поверхность, сначала очень осторожно, а потом более уверенно, когда мы поняли, что Гальбаторикс и Проклятые покинули остров. Вместе наша сила была невероятной, и мы были в состоянии следить за всем, что происходило по всей земле все эти годы. Мы не могли смотреть в магическое зеркало, это было по-другому, но мы могли видеть запутанные клубки энергии во всей Алагейзии, и мы могли слушать мысли тех, кто не делал попытки защитить свой разум. Таким образом, у нас есть вся информация.
"По прошествии десятилетий мы начали сомневаться что кто-нибудь сможет убить Гальбаторикса. Мы были готовы ждать века, если бы понадобилось, но мы ощущали рост мощи Разбивателя яиц, и мы боялись, что наше ожидание затянется на тысячелетия вместо столетий. Мы согласились, что это будет как для нашей психики, так и для зародышей в яйцах. Они связаны магией, которая сковывает их тела, и они могут оставаться в таком состоянии много лет, но не настолько долго. Если бы это произошло, их разумы могли стать искривленными и странными.
"Это подстегнуло нас к действию, мы начали вмешиваться в события, происходившие у нас на глазах. Сначала потихоньку: лёгкий тычок здесь, шепоток в помощь там, чувство тревоги тому, на кого организована засада. Нам не всегда и не всё удавалось, но мы помогали тем, кто ещё боролся с Гальбаториксом. Шло время, и мы стали становиться всё более и более умелыми, всё более и более уверенными в наших вмешательствах. В нескольких редких случаях наше присутствие было замечено, но никому не удалось установить, кто мы. Трижды нам удалось подготовить смерть Проклятых; когда он не был подвержен влиянию своих страстей, Бром был очень полезным оружием для нас.
– Вы помогали Брому! – воскликнул Эрагон.
"Мы сделали это и много другое. Когда человек, известный как Хелфринг, украл яйцо Сапфиры-чуть ли не двадцать лет назад- мы помогали ему бежать, но мы зашли слишком далеко, потому что он заметил нас и испугался. Он бежал и не встретился с Варденами, как он должен был. Позже Бром спас яйцо, и Вардены и эльфы стали приносить своих птенцов к нему, в попытке найти того, для кого бы яйцо открылось. А мы, в свою очередь, должны были подготовиться к неожиданностям. Поэтому мы обратились к котам-оборотням, которые давно были друзьями драконов. Они согласились помочь нам, и мы им дали задание, связанное со Скалой Кутхиан и "сверкающей сталью" под корнями дерева Меноа, а затем мы удалили все о нашей беседе из их головы"
– Вы сделали все это,отсюда?-спросил Эрагон.
– И даже больше. Вы никогда не удивлялись, почему яйцо Сапфиры появилось перед тобой, хотя ты был в глубинах Спайна?
Это была ваша работа? – спросила Сапфира. Её шок был так же силён, как и Эрагона.
"Я думал, что это произошло потому, что Бром мой отец, и Арья приняли меня за него».
Нет, сказал Umaroth. Заклинаний эльфы не так легко сбиться с пути. Мы изменили поток магии, чтобы вы и Сапфира смогли встретиться. Мы думали, что есть шанс, маленький, но шанс все-таки, что Вы могли бы подойти для нее. Мы оказались правы.
"Почему вы не привели нас сюда раньше? Почему?"-спросил Эрагон.
Потому что нужно было время для подготовки, в противном случае мы рисковали оповестить Гальбаторикса о нашем присутствии, прежде чем вы или Вардены были готовы противостоять Империи. Если бы мы связались с вами после битвы на Пылающих Равнинах, чтобы хорошего это дало? Вардены были еще так далеко от Урубаена.
Было молчание в течение минуты.
Эрагон медленно сказал: "Что еще вы сделали для нас?"
Несколько толчков локтем, предупреждения главным образом. Видения Арьи в Гилиде, когда она нуждалась в вашей помощи. Исцеление твоей спины во время Агэти Блёдрен.
Чувство неодобрения исходило от Глаэдра. – Вы послали их в Гилид, нетренированных и без защиты, зная, что они должны будут столкнуться с шейдом?
– Мы думали, что Бром будет с ними, но даже как только он умер, мы не могли остановить их, поскольку они все еще должны были пойти в Гилид, чтобы найти варденов.
"Подожди", сказал Эрагон. "Вы были ответственны за мои… трансформации?"
От части. Мы коснулись отражения нашей расы эльфов, вызванного во время празднования. Мы предоставили вдохновение, а она-он-оно предоставило силы для заклинаний.
Эрагон посмотрел вниз и сжал руку на мгновение, он не был зол, его наполняли другие эмоции, которые не давали ему оставаться на месте. Сапфира, Арья, его меч, форма тела – всем этим он обязан драконам в пределах этой комнаты."Элрун оно", – сказал он. Спасибо.
Вы только приветствуетесь, Губитель Шейдов.
"Вы и Рорану помогали?"
Твой кузен Роран не получил никакой помощи от нас. Умарох притих. "Мы наблюдали за вами обоими Эрагон и Сапфира. Мы видели как вы превращаетесь из птенцов на могучих воинов и мы гордимся всем тем что вы сделали. Ты, Эрагон, воплощаешь все, чего мы ожидали от нового Всадника. А ты Сапфира доказала, что достойна быть причисленной до выдающихся представителей нашей расы
Эрагон и Сапфира почувствовали радость и гордость за это. Он опустился на одно колено, даже она, рывшая пол, опустила голову. Эрагон почувствовал, что хочет прыгать и кричать, иначе праздновать, но вместо этого он произнес:"Мой меч ваш…"
"И мои зубы и когти", – сказала Сапфира.
– До конца наших дней, – закончили они в унисон. – Что вы хотели бы от нас, Эбритхилар?
Умарот был удовлетворён их ответом, и он сказал:"Теперь, когда вы нашли нас, мы не будем скрываться более. Мы будем вместе с вами бороться, поможем вам убить Гальбаторикса. Настало время, когда мы покинем наше логово раз и навсегда, чтобы противостоять предателю! Без нас он сможет поработить ваш ум также, как и мы. Ведь он имеет много Эльдунари под своей командой.
Я не могу унести всех вас, сказала, Сапфира.
"Ты и не должна", – сказал Умарот, – "Пятеро из нас останутся, чтобы следить за яйцами, вместе с Цуароком. Если мы не сможем поразить Гальбаторикса, то они будут ждать того момента, когда снова драконам будет безопасно в Алагейзии. Но вам не стоит беспокоиться, мы не должны быть бременем для вас, потому что мы сами будем предоставлять силы для передвижения нашего веса в пространстве."
"Как много вас?"-спросил Эрагон, осматривая комнату.
Сто тридцать шесть. Но не думайте, что мы будем способнее лучших Элдунари, которых поработил Гальбаторикс. Мы – лишь немногие, и те, кто был выбран, чтобы быть помещенным в пределах этого хранилища, мы были или слишком стары и слишком ценны, чтобы рисковать в борьбе или слишком молоды и слишком неопытны, чтобы участвовать в сражении. Именно поэтому я решил присоединиться к ним; я обеспечиваю связь между группами, пунктом взаимопонимания, которому иначе не было бы. Те, кто являются более старыми, действительно мудры и влиятельны, но их умы блуждают по странным путям, и часто трудно убедить их сконцентрироваться на чем-либо за пределами их мечтаний. Те, кто моложе, более неудачны: они расстались с их телами прежде, чем нужно было; таким образом их умы остаются ограниченными размером их Эльдунари, который никогда не может расти или расширяться, как только он покидает тело. Пусть это будет тебе уроком, Сапфира, не извергай свой Эльдунари, если ты не достигла представительного размера или если сталкиваешься с самой страшной из чрезвычайных ситуаций.
“Таким образом, нас все еще превосходят,” сказал Эрагон мрачно.
Да, Драконий Всадник. Но теперь Гальбаторикс не может заставить вас встать на колени тогда, когда он видит вас. Мы не в состоянии быть лучше их, но мы в состоянии удерживать его Элдунари достаточно долго, для тебя и для Сапфиры, чтобы вы могли сделать то, что вы должны. И надейтесь; мы знаем много вещей, много тайн, о войне и волшебстве и о строении мира. Мы будем учить Вас, тому,что мы можем, и может случиться так, что некоторая часть нашего знания позволит Вам убить короля.
После этого Сапфира спросила об яйцах и узнала, что были спасены двести сорок три. Двадцать шесть из них должны были предстать перед кандидатам во Всадники, остальные были несвязанными. Затем они перешли к обсуждению полета на Урубаен. Пока Умарот и Глаэдр советовались с Сапфирой относительно самого быстрого способа добраться до города, дракон, возглавляющий человека, вложил меч в ножны, положил щит, и, один за другим, начал вынимать Эльдунари из их ниш в стене. Он поместил каждый из драгоценных шаров в шелковый кошелек, на котором они лежали, а затем складывал их аккуратно на полу рядом со светящейся ямой.Обхват крупнейших Эльдунари был настолько огромен, что дракон с металлическим телом был неспособен полностью обхватить его руками.
Пока Циарок работал, и в то время как они говорили, Эрагон продолжал испытывать чувство ошеломленной недоверчивости.Он едва смел мечтать, что были любые другие драконы, скрывающиеся в Алагезии.Все же здесь они были, остатки потерянного возраста. Это было, как будто истории старых сказителейожили, и он и Сапфира были пойманы посреди них.
Эмоции Сапфиры были более сложными. Знание, что ее раса больше не была обречена на исчезновение, сняло тень от ее ума – тень, которая лежала там столько, сколько Эрагон мог помнить – и ее мысли взлетели с радостью, столь глубокой, это, казалось, заставило ее глаза искрится ярче чем обычно. Однако оборонительная позиция умерила ее восторг, как ели бы она была застенчива перед Элдунари.
Даже не смотря на своё изумление, Эрагон знал о перемене настроения Глэедра; он, казалось, полностью не забыл свое горе, но он был счастливее, Эрагон чувствовал его с тех пор как умер Оромис. И в то же время когда Глаэдр не был почтителен к Умароту, он рассматривал другого дракона с тем уровнем уважения, которого Эрагон не видел у него прежде, даже когда Глаэдр говорил с королевой Имиладрис.
Когда Циарок почти справился со своей задачей,Эрагон подошел к краю ямы и заглянул в нее.Он видел круглую шахту, которая углублялась в камень более чем на сто футов, затем открывающуюсь(расширяющуюсь или образующую) в пещеру, наполовину заполненную морем пылающего камня. Густая желтая жидкость пузырилась и брызгала как горшок кипящего клея, и хвосты циркулирующих паров поднимались с его поверхности, совершая вертикальные колебания.
Ну, Эрагон, сказал Умарот, когда человек с головой дракона установил последний из Эльдунари, которые должны были поехать с ними, на груду. Вы должны бросить заклинание сейчас. Слова следующим образом -
Эрагон хмурился, когда он слушал. “Каково завихрение… во второй линии? Я что, как предполагается, кручу, воздух?”
Объяснение Умарота оставило Эрагона еще более запутанным.Умарот попытался повторить еще раз, но Эрагон все еще не мог понять концепцию. Другие, более старые Эльдунари, тоже вступил в разговор, но их объяснения давали(несли) еще меньше смысла, так как они пришли, в основном, как поток перекрывающихся изображений, ощущений, и странных, тайных сравнений, которые оставили Эрагона безнадежно изумленным.
Несколько к его облегчению, Сапфира и Глаэдр, казалось, так же озадачены, хотя Глаэдр сказал, я думаю, что я понимаю, но это все равно что пытаться поймать испуганную рыбу; всякий раз, когда я думаю, что я ее поймал, она выскальзывает между моих зубов.
Этот урок оставим на другое время, сказал Умарот. Вы знаете, что делает заклинание, если даже не знаете КАК. Этого достаточно. Возьмите от нас необходимую силу и используйте ее, и затем давайте будем выключены(станем незаметны, неактивны).
Возбужденный, Эрагон установил последовательность слов в уме, чтобы избежать ошибки, и затем он начал говорить. Когда он произнес ряд слов, он вытянул запасы из Эльдунари, его кожа покалывала, поскольку огромный поток энергии лился через него, как река воды, и горячей, и холодной.
Воздух вокруг неравного множества Эльдунари слегка колебался и мерцал; тогда груда, казалось, сворачивалась внутрь себя, и она исчезла с глаз долой. Порыв ветра взъерошил волосы Эрагона и мягкий, унылый, глухой стук, отраженный всюду по палате.
Удивленный, Эрагон наблюдал, как Сапфира вытянула свою голову вперед и повернула над местом, где только что были Эльдунари. Они исчезли, целиком и полностью, как если бы они никогда не существовало, и все же он и она все еще чувствовали умы драконов под рукой.
Как только вы покинете Хранилище, сказал Умарот, вход в этот кармашек пространства будет всё время оставаться на определённом расстоянии над вами и позади, за исключением тех случаев, когда вы будете в ограниченном пространстве, или кто-нибудь будет проходить мимо. Вход – не больше, чем игольное ушко, но значительно более опаснее, чем любой меч; он перережет вас насквозь, если вы коснётесь его.
Сапфира фыркнула: Даже ваш след исчез.
Пораженный, Эрагон спросил: Кто узнал, как это сделать?!
Отшельник, который жил на северное побережье Алагезии одну тысячу двести лет назад, ответил Умарот. Это – ценная уловка, если Вы хотите скрыть что-то в простом виде, но опасно и трудно сделать это правильно. Дракон был затих на мгновение после сказанного, и Эрагон мог чувствовать, что он собирается с мыслями. Потом Умарот сказал, есть еще одна вещь, которую ты и Сапфирa должны знать. Когда вы пройдёте через большую арку позади Вас – Ворота Vergathos – вы начнете забывать о Циароке и яйцах, скрытых здесь, и к тому времени, когда Вы достигнете каменных дверей в конце туннеля, вся память о них исчезнет из ваших умов. Даже мы,Эльдунари, забудем о яйцах. Если мы преуспеем в том, чтобы убить Гальбаторикса, то ворота восстановят наши воспоминания, но до тех пор мы должны остаться неосведомленными о них. Умарот, казалось, грохотал. Это… неприятно, я знаю, но мы не можем позволить Гальбаториксу узнать о яйцах.
Эрагону не понравилась идея, но он не мог думать о разумной альтернативе.
Спасибо за сообщенное(сказанное) нам, сказала Сапфира, и Эрагон в своей благодарности присоединился к ней.
Тогда великий металлический воин, Циарок, поднял свой щит с пола, выхватил меч и подошел к своему древнему престолу и сел на него. Он опустил голое лезвие на колени и, опираясь на свой щит с противоположной стороны престола, положил ладони на свои бедра и застыл, так неподвижно, как статуя, за исключением танцующих искр в его темно-красных глазах, которые пристально смотрели на яйца.
Эрагон дрожал, когда он повернулся спиной к трону. Было что-то преследующее в виде одинокой фигуры в противоположной стороне палаты. Знание, что Циароку и другим Эльдунари, которые оставались, возможно, придется остаться там в течение другой сотни лет – или дольше – мешало Эрагону уезжать.
Прощайте, сказал он мысленно.
Прощай, Драконий Всадник, ответили пять шепотов. Прощай, Бьяртскулар(огненный язык). Удачи Вам.
Тогда Эрагон расправил плечи, и вместе, он и Сапфира, шагнули через Ворота Vergathos и таким образом вышли из Хранилища Душ.



ВОЗВРАЩЕНИЕ

Эрагон зажмурился, когда вышел из туннеля на свет полуденного солнца, освещавшего поляну перед Скалой Кутхиан.
Ему казалось, что он забыл что-то важное. Он попытался вспомнить, что, но ничего не приходило на ум, только чувство пустоты, что неурегулированные его. Если бы это делать с… нет, он не мог вспомнить. Сапфиры, ты… он начал говорить, то затих.
Что?
Ничего. Я просто подумал… Ничего, это не имеет значения.
За ними, двери в туннель захлопнулись, линии и символы на них сошли на нет, а грубый, поросший мхом,пик вновь оказался твердым куском камня.
Ну же, поехали, – скзал Умарот. – Солнце уже высоко, а между нами и Урубаеном немало лиг.
Эрагон оглядел поляну, до сих пор ощущение, как будто он что-то отсутствует, а потом кивнул и забрался в седло Сапфиры.
Когда он застегивал ремни вокруг своих ног, жуткое трещание теневой птицы раздалось откуда-то из елей справа. Он посмотрел туда, но не обнаружил существо. Эрагон состроил гримасу. Он был рад, что посетил Врёнгард, но не менее рад был его покинуть. Остров был недружелюбным местом.
"Полетели?" – спросила Сапфира.
Давайте, сказал он с чувством облегчения.
Со взмахом крыльев Сапфира оторвалась от земли и полетела над яблоневой рощей к очищенному от деревьев пространству. Она быстро взлетела над долиной, имевшей форму чаши, покружила над руинами Дору Ариба и поднялась выше. Когда она взлетела достаточно высоко, чтобы перелететь через горы, она повернула на восток и направилась к континенту и Урубаену, оставив за собой остатки некогда великой крепости Всадников.



ГОРОД ПЕЧАЛИ

Солнце стояло в зените, когда Вардены подступили к Урубаену.
Кто-то во главе колонны Рорана, взбирающейся по хребту на вершину горы, закричал. Охваченный любопытством он оторвал взгляд от мелькавших перед его носом пяток впередиидущего гнома, и, оказавшись на вершине, остановился, как и все воины перед ним, чтобы всмотреться в открывшийся взору город.
Земля простиралась внизу на несколько миль, гладкая широкая равнина была усеяна фермами, мельницами, и великими каменными имениями, они напоминали ему город Эроуз. Около пяти километров было усыпано зданиями на равнине перед наружными стенами Урубаена.
В отличие от тех Драс-Леоны, стены столицы охватывали весь город. Они были высокие – даже на расстоянии Рорану было видно, что стены Драс-Леоны и Арогса – карликовые по сравнению с ними. Он догадался, что стены были не менее трехсот футов высотой. После широких зубцов, он заметил баллисты и катапульты установленные на равных промежутках.
Этот вид взволновал его. Машины будет трудно вывести из строя – без сомнения они защищены от магических атак – и по опыту он знал как смертоносно такое оружие может быть.
За стенами находилась странная смесь из структур, построенных людьми и тэльфами. Самыми заметными из строений эльфов были шесть высоких красивых башен, сделанных из малахитово-зелёного камня, которые располагались по дуге в т старой части города. У двух из шести башен отсутствовали крыши. Кроме того, Эрагону показалось, что он увидел обрубки ещё двух башен, частично погребённых в неразберихе домов вокруг.
Но больше всего его интересовали не стены и здания, а факт того, что большая часть города лежит во тьме под огромным каменным выступом, который, должно быть, был более полумили шириной и и не менее пятисот футов толщиной. Выступ образовывал один конец массивного, скошенного холма, который простирался на северо-восток на несколько миль. На скалистой губе выступа находилась еще одна стена, как та, что окружала город, а так же несколько толстых пожарных вышек.
За разрывом в выступе находилась огромная цитадель с большим числом башен и парапетов. Цытадель возвышалась над остальным городом настолько высоко, что этого было достаточно, чтобы почти задевать нижнюю часть выступа. Наиболее пугающими были главные ворота крепости: огромная, зияющая дыра, выглядевшая более чем достаточной, для того, чтобы Торн и Сапфира могли пройди в нее бок о бок.
Внутренности Рорана сжались. Если ворота были каким-то признаком, то Шрюкн был достаточно велик, чтобы в одиночку истребить всю их армию. "Эрагону и Сапфире лучше поторопиться", подумал он. " И эльфам тоже". Из того, что он видел, он мог судить, что эльфы могли достаточно долго продержаться против дракона короля, но и они, если даже очень постараются, вряд ли смогут убить его.
Всё это еще больше приковало Рорана на вершине холма. Затем он потянул Сноуфайра за уздцы. Позади него белый жеребец фыркал и шел неохотно, поскольку Роран возобновил его утомительный марш, ступая по извилистой дороге, которая спускалась к низине.
Он мог бы ехать, и должен был ехать, собственно, в роли капитана своего батальона, но после поездки в Эроуз и обратно, он стал ненавидеть сидение в седле.
Во время движения, он пытался придумать, как лучше всего напасть на город. Каменная впадина(уголок?), окружавшая Урубаен, предотвратит нападения по флангам и с тыла,а также станет важной преградой для атак сверху,теперь понятно,почему эльфы обосновались здесь
"Если бы мы каким-то образом обрушили эту скалу,защищающую Урубаен,мы бы превратили в руины большую его часть."- думал Роран,но он считал это маловероятным,так как скала была толстой:"Однако,мы можем захватить её,тогда мы могли бы бросать камни и поливать кипящим маслом тех,кто внизу…Возможно,эльфы бы занялись этим.Или Куллы.Им понравилось бы такое"
Река Рамр была в нескольких милях к северу от Урубаена, слишком далеко, чтобы чем-нибудь помочь. сапфира могла бы помочь вырыть достаточно большую канаву, что бы отвлечь его, но даже её понадобилась бы неделя для завершения такого проекта, но у Варденов не было на неделю достаточно пищи. У них оставалось всего несколько дней, после этого их придётся распустить или заставить голодать.
Единственным вариантом дляя них было напасть до того, как нападет Империя. Не то что бы Роран верил, что Гальбаторикс нападет. До этого момента он, казалось, позволял Варденам подойти к нему.
"Почему он должен рисковать своей шеей? Чем дольше он ждет, тем слабее мы становимся"
Что означало бы лобовую атаку – но стена была слишком толстая чтобы ее пробить и слишком высокая чтобы ее перелезть, в то время как лучники и катапульты обстреливали бы солдат все это время. Просто представив это, пот выступил у Рорана на лбу. Они все погибнут. Он проклинал. Мы будем сражаться и из кожи вон лезть пока гальбаторикс сидит в своем замке и смеется над нами. Если мы сможем приблизиться к стенам, солдаты не смогут нас достать своими боевыми орудиями, но потом мы окажемся легкой мишенью для смолы и камней, которые обрушатся на наши головы.
"Даже если бы они разрушили стены,они должны преодолеть всю армию Гальбаторикса внутри.Гораздо важнее обороноспособности города был боевой дух и настрой воинов,против которых будут сражаться Вардены.Будут ли они защищать город до последнего дыхания?Можно ли их напугать?Убегут ли они,если потеряют численное превосходство?Какие клятвы и присяги связывают их?"
Шпионы Варденов доложили, что Гальбаторикс назначил во главе обороны города Лорда Барста. Роран никогда доселе не слышал о Барсте, но эта информация, казалось, встревожила Джормундура, и люди в батальоне Рорана рассказали немало историй для того, чтобы убедить его в подлости Барста. Предположительно, Барст был лордом довольно большого поместья недалеко от Гиллида, которое он был вынужден оставить из-за вторжения эльфов. Его вассалы жили в смертельном страхе перед ним, поскольку у Барста была привычка решать споры наиболее жестким методом, часто он решал просто казнить тех, кого считал неподходящими. Само по себе, это было едва ли примечательным; многие лорды во всей Империи имели репутацию жестоких. Барст, однако, был не только безжалостен, но и силен, невероятно силен, и очень хитер. Из всего, что Роран услышал о Барсте, можно было сделать вывод о его недюжинном уме. Барст мог быть сволочью, но он был умной сволочью, и Роран знал, что было бы ошибкой недооценивать его. Гальбаторикс не выбрал бы слабака или тупицу для командования его людьми.
А ещё были Муртаг с Торном. Гальботорикс не может выйти из крепости, но красный дракон и всадник были уверены, что для встанут на защиту города. Эрагону и сапфире прийдётся заманить их. В противном случае мы никогда не справимся со стенами. Роран нахмурилсяю Это было проблемой. Муртаг был сильнее, чем Эрагон в данный момень. Эрагон будет нуждаться в помощи эльфов, чтобы убить его.
Роран ещё раз почувствовал, что горький гнев и негодование усиливается в нутри него. Он немог терпеть, что он был во власти тех, кто мог использовать магию. По крайней мере, когда речь заходила о силе и хитрости, человек может компенсировать отсутствие одного с избытком другого.Но отсутствие магии компенсировать нельзя.
Расстроеный, он поднял гальку с земли, и как его научил Эрагон, сказал: "Стенр риза". Галька осталась неподвижной.
Камешек всегда оставался неподвижным.
Он фыркнул и бросил его на обочине дороги.
Его жена и будущий ребёнок были с варденами, но всё же он ничего не мог сделать, чтобы убить Муртага или Гальботорикса. Он сжал кулаки в воображениии, что ломает вещи. кости в основном.
Возможно мы должны сбежать. Впервые эта мысль пришла ему в голову. Он знал, что земли к востоку вне досягаемости Гальбатроникса – плодородные равнины, где обитали только лишь кочевники. Если бы и другие жители деревни последовали за ним с Катриной – то они смогли бы начать всё заново, без Империи и Гальбатроникса. Как бы то ни было эта идея сделала его размышления мрачными. Он должен был отказать от Эрагона, его людей и земли которую он называл домом. Нет. Я не позволю нашему ребенку родиться в мире, где господствует Гальбатроникс. Лучше умереть, чем жить в страхе.
Конечно, ещё не решили проблему того, как захватить Урубаен. Всегда были слабости, чем он мог воспользоваться. В Карваходе, у него был провал с Раззаками, чтобы понять, что сельские жители будут бороться. Когда он боролся с ургалом Ярбогом, это были рога животного. в Эрроузе это был канал. Но здесь, в Урудаене, он не видел не слабых сторон, нее мест, где он может превратить своих противников против них же самих.
Если бы у нас были поставки, то я ждал бы и морил бы их голодом. Это было бы лучшим путем. Что-либо еще – безумие. Но как он знал, война была каталогом безумия.
Магия – это единственный выход – в конце концов решил он. – Магия и Сапфира. Если бы мы смогли убить Муртага то или она или эльфы помогут нам преодолеть стены.
Он нахмурился, во рту появился кислый привкус, и он ускорил шаг. Чем быстрее они разобьют лагерь, тем лучше. Его ноги ныли, и если уж погибать в бессмысленной битве, думал он, то лучше это сделать на сытый желудок и хорошо выспавшимся.
Вардены разбили свои палатки в миле от Урубаена, возле небольшого притока реки Рамр. Люди, гномы и ургалы начали возводить оборонительные сооружения, этот процесс продолжался до ночи и возобновился утром. Фактически, пока они оставались на одном месте, они должны были продолжать укреплять весь периметр лагеря. Воины терпеть не могли такую работу, но она полностью заняла их и, кроме того, могла спасти им жизни.
Все считали что приказы поступают от Эрагона-тени. Однако Роран знал что в действительности они идут от Джормундра. Он стал уважать Джормундра с того самого дня как похитили Насуаду а Эрагон улетел. Джормундр боролся против Империи всю свою жизнь и прекрасно разбирался в тактиках и стратегиях. Они с Рораном были в хороших отношениях – оба они были людьми стали а не магии.
Потом появился король Орин, с которым, после укрепления защитной линии, спорил Роран. Орин никогда не раздражал его; если кто то попытался бы убить их это был бы Орин. Роран знал, что спорить с королем не самая удачная затея, но этот самодовольный дурак собирался отправить гонца к воротам Урубаена, так же как и в случае со взятием Драс – Леоны и Белатоны.
– Вы хотите спровоцировать Гальботорикса? – зарычал Роран – Если мы это сделаем, то он может ответить!.
– Ну, конечно, – сказал Король Оррин, расположившись вертикально – Только следует, чтобы мы объявили о наших намерениях и предоставили ему возможность вести переговоры для мира.
Роран смотрел, а потом с отвращением отвернулся и сказал Джормундуру: "Разве вы не можете заставить его увидеть причину?"
Три из них были собраны в павильоне Оррина, где царь вызвал их.
"Ваше Величество", сказал Jormundur ", Роран прав. Было бы лучше подождать, перед тем как связываться с Империей".
– Но они нас видят, – возразил Оррин. "Мы расположились прямо за их стенами. Это было бы… грубо, чтобы не отправить посланника, чтобы высказать своё мнение. Вы простолюдины, и я не жду, что вы поймете. Требовния короля, вы должны исполнять, даже если мы находимся в состоянии войны".
Желание ударить царя охватила Рорана. "Вы так возгордились, чтобы верите, Гальбаторикс считает вас равными? Ба! Мы насекомых по сравнению с ним. Он не заботится вашей вежливости. Вы забываете, Гальбаторикс был незнатного происхождения, как и мы, прежде чем он сверг всадников. Его пути не ваши пути. не существует не одного в мире похожего на него, и вы думаете, предъугадать его? Вы думаете, что успокоите его? Бах! "
Лицо Оррина покраснело и он отшвырнул в сторону свой бокал вина, разбив его о ковер на полу, – Ты заходишь слишком далеко Молот. Ни один человек не имеет права так меня оскорблять.
" У меня есть право делать то, что я захочу," прорычал Роран. " Я не один из твоих подчиненных. Я не отвечаю перед тобой. Я свободный человек, и я буду оскорблять кого захочу, когда захочу и как захочу – даже тебя. Послать сообщение будет ошибкой, и я…"
послышился визг скольжения стали, когда король Оррин вытащил свой меч из ножен. Он не застал Рорана врасплох, Роран уже положил руку на свой молот, и, как он услышал звук, он выдернул оружие из-за пояса.
В тусклом свете палатки королевский клинок был серебряным пятном. Роран видел, куда Оррин собрался ударить, и отступил. Потом слегка ударил по мечу, заставляя его согнуться, зазвенеть и выскочить из руки короля.
Драгоценное оружие упало на пол и его лезвие задрожало.
"Сир", воскликнул один из охранников снаружи. "вы в порядке?"
"Я только что бросил мой щит", ответил Джонмундур. "Там нет необходимости для беспокойства".
Сир,да сир.
Роран уставился на короля. У Оррина было дикое выражение лица. Не отводя своего взгляда от него, Роран вернул свой молот на пояс. " Связываться с Гальбаториксом глупо и опасно. Если вы попытаетесь, я убью любого, кого вы пошлете, до того как он доберется до города."
Ты не посмеешь!", Сказал Оррин.
– Я сделал бы, и я сделаю. Я не позволю вам подвергнуть опасности всех нас просто для того чтобы удовлетворить вашу королевскую… гордость. Если Гальбаторикс захочет поговорить, тогда он знает где найти нас. В противном случае, оставьте его в покое.
Роран умчался с павильона. Снаружи, он стоял с руками на бёдрах и смотрел на пышные облака пока он ждал чтобы его пульс утих. Оррин был как молодой мул: упёртый, самоуверенный, и также хочет ударить тебя в живот если ты дал ему возможность.
А ещё он слишком много пьет, подумал Роран.
Он расхаживал перед павильоном пока не появился Джормундр. Перед тем как мужчина успел заговорить, Роран сказал, – Мне жаль.
Тебе должно быть. – Джормундр обратил рукой по лицу, потом вытащил глиняную трубку из сумки на его ремни и начал наполнять её кардусной травкой, которую он утрамбовал большим пальцем. – Мне понадобилось всё это время чтобы убедить его не посылать представителя тебе назло. – Он замолчал на мгновение. – Ты бы действительно убил одного из людей Оррина?
– Я не делаю пустых угроз, – сказал Роран.
– Нет, я так не думаю… Ладно, будем надеяться, что до этого не дойдет.
Джормундур пошел между палатками, и Роран последовал за ним. Когда они проходили мим, люди расступались перед ними и почттельно пригибали головы. Жестикулируя своей глиняной трубкой, Джормундр сказал:
– Признаюсь, я не раз хотел здорово обругать Оррина. – его губы растянулись в убылке, – К несчастью, осмотрительность всегда брала верх надо мной.
– Неужели он всегда был таким??
– Хм? Нет, нет. В Сурде он был гораздо разумнее.
– Что случилось?
– Страх, как мне кажется. Он делает странные вещи для мужчин…
– Да.
– Это может обидеть вас, но вы вели себя довольно глупо.
– Я знаю. Мое настроение взяло верх надо мной.
"И вы заработали себе такого врага, как король "
"Вы имеете в виду другого царя".
Джормундур рассмеялся:
– Да, наверное, когда у вас есть персональный враг в лице Гальбаторикса, все остальные выглядят безвредными. Однако…, – он остановился у костара и поджог тонкую ветку. Наклонил конец ветки к отверстию его трубки, затянулся несколько раз, уставившись в пламя, и затем выбросил ветку обратно в огонь. – Однако, Я не могу игнорировать ярость Оррина. Он был готов убить вас там. Если он затоит обиду, он будет искать мести. Я установлю охрану возле вашей палатки на несколько следующих дней. После, хотя… – Джормундр пожал плечами.
– После этого мы можем оказаться рабами или трупами.
Они шли молча несколько минут, Джормундр покуривал свою трубку все это время. Когда они собирались прощаться, Роран сказал, "Когда в следующий раз увидите Орина…"
"Да?"
Возможно, ты сможешь сообщить ему, что если он или его люди навредят Катрине, я выпущу из них кишки наведу у всего лагеря"
Jormundur опустил подбородок к груди и подумав пару секунд он поднял глаза и кивнул. "Я думаю, я мог бы найти способ сделать это, Молот".
– Спасибо.
"Всегда пожалуйста. Как всегда, это было редкое удовольствие"
Сир
Роран отыскал Катрину и уговорил ее пообедать в северной части лагеря, где он стоял на карауле, в случае появления посыльных Орина. Они обедали на скатерти, что Катрина разложила на мягкой почве, затем они сели вместе, тени все росли и росли и звезды начали появляться одна за другой на пурпурном небе.
"Я рада быть здесь," сказала она, прислонившись головой к его плечу.
"Ты?… В самом деле? "
Здесь прекрасно и ты всегда со мной – Она сжала его руку
Он притянул ее к себе, но тень беспокойства все равно осталась. Он не мог забыть об опасности, которая подстерегала ее и и их ребенка. Осознание того, что их злейший враг был всего то в нескольких милях от них жгло его изнутри; он готов был вскочить и отправиться в Урубаен прямо сейчас, чтобы покончить с Гальбаториксом.
Но это было невозможно и поэтому он улыбался и прятал свой страх даже зная, что она прячет свой.
Эрагон-думал он – тебе лучше поспешить или клянусь я достану тебя даже из могилы



ВОЕННЫЙ СОВЕТ

В полёте из Вройнгарда к Урубайну, Сапфире не пришлось бороться за путь через шторм и достаточно повезло с попутным ветром, который ускорил её продвижение, так как Ельдунари сказали ей где найти скоростной поток воздуха, который, как они говорили, веял
почти каждый день в году. Также, Ельдунари снабжали её постоянным зарядом енергии, так что она никогда не слабела и не уставала.
В результате, город впервые появился на горизонте лишь через два дня после того как они покинули остров.
Дважды во время пути, когда солнце светило наиболее ярко, Эрагон подумал что он мельком увидел доступ к зоне пространства где плыли Ельдунари, спрятаные сзади Сапфиры. Оно показалось как одна тёмная точка, такая маленькая, что он не мог зафиксировать взгляд на ней больше чем на секунду. Сначала, он допустил что это была пылинка, но потом он заметил что точка никогда не изменяла расстояние к Сапфире, и когда он видел её, она всегда была на одном и том же месте.
Пока они летели, драконы, через Умарота, изливали воспоминание за воспоминанием Эрагону и Сапфире: хранилище познаний – битвы выиграные и битвы потеряные, любовь, ненависть, заклятия, события засвидетельствованые по всей земле, сожаления, осознания, и размышления по поводу работы мира. Драконы владели тысячелетьями знаний, и им хотелось поделиться каждой частицей до последней.
Этого слишком много! – запротестовал Эрагон. – Мы не можем запомнить всё, не говоря о том чтобы понять.
– Нет, – сказал Умарот. – Но вы можете запомнить кое-что, и может быть, это будет именно то, что вам нужно чтобы победить Гальбаторикса. Теперь, позвольте нам продолжить.
Потоки информации были непомерными; временами Эрагон ощущал, что он забывает кем он является, драконьи воспоминания численно превосходили его собственные. Когда это происходило он изолировал свой ум от их и повторял свое истинное имя до тех пор пока снова не был уверен в безопасности своей личности.
Вещи, которые они с Сапфирой изучали, поражали и беспокоили его, часто заставляли сомневаться в своих убеждениях. Но у него не хватало времени остановиться на какой-либо определенной мысли, так как ее место тут же занимало другое воспоминание. Он знал, что уйдут годы на то чтобы начать улавливать смысл всего того, что драконы показали ему.
Чем больше он узнавал о драконах, тем больше он расценивал их со страхом. Те, кто жил в течение сотен лет, были странными в их способах мышления, и самые старые столь же отличались от Глаэдра и Сапфиры как Глаэдр, и Сапфира отличались от Фангуров в Горах Beor. Взаимодействие с этими старшими запутывало и тревожило; они делали скачки, ассоциации, и сравнения, которые казались бессмысленными, но что Эрагон знал имевший смысл на некотором глубоком уровне. Он редко мог понять то, что они пытались сказать, и древние драконы не соизволили, объясниться в сроках,за которые он мог понять их.
Через некоторое время он понял, что они не могли выразиться любым другим способом. За столетия их умы изменились так, что было простым и прямым для него, часто казался сложным для них, и то же самое было верно наоборот. Слушая их мысли, он чувствовал,что это похоже на слушание мыслей о богов.
Когда он дошел до этого примечательного наблюдения, Сапфира фыркнула и сказала ему: – Тут есть разница.
Что?
В отличии от Богов мы принимаем участие в делах мира.
Наверно Боги предпочитают действовать не заметно.
Тогда что в них хорошего?
Ты думаешь драконы лучше Богов?Спросил он удивленно.
Когда мы полностью вырастаем,да.Какое существо могущественней нас?Даже сила Гальботорикса зависит от драконов.
А как насчет нидвалов?
Она выдохнула.Мы можем плавать,но они не могут летать.
Самое старое из Eldunari, дракона по имени Valdr – которое означало, "правитель" на древнем языке – говорил с ними непосредственно только однажды. От него они получили видение пучков света, превращающихся в волны песка, так же как дезорганизующий смысл, что все, что казалось твердым, было главным образом пустым местом. Тогда Волдр показал им гнездо спящих скворцов, и Эрагон мог чувствовать, что их мечты мерцали в их умах, быстро как моргание глаза. В эмоции первого Волдра были из презрения – мечты скворцов казались крошечными, мелкими, и несущественными – но тогда его настроение изменилось и стало теплым и сочувствующим, и даже самая маленькая из проблем скворцов выросла в важности, пока это не казалось равным заботам королей.
Валдр задержал видение, чтобы увериться что Эрагон и Сапфира запомнят его среди всех остальных воспоминаний. Но всё же, никто из них не был уверен что пытался сказать дракон, и Валдр отказал в том чтобы объяснить себя дальше.
Когда наконец-то показался Урубайн, Ельдунари прекратили делиться своими воспоминаниями с Эрагоном и Сапфирой, и Умарот сказал, – Теперь вы будете наиболее полезными если изучите логово нашего врага.
Это они делали пока Сапфира снижалась к земле преодолевая многие лиги. То что они увидели, совсем не поощрило их, также их настроение не улучшилось, когда Глаедр сказал, – Гальбаторикс много построил с тех пор, как выгнал нас отсюда. Стены не были такими толстыми и высокими в наши дни.
К этому Умарот добавил:Илирия не была укреплена настолько во время войны между нашим видом и эльфами. Предатель спрятался глубоко и сложил гору камня вокруг себя.Я думаю он не будет выходить сам. Он походит на барсука, который отступил в его логово и будет кусать любого, кто попытается раскопать его.
В миле на юго-запад от окруженных стен города стоял лагерь Варденов. Он было значительно больше, чем Эрагон помнил,и это озадачил его, пока он не понял, что Королева Имилатрис и ее армия, должно быть, наконец соединили силы с Варденами. Он сделал маленький вздох облегчения. Даже Galbatorix опасался энергии эльфов.
Когда он и Saphira были приблизительно в одной мили от палаток, Eldunari помогли Эрагону расширить диапазон его мыслей, пока он не смог чувствовать умы мужчин, гномов, эльфов, и Urgals, собранных в лагере. Его прикосновение было слишком легким для любого, чтобы заметить, если они сознательно не наблюдали за ним, и моментально, он определил местонахождение отличительного напряжения дикой музыки, которая отметила мысли Бледхгарма. Он направил свои мысли только одному эльфу.
– Блёдхарм, – сказал он. – Это я, Эрагон. – Более формальные фразы казались естественными после столь многих впечатлений из прошлого, которые приходилось испытать снова и снова.
– Губитель Шейдов! Ты в безопасности? Твой разум кажется очень странным. Сапфира с тобой? Она не ранена? Случилось ли что-то с Глаедром?
С ними все хорошо,как и со мной.
– Тогда… – замешательство Блёдхарма было очевидным.
Прерывая его, Эрагон сказал, – Мы не далеко, но я спрятал нас из виду на время
Иллюзия меня и Сапфиры все еще видима для всех?
Да, Губитель шейдов. У нас есть Сапфира, кружащая над палатками милей выше. Иногда мы скрываем ее в гряде облаков, или мы заставляем казаться, как будто вы и она ушли на патруль, но мы не осмеливаемся позволять Галбаториксу думать, что вы долгое время отсутствуете. Мы заставим ваши изображения улететь сейчас, так, чтобы вы могли воссоединиться с нами, не возбуждая подозрение.
Нет, не делайте этого пока. Не снимайте ваши заклинания еще некоторое время.
– Губитель шейдов?
– Мы не вернемся непосредственно в лагерь. – Эрагон взглянул на землю, – Есть небольшой холм, примерно в двух милях к юго-востоку. Знаете ли вы о нем?
– Да, я вижу его.
– Сапфира приземлится за ним. Арья, Орик, Джормундур, Роран, Королева Имиладрис и король Оррин должны присоединиться к нам, но убедитесь что они не покинут лагерь все сразу. Будет лучше если вы скроете их. А затем приходите тоже.
– Как прикажешь… Губитель Шейдов, что вы нашли в -…?
– Нет! Не спрашивай меня. Было бы опасно думать об этом здесь. Приходи и я расскажу тебе, но я не хотел бы говорить громко там, где другие могут услышать
– Я понимаю. Мы встретимся с вами настолько быстро, насколько это возможно, но это может занять некоторое время, чтобы изобразить ваш уход правильно.
– Разумеется. Я верю, что вы сделаете всё идеально.
Эрагон разорвал их связь и откинулся в седле. Он слегка улыбнулся, когда представил себе выражение лица Блёдхгарма в тот момент, когда тот узнает об Элдунари.
С помощью завихрений ветра,Сапфира стала плавно приземляться на вершину холма,поражая стало рядом стоящих овец,которые начали убегать издавая жалобное блеяние.
В момент когда Сапфира сворачивала крылья,она оглядела овец и сказала "Это было бы так легко,поймать их.Ведь они не могут меня видеть"Она облизнулась.
"Да,но ведь тогда пропадет спортивный интерес,не так ли?"Спросил Эрагон ослабляя ремень на своих ногах
"Спортивный интерес не наполнит мой желудок"
"Да,но ведь ты же не голодная,или нет?" Энергия Элдунари,хоть и иллюзорно,подавляла ее голод.
Сапфира выпустила большой поток воздуха,казалось что она вздыхает.Нет,не так…
Пока они ждали, Эрагон потянулся, затем немного подкрепился тем, что осталось из его провизии. Он знал, что Сапфира, также растянулась перед ним, хотя он и не мог ее видеть. Ее выдавали только ее тень, которая искаженно падала на траву. Не зная почему, но зрелище забавляло Эрагона.
Когда он поел, он пристально глядел на приятные области вокруг холма, наблюдая движение воздуха в стеблях пшеницы и ячменя. Долгие, низкие стены сложенного камня отделили области; местным фермерам, должно быть, потребовались сотни лет, чтобы вырыть очень много камней из земли.
По крайней мере, это не было проблемой, которую мы имели в Долине Паланкар, он думал.
Мгновение спустя одно из воспоминаний драконов возвратилось к нему, и он знал точно, какого возраста были каменные стены; они датировались временем, когда люди пришли, чтобы жить в руинах Илирии, после того, как эльфы победили воинов Короля Паланкара. Он мог видеть, как будто он сам был там, колонны мужчин, женщин, и детей, прочесывающих законченную недавно часть области и несущих скалы, которые они ставили туда, где будут стены.
Через некоторое время, Эрагон позволил памяти исчезнет, и тогда он открыл свой ум, чтобы чувствовать потоки энергии вокруг них. Он слушал мысли мышей в траве и червей в земле, птиц которые пролетали мимо ево головы. Это было немного рискованно делать, потому что он может в конечном итоге мог оповестить ближайших вражеских заклинателей противника к своим присутствии, но он предпочел бы знать, кто и что было близко, так что никто не мог напасть на них врасплох.
Таким образом он обнаружил подход Арьи, королевы Имиладрис и Блёдхгарма, и он не был встревожен, когда тени их шагов приближались к нему с западной части холма.
Воздух завибрировал, прямо как рябь на воде, и вскоре три эльфа появились перед ним. Королева Имиладрис стояла в центре, как глава всей процессии. Она была облачена в золотой корсет из золотых латных пластин, шлем, инкрустированный драгоценными камнями, на голове, в то время как ее плечи украшала красная, с белой отделкой туника. Длинный, узкий меч свисал с ее тонкой талии. В одной руке она держала длинное копье, а в другой – щит в форме березового листа, даже края щита были такие же зазубренные как у листка.
Арья так же была облачена в хорошие доспехи. На ней были обычные черные легинсы и рубашка, за исключением корсета – он был столь же красив как и у ее матери, только сделан был из черной стали, и она носила шлем, украшенный рельефным орнаментом и парой стилизованных орлиных крыльев по бокам шлема. По сравнению с доспехами Имиладрис, латы Арии смотрелись угрюмо и мрачно, но от этого еще более смертоносно. Мать и дочь были словно два лезвия, одно для созерцания, а другое для убийств.
Как и две женщины, Блёдхгарм носил рубашку of scale(?) броню, его голова была голой, и он не имел никакого оружия, кроме небольшого ножа на поясе.
Показажы себя, Эрагон Губитель Шейдов ", сказал Исланзади, глядя на то место, где он стоял.
Эрагон выпуступил вперёд из-за скрывшей его Сапфиры и затем поклонился королеве эльфов.
Она пробежалась глазами по нему, изучая каждую деталь, будто он был призовой лошадью. Но все же он стойко переносил ее взгляд на себе. Спустя несколько секунд она заключила, "Ты изменился, Губитель Шейдов."
Он опять поклонился, на этот раз не так низко. "Спасибо вам, ваше величество." Как обычно, ее голос поразил его. Казалось, каждое слово было наполнено магией и звучанием, будто эпическая поэма. " Такой комплимент многое значит для той, что столь мудра и справедлива, как ты."
Имиладрис засмеялась, показывая ее длинные зубы, и поля и холмы, казалось, смеялись вместе с ней. "Да ты стал красноречив, как я смотрю! Ты не сказала мне как он стал хорошо говорить, Арья!"
Слабая улыбка коснулась лица Арья. “Он все еще учится.” Тогда она сказала Эрагону “Рада видеть, что вы благополучно возвратились.
Эльфы завалили его, Сапфиру и Глаэдра всевозможными вопросами, но те отказывались давать ответы, пока другие не вернутся. Еще, Эрагону казалось, что эльфы что то почувствовали от Эльдунари, по скольку некоторые кидали взгляд на сердце сердец, хотя, казалось, они и не осознают этого.
Вскоре к ним присоединился Орик. Он ехал с юга на мохнатом пони, который уже в конец устал и запыхался. "Эй, Эрагон! Эй, Сапфира!" король гномов кричал и махал кулаком. Он слез со своего бедного пони, затопал на месте и потом крепко обнял Эрагона, похлопывая его по спине.
Когда они закончили приветствовать друг друга – и Орик погладил Сапфиру по носу, на что она издала гул – Эрагон спросил, “Где твои охранники?
Орик жестикулировал над своим плечом. – Заплетают свои бороды на ферме в миле на запад отсюда, и ни кто этому не обрадовался, я смею сказать. Я доверяю каждому до последнего – они мои соклановцы – но Блёдхгарм сказал что лучше мне прийти одному, вот я и пришел. Теперь скажи мне, зачем такая скрытность? Что ты нашел на Врёнгарде?-
Тебе придется дождаться завершения совета чтобы все выяснить. – сказал Эрагон."Но я рад снова тебя видеть"Сказал Эрагон хлопнув Орика по плечу.
Вскоре прибыл Роран, мрачный и недовольный. Он крепко пожала руку Эрагону и поприветствовал его, затем отвел в сторону и сказал, "Можешь ли ты огородить нас от подслушивания?" Он кивнул в сторону орика и эльфов.
Эрагону потребовалось лишь несколько секунд, чтобы сотворить заклинание, которое защищало их от слушателей. "Готово". В то же время, он отделил свой ум от Глаэдра и других Эльдунари, кроме Сапфиры.
Роран кивнул и осмотрел всех на поле. “У меня были некоторые разногласия с Королем Оррином, когда вас не было"
– Разговор? Как так?
Он вел себя как дурак и я сказал ему это.
– Я думаю, он отреагировал на это не очень дружественно.
"Можно сказать и так. Он попытался ударить меня."
Он что???
"Мне удалось выбить меч из рук его прежде чем он смог нанести удар, но если бы он настоял на своем, он бы убил меня".
“Оррин?” Эрагон испытывал затруднения, воображая короля, делающего любую такую вещь. “Ты причинил ему боль?”
Впервые, Роран улыбнулся: но она быстро исчезло под его бородой. “Я испугал его, что может быть еще хуже.”
Эрагон проворчал и сжал рукоять Брисингра. Он обнаружил, что он и Роран зеркально отражали позы друг друга; у обоих руки на оружии, и они оба опирались на одну ногу. “Кто еще знает об этом?”
Джормундр – он был там – и те кому сказал Оррин
Хмурый, Эрагон начал шагать назад и вперед, он пытался решить, что сделать. “Выбор времени для этого не мог быть хуже.”
Я знаю. Я не был бы настолько тупым с Оррином, но он собирался послать "королевские приветствия’ Гальбаториксу и другую похожую ерунду. Он подверг бы нас всех опасности. Я не мог позволить этому произойти. Ты сделал бы то же самое.
Возможно, однако теперь это все усложняет. Я лидер Варденов. Напасть на тебя или на любого другого моего воина это все равно что напасть на меня самого. Оррин знает это. И он также прекрасно знает тое что мы с тобой одной крови. Его действия можно расценивать как вызов мне.
Он был пьян – сказал Роран. – Я очень сомневаюсь в том что он осознавал свои действия когда доставал меч
Эрагон увидев как Ария и Блодхрам посылают ему удивленные взгляды перестал ходить и повернулся в их сторону.
– Я переживаю за Катрин-добавил Роран – Если Оррин достаточно ярости он может послать своих людей за мной или за ней. В любом случае он может навредить ей. Джормундр уже поставил охрану у нашей палатки, однако это не достаточная защита
Эрагон покачал головой. "Оррин не осмелится причинить ей боль."
– Неужели? Он не может навредить тебе, и у него не хватит духу открыто выступить против меня. Что же тогда остается? – Ловушка, нож в спину. Смерть Катрины – самый простой способ отомстить мне.
Я сомневаюсь, что Оррин пойдет на такую подлость как вонзить нож в спину или навредить Катрине
Ты не можешь сказать наверняка.
Эрагон на минуту задумался. – Я наложу защитные заклинания на Катрину, чтобы уберечь ее и сообщу об этом Оррину. Это должно положить конец всем его планам.
Напряженность стала понемногу исчезать с лица Рорана. – Я ценю это.
Я наложу и на тебя несколько новых заклинаний
Не нужно. Береги силы. Я способен позаботиться о себе сам.
Эрагон настаивал однако Роран стоял на своем. Наконец Эрагон сказал – Послушай меня. Мы собираемся вступить в бой с людьми Галбаторикса. Ты должен иметь защиту хотя бы против магии. И я собираюсь наложить на тебя заклятие нравится это тебе или нет. Поэтому тебе остается только улыбнуться и поблагодарить меня.
Роран сердито посмотрел на него а потом он хмыкнул и поднял руки. – Как хочешь. Ты никогда не знал когда лучше отступить.
А ты знал?
Роран улыбнулся в бороду. – Думаю нет. Это видимо семейное.
Ммм.Бром и Гэрроу, я не знаю, кто упрямее.
– Отец, – сказал Роран.
Э… Бром также был… – Нет ты прав это был Гэрроу
Они обменялись улыбками вспоминая жизнь на ферме. Тогда Роран изменил позу и окинул Эрагона странным взглядом. – Ты кажешься не таким как раньше.
Неужели?
Да. Ты выглядишь более уверенным в себе
Возможно, это потому, что я понимаю себя лучше, чем прежде.
На это Рорану было нечего ответить.
Через полчаса прибыли Джормундр и король Оррин. Эрагон поприветствовал Орррина как можно вежливее, но король ограничился лишь кратким ответом и пытался избежать его взгляда. Даже на расстоянии нескольких футов Эрагон ощутил запах вина в его дыхании
Как только все они собрались перед Сапфирой, Эрагон начал. Сначала, он заставил всех поклясться на древнем языке в неразглашении. Потом он объяснил понятие "Эльдунари" Орику, Рорану, Джормондуру и Оррину, также он рассказал им краткую историю драгоценных сердец драконов со Всадниками и Гальбаториксом.
Эрагону было неудобно разглашать тайну Элдунари при эльфах,но ни один эльф не протестовал,что было приятно Эрагону. Он завоевал так много доверия по крайней мере. Орик, Роран, и Джормундур отреагировали с удивлением, недоверием, и задавали десятки вопросов. Роран приобрел яркий огонек(блеск) в глазу,ведь эта информация дала ему источник новых идей о том, как убить Гальбаторикса.
Однако, Оррин был неприветлив и не верил в существование Элдунари. Единственная вещь, которая наконец опровергла его сомнения,проявила себя, когда Эрагон достал Элдунари Глаэдра из седельных сумок и представил им дракона.
Страх, который они показали при встрече с Глаэдром, удовлетворил Эрагона. Даже Оррин казался впечатленным, а после обмена нескольких слов с Glaedr, он повернулся к Эрагону и спросил: “Насуада знала об этом?”
Да. Я рассказал ей о них в Фейнстре.
Как и ожидал Эрагон,его фраза вызвала недовольство Оррина. “Таким образом,вы вдвоем еще раз проигнорировали меня. Без поддержки моих воинов и поставок еды из моей страны, у Варденов не было бы шансов против Империи. Я – правитель одного из четырех государств Алагейсии, моё войско составляет основную часть нашей армии, но вы не удосужились сказать мне об этом!”
Прежде чем Эрагон успел ответить, Орик сделал шаг вперед. "Они не сказали мне об этом тоже, Оррин," прогромыхал король гномов. "И мои люди помогали Варденам дольше, чем ваши. Вы не должны обижаться. Эрагон и Насуада сделал то, что они считали лучшим для нашего дела, они не имели в виду никакого неуважения ".
Орин нахмурился и казалось хотел продолжить спор но Глаедр помешал ему. – Они сделали так как я сказал им, Король Сурди. Елдунари являются заветной тайной нашей расы и мы не делимся ею даже с королями.
Тогда почему вы решили сделать так сейчас?. – Настаивал Оррин. – Вы могли отправиться в битву не выказывая себя.
В ответ Эрагон рассказал историю своей поездки на Вренгард, в том числе и о их встрече с бурей в море, и о том чему они были свидетелями в самой верхней части облаков. Арья и Бледгарм, казалось, заинтересовались в этой части его истории, в то время как Орик чувствовал себя неудобно.
Барзул, это звучит довольно неприятно. Одна мысль об этом заставляет меня трястись. Лучшее место для гнома земля а не небо.
Я согласна, сказала Сапфира, что заставило Орика подозрительно хмуриться и скручивая, заплетать конец своей бороды.
Подытоживая свой рассказ Эрагон рассказал как он Сапфира и Глаедр попали в Склепа Душ, правда скрыв тот факт что для этого им нужно было назвать свои настоящие имена. Когда же он наконец сказал что было в склепе, наступила шокирующая тишина
Тогда Эрагон сказал – Откройте свои мысли.
минуту спустя шепот голосов казалось заполнил воздух и Эрагон ощутил присутствие Умароха и других драконов.
Эльфы пошатнулись, и Арья опустилась на одно колено, прижимая руку к стороне ее головы, как будто ее ударили. Орик вскрикнул и осмотрел все вокруг дикими глазами, в то время как Роран, Джормондур и Оррин стояли ошарашенные.
Королева Имиладрис стала на колени, как и ее дочь.Мысленно, Эрагон услышал ее разговор с драконами, приветствие с многими и их ответ как старым друзьям. Бледхгарм поступил аналогично, и в течение нескольких минут волна мыслей прошло между драконами и теми, кто собрался возле холма.
Какофония мыслей была настолько сильна,что Эрагон оградил себя от нее и сел на одну из передних ног Сапфиры,которая слушала шум. Эльфы оказались наиболее тронуты открытием: Бледхгарм смотрел в воздух с выражением радости и удивления,а Арья все еще стояла на коленях. Эрагон показалось, что он увидел след от слез на ее щеках.Имиладрис сияла от радости, и впервые после того,как он встретил ее, Эрагон посчитал её действительно счастливой.
Орик встряхнулся и очнулся от мечтаний. Глядя на Эрагона, он сказал: "Клянусь молотом Морготалла, это совершенно меняет дело! С их помощью мы в состоянии убить Гальбаторикса!”.
– Ты не верил, что мы могли это прежде? – мягко спросил Эрагон
– Конечно я верил, просто не так, как верю сейчас.
Роран встряхнулся, как если би он проснулся ото сна. – Я не… Я знаю что ты и эльфы будете сражаться так сильно как сможете, но я не верю что ты сможешь победить-. Он встретил пристальный взгляд Эрагона. -Гальбаторикс победил так много Всадников, а ты всего лишь один, и не так опытен. Это выглядит невозможным.
– Я знаю
– Теперь, однако… – волчий взгляд появился в глазах Рорана. – Теперь у нас есть шанс-.
– Да, – сказал Джормундур. – И только подумайте: мы больше не должны так волноваться о Муртаге. Он не идет ни в какое сравнение с Вами и объединенными драконами.
Эрагон стучал своими ногами по ноге Сапфиры и не отвечал. У него были другие идеи по этому вопросу. Кроме того, ему не нравилась необходимость убивать Муртага.
Тогда Оррин сказал: – Амарот говорит, что вы разработали план сражения. Вы намереваетесь сообщить его нам, Губитель шейдов?
– Я бы также хотела его услышать, – сказала Исланзади более добрым тоном
– И я, – добавил Орик
Эрагон взглянул на них и сказал Имиладрис – Ваша армия готова к битве?
– Готова. Мы долго ждали мести, и больше ждать не должны.
А наша? – Спросил Эрагон обращаясь к Орину Орику и Джормундру
– Мои кнурлан стремятся к сражению, – объявил Орик
Джормундур посмотрел на короля Оррина. – Наши люди устали и голодны, но их желание несломлено
– Ургалы тоже?
– Они тоже
– Тогда мы атакуем
– Когда?- спросил Оррин.
– На рассвете.
Мгновение никто не говорил.
Роран нарушил молчание, – Легко сказать,но трудно сделать. Как?
Эрагон объяснил.
Когда он закончил, возникло молчание.
Роран присел на корточки и начал рисовать в грязи кончиком пальца. "Это рискованно."
"Но смело." Сказал Орик "Очень смело."
Больше нет безопасных ходов – сказал Эрагон – Если нам удастся застать врасплох Галбаторикса, мы получим шанс склонить чашу весов в нашу сторону
Джормундур потер подбородок. – Почему бы не убить Муртага в первую очередь? Эту часть плана я не понимаю. Почему бы не прикончить его и Торна в то время как у нас есть шанс?
"Потому что," Эрагон ответил: "тогда Гальбаторикс будет знать о них." И он указал туда, где скрыты сердца-сердец. "Мы потеряем преимущество внезапности." "
– Что насчет ребенка? – резко спросил Оррин. – Почему ты думаешь, что она поможет тебе? Она не помогала раньше.
– На этот раз она будет, – Эрагон обещал более уверенно, чем он чувствовал
Король проворчал, неубеждённый
Затем Имиладрис сказала: -Эрагон, это замечательная и ужасная вещь которую ты предлагаешь. Ты согласен сделать это? Я спрашиваю не потому что сомневаюсь в твоем просвещении или в твоей храбрости, а потому что это что-то может быть предпринято только после многих соображении. Итак я спрашиваю тебя: -Ты согласен сделать это, даже зная чего это может стоить?-
Эрагон не двигался, но он позволил металлу прозвучать в своём голосе. " Я смогу. Это должно быть сделано, и мы те, кто должен выполнить эту задачу. Чего бы это не стоило, мы не можем повернуть сейчас назад"
В знак своего согласия, Сапфира открыла пасть на несколько сантиметров и затем с щелчком закрыла, выделяя конец его предложения.
Исланзади повернула своё лицо к небесам. – И ты, и те, от чьих имён ты говоришь, одобряете это, Амарот-элда?
– Да, – ответил белый дракон.
– Тогда идём, – пробормотал Роран



ЧУВСТВО ДОЛГА

Все десятеро, включая Умарота, продолжили обсуждения, затянувшиеся ещё на час: Оррин всё ещё нуждался в убеждениях, а многочисленные мелкие детали, такие, как время действий, размещение, система оповещения, требовали тщательной проработки.
Эрагон вздохнул с облегчением, когда Ария, обратившись к нему, сказала:
– Если ни ты, ни Сапфира не против, я пойду завтра с вами.
– Мы будем только рады, – ответил он.
Выражение лица Имиладрис стало жётским.
– И что хорошего из этого получится? Арья, твои таланты требуются в другом месте. Блёдхгарм и чародеи, которых я назначила для защиты Эрагона, значительно более опытны в вопросах магии и в искусстве ведения боя, чем ты. Помни: они боролись против Проклятых, и, в отличии от многих, они дожили до сего дня. Многие из старейшин нашей расы почтут за честь оказаться на твоём месте. Это будет эгоизмом с твоей стороны, если ты настоишь на своём участии, когда вокруг есть многие более достойные и более знающие, желающие выполнить поставленную задачу.
– Лично я думаю, – спокойно заметил Эрагон, – что нет никого, кто сможет выполнить задачу лучше, чем Арья. Кроме того, нет никого другого, кроме разве что Сапфиры, кого я был бы так рад видеть рядом с собой во время боя.
Имиладрис пристально посмотрела сначала на Арью, потом на Эрагона.
– Ты ещё слишком юн, убийца Шедов; твои суждения подвержены влиянию эмоций.
– Нет, мама, – сказала Ария, – это твои эмоции туманят твои суждения. – Она, передвигаясь широкими, изящными шажками, приблизилась к Имиладрис. – Ты права, есть те, кто сильнее меня, мудрее, опытнее. Но кто носился с яйцом Сапфиры по всей Алагейзии? Кто помог спастись Эрагону в его бою с Шейдом Дурзой? Кто, с помощью Эрагона, убила Шейда Ворога в Фейнстере? Я теперь, также, как и Эрагон, убийца Шейдов. Ты хорошо знаешь, что давным-давно я поклялась служить моему народу. Кто ещё из нашей расы может требовать столько, сколько я? Даже если бы я и хотела, я всё равно не должна была бы избегать своей участи. Уж лучше тогда умереть. Я так же хорошо подготовлена, как и любой из наших старейшин, ибо именно я, как и Эрагон, посвятила этому последнему бою всю свою жизнь.
– Вся твоя жизнь – ещё слишком коротка, – возразила Имиладрис. Она возложила руку на лицо Арии. – Ты посвятила себя борьбе с Гальбаториксом после смерти твоего отца; всё это время ты боролась. Ты не знаешь, какие радости может предоставить жизнь. Мы с тобой так редко виделись, так мало времени провели вместе – лишь несколько дней на целое столетие. Лишь тогда, когда ты привела Эрагона и Сапфиру в Эллесмеру, мы снова начали разговаривать; так, как должны мать и дочь. Я не могу потерять тебя, Ария, снова и так скоро.
– Это не я виновата в том, что мы были отчуждены друг от друга, – заметила Ария.
– Нет, не ты, – сказала Имиладрис и убрала руку с лица дочери. – Но именно ты покинула Дю Вельденварден. – Выражение лица королевы вдруг смягчилось. – Я не хочу спорить с тобой, Ария. Я понимаю, что ты относишься к этому, как к долгу, но пожалуйста, ради меня, позволь кому-нибудь другому занять это место.
Ария опустила взгляд. Некоторое время она стояла молча, потом сказала.
– Я не могу позволить Эрагону и Сапфире пойти без меня. Точно также и ты, никогда не позволишь своей армии уйти в бой одной, без тебя во главе. Не могу… Ты предпочтёшь, чтобы меня назвали трусом? Никто из нашей семьи никогда не уклонялся от того, что мы должны делать, а потому не проси меня взять на себя такой стыд.
Эрагону показалось, что свет в глазах Имиладрис, был подозрительно похож на слёзный блеск.
– Да, – сказала королева. – Но воевать с Гальбаториксом.
– Если ты так боишься за меня, – сказала Ария не без доброжелательности, – пойдём с нами.
– Я не могу. Я должна руководить моим войском.
– А я должна идти с Эрагоном и Сапфирой. Но я обещаю тебе, я не умру, – Ария, в свою очередь, возложила свою руку на лицо матери, и снова повторила, на этот раз на древнейшем языке. – Я не умру.
Эта решимость Арии впечатлила Эрагона; заявить такое на древнейшем языке значило только то, что она сама в это верила без каких-либо оговорок. Имиладрис также была впечатлена этими словами. А ещё она была горда за свою дочь. Она улыбнулась ей и поцеловала в щёку.
– Тогда иди, я благославляю тебя. Но не рискуй больше, чем должна.
– Ты тоже, – сказала Ария, и мать с дочерью обнялись.
Потом, отстранившись от Арии, Имиладрис посмотрела на Эрагона и Сапфиру и сказала им.
– Прошу вас, присматривайте за ней: она – не дракон, и с нею не будет Эльдунари, чтобы защищать её.
Мы будем, пообещали Эрагон и Сапфира на древнейшем языке.
Как только всё то, что нуждалось в проработке, было проработано, военный совет закончился, и его участники стали расходиться. Эрагон сидел подле Сапфиры, оба были без движения, только наблюдали за другими. Сапфира должна была оставаться скрытой за холмом вплоть до времени атаки. Эрагон дожидался темноты, чтобы прошвырнуться в лагерь.
Первым военный совет покинул Роран, за ним проследовал Орик. Но перед выходом король гномов подошёл к Эрагону и по-дружески обнял его.
– Ах, как бы я хотел пойти с вами двумя, – пробормотал он, над его бородой как-то торжественно блестели глаза.
– И я хотел бы, чтобы ты пошёл с нами, – ответил Эрагон.
– Что ж, увидимся после и отметим нашу победу бочонками медовухи, да?
– Жду – не дождусь.
Я тоже, сказала Сапфира.
– Хорошо, – уверенно кивнул Орик. – Значит, дело улажено. Вы уж не дайте Гальбаториксу победить себя, не то, я буду честью обязан, прийти к вам на помощь.
– Мы будем осторожны, – улыбнулся Эрагон.
– Надеюсь на это. Потому что я сомневаюсь, что у меня получится больше, чем просто ущипнуть Гальбаторикса за нос.
Я хотела бы это увидеть, произнесла Сапфира.
Орик хрюкнул.
– Да не оставят тебя Боги, Эрагон, и тебя, Сапфира.
– И тебя, Орик, сын Трифка.
Орик шлёпнул Эрагона по плечу и тяжёлой походкой направился к кустам, к которым была привязана его пони.
Имиладрис и Блёдхгарм ушли, Ария же осталась. Но, поскольку она была увлечена разговором с Джормундуром, Эрагон, по-началу, не придал этому значения. Однако, когда Джормундур ускакал, а Ария осталась, он сообразил, что она хотела переговорить с ним один на один.
И точно. Когда все остальные разошлись, она посмотрела на него, потом на Сапфиру и спросила:
– С вами больше ничего не случилось за время вашего путешествия? Ничего такого, чего бы вы не хотели обсуждать ни с Оррином, ни с Джормундуром, ни с моей мамой?
– Почему ты спрашиваешь?
Ария заметно колебалась.
– Потому что… вы оба изменились. Это связано с Эльдунари? Или с тем, что вы испытали во время бури?
Эрагон улыбнулся её проницательности. Он обратился к Сапфире и, когда он одобрила его решение, сказал:
– Мы узнали наши истинные имена.
Глаза Арии расширились.
– Правда? И… вы довольный ими?
Частично, заметила Сапфира.
– Мы узнали наши истинные имена, – повторил Эрагон. – Мы увидели, что земля – круглая. А во время нашего обратного пути Умарот и другие Эльдунари поделились с нами своими воспоминаниями. – Несколько кривовато улыбнувшись, он продолжил. – Не могу сказать, что мы поняли их все, но они заставили нас увидеть мир… по-другому.
– Понятно, – пробормотала Ария. – Считаешь ли ты, что это изменение к лучшему?
– Да. Изменение само по себе – не хорошо и не плохо. Но знание, оно всегда полезно.
– Трудно было найти свои истинные имена?
Эрагон и Сапфира рассказали Арии, как им удалось справиться с этой задачей. Также они рассказали ей о странных существах, встреченных ими на острове Врёнгард. Эти существа сильно её заинтересовали.
Пока Эрагон рассказывал о перипетиях путешествия, ему в голову пришла неожиданная идея. Она столь сильно резонировала с его сущностью, что он не мог просто отмахнуться от неё. Он рассказал о своей идее Сапфире, и та снова дала своё согласие, хотя на этот раз значительно более неохотно, чем в первый раз.
Должен ли ты? спросила она.
Да.
Тогда делай, как знаешь, но только, если она сама согласится.
Когда они закончили свою беседу о Врёнгарде, Эрагон взглянул в глаза Арии и спросил:
– Ты бы хотела услышать моё истинное имя? Я бы хотел поделиться им с тобой.
Предложение, как показалось, шокировало её.
– Нет! Ты не должен раскрывать его никому, ни мне, ни кому бы то ни было ещё! И уж тем более не сейчас, когда мы так близки к Гальбаториксу. Он может извлечь его из моего сознания. Кроме того, ты должен делиться своим именем только с тем… кому ты по-настоящему доверяешь.
– Я тебе по-настоящему доверяю.
– Эрагон, даже когда мы, эльфы, обмениваемся между собой знанием о наших истинных именах, мы не делаем этого до тех пор, пока не будем знать друг друга много, много лет. Это слишком личное знание, чтобы легко им обмениваться. В мире нет большего риска, чем обмен знаниями об истинных именах. Когда ты доверяешь кому-нибудь это знание, ты вкладываешь в его руки всё, что у тебя есть, себя самого.
– Я знаю, но у меня, возможно, никогда больше не будет такого шанса. Это единственное, что я могу дать, и я хотел бы дать это тебе.
– Эрагон, то, что ты предлагаешь… Это самое ценное, что кто-нибудь может дать другому.
– Я знаю.
По телу Арии пробежала дрожь. Потом, она словно бы ушла в себя. Через некоторое время она промолвила:
– Никто и никогда не предлагал мне такого драгоценного подарка… Я польщена твоим доверием, Эрагон, и я понимаю, как много это для тебя значит, но, нет. Я вынуждена отказать тебе. Это было бы неправильно: для тебя – предложить, для меня – принять, лишь на том основании, что завтра мы можем быть убиты или станем рабами. Опасность – не основание, чтобы поступать глупо, и не важно, наколько она велика.
Эрагон понурил голову. Доводы Арии были разумны, и ему следовало уважать её решения.
– Что ж, хорошо. Коли ты так считаешь.
– Спасибо, Эрагон.
Они немного помолчали, а потом Эрагон спросил:
– Ты когда-нибудь кому-нибудь открывала своё истинное имя?
– Нет.
– Даже своей маме?
Губы Арии дёрнулись.
– Нет.
– Ты его знаешь?
– Конечно. Что заставляет тебя думать по-другому?
Он пожал плечами.
– Я и не думал. Я просто не был уверен.
Последовало молчание. Потом Эрагон снова спросил:
– А когда… как ты узнала своё истинное имя?
Ария так надолго замолчала, что Эрагоон начал думать, что она отказалась отвечать на его вопрос. Но, вздохнув, она заговорила.
– Это было через значительный промежуток времени после того, как я покинула Дю Вельденварден, тогда, когда я окончательно освоилась в Вардене и среди гномов. Фаолин и другие мои товарищи отсутствовали, и огромную часть времени я была предоставлена сама себе. Большую его часть я проводила в исследованиях Тронжхайма, бродя по пустынным залам города-горы, там, куда редко заглядывали другие. Тронжхайм больше, чем многим представляется, в нём много странных вещей: комнат, людей, существ, забытых артефактов… Во время моих блужданий там, я думаю, я лучше стала понимать сама себя. Однажды я набрела на комнату в верхнем Тронжхайме – сомневаюсь, что мне удастся найти её снова, даже если я попытаюсь это сделать. В комнату, казалось, проникал яркий солнечный луч; откуда он мог проникать не понятно, потому что потолок был сплошной, без отверстий. В центре комнаты стоял пьедестал, а на нём рос единственный цветок. Я не знаю, что это был за цветок, никогда ни до того, ни после, я не встречала ему подобного. Лепестки были фиолетовые, а центр цветка был красным, как кровь. На стебле были шипы. От цветка исходил удивительно приятный запах, сам он, казалось, мурлыкал себе под нос какую-то собственную мелодию. Он был столь необыкновенным, столь невероятным, что я провела в той комнате значительно больше времени, чем сама могу вспомнить. Именно там и тогда я наконец смогла выразить в словах, кем я являлась и являюсь.
– Как-нибудь, мне тоже хотелось бы взглянуть на этот цветок.
– Может, это случится, – Ария взглянула на лагерь Вардена. – Мне нужно идти. Нужно многое ещё сделать.
Эрагон кивнул.
– Значит, увидимся завтра.
– Завтра. – Ария начала уходить, но через несколько шагов она остановилась и оглянулась. – Я рада, что Сапфира выбрала тебя в качестве своего Всадника, Эрагон. Я очень горжусь тем, что всё это время я воевала бок-о-бок с тобой. Ты представляешь собой больше, чем большинство из нас смело надеяться. Что бы завтра ни случилось, знай об этом.
Потом он возобновила свой путь, и скоро уже исчезла за холмом, оставив Эрагона наедине с Сапфирой и Эльдунари.



ОГОНЬ В НОЧИ

Когда на землю опустилась ночь, Эрагон произнес заклинание, чтобы скрыть себя. Затем он погладил Сапфиру по носу и пешком направился в лагерь Варденов.
– Будь осторожен, -сказала она.
Будучи невидимым, было легко проскользнуть мимо воинов, которые наблюдали за окраиной лагеря. Пока он был тих, и пока мужчины не заметили его следы или тень, он мог перемещатся свободно.
Он проложил свой путь между шерстяными палатками, пока не нашел Рорана и Катрину. Он постучал пальцами по центральной стойке, и Роран высунул голову.
"Где ты?" -прошептал Роран: "Скорее в палатку"
Прикротив поток магии, Эрагон показал себя, потом Роран схватил его за руку и потащил в тёмную полатку.
"Добро пожаловать, Эрагон," сказала Катрина, поднимаясь с маленькой раскладушки на которой она сидела.
"Катрина".
"Рада снова видеть тебя." Она быстро обняла его.
"Это займет много времени?" спросил Роран
Эрагон покачал головой. " Не должно." Присев на корточки, он на мгновение задумался, потом начал мягко петь на древнем языке. Во-первых, он поместил заклинания вокруг Катрины, чтобы защитить ее от любого, кто может причинить ей вред. Он сделал заклинания более обширным, чем первоначально планировал, чтобы она и ее нерожденный ребенок смогли убежать от Гальбаторикса если что-то случится с ним и Рораном. "Эти заклинания защитят вас от определенного количества атак", сказал он ей. "Я не могу сказать вам, сколько точно, так как это зависит от силы ударов или заклинаний. Я дал Вам другую защиту также. Если Вы будете в опасности, скажите слово frethya два раза, и Вы исчезнете из виду.”
"Frethya", прошептала она.
“Совершенно верно. Это не будет скрывать Вас полностью, как бы то ни было. Звуки, которые произносите, можно услышать, и Ваши следы будет видино. Независимо от того, что происходит, не входите в воду, или Ваше положение будет очевидно сразу. Заклинание будет использовать свою энергию от вас, это означает, что Вы утомитесь быстрее чем обычно, и я не рекомендовал бы спать, в то время когда заклинание активно. Вы не смогли бы проснуться снова. Чтобы закончить заклинание, просто скажите frethya letta.”
– Frethya летта.
– Хорошо
Тогда Эрагон обратил внимание на Рорана. Он дольше размещал защиту вокруг свего кузена – потому что скорее всего Рорану будет противостоять больше угроз – и он обеспечивал защиту большим количеством энергии, чем он думал что Роран одобрит, но Эрагона это не волновало. Он не мог смириться с мыслью победить Гальбаторикса что бы найти, что Роран умер во время боя.
После этого он сказал: "Я сделал в этот раз то, что я должен был сделать давно.В дополнение к обычной защите я добавил некоторые, которые будут питаться непосредственно от вашей собственной силы. Пока Вы живы, они оградят Вас от опасности. Но" – он пошевелил пальцем – “они активируются, как только другие защиты исчезнут, и если требования, предъявляемые к ним будут слишком большими, то вы упадете без сознания, и затем умрете.”
"Таким образом, в попытке спасти меня, они могут меня убить?" Роран спросил.
Эрагон кивнул. "Не позволяйте никому уничтожить другую защиту, и вам будет хорошо. Это риск, но оно того стоит, я думаю,если это препятствует лошади растаптать тебя, или копью проколоть тебя. Кроме того, я дал тебе то же самое заклинание как Катрине. Все, что Вы должны сделать, сказать frethya дважды и frethya letta, чтобы сделать себя невидимым и видимым по желанию.” Он пожал плечами. “Это может быть полезным во время сражения.”
Роран издал злой смешок:"Это по мне."
– Главное убедись, что эльфы не приймут тебя за одного их заклинателей Гальботорикса.
Поскольку Эрагон встал, Катрина встала также. Она удивила его, взяв одну из его рук и прижимая к ее груди. “Спасибо, Эрагон,” сказала она мягко. “Ты – хороший человек.”
Он покраснел и смутился: "ничего."
– Береги себя завтра. Ты очень много значишь для нас обоих и я надеюсь, что ты будешь рядом, чтобы быть любящим дядей для нашего ребенка. Я очень расстроюсь, если ты позволишь себя убить.
Он засмеялся
– Не волнуйся, Сапфира не допустит сделать мне какую нибудь глупость.
"Хорошо." -она поцеловала его в щёку, а затем отпустила его: "Прощай, Эрагон"
"Прощай, Катрина".
Роран вместе с ним вышел на улицу. Показывая на палатку, Роран сказал: "Спасибо"
"Я рад, что смог помочь."
Они взяли друг друга за плечи и обнялись, потом Роран сказал: " Да прибудет с тобой удача"
Эрагон глубоко вздохнул. – Да прибудет с тобой удача. – он сжал плечо Рорана, с трудом заставляя себя его отпустить, поскольку знал, что возможно они видятся в последний раз. – Если мы с Сапфирой не вернемся – сказал он, – ты проследишь, чтобы мы были похоронены дома? Я бы не хотел, чтобы наши кости лежали здесь.
Роран поднял брови. "Сапфиру будет трудно тащить обратно".
– Эльфы помогут, я уверен.
– Тогда да, я обещаю. Где именно ты бы предпочел?
– На вершине лысого холма, – сказал Эрагон, ссылаясь на предгорья рядом с их фермой. Безлесый холм всегда казался прекрасным местом для строительства замка, они подолгу обсуждали это, когда были моложе.
Роран кивнул. "А если я не вернусь"
– Мы сделаем тоже самое для вас.
Это не то, что я хотел спросить. Если я не вернусь… Вы приглядите за Катриной?
Конечно. Ты это знаешь.
"Да, но я должен был в этом." Они молча смотрели друг на друга в течение минуты. Наконец, Роран сказал: "Мы будем ждать вас завтра на ужин".
– Я прийду.
Затем, Роран проскользнул обратно в палатку, оставив Эрагона одного, стоящего в темноте.
Он посмотрел на звёзды и почувствовал укол горечи, как будто он потерял кого-то близкого ему.
Через несколько мгновений он скользнул в тень, надеясь, что темнота скроет его.
Он обыскал весь лагерь, пока наконец не нашел палатку, в которой жили Илейн и Хорст вместе со своей маленькой дочерью Хоуп. Все трое еще бодрствовали, поскольку девочка плакала.
“Эрагон!” Хорст мягко позвал его, когда увиде эрагона. “Войди! Войди! Мы не видели тебя начиная с Драс-Леоны! Как жизнь?”
Эрагон потратил около часа, говоря с ними – он не говорил им о Eldunari, но он действительно говорил им о своей поездке в Vroengard – и когда Хоуп наконец заснула, он простился с ними и возвратился к ночи.
затем он искал Джоада, которого он нашел за чтением свитков при свечах, в то время как его жена, Хелен, спала. Когда Эрагон просунул голову в палатку, человек с тонким лицом отложил свои свитки и оставил палатку, чтобы присоединиться к Эрагону.
У Джоада было много вопросов, и поскольку Эрагон не мог ответить на все, он рассказал достаточно, чтобы Джоад смог предположить, что произойдет дальше.
После этого Джоад положил руку на плечо Эрагона. "Я не завидую вам.
Вас впереди ждет сложная задача. Бром мог бы гордиться вашим мужеством ".
– Я надеюсь.
"Я уверен в этом…, Если я не увижу Вас снова, Вы должны знать: я написал маленькую историю Твоих приключений и тех событий, которые были им причиной – в основном,это мои с Бромом приключения по спасению яйца Сапфиры.”- Эрагон выглядел удивленно: “Я, возможно, не смогу закончить это, но я считаю, что это будет полезное дополнение к Домиа абр Вирда,труду Хеслента.”
Эрагон засмеялся. “Думаю, это будет очень кстати… Итак, если ты и я останемся живы и свободны после завтрашнего боя,то я скажу тебе некоторые вещи,которые сделают твою летопись более совершенной и интересной”
– Я буду ждать этого
Эрагон блуждал по лагерю в течение часа или более, останавливаясь возле костров,где мужчины, гномы, и Ургалы все еще не спали. Он коротко переговаривал с каждым из воинов, которых он встретил, спрашивал, относились к ним со справедливостью, сочувствовал их воспаленным ногам и малым порциям еды, и иногда делал замечание или два. Он надеялся, что, общаясь с ними, мог поднять им настроение и решимость, и таким образом распространить оптимистический настрой по всей армии.Он обнаружил что Ургалы, были в лучшем настроении; они казались восхищенными наступающим сражением и возможности прославиться, которую оно обеспечит.
У него была другая цель также: распространять ложную информацию. Всякий раз, когда кто-то спрашивал его о нападении на Урубаен, он намекнул, что он и Saphira будут среди батальона, чтобы осадить северо-западный раздел городской стены. Он надеялся, что шпионы Гэлбэторикса повторят ложь королю, как только по тревоги его разбудят следующим утром.
Когда он изучал лица тех, с кем он общался, Эрагон не мог не задаться вопросом, которые, если таковые вообще имеются, был слугой Гальбаторикса. от этой мысли он почувствовал себя некомфортно, и отвлекся прислушивался к шагам позади него, когда он двигался от одного огня до следующего
Наконец, когда он был удовлетворен, что говорил достаточно со многими воинами, чтобы гарантировать, что информация достигнет Гальбаторикса, он оставил огни и пробился к палатке, которая была установлена немного дальше от других на южном крае лагеря.
Он постучал по центральному шесту: один, два, три раза. Ответа не последовало, поэтому он постучал еще, на этот раз громче и дольше.
Мгновение спустя он услышал сонный стон и шелест движущихся одеял. Он ждал терпеливо, пока маленькая рука не потянула в стороне входную откидную створку, и ведьма-ребенок, Эльва, появилась. Она носила темную одежду, слишком большую для нее в слабом свете факела на расстоянии в несколько ярдов, он мог увидеть хмурый взгляд на ее небольшом лице.
Что ты хочешь, Эрагон? – спросила она.
– Ты не можешь сказать?
Она нахмурила брови. – Нет, не могу, только то, что ты хочешь чего-то так сильно, что разбудил меня среди ночи, но это может понять даже идиот. Что это? У меня было не так много времени на отдых, так что лучше, чтобы это было чем-то важным.
– Это важно.
Он излагал свой план на протяжении нескольки минут не умолкая,после чего сказал."Без тебя все это бесполезно.Ты здесь самое главное."
Она ответила отвратительным смехом."Какая ирония, могучий воин надеется убить человека который ему не по плечу с помощью маленькой девочки."
Ты поможешь?
Девочка смотрела вниз, водя босыми ногами по земле.
– Если ты согласишься, то все это, – он обвел рукой лагерь и город за ним, – может закончиться быстрее, и тогда тебе не придется выдержать так много…
– Я помогу, – она топнула ногой и посмотрела на него. – Тебе не нужно пытаться меня подкупить. Я все равно собиралась помочь. Я не собираюсь позволять Гальбаториксу уничтожить Варденов только из-за нелюбви к тебе. Ты не настолько важен, Эрагон. Кроме того, я дала обещание Насуаде и я собираюсь его сдержать. – она подняла голову. – Есть что-то, что ты от меня скрываешь. Что-то, что ты боишься, что Гальбаторикс узнает до нашего нападения. Что-то о…
Ее перебило звяканье цепей.
На мгновение Эрагон растерялся.Но потом он понял что звук идет со стороны города.
Он положил руку на меч.И сказал Эльве-"Приготовься".Возможно нам придется бежать.
Девочка развернулась и скрылась в палатке
Эрагон дотянулся до Сапфиры своим сознанием.Ты слышишь?- спросил он.
Да.
Если будет необходимо мы встретим тебя у дороги.
Звон продолжался еще некоторое время, а затем раздался гулкий грохот, за которым последовала тишина.
Эрагон слушал так пристально, как он мог, но не услышал ничего больше. Он как раз собирался сказать заклинание на древнем языке, чтобы улучшить слух, когда прозвучал унылый глухой стук, сопровождаемый серией острых тресков.
Потом еще…
И еще…
Чувство ужаса пробежалло по спине Эрагона. Звуки были несомненно изданы драконом, идещем по камню. Но что за дракон, если его шаги слышны более чем за милю!
Шрюкн, – подумал он и его внутренности (?) сжались.
По всему лагерю прозвучали сигнальные рожки, люди, гномы и ургалы зажгли факелы, армия пробудилась.
Эрагон искоса посмотрел на Эльву, когда она выбежала из палатки, сопровождаемая Гретой. Девушка была одета в короткую красную тунику, поверх которой она носила подходящую ей по размеру кольчугу.
Шаги в Урубаене прекратились. Огромная тень дракона уничтожила большинство фонарей в городе. Насколько он большой? Эрагону стало тревожно. Он был точно больше Глаэдра. Такой же большой как Бельгабад? Эрагон не мог сказать, не сейчас.
А затем дракон вылетел из города, и когда он раскрыл свои огромные крылья, они были похожи на сотню черных парусов, наполняемых ветром. Когда он взмахивал ими, воздух дрожал как от раскатов грома, и повсюду в окрестностях лаяли собаки и кричали петухи.
Не глядя Эрагон присел, чувствуя себя подобно мыши, скрывающейся от орла.
Эльва дергнула его за тунику."Нам пора"- сказала она.
"Подожди",проговорил он."Еще не время."
Целая полоса звезд исчезла, когда Шрюкн взмыл в небо, поднимаясь все выше и выше. Эрагон пытался приблизительно определить размер дракона по его очертаниям, но ночь была слишком темной, а расстояние слишком большим, чтобы сказать точно. Каким бы не был настоящий размер Шрюкна, он был пугающе велик. Дракону была всего сотня лет и он должен был выглядеть меньше, но Гальбаторикс скорее всего ускорил его рост, точно также как он сделал с Торном.
Пока он наблюдал тень, поднимающуюся ввысь, Эрагон изо всех сил надеялся, что Гальбаторикс не был вместе с драконом, а если бы был, то не исследовал умы, находящихся внизу. Поскольку если бы он так поступил, то обнаружил бы…
– Элдунари, – задохнулась Эльва. – Так вот что вы скрываете!- Позади нее, опекунша девочки в замешательстве нахмурилась и начала задавать вопрос.
– Тихо! – рявкнул Эрагон. Эльва открыла рот, и он прижал к нему руку, заставляя ее замолчать. – Не здесь, не сейчас, – предупредил он. Она кивнула и Эрагон убрал руку.
В ту же секунду столб огня, широкий, словно река Анора, очертил дугу в небе. Шрюкн мотал головой взад-вперед, распыляя поток слепящего пламени над лагерем и его окрестностями, и ночь наполнилась звуком, похожим на шум водопада. Эрагон почувствовал жар на своем поднятом лице. Затем пламя испарялось, словно туман на солнце, оставляя после себя пульсирующий след и дымный, серный запах.
Огромный дракон повернулся и взмахнул крыльями еще раз, сотрясая воздух, прежде чем его бесформенная черная тень исчезла в городе и приземлилась среди зданий. После этого послышались шаги и звон цепей, и наконец отдающийся эхом треск закрывающихся ворот.
Эрагон резко выдохнул после задержки дыхания, хотя его горло оставалось сухим. Сердце колотилось с такой силой, что было больно.Мы должны бороться с…этим?, – подумал он и почувствовал, что все его старые страхи возвращаются.
– Почему он не напал? – спросила Эльва маленьким, боящимся голосом.
– Он хотел напугать нас. – Эрагон нахмурился. – Или отвлечь нас. – Он перерыл умы варденов, пока он не нашел Джормундура, затем дал воину инструкции проверить, чтобы все часовые были все еще на постах и удвоить часы для остатка ночи. Эльве он сказал, -Действительно ли ты была в состоянии чувствовать что-нибудь от Шрюкна?
Девочка вздрогнула. – Боль. Ужасную боль. И гнев. Если бы он мог, то убил бы каждое живое существо, которое повстречалось бы ему на пути, и сжег бы все растения, пока не осталось бы ничего. Он совсем обезумел.
"Неужели нет способа связаться с ним?"
– Нет. Лучшее, что мы можем сделать – это освободить его от страданий.
От Этого Эрагону стало грустно. Он всегда надеялся, что сможет спасти Шрюкна от Гальбаторикса. Подавленный, он сказал. – Отступать поздно. Ты готова?
Эльва объяснила своей смотрительнице, что уходит, что расстроило старую женщину, но Эльва утешила ее несколькими быстрыми словами. Способность девочки видеть насквозь сердца других людей никогда не прекращала поражать Эрагона, но при этом и беспокоила.
Как только Грета дала своё согласие, Эрагон с помощью магии скрыл себя и Эльву, и затем они вместе отправились к холму, где ждала Сапфира.



ЧЕРЕЗ СТЕНУ И В ПАСТЬ ВРАГА

– Тебе обязательно это делать? – спросила Эльва.
Эрагон, проверявший ремни на седле Сапфиры, прекратил своё занятие, и взглянул на девочку, сидевшую, скрестив ноги, на траве, и игравшую застёжками своей кольчужки.
– Что? – спросил он.
Постучав по губке маленьким востреньким пальчиком, она пояснила:
– Ты всё время жуёшь свои щёки. Это отвлекает. А ещё, – добавила она через секундочку, – это отвратительно.
С некоторым удивление для себя самого, он обнаружил, что, подсознательно, он так активно жевал правую щеку, что теперь она была покрыта несколькими кровоточащими ранками.
– Прости, – извинился он и быстреньким заклинанием вылечил ранку.
Он потратил глубочайшую часть ночи, медитируя – не думая о том, что будет, ни о том, что уже случилось, только о том, что было сейчас: прикосновение прохладного воздуха об кожу, чувство земли под ним, ровный поток его дыхания, и медленное биения сердца, в то время как оно отсчитывало оставшиеся моменты его жизни.
Однако, теперь, когда на востоке уже взошла утренняя звезда Айедайл, возвещающая о скором рассвете, пришло время готовиться к сражению. Он проверил каждый дюйм своего снаряжения, поправил упряжку седла так, чтобы она была максимально удобна для Сапфиры, вытащил из седельных мешков всё лишнее, оставив лишь Эльдунари Глаэдра и одеяло, в которое он был укутан, как минимум раз пять, застегнул и расстегнул пояс, на котором висели ножны его меча.
Проверив ремни на седле, он спрыгнул с Сапфиры.
– Встань, – повелел он. Эльва раздражённо посмотрела на него, но послушно встала, отряхая траву с блузки. Стремительными движениями Эрагон взял её за худенькие плечи и одёрнул кольчугу, чтобы убедиться, что та хорошо защищала девочку. – Кто её сделал для тебя?
– Парочка очаровательных братьев-гномов, которых зовут Умар и Улмар, – она улыбнулась, и на её щёчках появились ямочки. – Они не считали, что мне нужна кольчужка, но я была очень убедительна.
Кто бы сомневался, сказала Сапфира Эрагону. Он еле сдеражал улыбку. Девчушка провела чуть ли не всю ночь, беседуя с драконами, занимая их так, как только могла она одна. Эрагон чувствовал, что даже они опасались её – даже такие древние, как Валдр – потому что и у них не было никакой защиты от её силы. Ни у кого нет.
"А клинок, братья Умар и Улмар, тебе дали?" – спросил он.
Эльва нахмурилась.
– Зачем?
Он несколько секунд внимательно на неё смотрел, а потом достал охотничий нож, которым пользовался за столом, и велел ей повязать его с помощью кожаного ремня на поясе.
– Просто на всякий случай, – объяснил он, отвечая на её протесты. – А теперь, вверх.
Она послушно вскарабкалась ему на спину и обхватила своими ручками его шею. Им обоим было неудобно, но иначе Эльве было бы трудно поспеть за ним. Он быстро подбежал к холму.
Эрагон осторожно забрался по боку Сапфиры на высоту её плеч. Уцепившись за один из шипов, торчащих из шеи дракона, он вывернул своё тело так, чтобы Эльве было удобно перелезть с его плеч в седло.
Почувствовав лёгкость на плечах, он снова спрыгнул на землю. Подняв с земли щит, он подал его девочке, потом, вытянув руки, дёрнулся вперёд, когда Эльва, под тяжестью щита, чуть не слетела с Сапфиры.
– Крепко его держишь? – спросил он.
– Да, – сказала она, подтакскивая щит на коленях. Потом она махнула рукой в сторону от себя. – Иди же, иди.
Придерживая рукоять Брисингра, чтобы меч не болтался у него между ног, Эрагон взбежал на вершину холма и опустился на колено, стараясь пригнуться пониже к земле, чтобы его никто не заметил. Позади него Сапфира начала осторожно красться по холму, почти стелясь по земле. Остановившись, она вытянула шею, и её голова появилась в траве рядом с ним. Вдвоём они вгляделись в то, что происходило внизу.
Могучие колонны людей, гномов, эльфов, Ургалов, котов-оборотней струились из лагеря Вардена. В серой предрассветной дымке все фигуры были едва различимы. Нигде не было видно ни огонька. Колонны маршировали по полям вниз к Урубаену. Оказываясь в полумиле от города, они разделялись на три части. Первая выстраивалась напротив главных городских ворот, вторая следовала к юго-восточной части стены, третья стремилась на северо-запад.
Именно к этой последней группе, настаивал Эрагон во время своей вечерней прогулки,он должен был присоединиться во время боя.
Чтобы не шуметь, воины обернули тряпками свои ноги и оружие, переговаривались они только шёпотом. И всё же иногда слышалось ржание лошадей, крики ослов, лай собак. Достаточно скоро солдаты на стенах заметят активность варденцев, особенно, когда воины начнут передвигать катапульты, балисты и осадные башни, которые были заранее размещены в полях напротив города.
Эрагон был впечатлён решимостью людей, гномов и Ургалов идти в бой после того, как они видели своими глазами Шрюки. "Должно быть, они сильно верят в нас", – сказал он Сапфире. Тяжким грузом на его душе повесла ответственность: если он и те, кто будут рядом с ним, провалятся, лишь у немногих воинов останется шанс уцелеть.
"Да, но если Шрюки ещё раз расправит свои крылья над ними, они разбегутся, словно перепуганные мышата".
"Значит нам нужно не допустить этого".
В Урубаене загудела труба, потом вторая, третья. Потом по всему городу стали зажигаться фонари и факелы.
– Ну вот и пора, – пробормотал Эрагон. Сердце его учащённо забилось.
Теперь, когда защитниками города была поднята тревога, продолжать соблюдать секретность стало бессмысленно. На востоке группа эльфов на лошадях поскакала во весь опор к холму, подпиравшему город, чтобы, взобравшись на него, атаковать участок стены в том месте, где над Урубаеном нависал огромный выступ.
В самом центре опустевшего лагеря Вардена появилась блестящая фигура лже-Сапфиры. На иллюзорном драконе сидел одинокий человек, вооружённый мечом и щитом. Эрагон знал, что этот человек был совершенной его собственной копией.
Дублёр Сапфиры поднял голову и расправил крылья. Оттолкнувшись от земли, он поднялся в небо и громко проревел.
"Они неплохо поработали над ним, верно?", – спросил он у Сапфиры.
"Эльфы хорошо понимают, как должен выглядеть настоящий дракон, как он должен вести себя… в отличие от некоторых людей".
Фальшивая Сапфира опустилась рядом с северным отрядом, хотя, заметил Эрагон, эльфы постарались посадить её на некотором отдалении от людей и гномов, чтобы никто из них случайно на задел её, и не обнаружил, что она была столь же воздушна, как радуга.
Пока Варденцы и их союзники выстраивались в правильные формации, небо начало светлеть. В городе солдаты Гальбаторикса отчаянно готовились к нападению, но по их движениям на крепостных стенах было очевидно, что они были перепуганы и дезорганизованы. Но, подумалось Эрагону, их смятение долго не продлится.
"Ну же, – подумал он. – Давай же! Не медли. – Он окинул взглядом городские здания, выискивая среди них хоть маленькое красное пятнышко. Но ничего такого на глаза ему не попалось. – Где же ты, чёрт подери! Покажись!".
Послышался гул ещё трёх труб, на этот раз варденских. Армия, разразилась громом криков, и тремя потоками устремилась на кажущиеся неприступными крепостные стены. Одновремено вступили в бой машины и лучники; они начали швырять снаряды и выпускать стрелы одну за другой в сторону города.
Казалось, что камни, стрелы, копья, описывая в полёте дугу, медленно-медленно летели над пространством между армией и городом. Ни один из снарядов не был направлен на крепостную стену, бомбить её было бессмысленным занятием, и потому инженеры напрвляли свои машины внутрь города. Некоторые из камней, врезаясь в стены домов, раскалывались, рассыпаясь острыми, как лезвие кинжала, осколками во все стороны. Другие, перелетая через дома, прыгали по городским улицам, словно гигантские шары.
Эрагон подумал, что это должно было быть ужасно, проснуться среди всей этой сумятицы, под этим страшным каменным дождём. Но вскоре его внимание было отвлечено: копия Сапфиры снова поднялась в воздух, перепорхнула через бегущих воинов, тремя взмахами своих огромных крыльев достигла крепостной стены и окутала её языками пламени. Эрагону показалось, что они были несколько ярче, чем нужно. Но пламя, он знал это точно, было настоящим, наколдованным эльфами, находившимися у северной части стены. Именно они сотворили и поддерживали иллюзию дракона и его всадника.
Лже-Сапфира проносилась взад-вперёд по участку стены, освобождая его от солдат. Как только ей это удалось, порядка двадцати эльфов запрыгнули на одну из крепостных башенок, чтобы оттуда продолжить управлять иллюзорным драконом, устремляя его внутрь Урубаена.
"Если Муртаг и Торн не покажутся в ближайшее время, у врага возникнет удивление, почему мы не атакуем другие участки стены", – поделился Эрагон своей обеспокоенностью с Сапфирой.
"Они подумают, что мы защищаем воинов, пытающихся прорваться через эту секцию, – ответила та. – Дай время".
По всей длине крепостной стены солдаты метали стрелы и копья в подступавшую армию, убивая варденцев дюжинами. Смертей избежать было нельзя, и всё же Эрагону было неприятно на душе: наземная операция была задумана лишь как отвлечение, у воинов были лишь маленькие шансы одолеть городские укрепления. Тем временем, осадные башни приближались всё ближе и ближе к стене, и рои стрел метались между их верхними этажами и солдатами на укреплениях.
Сверху над выступом загорелась полоска раскалённой смолы и, упав с краю, исчезла среди зданий внизу. Эрагон увидел несколько ярких вспышек на стене на краю выступа. Потом четыре фигуры, похожие на набитые тряпками куклы, полетели вниз. Эрагон довольно улыбнулся: эльфы завладели верней частью стены.
Кружа над городом, лже-Сапфира подожгла несколько зданий. С крыши неподалёку от того места, где она кружилась, взвился вверх рой стрел. Иллюзорный дракон свернул в сторону, уклоняясь от него, и, казалось, что случайно, врезался в одну из шести зелёных башен, возведённых эльфами в Урубаене.
Столкновение выглядело настоящим. Эрагон сочувственно вздрогнул, увидев, как ломается левое крыло дракона; кости трещали, словно сухие былинки. Иллюзорная Сапфира заревела и, мечась, стала опускаться по спирали на землю. Вскоре она скрылась от глаз Эрагона за зданиями, но её рёв был слышен на многие мили вокруг, а её огненное дыхание окрашивало стены домов, освещая снизу каменный выступ, нависавший над городом.
"Я никогда не бываю такой неуклюжей" – проворчала Сапфира
– Я знаю.
Минуты шли одна за другой. Напряжение внутри Эрагона достигло невыносимого предела.
– Ну где же они? – прорычал он, сжимая руки в кулаки.
С каждой последующей секундой, становилось всё вероятнее и вероятнее, что солдаты догадаются, что дракон, изгоняющий их вниз со стены, был не настоящий.
Сапфира увидела их первой. "Там," – сказала она, послав ему изображение.
Словно занесённый над головой рубиновый клинок, откуда-то из-под выступа выскочил Торн. Несколько сотен футов, он просто падал, потом расравил крылья, чтобы уменьшить скорость своего падения до безопасной, и приземлился на площадь рядом с тем местом, куда упали лже-Сапфира и лже-Эрагон.
Эрагону показалось, что в седле на Торне, он разглядел Муртага. Но он не был в этом уверен: расстояние от него до места событий было слишком велико. Он лишь надеялся, что это действительно был Муртаг, а не Гальбаторикс, иначе их план уже был обречён на провал.
"Наверное, в камне есть туннели и проходы", сказал он, обращаясь к Сапфире.
Между зданиями показались новые языки пламени. Потом иллюзорная Сапфира запорхала над крышами, словно птица со сломанным крылом. Она пролетела коротенькое расстояние и снова упала вниз. Торн бросился вслед за ней.
Больше Эрагону ничего было не нужно.
Он вскочил, обернулся, уцепился за шею Сапфиры и влез в седло позади Эльвы. У него ушло ещё несколько секунд на то, чтобы просунуть свои ноги в стремена и завязать на них ремни. Остальные ремни он оставил висеть свободно: позднее, они будут ему только мешать. Самый верхний из ремней придерживал ножки Эльвы.
Быстро напевая слова, он бросил заклинание, чтобы сделать себя, Сапфиру и Эльву невидимыми. Когда чары начали действовать и его тело исчезло из виду, он ощутил уже привычное чувство дезориентации. С его точки зрения, он висел в воздухе на довольно привычной высоте, а растения на холме имели странный узор в виде дракона.
Как только Эрагон закончил своё заклинание, Сапфира подалась вперёд. Она спрыгнула с вершины холма и отчаянно замахала крыльями, стремясь скорее набрать высоту.
– Это не очень-то удобно, правда? – сказала Эльва, когда Эрагон забрал у неё щит.
– Да, не всегда! – ответил он, пытаясь перекричать ветер.
Какой-то частью своего сознания он чувствовал Глаэдра, Умарота и другие Эльдунари. Они внимательно смотрели на то, как Сапфира наклонилась вниз, направляясь к лагерю Вардена.
"Настало время нашей мести", промолвил Глаэдр.
Сапфира набрала скорость. Эрагон низко наклонил голову. Внизу в самом центре лагеря он увидел Блёдхгарма и с ним десять эльфов чарометателей, а также Арью, вооружённую Даузаэртом. На груди у каждого, под мышками, был закреплён тридцати футовый канат. Свободные концы каждого каната были привязаны к толстому, как бедро Эрагона, и длинному, как взрослый Ургал, бревну.
Когда Сапфира пролетала над лагерем, Эрагон в уме дал сигнал, и двое эльлфов подбросили бревно в воздух. Сапфира поймала его в свои когти, эльфы подпрыгнули, и, мгновение спустя, Эрагон почувствовал лёгкий толчок: Сапфира чуть просела под новым грузом.
Сквозь её тело Эрагон увидел канаты, эльфов и бревно. В следующее мгновение всё исчезло: эльфы применили к себе то же заклинание, что и, чуть ранее, Эрагон.
Мощными взмахами крыльев Сапфира поднялась на тысячу футов над землёй, достаточно высоко, чтобы она сама и эльфы спокойно могли пролететь над крепостными стенами и городскими зданиями.
Слева от себя Эрагон заметил сначала Торна, потом лже-Сапфиру; они преследовали друг друга на ногах в северной части города. Эльфы, контролировавшие иллюзию, делали всё от них возможное, чтобы держать Торна и Муртага в постоянном физическом напряжении, чтобы у тех не было времени на атаку разумом. Если Муртагу и его дракону удастся сделать это, или им удастся наконец поймать иллюзию, они смогут понять, что были одурачены.
"Ещё лишь несколько минут", – подумал Эрагон.
Сапфира летела над полями; над катапультами и их обслугой; над лучниками, земля перед которыми была так утыкана стрелами, что они были похожи на белые тростники; над осадной башней; над пешими воинами: людьми, гномами, ургалами, которые, укрываясь щитами, тащили к стенам лестницы; над эльфами – высокими и стройными, в ярких шлемах, с длинными пиками и узкими мечаии.
А потом Сапфира пролетела и над стеной. Эрагон ощутил странный приступ боли, потом под ним проявлилась Сапфира, потом он обнаружил перед собой затылок Эльвы. Было очевидно, что Арья и остальные эльфы внизу, тоже стали видимыми. Эрагон выругался и закончил исчезательное заклятие: по всей видимости защитные чары Гальбаторикса не позволяли пересечь границу города незаметно.
Сапфира ускорила свой полёт перед массивными воротами цитадели. Снизу Эрагон слышал крики страха или изумления, но он не обращал на них внимания. Муртаг и Торн были единственным, о чём беспокоился Эрагон, потому солдаты не волновали его.
Сложив крылья, Сапфира ринулась прямо на ворота. Когда стало казаться, что она вот-вот врежется в них, она вскинула свои крылья, замедляя своё движение, чуть развернулась и подалась вверх. Почти зависнув в воздухе, она стала тихонечко парить вниз, позволяя эльфам безопасно спрыгнуть на землю.
Как только эльфы освободились от канатов и отошли в сторону, Сапфира опустилась во двор прямо перед воротами цитадели. Приземление вышло несколько жестковатым, Эрагона и Эльву хорошенечко встряхнуло.
Эрагон отстегнул ремни, что держали его и Эльву в седле. Затем он помог девочке спустится со спины Сапфиры, и они поспешили за эльфами к воротам.
Вход в цитадель был представлен двумя гигантскими черными дверями, которые высоко пересекались в одной точке. Они были сделаны из прочного железа и были усеяны сотнями, если не тысячами острых шипов, каждый из которых был размером с голову Эрагона. Вид был устрашающим; Эрагон не мог себе представить более неприветливый вход.
С копьём в руке Арья приблизилась к воротам для вылазок, встроенным в левую дверь. Ворота были едва различимы на фоне двери; лишь тоненький тёмный шов выдавал наличие в дверях лаз прямоугольной формы для прохождения через него одного человека. В прямоугольничке ворот виднелась горизонтальная металлическая полоска, толщиной в три пальца и длиной в девять, которая была несколько светлее, чем окружающее её железо.
Когда Ария оказалась перед воротами, эта полоска опустилась на полдюйма внутрь, потом, скрежеща, съехала в сторону. Из темноты за дверями показались два совиных глаза.
– Кто ты? – потребовал надменный голос. – Выкладывай, что тебе нужно, или проваливай!
Не размышляя ни секунды, Арья ткнула Дауздаэртом в щель. Из-за ворот послышалось хрипение, потом звук падающего тела.
Арья вытащила копье обратно и стряхнула с острого лезвия капли крови и остатки плоти. Затем она схватила рукоять оружия двумя руками, разместив его кончик вдоль правого края порта вылазки, и сказала:"Верма!"
Эрагон зажмурился и отвернулся: в пространстве между копьём и воротами вспыхнуло свирепое синее пламя. Жар от него ощущался даже на расстоянии в несколько футов.
Ее лицо исказилось от напряжения, когда она вонзила копье в ворота, медленно рассекая железо. Капли расплавленого метала растекались по земле, словно жир на гарячей сковородке, что заставило Эрагона и других отойти.
Когда она работала, Эрагон взглянул в сторону Торна и Сапфиры. Он не мог их видеть, но все еще слышал их рев и грохот рушившейся кладки.
Он вдруг почувствовал, как Эльва повисла на нём. Взглянув вниз он увидел, что девочка была покрыта испариной, она вся тряслась, словно бы в лихорадке. Опустившись на колени перед ней, он спросил:
– Хочешь, я тебя понесу?
Она покачала головой.
– Как только мы окажемся внутри, подальше от… всего этого… – она показала рукой на направление, в котором развивался бой, – мне станет лучше.
По периметру двора, в пространствах между большими домами, стояло множество людей, наблюдавших за происходящим у ворот. Они не были похожи на солдат, но Эрагон попросил Сапфиру: "Припугни их".
Она сделала своей головой круговое движение и тихо зарычала. Зеваки тотчас же разбежались.
Оборвав фонтан искр раскалённого добела металла, Ария пнула ворота для вылазок ногой, потом ещё раз, и после третьего пинка дверь наклонилась вперёд и рухнула на тело привратника. Через мгновение по двору распространился запах палёной шерсти и мяса.
Удерживая в руках Дауздаэрт, Ария переступила через порог лаза. Эрагон задержал дыхание. Какие бы ни наложил Гальбаторикс чары на дверь, вооружённая Дауздаэртом Ария должна была беспрепятственно войти внутрь, раз эти чары не помешали ей вырезать с помощью волшебного копья лаз. Но… всё же существовала возможность того, что король бросил на вход заклинание, справиться с которым Дауздаэрт был бы не в состоянии.
Видя, что Ария вошла внутрь, и ничего с ней не случилось, Эрагон вздохнул с облегчением.
В следующее мгновение, вооружённые пиками, на Арию напал отряд из двадцати солдат. Эрагон извлёк из ножен Брисингр и подбежал к лазу, но не осмелился переступить через его порог. Не теперь.
Орудуя копьём также ловко и умело, как мечом, Ария со впечатляющей скоростью в одиночку расправилась со всем отрядом.
– Почему ты не предупредила ее?-воскликнул Эрагон, не сводя глаз от сражения.
Эльва присоеденилась к нему через дыру в воротах.
– Потому что они не смогут причинить ей вреда.
Ее слова оказались пророческими, ни один солдат не смог нанести удар. Последние двое попытались сбежать, но Арья убила их прежде, чем они успели пройти дюжину ярдов по огромному холлу, который был еще больше, чем четыре главных коридора Тронжхайма.
Расправившись со всеми солдатами, Арья оттащила тела в сторну, чтобы освободить проход к воротам для вылазок. Пройдя назад по корридору добрые футов сорок, она опустила Дауздаэрт на землю и откатила его во двор к Эрагону.
Как только она отпустила копьё, она сразу вся напряглась, словно ожидая удара. Но, какая бы магия не наполняла пространство вокруг, она не нанесла ей никакого вреда.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил Эрагон, и голос его отозвался эхом в глубине прохода.
Ария покачала головой.
– Вероятно, как только мы минуем ворота, мы спокойно можем здесь находиться.
Эрагон передал копьё Блёдхгарму. Тот вместе с Дауэдаэртом прошёл в ворота для вылазок. Вдвоём, Блёдхгарм и Ария, прошли в комнаты по обеим сторонам от дверей и привели в действие скрытые подъёмные механизмы – задача, которая была под силу лишь приличной группе людей.
Воздух наполнился бряцанием цепей, и гигантские железные двери начали медленно отворяться.
Как только проём был достаточно широк для Сапфиры, Эрагон крикнул "Стоп!" и двери остановились
Блёдхгарм, появившись из комнаты справа и стараясь держаться подальше от порога, перекатил Дауздаэрт по земле следующему эльфу.
Таким способом, они вошли крепость один за другим.
Снаружи оставались только Эрагон, Эльва и Сапфира. Вдруг в северной части города раздался ужасающий рёв. В следующее мгновение весь Урубаен словно стих.
– Они обнаружили наш обман! – крикнул эльф Ультинар. Он бросил копьё Эрагону.
– Поспеши, Аргетлам!
– Ты следующая, – сказал Эрагон, передавая копьё Эльве.
Качая, оружие на изгибах своих рук, она быстрыми шажочками пересекла порог и присоединилась к эльфам. Потом Эльва оттолкнула копьё обратно в сторону Эрагона. Тот схватил его и перебежал через порог. Обернувшись, он с тревогой увидел, что Торн взмыл высоко над зданиями в дальней части города. Опустившись на колено и положив Дауздаэрт на землю, Эрагон перекатил его Сапфире.
– Быстрее! – поторопил он её.
Пока Сапфира ковырялась, пытаясь ухватиться за копьё своими зубами, прошло несколько секунда. Наконец, зажав его в челюсти, она прыжками вбежала в гигантский корридор, расшвыривая по пути тела убитых солдат.
На некотором отдалении было слышно, как Торн замычал и с отчаянием заколошматил крыльями по воздуху, стремясь ко входу в цитадель.
Одновременно, Ария и Блёдхгарм бросили заклятие. По каменным стенам пробежался оглушительный треск, и железные двери захлопнулись намного быстрее, чем перед этим они отворились. Они закрылись с громким "бум", и металлический засовы, высотой в три фута и длиной в шесть футов соскользнули с каждой из сторон и проделись в скобы на дверях, надёжно их заперев.
– Это хоть ненадолго их задержит, – промолвила Ария.
– Совсем ненадолго, – сказал Эрагон, глядя на искорёженные остатки ворот для вылазок.
Потом они повернулись к дверям спиной, чтобы взглянуть на то, что им предстояло.
Корридор, как показалось Эрагону, уходил в глубь цитадели на расстояние в четверть мили. Он, по всей видимости, уводил глубоко в холм под Урубаеном. На другом его конце находились ещё одни ворота, такие же массивные, как и те, которые они только что миновали, но покрытые золотом. Они красиво сверкали в свете безогненных фонарей, развешенных по всей длине корридора через равные промежутки. Дюжины более мелких проходов расходились в разные стороны, но ни один из них не был достаточно просторен, чтобы по нему мог пройти Шрюки, хотя Сапфира вмещалась во многие из них. Красные флаги, расшитые очертаниями переплетающихся языков пламени, которые Гальбаторикс использовал, как свой символ, свисали со стен через каждую сотню футов. Во всём остальном проход был пуст.
Даже сам размер корридора внушал робость, а его пустынность заставляла Эрагона нервничать ещё больше. Он предполагал, что тронная комната находилась за золотыми дверями, но полагал, что достигнуть её будет не так-то просто, как это казалось. Если Гальбаторикс был хоть наполовину так хитёр, как о нём трубила молва, он должен был усыпыть корридор десятками, если не сотнями, ловушек.
Кроме того, Эрагон был озадачен тем, что король до сих пор не напал на них. Он не чувствовал присутствия чьего бы то ни было ещё разума, кроме сознания Сапфиры и своих товарищей, но остро чувствовал близость нахождения короля. Казалось, что за ними наблюдала вся цитадель.
– Он должен знать, что мы уже здесь, – промолвил он. – Все мы.
– Значит нам нужно поторопиться, – сказала Ария. Приняв Дауэдаэрт изо рта Сапфиры, она шепнула, – Тхурра!, – и слюнные выделения дракона стекли с оружия на пол.
Позади себя за железными дверями они услыхали оглушительный треск – Торн приземлился во дворе. Он раздражённо заревел, потом что-то тяжёлое ударилось о двери, и стены гулко зазвенели.
Ария, ступая маленькими шажками, возглавила группу. К ней присоединилась Эльва. Темноволосая девчушка положила руку на древко копья, чтобы и на неё распространялась защита того. Вдвоём они начали свой путь по корридору длинного зала, всё глубже и глубже углубляясь в Гальбаториксово логово.



ПРОВАЛ

– Сир, пора.
Роран открыл глаза и кивнул мальчику с фонарем который просунул голову в палатку. Мальчик убежал, и Роран наклонился и поцеловал Катрину в щеку, она поцеловала его тоже. Они оба не спали.
Вместе они встали и оделись. Она собралась быстрее, пока он надевал свою броню и оружие.
Когда он одел перчатки, она поставила ему хлеб, кусок сыра, и кружку теплого чая. Он пропустил хлеб, взял один кусок сыра, и опрокинул кружку чая.
Она обнялись на секунду, и он сказал, – Если это будет девочка, назови ее сильным именем.
– А если это будет мальчик?
– Тоже. Девочка или мальчик, вы должны быть сильными чтобы выжить в этом мире.
– Я сделаю это. Я обещаю. Они отпустили друг друга, и она посмотрела ему в глаза. – Сражайся хорошо, мой муж.
Он кивнул, потом повернулся и ушел прежде чем потерял самообладание.
Его отряд собирался у северного входа в лагерь когда он присоединился к ним. Их освещал только свет факелов сверху и вдаль внешнего бруствера. В таком тусклом, мерцающем свете фигуры воинов казались странным животными, колючими и опасными.
Среди их рядов было большое количество Ургалов, в том числе Куллов. Его батальон содержал большую долю существ, чем другие, так как Насуада считала, что скорее всего, будут следовать приказам от него, чем от кого-либо другого. Ургалы несли длинные и тяжелые осадные лестницы, которые будут использоваться, чтобы залезать на стены города.
Так же, среди мужчин были десятки эльфов. Большинство их рода будет бороться по своему, но Королева Имиладрис получила разрешение для некоторых защищать армию Варденов от нападений магов Гальбаторикса.
Роран поприветствовал эльфов и узнал у каждого его имя. Те отвечали достаточно вежливо, но он чувствовал: эльфы не очень высокого мнения о нем. Все в порядке. Он тоже не заботился о них. Было в них что-то, чему Роран не доверял; эльфы были слишком надменны, слишком искусны и, ко всему прочему, слишком другие. Гномов и ургалов он по крайней мере понимал. Но не эльфов. О чем они думают Роран сказать не мог и это беспокоило его.
– Приветствую тебя, Молотобоец! – сказал Нар Гарцвог шёпотом, который можно было услышать за тридцать шагов. – Сегодня мы прославим наши племена!
Да, сегодня мы прославим наших племена,” Рорэн согласился, двинулся дальше. Мужчины были возбуждены; некоторые из младших смотрели, так, как будто они были больными – кто-то находился в предвкушении – но даже пожилые люди казались временем, несдержанным, и или чрезмерно болтливый чем обычно. Причина была достаточно очевидна: Shruikan. Скрыть его собственные страхи и надеяться, что мужчины не теряли храбрость полностью, это единственное чем Роран мог помочь.
Ожидание было ужасным. Они пожертвовали многим, чтобы достигнуть этой точки, и это не были только их жизни, но и жизни людей сопровождающих их. Это была безопасность и благосостояние их семей и потомков, так же как будущего земли непосредственно. Все их предшествующие сражения были так же опасны, но это было заключительным. Это было концом. Так или иначе не было бы больше сражений с Империей после этого дня
Происходящее казалось нереальным. Шанс убить Galbatorix не повториться. И в то время как свержение Galbatorix казалось достаточно прекрасным в беседах поздно вечером, теперь, когда момент настал, перспектива была ужасающей…
Рорэн искал Горста и других сельских жителей Carvahall, многие из них входили в его батальон. Birgit была среди мужчин, она сжимала топор, который выглядел недавно заточенным. Он поприветствовал ее приподняв шит. Она поприветствовала в ответ, и он позволил себе мрачную улыбку.
Воины приглушали свои ботинки и оружие тряпками и застыли в ожидание приказа.
Скомандовали, и они выдвинулись из лагеря, прилагая все усилия, чтобы было как можно меньше шума. Roran вел своих воинов к их месту перед парадными воротами Uru’baen, где они присоединились к двум другим батальонам, один во главе с его старым командующим Мартлэндом Редбирдом и другой во главе с Jormundur.
Вскоре раздался звук тревоги в Uru’baen, незачем было больше скрываться и они потянули тряпки от своего оружия и ног и подготовились нападать. Несколько минут спустя трубы Варденов скомандовали о наступлении, и они двинулись строем в темноте к необъятной городской стене.
Roran был в центре событий. Это был самый быстрый способ умереть, но мужчины должны были видеть, что он не отступит перед лицом опасности. Его смелость, как он надеялся, укрепит их боевой дух и не позволит им бежать при первых признаках серьезной опасности. Uru’baen так легко не захватить. И в этом он был уверен.
Они продвигались за одной из осады башен, колеса которых были более чем двадцать футов высотой и скрипели как ряд ржавых стержней, затем они вышли на открытое пространство. Стрелы и копья лились дождем на них, от солдат на зубчатых стенах.
Эльфы прокричали на странном языке, и в слабых лучах рассвета, Роран увидел что большинство стрел и копий поворачивают и падают в грязь на безопасном расстоянии. Но не все. Человек позади него произнес отчаянный крик, и Роран услышал грохот брони мужчины, Урга прыгнул в сторону, чтобы не наступить на упавшего воина. Роран не оглядывался назад, никто не сделал эго, такое безрассудство замедлит их продвижение к стене.
Стрела ударилась об щит, что он держал над головой. Он только почувствовал удар.
Когда они достигли стены, он стал кричать в разные стороны “Лестницы! Дорогу для лестницам!”
Мужчины разошлись, чтобы позволить Ургалам, несущем лестницы продвигаться. Большая длина лестниц означала, что Кулы должны были использовать рычаги, сделанные из деревьев, привязанных веревкой, чтобы выдвинуть их вертикально. Как только лестницы касались стены, они оседали в землю под их собственным весом, что недавала им скользить или упасть, и чтобы оставшиеся две трети доставали до верха стены.
Роран локтями прокладывал себе путь через толпу людей и схватил одного из эльфов, Отиару, за руку. Она гневно на него взглянула, но он не обратил на это внимания. "Удерживайте лестницы у стены!"-прокричал он, – "Не дайте солдатам оттолкнуть их!"
Она кивнула и начала напевать на древнем языке, равно как и остальные эльфы.
Отвернувшись, Роран поспешил к стене. Один из воинов уже начал взбираться по ближайшей лестнице, но Роран схватил его за ремень и стянул обратно. "Я пойду первым"- сказал он.
Молотобоец!
Роран повесил свой щит за спину, а затем начал подниматься, с молотом в руке. Он никогда не любил высоту, мужчины и Ураглы становились меньше, он чувствовал себя все более неловко. Ощущение становилось все хуже, когда он продвигался по лестнице, которая упиралась в стену, потому что он не мог полностью ухватиться за лестницу руками и не было хорошей опоры, только первые несколько дюймов его сапог бы на ступеньке, и он должен был двигаться осторожно, чтобы они не соскользнуть.
Копье пролетело так близко к нему что он почувствовал дуновение ветра возле своей щеки.
Он выругался и продолжил взбираться наверх.
Он был меньше чем в ярде от зубчатой стены, когда солдат с голубыми глазами склонился над краем и взглянул прямо на него.
"Бах!" Роран крикнул, и солдат вздрогнул и сделал шаг назад. Прежде чем он успел опомниться, Роран вскарабкался до верха лестницы и перепрыгнул через зубцы, чтобы приземлиться на проход вдоль вершины стены
Испуганный солдат стоял в нескольких футах перед ним, держа в руках короткий меч лучника. он повернулся в сторону и кричал группе солдат, находившихся ниже на стене.
Щит Рорана был все еще на спине, он ударил молотом в запястье человека. Находясь без щита Роран знал, что будет трудно парировать удары обученного фехтовальщика; самым лучшем решением было бы разоружить его противника как можно быстрее.
Солдат увидел, что он намерен сделать и парировал удар. Затем он ударил Рорана в живот.
Вернее, он попытался. Заклинания Эрагон остановило кончик лезвия в четверти дюйма от кишечника Рорана. Роран крякнул от удивления, потом отбил в сторону лезвия и тремя быстрыми ударами проломил череп.
Он выругался снова. Это было плохое начало
Все больше Варден пыталось забраться на стену. Не многие сделали это. Множество солдат ждали в верхней части почти каждой лестницы, и подкрепления тянулось по дороге к лестницы из города.
Baldor присоединился к нему – он использовал ту же самую лестницу что и Роран – вместе они побежали к баллисте, охраняемой восемью солдатами. Баллиста была установлена у основания одной из многочисленных башен, которые вырастали из стены, каждый из которых стоял на расстоянии приблизительно в двести футов. Позади солдат и башни, Рорэн видел иллюзию Saphira, что создали эльфы, она летала вокруг стены и дышала огнем.
Солдаты были умны, они схватились за копья и нападали на него и Baldor, держа их на расстоянии. Роран пытались поймать одно из копей, но человек, владеющий им был слишком быстр, и Рорана чуть не зарезали снова. Еще мгновение, и он знал что солдаты сокрушат его и Baldor
Прежде чем, это случилось, Ургал перепрыгнул к стене за солдатами, и опустив голову, ревя и размахивая секирой он напал.
Ургал ударил одного человека в грудь, сломав ребра, а другова в бедро, сломал таз. Любая рана должна была вывести из строя солдат, но, как только Ургал пронесся мимо них, эти двое мужчин поднялись с пола как будто ничего не произошло, и атаковали Ургал в спину.
Роран понял. "Мы должны разбить им череп или отрезать голову чтобы остановить их", прорычал он в Baldor. Не отрывая глаз от солдат, он скомандовал Варденам за мной: "Они не могут чувствовать боль!"
Над городом раздался грохот когда иллюзорная Сапфира врезалась в башню. Все, кроме Роран сделали паузу, чтобы посмотреть, но он знал, что это делали эльфы.
Прыжком вперед, он убил одного из солдат ударом в висок. Он использовал свой щит, чтобы отпихнуть следующего солдата в сторону, до этого он был слишком близко для копий, чтобы быть полезным, но теперь он был в состоянии расправиться с ними своим молотом…
Как только он и Балдор убили остальную часть солдат вокруг баллисты, Балдор смотрел на него с выражением отчаяния.
– Ты видел? Сапфира -
С ней все в порядке.
"Но…"
"Не волнуйся о ней.С ней все а порядке."
Балдор, поколебавшись,поверил Рорану на слово, и они бросились на следующее скопление солдат.
Немного позже Сапфира – реальная Сапфира – появилась над южной частью стены, когда она полетела к цитадели, вызывая возгласы облегчения у Варденов.
Роран нахмурился. Предполагалось, что она будет невидима на протяжении всего её полета."Frethya. Frethya", – тихо проговорил Роран, но он все ещё оставался видимым. "Черт возьми", подумал он.
Возвращаемся, сказал он, – назад, к лестницам!
– Почему?-спросил Балдор, борясь с другим солдатом. Свирепо рыкнув, он скинул человека со стены прямо в город
"Хватит вопросов!Двигайтесь!"
Бок о бок, они пробивались сквозь цепочку солдат, которая отделяла их от лестницы. Это было чертовски трудно, и Baldor получил порез на его левой икре, за наколенником, и сильный ушиб одного плеча, где копье едва не пронзило его кольчугу.
Иммунитет солдат к боли означает, что их убийство был единственный верный способ остановить их, и их убийство было не из легких. Кроме того, это означало, что Роран не смел проявлять милосердие. Не раз он думал, что убивал солдата, только ранений поднимался и нападал сзади, пока он был занят с другим противником. И было так много солдат противника, что Роран начал опасаться, что у них получиться сделать это.
Когда они достигли ближайшей лестницы, он сказал. – Здесь! Оставайтесь здесь!
Если Балдор и был удивлен, то не показал этого. Они сдерживали солдат сами, пока к ним не присоединились еще двое мужчин, поднявшиеся по лестнице, потом третий, и Роран начал чувствовать, что появился хороший шанс оттолкнуть солдат и захватить часть стены.
Хотя их атака была направлена на отвлечение внимания, Роран так не считал. Раз уж они рискуют жизнью, то могли бы извлечь хорошую выгоду. В любом случае, они нужны для очистки стены.
Затем, они услышали, как Торн заревел от ярости, и красный дракон появился над верхушками зданий, направляясь к цитадели. Роран заметил фигуру на спине, он подумал, это Муртаг с багровым мечом в руке.
– Что это значит? Кричал Балдор между ударами меча.
– Это значит, что игра закончена!- ответил Роран. -Приготовтесь, этих ублюдков ждет сюрприз.
Едва он закончил говорить, когда голоса эльфов зазвучали громче шума битвы, жутко и прекрасно они пели на древнем языке.
Роран нырнул под копье, и концом своего молота, ткнул солдата в грудь, выбив воздух из легких мужчины. Солдат был не восприимчив к боли, но ему было трудно дышать. Когда солдат опомнился, Роран проскользнул мимо охранника и сломал горло краем щита.
Он собирался напасть на следующего человека, когда он почувствовал, что камень задрожал у его ног. Он отступил, пока его спина не была прижата к зубчатым стенам, затем расширил свою позицию для баланса.
Один из солдат был достаточно глуп чтобы убить его в ту же минуту. Поскольку человек бежал к нему, дрожь становилась более сильной, тогда вершина стены слегка колебалась, как одеяло, бросаемое, и наступающий солдат, так же как большинство его компаньонов, упала и оставалась склонной, беспомощной, чтобы повыситься, в то время как земля продолжала дрожать.
От другой стороны стенной башни, которая отделила их от главных ворот Урубаена, прибыл звук как горная ломка. Веерообразные струи воды распыляли в воздух, и затем с большим шумом, стена по воротам дрожала и начала рушиться внутрь.
А эльфы всё пели.
Поскольку движение ниже его ног спадало, Роран прыгнул вперед и убил трех из солдат прежде, чем они смогли стоять. Остальные поворачивались и бежали назад вниз по лестнице, который вводил в город.
Роран помог Балдору встать на ноги, затем крикнул:"После тебя!" Он усмехнулся, почувствовав вкус крови. Может быть это не было столь плохим началом.



ТОТ, КОГО НЕ УБИТЬ…

– Стой, – сказала Эльва.
Нога Эрагона застыла в воздухе. Девочка махнула ему назад, и он отступил.
– Прыгай туда, – сказала Эльва, указывая на место в ярде перед ним -Где узоры.
Он присел, но начал колебаться, так как ждал что Эльва скажет, было ли это безопастно.
Она топнула ногой и раздраженно произнесла. – Это не сработает, если ты не будешь намереваться это сделать. Я могу сказать, что что-то собирается причинить тебе вред только в том случае если ты действительно собираешься подвергнуть себя опасности. – она улыбнулась, но ее улыбка не особо его успокоила. – Не волнуйся; Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.
Всё ещё сомневаясь, он согнул ноги и вот-вот собирался прыгнуть вперёд, как вдруг…
– Стоп!
Он выругался и замахал руками, пытаясь не упасть на ту часть пола, которая запустила бы шипы, скрывавшиеся снизу и сверху
Шипы были третьей ловушкой, с которой они встретились в этом длинном коридоре, пытаясь добраться до золотых дверей. Первая ловушка представляла собой скрытые провалы в полу. Вторая – блоки камня, выпадающие из потолка. А теперь – шипы, почти такие же, какие убили Вирдена в туннелях под Драс-Леоной.
Они увидели как Муртаг вошел в коридор через один из открытых проходов, но без Торна он не пытался их преследовать. Он поглядел несколько секунд, а затем исчез в одной из смежных комнат, где Арья и Блёдхгарм сломали механизмы, открывавшие и закрывавшие главные ворота цитадели.
Починка механизмов может занять у Муртага час, а может – несколько минут. В любом случае они не должны терять время.
– Попробуй прыгнуть чуть дальше, – сказала Эльва.
Эрагон сморщился, но попробывал как она сказала
– Стой!
В этот раз он бы упал, если бы Эльва не успела схватить его за конец туники.
– Ещё дальше, – сказала она. И тут же -Нет! Еще дальше.
– Я не могу, – прорычал он со все возрастающим раздражением. – Не без разбега. Но с разбега он бы не успел остановиться вовремя, если бы Эльва предупредила его об опасности. – И что теперь? Если шипы расположены на протяжении всего пути к дверям, то мы никогда их не достигнем. – Они уже думали об использовании магии, чтобы перебраться через ловушку, но даже малейшее заклинание могло быть опасно, тем более этого требовала Эльва. Так что у них не оставалось иного выбора, кроме как довериться ей.
– Может быть эта ловушка рассчитана на идущего дракона, – предположила Арья. – Будь она протяженностью в пару метров, Торн или Сапфира ее бы и не заметили, но если ее длина более сотни футов, она способна поймать их.
Но только если я не прыгну. – Сказала Сапфира.Сто футов не большое расстояние.
Эрагон обменялся озабоченными взглядами с Арьей и Эльвой. – Только убедись в том, что твой хвост не коснется пола, – произнес он. – И не приземляйся слишком далеко, там может быть другая ловушка.
Хорошо малыш.
Сапфира присела и подобралась, опуская голову, пока она не была на расстоянии чуть больше фута от камня. Затем, она врылась когтями в пол и прыгнула вниз по коридору, расправив крылья настолько, чтобы обеспечить себе немного подъемной силы.
К облегчению Эрагона, Эльва ничего не произнесла.
Когда Сапфира пролетела расстояние, равное двойной длине ее тела, она сложила крылья и приземлилась на пол с гулким грохотом.
Безопасно, – произнесла она. Ее чешуйки скребли по полу, пока она разворачивалась. Она прыгнула назад, и Эрагон с остальными расступились, чтобы дать ей место для приземления. Ну? – сказала она. Кто пойдет первым?
Пришлось повторить перелет четыре раза чтобы переправить их всех через ловушку из шипов. После они продолжили продвижение быстром беге, Арья и Эльве снова впереди. Они не столкнулись больше с ловушками, пока не оказались в трех четвертях пути к мерцающим воротам, Эльва вздрогнула и поднял свою маленькую руку. Они сразу же остановились.
“Что-то разрежет нас надвое, если мы продолжим,” сказала она. “Я не уверена как и откуда, но думаю что из стены.”
Эрагон нахмурился. Это означало, что что бы не собиралось разрезать их пополам, оно имело достаточный вес и силу, чтобы преодолеть их защиту…едва ли приятная перспектива.
"Что, если мы…" начал он, потом остановился, поскольку двадцать человек в черных одеждах, мужчин и женщин, вышли из бокового прохода и встали в линию перед ними, загораживая путь.
Эрагон почувствовал мысленный удар словно лезвие направленное в его ум, поскольку вражеские маги начали петь на древнем языке. Открыв челюсть Saphira выпустила столб пламени, но оно прошло мимо них не причиняя им вреда. Один из флагов висевший вдоль стены загорелся, и обрывки тлеющие ткани упали на пол.
Эрагон защищался, но не нападал в свою очередь; было бы слишком долго подчинять магов одного за другим. Кроме того их пение было направлено на него. Их не интересовало будут они жить или умрут. Остановить их было задачей эльфов, сопровождавших его.
Он опустился на одно колено рядом с Эльва. Она говорила с одним из магов, говоря, что-то о дочери человека
"Являются ли они следующей ловушкой?" Спросил он шёпотом
Она кивнула, но не прекратила говорить.
Пригнувшись, он хлопнул ладонью полу
Он ожидал чего-то, но все же он отпрянул, когда горизонтальный лист металла тридцать футов в длину и четыре дюйма толщиной выстрел из каждой стены со страшным скрежетом. Металлические пластины прошли сквозь магов и разрезали их на две части, как пара гигантских ножниц, а затем так же быстро отступили обратно.
Внезапность этого шокировала Эрагон. Он отвел глаза от кровавых тел. Какой ужасный способ умереть.
Рядом с ним, Эльва всхрипнула, а затем резко упал в обморок. Арья поймал ее, прежде чем ее голова ударилась об пол. Прижимая ее одной рукой, Арья начала шептать на древнем языке
Эрагон посоветовался с другими эльфами, как лучше обойти ловушку. Они решили, что самым безопасным способом было бы перепрыгнуть, как это было у ловушки с шипами.
Четверо из них забрались на Сапфиру, и она вот-вот готовилась прыгнуть, когда Эльва закричал хриплым голосом: "Стоп! Не надо! "
Сапфира махнула хвостом, но осталась там, где она была.
Эльва выскользнул из рук Арья, пошатываясь она отошла на несколько футов, наклонилась и её вырвало,. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, потом посмотрела на искаженные останки, которые лежали перед ними, как если бы она хотела их запомнить.
Все еще уставившись на них, она сказала, “Есть ещё лезвие, на полпути реагирующий на воздухе. Если Вы прыгните” – она соединила руки вместе громко издала звук, исказивший её лицо – “лезвия опустилась с потолка, так же как ниже.”
Эрагон начал рассуждать. “Почему Galbatorix пытался убить нас?…, Если бы её небыли здесь,” сказал он, смотря на Эльву, “Saphira могла бы быть мертвой прямо сейчас. Galbatorix хотел ее живой, итак, почему это?” Он указал на кровавый пол. "Почему шипы и каменные блоки?"
"Может быть", сказала женщина эльф Invidia ", он ожидал захватить вас прежде чем мы достигли этих ловушек".
– Или, возможно, – сказал Блёдхарм с угрюмым голосом, – он знает, что Эльва с нами и то, на что она способна.
Девушка пожала плечами. Ну и что? Он не может остановить меня.
Мурашки побежали по спине Эрагона. -Нет, но если он знает о вас, тогда он боится, а если он боится…
…Тогда он действительно пытался убить нас. – закончила Сапфира.
Арья покачала головой. -Это не имеет значения. Мы всёравно должны найти его.
Они обсуждали несколько минут как они могут пройти мимо лезвий, после чего Эрагон предложил, “Что, если я использую волшебство чтобы перенести нас туда, так же как Арья послала яйцо Сапфиры в Spine?” Он сделал жест в сторону области за телами.
– Это может забрать слишком много энергии. – сказал Глаедр.
Лучше, если мы сохраним нашу силу для встречи с Гальбаториксом, добавил Umaroth.
Эрагон кусал губу. Он оглянулся через плечо и его встревожило то что он увидел, Муртаг пробирался с одной стороны коридора к другой. У нас не так много времени.
“Возможно мы могли поместить что-то в стены, чтобы препятствовать лезвиям выходить.”
“Я уверена что лезвия защищены от магии,” сказала Арья. “Кроме того, у нас ничего нет что смогло бы их сдержать. Нож? Часть брони? Лезвия слишком большие и тяжелые. Они рассекли бы все, что было бы перед ними, так, как будто это не было там.”
Повисло молчание
Тогда Blodhgarm облизал свои клыки и сказал, “Не обязательно.” Он повернулся и поместил свой меч в пол перед Эрагоном, затем жестом он указал эльфам под его командой, чтобы они сделали то же самое.
Одиннадцать лезвий в общей сложности они положили перед Эрагоном. “Я не могу попросить, чтобы Вы сделали это,” сказал он. “Ваши мечи -”
Blodhgarm прервал его поднятой рукой, его мех переливался в мягком свете фонарей. "Мы боремся с ними разумом, Shadeslayer, а не нашим телом. Если мы встретимся с солдатами, мы сможем взять необходимое оружие у них. Если наши мечи необходимы здесь и сейчас, то было бы глупо хранить их из-за привязанности.
Эрагон склонил голову. "Как пожелаете"."
Обратившись к Арьи Blodhgarm сказал: "Это должно быть четное число, если мы хотим повысить шансы на успех."
Она колебалась, затем потянула свой собственный меч с тонким лезвием и поместила его среди других. “Продумай тщательно то что собираешься сделать Эрагон,” сказала она. “Это все легендарное оружие. Было бы позором, разрушить их и ничего не получить взамен.”
Он кивнул, потом нахмурился, концентрируясь, вспоминая свои занятия с Oromis. Umaroth, сказал он, мне понадобится ваша сила.
То, что является нашим, Ваше, ответил дракон.
Иллюзия, скрывавшая щели, из которых выдвигались лезвия была слишком хорошо построена для того чтоб Эрагон смог разрушить. Это было ожидаемо – Galbatorix не был, так глуп чтобы пропустить такую деталь. С другой стороны, чары ответственные за иллюзию было достаточно легко обнаружить, и по ним он был в состоянии определить точное расположение и размеры отверстий,
Он не мог предположить точно, как глубоко лезвия лежат в щелях. Он надеялся, что это было, по крайней мере, дюйм или два от наружной поверхности стены. Если бы они были ближе, то его идея потерпела бы неудачу, поскольку король точно защитил металл от внешнего вмешательства.
Подобрав слова, в которых он нуждался, Эрагон, бросал первый из двенадцати клинков, которые он намеревался использовать. Один из мечей эльфов – Лофин, он подумал – исчез со слабым дыханием ветра, как туника, качавшая на ветру. Пол секунды спустя твердый глухой стук послышался от стены с левой стороны от них.
Эрагон улыбнулся. Это работало. Если бы он послать меч в лезвие, то эффект был бы другим.
Говоря быстрее, чем раньше, он бросил остальные заклинания, вложившие шесть мечей в каждую стену, каждый на пять футов от следующего.Эльфов наблюдали за ним пристально, как он применял их оружие, если они расстроились то не показали виду.
Когда он закончил, Эрагон преклонил колени перед Арьей и Эльвой – которые продолжали держал Dauthdaert – и сказал, “Приготовьтесь бежать.”
Saphira и эльфы напрягались. Арья помогла Эльве подняться на ее спину, продолжая держать зеленое копье; Затем Арья сказал, "Готовый".
Двигаемся вперед, и Эрагон снова хлопнул полу.
Резкий скрежет зазвучал от каждой стены и клубы пыли упала от потолка, превращаясь в туманные хлопья.
В момент он понял что мечи дерут лезвия, Эрагон побежал вперед. Он сделал только два шага, когда Эльва кричала, “Быстрее!”
Вскрикнув от усилием, он заставил ноги бежать быстрее. Справа от него темной тенью, пробежала Сапфира мимо, прижимая голову и хвост,.
Когда он достиг противоположной стороны ловушки, он услышал треск разрыва стали, а затем скрежет метала об метал.
Кто-то кричал позади него.
Отойдя от шума он осмотрелся, все пересекли ловушку вовремя, кроме седой женщины эльфа Yaela, которая была поймана между последними шестью дюймами двух лезвий. Пространство вокруг ее вспыхнуло сини и желтым цветом, так как будто сам воздух горел, ее лицо исказилось от боли.
“Flauga!” крикнул Blodhgarm, и Yaela вылетел из лезвий, в которых была зажата. Тогда они отступили в стены с тем же самым ужасным воплем, который сопровождал их присутствие.
Yaela приземлилась на руки и колени рядом с Эрагоном. Он помог ей подняться на ноги, к его удивлению, она, казалось, целой и невредимым. "Вам больно?" спросил он.
Она покачала головой. "Нет, но… моей защиты больше нет." Она подняла руки и уставилась на них с выражением близким к удивлению. "Я не была без защиты с тех пор… так как я был моложе, чем вы сейчас находитесь. Каким-то образом лезвия лишил меня её.
“Вы повезло остаться в живых,” сказал Эрагон. Он хмурился.
Эльва пожала плечами.
– Мы бы все умерли, кроме него, она указала на Бледхгарма, если бы я не сказала вам двигаться быстрее.
Эрагон проворчал.
Они продолжили свой путь, ожидая с каждым новым шагом найти другую ловушку. Но остальная часть зала была свободна от препятствий, и они достигли дверей без инцидента.
Эрагон осмотрел золотой орнамент. Рельефом на двери был дуб в натуральную величину, листья которого сформировали навес, который вместе с корнями ниже, описать большой круг ствола. Выросшим по обе стороны от средней части ствола были два толстых пучка ветвей, которые разделили пространств внутри круга на четыре части… В верхней левой четверти была изображена армия эльфов вооруженных копьями, идущих через густой лес. В верхней правой четверти были люди, строящие замки и кующие мечи. В нижней левой части, Urgals – Kull, главным образом – поджигающие деревни и убивающие жителей. В нижнем правом пещеры гномов заполненные драгоценными камнями и рудой. Среди корней и веток дуба, Эрагон определил werecats и Ra’zac, так же как несколько маленьких странно выглядящих существ, которых он не смог распознать. И в самом центре ствола дерева был дракон, который держал конец своего хвоста во рту, как будто кусая. Двери были красиво сделанные. При других обстоятельствах, Эрагон потратил бы много времени чтобы сидеть и изучать их…
Вид ярких дверей наполнил его страхом, поскольку он подумал о том, что могло бы ждать их с другой стороны. Если это был Гальбаторик, то их жизни собирались измениться навсегда, и ничто никогда не будет тем же самым – не для них, и не для остальной части Алагезии.
– Я не готов,сказал Эрагон Сапфире.
«Когда же мы будем готовы?» спросила Сапфира. Она щелкнула языком, разрезав воздух. Он мог чувствовать ее возбуждение. «Гальбаторикс и Шрюкн должны быть убиты, и мы – единственные, кто может сделать это».
А если мы не сможем?
Тогда мы не сможем и будь что будет.
Он кивнул и глубоко вздохнул. Я люблю тебя, Сапфира.
И я тебя, малыш
Эрагон вышел вперед.
– Теперь, что? Спросил он, пытаясь скрыть свое беспокойство. Мы должны постучать?
– Сначала давай посмотрим, открыто ли, – сказала Арья.
Они построились, ожидая нападения. Тогда Арья с Эльвой, стоящей рядом, схватила дверную ручки в левой двери и приготовилась открыть.
Как только она сделала это, появились мерцающие колонны в воздухе около Blodhgarm и каждого из его десяти эльфов. Эрагон вскрикнул и Сапфира выпустила короткое шипение, как будто она наступила на что-то острое. Эльфы казалось, не могли перемещаться внутри колон: даже их глаза оставались неподвижными, устремленными на то, что они видели в момент когда заклинание вступило в силу.
С тяжелым лязгом дверь в стене начала открываться, и эльфы постепенно двигались к проходу, как процессия статуй, скользящих через лед.
Арья устремилась к ним, она пыталась копьем разрушить очарование, связывающие эльфов, но она двигалась слишком медленно чтобы догнать их.
“Letta!” кричал Эрагон. Остановитесь! Самое простое заклинание, о котором он мог думать, которое могло бы помочь. Однако, волшебство, которое заключило в тюрьму эльфов, оказалось слишком сильным для него, и они исчезли в темном проеме и двери захлопнулись за ними.
Ужас охватил Эрагона. Без эльфов…
Арья вонзила в двери копье Dauthdaert, и даже пыталась найти шов между дверью и стеной наконечником лезвия, как она поступила с первыми воротами, но стена казалась твердой, неподвижной.
Когда она обернулась на ее лице застыло выражение холодной ярости – Умарох – сказала она – мне нужна ваша сила чтобы открыть стену.
Нет – сказал белый дракон – Галбаторикс наверное очень хорошо спрятал ваших друзей. Пытаться найти их – пустая трата энергии, которая к тому же поставит нас под угрозу.
Арья нахмурилась «Тогда мы играем ему на руку,Умарох-Эльду. Он хочет разделить нас и сделать нас более слабыми. Если мы продолжим без них, то Гальбаториксу будет намного легче победить нас».
Да, нас стало меньше. Но не думайте ли вы, что Губитель яиц ждет, что мы будем пытаться освободить их. Он хотел бы, чтобы мы ослепли от ярости и гнева и помчались прямо в его ловушку
Почему он поступил именно так? Он мог бы захватить Эрагоне, Сапфиру и Элдурнари, когда захватил эльфов, но не сделал этого
Возможно потому, что он хочет ослабить нас прежде, чем мы будем противостоять ему или прежде, чем он попытается сломить наше сознание.
Арья на мгновение опустила голову, и когда она взглянула вверх, ее ярость исчезла – по крайней мере, на внешне – сменившися ее обычной управляемой осторожностью. Что, тогда, мы должны делать, Эбритхил?
Мы будем надеяться, что Гальбаторикс не будет убивать Блёдхгарма или других – не немедленно, во всяком случае – и мы будем двигаться дальше, пока мы не найдём короля.
Арья согласилась, но Эрагон мог сказать, что ей это не понравилось. Он не мог обвинять ее; он чувствовал то же самое- Почему ты не ощутила ловушку? – спросил он Эльву полутоном. Он думал, что понял, но хотел услышать это от нее. – Потому что она не причинила им боль. – сказала она Он кивнул. Арья шагнула назад к золотым дверям и снова схватил ручку. Присоединяясь к ней, Эльва покрепче охватила своей маленькой рукой копье Dauthdaert.
отклонившись от двери, Арья тянула и тянула, и затем массивная структура начала медленно открываться. Никакой человек, Эрагон был уверен, не сможет её открыть и даже Арья прикладывала все силы.
Когда дверь открылась, Арья выпустила ручку и вместе с Эльвой присоединились к Эрагону перед Saphira.
С другой стороны пещеристого сводчатого прохода была огромная, темная палата. Эрагон был неуверен в её размере, поскольку стены были спрятаны в бархатных тенях. Линии беспламенных фонарей установленных на железных столбах побежали прямо по обе стороны от входа, освещая узорный пол, слабый свет шел сверху от группы кристаллов установленных на потолке.Два ряда фонарей закончились где-то через пятьсот метров, у основания находился широкий помост, на котором стоял трон. На троне сидела единственная черная фигура, единственное существо в целой комнате, и на его коленях лежало оружие, вынутое из ножен, длинный белый осколок, который, казалось, испускал слабый жар.
Эрагон сглотнул и крепче сжал Брисингр. Он быстро потер челюсть Сапфиры краем своего щита, и она щелкнула языком в ответ. Затем, по молчаливому согласию, четверо из них двинулись вперед.
В момент, когда все они были в тронной зале, золотая дверь закрылась за ними. Эрагон ожидал такого, но всё же, от звука закрывающейся двери, он вздрогнул. Когда эхо затихло в сумрачной тишине королевского зала, фигура на троне зашевелилась, как будто просыпаясь из сна, и потом голос – голос который Эрагон никогда не слышал раньше: глубокий и богатый, и насыщенный полномочием, большим, чем у Аджихада, или Оромиса, или Хротгара, голос который даже эльфов делал грубыми и неблагозвучными – прозвенел с дальней стороны тронной залы.
И он сказал, – Ах, я ожидал увидеть вас. Добро пожаловать в моё обиталище. И особенно приветствую тебя, Эрагон Губитель Шейдов, и тебя, Сапфира Бьяртскулар. Я очень хотел встретиться с вами. Но я также рад видеть тебя, Ария – дочь Имиладрис, и Губитель Шейдов по праву- и тебя тоже, Ельва, Сияющий Лоб(?). И конечно же, Глаедра, Умарота, Валдра, и всех остальных, которые с вами, невидимы. Я долго верил, что они уже мертвы, и я очень рад узнать иначе. Добро пожаловать всем! Нам нужно много о чём поговорить.



В СЕРДЦЕ СРАЖЕНИЯ

Роран вместе с воинами своего батальона с боем спускался с внешних стен Урубаена на прилегающие улицы. Там они остановились, чтобы перегруппироваться, затем он закричал, показав направление молотом:
– К проходу!
Вместе с несколькими мужчинами из Карвахолла, включая Хорста и Делвина, он во главе отряда поспешил вдоль стены по направлению к пролому, сделанному с помощью магии эльфов. Над их головами мелькали стрелы, но никто не целился конкретно в них, и он не слышал, что в кого-то попали.
В узком пространстве между каменными домами и стеной они столкнулись с несколькими десятками воинов. Кто-то из них остановился, чтобы сразиться, но остальные бежали, и даже те, кто дрался, вскоре отступили в прилегающие переулки.
Поначалу огромная напряженность битвы и легкое продвижение ослепили Рорана. Но когда солдаты, на которых они натыкались, продолжали бежать, беспокойство начало грызть его изнутри, и он начал оглядываться по сторонам все с большей тревогой, ища что-нибудь, что выглядело не так, как обычно.
Что-то было не так. В этом он был уверен.
– Гальбаторикс не позволил бы им так просто сдаться. – пробормотал он про себя.
– Что? -спросил Олбрих, который был рядом с ним.
– Я говорю, Гальбаторикс не позволил бы им так легко сдаться.
Вертя головой туда-сюда, Роран крикнул остальным воинам:
– Всем держать ухо востро! Бьюсь об заклад, что Гальбаторикс приготовил для нас пару сюрпризов. И мы не дадим застать себя врасплох, правильно я говорю?
– Сильный Молот! – закричали они в ответ, они застучали оружием по щитам. Все, кроме эльфов. Удовлетворенный, он ускорил шаг, но продолжал внимательно осматривать крыши домов.
Вскоре они вышли на усыпанную щебнем улицу, которая вела к месту, где раньше были городские ворота. Все, что от них осталось – зияющая дыра шириной больше сотни метров у вершины, и куча каменных обломков на земле. Через дыру потоком двигались вардены и их союзники: люди, гномы, ургалы, эльфы и коты-оборотни, которые впервые в истории сражались на одной стороне.
На армию, которая втекала в город подобно реке, дождем лились стрелы, но магия эльфов останавливала их прежде, чем они причиняли кому-либо вред. У солдат Гальбаторикса положение было печальнее; Роран видел, как многие из них падали от варденов-лучников, хотя некоторые были защищены от стрел чарами. Отборные отряды, предположил Роран.
Когда батальон присоединился к остальной армии, Роран заметил Джормундура, скачущего посреди плотной группы воинов. Роран приветствовал его, Джормундур ответил, а затем прокричал:
– Когда мы доберемся до того фонтана, – он указал мечом на большое, богато украшенное сооружение, стоявшее в нескольких сотнях метров впереди, – бери своих людей и идите направо. Зачистите южную часть города, потом встреть нас у цитадели.
Роран кивнул достаточно сильно, чтобы Джормундур понял. "Да, сир!"
Теперь, объединившись с другими воинами, он чувствовал себя спокойнее, но беспокойство не покидало его. "Где они?" – думал он, глядя на разверзшиеся пасти пустых улиц. Гальбаторикс, как предполагалось, собрал всю свою армию в Урубаене, но Роран до сих пор не видел следов больших войск. На стене было удивительно мало воинов, а те, кто там стоял, побежали намного быстрее, чем должны были.
"Он заманивает нас вглубь," – с внезапной уверенностью понял Роран. "Все это подстроено, чтобы обмануть нас." Он вновь привлек внимание Джормундура и крикнул:
– Что-то здесь не так! Где солдаты?
Джормундур нахмурился и повернулся к королю Оррину и королеве Имиладрис, которые приблизились к нему. Довольно странно на общем фоне выглядел белый ворон, севший на левое плечо Имиладрис и вцепившийся когтями в ее золоченые латы.
А вардены все глубже и глубже продвигались внутрь Урубаена.
– В чем дело, Молот? – прорычал Нар Гарцвог, когда он проложил свой путь к Рорану.
Роран поглядел на тяжелоголового кулла: – Я не уверен. Гальбаторикс…
Но вдруг из зданий впереди затрубил горн, и он забыл, что хотел сказать. Низкий, зловещий звук не стихал почти минуту, заставив варденов остановиться и беспокойно осмотреться.
Сердце Рорана екнуло.
– Вот и они, – сказал он Олбриху, затем повернулся, взмахнул молотом и двинулся к краю улицы.
– Рассредоточиться! – заревел он. – Укройтесь между домами!
Отряд расходился дольше, чем собирался вместе. Раздраженный, Роран продолжал кричать, пытаясь заставить их двигаться резвее.
– Быстрее, жалкие псы! Быстрее!
Горн затрубил снова, и Джормундур наконец приказал армии остановиться.
К этому моменту воины Рорана распределились по трем улицам, кучками столпившись за стенами домов в ожидании его приказов. Он стоял рядом с Гарцвогом и Хорстом, выглядывая из-за угла и пытаясь увидеть, что происходит.
Горн прозвучал еще раз, и топот множества ног эхом прокатился по Урубаену.
Ужас наполнил Рорана когда он увидел ряд за рядом шагающих к улицам солдат, направляющихся из цитадели, ряды мужчин, бойких и организованных, их лица лишены малейшего намёка на страх. В главе ехал коренастый, широкоплечий мужчина на серой лошади. Он был одет в блестящий нагрудный щит, который выступал на фут вперёд, чтобы поместить большой живот. В своей левой руке, он нёс щит раскрашенный эмблемой разрушенной башни над голым каменным пиком. В правой руке, он держал булаву с шипами, которую большинству мужчинам было бы трудно поднять, но он размахивал ею вперёд-назад с легкостью.
Роран облизал губы. Он полагал что мужчина был никто иной как Лорд Барст, и даже если половина того что он слышал про этого человека была правдой, то Барст бы никогда не ехал прямо на противостоящую силу, если не был совершенно уверен в уничтожении её.
Роран увидел достаточно. Отталкиваясь от угла здания, он сказал, – Мы не будем ждать. Скажи остальным чтобы шли за нами.
– Ты имеешь в виду бежать, Сильный Молот? – громко спросил Нар Гарцвог.
– Нет, – сказал Роран. – Я имею в виду атаковать со стороны. Только глупец атаковал бы такую армию прямо. Теперь идите! – Он подтолкнул Ургалов, потом поспешил вниз перекрестка, чтобы занять свою позицию впереди его воинов. И только глупец шел бы лицом к лицу с людьми, выбранными Гальбаториксом чтобы вести его войска.
Пробираясь между близко стоящими друг к другу зданиями, Роран услышал, как солдаты начали скандировать "Лорд Барст! Лорд Барст! Лорд Барст!", сопровождая крики топотом подбитых гвоздями сапог и стуком мечей о щиты.
Все лучше и лучше, думал Роран, желая оказаться где-нибудь, но только не здесь.
Затем Вардены заревели в ответ, и воздух заполнился криками "Эрагон!" и "Всадники!", а потом по всему городу разнеслись звуки ударов металла о металл и крик раненых.
Когда его батальон достиг, как казалось Рорану, середины имперской колонны, он повернул его и бросился навстречу врагу.
– Держать строй, – приказал он. – Сделайте стену из щитов и защищайте своих заклинателей во что бы то ни стало.
Вскоре они обнаружили солдат – большей частью, копейщиков – плотным строем двигавшихся к месту битвы.
Нар Гарцвог издал свирепый рев, к нему присоединились Роран и остальные воины батальона, и все они устремились на вражеские порядки. Солдаты тревожно закричали, паника овладела ими настолько, что они попятились назад, затаптывая своих, чтобы получить достаточно места для сражения.
Взвыв, Роран обрушился на первый ряд людей. Кровь брызгала тут и там вокруг него, пока он взмахивал своим молотом и чувствовал, как сминается металл и крушатся кости. Строй солдат был настолько плотным, что они были практически беспомощны. Он убил четверых прежде, чем кто-то сумел замахнуться на него мечом, который он отбил щитом.
У края улицы Нар Гарцвог сшиб шестерых одним ударом своей палицы. Солдаты начали подниматься на ноги, не обращая внимания на раны, которые покалечили бы их, будь они способны чувствовать боль, и Гарцвог ударил еще раз, превращая их тела в месиво.
Роран не замечал вокруг ничего, кроме людей перед ним, тяжести молота в руке и скользкого булыжника под ногами, политого кровью. Он ломал и крушил, пригибался и толкал, рычал и ревел, и убивал, убивал, убивал – пока не взмахнул молотом и тот, к его удивлению, прорезал пустоту. Оружие подпрыгнуло от удара о землю, выбивая искры из булыжника, и болезненная волна прошла по его руке.
Роран встряхнул головой, чтобы прояснить зрение – оказалось, он прорубил дорогу сквозь весь вражеский отряд.
Развернувшись, он увидел, что многие его воины все еще сражались с солдатами справа и слева от него. Испустив очередной вой. он влетел обратно в гущу сражения.
К нему приблизились трое солдат: двое с копьями, один с мечом. Роран сделал выпад в сторону последнего, но нога поскользнулась на чем-то мягком и мокром. Но, даже падая, он сумел ударить молотом по лодыжкам ближайшего из них. Солдат отпрыгнул назад и уже было вонзил меч в Рорана, когда откуда ни возьмись выпрыгнула эльфийка и двумя быстрыми ударами обезглавил всех троих.
Это была та же женщина, с которой он говорил за городскими стенами, только сейчас ее броня была забрызгана кровью. Прежде, чем он смог поблагодарить ее, она метнулась назад, а меч ее будто размылся в воздухе, рассекая солдат.
Увидев эльфов в действии, Роран решил, что каждый из них, даже без учета их магических способностей, стоит по меньшей мере пятерых людей. Что касается ургалов, то он предпочитал держаться от них подальше, особенно от куллов. Они, казалось, почти не видели разницы между друзьями и врагами, будучи в возбужденном состоянии, а куллы были настолько огромными, что могли убить кого-то просто случайно. Он увидел, как один из них сплющил солдата, придавив его ногой к стене здания, и даже не заметил этого. Другой кулл снес солдату голову нечаянным ударом щита, просто разворачиваясь на месте.
Бой продолжался еще несколько минут, пока все солдаты вокруг не погибли.
Утирая пот с бровей, Роран взглянул вверх и вниз по улице. В направлении города он видел остатки сил, с которыми они только что сражались, исчезавшие среди домов, чтобы присоединиться к другим отрядам армии Гальбаторикса. Он было подумал, что стоит их догнать, но вспомнил, что основная битва идет ближе к краю города, и решил обрушиться на атакующих солдат с тыла и разрушить их боевые порядки.
– Сюда! – закричал он, подняв молот и устремившись вниз по улице.
В край его щита впилась стрела, он посмотрел вверх и увидел силуэт человека, скользнувшего под крышу близлежащего здания.
Когда Роран вышел из плотно застроенного района на открытое место, к остаткам парадных ворот Урубаена, его глазам предстало зрелище, настолько смутившее его, что он заколебался, не зная, что делать.
Две армии смешались друг с другом настолько, что невозможно было увидеть какой-то строй или хотя бы определить, где лежит фронт. Малиновые туники солдат были видны по всей площади, иногда одни, иногда – большие группы, и сражение разлилось на все прилегающие улицы – армии растекались по ним, словно пятно. Среди тех, кто сражался, Роран неожиданно заметил котов – обычных, не оборотней – нападающих на солдат. Более жестокого и ужасающего зрелища он в жизни не видел. Коты, как он знал, подчинялись приказам котов-оборотней.
В центре площади на сером боевом коне восседал лорд Барст. Его большой круглый нагрудник блестел в свете огня пожаров в домах поблизости. Он раз за разом взмахивал своей булавой, быстрее, чем любой человек мог это сделать, и скаждым взмахом он поражал по меньшей мере одного вардена. Стрелы, выпущенные в него, исчезали в языках зловещего оранжевого пламени, мечи и копья отскакивали от него, будто он был сделан из камня, и даже силы могучего кулла было недостаточно, чтобы сшибить его с седла. Роран с изумлением наблюдал, как, закованный в броню, он обычным ударом булавы снес голову нападавшего кулла, проломив рога и череп словно яичную скорлупу.
Роран нахмурился. Как он может быть таким сильным и быстрым? Магия была очевидным ответом, но у магии должен быть источник. В булаве и броне Барста не было драгоценных камней, и Роран не мог поверить, что Гальбаторикс будет подпитывать его энергией с большого расстояния. Он вспомнил свой разговор с Эрагоном в ночь перед спасением Катрины из Хелгринда. Эрагон сказал ему, что невозможно наделить тело человека скоростью и силой эльфа, даже если этот человек – Всадник, что делало дар драконов Эрагону во время праздника Клятвы Крови еще более восхитительным. Казалось маловероятным, что Гальбаторикс проделал то же с Барстом, что заставило Рорана снова задуматься о том, где же находится источник сверхъестественного могущества Барста.
Барст натянул поводья коня, разворачивая его. По поверхности выпуклого нагрудника прошел блик, что привлекло внимание Рорана.
Во рту у Рорана пересохло, и он почувствовал отчаяние. Насколько он знал, Барст был не из тех, кто позволял себе располнеть, да и Гальбаторикс не выбрал бы такого полководца для защиты Урубаена. Единственное разумное объяснение заключалось в том, что под этим странной формы нагрудником у Барста был прикреплен Элдунари.
Затем улица затряслась и разверзлась под ногами, и под ногами Барста и его коня появилась темная расщелина. Дыра поглотила бы их обоих с запасом, но конь по-прежнему стоял на слое воздуха, будто на твердой земле. Вокру Барста засверкало переплетение множества цветов, будто венок из оборванных радуг. От места, где они стояли, шли волны то тепла, то холода, а затем Роран увидел ледяные лианы, выползавшие из земли и стремившиеся ухватить коня за ноги и обездвижить его. Но лед так и не смог сковать лошадь, и вся остальная магия также оказалась бессильной против лорда и его коня.
Барст снова натянул поводья, затем пришпорил лошадь и понесся к группе эльфов, стоявших у близлежащего дома и певших на древнем языке. Именно они, заключил Роран, насылали все эти чары против Барста.
Подняв булаву над головой, Барст ворвался в гущу эльфов. Они бросились врассыпную, пытаясь защититься, но тщетно, Барст разбивал их щиты и ломал мечи, и его булава крушила эльфов так, будто их кости были такими же тонкими и полыми, как у птиц.
"Почему их защитные чары не работают?" – пытался понять Роран. "Почему они не могут остановить его, атаковав разум? Он всего лишь человек, и с ним только одно Элдунари."
В нескольких метрах от него большой круглый камень обрушился в море сражающихся воинов, оставляя после себя ярко-красный след, и отскочил в фасад здания, где разбил статуи над входом.
Роран наклонился и выругался когда посмотрел, откуда появился камень. В середине города, он увидел, что солдаты Гальбаторикса захватили катапульты и другие военные механизмы установление на навесной стене. Они стреляют в свой город, он подумал. Они стреляют в своих людей!
Рыча от отвращения, он отвернулся от площади, глядя на внутреннюю часть города.
– Мы не можем помочь здесь! – заорал он, обращаясь к батальону. – Оставьте Барста другим. Займите вон ту улицу! – он указал налево. – Мы пробьемся к стене и закрепимся там!
Он не слышал, ответили ли что-то воины, так как сразу двинулся вперед. Позади него в сражавшихся влетел еще один камень, отчего криков от боли стало еще больше.
Улица, выбранная Рораном, кишела солдатами. Несколько эльфов и котов-оборотней были прижаты к двери мастерской шляпника, отражая атаки многочисленных врагов вокруг них. Эльфы что-то прокричали, и дюжина солдат упала замертво, но остальные продолжали нападать.
Ворвавшись в самый центр скопления солдат, Роран вновь потерялся в красном тумане битвы. Он перепрыгнул через одного из павших и опустил молот на голову солдата, стоявшего к нему спиной. Уверенный, что враг мертв, Роран толкнул щитом в спину другого солдата и ткнул ему в горло концом молота, проломив его.
Рядом с ним Дельвина ранило копьем в плечо, и он с криком боли опустился на одно колено. Взмахивая молотом быстрее, чем обычно, Роран пробился к копейщику, в то время как Дельвин вытащил копье из раны и снова встал на ноги.
– Иди назад, – сказал ему Роран.
Дельвин покачал головой, обнажив зубы. – Нет!
– Назад, будь ты проклят! Это приказ.
Дельвин выругался. но подчинился, и его место занял Хорст. Кузнец, как заметил Роран, истекал кровью из многочисленных порезов на руках и ногах, но они, казалось, не влияли на его способность двигаться.
Уклоняясь от удара мечом, Роран сделал шаг вперед. Он услышал позади слабый звук чего-то падающего, а потом ужасный гром оглушил его, земля завращалась вокруг него, и его накрыла тьма.
Он очнулся с пульсирующей болью в голове. Над ним сияло небо – солнце уже взошло – и темное основание каменного выступа.
Кряхтя от боли, он поднялся на ноги. Он лежал у подножия внешней городской стены, рядом с окровавленным кусками камня из катапульты. Его щит пропал, так же, как и молот, что порядком его озадачило.
Пока он пытался прийти в себя, пятеро солдат подбежали к нему, и один из них ткнул его копьем в грудь. Укол отбросил его к стене, но защита спасла от раны.
– Схватить его! – закричали солдаты, и Роран почувствовал, что его прижали за руки и ноги. Он брыкался, пытаясь высвободиться, но слабость и дезориентация мешали ему, да и солдат было слишком много, чтобы их одолеть.
Солдаты били его снова и снова, и он чувствовал убывание сил, расходумеых на защиты от ударов. Мир вокруг посерел, и он уже почти потерял сознание, когда изо рта одного из солдат вдруг показался клинок чьего-то меча.
Солдаты бросили его, и Роран увидел темноволосую женщину, кружащуюся среди них и орудовавшую мечом с легкостью бывалого воина. За считанные секунды она убила пятерых, хотя одному из них удалось слегка задеть ее левое бедро.
Затем она проятнула ему руку и сказала:
– Сильный Молот.
Схватив ее за предплечье, он увидел, что ее запястье – там, где его не покрывал нарукавник – было испещрено шрамами, будто когда-то быо сожжено или сбито почти до кости. Позади женщины стояла бледная девочка, частично одетая в броню, и мальчик на год или два младше ее.
– Кто ты? – спросил он, поднимаясь. Лицо женщины поражало его: широкое, с сильными скулами, бронзового цвета, носившее следы долгого пребывания вне дома.
– Мимолетная незнакомка, – сказала она. Согнув колени, она подобрала солдатское копье и вернула его ему.
– Благодарю.
Она кивнула, а затем со своими юными спутниками поспешила к зданиям, направляясь вглубь города.
Роран смотрел на них с полминуты, удивленный, затем встрепенулся и отправился назад вдоль улицы, чтобы присоединиться к своему батальону.
Воины приветствовали его криками изумления и, воодушевленые, атаковали солдат с удвоенной энергией. Однако, когда Роран занял свое место рядом с людьми из Карвахолла, он обнаружил, что камень, ударивший его, убил Делвина. Его горе быстр обратилось в ярость, и он начал биться с еще большей свирепостью, твердо намерившись помочь завершить битву как можно скорее.



ИМЯ ИМЁН

Не без страха, но полный решимости, Эрагон вместе с Арьей, Эльвой и Сапфирой пошёл вперёд к помосту, на котором стоял трон. На троне
в расслабленной позе восседал Гальбаторикс.
Это был долгий, долгий путь, во время которого у Эрагона было достаточно времени, чтобы продумать множество возможных стратегий, большую часть которых, впрочем, он отринул, как бессмысленную. Он хорошо понимал, что одной только силы, чтобы победить короля было недостаточно, требовалась ещё и хитрость, а вот её-то ему как раз и не доставало. Но теперь уже было поздно отступать, они были обязаны дать бой Гальбаториксу.
Два ряда фонарей, ведущие к помосту, располагались на достаточно большом рассторянии друг от друга, позволяя всем четверым идти плечом к плечу. Этому Эрагон был рад, ибо это значило, что в случае необходимости, они с Сапфирой могли биться бок-о-бок.
Приближаясь к трону, Эрагон продолжал изучать комнату, в которой они оказались. Она была, подумал он, достаточно странной, чтобы королю принимать в ней своих гостей. Кроме ярко высвеченной дорожки, по которой они теперь шли, большая часть остального пространства была скрыта под непроницаемым мраком – значительно более густым, чем в залах гномов под Тронжхаймом и Фартхен Дуром. Воздух был сухим, с мускусным запахом, казавшимся знакомым, хотя Эрагон не мог понять почему.
– А где Шрюкн? – пробормотал он вполголоса.
Сапфира принюхалась.
"Я улавливаю его запах, но не слышу его".
Эльва нахмурилась.
– Я тоже не чувствую его.
Где-то в тридцати футах от помоста они остановились. Позади трона из-под самого потолка свисала какая-то толстая бархатная чёрная занавесь
На Гальбаторикса, скрывая его черты, ложилась сверху тень. Он наклонился чуть вперёд, и, попав в полоску света, лицо его осветилось. Оно было длинным и худым, с густыми бровями и острым, как лезвие клинка, носом. Его глаза были жёсткими, как камень, почти без белка вокруг радужной оболочки. Рот его был тонким и широким, со свисающими вниз уголками губ. Бородка и усы его были коротко острижены; как и его одежды они были чёрными, как смоль. Казалось, что перед ними был человек, разменявший третий десяток лет: всё ещё на вершине своей силы, и, тем не менее, уже на пути к постепенному угасанию. На его лице над бровями и по обеим сторонам от носа уже пролегли морщинки. Его кожа жёлто-коричневого цвета казалась тонкой, как будто бы в течение всей зимы он питался только кроличьим мясом и репой. Плечи его были широкими, хорошо посаженными, а талия – стройной.
Голову его украшала красноватя корона, убранная всеми типами бриллиантов. Корона казалась старой – даже более древней, чем зал вокруг. Эрагон подумал, не принадлежала ли она когда-то, много столетий назада, королю Паланкару.
На коленях Гальбаторикса покоился меч. Было совершенно очевидно, что это был меч Всадника, но Эрагон никогда не видел ничего ему подобного. Клинок, рукоять и эфес меча были бледно-белыми, тогда как самоцвет на головке эфеса был чист, словно горный ручей. И всё таки, в этом оружии было что-то, что неприятно волновало Эрагона – его цвет, точнее, его отсутствие. Меч был похож на выцветшую на солнце кость. Он имел цвет смерти, неживой цвет, и этот цвет казался значительно более опасным, чем любой, самый чёрный, оттенок чёрного.
Гальбаторикс своим острым, изучающим, немигающим взглядом скользнул по каждому из них, потом промолвил:
– Так, значит, вы пришли убить меня? Что ж, тогда может начнём?
Подняв меч, он широко расростёр руки, словно приглашая всех на бой.
Эрагон твёрже упёрся ногами в змелю, поднял, приготавливаясь к сражению, меч и щит. Приглашение короля встревожило его: "Он играет с нами".
Продолжая касаться рукой Дауздаэрта, Эльва сделала шаг вперёд и начала говорить. Но ни одного звука не покинуло её раскрытого рта. Перепугавшись, она взглянула на Эрагона.
Эрагон попробовал коснуться её ума своим разумом, но не смог отыскать её мыслей: казалось, будто бы её вовсе не было в комнате.
Гальбаторикс рассмеялся и, положив свой меч обратно на колени, облокотился снова на спинку своего трона.
– Неужели ты и впрямь считала, что я ничего не знаю о твоём таланте, дитя? Неужели ты и впрямь полагала, что сможешь своими мелкими и довольно-таки очевидными фокусами сделать меня беспомощным? О, нет, я не сомневаюсь, что твои слова ранят меня, но только тогда, когда я их смогу услышать, – губы короля изогнулись в жестокой, совсем не весёлой, усмешке. – Ах, какая глупость! И это весь ваш план? Девочка, которая не может говорить, пока я ей это не позволю, копьё, более пригодное для висения на стене, чем для участия в бою, и коллекция Эльдунари, большая часть которых мучается старческим маразмом? Ай-яй-яй. Я был более высокого мнения о тебе, Арья. И о тебе тоже, Глаэдр, но у тебя, по крайней мере есть оправдание: твой разум отуманен эмоциями с тех самых пор, как я использовал Муртага, чтобы убить Оромиса.
Обращаясь к Эрагону и Арие, Глаэдр велел: "Убейте его!". Золотой дракон был абсолютно спокоен, но именно эта его безмятежность выдавала в нём главенствующую над всеми остальными чувствами злобу.
Обменявшись мимолётными взглядами, Эрагон, Арья и Сапфира бросились к помосту, тогда как Глаэдр, Умарот и остальные Эльдунари устремились в атаку на разум Гальбаторикса.
Но, когда Эрагон сделал лишь несколько шагов вперёд, король поднялся со своего бархатного трона и выкрикнул Слово. Слово вошло в резонанс с сознанием Эрагона, и каждая клеточка его тела, казалось, содрогнулась в ответ, будто бы весь его организм стал музыкальным инструментом, струн которого коснулся бродячий музыкант. Несмотря на огромную силу Слова, уже через мгновение Эрагон не мог его вспомнить; он лишь знал, что оно существовало, что оно прошло через всё его тело.
Вслед за первым, Гальбаторикс выговорил и другие, значительно менее мощные, чем то, первое, слова. Эрагон был изумлён тем, что он понял их значение. Когда последний звук заклинания слетел с уст короля, невидимая сила охватила Эрагона, заставив его резко остановиться на полушаге. От неожиданности остановки он даже вскрикнул. Он изо всех сил пытался сдвинуться с места, но его тело было словно бы заключено в камень. Всё, что он мог делать – это дышать, смотреть и, как оказалось после его выкрика, говорить.
Он не мог понять этого: его защитные чары должны были защитить его от королевской магии. То, что этого не произошло, заставило его чувствовать себя повисшим на верёвочке над глубокой пропастью.
Рядом с ним Сапфира, Арья и Эльва тоже замерли в оцепенении.
Взбешённый тем, что король так легко поймал их, Эрагон присоединил свой разум к разумам Эльдунари, стремившимся пробиться в сознание Гальбаторикса. Он почувствовал, что им противостояло множество умов – все драконьи, гудящие, бормочущие и вопящие в диком, безумном, какофоническом хоре боли и скорби. Эрагону захотелось вырваться наружу, подальше от них, чтобы они не увлекли и его с собой в своё сумасшествие. Все они были очень сильны, большинство из них были размером с Глаэдра или, может быть, даже больше.
Противостояние драконов делало невозможным прямую атаку на Гальбаторикса. Каждый раз, когда Эрагону казалось, что он нащупал обрывки королевских мыслей, кто-нибудь из порабощённых драконов бросался на его сознание и, постоянно неся какую-нибудь чушь, заставлял отступить. Бороться с драконами было трудно из-за дикости и непоследовательности их мыслей; попытка покорить мысли любого из них была равносильна попытке одолеть бешеного волка. А их здесь было так много! Гораздо больше чем тех, которых Всадники спрятали в Хранилище Душ.
Однако, ещё до того, как какой-нибудь из сторон удалось получить преимущество в этой невидимой схватке, Гальбаторикс, которому, казалось, она никак не мешала, произнёс:
– Выходите, мои дорогие, поздоровайтесь с нашими гостями.
Из-за трона вышли мальчик и девочка и встали по правую руку короля. Девочке было лет шесть, мальчику – восемь или девять. Из того, что внешне они были очень похожи, Эрагон заключил, что они были братом и сестрой. Оба были одеты в свои ночные костюмы. Девочка держала брата за руку и пыталась спрятаться за ним. Мальчик был испуган, но решителен. Даже сражаясь с Эльдунари Гальбаторикса, Эрагон почувствовал сознание детей, их страх и смятение – они были настоящими.
– Разве она не прелестна? – спросил Гальбаторикс, приподнимая своим длинным пальцем подбородок девочки. – Такие красивые большие глаза, такие роскошные волосы. И разве этот паренёк не хорош собой? – он положил руку на плечо мальчика. – Говорят, что дети – цветы жизни. Я, так случилось, не разделяю этого мнения. На своём опыте я могу сказать, что дети бывают так же жестоки и мстительны, как взрослые. Им всего лишь навсего не хватает силы, чтобы подчинить других своей воле.
– Но… возможно, вы согласитесь со мной, а может быть и нет. Как бы там ни было, я знаю, что вы, Варденцы, гордитесь своей добродетельностью. Вы видите себя поборниками правды; защитниками невинных, как будто есть кто-нибудь действительно невинный; благородными воинами, исправляющими древнее зло. Что ж, это весьма кстати. Сейчас мы проверим ваши убеждения и посмотрим, действительно ли вы – те, за кого вы себя выдаёте. Если вы не прекратите свою атаку, я убью их обоих, – он потряс мальчика за плечо. – Так же, если вы снова осмелитесь напасть на меня, я и в том случае их убью… На самом деле, если вы каким-нибудь любым образом сильно прогневите меня, я всё равно их убью. А потому я советую вам быть вежливыми со мной, – было видно, что детям, выслушавшим эту тираду короля, стало плохо, и всё же они даже не сделали попытки убежать.
Эрагон взглянул на Арию и увидел в её глазах отражение своего отчаяния.
"Умарот!" – вскрикнули они оба.
"Нет", – прорычал белый дракон, сражаясь умом с другими Эльдунари.
"Ты должен остановиться!", – промолвила Арья.
"Нет!".
"Он убьёт их!" – воскликнул Эрагон.
"Нет! Мы не сдадимся! Не теперь!".
"Достаточно! – проревел Глаэдр. – Птенцы в опасности".
И больше детей будет в опасности, если мы не убьем Разбивателя яиц
"Да, но сейчас не самое подходящее время, – попыталась урезонить драконов Арья. – Подождите чуть-чуть. Возможно, нам удастся напасть на него, не рискуя жизнями детей".
"А что, если нет?" – спросил Умарот.
Ни Эрагон, ни Арья не могли ответить.
"Тогда мы сделаем то, что должны", – вмешалась в разговор Сапфира. Как бы Эрагон не не хотел этого, но он знал, что она была права. Они не могли ради двух детей рисковать свободой всей Алагейзии. Если это возможно, они попытаюся спасти мальчика и девочку. Если нет… им нужно будет снова атаковать. Другого выбора у них нет.
Хоть и неохотно, но Умарот и Эльдунари, с которыми он говорил, отступили. Гальбаторикс улыбнулся.
– Вот так-то лучше. Теперь мы можем поговорить, как цивилизованные существа, не заморачивая себе голову, кто, кого и за что собирается убить, – Он погладил мальчика по голове, потом указал на ступени помоста и велел, – Садитесь. Двое детей повиновались ему без вопросов и сели на самую нижнюю ступень, как можно дальше от короля. Потом Гальбаторикс сделал движение рукой и произнёс, – Кауста, – и Эрагон, Арья, Эльва и Сапфира заскользили вперёд к трону, остановившись у самого помоста.
Эрагон не мог перестать удивляться тому, что их защитные чары совершенно их не защищали. Он подумал о Слове, чем бы оно ни было, и ужасное подозрение родилось в нём. Сразу вслед за этим он ощутил беспомощность. Несмотря на все их планы, несмотря на все их обсуждения, несмотря на все их беспокойства, страдания и жертвы, Гальбаторикс захватил их так легко, словно они были выводком только что рождённых котят. Но если его подозрение было верно, тогда король был ещё могущественнее, чем они считали прежде.
И всё же, они не были совсем уж беспомощны. Как минимум пока, их разум принадлежал только им. И настолько, насколько он мог понять, они всё ещё могли использовать магию… так или иначе.
Гальбаторикс внимательно вгляделся в Эрагона.
– Итак, это ты, тот, кто доставил мне столько хлопот, Эрагон, сын Морзана… Мы с тобой должны были бы встретиться много, много лет назад. Если бы твоя мать не была такой глупой и не спрятала тебя в Карвахолле, ты бы вырос здесь в Урубаэне, ты был бы благородным ребёнком, обладая всем полагающимся тебе богатством и отвественностью, вместо того, чтобы влачить свои дни копаясь в грязи.
– Но, как бы там ни было, вот ты, здесь и сейчас. И всё, о чём я только что рассказал тебе, будет твоим. Они твои по рождению, по наследию. Я лично прослежу, чтобы ты получил их, – Эрагон чувствоввал, что король внимательно изучает его перед тем, как добавить. – Ты больше похож на мать, не на отца. А вот Муртаг наоборот, больше похож на отца. Но это не имеет значения. На кого бы ты ни был похож, это будет только правильно, если ты и твой брат будете вместе мне служить, как до этого ваши родители.
– Никогда, – процедил сквозь зубы Эрагон.
На губах короля заиграла тонкая улыбка.
– Никогда? Ну, это мы посмотрим, – сказал он и перенёс своё внимание на Сапфиру. – И ты, Сапфира. Среди всех моих сегодняшних гостей, я больше всего рад видеть именно тебя. Ты стала уже совсем взрослой. Помнишь ли ты это место? Помнишь ли ты звук моего голоса? Ах, сколько ночей я провёл здесь, беседуя с тобой и другими яйцами, оказавшимися у меня на хранении в то время, когда утверждал своё правление над Империей.
"Я… Я помню немного", – сказала Сапфира, и Эрагон поведал о её словах королю. Она не хотела общаться с ним напрямую, впрочем, король и сам бы этого ей не позволил. Для них всех безопаснее всего было оставаться в своём сознании, если речь не шла об открытом столкновении.
Гальбаторикс кивнул.
– Я уверен, что ты вспомнешь больше, когда проведёшь больше времени в этих стенах. Ты, конечно же, не знала об этом, но большую часть своей жизни ты провела в комнате неподалёку отсюда. Это твой дом, Сапфира. Ты принадлежишь ему. И именно здесь ты совьёшь себе гнёздышко и отложишь яйца.
Глаза Сапфиры сузились. Эрагон почувствовал в ней странную смесь желания и ослепительной ненависти.
Король продолжил.
– Арья Дрёттнинг. У рока есть чувство юмора, тебе так не кажется? Вот ты здесь, передо мной, как я приказал уже давным-давно. Твой путь был, кончено же, окольным, но ты всё же пришла, и, заметь, по своей воле. Я нахожу это забавным, а ты?
Арья плотно сжала губы и отказалась отвечать.
Гальбаторикс захихикал.
– Я согласен с тем, что уже довольно давно ты стала для меня столь же неприятной, словно бельмо на глазу. Хоть ты и не причинила мне столько же гадостей, сколько этот мямля и зануда Бром, но ты тоже не сидела сложа руки. Вообще можно сказать, что вся эта наша ситуация – твоих рук дело, ибо это ты послала яйцо Сапфиры Эрагону. Тем не менее, я не держу на тебя зла. Если бы не ты, Сапфира бы никогда не проклюнулась и мне не удалось бы вытащить последнего из моих врагов на божий свет. За это, я тебя благодарю.
– Ну и, наконец, ты, Эльва. Девочка, благословенная печатью Всадника, отмеченная драконом и наделённая всем необходимым, чтобы чувствовать боли людей вокруг и всё, что их им причиняет. Как, должно быть, ты страдаешь всё это время. Как ты должна в своём вынужденном сопереживании всем вокруг презирать их за их слабости. Варден плохо обращался с тобой. Сегодня я положу конец всем твоим мучениям, я закончу все бои и сражения, тебе больше не придётся переживать несчастья и злоключения других. Обещаю тебе это. Может, представится случай, и я воспользуюсь твоими умениями, но в общем и целом ты можешь жить, как пожелаешь, в мире и спокойствии.
Эльва нахмурилась, но было очевидно, что предложение короля было очень соблазнительным для неё. Эрагон, глядя на них, вдруг подумал, что вслушиваться в речи Гальбаторикса было так же опасно, как внимать речам самой Эльвы.
Гальбаторикс помолчал, водя пальцем по узорам на рукояти своего меча и обозревая всех перед собой туманным взглядом. Потом взор его скользнул глубже, туда, где в воздухе, сокрытые от взгляда, парили Эльдунари. Он на глазах помрачнел.
– Передай мои слова Умароту так, как я их формулирую, – велел он Эрагону. – Умарот! Вот мы снова встретились в неудачном месте в неудачное время. Я полагал, что я убил тебя на острове Вроенгард.
Умарот ответил, и Эрагон начал передавать его слова королю:
– Он говорит…
– что ты убил только его тело, – закончила Арья.
– Ну, это же очевидно, – сказал Гальбаторикс. – Где Всадники спрятали тебя и остальных с тобой? На острове Вроенгард? Или где-нибудь ещё? Я сам и мои слуги прошерстили каждый клочок земли на рукинах Дору Араеба.
Эрагон не сразу передал королю ответ Дракона, потому что знал, что этот ответ вовсе не будет ему приятен. Но не придумав ничего лучше, он передал:
– Умарот говорит, что он никогда по собственной воле не поделится с тобой этой информацией.
Брови Гальбаторикса сошлись на переносице.
– Правда? Что ж, он мне всё довольно скоро расскажет, по собственной ли воле или нет, – король постучал по рукоятке ослепительно бледного меча. – Этот клинок я забрал у его Всадника после того, как я убил его, как я убил Враиля, на сторожевой башне над Паланкарской Долиной.У Враиля было своё имя для этого меча. Он называл его Ислингр – Приносящим Свет. Я думаю, Врангр было бы более… удачным.
Эрагон вспомнил значение этого слова, которое значит "исккажённый", "неправильный", и согласился с тем, что это имя более подходило мечу.
За дверьми послышался глухой гул, и Гальбаторикс снова улыбнулся.
– Ах, это хорошо. Вскоре к нам присоединятся Муртаг и Торн. Тогда-то мы и сможем поговорить как следует. – Потом ещё какой-то звук наполнил комнату. Это был какой-то порывистый шум, который шёл, казалось, сразу из разных сторон. Гальбаторикс оглянулся и промолвил, – Это было неблагоразумно с вашей стороны напасть на нас в такой ранний час. Я-то сам уже давно бодрствую, я встаю задолго до рассвета, но вы разбудили Шрюкна. Когда он чувствует себя уставшим, он становится раздражённым, а когда он раздражён, он начинает есть людей. Моя стража уже давно усвоила эту его черту характера, поэтому они остерегаются тревожить его, пока он отдыхает. Вам бы следовало взять с них пример.
Ещё во время этой тирады Гальбаторикса занавесь позади его трона шевельнулась и поднялась вверх к потолку.
Эрагон почувствовал шок, сообразив, что это вовсе не была занавесь, это были крылья Шрюкна.
Черный дракон лежал, свернувшись на полу, его голова находилась близко к трону, а большая часть его огромного тела была словно стена, слишком крутая и высокая, чтобы забраться на нее без помощи магии. Его чешуйки не были такими же блестящими как у Сапфиры или Торна, но они сияли темным, жидким блеском. Чернильный цвет делал их практически непрозрачными, что придавало им вид силы и твердости, которую Эрагон не видел раньше в драконьей чешуе; это выглядело так, словно Шкрюкн был весь покрыт камнем или металлом, но никак не драгоценными камнями.
Дракон был просто огромен. Сначала Эрагон с трудом мог осознать, что вся эта масса перед ним была единым живым существом. Он увидел часть шеи Шрюкна и подумал, что это большая часть тела дракона; увидел часть задней лапы и принял это за голень. Сгиб крыла в его представлении был всем крылом. И только когда он поднял взгляд и обнаружил шипы на спине дракона, Эрагон осознал насколько огромным тот был на самом деле. Каждый шип был толщиной со ствол дуба, а чешуйки, окружавшие их были по меньшей мере в фут толщиной.
Шрюкн открыл один глаз и поглядел на них сверху вниз. Радужная оболочка глаза была бледного бело-голубого цвета, цвета горных ледников, и казалась пугающе яркой на фоне черноты чешуи.
Огромный, прищуренный глаз метался вверх-вниз, пока дракон изучал их лица. В его взгляде было столько ярости и безумия, что Эрагон почувствовал, что Шрюкн не задумываясь убил бы их, позволь ему это Гальбаторикс.
Под пристальным взглядом огромного глаза, особенно когда он сверкал такой неприкрытой злобой, Эрагону захотелось убежать, зарыться глубоко в землю. Ему казалось, что это было похоже на то, как чувствует себя кролик, противостоящий огромному зубастому созданию.
Позади него Сапфира зарычала, а чешуйки на ее спине встали дыбом, словно шерсть.
В ответ на это ворчание из раздувающихся ноздрей Шрюкна вырвались струи пламени, потом он зарычал, и в его рыке потонуло ворчание Сапфиры, а комната загрохотала, как будто бы под воздействием камнепада.
Двое детей, сидевших на возвышении запищали и съежились, зажав головы между колен.
– Тих, тихо, Шрюкн, – успокаивающе промолвил Гальбаторикс, и и чёрный дракон снова стих. Его веко снова опустилось, но на этот раз не до конца; он продолжил наблюдать за ними через прикрытое веко, словно бы выжидая момент, чтобы наброситься на них.
– Вы ему не нравитесь, – сказал Гальбаторикс. – Да собственно ему никто не нравится…не так ли, Шрюкн? – дракон фыркнул и воздух наполнился запахом дыма.
Безнадежность снова охватила Эрагона. Шрюкн мог прихлопнуть Сапфиру одной лапой, словно летучую мышь. И какой бы большой не была комната, она все же была слишком мала, чтобы Сапфира могла долго уклоняться от огромного черного дракона.
Его безнадежность переросла в неконтролируемую ярость, и он дернулся в своих невидимых оковах. – Каким образом ты делаешь это? – прокричал он, напрягая каждый мускул в своем теле.
– Я бы тоже не отказалась это узнать, – промолвила Арья.
Казалось глаза Гальбаторикса мерцали под навесами его бровей. – Разве ты не можешь предположить, эльф?
– Я бы предпочла прямой ответ предположению, – возразила Арья.
– Очень хорошо. Но сначала вы должны кое-что сделать, чтобы убедиться, что я говорю правду. Вы должны сотворить заклинание, вы оба, а затем я скажу вам. – когда ни Эрагон, ни Арья не сделали попытки заговорить, король взмахнул рукой. – Ну давайте же; Я обещаю, что не накажу вас за это. А теперь попытайтесь…я настаиваю.
Арья попыталась первой. – Траута, – произнесла она твердым и низким голосом. Эрагон предположил, что она намеревалась швырнуть Даутдаэрт прямо в Гальбаторикса. Однако оружие осталось в ее руке.
Затем Эрагон произнес: – Брисингр! – он подумал, что возможно связь с его мечом позволит ему использовать магию там, где не удалось Арье, но, к его разочарованию, клинок остался там же, где и был, тускло сверкая в свете фонарей.
Взгляд Гальбаторикса стал более пристальным. – Теперь ответ должен быть для тебя очевиден, эльф. У меня это заняло большую часть прошлого столетия, но в конце концов я нашел то, что искал: средство управления всеми магами Алагейзии. Поиски не были простыми; большинство бы уже сдалось в разочаровании или, если бы у них было необходимое терпение, в страхе. Но не я. Я упорствовал. И в следствие моего исследования, я обнаружил то, чего страстно желал так долго: табличку, написанную в других землях и в другую эпоху, ни рукой эльфа, ни человека, ни гнома, ни ургала. И на этой табличке была начертано Слово – имя, за которым маги охотились в течение веков, но безуспешно. – Гальбаторикс поднял вверх палец. – Имя имен. Название древнего языка.
Эрагон сдержал готовое сорваться с губ проклятье. Он был прав. Так вот что Раззак пытался сказать мне, – подумал он, припоминая, что один из насекомоподобных монстров сказал ему в Хелгринде: – Он почти нашел имя…Истинное имя!
Открытие Гальбаторикса приводило в уныние, но Эрагон продолжал держаться за знание того, что имя не сможет помешать ему, Арье или Сапфире использовать магию без древнего языка. Не то чтобы это имело особый смысл. Чары короля наверняка защитили бы его и Шрюкна от любых заклинаний. Однако, если король не знал, что можно творить заклинания без использования древнего языка, а если бы знал, то не верил, что им это известно, тогда у них был призрачный шанс удивить и отвлечь его на секунду, хотя Эрагон не знал как это могло помочь.
Гальбаторикс продолжал:
– С этим словом я могу изменять заклинания так легко, как другой маг мог бы командовать элементами. Все заклинаний должны подчинится мне, но я не подчинюсь ни одному, за исключением некоторых на свой выбор.
Возможно он не знает, – подумал Эрагон, и огонек решимости зажегся в его сердце.
– Я буду использовать имя имен, чтобы подчинить каждого волшебника в Алагейзии, и никто не сможет творить заклинания без моего благословения, даже эльфы. В этот самый момент маги вашей армии на себе испытывают правоту моих слов. Когда они прошли в Урубаен на определенное расстояние через главные ворота, их заклинания прекратили работать так как были должны. Некоторые просто исчезли, а некоторые обратились против ваших же войск вместо моих. – Гальбаторикс наклонил голову и устремил взгляд вдаль, словно прислушивался к чему то. – Это вызвало довольно большую дезориентацию в ваших рядах.
Эрагон боролся с желанием плюнуть в короля.
– Это не имеет значения, проворчал он. Мы найдем способ остановить тебя.
Гальбаторикс, казалось, испытывал чувство мрачного веселья.
– Неужели? Но как? И зачем? Подумай о том, о чём ты говоришь. Ты хочешь помешать возможности установления мира во всей Алагейзии только, чтобы насытить своё чрезмерно развитое чувство мести? Ты хочешь позволить волшебникам повсеместно использовать своё преимущество, не взирая на все несчастья, причиняемые их магией? Но это звучит намного хуже чем то, что сделал я. Впрочем, это всё лишь досужие размышления. Даже лучшие воины среди Всадников не смогли остановить меня, а ты далеко не ровня им. У тебя никогда не было ни единого шанса взять надо мной вверх. Ни одного.
– Я убил Дурзу и Разаков, – возразил Эрагон. – Почему бы мне не убить тебя?
– Но я не так слаб, как те, которые мне служат. Ты даже не смог разделаться с Муртагом, а он – всего лишь тень от тени. Ваш отец, Морзан, был значительно сильнее любого из вас, но и он не смел противостоять моему могуществу. Кроме того, – лицо Гальбаторикса принял грубое выражение, – ты ошибаешься, когда думаешь, что уничтожил Разаков. Яйца в Драс-Леоне не были единственными, которые я забрал у Летбраки. У меня есть и другие, надёжно спрятанные. Скоро из них вылупятся Разаки, и они снова начнут рыскать по земле, с моего, разумеется, разрешения и по моему соизволению. Что касается Дурзы, то Шейдов (Тени) так легко делать, что они чаще оказываются проблемными, нежели полезными. Теперь ты видишь, мой мальчик, что ты ещё ни в чём не познал вкуса настоящей победы?
Больше всего Эрагон ненавидел самоуверенность Гальбаторикса и его вид подавляющего превосходства. Он хотел рвать и метать, проклинать его каждым проклятием, которое он знал, но ради безопасности детей он молчал.
"Вы что-нибудь придумали?" – спросил он у Сапфиры, Арии и Глаэдра.
Нет – сказала Сапфира. Остальные молчали.
Умарот?
Только то, что мы должны атаковать, пока ещё можем
Во всеобщем молчании пролетела минута. Гальбаторикс облокотился на ручку трона, положил свой подбородок на кулак и продолжил созерцать их всех. У его ног тихо плакали дети. Над ним око Шрюкна неотрывно следило за Эрагоном и его товарищами, словно большой ледово-синий фонарь.
Потом они услышали, как отворилась и закрылась дверь; потом послышались приближающиеся шаги – шаги человека и дракона.
Скоро они увидели Муртага и Торна. Они остановились рядом с Сапфирой и Муртаг поклонился;
– Сир.
Король поманил их рукой, и Муртаг с Торном поднялись на помост и стали по правую от него руку.
Занимая свою позицию, Муртаг бросил на Эрагона взгляд глубочайшего презрения. Потом он сложил руки за спиной и уставился на что-то в дальней части комнаты, игнорируя всех и вся.
– Вы задержались на большее время, чем я ожидал, – промолвил Гальбаторикс своим обманчивым мягким тоном.
Не оборачиваясь на него, Муртаг пояснил:
– Ворота были сильнее повреждены, чем мне это показалось вначале, сир. А чары, которые вы наложили на них, препятствовали их починке.
– Хочешь ли ты сказать, что я – причина вашего опоздания?
Челюсти Муртага сжались.
– Нет, сир. Я просто попытался объяснить. Кроме этого, часть корридора была довольно… неопрятна, это тоже задержало нас.
– Понятно. Поговорим об этом позднее, ибо сейчас у нас есть дела поважнее, мы должны уделить внимание им в первую очередь. Среди первых, настало время нашим гостям поприветствовать последнего участника нашей вечеринки. Более того, нам не помешает настоящий свет в зале.
Гальбаторикс ударил широкой стороной клинка о ручку своего трона и глубоким голосом прокричал:
– Найна!
По его команде по всему периметру комнаты вспыхнули сотни фонарей, окунув её в тёплый свечеподобный свет. Углы комнаты по-прежнему были тёмными, но в первый раз с момента появления здесь Эрагон смог рассмотреть окружающие его детали. Стены комнаты были разлинованы многочисленными колоннами и дверными проёмами. Повсюду были скульптуры, картины, золочёные архитектурные украшения. В изобилии в украшении залы использовались золото и серебро. Блестели бриллианты. Богатство комнаты было поистине ошеломляющим, даже при сравнении с богатствами Тронжхайма и Эллесмеры.
Мгновением спустя Эрагон разглядел кое-что ещё: серый каменный блок, возможно гранитный, восемь футов высотой, стоявший справа от них там, куда прежде свет не проникал. Прикованная к камню цепями стояла Насуада в простой белой блузке. Она смотрела на них сквозь широко раскрытые глаза. Говорить она не могла, потому что из её рта торчала завязанная на узелок тряпка. Выглядела она измождённой и уставшей, но в общем здоровой.
Эрагон испытал чувство огромного облегчения. Он даже и не смеял надеяться найти её здесь живой.
– Насуада! – крикнул он. – Как ты? В порядке?
Она кивнула.
– Он вынудил тебя дать ему клятву верности?
Она покачала головой.
– Думаешь, я позволил бы ей дать тебе знать, если бы сделал это? – поинтересовался Гальбаторикс. Переводя взгляд с Насуады на короля, Эрагон заметил быстрый встревоженный взор, брошенный Муртагом на пленницу. Что бы это значило, подумалось ему.
– Так ты вынудил её? – спросил с некоторым вызовом Эрагон.
– По правде говоря, нет. Я решил дождаться и собрать всех вас вместе. Ну а теперь, никто не выйдет отсюда, не присягнув мне наверность, а также пока я не узнаю истинных имён всех и каждого из вас. Вот для чего вы все здесь. Не чтобы убить меня, а чтобы прелониться предо мной, положив тем самым конец этому отвратительному восстанию.
Сапфира снова начала рычать, а Эрагон сказал:
– Мы не сдадимся.
Даже для его собственных ушей слова вышли какими-то вялыми, беззубыми.
– Ну тогда они умрут, – отвитил Гальбаторикс, указав на детей. – И, в конце концов, ваше сопротивление ни к чему не приведёт. Ты кажется не понимаешь: вы уже проиграли. Там снаружи вашим друзьям приходится очень плохо. Уже скоро мои люди вынудят их сдаться, и эта война подойдёт к своему логическому концу. Борись, если хочешь. Отрицай очевидное, если это успокаивает тебя. Но уже ничего не сможет изменить твою судьбу, и судьбу всей Алагейзии.
Эрагон не хотел верить тому, что он и Сапфира проведут остаток своих жизней подчиняясь Гальбаториксу. Сапфира испытывала те же самые чувства. Их ненависть соединилась, выжигая из душ каждую каплю страха и осторожности, и Эрагон выкрикнул:
– Вае веохната оно вергари, эка тхаёт отерум.
Что значило: Мы всё равно убьём тебя, я клянусь в этом.
На мгновение Гальбаторикс показался разозлённым; потом он снова промолвил Слово, и вместе с ним остальные фразы на древнейшем языке, и клятва, брошенная в его лицо Эрагоном, казалась, потеряла свой смысл: слова пронеслись в уме, словно ворох увядших листьев, лишённые всякой силы.
Верхняя губа короля скривилась в усмешке.
– Клянись всеми клятвами, какие только можешь придумать. Они ни к чему тебя не обяжут, пока я этого не захочу.
– Я всё равно убью тебя, – пробормотал Эрагон. Он понимал, что если продолжит своё сопротивление, он поставит под угрозу жизни двух детей, но убить Гальбаторикса было жизненно важно, и если эта цель могла быть достигнута ценой жертвы мальчика и девочки, Эрагон готов был заплатить эту цену. Он готов был это сделать, хоть и ненавидел себя за эту готовность. Он знал, что лица этих детишек будут сниться ему каждую ночь всю оставшуюся жизнь. Но если он не бросит вызов Гальбаториксу, всё будет потеряно.
"Решайся, – поторопил его Умарот. – Сейчас самый подходящий момент, чтобы нанести удар".
Эрагон повысил голос.
– А почему бы тебе не выйти на бой со мной? Или ты струсил? Или же ты слишком слаб, чтобы сразиться со мной? Это из-за трусости ты спрятался за спиной этих детей, словно испуганная дряхлая бабёнка?
"Эрагон…", – предупреждающим тоном промолвила Ария.
– Разве ж я один заявился сюда сегодня с детьми? – возразил король, но морщины на его лице глубже врезались в кожу.
– Это совсем другое: Эльва сама согласилась прийти с нами. Но ты мне не ответил на мой вопрос. Почему ты не хочешь драться со мной? Значит ли это, что происидев так долго на своём троне и кушая конфетки, ты уже и позабыл, что значит махать мечом?
– Тебе не следует желать сразиться со мной, юноша, – прорычал король.
– Так докажи это. Освободи меня и сразись со мной в честном бою. Покажи, что ты всё ещё остаёшься воином, с которым нужно считаться. Или живи дальше со знанием, что ты сопливый трус, прячущийся за Эльдунари, словно ребёнок за юбкой матери. Ты же ведь убил самого Враэля! Так отчего же ты так боишься меня? Почему бы…
– Хватит! – прервал Эрагона Гальбаторикс. Худые щёки его вспыхнули ярким румянцем. Но почти мгновенно его настроение вновь изменилось. Оскалив зубы в ужасном подобии улыбки, он молвил, – Думаешь, я завладел этим троном, принимая вызов всех и каждого? Полагаешь, что я завоевал его "в честном бою" с моими врагами? Тебе, юноша, следует научиться тому, что цель оправдывает средства, и не важно как ты добыл победу, важно то, что ты её добыл.
– Ты ошибаешься. Это важно, – возразил Эрагон.
– Тогда, когда ты присягнёшь мне, я напомню тебе об этом разговоре. Однако ж…, – Гальбаторикс постучал пальцами по рукояти своего меча, – Раз уж тебе так отчаянно хочется подраться, я дам тебе такую возможность. – В сердце Эрагона вспыхнула искорка надежды. Но она погасла тотчас же, как король добавил, – Но ты будешь драться не со мной, а с Муртагом.
Услышав эти слова, Муртаг бросил на Эрагона злобный взгляд.
Король погладил краешек бороды.
– Мне очень хочется узнать, раз и навсегда, кто из вас лучший воин. Вы будете драться как есть, без помощи магии и Эльдунари, пока один из вас не будет в состоянии продолжить бой. Я запрещаю вам убивать друг друга, но кроме смерти, я разрешаю всё. Я думаю, что бой брат на брата сможет нас изрядно развлечь.
– Не братьев, – поправил Гальбаторикса Эрагон. – Не братьев, а полубратьев. Моего отца звали Бром, а не Морзан.
В первый раз за всё этого время Гальбаторикс показался удивлённым. Потом один уголок его рта дёрнулся вверх.
– Ну конечно же. Как же я не догадался; вся правда написана здесь на твоём лице, её может узнать любой, удосужившийся лишь прочесть. Что ж, тогда эта дуэль будет ещё более уместной. Сын Брома против сына Морзана. Похоже, что и в самом деле у Судьбы замечательное чувство юмора.
Муртаг так же был изумлён. Но его контроль над своим лицом был слишком хорош, чтобы Эрагон мог установить, порадовала ли его эта информация, или же расстроила. Единственное что он знал наверное, это то, что она вывела Муртага из равновесия. Именно в этом и состоял его план. Если Муртага удастся отвлечь чем-нибудь, его будет легче одолеть. И он действительно намеревался побить его, несмотря ни на какую пролитую кровь.
– Letta, сказал Гальбаторикс с небольшим движением руки.
Заклинание удерживающие Эрагона исчезло.
Тогда король сказал. – Ганга аптр. – Ария, Эльва, и Сапфира скользнули назад, оставляя широкое пространство между ними и возвышением. Король пробормотал несколько слов, и большинство фонарей в палате погасли, так чтобы область перед троном оказалась самым освященным местом в комнате.
– Ну-ка, – сказал Гальбаторикс Муртагу. – Присоединись к Эрагону, и давайте посмотрим, кто же из вас более умелый.
Хмурясь, Муртаг подошел к месту в нескольких ярдах от того, где стоял Эрагон. Он достал Заррок, темно-красное лезвие меча выглядело, как будто оно уже было покрыто кровью, он снял свой щит и поклонился.
Кинув быстрый взгляд на Сапфиру и Арью, Эрагон сделал так же.
– Да начнется поединок! – воскликнул Гальбаторикс и хлопнул в ладоши.
Покрываясь потом Эрагон и Муртаг начали движение навстречу друг к другу.



МУСКУЛЫ ПРОТИВ МЕТАЛЛА

Роран вскрикнул и отскочил в сторону, когда кирпичный дымоход разбился о землю перед ним, а вслед за тем и тело одного из лучников Империи.
Он стер пот со лба, затем обошел тело и кучу разбросанных кирпичей, прыгая с одного пятна свободной земли к другому, так, как он прыгал по камням вдоль реки Аноры.
Преимущество в сражении было не на их стороне. Это было слишком очевидно. Он и его воины сражались возле внешней стены, четверть часа удерживая потоки вражеских войск, но затем они позволили солдатам заманить их в городские улицы. Теперь становилось ясно, что это было ошибкой. Сражение в переулках было запутанным, кровавым и безнадежным. Его батальоны рассредоточились, и всего лишь небольшое количество воинов осталось рядом – преимущественно мужчины из Карвахолла, четверо эльфов и несколько ургалов. Остальные оказались разбросаны в ближайших улицах, сражаясь в одиночку без высшего руководства.
Худшим оказалось то, что почему-то магия эльфов и других заклинателей работала здесь совсем не так, как должна была. Никто не мог этого объяснить. Они осознали это, когда один из эльфов попытался убить вражеского солдата заклинанием, но вместо этого, оно поразило вардена, которого тут же выел рой жуков. Эльф сразу перекрыл поток силы. Кончина этого мужчины вызвала у Рорана отвращение. Это было ужасно. Смерть, лишенная любых чувств, и это могло случиться с любым из них.
Справа от них, ближе к главным воротам, лорд Барст до сих пор неистово продирался сквозь главные войска армии варденов. Роран выхватывал его боковым зрением несколько раз: он был пешим и, шагая между людьми, эльфами и гномами, Барст отбрасывал их от себя как кегли своей огромной черной булавой. Никто не в силах был остановить этого великана или хотя бы поранить его, поэтому все вокруг старались убраться подальше от него и от его устрашающего оружия.
Также Роран видел короля Орика и группу гномов, которые прорубали себе путь сквозь вражеских солдат. Шлем Орика, украшенный драгоценностями сверкнул на свету, когда он замахнулся своим могущественным молотом. За ним его воины закричали: «Vor Orikz korda!»
В пятидесяти футах от Орика Роран заметил королеву Иммиладрис вихрем, пронесшуюся в сражении. Ее красный плащ взвивался за ней, ее сияющие доспехи слепили, как звезда среди темных масс людей. Над ее головой то и дело мелькал белый ворон, сопровождавший ее.Иммиладрис впечатлила Рорана своими боевыми навыками, свирепостью и храбростью. Этим она напомнила ему Арью, но он решил, что в сражении королева была лучше.
Группа из пяти солдат, зажатых в углу дома, напали на Рорана. Закричав, они направили на него свои копья, попытавшись проткнуть его, как вертелом протыкают жареного цыпленка. Он поднырнул, увернулся и проткнул одного из мужчин своим собственным копьем прямо в глотку. Минуту тот еще оставался на ногах, но, не имея возможности дышать, скоро он свалился на землю, прямо под ноги оставшимся солдатам.
Захваченный удобным случаем, Роран неистово колол и резал врагов.
Одному из солдат удалось нанести удар в его правое плечо. Он почувствовал знакомую слабость, когда охранная магия отстранила меч.
Он был удивлен, что сработала защитная магия. Всего несколько минут назад, когда он не сумел отклонить обод щита, Роран получил глубокий порез на своей левой щеке. Ему хотелось чтоб, что бы ни происходило с магией, он мог самостоятельно решать, когда ей срабатывать, а когда нет. Если бы так и было, ему не нужно было бы рисковать, будучи открытым пусть даже при незначительных ударах.
Роран продвигался к оставшимся двум солдатам, но прежде чем он достиг их, мелькнуло пятно стали, а затем их головы, с выражением удивления на лице, упали на булыжник. Тела рухнули, и за ними Роран увидел травницу Анжелу, одетую в ее черно-зеленые доспехи. В руках она держала свой меч-посох. Рядом с ней находилась пара котов-оборотней. Один из них был в облике мохнатой пятнистой девушки с острыми, измазанными кровью, зубами и длинными кинжалом. Второй оставался в облике животного. Роран предположил, что это мог быть Солембум, но он не был в этом уверен.
«Роран! Как мило тебя видеть, – сказала травница с улыбкой, в целом, выглядевшей слишком веселой, учитывая обстоятельства. – Вообразить только, что мы здесь встретились!»
«Лучше здесь, чем в могиле!» – крикнул он, собирая лишние копья и передавая их мужчине, стоявшему дальше по улице.
"Хорошо сказано!"
"Я думал ты ушла вместе с Эрагоном."
Она покачала головой. – Он не просил меня, и я бы не пошла, если бы он сделал это. Я не иду ни в какое сравнение с Гальбаториксом. Кроме того, у Эрагона есть Эльдунари, готовые помочь ему.”
"Ты знаешь?",спросил он в крайнем удивлении.
Она подмигнула ему из-под выступа своего шлема. – Я много чего знаю.
Он хмыкнул и, укрыв свои плечи за щитом, присоединился к другой группе солдат. Травница и коты-оборотни присоединились к нему, так же как Хоорст, Мендель и несколько других.
«Где твой молот?» – Крикнула Анжела, блокируя и раня врагов крученными ударами своего меча-посоха.
"Потерян!"Я уронил его.
Сзади кто-то взвыл от боли. Роран посмотрел назад как только смог и увидел, что Балдор сжимает обрубок своей правой руки. На земле, дергаясь, лежала его рука.
Роран подбежал к нему, перепрыгнув сразу несколько трупов по пути. Хорст уже был рядом с сыном, парируя удары солдата, отрубившего Балдору руку.
Достав свой кинжал, Роран отрезал полоску ткани от туники павшего солдата, затем сказал:
– Здесь!, – и обвязал тряпку на обрубке руки, пытаясь остановить кровотечение.
Травница опустилась на колени рядом с ними, и Роран спросил:
– Ты можешь помочь ему?
Она покачала головой:
– Не здесь. Если я попробую использовать магию, это может закончиться тем, что я убью его. Если ты можешь вынести его из города то эльфы, скорее всего, сумеют спасти его руку.
Роран колебался. Он не был уверен, что он сумеет освободить кого-нибудь, чтобы сопроводить Балдора благополучно из Урубайена. Тем не менее, без руки, Балдору грозит тяжелая жизнь, и у Рорана не было никакого желания обречь его на такое.
– Если ты не хочешь браться за это, тогда я возьмусь, – проревел Хорст.
Роран быстро пригнулся, когда камень размером с борова пролетел над головой и бросил взгляд на крышу дома, с которой сыпались куски каменной кладки. Внутри здания кто-то закричал.
– Нет. Ты нужен нам. – Повернувшись, свистнул и выбрал двух воинов: старого сапожника Лоринга и ургала. – Отнесите его к эльфам так быстро, как только можете, – сказал он, передавая им Балдора. Когда он подошел, Балдор взял свою руку под мышку.
Ургала зарычал и сказал с сильным акцентом, так что Роран с трудом разобрал сказанное:
– Нет! Я остаться! Я драться!, – он ударил мечом по щиту.
Роран подошел, схватил существо за рога, и потянул его, пока не повернул голову Ургала на полоборота. -Ты сделаешь, как я говорю. Роран зарычал. -Кроме того, это не легкая задача. Защити его, и ты покроешь славой себя и свое племя.
Глаза ургала, казалось, просветлели. "Много славы?" сказал он, пережёвывая слова между тяжёлыми зубами.
Роран подтвердил "Много славы!"
"Я сделаю это, Молот!"
С чувством облегчения Роран наблюдал, что эти трое пробирались вдоль внешний стены, так, чтобы миновать места сражений. Он был также рад видеть, что кот оборотень в человеческой форме следует за ними, это была девушка вздыбленные волосы которой покачивались на ветру.
Когда другая группа солдат напала, и все мысли о Болдоре оставили ум Рорена. Он не очень хотел бороться копьем вместо молота, но пришлось обойтись этим, и через некоторое время, улица снова стала безлюдной. Он знал, что отсрочка будет короткой.
Он воспользовался этой возможностью, чтобы присесть на пороге дома и попытаться восстановить дыхание. Солдаты империи казалось, не знают усталости, но он чувствовал слабость в конечностях. Для него это может стать роковой ошибкой если он продолжит.
Когда он сидел, задыхаясь, он слышал крики и вопли доносившиеся со стороны разрушенных ворот Uru'baen. Трудно было понять что происходит в потоке шума, но он подозревал Варденов оттесняли, поскольку шум, казалось, отступал. Среди криков, он мог слышать регулярные взмахи булаву лорда Barst ударяющая одного за другим, и стоны поверженных им врагов
Роран заставил себя встать. Если бы он сидел дальше, то его мышцы одеревенели бы. Спустя мгновение после того, как он отошел от порога, на то место, где он только что сидел, выплеснули содержимое ночного горшка.
"Убийцы!" крикнула женщина из окна и захлопнула ставни.
Роран фыркнул и выбрав путь мимо тел повел своих оставшихся воинов к ближайшему перекрестку.
Они остановились когда солдат пробежал мимо с выражением ужаса на лице. С шипением его преследовал кот оборотень, мех которого был покрыт кровью.
Роран улыбнулся и снова побежал вперед.
Он остановился секунду спустя, когда группа гномов с рыжими бородами бежала к ним из глубины города. “ Приготовьтесь!” кто-то крикнул. “Нас преследует группа солдат, по меньшей мере около сотни.
Роран взглянул, но их никто не преследовал. “Возможно, Вы ошиблись -”, он начал говорить, и затем остановился, когда линия темно-красных туник появилась из-за угла здания на расстоянии в несколько сотен футах. Все больше солдат выходило на улицу словно рой красных муравьев.
"Назад!" Роран кричал. "Назад!" Мы должны найти где-то укрытие. Внешняя стена была слишком далеко, и ни один из домов не был достаточно большими, чтобы служить преградой.
Дюжину стрел выпустили по Рорану и его войнам, как только они принялись убегать вниз по улице.
Роран споткнулся и упал, корчась от боли, стрела Торчала у него из спины. Ощущение было такое, будто кто-то проткнул его большим железным прутом.
Секунду спустя травница(имеется ввиду Анжела) была рядом с ним. Роран кричал когда она вытаскивала стрелу. Затем боль уменьшилась и разум прояснился.
Травница показала ему окровавленную стрелу перед тем как выбросить. "Ваша защита почти остановила её" сказала она помогая ему встать на ноги.
Стиснув зубы, Роран побежал с ней, чтобы воссоединиться со своей группой. Каждый шаг отдавал болью, он понял что не сможет наклонился слишком далеко или резко дернит спиной.
Он не видел подходящего места чтобы укрыться от приближающихся солдат, так что, наконец, он крикнул: «Стоять! Группируемся! Эльфы по сторонам! Ургалы спереди и сзади! "
Роран занял свое место в первых рядах, наряду с Дармен, Олбрих, Ургал и одним из рыжебородых гномов.
“Так это вы – кого называют Молотоборец,” сказал гном, глядя как приближались солдаты. “Я боролся рядом с Вашим братом в Фархтен Дур. Это честь бороться теперь рядом с Вами.”
Роран хмыкнул. Он только надеялся, что сможет остаться на ногах.
Тогда солдаты врезались в них, пихая их назад своим весом. Роран упёрся плечом в свой щит и толкнул изо всех сил. Мечи и копья скользили через щели в стене из щитов, он почувствовал удар в его сторону но доспехи защитили его.
Эльфы и Urgals действовали не превзойдено. Они ворвались в линию солдат, что позволило Рорану и другой части воинов использовать их оружие. Краем глаза Рорэн видел, что гном наносил удары солдатам в ноги и пах, заставляя многих упасть.
Поток солдат казался бесконечным, однако, и Роран шел назад шаг за шагом. Даже эльфы не могли идти против течения мужчин,хотя попробовать они могли бы. Othiara, женщина-эльф с которой Роран говорил с внешней стороны городской стены, умерла от стрелы в шею, и остающиеся эльфы получили много ран.
Роран был ранен ещё несколько раз: порез на верхней части его правой икры, который заставил бы его хромать, если бы он был немного выше, другой разрез на бедре той же ноги, где меч проскользнул под край его кольчуги; неприятная царапина на шее, где он ударил себя своим щитом, колотая рана на внутренней части правой ноги, к счастью не задевшая крупных артерий, а также множество синяков, которых он и не смог сосчитать. Ему казалось, что каждая часть его тела была избита деревянным мотком, а затем его использовал в качестве мишени для метания ножа.
Он отступал от линии боя несколько раз, чтобы дать отдохнуть рукам и перевести дух и снова возвращался в бой.
Затем стали появляться здания вокруг них и Роран понял, что солдатам удалось оттеснить их на площадь перед разбитым воротам Uru'baen, и теперь враги были со всех сторон.
Оглянувшись он увидел что эльфы и Вардены отступают от лорда Barst и его солдат.
“На Право!” кричал Роран. “На Право! За здания!” Он указал им своим окровавленным копьем.
С трудом войны уместились за ним, перед крыльцом огромного каменного здания облицованного двумя рядами коллон, таких-же высоких как любое из деревьев в горах Спайн. Между столбами Роран увидел тёмный зёв открытой арки, достаточно большой что-бы прошла Сапфира, если не Шрюнк.
"Наверх! наверх!" Роран закричал и люди, гномы, эльфы, ургалы вмести с ним побежали по лестнице. Там они под прикрытием колон отбивались от преследующих их солдат. С уровня на котором они находились, на двадцать футов выше уровня улиц, Роран увидел что имперцы почти оттеснили Варденов и эльфов к дыре в наружной стене.
Мы терпим поражение, подумал он с внезапным отчаянием.
Солдаты не перестовали наступать. Роран избежал копья и ударил его владельца в живот, сбив солдата и еще двое мужчин вниз по лестнице.
С одной из баллист на соседней стенной башне выстрелило копье нацеленное в лорда Barst. Когда до него оставалось несколько ярдов, копье загорелось, затем рассыпалось в пыль, также, как и каждая стрела выпушенная в этого человек.
Мы должны убить его, думал Roran. Если лорд Barst умрет то солдаты, вероятно, испугаются и отступят. Но, учитывая что эльфы и Kull не смогли это сделать, казалось сомнительным, что кто-то иной кроме Эрагона сможет.
В то время как он продолжал сражаться, Роран поглядывал на лорда надеясь увидеть что-то, что дало бы способ победить его. Он заметил, что Barst шел с небольшой помехой в его шаге, как будто он повредил левое колено или бедро. И казалось он двигается медленнее чем прежде.
Так у него есть свои пределы, – подумал Роран. – Вернее, у Эльдунари.
С криком, он парировал меч солдата, который нападал на него. Рывком щита вверх, он ударил солдата в челюсть убив его на месте.
Роран задыхался и слабел от ран, поэтому он отошел за одну из колонн и прислонилась к ней. Он откашлялся и плюнул, его слюна содержала кровь, он подумал, что это было только от того, что он укусил внутреннюю часть рта, а не из-за проколотых легких. По крайней мере, он хотел чтоб так было. Его ребра ныли, возможно что какое-то было сломано.
Вардены взревели и Роран посмотрев из-за колонны увидел королеву Имиладрис и одиннадцать других эльфов несущихся на лорда Барста. И снова на левом плече Имиладрис сидел белый ворон, он каркал с поднятыми крыльями чтобы лучше балансировать в движении. В руках Имиладрис был меч, в то время как остальные эльфы несли копья со знамёнами и лезвиями в форме листа.
Роран прислонился к колонне, надежда роста внутри него. "Убейте его", прорычал он.
Барст не шевельнулся, чтобы избежать эльфов, но стоял, ожидая их, широко расставив ноги с булавой и щитом по сторонам, как будто ему не было нужды защищаться.
Всюду по улицам борьба замедлилась, так как все повернулись, чтобы посмотреть, что произойдет.
Два передних эльфа опустили копья, и их кони, бросились в галоп, мышцы под их глянцевой шкуройт напрягались и расслялись, пока они мчались через короткий промежуток, отделявший их от Барстаt. На мгновение, казалось, Барст непременно упадет; казалось невозможным, чтобы кто-нибудь пеший мог выдержать такой напор.
Копья не достигли Барста. Его защита разрушила их на расстоянии вытянутой руки от его тела, оставляя в руках эльфов бесполезные осколки древесины. Затем Барст поднял булаву и щит, ударяя ими лошадей по головам, ломая шеи и убивая их.
Лошади упали, и эльфы, сидящие на них подпрыгнули, крутсь в воздухе.
У следующих двух эльфов не было времени, чтобы изменить свое направление. Достигнув Барста, они, как и их предшественники, расщепили свои копья о его магическую защиту. Затем, они так же были сброшены с лошадей, которых Барст атаковал снизу
К тому времени восьми другим эльфам, в том числе Islanzadi, удалось повернуть и задержать коней. Они бегали вокруг Барста держа на него оружие, в то время как четверо эльфов при этом обнажили мечи и осторожно подходили к Барсту.
Мужчина засмеялся и поднял свой щит чтобы защититься от атаки эльфов. Луч света осветил его лицо под шлемом, и даже с большого расстояния Роран мог видеть, что оно было широким, с толстыми бровями и выступающими скулами. В какой-то степени оно напомнило Рорану лицо Ургала.
Четыре эльфа двинулись на Барста с разных сторон и одновременно атаковали его. Барст защитился от одного из мечей с помощью щита, отбил другой своей булавой, и позволил своей защите остановить клинки двух оставшихся эльфов позади него. Он снова засмеялся и замахнулся своим оружием.
Седой эльф бросился сторону, и булава пролетала на безопасном расстоянии
Дважды Барст замахивался, и дважды эльфы уклонялись. Барст не выказал ни тени разочарования. Он сгорбился за своим щитом и выжидал, как пещерный медведь, подстерегающий кого-либо, кто будет достаточно глупым и самонадеянным, чтобы зайти в его логово.
За кольцом эльфов, группа арбалетчиков с криками бросились бежать к королеве Иммиладрис и ее союзникам. Без промедления королева подняла меч над головой и по ее сигналу варденами были выпущены тучи жужжащих стрел, которые поразили вражеских солдат.
Роранн кричал с волнением, наряду со многими из варденов.
Барст расположился среди остатков четырех лошадей которых он убил, чтобы они образовали барьер с обеих сторон. Эльфам слева и с право от него ничего не останется кроме как перепрыгнуть через лошадей, если они захотят напасть на него.
"Сообразительный", – подумал Роран, нахмурившись.
Эльф бросился вперед на Барста, крича что-то на древнем языке.Барст, казалось, колебался, и его колебание ободрило эльфа подбежать ближе. Тогда Бартс сделал выпад вперед, его булава обрушилась вниз, и эльф раздавленный упал на землю,
Со стороны эльфов раздался стон.
Три оставшихся эльфа были более осторожными после того. Они продолжали окружать Барста, готовых напасть на него при случае, но главным образом держащихся на расстоянии
– Сдавайся!-воскликнула Имиладрис, и её голос раздался на всех улицах города.
– Мы превосходим тебя в количестве. Неважно, насколько ты силён, со временем ты устанешь и твоя защита падет. Ты не можешь победить, человек.
"Нет"? Сказал Барст. Он выпрямился и уронил щит с громким стуком.
Внезапный страх охватил Рорана. "Беги" подумал он "беги!" Крикнул он полсекунды позже.
Но он опоздал.
Согнув ноги в коленях, Барст ухватился за шею одной из лошадей и, освободив левую руку, бросил лошадь в королеву Имиладрис
Если она говорила на древнем языке, Роран не слышал этого, но она подняла руку – и тело лошади остановилось в воздушном пространстве, где упавшие булыжники приземлились с неприятным звуком. На ее плече каркал ворон.
Однако Барст этого не видел. В то время как туша оторвалась от его руки, он подхватил свой щит и бросился к ближайшим эльфийским всадникам. Одна из троих выживших эльфов – женщина с красной лентой обмотанной вокруг руки, подбежала к нему и атаковала его сзади. Барст даже не заметил этого.
Находясь на просторе, эльфийские кони наверняка сумели бы ускользнуть от Барста, но не здесь – на ограниченном пространстве между домами и плотным количеством воинов. Барст был быстрее и проворнее. Он врезался плечом в ребра одной из лошадей, сбив ее с ног, а затем ударил своей булавой эльфа, сидящего на другой лошади, выбив его из седла. Конь закричал.
Круг эльфийских всадников распался. Все устремились в разные направления, пытаясь успокоить скакунов и устранить угрозу.
Полдюжины эльфов вырвались из ближайшего скопления воинов и рассредоточились вокруг Барста, ожесточенно пытаясь проникнуть в его разум. На секунду Барст исчез из виду, а затем его булава рассекла воздух и три эльфа разлетелись прочь. Потом еще двое. Барст продолжал идти. Кровь – свежая и уже засохшая, покрыла черную сталь его смертоносного оружия.
– Сейчас!-взревел Барст, и сотни солдат побежали через площадь и напали на эльфов, вынуждая их защищаться.
– Нет! – Отчаянно воскликнул Роран. Он хотел бы кинуться им на помощь, но слишком много тел – мертвых или раненых – отделяли его от Барста и эльфов. Он нашел взглядом Анжелу, судя по всему, обеспокоенную происходящим не менее чем он. – Мы можем что-нибудь сделать?
– Я могла бы, но это заберет мою жизнь и жизни каждого, кто находится здесь.
Это касается и Гальбаторикса?
– Он слишком хорошо защищен, но наша армия будет уничтожена, как и все, кто находится в Урубаене и даже те, кто сейчас в нашем лагере. Они тоже могут умереть. Это то чего ты хочешь?
Роран покачал головой.
– Думаю нет.
Передвигаясь со сверхъестественной скорость, Барст поражал одного эльфа за другим, с легкостью устраняя их. В одну из атак он поймал за предплечье эльфийку с красной лентой и швырнул ее на землю. Она указала на Барста и прокричала слова древнего языка, но заклятье сработало неверно и поразило эльфа, разрезав его на две части.
Барст убил женщину эльфа ударом булавы, а затем продолжил бежать через лошадей пока не достиг королеву Имиладрис на её белом коне.
Королева эльфов не стала дожидаться пока Барст убьет её коня. Она спрыгнула с седла, её красный плащ расправился, а спутник, белый ворон, взмахнул крыльями и слетел с плеча.
Прежде чем приземляться Имиладрис обрушила свой меч на Барста. Клинок со звоном отскочил от его защиты.
Браст нанес контор удар который Имиладрис парировала ловким поворотом запястья, перенаправив зубчатую булаву в пол. Вокруг них пространство сформировали как друзья так и враги устроившие паузу, чтобы понаблюдать, как они дерутся на дуэли. Над ними кружил ворон вопя и проклиная на своем языке.
Никогда еще Роран не видел такого боя. Удары Имиладрис и Барста были слишком быстрыми чтобы увидеть их – но было видно размытые траектории, когда они ударялись – звук от столкновения оружия был громче чем все другие шумы в городе.
Снова и снова Барст пытался раздавить Имиладрис своей булавой также как и других эльфов. Но она была слишком быстра для него, чтобы он мог поймать и она казалась, если не равной по силе, то по крайней мере достаточно сильной, чтобы отбивать его удары в сторону без особого труда. другие эльфы, думал Роран, наверно помогают её поскольку она не казалась утомленной входе битвы.
Кулл и два эльфа присоединились к Имиладрис. Барст особо не среагировал, а только убил их одного за другим как только они совершали ошибки и попадали в зону его досягаемости.
Роран ухватился за столб покрепче, руки свело судорогой.
Минуты шли а Имиладрис и Браст боролись взад и вперед по улице. Движения королевы эльфов были великолепны: быстрые, гибкие и сильные. В отличие от Барста, она не могла позволить себе сделать не единой ошибку – и если бы она сделала – то магия не защитила бы её. С каждой минутой восхищение Рорана королевой Имиладрис возрастало, он знал что является свидетелем сражения которое будет воспеваться столетиями.
Ворон часто нападал на Барста, стремясь отвлечь его от Имиладрис. После нескольких его попыток Барст стал игнорировать его, поскольку раздражающее его существо не могло тронуть его, а он старалось изо всех сил держаться подальше от его булавы.
Ворон был расстроен этим и стал вскрикивать громче и чаще и становился смелее в своих атаках, с каждой новой вылазкой он становился все ближе к голове и шеи Бартта.
Наконец, когда птица снова напала на Барста, он направил вращающаяся булаву на ворона и подрезал его правое крыло. Птица вскрикнула от боли и упала на ноги к земле, но продолжала бороться и пыталась подняться в небо.
Барст хотел добить ворона но Имиладрис остановила его булаву своим мечём, они стояли друг на против друга с оружием сцепленным вместе в верхней части, лезвие е меча заклинило между фланцами его булавы.
Эльф и человек толкали друг друга. Но никто не смог захватить преимущество. Затем королева Имиладрис крикнула слово на древнем языке и там где сцепились их оружия засиял яркий свет.
Прищурившись, Роран прикрыл глаза рукой и отвел взгляд.
В течение минуты единственными звуками были криками раненных и звон, подобный звону колокола, который становился всё громче и громче, пока это стало почти невыносимо. В стороне Роран увидел кота оборотня и Анжелу, съеживающихся и прикрывающих свои уши лапами и руками.
Когда звук был на самом пике своей интенсивности, лезвие меча Имиладрис треснуло и свет со звоном исчезли.
Тогда королева эльфов ударила в лицо Барста сломанным концом ее меча, и она сказала, “Таким образом я проклинаю тебя Барст, сын Беретгар!”
Барст позволил её мечу пройти сквозь защиту. И тогда он обрушил свою булаву на королеву Имиладрис, попав её между шеей и плечом, она упала на землю, кровь окрасила её золотой грациозный доспех.
И повисла тишина.
Белый ворон кружился над телом Имиладрис произнеся печальный крик он медленно полетел в сторону дыры во внешней стене, взмахивая своим раненым и окровавленным крылом…
Великий вопль зазвучал от Варденов. Многие мужчины бросили свое оружие и бросились убегать. Эльфы кричали с гневом и горем – самый ужасный звук – и каждый эльф с луком начал стрелять в Барста. Стрелы сгорали прежде, чем могли достигнуть его. Десятки эльфов напала на него, но он отбрасывал их в стороны, так как будто они весили не больше чем дети. В этот момент ещё пять эльфов бросились к телу Имиладрис и положили её на свои щиты в форме листа.
Чувство нереальности охватило Рорана. Из них все Имиладрис была та, которую он меньше всего ожидал, что смогут убить. Он посмотрел на людей, которые бежали и молча проклял их за предательство и трусость, а потом он вернулся взглядом на Барста, который подготавливал свои войска к изгнанию Варденов и их союзников прочь из Uru’baen.
Отчаяние охватило Рорана. Эльфы может и продолжат бой, но люди, гномы и ургалы потеряли кураж боя. Он мог видеть это на их лицах. Они сломались бы и отступили бы, но Барст убил бы их сотнями в спину. Роран был уверен что Барст не останется в городе. Нет он будит их преследовать до лагеря Варденов, рассеивая и убивая всех кого только сможет.
Так бы поступил сам Роран.
Хуже того, если Барст достигнет лагеря, Катрина будет в опасности, и Роран не питал никаких иллюзий относительно того, что случиться если солдаты поймают её.
Роран посмотрел вниз на его окровавленные руки. Барст должен был быть остановлен. Но как? Роран прокручивал в голове всё, что знал о магии, пока, наконец, он не вспомнил те чувства которые он испытывал когда солдаты держали и избивали его.
Роран сделал глубокий, судорожный вдох.
Был способ, но он был опасен, невероятно опасен. Если он сделает то что замыслил, он знал, что наверно больше никогда не увидит Катрину снова, не говоря уже о их будущем ребенке. Однако осознав этого он успокоился. Отдать свою жизнь за их жизни – это честный обмен и если бы он смог при этом помочь спасти варденов, тогда он был бы счастлив ею пожертвовать.
– Катрина…
Выбор был прост.
Поднимая голову, он зашагал к травнице. Она выглядела столь же потрясенной и огорченной как и любой из эльфов. Он дотронулся до ее плеча краем щита и сказал:
– Мне нужна твоя помощь.
Она пристально смотрела на него покрасневшими глазами.
– Что ты задумал?
– Убить Барста.
Его слова сковали всех воинов поблизости.
– Роран нет! – воскликнул Хорст.
Травница кивнула.
– Я помогу тебе, чем смогу.
– Хорошо. Я хочу чтобы ты сходила за Джормундуром, Гарцвогом, Ориком, Гримрром и одним из эльфов у которого все еще осталась хоть какая-то власть.
Женщина с волнистыми волосами шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Где они должны с тобой встретиться?
– Прямо здесь. И поторопитесь пока еще кто-то не убежал!
Анджела кивнула, затем она и кот-оборотень рысью унеслись, стараясь держаться ближе к стенам зданий для защиты.
– Роран, – сказал Хорст, сжимая его руку, – что ты задумал?
– Я не собираюсь драться с ним сам, если это то, о чем ты подумал, – сказал Роран, кивая в сторону Барста.
Хорст кажется немного успокоился.
– Тогда, что ты хочешь сделать?
– Увидишь.
Несколько солдат с пиками подбежали к крыльцу здания, но рыжеволосые гномы, присоединившиеся к отряду Рорана, с непринужденностью их удержали, в этом случае ступени давали им преимущество в росте над противником.
В то время как гномы защищались от солдат, Роран подошел к ближайшему эльфу, который со злобным выражением, застывшим на его лице с невероятной скоростью опустошал свой колчан, посылая каждую из своих стрел по дуге в Барста. Ни одна из них, конечно, не ни попала в цель.
– Хватит, – сказал Роран. Когда темноволосый эльф проигнорировал его, Роран схватил правую руку эльфа, державшую лук, и потянул ее в сторону.
– Я сказал хватит. Береги стрелы.
Раздалось рычание и затем Роран почувствовал руку вокруг своего горла.
– Не трогай меня, человек.
"Послушай меня! Я могу помочь тебе убить Барста. Только… отпусти меня ".
Через секунду или две, пальцы, обхватывающие шею Рорана расслабились.
– Как, Молотобоец?
Кровожадность голоса эльфа контрастировала со слезами на его щеках.
– Через минуту ты узнаешь. Но сначала у меня к тебе вопрос. Почему вы не можете убить Барста с помощью разума? Он ведь один, а вас так много.
Страдальческое выражение прошло по лицу эльфа.
– Потому что его разум скрыт от нас!
– Но как?
– Я не знаю. Мы не ощущаем ни одной его мысли. Как будто вокруг его разума есть сфера. Мы ничего не видим внутри сферы, но и не можем проникнуть в нее.
Роран ожидал чего-то в этом роде.
– Спасибо, – сказал он, и эльф пренебрежительно кивнул головой в подтверждение.
Гарцвог первым достиг здания; он появился из соседней улицы и взобрался на ступени двумя огромными шагами, затем обернулся и заревел на тридцать сопровождающих его солдат. Видя, что кулл в безопасности среди друзей, солдаты благоразумно отошли.
– Молотобоец! – воскликнул Гарцвог. – Ты звал, и вот я пришел.
Через несколько минут к большому каменному зданию подошли остальные за кем посылал травницу Роран. Эльфа с серебристыми волосами, который сам себя представил, Роран несколько раз видел с Имиладрис. Его звали лорд Дазэдр. Шестеро из них, все окровавленные и утомленные, стояли группой среди колонн с каннелюрами.
– Я составил план с помощью которого можно убить Барста, – сказал Роран, – но мне нужна ваша помощь и у нас мало времени. Могу ли я рассчитывать на вас?
– Смотря какой у тебя план, – сказал Орик. – Сначала расскажи о нем.
Роран постарался объяснить его настолько быстро, насколько он мог. Когда он закончил, он спросил Орика:
– Смогут ли ваши инженеры нацелить катапульты и баллисты с необходимой точностью?
Гном прочистил горло.
– Не с тем, как люди строят свои военные машины. Мы можем запустить камень в пределах двадцати футов от цели, но большая точность будет зависеть лишь от удачи.
Роран посмотрел на эльфа лорда Дазэдра.
– Последует ли ваш народ за вами?
– Они будут повиноваться моим приказам, Молотобоец. Не сомневайтесь в этом.
– Тогда вы пришлете несколько своих магов, чтобы сопровождать гномов, и поможете направить камни?
– Не будет никакой гарантии успеха. Заклинания могут запросто не получится или сбиться с пути.
– Мы попробуем это сделать. – Пристальный взгляд Рорана охватил всю группу. – Я спрашиваю снова: могу ли я рассчитывать на вас?
За городской стеной вспыхнул хор новых криков когда Барст пробил себе путь через группу людей.
Гарцвог удивил Рорана, ответив первым:
– Ты сражаешся как безумный, Молотобоец, но я с тобой, – сказал он. Он издал звук рук-рук, Роран подумал, что это мог быть смех. – Убив Барста мы прославимся.
Тогда Джормундур сказал:
– Да, я тоже с тобой, Роран. Мне кажется у нас нет никакого другого выбора.
"Согласен", сказал Орик.
– Согггласен, – сказал Гримрр, король котов-оборотней, вытягивая слово в хриплое рычание.
– Согласен, – сказал лорд Дазэдр.
"Тогда вперед!", Сказал Роран. "Вы знаете, что нужно делать! Вперед! "
Поскольку остальные ушли, Роран собрал своих воинов вместе и рассказал им о своем плане. Затем они затаились между колоннами и стали ждать. Потребовалось около трех или четырех минут, за это драгоценное время Барст и его солдаты сместили варденов намного ближе к бреши во внешней стене, но затем Роран увидел группу гномов и эльфов, которые достигли одну из двенадцати ближайших баллист и катапульт на стенах, и освобождали ее от солдат.
Прошло еще несколько напряженных минут. Затем Орик заторопился к крыльцу здания, вместе с тридцатью из своих гномов, и сказал Рорану:
– Они готовы.
Роран кивнул. Всем, кто был с ним он сказал:
– Займите свои места!
Остатки батальона Рорана сформировали плотный клин с ним у вершины, а эльфы и ургалы были прямо за ним. Орик со своими гномами находился в задней части клина.
Как только все воины заняли свои места, Роран прокричал:
– Вперед! – и понесся вниз по ступеням в центр вражеских солдат, зная, что остальная часть группы бежала непосредственно за ним.
Солдаты не ожидали, что на них нападут; они расступились перед Рораном подобно воде расходящейся перед носом судна.
Лишь один человек попытался преградить путь Рорану, за это Роран на ходу проткнул ему глаз.
Когда они были приблизительно в пятьдесяти футах от Барста, стоявшего к ним спиной, Роран остановился, также, как и воины за ним. Одному из эльфов он сказал:
– Сделай так, чтобы меня услышали все вокруг.
Эльф пробормотал что-то на древнем языке, а затем сказал:
– Готово.
– Барст! – прокричал Роран, он услышал свой голос разносящийся эхом по всему сражению. Борьба на всех улицах прекратились, за исключением нескольких отдельных стычек то тут то там.
Пот стекал по лбу Рорана, а его сердце колотилось, но он отверг чувство страха.
– Барст! – вновь закричал он, и глухо ударил копьем по лицевой стороне щита. – Развернись и дерись со мной, ты презренный одержимый трус!
На него несся солдат. Роран заблокировал его меч и, одним легким движением, сбил человека с ног и расправился с ним двумя быстрыми ударами. Таща за собой освободнившееся копье, Роран прозвал снова:
– Барст!
Широкая, крупная фигура медленно поворачивалась к нему лицом. Теперь, когда он находился ближе, Роран смог разглядеть коварный ум, скрытый в глазах Барста и его маленькой, дразнящей улыбке, которая приподнимала края его простого рта. Его шея была толщиной с бедро Рорана, а его руки, под защищенной броней кольчугой, состояли из мышц. Отблеск оттопыривающегося нагрудника Барста продолжал приковывать пристальный взгляд Рорана, несмотря на все усилия Рорана игнорировать его.
"Барст! Меня завут Роран Мотлотоборец, я брат Эрагона Убийцы шейдов! Сразись со мой если осмелишься, или стань трусом перед всеми здесь и сейчас"
"Не один мужчина не напугает меня, Молотоборец. Или я должен говорить Безмолотый, как я вижу твой молот покинул тебя ".
Роран выпрямился. "Мне не нужен молоток, чтобы убить тебя, ты безбородый подхалим".
"Так ли это?" Крошечная улыбка Барста становилась шире. "Дайте нам свободу!" крикнул он и махнул булавой на солдат и Варденов.
С грохотом тысячи ног отступили, армии расходились создавая круговое пространство вокруг Барста. Он указал своей булавой на Рорана. "Гальбаторикс рассказал мне о тебе, Молотоборец. Он сказал, что я должен переломать каждую кость в твоем теле перед тем как убить тебя. "
"А может лучше сломаем твои?" сказал Роран. Сейчас! он думал так сильно, как мог, стараясь кричать свои мысли в темноту, которая окружала его ум. Он надеялся что эльфы и другие заклинателей слушали его как и обещали.
Барст нахмурился и открыл рот. Прежде, чем он что-то сказал, низкий, свистящий звук прозвучал над городом, и шесть каменных снарядов, каждый размером с бочку – мчались над крышами домов выпушенные из катапульт на стенах. Полдюжины копий сопровождали камни.
Пять из камней приземлился прямо на Барста. Шестой промахнулся и пошел подпрыгивая через площадь, как камешек от воды, выпушенный людьми и гномами.
Камни трескались и взрывались, как только они достигали защиты Барста. Обломки разлетались в воздухе во всевозможных направлениях. Роран нырнул под щит, ощущая, как кусок камня размером с кулак оставил на его руке синяк. Дротики (?) исчезли во вспышке желтого огня, который осветил клубы пыли, поднявшиеся над Барстом, отвратительным, дьявольским светом.
Когда Роран уверился в безопасности, он выглянул из-под щита.
Барст лежал на спине среди обломков камней и щебенки. Его булава валялась на земле рядом с ним.
– Взять его!- закричал Роран и побежал вперед.
Множество сгруппировавшихся войск варденов начало продвижение к Барсту, но вражеские солдаты сражались, кричали и атаковали, останавливая и не давая сделать более чем несколько шагов. С ревом две армии столкнулись снова, обе стороны пылали отчаянным гневом.
В это время из боковой улицы появился Джормундур, во главе с сотней людей, собранных на окраинах боевых действий. Он и те кто пришли с ним бросились на помощь, пытаясь сдержать наступление врага, в то время как Роран и другие поспешили заняться Барстом.
С дальней стороны площади Garzhvog и шесть других кулов выбежали из-за дома, где они раньше скрывались. Их шаги сотрясали землю а войны Империи и Вардены старались уйти с их пути.
Сотни котов-оборотней, большинство из которых находилось в их кошачьих формах, выскользнули из-за новоприбывших войск и устремились по мостовой. Оскалившись, они бросились туда, где лежал Барст.
Барст начал было подниматься, поднимая переполох, когда Роран наконец достиг его. Схватив свое копье обеими руками, Роран что есть силы опустил его прямо на шею Барста.
Лезвие остановилось в футе от цели, конец копья прогнулся и щелкнул, как будто наткнувшись на гранит.
Роран с проклятьем продолжил ударять его так быстро как только мог, пытаясь высвободить Элдунари из Барстового нагрудника, до того, как оно вновь восстановит его силы.
Барст застонал.
– Торопитесь!-. проревел Роран на Ургалов
Когда они добежали, Роран отпрыгнул в сторону что бы уступить место куллам. По очереди каждый из огромных ургалов бил Барста своим оружием. Его защита блокировала их, но куллы продолжали бить. Звук был оглушительным
Коты-оборотни и эльфы собрались вокруг Рорана. За ним были неполностью известные ему войны, с солдатами которых привёл он, и с людьми Джормундура.
Когда Роран начал думать что защита Бартса непобедима, один из Куллов проревел торжественный крик, и Роран увидел взгляд существа(кулла?) с топором на переднюю часть брони Барста, где были вмятины.
– Ещё раз! – крикнул Роран. – Сейчас! Убей его!
Кулл убрал свой топор в сторону, и Гарцвог занёс окованную железом дубину над головой Барста.
Роран увидел шквал движений, а затем раздался громкий стук удара дубины об щит барста, который он вытащил над собой.
Черт возьми!
Перед тем как ургалы смогли бы атаковать снова, Барст сгруппировался от ног одного из них. Его рука вцепилась в заднюю часть его колена. Кулл взревел от боли. Надеясь высвободиться, он с силой оттолкнул Барста.
Тут же еще несколько ургалов вместе с двумя эльфами попытались вновь приблизиться к Барсту. Учитывая количество их попыток, становилось ясно, что они хотели измучить его.
Один из эльфов отлетел в сторону – его шея была вывернута под неестественным углом. Кулл упал с другой стороны, проревев что-то на родном языке. Кости торчали из его левого предплечья. Гарцвог зарычал и отскочил, его бок был залит кровью из раны размером с кулак.
"НЕТ! – Отчаянная мысль пронеслась в голове холодеющего Рорана. – Это не может кончиться так. Я не допущу этого!"
Закричав, он побежал вперед. С силой он вклинился между двумя огромными ургалами. У него едва хватило секунды, чтобы разглядеть Барста – залитый кровью и разъяренный, со щитом в одной руке и мечом в другой, он мгновенно атаковал Рорана, метя своим мечом в его левую часть тела.
Удар выбил из легких весь воздух, небо и земля поменялись местами, и Роран отдаленно услышал, как его собственный шлем, подскакивая, отлетел по мостовой.
Земля словно продолжала двигаться, даже когда он остановился.
Он пролежал там какое-то время, пытаясь совладать с дыханием. В итоге, таки сумев наполнить легкие воздухом, Роран подумал, что ничего более приятного, чем это, в мире не существует. Он захрипел, а затем завыл, потому что боль наполнила все его тело. Левая рука онемела, но остальные мышцы – все до единой, пылали в агонии.
Собравшись с силами, он попытался приподняться, но вновь упал на живот. Это оказалось слишком сложно и головокружительно для него. Рядом он заметил кусок желтого камня, испещренный спиральными прожилками красного агата. Роран уставился на него ненадолго, задыхаясь от боли, и за все это время лишь одна мысль жила в его голове: «Нужно подняться. Нужно подняться. Нужно подняться…»
Когда он почувствовал себя готовым, Роран попытался снова. Его левая рука отказывалась работать, поэтому он был вынужден полагаться только на правую. Как бы сложно-то ни было, он сумел переместить вес тела на ноги, а потом медленно встать на них, содрогаясь и будучи не в силах сделать что либо, кроме как судорожно хватать ртом воздух.
Пока он стоял, что-то взорвалось болью в его левом плече, и он мысленно закричал от боли. Ощущение было такое, словно его резали раскаленным добела ножом. Посмотрев вниз, он увидел, что левая рука была вывихнута. От его щита не осталось ничего, но справа, прикрепленный ремнями доспех до сих пор плотно прилегал к руке.
Роран обернулся, пытаясь отыскать взглядом Барста и он его увидел. В трестах ярдах от себя, покрытого котами-оборотнями.
Удовлетворившись тем, что Барст будет отвлечен, по крайней мере, на пару секунд, Роран вернулся взглядом к его поврежденной руке. Сначала он не мог вспомнить слов, которые когда-то сказала ему его мать, но потом воспоминание вернулось. Хотя после стольких лет оно и было размытым и нечетким. Он выбросил прочь остатки от щита.
«Во-первых, – бормотал Роран, проделывая все что он произносил со своей рукой. – Согни руку так, чтобы фаланги пальцев были направлены вперед, – боль ухудшилась. – Затем, поверни свою руку внутренней стороной наружу, прочь от тебя…» – Он чертыхнулся, когда мышцы и сухожилия, находящиеся в его плече, задвигались в неестественном направлении. Он продолжил поворачивать руку, все так же сжимая кулак, и, спустя пару секунд, кость с характерным звуком стала на место.
Он почувствовал огромное облегчение. Тело все еще ныло, особенно низ спины и ребра, но в целом он снова мог вести свою армию в атаку. Боль перестала быть невыносимой.
Он вновь отыскал Барста взглядом.
То, что он увидел, вызвало у него отвращение.
Барст стоял в кругу мертвых котов-оборотней. Кровь стекала с его нагрудника, клубы меха виднелись на его булаве. Его щеки были глубоко исцарапаны, и правая сторона кольчуги была изорвана, но в целом он был невредим. Пара оборотней, которые все еще противостояли ему, очень осторожно держались на расстоянии, и Рорану показалось, что они вот-вот готовы обратиться в бегство. За Барстом лежали тела куллов и эльфов, которые участвовали в сражении. Никого из тех, кто пришел с Рораном, по близости не оказалось, но множество солдатов окружало Рорана, Барста и котов-оборотней. Бурлящая масса мужчин в туниках заляпанных кровью. Они то и дело пихались между собой и кричали, изо всех сил показывая, что они against the eddies (?) битвы
– Стреляйте в него! – Закричал Роран, но никто не слышал.
Но однако Барст заметил его и с грохотом направился в сторону Рорана. "Безмолотый!" – Проревел он. – "Я возьму твою голову за это!"
Роран увидел копье, лежащее на земле. Он наклонился и подобрал его. Движение заставило его немножко пошатнуться. – Посмотрим что у тебя получится! – Ответил он. Но слова прозвучали пусто, мысленно он вернулся к Катрине и к их, еще не рожденному, ребенку.
Тогда один из котов оборотней – который был в форме женщины с белыми волосами, по росту не выше локтя Рорана – выбежал вперед и полоснул Барста по левой стороне бедра.
Барст закричал и обернулся, но кот оборотень уже отступал шипя на него. Убедившись что она снова не нападет на него Барст продолжил идти на Рорана, прихрамывая из-за своей новой раны. Кровь лила как из ведра с его ноги.
Роран облизнул губы и не переставая смотрел на приближающегося врага. У него было только копье. Щита нет. Он не мог надеяться соответствовать неестественной силе Барста или скорости. И при этом не было никого поблизости, чтобы помочь ему.
Это была безвыходная ситуация, но Роран отказался признать свое поражение. Он сдался однажды и никогда не поступит так снова, хотя рассудок говорил ему, что он вот-вот умрет.
Когда Барст наступал на него, Роран нанес удар справа по его колену в отчаянной надежде, что сможет обездвижить его. Барст отклонил копье своей булавой и замахнулся в ответ на Рорана.
Роран ожидал контратаки и отскочил с такой быстротой, что только могли позволить его ноги. Порыв ветра коснулся его лица, когда булава пронеслась мимо, в нескольких дюймах от его кожи.
Барст оскалился и собирался ударить снова, когда тень упала на него сверху, и он поднял голову.
Белый ворон Имиладрис спикировал на лицо Барста. Ворон визжал от ярости, поскольку клевал и цеплялся за лицо Барста, Роран был удивлен услышать, что он кричал, “ Умри! Умри! Умри!”
Барст выругался и бросил щит. Свободной рукой он отбросил ворона, сломав и без того пострадавшее крыло. Ленты из плоти свисали со лба, щеки и подбородок окрасились кровью.
Роран рванулся вперёд и нанёс удар по Барсту копьём с другой стороны, в результате чего Барст уронил свою булаву.
Воспользовавшись возможностью, он ударил, целясь в открытое горло Барста. Однако Барст перехватил копье, вырвав его из рук Рорана и переломил его своими пальцами, с такой же легкостью, которая потребовалась бы Рорану чтобы переломить сухую щепку.
"Сейчас ты умрешь," сказал Барст, плюясь кровью. Его губы были разорваны, а его правый глаз был разрушен, но он все еще мог видеть из своей оставшейся сферы.
Он потянулся за Рораном стремясь поймать его в смертельные объятья. Даже если бы он захотел, Роран все равно не смог ускользнуть, как только руки Барста приблизились к нему он изо всех сил схватил его за раненую ногу.
Барст сопротивлялся мгновение, а затем колено подогнулись, и с криком боли, он упал вперед на ногу и левую руку. Извиваться вокруг, Роран выскользнула из-под правой руки Барста. Благодаря крови на нагруднике Барста это оказалось легко не смотря на его огромную силу.
Роран попытался захватить горло Барста сзади, но Барст прижал свой подбородок к груди не давая Рорану выполнить захват. Таким образом, вместо этого, Роран сжал грудь Барста, надеясь удержать его, пока кто-то еще не поможет его убить.
Барст зарычал и откинулся на него, сотрясая травму плеча Рорана и заставляя его застонать от боли. Камни выскакивали из под них когда они прокатались по земле трижды. Рорану становилась трудно дышать когда он был под весом Барста. И все же Роран сохранял свою хватку. Один из локтей Барста врезался в бок и Роран почувствовал как сломалось несколько ребер.
Роран стиснул зубы и сжал руки изо всех сил.
Катрина, подумал он.
Снова локоть Барста врезался в него.
Роран взвыл и искры посыпались из глаз. Он сжал еще сильнее.
И снова локоть ударил, словно молот по наковальне.
– Ты… не… сможешь… победить… Безмолотый, – прохрипел Барст. Шатаясь, он поднялся на ноги, потянув за собой Рорана.
Хотя он думал, что мышцы могут оторватся от костей, Роран сжимал его все сильнее. Он кричал, но не слышал своего голоса, и чувствовал, как пульсировали вены и трещали сухожилья.
И затем нагрудник Барста прогнулся в том месте где Кул ударял по нему, раздался звук ломающихся кристаллов.
"Нет!" закричал Барст, когда белоснежный свет прорвался из под краев его брони. Он напрягся, как будто его растянули цепями и забился в конвульсиях.
Свет ослепил Рорана обжигая его лицо и руки. Он откинул Барста на землю и закрыл глаза локтями.
Свет продолжал литься из-под нагрудника Барста, пока края металла не начали пылать. Когда пламя прекратилось то, немногое что осталось от лорда Барста лежало на земле и дымилось.
Роран моргал глядя на небо. Он знал, что должен подняться, поскольку рядом были солдаты, но камни на которых он лежал казались такими мягкими, что единственным чего он действительно хотел, так это закрыть глаза и отдохнуть.
Когда он в следующий раз открыл глаза, он увидел, Орика и Хорста и эльфов собравшихся вокруг него.
"Роран, ты слышишь меня?", Сказал Хорст, глядя на него с беспокойством.
Роран попытался заговорить, но он не мог сформировать слова.
"Ты меня слышишь? Послушай меня. Тебе нужно встать. Роран! Роран!
Роран снова погружался в темноту. Это было приятно, словно как завернуться в мягкое шерстяное одеяло. Тепло распространялось по телу и последним что он помнил это было то как Орик склонился над ним и говорил что-то на языке гномов напоминающее молитву.



ДАР ЗНАНИЙ

Сверля друг друга взглядами, Эрагон и Муртаг медленно двигались по кругу, пытаясь предугадать действия противника. Муртаг казался таким же сильным и здоровым, но Эрагон заметил темные круги под глазами и его осунувшееся лицо; Эрагон предполагал, что все время он пребывал в большом напряжении. На Мургаге были те же доспехи, что и у Эрагона: кольчуга, перчатки, нарукавники и наголенники – но его щит был длиннее и тоньше щита Эрагона. Что касается их мечей, Брисингр с рукоятью в полторы ладони имел преимущество – длину, в то время как Заррок с более широким лезвием имел преимущество в весе.
Они сократили расстояние между собой, и когда были примерно в десяти футах друг от друга, Муртаг, стоявший спиной к Гальбаториксу, произнес низким, наполненным гневом голосом:
– Что ты делаешь?
– Выигрываю время, – пробормотал Эрагон, пытаясь как можно меньше шевелить губами.
Муртаг нахмурился – Ты полный идиот. Он будет наблюдать, как мы порвем друг друга в клочья, и все. Ничего не поменяется. Ничего.
Вместо ответа Эрагон перенес свой вес вперед и вскинул руку с мечом, и Муртаг повторил его движение.
Та будь ты проклят – прорычал Муртаг – Если бы ты подождал всего один день, я бы освободил Насуаду.
Это сильно удивило Эрагона – Почему я должен тебе доверять?
Вопрос еще сильнее разозлил Муртага, поскольку он сжал губы и ускорил свой шаг, вынуждая Эрагона сделать то же самое. Затем, уже громче, Муртаг произнес: – Ну что ж, я вижу ты наконец нашел себе достойный меч. Эльфийская работа, не так ли?
– Ты же знаешь, что это прав…
Муртаг сделал выпад, целясь Зарроком ему в живот, и Эрагон был вынужден отступить, парируя красный меч.
Эрагон ответил закрученным верхним ударом, он позволил руке соскользнуть на рукоять Брисингра, чтобы обеспечить себе больше пространства для маневра, и Муртаг был вынужден отскочить в сторону.
Оба сделали передышку, чтобы посмотреть не нападет ли другой снова. Когда нападения не последовало, они продолжили кружить друг напротив друга, но теперь Эрагон был более осторожен.
Из их небольшого обмена ударами стало понятно, что Муртаг был также быстр и силен как и Эрагон или эльф. Запрет Гальбаторикса на использование магии очевидно не распространялся на заклинания, которые укрепили конечности Муртага. Эрагону не нравился указ короля в силу эгоистичных причин, но он понимал разумность этого решения, ведь иначе бой едва ли бы был справедливым.
Но Эрагон не хотел справедливой борьбы. Он хотел контролировать ход поединка, чтобы именно он решал, когда и как тот должен закончиться. К сожалению, Эрагон сомневался, что у него будет такая возможность, учитывая то как здорово Муртаг владел мечом, но даже если бы была, он не был уверен как сможет использовать битву, чтобы нанести удар Гальбаториксу. И при всем при этом у него даже не было времени, чтобы подумать об этом, хотя он верил, что Сапфира, Арья и драконы смогут придумать для него решение.
Муртаг сделал обманный маневр левым плечом, и Эрагон пригнулся, защищаясь щитом. Секунду спустя он понял, что со стороны Муртага это была уловка, и что тот перемещался к его правому боку в попытке прорваться через его защиту.
Эрагон увернулся и уведел, как Заррок движется в сторону его шеи, края его сверкали, подобно тонкой проволоке. Он отскочил в сторону и неуклюже вскинул перед собой Брисингр, парируя удар. Потом в ответ быстрым выпадом рубанул мечом в сторону предплечья Муртага. К мрачному восторгу Эрагона, он ударил своего противника по запястью. Брисингру не удалось сквозь перчатки и нарукавники пробраться до руки, тем не менее Муртагу было больно. Меч откинул его руку в сторону, в результате чего грудь оказалась незащищенной.
Эрагон напал, и Муртаг вскинул щит, блокируя нападение. Эрагон делал выпады еще три раза, но каждый раз Муртаг парировал его атаки, и когда Эрагон занес руку в очередном ударе, Муртаг нанес встречный, необычно приседая на одно колено, рискуя поранить его, если бы коснулся пола.
Видя намерения Муртага, Эрагон сменил тактику и блокировал Заррок в дюйме от своей ноги. А затем ответил собственным ударом.
В течение нескольких минут они обменивались ударами, пытаясь нейтрализовать нападения друг друга, но безрезультатно. Они знали друг друга слишком хорошо. Что бы не задумал Эрагон, Мургаг срывал его намерения, и наоборот. Это было похоже на игру, в которой оба предугадывали действия друг друга на несколько ходов вперед. То, что Эрагон сосредотачивался на внутренней работе мозга Муртага и предсказывал его движения, рождало определенное чувство близости.
С самого начала Эрагон заметил, что Муртаг вел эту игру немного иначе, чем как они боролись в предыдущие разы. Он напал с беспощадностью, которой до этого не было, как будто в первый раз он по-настоящему захотел победить Эрагона, быстро. Более того, его первоначальная вспышка гнева пошла на убыль, и теперь злость проявлялась только в непоколебимой решимости.
Эрагон заметил, что борется на пределе своих возможностей, и хотя ему удавалось не подпускать к себе Муртага, он делал больше оборонительных выпадов, чем ему хотелось.
Спустя некоторое время Муртаг опустил меч и повернулся к Гальбаториксу.
Эрагон остался настороженным, но он колебался, не зная, было ли бы уместным атаковать.
В момент его колебания, Мартаг прыгнул к нему. Эрагон остался на месте и замахнулся мечом. Муртаг принял удар на щит, и вместо того, чтобы замахнуться мечом, как ожидал Эрагон, он нанес удар щитом и надавил, давя на Эрагона.
Эрагон зарычал и толкнул щит тоже. Он мог бы достичь спины или ноги Мургата, двинувшись вокруг щита, но тот давил со слишком сильным напором, и это было бы риском для Эрагона. Муртаг был на дюйм или два выше Эрагона, из за чего последний оказался в весьма затруднительном положении, пытаясь не скользить по поверхности пола.
В конце концов, Муртаг с воплем отшвырнул Эрагона мощным толчком прочь от себя.
– Letta; сказал Гальбаторикс.
Кончик Заррока остановился у шеи Эрагона на расстоянии ширины пальца. Он замер, неуверенный, что произошло.
– Сдерживай себя, Муртаг, или я сделаю это за тебя, – сказал Гальбаторикс со своего места. – Я не люблю повторяться. Ты не убьешь Эрагона, а он не убьет тебя…Теперь продолжайте.
Осознание того факта, что Муртаг только что не убил его, – а он сделал бы это, если не вмешательство Гальбаторикса, – шокировало Эрагона. Он вглядывался в лицо Муртага, пытаясь найти объяснение, но оно оставалось невыразительным, словно Эрагон ничего не значит для него.
Эрагон не мог понять. Муртаг вел себя не так, как должен бы вести. Что-то изменилось в нем, но что именно, Эрагон не мог сказать.
Кроме того, знание того, что он только что потерял, – и то, что по праву он должен быть бы мертв, – подорвали решимость Эрагона. Он оказывался в смертельной опасности много раз, но никогда не попадал в подобную ситуацию столь резким и явным образом. Больше не было вопроса; Муртаг превзошел его, и только милость Гальбаторикса – что была сейчас – спасла его.
"Эрагон, не думай об этом", – мысленно сказала ему Арья. – "У тебя не было оснований думать, что он пытается убить тебя. Ты не пытался убить его. Если бы пытался убить его, бой шел по-другому, и Муртаг никогда бы смог атаковать тебя подобным образом.
Эрагон с сомнением посмотрел на залитый светом участок, где стояла она с Эльвой и Сапфирой. Потом заговорила Сапфира:
"Если он снова захочет перерезать тебе горло, перережь ему подколенные сухожилия и убедись, что он не сможет выполнить свое желание вновь".
Эрагон кивнул, прислушиваясь к их словам.
Он и Муртаг разошлись и снова заняли свои позиции друг напротив друга, в то время как Гальбаторикс одобрительно наблюдал за ними.
На этот раз Эрагон начал атаку первым.
По его ощущениям они боролись несколько часов. Муртаг больше не делал смертельных ударов, в то время как Эрагон – по своему усмотрению – смог коснуться мечом ключицы Муртага, хотя он и не сделал удара, чтобы Гальбаторикс не счел нужным сделать это сам. Муртаг беспокойно посмотрел на меч, касавшийся его ключицы, и Эрагон позволил себе улыбнуться на мгновение в ответ на реацию Муртага.
Были и другие удары, которые они не могли отразить. Несмотря на их скорость и умения, ни тот, ни другой не были неуязвимы, даже и в легком бою ошибки были неизбежны, которые могли бы привести к травмам.
Первое ранение было получено Эрагоном на правом бедре, в незащищенном кольчугой и наголенниками участком кожи. Это был мелкий порез, но чрезвычайно болезненный, и каждый раз, стоило Эрагону перенести вес на правую ногу, кровь сильнее лилась из раны.
Также у Эрагона было второе ранение: рана над бровью после удара Муртага по его шлему, край которого вьехал в его плоть. Из двух ран, Эрагон нашёл вторую более тяжёлой, потому что кровь капала в глаза, скрывая обзор.
Затем Эрагон попал Муртагу по руке снова и на этот раз прорезал весь путь через манжету его перчатки, рукав рубашки, и тонкий слой кожи до кости под ним. Он не смог разорвать мышцы но рана, казалось, причинила сильную боль Муртагу, и кровь которая просочилась в его перчатку заставила его потереть хватку не менее чем в два раза.
Эрагон ждал удобного случая для попытки повалить его на пол. Когда Муртаг остановился после неудавшейся атаки, он тут же атаковал его со стороны щита и, стремительно опустив Брисингр, со всей доступной ему силой, прорезал сталь на его голени.
Муртаг завыл и отсочил назад на одной ноге. Эрагон следовал, размахивая Брисингром в попытке повалить его на пол. Несмотря на свою травму, Муртаг был в состоянии защитить себя, и через несколько секунд Эрагон с трудом мог остатся на ногах.
Какоето время их щиты сталкиваясь неустанно стучали – Галтбаторикс, Эрагону было приятно осозновать,оставил нетронутыми чары на их мечах и броне, но затем заклинание на щите Эрагона уступили ровно как и у Муртага, это было видно из стружки и осколков, которые летели каждый раз, когда мечи приземлялись. Вскоре после этого Эрагон потрескал щит Муртага особенно тяжёлым ударом. Его победа была не долгой, ибо Муртаг схватил Заррок обеими руками и в быстрой последовательности два раза ударил в собственный щит Эрагона, и он раскололся, снова оставляя их в равной степени соответствующими.
Пока они сражались, камень под ними покрылся брызгами и мазками крови, и им всё становилось труднее держать равновесие. Огромная комната вернула далёкие отголоски столкновения их оружия, как звуки давно забытой битвы, и он чувствовал как будто они были в центре всего, что существовало, ибо кроме них был только свет, и двое остались одни в пределах (компаса?)
И все время, Гальбаторикс и Шрюкн продолжали наблюдать за ними из тени.
Без своего щита, Эрагону было легче обрушиваться на Муртага у земли – в основном по его рукам и ногам, также, как легче было Муртагу поступить также с ним. По большей части броня защищала их от порезов, но она не защищала их от синяков и ушибов которых они накопили множество.
Несмотря на раны которые он нанёс Муртагу, Эрагон начал подозревать, что из них двух муртаг был лучшим фехтовальщиком. Не намного, но достаточно, чтобы Эрагон никогда не мог взять верх. Если их дуэль продолжится, муртаг бы в конечном итоге победил, пока ему былобы с лишком больно или если бы он слишком устал, чтобы сражаться дальше -результат, который казалось быстро приближался. С каждым шагом Эрагон чувствовал, как кровь брызгала на колено из раны на бедре. И с каждой прошедшей минутой, становилось сложнее защищаться.
Он должен был закончить поединок сейчас, иначе потом он не смог бы взять на себя Гальбаторикса. Как было до этого, он сомневался, что сможет бросить много вызовов королю, но он должен был попробовать. Ему не оставалось ничего другого как попробовать.
Он осознал, что суть проблемы была в том, что причины для борьбы у Муртага были для него тайной, и до того как он их поймет, Муртаг продолжит, чтобы поймать его в расплох.
Эрагон мысленно вернулся к словам, произнесенным Глаэдром в Драс-Леоне. "Ты должен научиться видеть то, на что ты смотришь", а еще "Путь воина – это путь знания".
Поэтому он посмотрел на Муртага. Он посмотрел на него с той же напряженностью, с какой он всматривался в Арью во время их спарринга, с той же интенсивностью которой он научился сам во время его долгого самоанализа на Вренгарде. С помощью этого он хотел расшифровать скрытое значение в движениях тела Муртага.
Он несколько приуспел в этом; было ясно, что Муртагу было тяжело и он был истощен, и его плечи были сгорблены таким образом, что они говорили о его гневе, хотя возможно это был страх. А так же его жестокость, вряд ли новая характеристика, но снова примененная к Эрагону. Эти вещи, которые на ряду с другими тонкими деталями определил Эрагон, он начал сопоставлять их с тем, что знал о Муртаге из прошедших дней, с его дружбой и верностью и его возмущение контролем Гальбаторикса.
Это заняло несколько секунд. Секунд наполненных напряженным дыханием, парой неуклюжих ударов, принесших ему еще один синяк на локте, пока правда не открылась Эрагону. Она оказалась ужасно очевидной, как только он достиг ее. В жизни Муртага было что-то, влияющее на их поединок. Что-то очень важное, вынуждающее выиграть дуэль любой ценой, даже если это означает смерть его брата. Чем бы это ни было, Эрагон с тревогой подозревал, что из-за этого Муртаг не сдастся никогда. Это означало, что он будет сражаться, как загнанный в угол зверь, пока хватит его дыхания. Это также означало, что Эрагон никогда не сможет превзойти его обычным способом. Эта дуэль не была для него важна настолько, насколько она была важна для Муртага. Для Эрагона она была удобным способом отвлечься, его мало заботило, кто выиграет или проиграет, если в результате он все равно будет в состоянии сойтись в битве с Гальбаториксом. Но для Муртага дуэль была куда более важна, и из своего опыта Эрагон знал, что подобная решимость была бы для него дорогостоящей, если не существует способа преодолеть ее грубой силой.
Вопрос, таким образом, был в том как остановить человека который был решителено упорен и одерживал победу со злобой, не смотря на все препятствия, преграждающие ему путь.
Это было неразрешимой загадкой, пока, наконец, Эрагон не понял. что лучший способ к лучшему Муртагу – это дать ему то. что он хочет. Для достижения своих желаний Эрагону придется смириться с поражением.
Но не на совсем. Он не мог позволить Муртагу оставаться в подчинении у Гальбаторикса. Эрагон отдаст ему его победу, а потом вернет ее себе.
По мере того как Сапфира слышала его мысли ее мучительная тревога становилась все более выраженной. Она сказала: "Нет, Эрагон. Должен быть другой путь."
"Тогда покажи мне его, потому что я не вижу."
Она зарычала и Торн ответил ей со стороны световой арены.
Выбирай мудро, сказала Арья. и Эрагон понял то, что она имеда ввиду.
Муртаг набросился на него, их мечи сошлись с лязгающим звуком. Затем они разошлись, чтобы собраться с силами. Как только они оказались напротив, Эрагон боком продвинулся к правой стороне Муртага, позволяя руке с мечом свободно свисать, чтобы создать впечатление усталости или беспечности. Это было нехитрым ходом, но он знал, что Муртаг заметит его и использует против него как только предоставится возможность.
В этот момент Эрагон не чувствовал ничего. Он все еще ощущал боль от ран, но отстраненно, как будто это были не его чувства. Его мысли были как водная гладь в солнечный день, глубокая и бездвижная, наполненная отражением всего, что его окружало. Все, что он видел, воспринималось им без анализирования. Необходимость в этом отпала. Он понимал все, что было перед ним, более детальное созерцание только мешало ему.
Как Эрагон и ожидал, Муртаг сделал выпад в его сторону, колющий в середину его живота.
Когда пришло время Эрагон обернулся. Он ударил ни быстро, ни медленно, но с нужной скоростью требуемой ситуацией. Движения были предрешены, как будто это было единственное действие, какое он мог предпринять.
Вместо того чтобы поразить его в живот, как Муртаг планировал, Зарок ударил Эрагона в мышцы правой стороны его грудной клетки. Удар был сокрушительным, сталь заскользила сквозь поломанные звенья кольчуги и плоть, что была под ней. Холод от металла заставил Эрагона задохнуться еще сильнее чем от боли.
Конец меча дрогнул, покидая его тело.
Видя это, Муртаг казалось бы опешил.
Прежде чем Муртаг смог вытащить меч, Эрагон отодвинул его руку и всадил Брисингр Муртагу в живот, ближе к пупку, нанеся рану гораздо более страшную, чем только что получил сам.
Лицо Муртага двигалось медленно. Его рот открылся как будто он собирался говорить, и он упал на колени, всё ещё сжимая Заррок.
В стороне ревел Торн.
Эрагон вытащил Брисингр на свободу, отступил и скривился в беззвучном вопле, когда Заррок выскользнул из его тела.
Громыхнуло, когда Муртаг выпустил Заррок из рук и он упал на пол. Затем он обнял себя за талию, согнулся пополам, и прижал его голову к полированному камню.
Теперь Эрагон мог видеть только одним глазом, на второй капала горячая кровь.
Со своего трона Гальбаторикс сказал: "Найна", и несколько десятков фонарей по всему залу ожили, снова раскрывая колонны и резьбу вдоль стен и каменный блок, где Насуада стояла в цепях.
Эрагон подошёл к Муртагу и встал на колени рядом с ним.
"И Эрагон выходит победителем", сказал король, его звучный голос заполнил большой зал.
Муртаг посмотрел на Эрагона, пот на его лице бисером исказился от боли. "Нельзя было просто дать мне выиграть, нельзя было?" прорычал он в пол голоса. "Вы не можете победить Гальбаторикса но вам всё равно нужно было доказать что вы лучше чем я…Ах!" он вздрогнул и начал качатся взад и вперёд на ногах.
Эрагон положил руку ему на плечо. "Почему?" спросил он, зная, что Муртаг поймёт вопрос.
Ответом стал едва слышный шёпот: "Потому что я надеялся получить его благоволение, чтобы я мог спасти её " Слёзы размыли глаза Муртага, и он отвёл глаза.
При этом, Эрагон понял, что Муртаг говорил правду ранее и он почувствовал тревогу.
Ещё мгновение прошло, Эрагон знал, Гальбаторикс наблюдает за ними с большим интиресом.
Затем Муртаг произнес, – Ты обманул меня.
– Другого пути не было.
Муртаг проворчал. – Это всегда отличало нас друг от друга. – он взглянул на Эрагона. – Ты был готов пожертвовать собой. Я нет…Не тогда.
– Но теперь это так.
Я не тот кем был когда-то. Теперь у меня есть Торн, и…, – Муртаг колебался; затем он слегка пожал плечами. – Я больше не сражаюсь только за себя…Это имеет значение. – он неглубоко вдохнул и вздрогнул. – Раньше я считал тебя дураком из-за того, что ты продолжал рисковать собственной жизнью…теперь я знаю больше. Я понимаю…почему. Я понимаю… – его глаза расширились, а черты лица смягчились, словно он забыл о боли, и внутренний свет казалось освещал его лицо. – Я понимаю…мы понимаем, – прошептал он, а Торн издал странный звук, полу-всхлип, полу-рев.
Гальбаторикс поерзал на троне, будто ему было неудобно сидеть, а затем резким голосом произнес, – Довольно разговоров. Ваш поединок закончен, и Эрагон победил. А теперь настало время для наших гостей преклонить колени и принести мне клятву верности…Подойдите ближе, вы оба, и я излечу ваши раны, а затем мы продолжим.
Эрагон начал подниматься на ноги, но Муртаг остановил его, схватив за плечо.
– Сейчас же! – сказал Гальбаторикс, сдвинув свои тяжелые брови вместе. – Или я оставлю вас страдать от ран, пока мы не закончим.
Приготовься, – прошептал Эрагону Муртаг.
Эрагон колебался, не зная чего ожидать; затем он кивнул и предупредил Арью, Сапфиру, Глаэдра и остальных Эльдунари.
Муртаг оттолкнул Эрагона в сторону и поднялся на колени, все еще зажимая рукой рану в животе. Он перевел взгляд на Гальбаторикса. А затем выкрикнул Слово.
Гальбаторикс отскочил и поднял руку, словно пытаясь защититься.
Все еще крича Муртаг начал произносить другие слова на древнем языке, говоря так быстро, что Эрагон не мог понять смысла заклинания.
На мгновение воздух вокруг Гальбаторикса вспыхнул красным и черным, и казалось, что его тело было охвачено огнем. Звук был словно ветер в разгар лета шевелил ветки в вечнозеленом лесу.Затем Эрагон расслышал несколько слабых вскриков, когда двенадцать светящихся шаров появились вокруг головы Гальбаторикса, а затем пролетели сквозь него в сторону стен комнаты, где и исчезли. Они были похожи на духов, но Эрагон видел их всего мгновение, поэтому не мог сказать точно.
Торн резко крутанулся на месте словно кошка, которой наступили на хвост и набросился на огромную шею Шрюкна. Черный дракон заревел и отпрянул назад, мотая головой и пытаясь сбросить Торна. Его рев был оглушительно громким, а пол содрогался от веса обоих драконов.
Двое детей у подножия трона кричали и закрывали уши руками.
Эрагон увидел как Арья, Эльва и Сапфира подались вперёд, больше не связанные магией Гальбаторикса. Арья с Даутдаертом в руке направилась к престолу, в то время как Сапфира направилась туда, где Торн цеплялся за Шрюкна. Между тем, Эльва приложила руку ко рту и, казалось, пыталась что то сказать, но что ето было Эрагон не мог слышать за звуком драконов.
Капли крови размером с кулак падали вокруг них и дымились на камне.
Эрагон поднялся с того места, куда его оттолкнул Муртаг, и вслед за Арьей направился к трону.
Затем Гальбаторикс сказал имя древнего языка, вместе со словом Летта. Невидимые путы схватили конечности Эрагона, и по всему залу наступила тишина, так как магия короля сдерживала всех, даже Шрюкна.
Гнев и разочарование посетили Эрагона. Они были так близко от удара по королю, и всё же они были беспомощны перед его заклинаниями. "Взять его" кричал он с помощью мыслей и языка. Они уже пытались атаковать Гальбаториуса и Шрюкна, король убьёт двоих детей если они продолжат. Единственный путь оставался Эрагону и его соратникам – единственная надежда на победу, что ещё осталась, было сломать прошлые психологические барьеры Гальбаторикса и захватить контроль над своими мыслями.
Вместе с Сапфирой Арьей и Эльдунари которых он захватил с собой, Эрагон ударил своим сознанием навстречу к королю, выливая всю свою ненависть, гнев и боль в одном жгучем луче, чтобы он вьехал в центр бытия Гальбаторикса,
На мгновение Эрагон ощутил разум короля: ужасный вид, управляемый тенью, несущий в себе жесточайший мороз и иссушающую жару – управляемый брусками железа, жесткими и твердыми, которые разрывали на части его сознание.
Потом драконы под командой Гальбаторикса, безумные, воющие, убитые горем драконы, напали на ум Эрагона и заставили его закрытся в себе, чтобы не быть разорванным на куски.
За своей спиной, Эрагон услышал как Эльва начинала чтото говорить, но едва она произнесла звук, как Гальбаторикс сказал: "Тейна", и она остановилась с приглушённым бульканьем.
"Я лишил его защиты" Кричал Муртаг. "Он-"
Однако Гальбаторикс произнес слова, слишком быстро, чтобы Эрагон мог попытаться отменить их, и Муртаг прервался, а мгновение спустя Эрагон услышал, как тот упал на землю. Раздался звон его доспехов, шлем отскочил в сторону с пронзительным острым звуком, соприкоснувшись с каменным полом.
– У меня множество защит, – сказал Гальбаторикс с потемневшим от гнева лицом. – Ты не сможешь навредить мне. Он поднялся со своего трона и спустился по ступеням вниз к помосту, где стоял Эрагон. Его плащ развевался за ним, в руке он держал Врангр – бесцветный, как сама смерть.
На короткое время Эрагон подумал, что сможет захватить разум одного из драконов, долбящих его сознание, но их было слишком много и его попытка заставила его отчаянно отбиваться от орды Эльдунари, чтобы те не успели захватить его мысли.
Гальбаторикс остановился в шаге от него и впился взглядом, толстая, разветвленная вена выступила над его бровью, мускулы на его тяжелой нижней челюсти сжались.
– Ты думаешь, что можешь бросить мне вызов, мальчик? – прорычал он, шипя от гнева, -Ты думаешь, ты мне ровня? Что ты можешь перехитрить меня и забрать мой трон? – На шее Гальбаторикса проступили узлы, похожие на моток запутанной веревки. Он одёрнул края его плаща – Я сделал себе эту мантию из крыльев Бельгебада, как и мои перчатки. – Он поднял Врангр до уровня глаз Эрагона. – Я взял этот меч из руки Враиля и снял эту корону с головы слабака, что носил её до меня. И всё же ты думаешь, что можешь обвести меня вокруг пальца? Меня?! Ты приходишь в мой замок, убиваешь моих людей, и ты мнишь себя лучшим, чем я. Будто ты более благороден и добродетелен.
В голове Эрагона загудело и созвездие пульсирующих, вращающихся темно-красных пятнышек появилось перед его глазами – это Гальюаторикс ударил его по эфесом Врангра, разорвав кожу.
– Ты должен усвоить урок смирения, мальчик, – сказал Гальбаторикс, придвигаясь ближе, пока его глаза не оказались в дюйме от глаз Эрагона.
Он ударил Эрагона по другой щеке и на секунду всем, что Эрагон видел, была черная пустота с мигающими огнями.
– Будет большим наслаждением видеть тебя среди моих слуг, – промолвил Гальбаторикс.
Понизив голос, он сказал:
– Ганга, – и давление Эльдунари на разум Эрагона исчезло, предоставив ему возможность свободно подумать что с ним будет. Но давление не исчезло на других, это он понял по их лицам.
Затем мысли словно тончайшее лезвие пронзило сознание Эрагона и пыталось проникнуть в глубь его сущности. Лезвие извивалось подобно сорняку, оно рвало ткань его разум, стремясь уничтожить его волю, его личность, его сущность.
– Это нападение было отличным от всех, какие Эрагон когда-либо испытывал. Он сморщился от этого и сконцентрировался на одной единственной мысли – мести – изо всех сил пытаясь защитить себя. Через их контакт он чувствовал эмоции Гальбаторикса: в основном гнев, но также и дикая радость того, что он может причинить страдания Эрагону и наблюдать за тем, как он корчится.
Эрагон осазнал что причина по которой Гальботориск был настолько хорош в проникании в ума врагов заключалась в том что это доставляло ему извращённое удовольствие.
Клинок всё глубже проникал в сознание Эрагона и он завыл, неспособный помочь самому себе.
Гальботорикс улыбнулся, края его зубов были полупрозрачными, как обожённая глина.
Одной только обороны было недостаточно что бы выйграть бой поэтому несмотря на жгучую боль, Эрагон заставлял себя атакавать Гальботорикса в ответ. Он проник в сознание короля и захватил контроль над его чёткими мыслями, пытаясь держать их на месте и мешать королю двигаться или думать без его позволения.
Гальботорикс не пытался защититься, однако. Его жестокая улыбка стала шыре, и он вкрутил клинок ещё глубже в сознание Эрагона.
Ощущение было похоже на как если бы куст шиповника раздерал его изнутри. Крик изнурил его горло и он обмяк в тисках заклинания Гальботорикса.
"Подчинись" сказал Гальботорикс. Он схватил подбородок Эрагона стальными пальцами. Клинок вкрутился снова, Эрагон кричал до тех пор пока его голос не пропал.
король исследовал его мысли, оставив ему мельчайшую частичку разума, всем, что ему было оставлено – ощущение мрачного, возвышающегося над ним присутствия Гальбаторикса.
"Подчинись", король прошеплал почти ласково. "Тебе некуда убежать, негде спрятаться… Эта жизнь кончена для тебя, Эрагон Убийцашейдов, но ждёт новая. Подчинись, и всё будет прощено."
Слезы искажали то, что Эрагон увидел, когда он пристально вгляделся в невыразительную бездну учеников Гальбаторикса.
Они проиграли… Он проиграл.
Знание было более мучительным чем любая из полученных им ран. Столетия потраченные на попытку – и всё впустую. Сапфира, Эльва, Арьчя, Элдунари: некто из них не мог приодолеть Гальботорикса. Он был слишком силён, слишком умным. Герроу и Бром и Оромис погибли напрасно, так же как множество войнов разных рас которые сложили их жизни входе борьбы с Империей.
Слёзы полились из глаз Эрагона.
"Подчинись" прошеплал король, и его хватка усилилась.
Больше чем что либо Эрагон ненавидел несправедливость ситуации. Казалось неправильным на фундаментальном уровне что столь многие страдали и умирали в погоне за безнадёжной целью. Казалось неправильным что один только Гальботорикс должен быть причиной столь многих страданий. И казалось неправильным что он должен избежать наказания за свои злодеяния.
"Почему?" – спросил себя Эрагон.
Он вспомнил, ведение старейшего из Элдунари, Валдра, которое он показал ему и Сапфире, где сны скворцов были равны заботам королей.
"Подчинись!"закричал Гальботорикс, его сознание навалилось на Эрагона с ещё большей силой как будто осколки льда и пламени прошли сквозь него со всех сторон.
Эрагон закричал, и в своем отчаянии он потянулся потянулся к Сапфире и Элдунари – их сознания были осажденны безумными драконами управляемыми Гальботориксом – и без раздумий, он зачерпнул их запасы энергии.
И при помощи этой энергии он начал колдовать.
Это было заклинание без слов, да и заклинание Гальботорикса не позволило бы иное, и не какие слова не смогли бы описать то что хотел Эрагон, ни то что он чувствовал. Целая библиотека книг была бы недостаточной для этой задачи. Это было заклинание инстинкта и эмоций; язык не мог его вмещать.
То что он хотел было одновременно простым и сложным: Он хотел что бы Гальботорикс понял…понял неправильность его действий. Заклинание небыло атакующим; это была попытка установления связи. Если Эрагон собирается провести остаток своей жизни вкачестве раба короля, тогда он хочет что бы Гальботорикс вполной мере и до конца понимал то что он делает.
Как только магия вступила в силу, Эрагон почувствова что Умрот и Элдунари направили своё внимание на его чары, игнорируя сражение с драконами Гальботорикса. Столетия безутешного горя и гнева хлынули в Элдунари, как ревущая волна, и драконы объединили свои сознания с Эрагоном и начали изиенять заклинание, углубляя его, расширяя его, и достраивая его до тех пор пока оно не охватило гораздо больше чем он первоначально предпологал.
Мало того, что заклинание показало Гальбаториксу неправильность его действий; теперь оно также заставляло его испытать все чувства, и хорошее и плохие, что он вызвал в других с того дня как он был рожден. Заклинание было сверх того что он смог бы придумать сам по себе, ибо оно содержало больше чем один человек или один дракон может содержать. Какждый Элдунари способствовал колдовству, и суммой их вкладов было заклинание которое распространялось не толькона всю Алагезию но и на всё прошедшее время между тем моментом и рождением Гальботорикса.
Это было, Эрагон подума, величайшее произведение магии над которым драконы когда-либо трудились, и он был их инструментом; он был их оружием.
Сила Элдунари ринулась сквозь него как река шириной как океан, он почувствовал себя полым и хрупким сосудом, как будто бы его кожа могла справиться с неистовством потока который он направляет. Если бы не Сапфира и другие драконы, он умер бы в одно мгновение, истощил все свои силы на ненасытный требования магии.
Свет фонарей потускнел вокруг них, и в своём сознании, Эрагон, казалось, слышал эхо тысяч голосов: невыносимые, бесчисленные какофонии боли и радости, отражающихся вперед одновременно с настоящего и прошлого.
Линии на лице Гальбаторикса углубились, и глаза его стали выпучились. "Что ты сделал?" Сказал он, и голос его стал пустым и натянутыми. Он сделал шаг назад и положил кулаки к вискам. "Что ты наделал!"
Эрагон выдавил из себя:
– Я заставил вас всё понять.
Король уставился на него с ужасом. Мускулы его лица задёргались и всё его тело начало дрожать. Оскалив свои зубы он прорычал:
– Ты не можешь быть лучше меня, мальчик. Ты… ты… нет…
Он застонал и зашатался, и все чары, удерживающие Эрагона исчезли и он упал на пол, так же как и Эльва, Арья, Сапфира, Торн, Шрюкн и двое детей вновь могли нормально двиграться.
Оглушительный рев Шрюкна заполнил комнату, и огромный черный дракон стряхнул Торна со своей шеи, запустив ТОрна через всю комнату. Торн приземлился на левый бок и кости его крыла треснули с громким хрустом.
– Я… не… отступлюсь…, – сказал Гальбаторикс.
Позади короля Эрагон увидел Арью, которая была ближе к трону, чем Эрагон – она колебалась и оглядывалась на них. Затем она рванулась на возвышение и побежала с Сапфирой на Шрюкна.
Торн с трудом поднялся на ноги и пошёл.
Лицо Гальботорикса исказилось как у сумасшедшего, он зашагал к Эрагону и замахнулся на него Врангром.
Эрагон откатился в сторону и услышал, как меч ударился о камень в том месте, где только что была его голова. Он откатился еще немного и тогда поднялся на ноги. Только энергия Эльдунари удержала Эрагона в верикальном положении.
Вскрикнув, Гальбаторикс бросился на него, но Эрагон отклонил неуклюжий удар короля. Их мечи зазвонили как колокола, звон был острым и ясным среди рева драконов и шепота мертвых.
Сапфира взмыла высоко в воздух и ударила по огромной морде Шрюкна, окровавливая ее, а затем приземлилась обратно на пол. Он замахнулся на нее лапой, вытянув когти, но она отскочила назад, наполовину расправив свои крылья.
Эрагон увернулся от дикого режущего удара и нанес удар в левую подмышку короля. К его удивлению, он достиг цели, окропив наконечник Брисингра кровью короля.
Судорога в руке Гальбаторикса не ндала ему нанести ему следующий удар, и они скрестили свои мечи у рукояток, оба пытались оттолкнуть друг друга, чтобы выбить из равновесия. Лицо короля исказилось до неузнаваемости, и на его щеках блестели слезы.
Языкт пламя вспыхнул над головой, и в воздух стал горячим вокруг них.
Где-то кричали дети.
Раненая нога Эрагона подогнулась и он он упал на руки и при этом разбив пальцы на руке, в которой он держал Брисингр.
Он ожидал, что король будет на нём в течение секунды, но вместо этого Гальбаторикс остался там где он был, покачиваясь из стороны в сторону.
"Нет!" воскликнул король. "Я этого не сделал…" Он посмотрел на Эрагона и закричал "Остановите это".
Когда эрагон встал обратно на ноги он отрицательно покачал головой.
Боль пронзила его левую руку, и он увидел, что левая нога Сапфиры окровавлена. На другой стороне комнаты, Торн погружал свои зубы в хвост Шрюкна, заставив черного дракона зауричат ьи повернуться к нему. Когда внимание Шрюкна направилось в другую сторону, Сапфира прыгнула на его шею, близко к основанию его костистого черепа. он вцепила свои ногти под его скулы и укусила в шею между двумя рядами шипов, бежавших вдоль его спинного хребта.
Шрюкн издал урчание, дико завопил и начал метаться еще больше.
Еще раз Гальбаторикс бросился на Эрагона, ударив так же, как и прежде. Эрагон отразил один удар, затем другой, и потом принял удар по своим ребрам, который почти заставил его потерять сознание.
– Останови это! – крикнул Гальбаторикс, больше умоляя, чем угрожая. – Боль…
Прозвучал еще один вопль Шрюкна, куда более бешенный, чем все предыдущие. Позади короля, Эрагон увидел Торна, вцепившегося в шею Шрюкна, напротив Сапфиры. Общий вес двух драконов заставил голову Шрюкна склониться почти до пола. Однако, черный дракон был слишком большим и сильным, чтобы они могли его одолеть. Кроме того, его шея была настолько толстой, что Эрагон сомневался, смогут ли Сапфира и Торн причинить ему сильную боль своими зубами.
Затем, как тень, мелькающая в лесу, Эрагон увидел Арью, выбежавшую из-за колонны и устремившуюся к драконам. В ее левой руке зеленый Даудаэрт светился своим звездным нимбом.
Шрюкн заметил ее приближение и тряхнул своим телом, пытаясь сбросить Сапфиру и Торна. Когда же они так и остались висеть, он зарычал и открыл свою пасть и наполнил воздух перед ним потоком огня.
Арья нырнула вперед, и на мгновение она исчезла из поля видимости Эрагона за стеной пламени. Затем она появилась вновь, недалеко от того места, где голова Шрюкна склонялась к полу. Концы ее волос были в огне, но она, казалось, не замечала этого.
Сделав три последних шага, она прыгнула на переднюю левую ногу Шрюкна, и оттуда бросилась к его голове, пылая как комета. Вскричав на весь тронный зал, Арья запустила Даудаэрт в центра большого, мерцающего холодным синим цветом, глаза Шрюкна, копье полностью вошло внутрь черепа.
Шрюкн заревел и задергался, и медленно опустился на бок, жикий огонь лился из его рта.
Сапфира и Торн прыгнули за момент до того, как гигантский черный дракон ударился о пол.
Колонны потрескались; куски камня посыпались с потолка и разбились. Некоторые фонари сломались, разливая какую-то расплавленную субстанцию.
Эрагон почти упал на пол, так как комната сильно тряслась. Он не видел, что произошло с Арьей, но боялся, что грудь Шрюкна могла раздавить ее.
"Эрагон"! Закричала Эльва. "Увернись!"
Он пригнулся, и услышал свист ветра, когда белый клинок Гальбаторикса просвистел над его спиной.
Поднимаясь, Эрагон сделал выпад вперед…
… и попал Гальбаториксу в центр живота, точно так же, как он ранил Муртага.
Король закричал, и затем отступил на шаг, отдаляясь от клинка Эрагона. Он коснулся раны свободной рукой и уставился на окровавленные пальцы. Он посмотрел на Эрагона и сказал:
– Голоса… голоса ужасны. Я не могу этого вынести… – он закрыл свои глаза, и блестящие слезы побежали вниз по его щекам. -Боль… такая сильная боль. Так много горя… Останови это! Останови это!!!
– Нет, – сказал Эрагон.
Эльва присоединилась к нему, как и Сапфира с Торном на другом конце комнаты. За ними Эрагон с облегчением увидел Арью, обожженную и окровавленную, но более невредимую.
Глаза Гальбаторикса открылись – круглые и неестественно белые – и он уставился в пространство, как будто Эрагона и всего стального перед ним не существовало. Он трясся и дрожал, его челюсть открывалась, но ни один звук не вырвался из его горла.
Затем две вещи произошли одновременно. Эльва вскрикнула и упала в обморок и Галбаторикс сказал:
– Вайзе неат!
Ничего не произошло.
У Эрагона не было времени на слова. Он снова потянулся к Эльдунари, магией перенеся себя, Сапфиру, Арью, Эльву, Торна, Муртага и двух детей на возвышении к каменной плите, к которой была прикована Насуада. Он также защитил их от любого вреда, который мог бы им быть наненсен.
Они были на полпути у плите, когда Гальбаторикс вспыхнул светом более ярким, чем солнце. Они все помрачнели и притихли, так как защитные чары Эрагона вступи в силу.



ПРЕДСМЕРТНЫЕ МУКИ

Роран сидел на носилках, которые эльфы поставили на один из каменных блоков на месте разрушенных городских ворот Урубаена, и раздавал приказы бойцам перед ним.
Четверо эльфов унесли его из города, где они могли использовать волшебство без страха перед заклятиями Гальбаторикса. Они излечили его вывихнутую руку, сломанные ребра, так же как и другие раны, которые нанес Барст, они предупредили его что пройдут недели прежде чем его кости станут такими же крепкими, как и прежде. И настояли на том, чтобы он меньше передвигался остальную часть дня.
В свою очередь сам он настоял на возвращении в бой. Когда эльфы начали спорить с ним, он заявил им:
– Либо вы меня вернёте туда, либо я пойду туда на собственных ногах.
Неудовольствие эльфов было очевидно, но, в конце концов, они согласились и принесли его сюда, где он сейчас сидел, возвышаясь над площадью.
Как Роран и предполагал, после смерти своего командира солдаты потеряли всякое желание бороться, и Вардены смогли оттеснить их на узкие улочки. К тому моменту, как Роран вернулся на место боёв, Вардены уже очистили треть, и даже больше, города, и стали быстро приближаться к цитадели.
Они потеряли многих – улицы были усеяны мёртвыми и умирающими, по сточным канавам бежали кровавые ручьи, но, вдохновлённая своими последними успехами, армия вновь испытала чувство победы; Роран видел это чувство в лицах людей, гномов, ургалов, но только не эльфов, остававшихся холодными в своей ярости после смерти королевы.
Эльфы беспокоили Рорана; он видел, как они беспощадно уничтожали уже готовых сдаться солдат, перерубая их без малейшего угрызения совести. Однажды сорвавшись с цепи, они, казалось, уже не могли насытить свою кровожадность.
Вскоре после смерти Барста, во время штурма караульного помещения где-то в глубине города король Оррин получил ранение в грудь. Оно было очень серьёзным, даже эльфы не были уверены, что им удастся вылечить короля. Солдаты Оррина вынесли его в лагерь. С тех пор Роран ничего о нём не слышал.
Хотя Роран и не мог воевать сам, он ещё был в состоянии давать приказы. По собственной воле он стал организовывать тылы армии, собирая отбившихся воинов и посылая их с миссиями через весь Урубаен: первым-наперво он приказал захватить оставшиеся катапульты на стенах. Получая какое-нибудь сообщение, которое, по его мнению, могло быть полезно Джормундуру, Орику, Мартланду Рыжебороду или какому-нибудь другому армейскому капитану, он посылал на их поиски посыльных, чтобы сообщить новости.
– … и если ты заметишь солдат у здания с большим сводом возле рынка, не забудь сообщить и об этом Джормундуру, – говорил он худому высокоплечему мечнику, стоявшему перед ним.
– Есть, сир, – ответил человек и сглотнул, отчего кадык на его горле резко подскочил вверх и опустился вниз.
Роран мгновение смотрел на него, уставившись, зачарованный этим движение, потом махнул рукой и велел:
– Иди.
Мужчина, торопясь, пошёл прочь, а Роран нахмурился и посмотрел поверх остроконечных крыш домов на цитадель под нависшим над ней выступом.
"Где ты сейчас?", – промелькнул в его голове вопрос. Никто не видел Эрагона и его товарищей с тех пор, как они вошли в крепость, и их затянувшееся отсутствие тревожило Рорана. В его голове крутилось множество объяснений этой задержки, но ни одно не предвещало хорошего. Самым благоприятным было: Гальбаторикс просто прячется, вынуждая Эрагона и его спутников искать себя. Но, имея возможность прошлой ночью лицезреть Шрюкна, Роран теперь не мог себе вообразить удирающего от своих врагов Гальбаторикса.
Если же самые худшие его опасения сбудутся, то все варденские победы окажутся мнимыми. Роран понимал, что в этом случае и ему и любому другому воину вряд ли суждено было дожить до конца дня.
Один из бойцов, которого он посылал с поручением – лучник с непокрытой головой, песочного цвета шевелюрой и красными пятнышками в центре каждой щеки, выбежал из улицы с правой стороны от Рорана. Лучник остановился перед каменным блоком и наклонил голову, пытаясь отдышаться.
– Ты нашёл Мартланда? – спросил Роран.
Лучник снова кивнул, и его волосы подпрыгнули над блестящим от пота лбом.
– И передал ему моё сообщение?
– Да, сир, да. Мартланд велел мне передать вам, что, – он остановился, чтобы перевести дыхание, – солдаты отступили от бань и забаррикадировались в зале у южной стены.
Роран, сидя на носилках, сменил позу, и острая боль пронзила его новоисцелённую руку.
– А стенные башни между банями и амбарами? Они уже зачищены?
– Две из них; за остальные мы ещё боремся. Хотя Мартланд убедил нескольких эльфов пойти и помочь. Он также…
Приглушённый грохот, послышавшийся со стороны каменного холма, прервал его.
Лицо лучника побледнело, лишь пятнышки на его щёках стали ещё ярче и краснее, чем прежде; они казались мазками краски на коже трупа.
– Сир, это…
– Ш-ш-ш! – Роран задрал голову вверх, прислушиваясь. Только Шрюкн мог зареветь так громко.
Несколько секунд никто из них ничего не слышал. Потом в цитадели что-то ещё раз громыхнуло. Рорану показалось, что в шуме он смог уловить другие, более слабые шумы, но не был в этом уверен.
На всей территории у разрушенных ворот люди, эльфы, гномы и ургалы замерли и посмотрели на цитадель.
Что-то снова громыхнуло, на этот раз громче, чем в прошлый раз.
Роран вцепился руками в края носилок, тело его было напряжено.
– Убей его, – пробормотал он. – Убей гада.
По городу прокатилась слабая, но чувствительная вибрация, как будто что-то тяжёлое грохнулось на землю. Вместе с вибрацией Роран услышал, как что-то ломается.
Потом город погрузился в тишину, каждая последующая секунда длилась дольше, чем предыдущая.
– … Как вы полагаете, им нужна наша помощь? – тихо спросил лучник.
– Мы ничего не можем для них сделать, – сказал Роран, не отрывая глаз от цитадели.
– Может быть эльфы…
Земля заурчала и затряслась; потом передняя часть цитадели взорвалась и рухнула вперёд стеной такого яркого жёлто-белого пламени, что Роран увидел каждую косточку на шее и голове стоявшего перед ним лучника, а кожа бойца была похожа на красный крыжовник поднесённый к зажжённой свече.
Роран схватил лучника и повалился с ним за край каменного блока.
Они упали, и в уши им ударила звуковая волна. Рорану показалось, что в его барабанные перепонки вонзились острые шипы. Он закричал, но не услышал собственного крика – после громового раската он вообще ничего не слышал. Булыжники на мостовой под ним вздыбились, сверху, закрывая солнце, на него обрушились тучи из пыли и осколков, ураганный ветер начал срывать с него одежду.
Пыль заставила Рорана зажмурить глаза. Всё что он мог сделать, это держаться за лучника и пытаться переждать внезапную бурю. Он попробовал сделать вдох, но горячий ветер вырвал воздух из его ноздрей и губ ещё до того, как тот дошёл до лёгких. Что-то ударилось в его голову, и он почувствовал, что шлем сорвался с неё и улетел прочь.
А сотрясения всё продолжались и продолжались, пока, наконец, земля не успокоилась. Тогда Роран, боясь того, что могло предстать перед его глазми, открыл их.
Воздух был сер и тускл; всё на расстоянии в сотню футов терялось в дымке. Маленькие деревянные и каменные осколки струились дождичком с небес на землю. Хлопьями падал вниз пепел. Деревянный кусок, лежавший через улицу от Рорана – часть лестничного проёма, разрушенного эльфами при уничтожении ворот – загорелся. Жар от взрыва уже обуглил бревно по всей его длине. Бойцы, стоявшие вдали от укрытия перед катастрофой, теперь лежали на земле; кто-то из них ещё двигался, но большинство были мертво.
Роран взглянул на лучника. Мужчина прикусил нижнюю губу, по подбородку его текла кровь.
Они помогли друг другу подняться. Роран взглянул туда, где прежде стояла цитадель. Там не было видно ничего, кроме серой мглы. "Эрагон!". Могли ли Эрагон с Сапфирой уцелеть после этого взрыва? Мог ли хоть кто-нибудь уцелеть так близко от этого ада?
Роран несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь прочистить уши – они звенели и ужасно болели. Но безуспешно. Он коснулся рукой правого уха, потом поднёс её к лицу. Пальцы были испачканы в крови.
– Ты меня слышишь? Прокричал он лучнику, слова были лишь вибрацией во рту и горле.
Лучник нахмурился и покачал головой.
Острый приступ головокружения заставил Рорана наклониться и опереться на каменный блок. Ожидая, когда к нему вернётся чувство равновесия, он подумал о выступе нависающем над ними, и внезапно сообразил, что весь город сейчас, похоже, был в опасности.
"Нужно убраться отсюда до того, как он рухнет", – подумал он и сплюнул кровью и пылью на булыжную мостовую. Потом он снова посмотрел в направлении цитадели. Пыль всё ещё кружилась над ней. Сердце его сжалось от боли.
Эрагон!



КРАПИВНОЕ МОРЕ

Тьма, и в этой тьме тишина.
Эрагон почувствовал что его подбросило и он упал, затем… Провал. Он не мог дышать, воздух был затхлым и безжизненным и когда он попытался пошевелиться, напряжение на его заклинания увеличены.
Он коснулся умов всех вокруг него, проверяя, что ему удалось спасти их всех. Эльва и Муртаг были без сознания, но они были живы, как и остальные.
Это был первый раз, когда Эрагон мысленно связался с Торном. Когда он это сделал, красный дракон, казалось, отскочил. Его мысли были более темными, более искаженными, нежели мысли Сапфиры, но была сила и благородство, это произвело впечатление на Эрагона.
Мы не можем удерживать удеривать заклинание в течение длительного времени, сказал Умарот, с напрежением в голосе.
"Ты должен", сказал Эрагон. "Если ты этого не сделашь, то мы умрём."
Прола ещё секунда.
Без предупреждения, свет залил глаза Эрагона, и натиск шума атаковал его уши.
Он вздрогнул и зажмурился, пока его глаза привыкали к темноте.
Сквозь заполеный дымом воздух, он увидел гиганский светящийся кратер на том месте где стоял Гальботорикс. Раскалённый камень пульсировал как живая плоть, как дыхание над его поверхностью тёк воздух. Потолок так же светился, размывая зрение; казалось что они находятся внутри гиганской печи.
В воздухе был привкус железа.
Стены зала были потрескавшимися, столбы, скульптуры, и фонари были стерты в порошок. В задней части комнаты лежало тело Шрюка, большая часть мяса которого было сорвано с его обугленных костей. Взрывом были разрушены стены, а также стены за сотни футов, обнажая настоящий лабиринт туннелей и комнат. Золотые двери зала были сорваны с петель, Эрагону показалось что он видит дневной свет в конце длинного, коридора ведущего на улицу.
Как только он встал на ноги, он понял, что его защита до сих пор вытягивает силу из драконов, но уже не так быстро.
Кусок камня размером с дом упал с потолка и приземлился рядом с черепом Шрюкна, где разбился на дюжину осколков. Вокруг них множество трещин распространилось по стенам, зловещие, пронзительные стоны раздались со всех сторон.
Арья подощла к двум детям, обхватила мальчика за талию, и поднялась вместе с ним на спину Сапфиры. Затем, она казала на девочку и сказала Эрагону:
– Брось ее мне!
Эрагон потерял секунду, пока изо всех сил пытался вложить Брисингр в ножны. Затем он обхватил девочку и бросил ее Арье, которая ее поймала вытянутой рукой.
Эрагон повернулся и обошел Эльву, торопясь к Насуаде.
– Джиерда! – сказал он, указывая на наручники, которые приковали ее к серой каменной плите. Заклинание не имело должного эффекта, так что он прекратил его действие прежде, чем оно вытянуло из него слишком много энергии.
Насуада настойчиво пыталась издать звук, и он вытащил кляп из ее рта.
– Ты должен найти ключ!, – сказала она. – Он был у тюремщика Гальбаторикса.
– Мы ни за что его не найдем быстро!, – Эрагон вновь выхватил Брисингр и удар по цепи, приковывающую ее левую руку. Меч отскочил от звена с сильной отдачей, оставив лишь царапину на тусклом металле. Он ударил второй раз, но цепь была неприступна для его клинка.
Еще одна часть скалы упала с потолка на пол с громким звуком.
Кто-то схватил его за руку, он повернулся и увидел Муртага, стоящего перед ним, одной рукой зажымающего рану на его животе.
– Отойди в сторону, – прорычал он. Эрагон отошел, и Муртаг произнес имя всех имен, как и прежде, а так же джиерда, и железные оковы упали от конечности Насуады.
Муртак взял ее за запястье, и начал подводить ее к Торну. После его первого шага, она поднырнула под его руку и позволила перенести его вес на ее плечи.
Эрагон открыл рот, затем закрыл. Он ответит на его вопросы позже.
– Подожди! – крикнула Арья, она спрыгнула вниз с Сапфиры и подбежала к Муртагу. – Где яйцо? И Эльдунари? Мы не можем их оставить!
Муртаг нахмурился, и Эрагон почувствовал, что информация прошла от него к Арье.
Арья, развернулась, ее сожженные волосы взмыли вверх, и побежала к деревянному проему на противоположной стороне комнаты.
– Это слишком опасно! – закричал Эрагон ей в след. – Это место сейчас развалится! Арья!
Идите, ответила она. Отведите детей в безопасное место. Идите! У вас не так много времени!
Эрагон выругался. По крайней мере, она могла бы взять с собой Глаэдра. Он поместил Брисингр обратно в ножны, затем склонился и подобрал Эльву, которая только начал шевелиться.
– Что произошло? – спросила она, когда Эрагон осторожно поднял ее на Сапфиру вслед за двумя детьми.
Уходим, сказал он. Держись.
Сапфира уже начала двигаться. Она хромала из-за ее раненной передней ноги, она спешила обогнуть воронку. Торн следовал сразу за ней, с Муртагом и Насуадой на спине.
– Смотрите! – крикнул Эрагон, увидев глыбу, отломившуюся от пылающего потолка прямо над их головами.
Сапфира бросилась влево, и колючий кусок камня приземлился возле нее и желтыми кусками во все стороны. Он из них полетел в Эрагона и застрял в его кольчуге. Он выдернул его и выбросил. Дым тянулся от его перчаток и он подул на обожженную кожу. Большая часть кусков камня упалл в других частях комнаты.
Когда Сапфира достигла входа в коридор, Эрагон скривился и обернулся к Муртагу.
– Что с ловушками?- крикнул он.
Муртаг покачал головой и махнул рукой, призывая их продолжить движение.
Груды раскрошенного камня покрывали пол вдоль большей части прихожей, что замедлило драконов. По обоим сторонам Эрагон мог видеть засыпанные комнаты и туннели, которые открыл взрыв. Внутри них горели столы, стулья и другие предметы мебели. Конечности погибших и умирающих высовывались в необычных ракурсах из-под рассыпанных в беспорядке камней, иногда грязное лицо или затылок.
Он искал Блёдхгарма и его заклинателей, но он не увидел никаких признаков того, живы они или мертвы.
Далее по коридору сотни людей, солдат и слуг, из смежных дверей и бежали к теперь зияющему выходу. У многих были сломаны конечности, некоторые были обожжены, оцарапаны и имели другие раны. Слуги убирались с пути Сапфиры и Торна, но в остальном игнорировали драконов.
Сапфира была уже почти в конце коридора когда громоподобный взрыв прозвучал позади них, Эрагон оглянулся и увидел что тронный зал осел, хороня пол грудой камней пятьдесят футов толщиной.
"Арья!"- подумал Эрагон. Он попытался найти ее разумом, но безуспешно. Либо между ними было слишком много препятствий, либо какие-то чары блокировали его мысленный поиск, или – эту альтернативу он очень не хотел рассматривать – она была мертва. Она не была в зале, когда тот рухнул, это всё, что он знал, но он не был уверен, что она сможет найти обратный путь теперь, когда тронный зал был заблокирован.
Когда они выбрались из цитадели на чистый воздух, Эрагон смог увидеть разрушения, причиненные взрывом Урубаену. Он сорвал шиферные крыши многих близлежащих домов и поджог под ними балки. Множество пожаров усеивало остальную часть города. Столбы дыма поднимались вверх, пока не достигали нижней части выступа. Там они объединялись и текли вдоль поверхности камня, как вода по течению. На юго-восточном крае города дым застлал свет утреннего солнца, там он собирался по всему выступу и дым пылал красно-оранжевым цветом, как опал.
Население Урубаена выбежало из своих домов и устремилось по улицам к отверстию во внешней стене. Солдаты и слуги из цитадели торопились присоединиться к ним, дав Сапфире и Торну широкую площадку, где они могли бежать по внутреннему двору перед крепостью. Эрагон обращал на них мало внимания, пока они были мирными, его мало интересовали их действия.
Сапфира остановилась в середине четырёхугольника, и Эрагон опустил Эльву и двух безымянных детей на землю. "Вы знаете где ваши родители?" спросил он стоя на коленях возле брата и сестры.
Они кивнули и мальчик указал на большой дом на левой стороне двора.
– Вы живёте там?
Мальчик снова кивнул.
"Тогда идите", сказал Эрагон, и нежно подтолкнул их в спину. Без дальнейших наставлений, брат и серстра побежали через двор к зданию. Дверь дома распахнулась, лысеющий мужчина с мечом на поясе вышел и обнял их двоих. Он кинул взгляд на Эрагона, и поспешил с детьми внутрь.
"Это было легко"-сказал Эрагон Сапфире
"Гальбаторикс, должно быть, послал своих людей найти ближайших птенцов", – сказала она. – "Мы не дали ему времени сделать больше."
Я полагаю.
Торн сел на большом расстоянии от Сапфиры, и Насуда помогла Муртагу слезть. Затем Муртаг лег возле живота Торна. Эрагон усышал, что он произосит исцеляющие заклятия.
Эрагон аналогично проявил внимание к ранам Сэфиры, игнорируя свои собственные, поскольку ее были более серьезными. Глубокая рана на ее левой передней ноге была столь же широка и как его соединенные вместе руки,лужа крови уже сформировалась около её ноги.
Зуб или коготь? Спросил он, когда осматривал рану.
Коготь, сказала она.
Он использовал ее силу, так же как и силу Глэедра, чтобы исправить глубокую рану. Когда он закончил, он обратил свое внимание к его собственным ранам, начинающимся с горящей линии боли в той стороне,где Муртаг нанес ему удар.
Когда он исцелял, от также следил за тем как Муртаг вылечил рану на животе, и крыло Торна, а также другие его раны. Насурда не отходила от него не на шаг и держала свою руку на его плече. Эрагона удивило, что Заррок снова был у него.
Эрагон повернулся к Эльве которая стояла неподалеку. Её лицо выражало боль, но крови не было видно. "Тебя ранили" спросил он.
Она нахмурилась и покачала головой. “Нет, но многие из них.” И она указала на людей, бегущих из цитадели.
"Ммм…"Эрагон опять посмотрел на Муртага.Теперь он беседовал с Насуадой.
Насуада хмурилась.
Затем Муртаг схватил её за капюшон и потянул, разрывая ткань
Эрагон успел вытащить на половину Брисингер прежде, чем заметил ряд прорезов ниже ключицы Насурды. Увиденное шокировало его, и напомнило о том, что такие же раны были у Арьи когда они с Муртагом спасли её из Гилиата.
Насурда кивнула и опустила голову.
Снова Муртаг начал говорить, на сей раз, Эрагон был уверен на древнем языке. Он помешал руки на различные части тела Насуады, прикосновения были нежные – даже неуверенные – появляющиеся на её лице облегчение было доказательством того, сколько боли и страданий она испытала.
С минуту Эрагон наблюдал за ними, пока внезапно на него не обрушилась сила собственных переживаний. Ослабевшие колени подкосились и он тяжело опустился на правую лапу Сапфиры. Опустив свою голову, она уткнулась носом в его плечо и Эрагон обессилено прислонился к ней.
"Мы сделали это," – тихо произнесла она.
"Мы сделали это," – произнес он, с трудом веря собственным словам.
Он слышал переживания Сапфиры о Шрюкне. Неважно насколько опасным и устрашающим он был, она все равно не могла не оплакивать смерть одного из немногих выживших членов, ее расы.
Эрагон прервал её мысли. Он почувствовал невероятную легкость, словно способен оторваться от земли. И что теперь?
Теперь мы отдохнем – сказал Гладер. Его собственные эмоции были любопытной смесью удовлетворения, печали и усталости. Ты превзошел себя, Эрагон. Никто бы не догадался атаковать Гальботорикса таким способом.
“Я только хотел, чтобы он понял” пробормотал он устало. Но если Глэедр и услышал, то он предпочел не отвечать.
Наконец, Клятвопреступник мертв, прокричал Уматор.
Всё еще было трудно поверить что Гальботорикса больше нет. Эрагон воспринял это как факт и что-то в его сознании отступило и он вспомнил, как если бы никогда не забывал, все, что происходило с ним во время пребывания в хранилище душ.
Дрожь охватила его. Сапфира!-
Я знаю, сказала она, с нарастающим волнением. Яйца!
Эрагон улыбнулся. Яйца! Драконьи яйца! Как раса, они не вымерли. Они выживут, возродятся и вернуться к их прежней славе, той что была до падения Всадников.
Затем у него возникло неприятное подозрение. Вы стерли из нашей памяти еще что-нибудь? спросил он Умарота
Как можно вспомнить то, что ты заставил себя забыть? ответил белый дракон.
– Смотри!- закричала Эльва, указывая.
Эрагон обернулся и увидел Арью выходящую из темной пасти цитадели. Вместе с ней шли Бледхгарм и его заклинатели, грязных и в синяках, но живые. В руках Арья несла деревянный ящик с золотыми замком. Длинный ряд металлических ящиков – каждый размером с контейнер фургона, – плыл вслед за эльфами, на расстоянии несколько дюймов от полом.
Ликующий, Эрагон подпрыгнул и побежал, чтобы встретить их. -Вы живы!- Он удивил Бледхгарма, схватив покрытого мехом эльфа и обняв его.
Бледхгарм оценивал его мгновение своими желтыми глазами, а затем улыбнулся, обнажая клыки.
– Мы живы, Губитель Шейдов.
Это… Эльдунари?" не громко спросил Эрагон.
Арья кивнула. – Они были в сокровищнице Гальбаторикса. Нам предстоит вернуться туда в определенный момент; Есть много чудес скрытых в ней.
– Как они? Эльдунари, я имею в виду.
"В смятении". Им потребуются годы чтобы прети в себя, если они вообще смогут.
" А как…?". Эрагон указал в сторону того что она прижимала к груди.
Арья осмотрелась чтобы убедиться что никого рядом нет, потом приподняла крышку. Внутри, укрытое в бархат, Эрагон увидел красивое зеленое яйцо дракона, с прожилками белого цвета.
Радость не сходила с лица Арьи, что порадовало Эрагона. Он усмехнулся и подозвал других эльфов. Когда они собрались рядом с ним, он прошептал на древнем языке рассказывая им о яйца находившихся в Вроенгарде.
Они не закричали не засмеялись, но их глаза загорелись, и как группа, они, казалось, вибрировали от волнения. Все еще усмехаясь, Эрагон подпрыгнул на пятках, восхищенных их реакцией.
Затем Сапфира крикнула, Эрагон!
В то же время, Арья нахмурилась и сказал: "Где Торн и Муртаг"?
Эрагон перевел взгляд и увидел Насурду одиноко стоящую во дворе. Рядом с ней была пара сумок, которые Эрагон видел на Торне. Ветер прокатилась по двору, и он услышал звук хлопающих крыльев, но Муртага и Торн не было видно.
Эрагон попытался связаться с ними мысленно. Он почувствовал их сразу, их умы не были скрыты, но они отказались говорить или слушать его.
“Чёрт возьми,” бормотал Эрагон, когда он бежал к Насутде. На ее щеках были слезы, и она казалась на вот-вот потеряет самообладания.
– Куда они направились?!
– Далеко. – ее подбородок дрожал. Затем она глубоко вдохнула, выдохнула, и стала словно выше чем прежде.
Снова выругавшись, Эрагон подтянул к себе и открыл седельные сумки. В них он обнаружил несколько небольших Эльдунари, разложенных по чехлам. – Арья! Блёдхгарм! – крикнул он, показывая на сумки. Эльфы кивнули в ответ.
Эрагон подбежал к Сапфире. Ему не нужно было объяснять, она все поняла. Сапфира расправила крылья, пока он взбирался к ней на спину, и в момент, когда он опустился в седло, она взлетела со внутреннего двора.
По всему городу раздались приветствия, когда Вардены заметили ее.
Сапфира быстро махала крыльями, следуя по запаху мускусного следа, оставленного Торном. След вел ее на юг, под тенью выступа, а затем поворачивал и изгибался, выводя обратно на поверхность, следуя на север, к реке Рамр.
На протяжении нескольких миль след шел прямо и ровно. Когда широкая, усаженная по берегам деревьями река была почти под ними, след явно начал уводить их вниз.
Эрагон осмотрел землю, лежащую перед ним и заметил красную вспышку у подножия небольшого холма на другой стороне реки. Туда, сказал он Сапфире, но она уже и сама увидела Торна.
Она спланировала вниз и мягко приземлилась на вершине холма, где у нее было преимущество в высоте. Воздух, поднимавшийся от воды был прохладным и влажным, неся с собой запах мха, грязи и сока растений. Между холмом и рекой росло целое море крапивы. Растений было настолько много, что пройти через них можно было лишь прорубив себе путь. Их темные, зубчатые листья терлись друг о друга с тихим шепотом, сливавшимся со звуком текущей реки.
На краю зарослей крапивы сидел Торн, а Муртаг стоял рядом с ним, поправляя его седло.
Эрагон слегка ослабил Брисингр в ножнах, а затем осторожно приблизился.
Не оборачиваясь, Муртаг спросил: – Вы прилетели, чтобы остановить нас?
– Зависит от ответа. Куда вы направляетесь?
– Я не знаю. Возможно на Север…подальше от других людей.
– Но вы могли бы остаться.
Муртаг невесело рассмеялся. – Ты не хуже меня знаешь к чему это приведет. От этого у Насуады будут только проблемы. Кроме того, гномы никогда бы это не поддержали. Не после того как я убил Хротгара. – он посмотрел на Эрагона через плечо. – Гальбаторикс называл меня Цареубийцей. Ты теперь тоже Цареубийца.
– Кажется это семейное.
– Тогда тебе лучше присматривать за Рораном…А вот Арья теперь убийца дракона. Врядли ей сейчас легко, эльф, убивающий дракона. Ты бы поговорил с ней и удостоверился, что она в порядке.
– Проницательность Муртага поразила Эрагона. – Я все сделаю.
– Ну вот и все, произнес Муртаг, затягивая последний ремень. Затем он повернулся к Эрагону лицом, и он увидел, что Муртаг держал Заррок перед собой, готовый использовать меч в любой момент. – Итак, еще раз: вы прилетели, чтобы остановить нас?
– Нет.
Муртаг слегка улыбнулся и убрал Заррок в ножны. – Хорошо. Я бы очень не хотел снова с тобой сражаться.
– Как ты сумел освободиться от Гальбаторикса? С помощью твоего истинного имени, не так ли?
Муртаг кивнул. – Как я и сказал, Я не тот…мы не те, – он погладил Торна по спине, – кем были раньше. Просто нам было нужно время, чтобы понять это.
– И Насуада.
Муртаг нахмурился. Затем он отвернулся и посмотрел на море из крапивы. Когда Эрагон присоединился к нему, Муртаг тихим голосом спросил: – Ты помнишь прошлый раз, когда мы были у этой реки?
– Это было бы сложно забыть. Я словно все еще могу слышать вопли наших коней.
– Ты, Сапфира, Арья и я, вместе, уверенные, что ничто на свете не сможет остановить нас.
Краем своего сознания Эрагон чувствовал как Сапфира и Торн разговаривают друг с другом. Он знал, что Сапфира потом расскажет ему, что произошло между ними.
– Что ты будешь делать? – спросил он Муртага.
– Сидеть и размышлять. Возможно построю замок. У меня полно времени.
– Ты не должен уезжать. Я знаю, это возможно было бы…трудно, но здесь у тебя есть семья: я, а также Роран. Он твой двоюродный брат, точно так же как и мой, а ты ведь даже никогда с ним не встречался…Ты принадлежишь Карвахоллу и Долине Паланкар точно так же как и Урубаену, если не больше.
Муртаг покачал головой и продолжил смотреть на крапиву. – Так не получиться. Нам с Торном нужно время, чтобы побыть одним; нам необходимо залечить наши раны. Если бы мы остались, то были бы слишком заняты, чтобы выяснить важные для нас вещи.
– Хорошая компания и занятие делом часто куда лучшее лекарство для страдающей души.
– Но не после того, что Гальбаторикс сотворил с нами…Кроме того, нам с Насуадой было бы болезненно сейчас находиться рядом друг с другом. Нет, мы должны уехать.
– И как долго вас не будет?
– Пока мир не перестанет казаться настолько наполненным ненавистью, и у нас не пропадет желание крушить горы и проливать реки крови.
На это Эрагон не знал, что ответить. Они стояли, глядя на реку, где она текла позади ивовых зарослей. Шелест крапивы становился все громче из-за налетевшего с запада ветра.
Затем Эрагон сказал: – Когда вам больше не захочется оставаться одним, возвращайтесь, найдите нас. Вам всегда будут рады у нашего очага, где бы он ни был.
– Мы так и сделаем. Я обещаю. – К удивлению Эрагона, он видел как в глазах Муртага появился свет. Он погас секунду спустя. – Ты знаешь, – произнес Муртаг, – Я никогда не думал, что ты сможешь это сделать…но я рад, что у тебя получилось.
– Мне повезло. И я бы никогда не справился без вашей помощи.
– И тем не менее…Ты нашел Эльдунари в седельных сумках?
Эрагон кивнул.
– Отлично.
Мы им скажем? – спросил Эрагон Сапфиру, надеясь, что она согласиться.
Она задумалась на секунду. Да, но не говори где. Скажи ему, а я скажу Торну.
Как пожелаешь. Муртагу же Эрагон сказал, – Ты должен кое-что знать.
Муртаг искоса взглянул на него.
– Яйцо, которое было у Гальбаторикса – это не единственное яйцо в Алагейзии. Есть еще, они скрыты там, где находились Эльдунари, которые мы привезли с собой.
Муртаг повернулся к нему, явное недоверие отразилось на его лице. В тот же момент Торн выгнул шею и радостно проревел, вспугнув стаю ласточек, сидевшую на деревьях.
– Насколько их много?
– Сотни.
Казалось, что на секунду Муртаг потерял дар речи. А затем сказал: – Что ты сделаешь с ними?
– Я? – Думаю, что Сапфира и Эльдунари еще выскажутся по этому поводу, но вероятно мы отыщем где-нибудь безопасное место, чтобы яйца могли проклюнуться, и мы начнем восстанавливать расу Всадников.
– Вы с Сапфирой будете тренировать их?
Эрагон пожал плечами. – Я уверен, что эльфы нам помогут. Вы бы тоже могли, если бы присоединились к нам.
Муртаг наклонил голову и глубоко вздохнул. – Драконы и Всадники собираются возвратиться. – он мягко рассмеялся. – Мир на пороге перемен.
– Он уже изменился.
– О, да. Что ж, ты и Сапфира станете новыми лидерами Всадников, а мы с Торном будем жить в дикой местности. – Эрагон попытался что-нибудь сказать, чтобы подбодрить его, но Муртаг остановил его взглядом. – Нет, все так и должно быть. Вы с Сапфирой будете куда лучшими учителями, чем мы.
– Я в этом не уверен.
– Мммм…Тогда пообещай мне одну вещь.
– Что именно?
– Когда будешь обучать их – научи их не бояться. В небольших количествах страх – это неплохо, но когда он твой постоянный спутник, это уничтожает твою сущность и становится трудно делать то, что считаешь правильным.
– Я постараюсь.
Потом Эрагон заметил, что Сапфира с Торном больше не разговаривают. Красный дракон переместился и обошел Сапфиру, чтобы взглянуть на Эрагона. Мысленным голосом, который оказался на удивление музыкальным, Торн произнес, Благодарю Вас за то, что не убили моего Всадника, Эрагон, брат Муртага.
– Да уж, спасибо, – промолвил Муртаг с иронией.
– Я очень рад, что мне не пришлось этого делать. – сказал Эрагон, посмотрев в кроваво-красный глаз Торна.
Дракон фыркнул, а затем наклонил голову и коснулся лба Эрагона, стуча чешуей по его шлему. Пусть ветер и солнце всегда будут за вашей спиной.
– И за вашей.
Чувства великого гнева, горя и неопределенности навалились на Эрагона, когда сознание Глаэдра окутало его разум, и похоже, что разумы Муртага и Торна тоже, поскольку они напряглись, словно в ожидании битвы. Эрагон совсем забыл, что Глаэдр наряду с другими Эльдунари, скрытыми в невидимом кармане пространства, были здесь и все слышали.
Если бы я только мог поблагодарить вас за то же самое, – произнес Глаэдр, и его слова были наполнены горечью. Вы убили мое тело и вы убили моего Всадника. Утверждение было плоским и простым, но от этого не менее ужасающим.
Муртаг что-то мысленно произнес, но Эрагон не знал что именно, поскольку это предназначалось лишь Глаэдру, так что Эрагон мог судить только по его реакции.
Нет, я не могу, – сказал золотой дракон. Однако, я понимаю, что это Гальбаторикс управлял вами и что именно он направил твою руку, Муртаг…Я не могу простить, но Гальбаторикс мертв, а с ним и моя жажда мести. С момента вашего рождения вы многое вытерпели и прошли долгий путь. Но сегодня вы доказали, что ваши несчастья не сломили вас. Вы повернулись против Гальбаторикса, хотя это могло принести вам только боль и вы позволили Эрагону убить его. Сегодня вы с Торном доказали, что вы достойны в полной мере называться Всадниками, хотя у вас никогда не было подходящих инструкций или руководства. Это…достойно уважения.
Муртаг слегка наклонил голову, а Эрагон услышал как Торн произнес, Благодарю Вас, Эбритхиль. Использование Торном уважительного обращения эбритхиль казалось поразило Муртага, поскольку он обернулся к дракону и приоткрыл рот, словно намереваясь что-то сказать.
Потом заговорил УмаротМы знаем о большей части тех трудностей, с которыми вам пришлось столкнуться, Торн и Муртаг, поскольку мы наблюдали за вами, точно так же как наблюдали за Эрагоном и Сапфирой. Есть много всего, чему мы можем научить вас, когда вы будете готовы, но пока, мы скажем вам вот что: в своих странствиях избегайте холмов Ангельма, где покоится единственный и неповторимый король Ургалов, Кулкарвек. Также избегайте руин Врёнгарда и Эль-харима. Остерегайтесь впадин и поверхностей, где земля становится черной и ломкой, а воздух пахнет серой, так как в этих местах таится зло. Соблюдайте эти правила, и если уж удача совершенно от вас не отвернется, то вы не встретитесь с опасностями, с которыми не могли бы справиться.
Муртаг и Торн поблагодарили Умарота, а затем Муртаг бросил взгляд в направлении Урубаена и проговорил. – Пора с этим покончить. – он снова посмотрел на Эрагона. – Ты сможешь сейчас вспомнить название древнего языка или чары Гальбаторикса по прежнему затуманивают твой разум?
– Я почти могу его вспомнить, но… – Эрагон расстроенно покачал головой.
Тогда Муртаг повторил имя имен дважды: сначала чтобы разрушить заклинание забвения, которое Гальбаторикс наложил на Эрагона, а потом снова, чтобы Эрагон и Сапфира смогли запомнить название самостоятельно. – Я не стану делиться этим знанием с кем-либо еще, – сказал он. – Если бы каждый маг знал истинное имя древнего языка, то он был бы более чем бесполезен.
Эрагон кивнул, соглашаясь.
Затем Муртаг протянул ему руку,и Эрагон сжал его предплечье. Так они и стояли несколько мгновений, просто смотря друг на друга.
– Будь осторожен, – наконец сказал Эрагон.
– Ты тоже… Брат.
Эрагон поколебался, а затем снова кивнул. – Брат.
Муртаг в последний раз проверил ремни на седле Торна, прежде чем взобраться ему на спину. Когда Торн расправил свои крылья и приготовился подняться в воздух, Муртаг попросил, – Проследите, чтобы Насуада была хорошо защищена. У Гальбаторикса было множество слуг, больше чем он когда-либо говорил мне, и не все из них были связаны с ним только с помощью магии. Они захотят отомстить за смерть своего хозяина. Постоянно будь начеку. Среди них есть те, кто даже опаснее Раззаков.
Затем Муртаг поднял руку, прощаясь. Эрагон повторил его жест, и Торн сделал три прыжка в сторону от моря крапивы, а затем поднялся в небо, оставляя на мягкой земле следы своих острых когтей.
Сверкающий красный дракон пролетел над ними один, два, три раза, а затем развернулся и отправился на север, летя в медленном и размеренном темпе.
Эрагон присоединился к Сапфире на гребне невысокого холма, и вместе они наблюдали как Муртаг и Торн исчезали, превращаясь в одинокое сверкающее пятнышко на горизонте.
С чувством глубокой печали, охватившей из обоих, Эрагон взобрался Сапфире на спину, и они взлетели с холма, направившись обратно в Урубаен.



НАСЛЕДНИК ИМПЕРИИ

Эрагон медленно поднимался по стёртых ступеньках зелёной башни. Закат был близок, и через окна, которые пронзали извилистую стену справа от него, он видел здания Урубайна в полосках тени, а также ленивые поля за городом, и когда он поднимался по спирали, тёмную массу каменного холма что возвышался за ним.
Башня была высокая, и Эрагон был уставшим. Он жалел, что не полетел наверх с Сапфирой. Это был долгий день, и в тот момент, он не хотел ничего кроме как сесть с Сапирой и выпить чашку горячего чая, смотря как угасает на небе свет. Но, как всегда, нужно было ещё кое-что сделать.
Он виделся с Сапфирой только дважды с того момента, как они вернулись в цитадель после расставания с Муртагом и Торном. Все это время она помогала варденам убивать или изловить оставшихся солдатов, а позже она помогала объединить семьи, которые бежали из своих домов и рассеялись по всей округе, ожидая того момента, когда каменный выступ обвалится на город.
По словам эльфов, он не обваливался из-за заклинаний, наложенных ими на скалу еще в то время, когда город назывался Илирией, а также из-за огромного размера самого отвеса, который не позволял нанести выступу особый ущерб от погоды.
Сам холм помог сдержать губительные последствия взрыва, но, несмотря на это, огромный ущерб был нанесен через вход в цитадель, и почти все, кто находился в Урубаене или в его окрестностях, нуждались в лечении с помощью магии, так как они могли вскоре заболеть и умереть. Большое количество людей уже заболело. Вместе с эльфами Эрагон спас настолько много жизней, насколько было возможно; сила Эльдунари позволила ему вылечить огромное число как варденов, так и жителей города.
Сейчас эльфы и гномы замуровывали вход в цитадель, чтобы предотвратить поток темной энергии, выливавшейся оттуда. Перед этим они обыскали здание в поисках выживших, которых здесь было предостаточно: солдаты, слуги и сотни узников, томившихся в темницах. Огромная коллекция сокровищ, включая содержимое громадной библиотеки Гальбаторикса, находилась внутри цитадели, и её собирались вывозить немного позднее. Это было не легкой задачей. Во многих комнатах стены рухнули, а те, что остались стоять, были опасны для каждого, кто отважился бы стоять рядом. Более того, была необходима магия для того, чтобы отражать действие яда, которым был пронизан и воздух, и камни, и все предметы в пределах разваливающейся изнутри крепости. И ещё больше магии потребуется на то, чтобы очистить каждую вещь, которую они захотят вынести отсюда.
Как только цитадель была закрыта, эльфы принялись восстанавливать город и прилегающие территории от немалого ущерба, делая это место пригодным для жизни. Эрагон понимал, что его помощь необходима и здесь.
Перед тем, как продолжить лечить и устанавливать защиту вокруг каждого в Урубаене и за его пределами, он еще около часа использовал истинное имя древнего языка для того, чтобы найти и уничтожить большое количество заклинаний, которые Гальбаторикс наложил на здания и людей в городе. Некоторые чары казались неопасными, даже полезными, как, например, заклинание, единственной целью которого было сохранение петель двери от поломок и которое брало энергию из кристалла размером с яйцо, прикрепленного к двери, но Эрагон не желал оставлять ни одно заклинание Гальбаторикса нетронутым, неважно, насколько безобидным оно казалось. Особенно не те заклинания, наложенные на всех мужчин и женщин под началом Гальбаторикса. Среди них наиболее распространенной являлась клятва на верность, но были также и те, на которых были наложены намного более сложные чары, выходящие за рамки обычного.
Освобождая дворян и простолюдин от рабства, Эрагон чувствовал глубокую тоску, как будто он лишал их чего-то прекрасного.
Произошла некоторая неразбериха, когда он снял чары Гальбаторикса с порабощённых им Эльдунари. Драконы немедленно начали набрасываться и захватывать разумы людей по всему городу, атакуя не разбирая на врагов и друзей. В этот момент огромная пелена страха распространилась по Урубаену, заставляя каждого, даже эльфов, приседать и бледнеть от страха.
Тогда Блёдхгарм и десять остальных его магов погрузили металлические коробки с Эльдунари на пару лошадей и увезли от Урубаена туда, где мысли драконов имели не такой сильный эффект. Глаэдр настоял на том, чтобы сопровождать сумасшедших драконов вместе с несколькими Эльдунари из Врёнгарда. Второй раз Эрагон видел Сапфиру с тех пор, как они вернулись, когда он поправлял заклинание скрывающее Умарота и тех, кто бы с ним, отделяя пять Эльдунари, чтобы отдать их Блёдхгарму на сохранение. Глаэдр и пятеро считали, что они смогут успокоить и разговорить драконов, которых Гальбаторикс мучал так долго. Эрагон не был так уверен в этом, но надеялся, что они правы.
Когда эльфы и Эльдунари были на пути из города, Арья связалась с ним, отправляя мысли из-за разрушенных ворот, где она участвовала в совещании с капитанами армии её матери. За то короткое время, пока их разумы соприкасались, он почувствовал её отчаяние от смерти матери, также как и сожаление и гнев, которые следовали за горем. Он увидел как её эмоции угрожали разрушить разум и как она изо всех сил пытается сдержать их. Он попытался её утешить, но это казалось ничтожным в сравнении с её потерей.
Тогда и сейчас, постоянно со времени отправления Муртага, чувство пустоты охватывало Эрагона. Он ожидал, что ощутит торжество, если они убьют Гальбаторикса, и думал что был бы рад – и он был рад – но с тех пор как король умер, он больше не знал что ему делать теперь. Он достиг своей цели. Он поднялся на неприступную гору. И сейчас, без цели, которая направляла бы его, он был в недоумении. Чему он и Сапфира посвятят свои жизни теперь? Что даст им смысл существования? Он знал то, что со временем, он и Сапфира воспитают следующее поколение драконов и Всадников, но эта перспектива была слишком далека, для того чтобы казаться реальной.
Размышления об этих вопросах заставили его почувствовать тошноту и подавленность. Он пытался думать о чем-либо ещё, но вопросы продолжали грызть его разум по краям, и чувство пустоты сохранялось.
"Возможно идея Муртага и Торна не так уж и плоха."
Казалось, что лестница зелёной башни никогда не кончится. Он брёл вверх, круг за кругом, пока люди на улицах не стали казаться маленькими как муравьи, а его икры и задняя часть лодыжек не стало жечь от повторяющихся движений. Он видел гнезда ласточек, сложенные внутри узких окон, и под одним из окно, он нашел кучу маленьких скелетов: следы ястреба или орла.
Когда наконец появилось начало винтовой лестницы – большая стрельчатая дверь, черная от времени – он остановился, чтобы собраться с мыслями и успокоить дыхание. Затем он поднялся на последние несколько футов, поднял щеколду и вошёл внутрь большой круглой камеры на вершине эльфийской наблюдательной башни.
Там его ожидали шесть человек вместе с Сапфирой: Арья и серебряноволосый эльфийский лорд Дазэдр, Король Оррин, Насуада, Король Орик и король котов-оборотней Гримрр Хэлфпоу. Они стояли – или, в случае Короля Оррина, сидели – в широком круге с Сапфирой, расположенной прямо напротив лестницы перед южным окном, которое и позволило ей приземлиться внутрь башни. Свет заходящего солнца лился в помещение под углом, освещая эльфийскую резьбу на стенах и затейливый узор из цветного камня на плинтусе.
Кроме Сапфиры и Гримрра, все казались напряжёнными и стеснёнными. В складках кожи вокруг глаз Арьи и жесткой линии её темно-жёлтого горла, Эрагон увидел свидетельства горя и огорчения. Он захотел сделать что-нибудь, чтобы облегчить её боль. Оррин сидел в глубоком кресле, придерживая свою перевязанную грудь левой рукой и с чашей вина в правой. Он двигался с преувеличенной осторожностью, как бы боясь поранить себя, но его глаза были яркими и четкими, поэтому Эрагон заключил, что это рана, а не питье сделало его осторожным. Дазэдр постукивал пальцем по навершию своего меча в то время, как Орик стоял сложив руки на вершине рукояти Волунда – молот упирался вертикально в пол прямо перед ним – и смотрел на бороду. Насуда скрестила руки, как будто ей было холодно. Справа Гримрр Хэлфпоу смотрел в окно, казалось бы не обращая внимания на остальных.
Когда Эрагон открыл дверь, они все смотрели на него, и улыбка исказила лицо Орика. "Эрагон!" воскликнул он. Он вскинул (?) Волунд на свое плечо, подошел к Эрагону, и схватил его за предплечье. "Я знал что ты мог убить его! Молодец! Сегодня мы отпразднуем, а! Пусть ярко горят огни, и пусть наши голоса звучат до тех пор пока сами небеса станут вторить звукам нашего пира. "
Эрагон улыбнулся и кивнул, и Орик похлопал его по плечу еще раз, а затем вернулся на свое место, а Эрагон пересек комнату и встал рядом с Сапфирой.
Малыш, она сказала, и потерлась о его плечо своей головой.
Он поднял руку и коснулся ее жесткой, чешуйчатой щеки, чувствуя себя комфортно от ее близости. Затем он потянулся усиком мысли к Эльдульнари, которые до сих пор были с ней. Так же как и он, они устали от событий дня, и он мог сказать, что они предпочитали смотреть и слушать, а не принимать активное участие в дискуссии, которая вот-вот должна состоятся.
Эльдунари заметили его присутствие, и Умарот сказал – Эрагон, – после чего затих.
Никто в комнате, казалось, не готов говорить первым. Из города внизу, Эрагон услышал тихое ржание лошади. От цитадели доносился негромкий стук кирки и долота. Король Оррин сместился неудобно в своем кресле и отхлебнул вина. Гримрр почесал свое заостренное ухо, затем понюхал, как будто проверял воздух.
Наконец, Дазэдр нарушил молчание.
– Есть вопрос, который нам стоит обсудить, – сказал он.
– Это мы и так знаем, эльф – прогрохотал Орик.
– Позволь ему говорить – сказал Оррин, взмахнув своим драгоценным кубком, – Я хочу услышать его размышления по поводу того, что нам делать дальше. – Горькая, несколько насмешливая улыбка возникла на его лице. Он склонил голову в сторону Дазедра, как будто приглашая предоставить тому возможность высказаться.
В ответ Даэдр кивнул. Если эльф и обиделся на тон короля, то он никак не показал этого.
– Нет никакой тайны в смерти Гальбаторикса. Теперь же, весть о нашей победе должна облететь всю землю. К концу недели падение Гальбаторикса должно быть известно во всей Алагейзии.
– Так и будет, – сказала Насуада. Она сменила выданную тюремщиками тунику на темно-красное платье, которое сделало тот вес, который она потеряла, более заметным, платье весела очень свободно на ее плечах и ее талия выглядела болезненно маленькой. Но хоть она и выглядела хилой, она, казалось, вернула часть своих сил. Когда Эрагон и Сапфира вернулись в цитадель, Насуада была на грани срыва, как физического, так и психологического. В миг, который Джормундур увидел ее, он незамедлительно отослал ее в лагерь, и она провела оставшуюся часть дня в уединении. Эрагон не мог проконсультироваться с ней перед собранием, поэтому он точно не знал ее мнения о предмете обсуждения. Если бы он мог, он связался бы с ней мысленно, но он надеялся избежать этого, не желая нарушать ее личную жизнь. Только не в тот момент. Не после того, что она вынесла.
– Так и будет, – сказал Даэдр, его голос, сильный и чистый, взлетал высоко к потолку и распространялся на всю комнату. – Однако, поскольку люди узнают о падении Гальбаторикса, первым вопросом у них будет это кто занял его место. – Даэдр посмотрел на их лица. – Мы должны дать им ответ до того, как беспокойство начнет распространяться. Наша королева мертва. Король Оррин, вы ранены. Ходит много слухов, я в этом уверен. Важно, чтобы мы пресекли их прежде, чем они навредят. Промедление будет губительно. Мы не можем позволить каждому лорду с отрядом войск верить, что он может посадить себя на трон. Если это случится, Империя развалится на сотни разных королевств. Никто из нас не хочет этого. Наследник должен быть выбран, выбран и назван, как бы сложно это не было.
Не поворачиваясь, Гриммрр сказал:
– Вы не можете быть лидером, если вы слабы.
Король Оррин снова улыбнулся, но в его глазах веселья не было. – И какую часть вы стремитесь занять в этом, Арья, Лорд Дазэдр? Или вы, Король Орик? Или вы, Король Хэлфпоу? Мы признательны вам за вашу дружбу и поддержку, но это наше решение, не ваше. Мы управляем собой и не позволим другим выбирать нашего короля.
Насуада пошевелила скрещёнными руками и, к удивлению Эрагона, сказала – Я согласна. С этим мы должны разобраться самостоятельно.
Она посмотрела через комнату на Арью и Дзэдра.
– Уверена, вы поймете. Вы бы не позволили нам советовать кого-либо в качестве вашего нового короля или королевы. – Она посмотрела на Орика – Так же как и кланы не позволили бы назначить вас преемником Хротгара.
– Да, – сказал Орик, – Они бы не стали.
– Конечно же это ваше решение, – произнёс Дазэдр. – Мы бы не осмелились диктовать вам, что вы должны или не должны делать. Как бы то ни было, как ваши друзья и союзники, разве мы не заслужили права предложить вам совет по поводу такого важного вопроса, особенно когда он касается всех нас? Что бы вы не решили, это будет иметь далеко идущие последствия, и вы должны хорошо понять эти последствия прежде чем сделаете выбор.
Эрагон понял достаточно. Это была угроза. Даэдр сказал о том, что если решение не устроит эльфов, то будут неприятные последствия. Эрагон едва удержался от желания нахмуриться. Позиция эльфов была ожидаемой. Ставки были высоки, и ошибка, допущенная сейчас, привела бы к проблемам на многие десятилетия.
– Это… кажется разумным-,сказала Насуада. Она посмотрела на Короля Оррина.
Оррин уставился в свой кубок, вращая его и заставляя жидкость в нем бегать по кругу.
– И как вы нам посоветуете выбрать, Лорд Даэдр? Скажите, мне очень любопытно.
Эльф сделал паузу. В низком, теплом свете заката, его серебряные волосы пылали ореолом вокруг его головы.
– Кто бы это ни был, он должен обладать умением и опытом, необходимых для эффективного управления с самого начала. У нас нет времени, чтобы проинструктировать кого-то в вопросах командования, также мы не можем предугадать ошибки новичка. Кроме того, этот человек должен быть высоконравственным, чтобы принять такую высокую должность; он или она должен быть приемлемым выбором для воинов Варденов и, по меньшей степени, для населения Империи; и, если это возможно, этот человек должен удовлетворять нас и других ваших союзников.
– Твои требования сильно ограничивают наш выбор, – сказал Король Оррин.
– Они делают это для более искусного управления государством. Или вам так не кажется?
– Я вижу несколько вариантов, которые вы пропустили или проигнорировали, возможно потому что вы считаете их неприятными. Но неважно. Продолжайте.
Глаза Даэдра сузились, но его голос остался ровным, как и всегда.
– Наиболее очевидный выбор – который ожидают и люди Империи – это человек, который фактически бил Гальбаторикса. Это Эрагон.
Воздух в палате стал хрупким, как будто он был сделан из стекла.
Все посмотрели на Эрагона, даже Сапфира и кот-оборотень, и он также ощутил пристальное внимание со стороны Умарота и других Эльдунари. Он не смотрел на других, ни напуганный, ни разозленный их исследованиями. Он искал лицо Насуады, но ничего, кроме серьезности оно не выражало, он не мог понять о чем она думала и что она чувствовала.
Эта нерешительность дала ему понять, что Даэдр был прав: он мог быть королем.
На мгновение Эрагон допустил подобную мысль. Никто не смог бы помешать ему занять трон, кроме Эльвы и, возможно, Муртага, но теперь он знал, как противостоять способностям Эльвы, а Муртаг больше не будет бросать ему вызов. Сапфира, он чувствовал это в ее мыслях, не пойдет против него, чтобы он не решил. И, хотя он и не мог прочитать выражение лица Насуады, у него странное чувство, что она впервые уступит и позволит принять правление ему.
– Чего ты хочешь?-,спросила Сапфира.
Эрагон думал об этом…Я хочу быть полезным. Но власть и господство над другими, то к чему стремился Гальбаторикс, они мало меня привлекают. В любом случае, у нас есть другие обязанности.
Переместив свое внимание назад к тем, кто смотрят, он сказал:-“Нет. Это было бы неправильно. -
Король Оррин проворчал и сделал очередной глоток вина, в то время как Арья, Даэдр, и Насуада выглядели расслабленными, если не больше. Как и они, Эльдунари, казалось, тоже были довольны его решением, но не выражали это словами.
– Рад услышать это от вас, – сказал Даэдр. – Безусловно, вы бы стали прекрасным правителем, но я думаю это было бы не очень хорошо ни для людей, ни для других рас Алагейзии, если бы еще один Драконий Всадник забрал корону.
Тогда Арья подошла к Даэдру. Сереброволосый эльф немного посторонился, и Арья сказала:
– Роран был бы другим очевидным выбором.
– Роран!- воскликнул Эрагон, не веря.
Арья пристально взглянула на него, ее торжественный взгляд в косом свете был ярким и пылким, как изумруды, вырезанные свечением узора.
– Это благодаря его действиям вардены взяли Урубаен. Это он герой Эрроуза и многих других битв. Вардены и остатки империи без колебаний последуют за ним.
– Он груб и самоуверен, и у него нет необходимого опыта-, сказал Оррин. Затем он слегка виновато взглянул на Эрагона. -Но все же он хороший воин-
Арья моргнула, один раз, как сова.
– Я верю что его грубость зависит от взаимодействия с… Вашим Величеством. Однако вы правы, у Рорана нет необходимого опыта. Это оставляет нам лишь два варианта, это: вы, Насуада, и вы, Король Оррин.
Король Оррин вновь поменял свое положение в его глубоком кресле, его брови сильнее сошлись на переносице, тогда как лицо Насуады не изменилось.
"Я предполагаю", обратился Оррин к Насуаде, " что вы желаете оставить свои претензии".
Она подняла свой подбородок. "Вы правы(по смыслу больше подходит чем дословный перевод)". Её голос был спокоен как гладь воды(?).
"Значит мы зашли в тупик, потому что я тоже не собираюсь отступать от своих намерений". Оррин покрутил свой бокал между пальцами. "Я вижу только одно решение этого вопроса без кровопролития,вам следует отказаться от ваших претензий. Если вы будете настаивать,то вы в конечном итоге уничтожите все, что мы сегодня выиграли, и вам будет некого винить, кроме себя за хаос, который последует".
– Вы ополчитесь на своих собственных союзников только лишь потому, что Насуада претендует на трон?-спросила Арья. Король Оррин может и не заметил этого, но Эрагон увидел её суровое спокойствие, причиной которому стала готовность Оррина бить и убивать в любой момент.
"Нет," сказал Оррин. "Я хотел бы повернуть на Варденов, чтобы завоевать трон. Существует разница ".
“Почему?” спросила Насуада.
Почему?” Вопрос, казалось, оскорбил Оррина. “Мои люди разместили, накормили, и оборудовали варденов. Они боролись и умерли рядом с Вашими воинами и как страна, мы рискнули намного больше чем вы. У варденов нет никакого дома; если бы гальбпторикс победил Эрагона и драконов, то Вы, возможно, сбежали и скрылись. Но нам некуда пойти кроме Сурды. Гальбаторикс напал бы на нас, что бы расширить свои владения. Мы держали слово на все – наши семьи, наши дома, наше богатство, и нашу свободу – и в конце концов что после всех наших жертв Вы действительно полагаете, что мы будем удовлетворены, возвращением в наши края без других наград чем поглаживание по голове и Ваше королевское спасибо? Вот ещё! Мы полили землю здесь и на Горящей Равнине с нашей кровью, и теперь у нас будет наша компенсация.” Он сжимал кулак. “Теперь у нас будут справедливые военные трофеи.”
Слова Оррина, казалось, не расстраивали Насуаду; действительно, она выглядела вдумчивой, почти сочувствующей.
"Конечно она не даст этому рычащему хаму того, что он хочет", сказала Сапфира
"Подождём и увидим", сказал Эрагон. – "Она ещё не ввела нас в заблуждение(?)".
Арья сказал, “Я буду надеяться, что двие из Вас могли прийти к дружественному соглашению, и -”
“Конечно,” сказал Король Оррин. “Я надеюсь на это также.” Его пристальным взглядом обратился к Насуаде. “Но я боюсь, что целеустремленное поведение Насуады не будет позволять ей понимать, что в этом она должна наконец подчиниться.”
Арья продолжила:
– …и, как сказал Даэдр, мы не думаем вмешиваться в выбор ного правителя вашей расы.
– Я помню, – сказал Оррин с намеком на самодовольную улыбку.
– Однако, – сказала Арья, – мы связаны клятвой союзников с варденами, я должна сказать вам, что любое нападение на них мы расценим как нападение на себя, и отплатим той же монетой.
Лицо Оррина втянулось, будто он попробовал что-то кислое.
"Эта клятва распространяется и на гномов тоже", сказал Орик. Голос его прозвучал как дробление камней глубоко под землёй.
Гримрр Полулапа поднял свою искореженную руку перед лицом и осмотрелаподобные когтю ногти на его трех оставшихся пальцах. – Мы не заботимся о том, кто станет королем или королевой, пока нам дают место рядом с троном, которое было нам обещано. Однако, именно с Насуадой мы заключили нашу сделку, и это – Насуада, кого мы продолжим поддерживать до тех пор, пока она не прекратит быть лидеров варденов.
– Ага! – воскликнул Король Оррин, и он наклонился вперед с рукой на одном колене. – Но она не лидер Варденов. Уже нет. Эрагон лидер!
Вновь все глаза обратились к Эрагону. Он немного сморщился и сказал:
– Я думаю, все мы поняли, что я передал свои полномочия обратно Насуаде в тот момент, как она стала свободна. Если же нет, позвольте исправить ошибку: Насуада лидер варденов, не я. И я верю, что она должна быть той, кто унаследует трон.
– Ты должен был сказать это, – промолвил Оррин, смеясь. – Ты поклялся клятвой вассала ей. Конечно, ты веришь, что она должна унаследовать трон. Ты не более чем преданный слуга, поддерживающий своего господина, и твое мнение значит не более, чем мнение моих слуг.
– Нет! – сказал Эрагон. – Ты ошибаешься. Если бы я считал, что ты бы стал лучшим правителем, я бы так и сказал! Да, я дал свою клятву Насуаде, но это не остановит меня от высказывания правды такой, какой я ее вижу.
– Может быть и нет, но твоя преданность все еще ограничивает твои суждения.
– Так же как и преданность к Сурде ограничивает ваши, – сказал Орик.
Король Оррин нахмурился.
– Почему вы всегда поворачиваетесь против меня? – спросил он, требовательно переводя взгляд с Эрагона на Арью и затем на Орика. – Почему в каждой дискуссии вы встаете на ее сторону? – Вино выплеснулось из его кубка, когда он указал на Насуаду. – Почему ее вы уважаете, а не меня или народ Сурды? Всегда Насуада и вардены были для вас приоритетом, а до нее Аджихад. Если бы мой отец был жив…
– Если бы ваш отец, Король Ларкин, был жив, – сказала Арья, – он не сидел бы здесь и не плакался, как другие это видят, он мы что-то делал с этим.
– Спокойно, – сказала Насуада, прежде чем Оррин успел ответить. – Нет никакой нужды в оскорблениях… Оррин, ваши претензии обоснованы. Вы правы; сурданцы очень поспособствовали нам. И я свободно признаю, что без вашей помощи мы бы никогда не смогли бы напасть на Империю так, как мы сделали это, и вы заслуживаете компенсации за то, чем вы рискнули, за то, что потратили и потеряли в течении этой войны.
Король Оррин кивнул, он казался довольным.
– Значит, вы уступите?
– Нет, – сказала Насуада, как всегда спокойно. – Этого я не сделаю. Но у меня ест встречное предложение, которое, возможно, удовлетворит ваши интересы. – Оррин издал звук недовольства, но более не перебивал. – Мое предложение таково: Многие земли, которые мы захватили, станут частью Сурды. Эрроуз, Фейнстер, Мелиан станут вашими, как и острова на юге, как только они перейдут к нам. С этими добавлениями Сурда увеличится почти в два раза.
– А взамен? – спросил Король Оррин, приподнимая бровь.
– Взамен, вы поклянётесь в верности к трону здесь, в Урубаене, кто бы ни восседал на нем.
Рот Оррина искривился.
– Вы собираетесь стать Главной Королевой всех земель.
– Эти два королевства – Империя и Сурда – должны быть объединены если мы хотим избежать будущих военных действий. Вы можете командовать Сурдой как пожелаете, за некоторыми исключениями: Заклинатели обоих стран должны подвергнуться некоторым ограничениям, которые мы обсудим позже. Наряду с этими законами, Сурда должна по необходимости способствовать защите наших объединенных территорий. Если любой из нас подвергнется нападению, другой должен оказать помощь в виде людей и материалов.
Король Оррин поставил свой кубок на колени и уставился на него.
– И снова я задам свой вопрос: почему вы должны занять трон вместо меня? Моя семья управляла Сурдой с того времени, как Леди Марелда выиграла Битву Ситри, что и привело к образованию Сурды и Дома Лангфелдов, а наша родословная тянется до самого Thanebrand the Ring Giver(?). Мы сталкивались и боролись с Империей целый век.В первую очередь именно наше золото, оружие и доспехи поддерживали варденов и позволили им существовать все эти годы. Без нас вы бы не смогли противостоять Гальбаториксу. Гномы не смогли бы вас всем обеспечить, также как и эльфы, из-за того, что они находились далеко. Поэтому я спашиваю снова, почему эта награда должна достаться вам, а не мне?
"Потому что", сказала Насуада," Я верю, что я стану хорошей королевой. И потому что я верю, что всё то, что я сделала, пока была предводителем Варденов, было лучшим для наших людей и для всей Алагейзии".
"У вас очень высокое мнение о себе."
Ложная скромность никогда не красит людей, а особенно для тех, кто управляет другими. Разве я не наглядно продемонстрировала мою способность к лидерству? Если бы не я, вардены до сих пор укрывались бы в Фартхен Дуре, ожидая знака свыше, чтобы двинуться на Гальбаторикса. Я пригнала варденов из Фартхен Дура в Сурду, и именно я превратила их в могущественную армию. Конечно, с вашей помощью, но я одна управляла ими, и я одна просила помощи гномов, эльфов, ургалов. Разве вы сделали столько всего? Тот, кто будет править в Урубаене, должен будет считаться с каждой расой, не только со своей собственной. И снова я повторю, я это делала и могу делать сейчас. – затем голос Насуады стал мягче, но выражение её лица было таким уверенным, как никогда.
– Оррин, почему вы хотите этого? Неужели это сделает вас счастливее?
"Это не вопрос о счастье", прорычал он.
– Но часть его. Вы действительно хотите управлять всей Империей и Сурдой в придачу? У того, кто будет сидеть на троне, будет громадная задача. Надо отстроить страну заново: подписывать договоры, вести переговоры, захватить некоторые оставшиеся города, покорить дворян и магов. Потребуется целая жизнь, чтобы просто возместить те убытки, которые принес Гальбаторикс. Действительно ли вы готовы взять это на себя? Мне кажется, что вы предпочтете ту жизнь, которая была у вас до этого. – она взглянула на кубок на его коленях, а затем снова посмотрела ему в лицо, – Если вы примите мое предложение, то сможете вернуться в Аберон и дальше экспериментировать с естественными науками. Разве вы не хотите этого? Сурда будет больше и богаче, а у вас останется свободное время на то, чтобы заниматься тем, что вас интересует.
"Нам не всегда получается делать то, что нам нравится. Иногда нам приходится делать то, что правильно, а не то, что хотим ", сказал король Оррин.
– Правда, но… -
"Кроме того, если бы я был королем в Урубаене, я был бы в состоянии преследовать свои интересы здесь так же легко, как я мог в Абероне", Насуада нахмурилась, но прежде, чем она смогла что-то сказать, Оррин опередил ее: "Ты не понимаешь…" Он нахмурился и сделал еще один глоток вина.
"Тогда объясните это нам", сказала Сапфира. Оттенок нетерпения был заметен в её мыслях.
Оррин, фыркнув, осушил свой кубок, а затем швырнул его в дверь, ведущую к лестницу, из-за чего кубок немного смялся, и несколько драгоценных камешков выпало из пазов и покатилось по полу.
– Я не могу, – прорычал он, – И даже не хочу пытаться.
Он оглядел всех вокруг
– Никто из вас не поймет. Вы слишком ограничены своей значительностью, чтобы увидеть. Да и как бы вы смогли, если вы никогда не испытывали того, что испытал я?- Он опустился в своё кресло, его глаза были черны как уголь. Он сказал Насуаде: "Это окончательное решение? Вы не оставляете претензии?"
Она покачала головой.
"А если я решу продолжить свои претензии?"
"Тогда мы будем противоречить".
И трое из Вас примкнут к ней?” спросил Оррин, смотря на Арью, Орика и Гримра.
– Если вардены подвергнуться нападению, мы будем сражаться с ними по одну сторону. – сказал Орик
"Как и мы", сказала Арья.
Король Оррин улыбнулся улыбкой, больше похожей на оскал.
– И вы не будете указывать, кого бы нам следовало выбрать в правители, не так ли?
"Конечно нет", сказал Орик, и его белые зубы сверкнули опасностью в его бороде.
“Конечно, нет.” Тогда Оррин перевел свое внимание на Насуаду. “Я хочу Белатонну, наряду с другими городами, которые Вы упоминули.”
Насуада на мгновение задумалась."Вы уже имеете два города-порта с Фейнстером и Эроузом, три если считать Eoam on Beirland Isle(?). Взамен я дам вам Фарност, и тогда вы будете иметь всё озеро Тюдостен, тогда как я – озеро Леона".
“Леона ценнее Тьюдостена, поскольку она предоставляет доступ к горам и северному побережью,” отметил Оррин.
“Да. Но у Вас уже есть доступ к озеру Леона через Dauth и Реку Джиет.”
Король Оррин уставился В пол в центре комнаты и молчал. Снаружи верхней части солнца скользнул ниже края горизонта, оставив несколько облаков ослабленный освещении ее светом.Небо стало темнеть, и первые звезды появились в сумерках: слабые уколы света в фиолетовый просторы.Легкий ветерок начал напевать разносясь по городу, Эрагон услышал шелест крапивы.
Чем дольше они ждали, тем больше Эрагону казалось, что Оррин отклонит предложение Насуады, или что он останется в безмолвном молчании в течение всей ночи.
Тогда король переместил свой вес и поднял глаза. “Очень хорошо,” сказал он низким голосом. “Пока Вы соблюдаете условия нашего соглашения, я не буду претендовать на трон Гэлбэторикса… Ваше Величество.”
Дрожь прошла через Эрагона, когда он услышал как Оррин произносит эти слова.
Выражение ее лица было мрачным, Nasuada шла вперед, в открытую комнату. Затем Орик ударил прикладом рукоятка Велунда против пол и провозгласил: "Король умер, да здравствует королева!"
“Король мертв, да здравствует королева!” кричали Эрагон, Арья, Dathedr, и Гримрр. Губы кота-оборотня вытянулись, обнажая его острые клыки, и Сапфира громко, торжествующе проревела, что эхом отозвалось от наклонного потолка и распространилось по городу находящемуся ниже, во власти сумрака Ощущение одобрения исходило и от Элдунари
Nasuada стояла высоко и гордо, глаза блестящие, со слезами на седеющих веках. "Спасибо," сказала она и посмотрела на каждого из них, держа их взглядом. Тем не менее, ее мысли, казалось, были направлены в другое место, и в ней был воздух грусти, Эрагон сомневался что другие заметили.
И по всей земле,наступила темнота, в результате чего в верхней части их башни был лишь одинокий маяк света, источник которого был высоко над городом.



ПОДХОДЯЩАЯ ЭПИТАФИЯ

После их победы в Урубаене,месяц прошел как быстро так и медленно для Эрагона. Быстро, потому что было много дел для него и Сапфиры, и они не замечали захода солнца. Медленно, потому что он продолжал чувствовать отсутствие цели, несмотря на многие задачи, которые королева Насуада дала им и ему казалось, как будто они были на холостом ходу при полном штиле, ждут чего-то, чтобы подтолкнуло их обратно вв основной поток.
Он и Сапфира остались в Урубаене в течение еще четырех дней после того, как Насуада была выбранна королевой, помогали устанавливать порядки Варденов всюду. Большая часть того времени, они потратили на контакт с жителями города – обычно усмиряли толпы, которые были разъярены некоторым действием Варденов – и группы солдат, которые сбежали из Урубаена и охотились путешественников, крестьян, и соседние селения, чтобы прокормить себя. Он и Сапфира также участвовали в восстановлении массивных парадных ворот города, и по воле Насуады, он бросал несколько периодов, разработанных, чтобы разоблачить все еще верных Гальбаториксу людей. Временами применялись только к людям в городе и смежных землях, но то что были месте заставило всех варденов чувствовать себя более безопасными.
Эрагон заметил, что Вардены, гномы, и даже эльфы стали относиться к нему иначе, чем до смерти Гальбаторикса. Они стали более уважительными и почтительными, особенно люди, и у них, как заметил Эрагон, появилось чувство благоговения к нему и Сапфире.Он стал наслаждаться этим во-первых потому что Сапфиру больше ничего не беспокоило, но он стал волноваться когда многие гномы, люди хотели так порадовать его что говорили всё что они думают, а не то что он хотел бы услышать, не факты. Открытие(?) повлияло на его решительность. Он чувствовал что не может доверять никому кроме Рорана, Арьи, Насуады, Орика, Хорста, и конечно-же, Сапфиры.
Он мало видел Арью в эти дни. Она была замкнутой в себе, как он подумал это был её способ справиться с горем. У них не было возможности поговорить на едине, и лишь соболезнования, которые Эрагон высказывал ей были краткими и недолгими. Он думал что Арья приняла их, но было сложно что либо сказать.
Что же касается Насуады то она, казалось, смогла вернуть большую часть мобильности, духа, и энергии, после того как проспала всего одну ночь. Это поразило Эрагона. Его мнение о ней значительно возросло, услышав о её испытании в Зале Прорицателей, как и его уважение к Муртагу, о котором она не упоминала после этого. Она похвалила Эрагона за руководство над Варденами в её отсутствие, хотя он говорил ей что отсутствовал большую часть этого времени, и поблагодарила его за спасение, так как в конце беседы она призналась что Гальбаториксу почти удалось сломить её.
После третьего дня, Насуада была коронована в большой площади недалеко от центра города, на глазах у огромной толпы людей, гномом, эльфов, котов-оборотней и ургалов. Взрыв, которым закончилась жизнь Гальбаторикса уничтожил древнюю корону Broddrings, поэтому гномы выковали новую корону из золота найденного в городе и из драгоценных камней эльфов, взятых из их шлемов, луков или мечей.
Церемония была проста, но тем более эффектна от этого. Насуада шла пешком от главной разрушенной цитадели. Она была одета в платье королеского фиолетового цвета -с обрезанными до локтя рукавами, чтобы все могли бы видеть шрамы, которые выровняли ее предплечья – шлейфом, окаймленным норкой, который несла Эльва, поскольку Эрагон учел предупреждение Муртага и настоял, чтобы девочка осталась подле Насуады насколько возможно.
Медленный барабанный бой, настаивающий по мере приближения Насуады, к возвышению, которое было установлено в центре квадрата. Наверху возвышения, рядом с вырезанным стулом, который служил для нее троном, ожидал Эрагона, с Сапфирой позади. Перед поднятой платформой были короли Оррин, Орик, и Гримрр, наряду с Арье, Dathedr, и Нар Гацворг
Насуада поднялася на возвышение, затем встала на колени перед Эрагоном и Сапфирой. Гном из клана Орика подарил Эрагону недавно сделанную корону, которую он поместил в голову Насуады. Тогда Сапфира выгнул шею и носом коснулась лба Насуады, и она и Эрагон сказали:
Встань же теперь королевой, Насуда дочь Аджихада и Надары.
Фанфары запели трубы, и собравшаяся толпа – которая была смертельно тихая до этого – начала свое приветствие. Это было странное неблагозвучие,когда смех Ургалов, смешался с мелодичными голосами эльфов.
Насуада села на трон. Король Оррин подошел к ней и присягнул на верность, за ним последовала Арья, король Орик, Гримрр и Нар Гарцвог,каждый обещал дружбу и в последующих битвах.
Коронация сильно повлияла на Эрагона. Он обнаружил что едва сдерживает слёзы, глядя на Насуаду восседающую на троне. Казалось что только с её коронации призрак гнёта Гальбаторикса стал отступать.
После они пировали, Вардены и их союзники праздновали всю ночь и весь следующий день. Эрагон помнил мало праздников. Здесь были танцы эльфов, стук барабанов гномов, а четыре кулла взобрались на башни вдоль городской стены и гудели в рога сделанные из черепов своих отцов. К празднику присоединились жители города, среди которых Эрагон увидел облегчение и ликование в связи с тем что Гальбаторикс перестал быть их королём. Вокруг витало осознание важности момента что они стали свидетелями конца одной эпохи и начала другой.
После пятого дня, когда ворота был почти восстановлен и город казался достаточно безопасным, Наусада приказал Эрагону и Сапфира лететь в Дарс-Леона, а оттуда в Belatona, Feinster и Aroughs, и в каждом месте использовать имя древнего языка, чтобы освободить от клятвы всех, кто клялся в верности Гальбаториксу. Она также попросила Эрагона связать солдат и дворян теми заклинаниями, которыми он связал народ Урубаена-чтобы они не пытались подорвать вновь созданного мира. От этого Эрагон отказался, потому что он чувствовал, что это слишком подобно тому, как Гальбаторикс контролировали тех, кто служил ему. В Урубаене, риск скрытых убийц или других сторонников был достаточно велик, чтобы Эрагон был готов поступать так, как она хотела. Но не в другом месте. К его счастью, Nasuada согласился с ним через какое-то время.
Он и Сапфира взяли с собой около половины от всех Эльдунари из Врёнгарда; оставшаяся половина осталась с сердцами сердец, которых забрали из сокровищницы Гальбаторикса. Блёдхгарм и его заклинатели, которые уже могли не ограждать Эрагона и Сапфиру защитными заклинаниями, переместили эти Эльдунари в замок в нескольких милях севернее Урубаена, где было бы проще защитить сердца от любого, кто попытался бы их похитить, и где мысли сведенных с ума драконов не смогли бы повлиять на разум никого, кроме их опекунов.
Как только Эрагон и Сапфира удостоверились, что Елдунари были в безопасности, они тут же отбыли.
Когда они достигли Драс-Леоны, Эрагон был изумлен числом заклинаний, которые он обнаружил, рассеянных по всему городу, так же как и в темной каменной башне, Хилгаринг. Многим из них, он предположил, было сотни лет, если не более: заклинания, о которых даже и не помнили. Он оставил тех из которых казались безопасными и те смысл которых он не понимал, отказываясь вмешаться в то чего не знал. Здесь Эльдурнари оказался полезными; в нескольких случаях они вспомнили, кто и зачем наложил эти чары, или же они догадывались о замысле тех кто накладывал заклятья по информации которая ничего и не значила для Эрагона.
Когда дело дошло до Хелгрин и покоев священников – которые скрылись, как только узнали о смерти Гальбаторикса, Эрагон не пытался определить, какие заклинания были опасными, а какие нет; он удалил их все. Он также использовал название древнего языка для поиска пояса Белота Мудрого в руинах большого собора, но без успешно.
Они оставались в Драс-Леона в течение трех дней, затем они приступили к Белатона. Там тоже Эрагон удалил чары Гальбаторикса, затем были Финстер и Арогс. В Финстер кто-то пытался убить его отравленным напитком. Защита спасла его, но инцидент разозлил Сапфиру.
Если я когда-либо найду трусливую крысу которая сделала это, то съем начиная с пальцев ног, она прорычала.
Возвращаясь в Урубен, Эрагон предложил небольшую смену в маршруте. Сапфира согласилась и изменила свой курс резким рывком, так что небо поменялось местами с землей.
Понадобилось полдня поисков, но в конце концов Сапфира обнаружила группу холмов песчаника, среди которых в особенности: высокая, скошенная насыпь красноватого камня с пещерой на вершине. И на гребне которой сверкала алмазная гробница.
Холм выглядел именно так, как Эрагон его запомнил. Когда он смотрел на него, он почувствовал,что его грудь сжимается.
Сапфира приземлилась рядом с могилой. Из под её лап вылетели камни.
Эрагон не торопясь отстегнул ноги. Затем спрыгнул на землю. Волна головокружения прошла через него от запаха теплого камня, и на мгновение, он почувствовал, как будто он был в прошлом.
Затем он встряхнулся, и его ум очистилса. Он подошел к могиле и заглянул в ее кристаллическую глубину, и там он увидел Брома.
Там он увидел своего отца.
Внешний вид Брома не изменился. Алмаз, что заключал его тело, защищал от разрушительного действия времени, и плоть его не показывала признаков разложения. Кожа на его морщинистом лице была твердой, и имела разовый оттенок, словно горячая кровь все еще текла под ней. В любой момент, казалось, Бром мог открыть глаза и подняться на ноги, готовый продолжить свое неоконченное путешествие. Таким образом, он стал бессмертным, ибо он больше не измениться, как это делали другие, он навсегда останется таким, каким он попал в свой сон без сновидений.
Меч Брома лежал поверх груди покрытый длинной белой бородой, руки были сложены на рукоятке, все так же как Эрагон поместил их. Рядом с ним был его узловатый посох с резьбой, Эрагон теперь понимал, со множеством знаков на древнем языке.
Слезы навернулись на глаза Эрагона. Он упал на колени и тихо плакал долгое время. Он слышал, Сапфира присоединилась к нему, почувствовал мысленно, и он знал, что она тоже оплакивала Брома.
Наконец Эрагон встал на ноги и прислонился к краю могилы, изучая формы лица Брома. Теперь, когда он знал, что искать, он мог видеть общие черты между ними, запятнанные и затененные возрастом и бородой Брома, но все еще различаемые. Угол скул Брома, складки между его бровями, форма изгиба верхний губы; это то что заметил Эрагон. Он не унаследовал крючковатый нос Брома, как бы то ни было Его нос достался от матери.
Эрагон посмотрел вниз, тяжело дыша, из его глаз снова покатились слёзы. "Дело сделано", сказал он вполголоса. "Я сделал это… Мы это сделали. Гальбаторикс мертв, Насурда находится на троне и мы оба целыми и невредимыми. Это бы порадовать тебя, не так ли, старый лис? "Он улыбнулся и вытер глаза тыльной стороной запястья. "Более того, Есть драконьи яйца в Роенгарде… Яйца! Драконы не вымрут. И мы с Сапфирой будем тренировать их. Мог ли ты предвидеть такое, а?” Он засмеялся снова, чувствуя себя глупым и убитым горем в то же самое время. “ Интересно что ты думаешь обо всем этом? Ты всё такой же каким и был, но мы нет. Узнал бы ты нас?”
Конечно он бы узнал, сказала Сапфира. Ты его сын. Она прикоснулась к нему мордой. Кроме того, твое лицо не так сильно изменилось, чтоб он ошибся, он бы не перепутал тебя даже если твой запах бы изменился.
А он изменился?
Ты пахнешь теперь больше как эльф… Так или иначе, он едва ли подумал бы, что я Шрюкн или Глаэдр, не так ли?
– Нет
Эрагон всхлипнул и оттолкнулся от гробницы Брома. Бром выглядел как живой в алмазе, и увидев его Эрагона захлестнули идеи, невероятные идеи, которые он попытался проигнорировать, но эмоции ему не позволили. Он думал о Умароте и других элдунари – всех тех с помощью чьих знаний и силы он смог сотворить заклинание в Урубаене и искры отчаяной надежды поселились в нем.
Он сказал Умароту с Сапфирой: Бром умер перед тем как мы его похоронили. Сапфира не превращала камень в алмаз до следующего дня но он попрежнему заключён в камне и защищён от воздуха в течении всего времени. Умарот с помощью ваших сил и знаний может быть… может быть мы смогли бы воскресить его. Эрагон вздрогнул как при лихорадке. Я не знал как излечить его раны, но сейчас я думаю я бы смог!
Это сложнее чем ты думаешь, – сказал Умарот
Да, но вы можете это сделать!- сказал Эрагон. Я видел как ты и сапфира творили невероятные вещи с магией. Это должно быть вам по силу!
Ты знаешь что мы не используем магие по команде, – сказала Сапфира.
И даже если бы нам удалось, – сказал Умарот, есть все шансы что мы не сможем восстановить ум Брома таким каким он должен быть. Умы- это сложные вещи и он в конечном итоге может стать человеком с запутанными мыслями и изменённой личностью. И что потом? Вы хотели бы что бы он так жил? И будет ли это он? Нет, пусть всё останется на своих местах. Вы можете почтить его память своими мыслями и поступками. Все теряют людей и все за них переживают. Это нормальное явление. Бром живёт в вашей памяти, и если он был человеком который дорог вам, то он доволен этим. Пусть и вы будете довольны.
Но…
Перебил его не Умарот, а старейший из Эльдунари – Валдр. Он удивил Эрагона тем, что говорил не изображениями и чувствами, но на древнейшем языке, хоть и напряжённо, и c усилием, словно бы каждое слово было для него чуждо. Он сказал: "Оставь мёртвых земле. Они не принадлежат нам". Потом он замолчал и уж более не говорил, но Эрагон почувствовал исходящие от дракона чувства глубокочайшего сочувствия и сопереживания.
Эрагон глубоко вздохнул и закрыл на мгновение глаза. Потом, в сердце, он отпустил свою ошибочную надежду и снова принял тот факт, что Бром ушёл навсегда.
"Ах," сказал он Сапфире. "Я не думал, что это будет так трудно"
"Было бы странно, если бы это не было трудно".
Она коснулась его затылка своей мордочкой, и он почувствовал, как её тёплое дыхание взъерошило его волосы на макушке.
Он слабо улыбнулся и собралса с духом, чтобы посмотреть на Брома снова.
– Отец, – сказал он. Слово было страннымна вкус в его рту; у него никогда не было причины сказать это кумо-нибудь прежде. Тогда Эрагон переместил свой пристальный взгляд к рунам, которые он начертал на шпиль во главе могилы, которые говорили:
ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ БРОМ
Истинный всадник.
И, как отец
Для меня
Да славится во веке веков имя его!
С болью в сердце он улыбнулся тому, что когда-то так близко подобрался к правде. Потом, выговарив слова древнейшего языка, он посмотрел на то, как алмаз замерцал, и на его поверхности заструился ноый узор рун. Когда он закончил заклинание, надпись гласила:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ БРОМ
Который был
Всадником связанным с драконом Сапфирой
Сын Холькомба и Нельды
Возлюбленный Селены
Отец Эрагона Губителя Шейдов
Основатель Варденов
И Бич Проклятых
Да прославится в веках его имя
Стидья унин морранр.
Это была менее личная эпитафия, но это казалось более подходящей Эрагону. Тогда он наложил несколько заклятий, чтобы защитить алмаз от воров и вандалов.
Он оставался рядом с могилой, не в силах отвернуться, и чувствуя, что должно было быть что-нибудь ещё – какое-нибудь событие, или озарение, или чувство, чтобы ему стало легчеть проститься со своим отцом и покинуть его.
Наконец, прижав руку к холодной поверхности алмаза, и отчаянно желая пройти сквозь неё и коснуться в последний раз Брома, он сказал:
– Спасибо тебе за всё, чему ты меня научил.
Сапфира фыркнула и склонила свою морду, пока она не оказалась на одном уровне с драгоценным камнем.
Эрагон повернулся и, с чувством завершения(?), он медленно забрался на Сапфиру.
Пока Сапфира поднималась в небо и брала курс на северовосток к Урубаену, он был грустен. Когда песчаные холмы превратились лишь в пятнышко на горизонте, он глубоко вздохнул и посмотрел на лазурное небо.
Улыбка появилась на его лице.
– Чего так забавно? – спросила Сапфира, виляя своим хвостом назад и вперед.
"Чешуя на твоём носе заново растёт".
Её удовольствие было очевидным. Потом она фыркнула и сказала: "Я всегда знала, что так и будет. И почему должно было бы быть по-другому?". Но он чувствовал в её боках вибрацию, её довольное мурлыканье. Он пошлёпал рукой по её шее, потом плотно прижался к ней, и тепло её тело согрело его.



ЗАПИСКА В КОРАБЛЕ

Вернувшись в Урубаен, Эрагон и Сапфира были изумлены, узнав, что Насуада, из уважения к его историческому наследию, вернула городу его прежнее имя – Илирия.
Также он пришёл в ужас, когда узнал, что Арья вместе c Даэтхром и со многими другими лордами-эльфами отбыла в Эллесмеру, и что она захватила с собой зелёное драконье яйцо, найденное ими в цитадели.
У Насуады она оставила ему письмо. В нём оно сообщила ему, что ей было необходимо сопроводить тело её матери в Дю Вельденварден, чтобы там торжественно предать его земле. Относительно зелёного яйца, она написала следующее:
…раз Сапфира выбрала тебя – человека – своим Всадником, будет справедливо, если следующим Всадником станет эльф, если дракон в яйце согласится. Я хочу предоставить ему такую возможность как можно скорее. Он и так провёл слишком много времени в скорлупе. Поскольку где-то – я не стану называть это место – есть ещё яйца, я надеюсь, что ты не сочтёшь мой поступок слишком дерзким или что я с большим пристрастием отношусь к своей расе. Я посоветовалась с Элдунари, и они согласились с моими доводами. В любом случае, со смертью Гальбаторикса и моей матери, я не хочу больше быть послом у Варденов. Вместо этого я хочу вновь перевозить яйцо по всей земле, как делала это с яйцом Сапфиры. Конечно, посол между нашими народами необходим. Поэтому мы с Даудаэром решили назначить моим преемником молодого эльфа по имени Ванир, с которым ты встречался во время своего пребывания в Эллесмере. Он выразил желание побольше узнать о людях твоей расы, и мне кажется, что это хорошая причина для того, чтобы он занял этот пост – до тех пор, пока это не станет совершенно ненужным.
Письмо продолжалось несколькими строками, но Арья ничего не сказала о том, когда, если вообще когда-нибудь, вернётся она в западную часть Алагейзии. Эрагону было приятно, что она думала о нём, когда писала, он хотел бы, чтобы она могла дождаться их возвращения, прежде, чем уехать. С её отъездом в его мире образовалась пустота, и хотя он проводил много времени с Рораном и Катриной, а также с Насуадой, болезненная пустота в его душе не уменьшалась. Наряду с постоянными мыслями о том, что они с Сапфирой ожидают своего часа, его чувства оставались отрешенными. Часто ему казалось, что он видит себя со стороны, словно его тело стало чужим. Он понимал, что служило причиной этих чувств, но не мог придумать иного лекарства, кроме времени.
Во время своего недавнего путешествия он решил, что при помощи заклинаний древнего языка, знание которых дало ему Имя имён, он сможет снять с Эльвы остатки своего благословения, ставшего проклятием. Он пошёл к девочке, в тронный зал Насуады, где она жила, чтобы узнать, чего она хочет.
Она отреагировала не так радостно, как он ожидал, она уселась на пол, нахмурившись. Она молчала почти час – он безропотно сидел рядом с ней.
Затем она взглянула на него и сказала: "Нет. Я бы хотела остаться такой, как есть… Я благодарна, что ты спросил, но это слишком большая часть меня, и я не могу отказаться от неё. Без моей способности чувствовать боль других я буду только странной – ненужным отклонением, которое ни для чего не годится, но которое возбуждает пустое любопытство окружающих, которые будут ТЕРПЕТЬ меня. С даром же я по-прежнему странная, но я могу быть полезной, кроме того у меня есть сила, которой опасаются, и возможность управлять своей судьбой, чего нет у многих моего пола." Она указала рукой на комнату, в кторой они находились. "Здесь я могу жить с комфортом – я могу жить в мире – и всё же я могу продолжать творить добро, чтобы помочь Насуаде. Если ты заберёшь мой дар, что я смогу? Что я буду делать? Кем я стану? отмена заклинания не станет благословением, Эрагон. Нет, я останусь тем, кто я есть, и я буду нести ношу своего дара по доброй воле. Но всё равно я благодарна тебе."
Через два дня после того, как Они с Сапфирой приземлились в городе, который был теперь Илирией, Насуада снова отправила их – сначала в Гилид, затем в Кенон – два города, которые сдались эльфам, чтобы Эрагон мог вновь, используя Имена имён, убрать заклинания Гальбаторикса.
Обоим, И Эрагону и Сапфире, не понравилось посещение Гилида. Оно напомнило им о том, как ургалы захватили Эрагона по приказу Дурзы, и о гибели Оромиса.
Эрагон и Сапфира провели в Кеноне три ночи. Он не был похож ни на один из городов, которые они видели. Дома были в основном деревянные, с крутыми, крытыми дранкой крышами, при этом большие дома крылись в несколько слоёв. Верхушки крыш часто были украшены резьбой в виде головы дракона, в то время как двери были покрыты резьбой сложными узелковыми рисунками.
Когда они покидали город, Сапфира предложила изменить маршрут. Ей не понадобилось много времени, чтобы убедить Эрагона, он и сам с рабостью согласился на это, как только она сказала, что это изменение не будет слишком долгим.
После Кевнона Сапфира взяла западный курс, пролетая над заливом Фюндор: обширным, удивительно-белым водным пространством. Серые и черные плавники огромных морских рыб часто вызывали волны, они были похожи на маленькие кожаные острова. Затем они выпускали фонтанчики воды из своих дыхал и поднимали высоко в воздух свои хвостовые плавники перед погружением в безмолвные глубины.
Через Фандорский Залив, тучи, холод и неистовую погоду, а затем через хорошо известные Эрагону горы Спайна, они таки достигли долины Паланкар – впервые за долгое время, прошедшее с тех пор, как они с Бромом отправились в путь, преследуя раззаков. Происшедшее словно в другой жизни.
Долина пахнула как дом для Эрагона; аромат сосен, ив и берез напомнил ему о детстве, а горький вкус воздуха сказал ему, что зима была близко.
Они приземлились среди обугленных руин Карвахолла, и Эрагон пошел по улицам, обросшим травой и сорняками.
Стая диких собак вылетела из-за близлежащих берез. Они остановились, увидев Сапфиру, зарычали, затем завизжали, и убежали в укрытие. Сапфира зарычала и выпустила струйку дыма, но не сделала попыток преследовать их.
Угли от сожженного леса захрустели под ногой у Эрагона, когда он наступил своим ботинком в груду пепла. Разрушение его деревни оставило его опечаленным. Но большая часть односельчан, которые сбежали, была всё еще жива. Если бы они вернулись, Эрагон знал что они восстановят Карвахолл и сделают его лучше, чем он был. Тем не менее, дома, среди которых он вырос, исчезли навсегда. Их отсутствие лишь усиливало чувство того, что он больше не принадлежал Долине Паланкар, и пустые места, где они располагались, привели его к чувству неправильности, как будто он был во сне, где всё было в беспорядке.
– Мир перевернулся, – пробормотал он.
Эрагон соорудил маленький походный костер рядом с тем местом, что некгода было таверной Морна, и он приготовил большой горшок тушеного мяса. Пока он ел, Сапфира бродила по окрестностям, нюхая всё, что она находила интересным.
Когда тушенка кончилась, Эрагон взял горшок, чашку с ложкой и отправился к реке Аноре, где вымыл их в ледяной воде. Он присел на каменный берег и засмотрелся на дрейфующие белые завитки водяных потоков в начале долины. На водопады Игуальды, стремительно возвышающиеся на протяжении около мили и скрывающиеся за каменными выступами горы Нарнмора. Увиденное вернуло его вечеру, когда он возвращался из Спайна с яйцом Сапфиры в в сумке, еще не зная того, что было между ними тогда, или того, кем они стали в итоге.
"Отправляемся" – сказал он Сапфире, воссоединившись с ней в центре деревни.
"Не хотел бы ты посетить свой дом?" – спросила она, когда Эрагон занял свое место у нее на спине.
Он отрицательно махнул головой. "Нет. Лучше пусть он остается в моих воспоминаниях таким, как он был когда-то, чем таким, как он стал теперь."
Она согласилась. Однако, в негласном согласии, улетая, она выбрала именно тот путь, которым когда-то давно они покидали долину Паланкар. В пути Эрагон внимательно всматривался в места, где могла бы находиться его ферма, но поскольку расстояние было слишком большим, он позволил себе поверить ненадолго в то, что его дом и сарай до сих пор стоят где-то невредимые.
У южного окончания долины Сапфира взлетела по восходящему воздушному потоку к вершине огромной голой горы, Утгард, где стояла разрушенная башня, которую Всадники построили, чтобы наблюдать за безумным королем Паланкаром. Башня когда-то была известна как Эдоксиль, но теперь она носила имя Риствакбаен, или "Место Горя", после того, как Гальбаторикс здесь убил Враиля.
В руинах башни Эрагон, Сапфира и Эльдунари отдали дань уважения памяти Враиля. Умарот был особенно мрачен, но сказал:
– Спасибо за то, что привела меня сюда, Сапфира. Я никогда не думал, что увижу место, где пал мой Всадник.
Затем Сапфира расправила свои крылья, прыгнула, и полетела прочь из долины над травянистыми равнинами под ней.
На полпути к Илирии Насуда связалась с ними через одного из варденских магов и приказала им присоединиться к большому отряду воинов, которые она послала из столицы в Тирм.
Эрагону было приятно узнать, что командует воинами Роран, а среди них есть Джоад, Балдор, который вновь обрел полную работоспособность его руки, после того, как эльфы вернули ее на место, и еще несколько его односельчан.
Эрагона удивило то, что люди Тирма отказались сдаться, даже когда он снял с них клятвы Гальбаторикса, и даже когда было очевидно что вардены с помощью Эрагона и Сапфиры запросто захватят город. Вместо этого губернатор Тирма лорд Ристхарт потребовал, чтобы им позволили стать независимым городом-государством со свободой выбора своих правителей и со своими законами.
Наконец, после нескольких дней переговоров, Насуада согласилась с его требованиями, потребовав, что лорд Ристхарт поклялся ей в преданности как Высшей Королеве, так же как это сделал король Оррин, и согласился соблюдать ее законы относительно магов.
Из Тирма Эрагон и Сапфира, сопровождаемые воинами, направились далее по побережью на юг, пока не достигли города Куасты. Они повторили тот же процесс, что и в Тирме, но в отличии от Тирма, губернатор Куасты уступил и согласился присоединиться к новому королевству Насуады.
Затем Эрагон и Сапфира в одиночку полетели в Нарду, далеко на север, и получили те же самые обещания перед окончательным возвращением в Илирию, где они остались на несколько недель в соседнем с Насуадой зале.
Когда позволило время, он и Сапфира покинули город и отправились замку, где Блёдхгарм и другие заклинатели охраняли Эльдунари, спасенные от Гальбаторикса. Там Эрагон и Сапфира помогли в излечении умов драконов. Они добились прогресса, но слишком маленького. Некоторые из Эльдунари реагировали быстрее, чем другие. Многие из них, чего опасался Эрагон, больше не заботились о жизни, или же так сильно заблудились в лабиринтах своих умов, что было невозможно общаться с ними в понятной манере, даже для старших из драконов, как Валдр. Чтобы предотвратить нападение сотни сумасшедших драконов на тех, кто пытался помочь им, эльфы ввели многие Эльдунари в состояние, подобное трансу, выбирая для контакта только одного за раз.
Эрагон также трудился вместе с магами из Дю Врангр Гата, чтобы опустошить цитадель от ее сокровищ. Большинство работы ложилась на него, ибо никто из других заклинателей не обладал достаточными знаниями и опытом, необходимыми для того, чтобы иметь дело со многими из зачарованных артефактов, которые Гальбаторикс оставил после себя. Но Эрагон не был против; ему нравилось исследовать разрушенную крепость и раскрывать секреты, которые были в ней. Гальбаторикс собрал массу чудес за последнее столетие, некоторые из них были опасными, но все, без исключения, были интересными. Эрагону больше всего нравилась астролябия, в которую, приложив глаз, можно было увидеть звезды даже при дневном свете.
Существование самых опасных из них он сохранил в тайне между ним, Сапфирой и Насуадой, считая слишком рискованным позволить знанию о них распространиться.
Насуада пустила многие из богатств, которые они обнаружили в цитадели непосредственно на то, чтобы прокормить и одеть ее воинов, так же как и на восстановление оборонных сооружений города, которые они разрушили во время их вторжения в Империю. Кроме того, она подарила по пять крон всем ее подданным: пустяк для дворян, но настоящее богатство для простых крестьян. Жест, Эрагон знал это, поднимающий их уважение и преданность способом, которые Гальбаторикс никогда бы не понял.
Они также обнаружили несколько сотен мечей Всадниокв: мечи всех цветов и форм, сделанные как для людей, так и для эльфов. Это была захватывающая дух находка. Эрагон и Сапфира лично отнесли их в тот замок, где Эльдунари в ожидании того дня, когда они снова понадобятся Всадникам.
Рунён, подумал Эрагон, будет рада знать, что так много из ее ручной работы уцелело.
И были еще тысячи свитков и книг, которые собрал Гальбаторикс, которые эльфы и Джоад помогли катализировать, откладывая те из них, которые содержали тайны о Всадниках и внутренней работе магии.
Пока они разбирали большой запас знаний Гальбаторикса, Эрагон по-прежнему надеялся найти упоминания о том, где король спрятал яйца Летхрблака. Однако, единственными упоминаниями о Летхрблака и раззаках которые он видел, были в работах эльфов и Всадников прошлых эпох, где они рассуждали о темной ночной угрозе и думали что делать с противником, которого нельзя обнаружить ни одним из видов магии.
Теперь, когда Эрагон мог открыто говорит с ним, он постоянно беседовал с Джоадом, доверяя ему все, что произошло с Эльдунари и яйцами, и даже зашел так далеко, что рассказал ему о поиске своего истинного имени на Врёнгарде. Разговаривать с Джоадом было комфортно, тем более он был одним из немногих людей, которых Бром знал достаточно хорошо, чтобы называть его другом.
Эрагон нашел интересным и лучшим способом отвлечься наблюдать за тем, что делала Насуада для управления и восстановления королевства, сформировавшееся на осколках Империи. Усилия, требуемые для управления такой большой и разнообразной страной были огромными, и задача, казалось, никогда не будет решена; всегда находилось что-то, что нужно было сделать. Эрагон знал, что будет ненавидеть требования своего положения, но Насуада, казалось, процветала на них. Ее энергия никогда не иссякала, и она, казалось, всегда знала как решить проблемы, которые возникали перед ней. День за днем, он видел, что она вырастала в глазах эмиссаров, чиновников, дворян и простых людей, с которыми имела дело. Она выглядела идеально подходящей для ее новой роли, хотя он не был уверен насколько счастливой она была, и он беспокоился о ней из-за этого.
Он наблюдал за тем, как она рассуждала о дворянах, которые работали с Гальбаториксом – охотно или нет – и он одобрял ее справедливость и милосердие, так же как и наказания, которые она выносила, когда это требовалось. Многих она лишила земель, титулов и большей части добытого ими нечестным путем богатства, но она не казнила их, чему Эрагон был рад.
Он встал на ее сторону, когда она наделила Нар Гарцвога и его народ обширными землями на севере Спайна, а так же плодородными равнинами между озером Флём и рекой Тоарк, где люди больше не жили. И в этом от так же согласился с ней.
Как король Оррин и лорд ристхарт, Нар Гарцвог принес клятву вассала Насудаде как его высшей королеве. Однако, огромный кулл сказал:
– Мои люди согласны с этим, Госпожа Ночная Охотница, но у них густая кровь и короткая память, и слова не будут вечно связывать их.
Холодным голосом Насуада ответила:
– Ты имеешь ввиду, что твой народ нарушит мир? Я так понимаю, наши расы снова станут врагами?
– Нет, – сказал Гарцвог, и покачал своей большой головой. – Мы не хотим сражаться с тобой. Мы знаем, что Огненный Меч уничтожит нас. Но… когда наша молодежь подрастет, они захотят сражений, чтобы заявить о себе. Мне жаль, Ночная Охотница, но мы не можем изменить то, что мы есть.
Этот разговор обеспокоил Эрагона, также как и Насуаду, и он провел несколько ночей в размышлениях об ургалах, пытаясь найти решение проблемы, которая у них появилась.
Недели текли, и Насуада продолжала посылать его и Сапфиру в разные места Сурды и ее королевства, часто используя его как своего личного представителя у короля Оррина, лорда Ристхарта, и у других дворян и отрядов солдат по всему миру.
Где бы они ни были, они искали место, которое могло бы стать домом для Эльдунари на века и где драконы смогут гнездиться и постигать основы драконы, скрытые на Вренгарде. Были многообещающие места в Спайне, но большинство было слишком близко к людям и ургалам, или же слишком северными, Эрагон полагал, что будет невыносимо жить там круглый год. Кроме того, Муртаг и Торн отправились на север, и Эрагон с Сапфирой не хотели доставлять им лишние трудности.
Беорские горы были бы идеальным вариантом, но казалось сомнительным, что гномы будут рады сотням голодных драконов, шныряющих на границах их королевства. Независимо от того, где бы они не находились в Беоре, они всё равно будут находится слишком близко от какого-нибудь гномьего города, и не было бы ничего хорошего, если бы молодые драконы начали охотиться на стада фельдуностов – что, зная Сапфиру, для Эрагона было очевидно.
Эльфы, считал он, не будут против, если драконы будут жить в горах Дю Вельденвардена, но Эрагон все равно переживал из-за близости к эльфийским городам. Ко всему прочему, ему не нравилась идея разместить драконов и Эльдунари на территории одной из рас. Если бы это произошло, они бы оказали поддержку этой расе. Всадники прошлого никогда бы там не сделали, так же, Эрагон верил в это, и Всадники будущего не сделают.
Единственным местом, которое было достаточно далеко от городов всех рас был наследственный дом драконов: сердце пустыни Хадарак, где находились Дю Феллс Нангорот, Проклятые горы. Это, Эрагон был уверен, было бы хорошим местом для воспитания птенцов. Однако, было три недостатка. Во-первых, у них бы не было достаточного количества еды в пустыне, чтобы прокормить молодых драконов. Сапфире придется потратить почти всё ее время для переноса оленей и других животных к горам. И, конечно же, однажды птенцы станут больше, они должны начать летать самостоятельно, что приведет их очень близко к землям людей, эльфов и гномов. Во-вторых, каждый, кто много путешествовал, и многие кто нет, знают местоположение этих гор. И в-третьих, было бы весьма сложно достигнуть гор, особенно зимой. Последние два пункта наиболее встревожили Эрагона и заставили задуматься его насколько хорошо они могли защитить яйца, птенцов и Эльдунари.
"Было бы лучше, если бы мы разместились на одной из вершин Беорских гор, где только дракон может летать," – сказал он Сапфире. "Тогда никто не был бы в состоянии добраться до нас, кроме Торна, Муртага или некоторых других магов".
"Некоторых других магов, например каждый эльф в мире? Кроме того, там будет всё время холодно!"
"Я думал ты не будешь возражать против холода."
"Я не возражаю. Но я не хочу жить среди снега круглый год. Песок лучше для нашей чешуи, так сказал мне Глаэдр. Он помогает полировать ее и держать в чистоте."
"Хмм."
День за днем погода становилась холоднее. Деревья сбросили листву, стаи птиц летели на юг, и зима распространилась по земле. Это была лютая, суровая зима, и долгое время было чувство, что вся Алагейзия погрузилась в дремоту. С первым снегом Орик и его армия вернулись в Беорские горы. Все эльфы, которые всё еще находились в Илирии, в их числе Ванир и Блёдхгарм со своими десятью заклинателями, аналогично вернулись в Дю Вельденварден. Ургалы ушли неделей ранее. Последними ушли коты-оборотни. Они, казалось, просто исчезли; никто не видел как они ушли, и всё же в один прекрасный день они все ушли, кроме большого, жирного кота-оборотня по имени Желтоглаз, который сидел на обитой подушке рядом с Насуадой, мурлыча, дремля, и слушая всё, что происходило в тронном зале.
Без эльфов и гномов город стал угнетающе пуст для Эрагона во время его прогулок по окрестностям. Рваные хлопья снега залетали в крыши потрескавшихся строений.
А Насуада продолжала загружать его и Сапфиру заданиями. Но она никогда не посылала его в Дю Вельденварден, единственное место, куда Эрагон хотел отправиться. У них не было никаких вестей от эльфов насчет того, кто стал приемником Имиладрис, и когда он спросил, Ванир лишь сказал:
– Мы не торопливый народ, и для нас, выборы нового монарха трудный, сложный процесс. Как только я узнаю, что решили на нашем совете, я скажу вам.
Эрагон уже так давно не видел и не слышал Арью, что он подумывал использовать имя древнего языка, чтобы обойти защитные чары Дю Вельденвардена, чтобы поговорить с ней, или хотя бы увидеть ее в магическом зеркале. Однако, он знал, что эльфы не будут рады вторжению, и он боялся, что Арья не оценила бы то, что он связался с ней таким образом без крайней необходимости.
Поэтому, он вместо этого написал ей короткое письмо, в котором спрашивал о ней и рассказал о некоторых их делах. Он дал письмо Ваниру, и Ванир пообещал передать его Арье. Эрагон был уверен, что он сдержит слово – они говорили на древнем языке – но он не получил ответа от Арьи, и когда луна сменилась дважды, он начал думать, что по какой-то неизвестной причине, она решила положить конец их дружбе. Эта мысль причиняла ему ужасную боль, и это заставило его сконцентрироваться на работе, которую давала ему Насуада еще больше, надеясь таким образом забыть его страдания.
В самый разгар зимы, когда мечеподобные сосульки свесились с выступа над Илирией и глубокие сугробы снега покрыли все окрестности, когда дороги были почти непроходимы и пища на их столах стала совсем скудной, три покушения были совершены на жизнь Насуады, как и предупреждал Муртаг.
Покушения были умными и полностью продуманными, и третье, которая включала в себя падения сети, полной камней на Насуаду, почти удалось. Но защитные чары Эрагона и Эльва защищали ее, Насуада выжила, хотя последнее нападение стоило ей нескольких сломанных костей.
Во время третьего покушения Эрагон и Ночные Охотники убили двоих нападающих, точное число которых осталось тайной, но остальные сбежали.
Эрагон и Джормундур после этого приняли экстраординарные меры по обеспечению безопасности Насуады. Они увеличили число ее охранников еще раз, и куда бы она ни шла, по крайней мере три заклинателя сопровождали ее. Насуада само по себе стала более осторожной, и Эрагон увидел в ней определенную жесткость, которой не было раньше.
Больше покушений на Насуаду не было, но через месяц после окончания зимы, когда дороги вновь стали доступными, разжалованный граф по имени Хамлин собрал несколько сотен бывших солдат Империи и начал совершать набеги на Гиллид и нападать на путешественников на ближайших дорогах.
В тоже самое время, другое, куда более серьезное восстание начало назревать на юге во главе с Таросом Быстрым из Эрроуза.
Восстания были не большей неприятностью, чем что-либо другое, но они все равно заняли несколько месяцев на подавление, и они привели ко многим неожиданно диким поединкам, хотя Эрагон и Сапфира пытались решить дело мирно всякий раз, когда могли. После сражений они, в которых они уже побывали, ни один из них не хотел больше проливать кровь.
Вскоре после окончания восстаний Катрина родила крупную, здоровую девочку с локоном рыжих волос на ее голове, таких же как у матери. Девочка кричала громче, чем любой ребмёнок, которого Эрагон когда-либо слышал, и у нее была железная хватка. Роран и Катрина назвали ее Исмира, в честь матери Катрины, и всякий раз, когда они смотрели на нее, радость в их лицах заставляла Эрагона улыбаться.
На следующий день после рождения Исмиры, Насуда вызвала Рорана в свой троный зал и удивила его, пожаловав ему титул Графа, вместе с его родной Долиной Паланкар во владение.
– До тех пор пока ты и твои потомки будут в состоянии управлять ею, долина будет принадлежать вам, – сказала она.
Роран поклонился и сказал:
– Спасибо, ваше высочество.
Эрагон видел насколько много значил этот подарок для него. Помимо рождения его дочери, самым желанным для Рорана было возвращение в место, где когда-то находился его дом.
Насауда также пыталась вручить разнообразные титулы Эрагону, но он отказался, сказав, что для него достаточно того, что он является Всадником.
Несколько дней спустя, Эрагон и Насурда в своих рассуждениях, рассматривали карту Алагейзии и обсуждли ряд вопросов, представляющих интерес по всей стране, когда она сказала: «Теперь, когда дело обстоит несколько более определенным, я думаю, пришло время рассмотреть роль маги в Сурде, Териме, и в моем собственном королевстве ".
"Да?"
– Да. Я провела много времени, рассуждая об этом, и наконец приняла решение. Я решила сформировать группы, в целом очень похожие на Всадников, но предназначенные только для магии.
– И что же эти группы будут делать?
Насауда взяла перо со своего стола и пропустила его через пальцы. – Опять же, все то же самое, что и Всадники: путешествовать по земле, удерживать мир, вершить суд и что самое главное присматривать за прочими заклинателями, чтобы быть уверенными в том, что они не используют свои способности во зло.
Эрагон немного нахмурился. – Почему бы не оставить это для всадников?
– Потому что пройдет много лет прежде чем их будет достаточно. Но и тогда они будут все еще не в состоянии противостоять даже самому невежественному магу или ведьме.
Эрагон кивнул. Он и Сапфира все больше раздражались, не находя общего языка с Элдунари в вопросе о месте хранения оставшихся яиц драконов. А между тем им необходимо было решить это как можно скорее.
– Я думаю, что нет, Эрагон. Именно поэтому мы должны это сделать, у нас нет времени ждать. Посмотри на опустошение, оставшееся после Гальбаторикса. Заклинатели являются самыми опасными созданиями в нашем мире, опаснее чем даже драконы. Они просто обязаны отчитываться перед нами. Если этого не будет, мы навсегда останемся во власти их милосердия.
– Ты правда веришь, что сможешь присоединить к себе достаточное количество магов, для того чтобы присматривать за всеми заклинателями здесь и в Сурде?
– Думаю да, если ты попросишь их об этом. Что является одной из причин того, почему ты должен возглавить такую группу.
"Я?"
Она кивнула. – Кто еще? Трианна? Я не могу полноценно доверять ей и я не уверена достаточно ли у нее сил и способностей для этого. Эльф? Нет, это должен быть кто-то из нас. Ты знаешь имя древней религии, ты Всадник, ты достаточно умен и влиятелен. И за тобой стоит множество из драконов. Я не могу придумать другого, подходящего на роль предводителя магов, лучше тебя. Если я посоветуюсь в этом с Оррином, уверена, что он поддержит меня.
– Не думаю, что его это обрадует.
– Нет, но он поймет, что это необходимо.
– Поймет ли? – В задумчивости Эрагон оперся о край стола. – Как ты себе представляешь управление магами, не принадлежащими к этой группе?
– Я надеюсь ты сможешь найти решение. В любом случае, думаю, что с помощью заклинаний или гадального зеркала мы сможем отслеживать их местонахождение и наблюдать за тем, используют ли они магию во благо или же приносят этим несчастье окружающим.
– И если да?
– Тогда, увидев это, мы заставим их возместить нанесенный ими ущерб, а затем обяжем поклясться на древнем языке в том, что они больше не будут колдовать.
– Клятвы на древнем языке совсем не обязательно остановят их в употреблении магии.
– Знаю, но это лучшее, что мы можем сделать.
Он кивнул. – А что будет с заклинателями, которые не захотят чтобы за ними наблюдали? Что тогда? Я не могу представить себе людей, которые добровольно согласятся чтобы за ними шпионили.
Насуада вздохнула и опустила перо. – Это сложная часть. Что бы ты сделал, Эрагон, если бы был на моем месте? -
Ни одно из решений, которое приходило ему в голову, не были достаточно хорошим. – Я не знаю…-
Выражение ее лица стало печальным. – Я тоже. Это трудная, болезненная, неприятная проблема, и независимо от того что я выберу, кому-то в конечном итоге будет нанесен вред. Если я ничего не сделаю, маги, как и раньше, будут свободно манипулировать другими людьми с помощью своих заклинаний. Если я заставлю их подчиниться контролю, многие будут ненавидеть меня за это. Однако, я думаю, вы согласитесь со мной, что лучше защитить большинство моих подданных за счет нескольких. -
– Мне это не нравится, – пробормотал он.
– Мне тоже.
– Ты говоришь о подчинении каждого человека-заклинатель своей воле, независимо от того, кто они есть. -
Она и глазом не моргнула. – Для блага многих. -
– А как насчет людей, которые могут только слышать мысли и ничего больше? Это тоже форма магии. -
– Их тоже. Вероятность того что они будут злоупотреблять своей властью все еще слишком велика. – Насуада вздохнула. – Я знаю, это нелегко, Эрагон, но легко или нет, это то,на что мы должны обратить внимание. Гальбаторикс сумасшедший и злой, но он был прав в одном: маги должны быть обузданы. Но не так как планировал Гальбаторикс. Тем не менее что-то должно быть сделано, и я думаю, что мой план – лучшее возможное решение. Если ты сможешь придумать другой, лучший способ обеспечить соблюдение законности среди магов, я былы бы в восторге. В противном случае, это единственный путь, доступный нам, и мне нужна ваша помощь, чтобы сделать это… Итак, вы будете принимать руководство над этой группы, на благо страны и нашей расы в целом? -
Эрагон не спешил отвечать. Наконец он сказал, – Если Вы не возражаете, я хотел бы подумать над этим некоторое время. И я должен проконсультироваться с Сапфирой. -
– Конечно. Но не думай слишком долго, Эрагон. Приготовления идут полным ходом, и ты скоро будешь нужен. -
Потом, Эрагон не вернулся прямо к Сапфире, а бродил по улицам Илирии, игнорируя поклоны и поздравления от людей, мимо которых он проходил. Он чувствовал себя… тревожно, и из-зи предложения Насуады и из-за жизни вообще. Слишком долго он и Сапфира бездействовали. Пришло время для перемен, и обстоятельства уже не позволяют им ждать. Они должны были решить, что они собираются делать, и то, что они выберут, повлияет на всю оставшуюся жизнь.
Он провел несколько часов, гуляя и размышляя, главным образом о его связях и обязательствах. В конце дня, он вернулся назад к Сапфире и, не говоря ни слова, залез на ее спину.
Она выскочила из внутреннего двора зала и полетела высоко над Илирией, достаточно высоко, чтобы они могли видеть на сотни миль в каждом направлении. Там она осталась, кружась.
Они говорили без слов, обмениваясь своими мыслями. Сапфира разделяла многие из его проблем, но она не так сильно как он волновалась об их связях с другими. Ничто не было столь же важным для нее как защита яиц и Элдунари, и выполнение того, что было правильным для него и для нее. И все же Эрагон знал, что они не могли просто игнорировать эффекты, которые последуют за их выбором, как политические, так и личные.
Наконец, он сказал: "Что нам делать?"
Сапфира словила поток ветра, который медленно наполнил ее крылья. "То что мы должны делать – это всегда оставаться на чеку," – сказала она и замолчала. Повернув к городу, она начала спускаться.
Эрагон ценил ее молчание. Ему было бы труднее принять решение чем ей, и ему нужно было подумать над этим самостоятельно.
Когда они приземлились во дворе, Сапфира толкнула его своей мордой и сказала: "Если тебе нужно поговорить, я буду здесь."
Он улыбнулся и провёл рукой по её шее, а затем медленно пошел в свою комнату, уставившись в пол.
В ту ночь, когда луна начала показываться высоко над Илирией и Эрагон сидел напротив кровати, увлеченный чтением книги о технике изготовления седел первыми Всадниками, еле заметное мерцание привлекло внимание Эрагона.
Он вскочил на ноги, вытаскивая Брисингр из ножен.
Тогда, из его открытого окна, он увидел небольшой трехмачтовый корабль, сотканный из стеблей травы. Он улыбнулся и вложил меч в ножны. Он протянул руку, и корабль проплыл через всю комнату и приземлился на его ладонь, где накренился на одну сторону.
Корабль отличался от того, который сделала Арья во время их совместного путешествия по Империи, после того как он и Роран спасли Катрину из Хелгринда. У него (кораблика) было больше мачт, а паруса были сделаны из листиков травы. Хоть трава и была вялой и потемневшей, она не высохла полностью, что навело его на мысль что он был собран днем или двумя ранее.
К середине палубы был привязан квадрат сложенной бумаги. Эрагон аккуратно взял его, его сердце бешено колотилось, а затем развернул листок на полу. На нем было написано символами древнего языка:
Эрагон, мы наконец-то выбрали нашего лидера, сейчас я нахожусь в пути к Илирие, чтобы представить его Насурде. Я хотела бы поговорить с тобой и Сапфирой в первую очередь. Это сообщение должно достигнуть тебя за четыре дня до полумесяца. Если решитесь, встретьте меня на следующий день после его получения, к востоку от реки Рамр. Приходите одни, и не говори никому куда вы отправляетесь. Арья
Эрагон улыбнулся не желая. Ее сроки были совершенны, корабль прибыл именно тогда, когда она предназначала. Затем его улыбка исчезла, и он перечитал письмо несколько раз. Она что-то скрывает, это было очевидно. Но что? Зачем встречаться в тайне?
Может быть, Арья не одобряет следующего правителя эльфов, подумал он. Или, может быть есть какая-то другая проблема. И хотя Эрагону не терпелось увидеть ее снова, он не мог забыть, как она проигнорировала его и Сапфиру. Он предположил, что с точки зрения Арьи прошедшие месяцы были пустяковым количеством времени, но он не мог не чувствовать боль.
Он ждал пока первый лучик солнца не появился на небе, а затем быстро спустился чтобы разбудить Сапфиру и рассказать ей новость. Ей было столь же любопытно как и ему, если не сказать что даже взволновало.
Он оседлал ее, а затем они покинули город и отправились на северо-восток, не сказав никому куда они направились, даже Глаэдору и другим Эльдурнари.



ФИРНЕН

Было ещё раннее утро, когда Эрагона и Сапфира прибыли на место, указанное в записке Арьи, туда, где русло реки Рамр делало небольшой изгиб, поворачивая на восток.
Когда они подлетали, Эрагон напрягся, пытаясь разглядеть через шею Сапфиры кого-нибудь внизу. Но место было пусто, лишь стадо диких быков паслось неподалёку. Когда животные заметили Сапфиру, они пустились наутёк, поднимая за собой столбы пыли. Эрагон чувствовал, что только эти быки, да другие более мелкие зверюшки, были единственными живыми существами в округе. Разочарованный, он устремил свой взгляд к горизонту, но и там не было и намёка на присутствие Арьи.
Сапфира приземлилась на небольшое возвышение в пятидесяти ярдах от реки. Она села на землю, и Эрагон сел рядышком, прислонившись к ней спиной.
На вершине возвышения находился пласт сланцеподобного камня. Томясь в ожидании, Эрагон, чтобы убить время, подобрал камешек толщиной с большой палец и начал его стачивать, придавая ему форму наконечника стрелы. Порода была слишком мягкой, чтобы рассчитывать на большее, чем на декоративное изделие, но ему нравилось то, что он делал. Сделав протенький треугольный наконечник и оставшись им довольным, он отложил его в сторону, подобрал чуть больший по размеру камень и начал точить из него кинжал с широким лезвием, похожий на тот, что использовали эльфы.
Но ему и Сапфире не пришлось ждать так долго, как он сперва подумал.
Когда истёк час после их прибытия на берег реки, Сапфира оторвала свою голову от земли и вгляделась в небо над равниной, туда, где неподалёку находилась пустыня Хадарак.
Он почувствовал, как её тело стало напряжённым, в её душе родилось какое-то странное чувство: ощущение величия мгновения.
"Смотри", – сказала она.
Удерживая в руках свой незаконченный кинжал, он вскарабкался на ноги и посмотрел на восток.
Сначала он не увидел ничего, кроме травы, пыли и нескольких одиноких, колышущихся на ветру деревьев на фоне далёкого горизонта. Он расширил границы своего поиска, но всё равно не увидел ничего достойного внимания.
"Что?…", – начал он было свой вопрос, но сам же оборвал себя на полуслове, взглянув в небо.
Высоко в небе на востоке он увидел мерцание зелёного пламени, будто бы изумруд блестел на солнце. Светлое пятнышко описывало дугу на синем покрывале небосвода, быстро приближаясь и блестя, словно звезда ночью.
Эрагон уронил каменную заготовку кинжала, не отрывая глаз от мерцающей искорки, забрался в седло на спине Сапфиры и застегнул ремни. Он намеревался спросить её, что она думала об источнике этого пятнышка света, чтобы вынудить её выразить в словах то, о чём он думал сам, но ни он, ни она не могли сейчас ни о чём говорить.
Сапрфира оставалась на месте, хотя её крылья были раскрыты, сложены почти вдвое и приподняты: она готова была в любой момент взлететь.
Приближаясь и становясь крупнее, искорка стала принимать продолговатые формы, разбиваясь сначала на дюжины, потом сотни, потом тысячи ярких пятнышек. Через несколько минут стали видны истинные очертания, и стало понятно, что это был дракон.
Сапфира не могла ждать дольше. Она заревела громким трубным гласом, соскочила с возвышения и опустила крылья.
Эрагон схватился покрепче за шип перед собой, когда Сапфира начала свой почти вертикальный подъём, вся горя от нетерпения пересечься как можно скорей с тем другим драконом. И он и она испытывали противоречивые чувства; они были восторжены, но одновременно и насторожены – пройдя через все свои сражения, они не могли не стать осмотрительными. И оттого их чрезвычайно порадовал тот факт, что солнце сейчас было за их спинами.
Сапфира поднималась до тех пор, пока не оказалась чуть выше зелёного дракона. Потом она, сохраняя высоту, начала наращивать скорость.
Приближаясь к дракону, Эрагон увидел, что хотя тот и был хорошо сложен, но ещё не успел избавиться от подростковой угловатости: его конечностям ещё предстояло набрать вес и крепость, какими обладали Торн и Глаэдр, и сам он ещё был маленьким – меньше, чем Сапфира. Чешуя на его боках и спине была цвета лесной зелени, а самые маленькие чешуйки отдавали белизной. Когда крылья дракона были прижаты к его телу, их цвет был подобен цвету листвы падуба, но когда они были расставлены широко в стороны, и через них светило солнце, они напоминали дубовую листву весной.
На месте соединения спины и шеи дракона находилось седло очень похожее на то, что несла на себе Сапфира. В седле находилась фигура, похожая на Арью, тёмные волосы фигуры развевались на ветру. Этот вид наполнил сердце Эрагона радостью, и та пустота, что царила в нём так долго, исчезла из него, как исчезает мрак при появлении солнца.
Когда драконы пронеслись друг мимо друга, Сапфира заревела, и зелёный дракон заревел в ответ. Они повернулись и начали кружить, словно охотясь за хвостами друг друга. Сапфира летела чуть выше, и другой дракон не предпринимал попыток подняться выше чем она. Если бы так происходило в бою, Эрагон бы начал опасаться, что дракон пытается получить преимущество перед атакой.
Он улыбнулся и крикнул. Арья крикнула в ответ и подняла руку. Эрагон, чтобы убедиться, что это действительно она, коснулся умом её сознания, и тот час же убедился в этом, а также в том, что у Арьи и зелёного дракона были мирные намерения. Он удалился из её сознания в следующее мгновение, ибо остаться в нём без её разрешения было бы грубо с его стороны; он знал, что получит все ответы на свои вопросы на земле, во время спокойной беседы.
Сапфира и зелёный дракон снова заревели, последний хлестнул своим плетеподобным хвостом; потом они снова начали гоняться друг за другом, пока не подлетели к реке Рамр. Там Сапфира возглавила их маленькую группку и, опускаясь по спирали, приземлилась на то же возвышение, на котором она и Эрагон начинали своё ожидание.
Зелёный дракон приземлился в сотне футах поодаль и низко присел, позволяя Арье выпрыгнуть из седла.
Эрагон развязал ремни на ногах и спрыгнул на землю, ножны Брисингра ударились о его ногу. Он бросился в сторону Арьи, она побежала к нему. На половине дистанции между драконами они встретились. Драконы пошли следом за ними, несколько более степенно ступая и тяжело топая.
Оказавшись рядом с Арьей, Эрагон заметил, что вместо кожаной полоски, которую Арья обычно носила, чтобы удерживать свои волосы сзади, на её голове покоился золотой венец. В центре венца блестел алмаз в форме слезы, свет которого не был отражённым от солнца, но своим собственным, шедшим из его глубин. На её талии висел в зелёных ножнах меч с зелёной рукоятью. Эрагон распознал в нём Тамерлин – меч, который лорд-эльф Фиолр предлагал ему на замену Зароку, и который когда-то принадлежал Всаднику Арве. Но рукоять выглядела не совсем так, как он её помнил: она была более лёгкой и грациозной, и ножны казались уже.
Прошло целое мгновение, прежде чем Эрагон сообразил, что значила корона на голове Арьи. Потом он взглянул на неё с изумлением.
– Ты!
– Я, – ответила она и наклонила голову. – Атра эстерни оно тхелдуин, Эрагон.
– Атра ду эваринья оно варда, Арья… Дрёттнинг? – от его внимания не ускользнул тот факт, что она решила поприветствовать его первой.
– Дрёттнинг, – подтвердила она. – Мой народ решил передать мне титул, принадлежавший моей матери, и я сочла возможным принять его.
Над ними Сапфира и зелёный дракон коснулись головами и начали обнюхивать друг друга. Поскольку Сапфира была выше, зелёному дракону приходилось тянуться, чтобы достать до неё.
Как бы не желал Эрагон говорить с Арьей, он не смог удержаться и не уставиться на зелёного дракона.
– А он? – спросил он, махнув рукой ввысь.
Арья улыбнулась, а потом удивила Эрагона, взяв его руку в свою и подведя его к дракону. Тот фыркнул и нагнул к ним голову. Из его ноздрей поднимались пар и дымок.
– Эрагон, – промолвила Арья, положив руку на горячий нос дракона, – это Фирнен. Фирнен, это Эрагон.
Эрагон взглянул в один из сияющих глаз Фирнена; мышечные нити радужной оболочки дракона были бледно-жёлто-зелёными, как молоденькие стебельки травы.
"Я рад встретиться с тобой, Эрагон-друг-губитель Шейдов, – сказал Фирнен. Его внутренний голос был глубже, чем Эрагон ожидал; он был даже глубже, чем голоса Торна, Глаэдра или любого Эльдунари из Вроенгарда. – Мой Всадник многое рассказал мне о тебе".
Фирнен мигнул, послышался короткий резкий звук, будто бы ракушка упала на камень.
В широком, освещённом солнцем сознании Фирнена, выстланном прозрачными тенями, Эрагон чувствовал возбуждение.
И удивление охватило Эрагона, удивление, что это всё произошло.
– Я тоже рад встретиться с тобой, Фирнен -финиарель. Я и представить не мог, что доживу до тех пор, когда ты, освобождённый от заклятий Гальбаторикса, вылупишься.
Изумрудный дракон легонечко фыркнул. Он был горд и полн энергии, словно олень осенней порой. Потом он посмотрел на Сапфиру. И между ними двумя очень многое произошло; Эрагон почувствовал поток мыслей, эмоций, чувств – сначала он был медленным, как тихая речушка, потом стал стремительным, как горный ручей.
Арья тихо улыбнулась.
– Они, кажется, понравились друг другу.
– Да.
Ведомые обоюдным пониманием, они отошли от Сапфиры и Фирнена, предоставив драконов самим себе. Сапфира сидела не как обычно, а чуть наклонившись, словно готовясь напасть на лань. Фирнен находился в похожей позе. Кончики их хвостов подёргивались.
Арья выглядела хорошо; лучше, подумал Эрагон, чем с тех пор, как они покинули Эллесмеру. Поскольку он не мог подобрать более подходящего слова, он оценил её состояние, как счастливое.
Некоторое время они стояли молча и наблюдали за драконами. Потом Арья повернулась к нему и сказала:
– Я приношу извинения за то, что не связалась с тобой раньше. Ты, наверное, дурно думаешь обо мне за то, что я игнорировала тебя и Сапфиру так долго, за то, что я сохраняла в секрете от тебя существование Фирнена.
– Ты получила моё письмо?
– Да. – Эрагон был удивлён, когда Арья достала из своей туники мятый прямоугольный пергамент, который, несколько секунд спустя, он распознал, как собственное письмо. – Я бы ответила, но Фирнен уже вылупился, а я не хотела лгать тебе, даже если бы ложь состояла в простом не упоминании о нём.
– А зачем нужно было сохранять его существование в тайне.
– На свободе ещё так много слуг Гальбаторикса, а драконов так мало. Я не хотела рисковать, не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о нём, пока он не станет достаточно большим, чтобы суметь постоять за себя.
– Ты всерьёз полагала, что человек может проникнуть в Дю Вельденварден и убить его?
– Странные вещи случились. Пока драконы находятся на грани вымирания, не следует рисковать. Если бы я могла, я скрывала бы Фирнена в Дю Вельденвардене ещё десять лет, пока он не стал бы таким большим, что никто не мог бы осмелиться напасть на него. Но он пожелал покинуть Дю Вельденварден, и я не смогла отказать ему. Кроме того, настала пора мне предстать перед Насуадой и Ориком в моей новой роли.
Эрагон почувствовал, как Фирнен стал показывать Сапфире свою первую удачную охоту на лань в лесах эльфов. Он понял, что Ария почувствовала этот обмен тоже, потому что уголки её губ дёрнулись, когда Фирнен передал Сапфире изображение того, как он, преследуя испуганную лань, споткнулся о ветвь и начал прыгать за ней.
– И как давно ты стала королевой?
– Через месяц после моего возвращения. Ванир, впрочем, ещё не знает об этом. Я приказала держать эту информацию в тайне от него и от нашего посла у гномов, чтобы иметь возможность сосредоточиться на воспитании Фирнена, не отвлекаясь на государственные дела, которыми в противном случае пришлось бы заниматься… Я думаю тебе понравится это узнать: я вырастила его на утёсах Тельнаейра, там где жили Оромис и Глаэдр. Мне показалось, что это будет правильно.
Они немного помолчали. Потом Эрагон показал рукой на корону на голове Арьи, потом на Фирнена и спросил:
– Как же это всё случилось?
Она улыбнулась.
– Когда мы возвращались в Эллесмеру, я заметила, что Фирнен стал шевелиться внутри своей скорлупки, но не придала этому слишком большое значение, потому что Сапфира тоже часто шевелилась в своём яйце. Но, когда мы достигли Дю Вельденвардена и прошли через запретительные заклинания на его границе, он вылупился. Это случилось почти вечером, я несла яйцо в подоле, как прежде часто носила Сапфиру, я беседовала с ним, рассказывая ему о мире и уверяя его, что он находится в безопасности, а потом я почувствовала, что яйцо затряслось и… – она вздрогнула и откинула назад волосы, в глазах её стояли слёзы. – Связь – она именно такая, как я себе и представляла. Когда мы коснулись… Я всегда хотела быть Драконьим Всадником, Эрагон, чтобы иметь возможность защищать мой народ, чтобы отомстить за смерть моего отца от рук Гальбаторикса и Проклятых. Но до тех самых пор, пока я не увидела первую трещинку на скорлупе яйца Фирнена, я и мечтать не смела, что это когда-нибудь может со мной произойти.
– Когда ты коснулась, появился…
– Да, – она подняла левую руку и показала серебристый знак на ладони, похожий на его собственный гедвёй игназия. – У меня было такое чувство… – она остановилась подыскивая слова.
– Словно бы в этом месте тебя обожгло ледяной водой, – помог ей Эрагон.
– Да, точно, – она, казалось, подсознательно скрестила руки, будто замерзала.
– Итак, ты вернулась в Эллесмеру, – сказал Эрагон. В это время Сапфира делилась с Фирненом своими воспоминаниями о том, как она и Эрагон купались в Озере Леона, когда они путешествовали в Драс-Леону с Бромом.
– Итак мы вернулись в Эллесмеру.
– И отправилась жить на утёсы Тельнаейра. Но зачем тебе было становиться королевой, когда ты уже стала Всадницей?
– Это была не моя идея. Дэтхедр и другие эльфы пришли в мой дом на утёсах и попросили меня принять мантию моей матери. Я отказалась. Тогда они вернулись на следующий день. Потом на следующий. Они приходили каждый день в течение недели и каждый раз приводили всё новые и новые аргументы, почему я должна была принять корону. В конце концов, они убедили меня в том, что так будет лучше для нашего народа.
– Но почему? Из-за того, что ты дочь Имиладрис? Или потому что стала Всадницей?
– Нет, то, что Имиладрис была моей матерью, не самое главное, хотя, частично и это тоже повлияло. И не из-за того, что я стала Всадницей. Наша политика значительно сложнее, чем человеческая или у гномов. Выбор монарха у нас – не лёгкое дело. Этот выбор требует достижения согласия дюжин домов и семей, а также старейшин нашей расы, и каждый выбор, который они делают – это тонкая игра, в которую мы играем вот уже много тысяч лет… Было очень много причин, по которым я должна была стать королевой, далеко не все из них очевидны.
Эрагон пошевелился, глядя то на Сапфиру, то на Арью: он никак не мог смириться с решением последней.
– Но как ты можешь быть Всадницей и одновременно королевой? – спросил он. – Предполагается, что Всадники не могут поддерживать какую-либо отдельную расу. Нам просто перестанут доверять остальные народы Алаегейзии. И как ты сможешь нам помочь выстроить заново наши ряды и вырастить новое поколение драконов, если будешь занята в Эллесмере?
– Мир уже не тот, каким был прежде, – ответила она. – И Всадники не могут оставаться в стороне, как делали это раньше. Нас слишком мало, чтобы сражаться в одиночку, и пройдёт достаточно большой промежуток времени, прежде чем мы займём прежнее место. В любом случае, ты сам принёс клятву Насуаде, Орику и Дюрмгист Ингейтуму, но не нам, не Эльфакину. Поэтому мне кажется, что это только правильно, что и у нас появился Всадник и дракон.
– Но ты же знаешь, что Сапфира и я воевали бы за эльфов так же яростно, как за гномов и людей, – возразил он.
– Да, я знаю, но остальные-то – нет. Видимость важна, Эрагон. Ты не можешь отрицать тот факт, что дал своё слово Насуаде, что дал присягу верности клану Орика… Мой народ претерпел множество страданий за прошедшую сотню лет, и, хоть ты, может, этого и не замечаешь, мы тоже уже не те, что были прежде. С тех пор, как популяция драконов стала клониться к вымиранию, мой народ тоже стал уменьшаться. У нас стало рождаться меньше детей, наша сила стала истощаться. Некоторые также говорят, что наши умы не так остры, как раньше, хотя это и трудно доказать.
– Тоже самое верно и для людей, так, во всяком случае, сказал нам Глаэдр, – промолвил Эрагон.
Она кивнула.
– Он – прав. Обеим нашим расам нужно время для восстановления, и очень многое зависит от возрождения драконов. Более того, так же, как вам необходима Насуада, чтобы помочь оздоровлению вашего народа, также и нам необходим лидер. Имиладрис умерла, и я посчитала себя обязанной взять на себя это бремя, – она коснулась своего левого плеча, на котором под одеждами находилось тату из символов йауэ. – Я пообещала служить своему народу, когда была значительно старше, чем ты. Я не могу оставить их теперь, когда их нужды так велики.
– Ты им всегда будешь нужна.
– И я всегда буду служить им, – ответила она. – Но не беспокойся; ни я, ни Фирнен не забудем о наших обязанностях Всадника и Дракона. Мы будем помогать тебе патрулировать земли и улаживать конфликты, и где бы ни было место для выращивания драконов, мы будем навещать эту землю, чтобы помогать, так часто, как только сможем, даже если оно будет находиться на самом южном крае горного хребта Спайн.
Эти её слова обеспокоили Эрагона, но он постарался скрыть своё беспокойство. То, что она только что пообещала, станет невозможно, если он и Сапфира сделают так, как решили, направляясь сюда. Хоть всё, о чём сказала сейчас Арья, подтверждало то, что они избрали правильный путь, он переживал о том, что этот путь был невозможен для самой Арьи и Фирнена.
Тогда он склонил свою голову, принимая решение Арьи стать королевой и признавая её право на это.
– Я знаю, что ты не будешь пренебрегать своими обязанностями, – сказал он. – Ты никогда не пренебрегала, – он не планировал сказать это жёстко, это была всего лишь констатация факта, того факта, за который он уважал её. – И я понимаю, почему ты так долго не выходила с нами на связь. Возможно, окажись я на твоём месте, я поступил бы так же.
Она снова улыбнулась "Спасибо".
Он показал жестом на её меч.
– Я так понимаю, Рюнён переделала Тамерлин, чтобы он лучше подходил тебе?
– Да, и она всё время ворчала. Она заявила, что клинок был безупречен таким, каким он был, но я очень довольна изменениями, которые она сделала; теперь клинок держится так, как должен в моей руке, и кажется не тяжелее, чем хлыст.
Пока они стояли и смотрели на драконов, Эрагон всё думал о том, как лучше поведать Арье об их планах. Прежде чем он смог решить это, она спросила:
– Вы с Сапфирой хорошо провели время?
– Да.
– Что ещё интересного случилось с вами со времени написания письма?
Эрагон на минутку задумался, а потом коротко рассказал ей о покушениях на жизнь Насуады, о восстаниях на севере и юге, о рождении дочери Рорана и Катрины, о приобретённом Рораном благородном титуле, о сокровищах найденных в цитадели. В последнюю очередь он рассказал ей о возвращении в Карвахолл и их визите к месту последнего покоя Брома.
Пока он рассказывал, Сапфира и Фирнен начали гоняться друг за другом, кончики их хвостов дёргались взад-вперёд с необыкновенной скоростью. Челюсти обоих были слегка приоткрыты, длинные белые зубы были обнажены, они тяжело дышали через рот, из их глоток вырывалось низкое повизгивающее ворчание. Ничего подобного Эрагон ещё не слышал. Ему казалось, будто бы они собирались наброситься друг на друга, и это беспокоило его, но чувства, испытываемые Сапфирой были необыкновенно далеки от злобы или страха. Это было…
"Я хочу проверит его", – объяснила Сапфира. Она ударила хвостом о землю, отчего Фирнен остановился.
"Проверить его? Как? Зачем?
"Чтобы выяснить, так ли крепки ли его кости и так ли жарок ли огонь в желудке, чтобы противостоять мне?".
– Ты уверена? – спросил он, поняв ее намерения.
Она снова щёлкнула хвостом о землю, и он понял, что желание её было серьёзным и сильным. "Я знаю всё о нём, всё, кроме этого. Кроме того, – в ней промелькнула искорка изумления, – кажется, драконье увлечение друг другом не вечно.
– Очень хорошо. Но будь осторожной.
Он едва закончил говорить с Сапфирой, как она бросилась вперёд и укусила Фирнена в левый бок. Из его раны брызнула кровь, он зарычал и отпрыгнул назад. Потом, рыча и не зная что делать дальше, он стал отступать перед надвигающейся на него Сапфирой.
– Сапфира! – огорченный, Эрагон повернулся к Арья, намереваясь извиниться.
Но она не выглядела огорчённой. Фирнену и Эрагону она сказала:
– Если ты хочешь, чтобы она тебя уважала, тогда ты должен укусить её в ответ.
Арья, удивлённо вздёрнув брови, посмотрела на Эрагона. Он ответил ей понимающей, но кривоватой улыбкой.
Фирнен взглянул, колеблясь, на Арью. Сапфира щёлкнула своими зубами, и он снова отпрыгнул назад. Потом, оглушительно заревев, он, подняв крылья, словно стараясь казаться больше, бросился на Сапфиру и, кусая её за заднюю лапу, вонзил в неё зубы.
Боль, которую испытала Сапфира, вовсе и не была болью.
Сапфира и Фирнен возобновили своё кружение, всё громче и громче рыча и повизгивая. Фирнен снова ринулся на Сапфиру. Он запрыгнул на её шею и пригнул её голову к земле. Удерживая её в таком положении, он пару раз игриво укусил Сапфиру в затылок.
Сапфира боролась не так яростно, как от неё ожидал Эрагон; он догадался, что она сама позволила Фирнену поймать себя – этого не удавалось сделать даже Торну.
– Ухаживания драконов не так-то уж и нежны, – прокомментировал он Арье.
– А ты что, ожидал от них ласковых слов и нежных ласок?
– Я полагаю, что нет.
Кивком шеи Сапфира сбросила с себя Фирнена, и отскочила назад. Она заревела и начала царапать землю передней лапой. Фирнен задрал голову к небу и выпустил вверх журчащую струю зелёного пламени. Пламя было в два раза больше его самого.
– Ох, – восхищённо выдохнула Ария.
– Что?
– Это первый раз, когда он выдохнул огненное пламя.
Сапфира тоже выпустила изо рта пламя; стоя в пятидесяти футах от неё, Эрагон чувствовал его жар. Потом она присела и прыгнула вверх, взмывая прямо в небо. Мгновением спустя за ней последовал Фирнен.
Эрагон и Арья стояли и смотрели на поднимающихся в небеса сверкающих драконов; те взбирались по спирали всё выше и выше и дышали огнём. Это было незабываемое, повергающее в трепет зрелище: одновременно и дикое, и прекрасное, и пугающее. Эрагон понимал, что он наблюдал за древним, первородным ритуалом, бывшего частью самой природы, и без исполнения которого земля была обречена на увядание и смерть.
С увеличением расстояния между ним и Сапфирой, их связь стала становиться всё слабее и слабее, но он по-прежнему был способен ощущать пыл её страстей, из-за которых поле её зрения потемнело по краям, и её мысли растаяли, и остались только инстинктивные, которым подчиняются все живые существа, и даже эльфы.
Драконы взлетали всё выше и выше, пока не стали казаться двумя кружащимися друг вокруг друга мерцающими звёздочками в бесконечности синего неба. Хоть она и была далеко от него, Эрагон всё ещё мог видеть всполохи воображения и чувств Сапфиры, и хоть он многое испытал, когда Эльдунари поделились с ним своими воспоминаниями, его щёки и кончики ушей загорелись, и он не мог взглянуть Арье прямо в глаза.
Арья тоже выглядела тронутой драконьими эмоциями, хотя и не так, как он; она, тихо улыбаясь, пристально следила за Сапфирой и Фирненом, её глаза светились ярче, чем обычно, казалось, что вид двух драконов наполнял её гордостью и счастьем.
Эрагон вздохнул, присел на корточки и начал рисовать на земле стебельком травы.
– Ну, это не продлится долго, – заметил он.
– Нет, – согласилась Арья.
Так они провели много времени: она стояла, он сидел на корточках, всё вокруг было тихо, лишь ветер одиноко шумел.
Наконец Эрагон осмелился взглянуть на Арью. Она выглядела прекрасной, как никогда. Но он видел не только её красоту, он видел перед собой друга и союзника, он видел перед собой женщину, спасшую его от Дурзы, сражавшуюся вместе с ним против многочисленных врагов, заключённую вместе с ним в тюрьму под Драс-Леоной, ту, которая, в конце концов, убила Дауздаэртом Шрюкна. Он вспомнил то, что она рассказывала ему о своей жизни в Эллесмере, о её детских годах, о трудных отношениях с её матерью, о многочисленных причинах, заставивших её покинуть Дю Вельденварден, став послом эльфов. Он также подумал о её страданиях: некоторые были причинены её матерью; другие чувством одиночества во время жизни среди людей и гномов; третьи испытаны после гибели Фаолина и под воздействием пыток в Гиллиде.
Он подумал обо всём этом и испытал чувство глубочайшей близости с ней, и ему стало грустно от того, что он видел.
Пока Арья созерцала небо, Эрагон оглянулся вокруг и нашёл подходящий пласт сланцеподобного камня, выступавший из-под земли. Двигаясь тихо, насколько это было возможно, он выкопал пальцами камень и стряхнул с него грязь.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить однажды использованное им заклинание, потом он видоизменил его так, чтобы извлечь из земли все необходимые цвета. Выговаривая про себя слова, он произнёс заклинание.
Возникло движение, словно водоворот грязной воды, и поверхность каменной дощечки помутнела. Потом цвета – красные, синие, зелёные, жёлтые – расцвели на сланце и, перемешиваясь и образовывая более тонкие оттенки, начали складываться в линии и формы. Через несколько секунд на камне проступило изображение Арьи.
Когда оно было готово, он прекратил заклинание и начал изучать отпечаток. Ему понравилось то, что он увидел. Изображение было точной и честной копией Арьи и выгодно отличалось этим от того отпечатка, что он сделал в Эллесмере. Отпечаток, что он держал сейчас в руках имел глубину, которой не доставало первому. Изображение, если говорить о композиции, не было идеальным, но Эрагон был горд тем, что ему удалось понять так много из её характера. В этом отпечатке ему удалось суммировать всё, что он знал о ней, все её достоинства и недостатки.
Он дал себе насладиться своим удачным творением ещё мгновение, потом отбросил камень в сторону, собираясь разбить его о землю.
– Кауста, – промолвила Арья, и дощечка, повернув в воздухе, оказалась в её руке.
Эрагон открыл уже рот, чтобы извиниться или объясниться, но потом передумал и промолчал.
Держа в руках отпечаток, Ария внимательно вгляделась в него. Эрагон напряжённо смотрел на неё, гадая, как она отреагирует.
Последовала долгая, напряжённая минута.
Потом Арья опустила камень.
Эрагон встал и протянул руку, чтобы забрать дощечку, но она не отдала её ему. Она выглядела взволнованной, и его сердце упало; отпечаток расстроил её.
Глядя Эрагону прямо в глаза, она сказала на древнейшем языке:
– Эрагон, если ты хочешь, я скажу тебе моё настоящее имя.
Её предложение застало его врасплох. Он ошеломлённо кивнул и с огромным трудом смог вымолвить:
– Это было бы для меня великой честью.
Арья шагнула вперёд и, поднеся губы к уху Эрагона, едва слышно прошептала своё настоящее имя. Пока она говорила, имя зазвенело у него в голове, и вместе с ним пришло понимание. Часть её имени он уже знал, но в нём присутствовали и черты, которые удивили его, черты, которыми, он догадался, Арье трудно было делиться с кем-нибудь.
Потом Арья отступила назад, ожидая его реакции, выражение её лица было подчёркнуто пустым.
Её имя разбудило множество вопросов в Эрагоне, но он знал, что время задавать их ещё не настало. Ему скорее требовалось уверить Арью, что его мнение о ней не стало менее высоким оттого, что он узнал. Но оно и не стало. Даже наоборот, знание укрепило его уважение, потому что оно показало ему всю величину её истинного самопожертвования, её преданности долгу. Он знал, что если он отзовётся плохо о звучании её имени, или даже просто скажет что-нибудь не то, он разрушит их дружбу.
Он прямо посмотрел в глаза Арье и, также на древнейшем языке, сказал:
– Твоё имя… твоё имя – это хорошее имя. Ты должна гордиться тем, кто ты есть. Спасибо за то, что ты открыла его мне. Я рад называть тебя своим другом и я обещаю, что буду всегда хранить его в секрете… А теперь, хочешь ли ты узнать моё имя?
Она кивнула.
– Хочу. И я, в свою очередь, тоже обещаю помнить его и охранять так долго, пока оно будет оставаться твоим.
Ощущение значительности момента овладело Эрагоном. Он знал, что он не мог уже отказаться и не делать того, что собирался, и это одновременно возбуждало и пугало его. Он подвинулся к Арье, как несколькими минутами ранее придвинулась к нему она, и прошептал ей на ухо своё имя так тихо, как только мог. Вся его сущность затрепетала, распознавая слова.
Испытывая явное чувство тревоги, он отодвинулся. Что она подумает о нём? Плохое или хорошее? Ибо суждение в ней возникнет, она не сможет удержаться от него.
Арья протяжно выдохнула и некоторое время смотрела на небо. Потом она снова повернулась к нему, выражение её лица было мягче, чем прежде.
– У тебя тоже хорошее имя, Эрагон, – тихо промолвила она. – Но я не думаю, что ты именно с этим именем покинул Паланкарскую долину/
"Нет"
– Так же я не думаю, что ты носил это имя, когда находился в Эллесмере. Ты сильно вырос с тех пор, как мы впервые встретились.
– Мне пришлось.
Она кивнула.
– Хоть ты всё ещё юн, ты уже не ребёнок.
– Нет, не ребёнок.
Сейчас более, чем когда-либо, Арья влекла его к себе. Обмен сокровенными именами сформировал между ними какую-то связь, но какую, он не понимал, и из-за этого он чувствовал в себе неуверенность, он чувствовал себя уязвимым. Она увидела его таким, каким он был, со всеми его недостатками, и не отшатнулась, но приняла его всего целиком, также, как он принял её. Более того, в его имени она увидела всю глубину его чувств к ней, и это тоже не оттолкнуло её.
И теперь, он всё собирался затронуть в беседе эту тему, но никак не мог решиться. Наконец, собрав волю в кулак, он сказал:
– Арья, что станет с нами?
Она медлила, но он видел, что значение его вопроса было ей ясно. Осторожно подбирая слова, она ответила:
– Не знаю… Когда-то, и ты это знаешь, я бы сказала "ничего", но… Ты всё равно ещё очень юн, а люди – непостоянны. Через десять лет, может быть, даже через пять ты уже, возможно, не будешь испытывать те чувства, что живы в тебе сейчас.
– Мои чувства не изменятся, – с совершенной уверенностью возразил он.
Она надолго и внимательно всмотрелась в его лицо. Выражение её глаз изменилось, и она промолвила:
– Если нет, тогда… возможно, как настанет время… – она дотронулась рукой до его подбородка. – Ты не можешь требовать от меня сейчас большего. Я не хочу ошибиться с тобой, Эрагон. Ты слишком важен, и для меня и для всей Алагейзии.
Он попытался улыбнуться, но у него вышла гримаса.
– Но… у нас нет времени, – ответил он срывающимся голосом. Где-то в животе у него сформировалась пустота.
Бровь Арьи удивлённо взлетела вверх, опустив руку, она спросила:
– Что ты имеешь в виду?
Он уставился в землю, думая, как лучше поведать ей о своих планах. Наконец, так просто, как только он мог, он рассказал ей о них. Он рассказал ей о трудностях, с которыми столкнулись они с Сапфирой в поисках безопасного места для яиц и Эльдунари, и рассказал ей о планах Насуады по формированию отряда волшебников для надзора за каждым человеком-чародеем.
Он потратил несколько минут на рассказ и закончил его словами:
– Поэтому Сапфира и я, мы решили, что единственным правильным решением будет покинуть Алагейзию и найти место поодаль от народов, чтобы там выращивать драконов. Так будет лучше для всех нас, для драконов, для Всадников, для всех рас Алагейзии.
– Но Эльдунари, – Арья казалась шокированной.
– Эльдунари тоже не останутся. Здесь, даже в Эллесмере, они никогда не будут в безопасности. Пока они находятся на этой земле, всегда найдётся кто-нибудь, кто попытается выкрасть их, чтобы использовать их по собственному усмотрению. Нет, нам нужно место подобное Врёнгарду, место, куда никто не сможет проникнуть, чтобы причинить вред драконам, место, где молодая поросль и дикие драконы сами не смогут причинить никому вред, – Эрагон попробовал снова улыбнуться, но отказался от этой затеи, как от невозможной. – Вот почему я сказал, что у нас нет времени. Мы с Сапфирой собираемся покинуть Алагейзию так скоро, как это вожможно, а ты останешься зедсь… Я даже не знаю, свидимся ли мы когда-нибудь ещё.
Арья встревоженно взглянула в отпечаток на камне.
– Ты откажешься от своей короны, чтобы улететь вместе с нами? – спросил он, уже зная ответ.
Она подняла взгляд на него.
– Ты откажешься от присмотра за яйцами?
Он покачал головой. "Нет"
Какое-то время они молчали, прислушиваясь к ветру.
– Как ты будешь искать кандидатов-Всадников? – спросила она.
– Мы оставим несколько яиц, полагаю, что у тебя, и когда они вылупятся, драконы и их Всадники смогут присоединитсья к нам, а мы вышлем тебе другие яйца.
– Но должно быть другое решение, кроме того, что ты, Сапфира и каждый Эльдунари покинет пределы Алагейзии.
– Если есть, мы с удовольствием последуем ему. Но его нет.
– А что Эльдунари? Что Глаэдр? Что Умарот? Ты уже говорил с ними об этом? Они согласны?
– Мы ещё не рассказывали им о наших планах, но они согласятся. Это я знаю.
– Ты уверен в этом, Эрагон? Неужели, это действительно единственный выход – покинуть всё и всех, кого ты знал и знаешь?
– Это необходимо, и, кроме того, наш уход уже давно был предсказан. Анжела предсказала это, пытая моё будущее в Тирме, я уже давно смирился с этой мыслью, – он коснулся рукой щеки Арьи. – Поэтому я опять спрашиваю тебя: ты уедешь с нами?
В её глазах появились слёзы. Прижав камень с изображением к груди, она промолвила:
– Я не могу.
Он кивнул и отвёл руку назад.
– Что ж, тогда… наши пути расходятся.
Слёзы начали набухать в его собственных глазах, и он отчаянно боролся с ними, чтобы сохранить спокойный вид.
– Но пока ещё нет, – прошептала она. – У нас есть ещё немного времени, чтобы побыть вместе. Ты же не уезжаешь прямо сейчас?
– Нет, не сейчас.
Так они стояли друг подле друга, взирая в небо, ожидая возвращения Сапфиры и Фирнена. Немного погодя, её рука коснулась его руки, он её сжал, и хоть утешение было слабым, оно помогло чуть-чуть притупить сердечную боль.



ЧЕЛОВЕК СОВЕСТИ

Теплый свет тек через окна вдоль права стены прихожей, освещенные участки дальней стены, где картины, щиты, мечи, и головы различных оленей висели равномерно.между темными, вырезанными дверями в стене.
когда Эрагон зашагал в сторону покоев Nasuada, он взглянул из окна на город. Со двора, он мог бы еще услышать бардов и музыкантов, выступающих у праздничных столов поставленных в честь Арьи.торжество уже шло потому что она и Firnen вернулись в Ilirea с ним и Сапфирой вчера Но теперь они начали стихать и они наконец-то смогли договориться о встрече с Nasuada.
Он кивнул стражникам и вошел в комнату.
Внутри он увидел Насуаду, которая, лежа на мягком сиденье, слушала музыканта, тот бренчал на лютне и пел красивую, но печальную песню о любви. На краешке сиденья сидела девочка-ведьма Эльва, увлеченная вышивкой, и на соседнем стуле расположилась служанка Насуады, Фарика. На ее коленях свернулся клубком кот-оборотень Желтоглазый в своем зверином обличье. Казалось, что он крепко спит, однако Эрагон по опыту знал, что, вероятно, тот бодрствовал.
Эрагон ждал у двери, пока музыкант не закончил.
– Спасибо. Вы можете идти, – сказала Насуада. – Ах, Эрагон. Добро пожаловать.
Он слегка поклонился ей. Также он поприветствовал девочку:
– Эльва.
Она посмотрела на него исподлобья.
– Эрагон.
Хвост кота-оборотня дернулся.
– Ты хочешь что-то обсудить? – спросила Насуада. Она отпила глоток из чаши, стоявшей на столе.
– Возможно, мы могли бы поговорить в частном порядке, – сказал Эрагон, движением головы указывая на дверь со стеклянными панелями, за которой располагался балкон с видом на сад и фонтан.
Насуада задумалась на миг, затем поднялась со своего места и пошла к балкону, шлейф ее фиолетового платья тянулся за ней.
Эрагон последовал за ней, они стояли рядом, глядя на хлещущие струи фонтана, серые и холодные в тени здания.
– Какой прекрасный день, – сказала Насуада и вздохнула. Она выглядела более мирной, чем он в последний раз видел ее – всего несколько часов назад.
– Кажется, музыка привела тебя в хорошее настроение, – отметил он.
– Нет, не музыка. Эльва.
Он поднял голову.
– Как?
Странная полуулыбка украсила лицо Насуады.
– После моего заключения в Урубаене – после того, что я пережила… и потеряла – и после покушения на мою жизнь, мир для меня потерял все краски. Я не чувствовала себя, и ничто не могло оторвать меня от моей печали.
– Я так и думал, – сказал он, – Но я не знал, что мне следует сказать или сделать, чтобы помочь тебе.
– Ничто. Чтобы ты не сделал или сказал, ничто бы не помогло мне. Я провела бы годы в таком состоянии, если бы не Эльва. Она сказала мне… она сказала мне то, что я должна была услышать, я полагаю. Это было исполнение обещания, данного в Абероне. Эрагон нахмурился и оглянулся, чтобы увидеть комнату, где сидела Эльва, трудясь над своей вышивкой. После всего, что они вместе пережили, он не мог доверять этой девочке,он боялся, что она управляет Насуадой для исполнения своих эгоистичных целей.
Насуада коснулась его руки.
– Тебе не надо волноваться обо мне, Эрагон. Я знаю себя слишком хорошо, чтобы она могла вывести меня из равновесия, даже если бы она попыталась. Гальбаторикс не смог сломать меня, думаешь, это получится у нее?
Он снова посмотрел на нее с мрачным выражением лица.
– Да.
Она снова улыбнулась.
– Я ценю твое беспокойство, но сейчас оно необоснованно. Позволь мне насладиться моим хорошим настроением, ты можешь поделиться своими подозрениями со мной позднее.
– Хорошо.
Затем он смягчился немного и сказал:
– Я рад, что ты чувствуешь себя лучше."
– Спасибо. Я тоже… А Сапфира и Фирнен развлекаются как раньше? Я их больше не слышу.
– Они здесь, но сейчас они очень высоко.
Его щеки потеплели, потому что он коснулся разума Сапфиры.
– Ах.
Насуада положила руки – одну на другую – на каменные перила, стойки которых были вырезаны в форме цветущих ирисов.
– Все же, почеиу ты пришел? Ты принял решение насчет моего предложения?
– Да.
– Отлично. Тогда можем перейти к нашим планам. Я уже…
– Я решил отказаться.
– Что?
Насуада недоверчиво посмотрела на него.
– Почему? Кому бы еще ты поручил свое положение?
– Я не знаю, – сказал он мягко.
– Это то, что вы с Оррином должны решать по своему усмотрению.
Ее брови поднялись.
– Ты даже не поможешь в выборе нужного человека? И ты ожидаешь, что я поверю в то, что ты будешь исполнять чьи-то приказы, кроме моих?
– Ты не понимаешь, – сказал он.
– Я не возглавлю магов, но и не буду вступать в их ряды.
Насуада уставилась на него на мгновенье, затем повернулась и закрыла стеклянные двери балкона, чтобы ни Эльва, ни Фарика, ни кот-оборотень не могли подслушать их разговор. Вернувшись к нему, она сказала:
– Эрагон! О чем ты думаешь! Ты знаешь, что должен это сделать. Все маги должны присягнуть. Не должно быть ни одного исключения. Ни одного! Люди не должны думать, что у меня есть фавориты. Сеять разногласия в рядах магов – этого я точно не хочу. Пока ты – часть моего королевства, ты должен соблюдать его законы, или моя власть – ничто. Не мне говорить тебе об этом, Эрагон.
– Ты и не должна. Я хорошо знаю все это, поэтому я И Сапфира решили оставить Алагейзию.
Насуада оперлась о перила, как будто чтобы удержать равновесие. Какое-то время единственным звуком был звук льющейся воды.
– Я не понимаю.
Еще раз, так как он уже говорил это Арье, он перечислил причины, по которым драконы, он и Сапфира не могут оставаться в Алагейзии. Когда он закончил, он сказал:
– Я никогда бы не возглавил магов. Сапфира и я должны восстановить расу драконов и тренировать новых Всадников, и эта миссия имеет приоритет перед всем остальным. Даже если бы у меня было время, и я не мог быть лидером Всадников, я ответил бы тебе – другие расы никогда на это не согласятся. Несмотря на решение Арьи стать королевой, всадники должны оставаться беспристрастными, насколько возможно. Если мы начнем играть в фаворитов, это разрушит Алагейзию. Единственное решение, которое я вижу, чтобы орден магов включал все расы – даже ургалов – но вряд ли это возможно. Кроме того, все равно останется вопрос: что делать с яйцами и Эльдунари.
Насуада нахмурилась.
– Ты не ожидал, что я поверю, что с твоей силой ты не можешь защитить драконов здесь, в Алагейзии?
– Возможно я бы смог, но мы не можем полагаться на одно лишь волшебство в защите драконов. Нам нужны физические барьеры, нам нужны стены, рвы и скалы, непреодолимымые для людей, эльфов, гномов или ургалов. Мы нуждаемся в такой безопасности, которую даст лишь расстояние. Мы должны сделать путь до нас таким трудным, чтобы даже самые решительные наши враги отказывались от попыток найти нас. Но забудь об этом. Если предположить, что я могу защитить драконов, остается проблема, как запретить им охотится на домашний скот, наш, а также гномов и ургалов. Ты хочешь объяснять Орику почему стаи фельдуностов исчезают, или ты хочешь продолжать успокаивать сердитых фермеров, которые потеряли их животных?… Нет, отъезд – единственное решение.
Эрагон посмотрел вниз на фонтан.
– Даже если бы было место для яиц и Эльдунари в Алагейзии, то это не было бы правильно для меня – остаться.
– Почему?
Он покачал головой.
– Ты знаешь ответ, также как и я. Я стал слишком могущественным. Пока я здесь, твоя власть – а также Арьи, Орика и Оррина – будет вызывать сомнения. Если бы я попросил, все в Сурде, Тирме и твоем королевстве последовали за мной. С помощью Эльдунари, меня никто не остановит, ни Муртаг, ни Арья.
– Ты бы никогда не пошел против нас. Это не то, чтобы ты сделал.
– Нет? За все годы, которые я проживу – а я мог бы жить очень долго – ты искренне веришь, что я никогда не вмешаюсь в дела страны?
– Если ты это сделаешь, я уверена, что это будет по уважительной причине, и я уверена, мы будем благодарны за твою помощь."
– Правда? Без сомнения, я бы полагал, что это мои причины, но это западня, не так ли? Вера, в то, что я знаю, как сделать лучше, и то, что в моем распоряжении есть такая сила, все это заставит меня действовать.
Помня ее слова, он повторил:
– Для пользы многих.Если я допущу ошибку, кто остановит меня? В конце концов, я могу стать таким, как Гальбаторикс, несмотря на мои благие намерения. Как правило, моя сила заставляет людей соглашаться со мной. Я видел это… Если бы ты была в моем положении, ты была бы в состоянии сопротивляться искушению вмешаться, только немного, чтобы сделать что-либо лучше? Мое присутствие нарушает равновесие, Насуада. Если я хочу избежать участи стать тем, кого ненавижу, я должен уехать.
Насуада приподняла подбородок. – Я могла бы приказать тебе остаться.
"Я надеюсь вы не станете. Я бы предпочел уйти по дружески, а не в гневе."
– Таким образом, ты не будешь отвечать ни перед кем, кроме себя?
– Я буду отвечать перед Сапфирой и собственной совестью, которые всегда будут со мной.
Краешки губ Насуады приподнялись.
– Человек совести – самый опасный вид человека в мире.
Еще раз, звуки фонтана заполнили промежуток в их беседе.
Затем Насуада сказала:
– Веришь ли ты в богов, Эрагон?
– Каких именно? Их много.
– Любого из них. Все они. Веришь ли ты в силу, более мощную, чем твоя собственная?
– Кроме Сапфиры?
Он улыбнулся, извиняясь, поскольку Насуада нахмурилась.
– Жаль.
Он думал серьезно в течение минуты, затем сказал:
– Возможно они существуют; я не знаю. Я видел… я не уверен, но, возможно, я видел бога гномов Гунтеру в Тронжхайме, когда Орик короновался. Но если есть боги, я не высокого о них мнения после того, как они оставили Гальбаторикса на троне так долго.
– Возможно, ты были инструментом богов для того, чтобы свергнуть его. Ты когда-либо задумывался об этом?
– Я? – Он засмеялся.
– Я полагаю, что это возможно, но в любом случае, им все равно, живем мы или умираем.
– Конечно нет. Почему они должны? Они – боги… Ты поклоняешься любому из них, так?
Вопрос, казалось, имеет для Насуады особую важность.
Снова Эрагон думал некоторое время. Тогда он пожал плечами.
– Их так много, как я могу знать, кого выбрать?
– Почему бы не создателя сущего, Унулукуну, которы дает всему жизнь после смерти?
Эрагон не смог сдержать смешок.
– Пока я не заболею, и никто не убьет меня, я могу жить в течение тысячи лет или больше, и если бы я жил так долго, что не могу вообразить, не думаю, что хотел бы жить после смерти. Что еще бог может предложить мне? С Эльдунари, я имею силу, чтобы сделать что угодно.
– Боги также предоставляют возможность увидеть тех, кого мы любим, снова. Разве ты не хочешь этого?
Он колебался.
– Хочу. Но я не смогу вынести вечности. Это кажется еще более пугающим, чем когда-нибудь перейти в пустоту, как верят эльфы.
Насуада казалась обеспокоенной.
– Таким образом, ты не ответственнен ни перед кем, кроме Сапфиры и непосредственно себя.
– Насуада, я плохой человек?
Она покачала головой.
“Тогда позволь мне сделать то что я считаю правильным. Я подконтролен Сапфире, Эльдурнари и перед всеми всадниками которые должны появиться, и также перед Вами и Арьей и Ориком и всей Алигезией. Мне не нужен надсмотрщик который будет говорить как мне себя вести. Если бы я сделал так, то я был бы словно ребенок, который повинуется правилам своего отца только потому, что он боится кнута, а не потому что он понял что-то на самом деле.”
Она пристально глядела на него в течение нескольких секунд.
– Очень хорошо, тогда я буду доверять тебе.
Плеск воды в фонтане еще раз заглушило молчание… Наверху, свет от снижающегося солнца подчеркнул трещины и недостатки в нижней части каменной полки.
– А если нам понадобится твоя помощь? – спросила она.
– Я помогу. Я не оставлю тебя, Насуада. Я свяжу одно из зеркал твоего кабинета со своим так, чтобы ты всегда могла со мной связаться. То же я сделаю для Катрины с Рораном. Если вы попадете в беду, я найду способ послать помощь. Я, возможно, не смогу приехать сам, но я помогу.
Она кивнула.
– Я знаю, ты сможешь
Тогда она вздохнула с несчастным видом.
– Что? – он спросил.
– Все шло так хорошо. Гальбаторикс мертв. Последняя битва окончена. Мы собирались решить проблему магов, наконец. Ты и Сапфира собирались возглавить Всадников. А сейчас… Я не знаю, что мы будем делать.
– Все будет хорошо, я уверен. Ты найдешь способ.
– Это было бы легче, будь ты здесь… Согласишься ты открыть название древнего языка тому, кого мы выберем на должность главы магов?
Эрагону не нужно было думать об этом, он уже рассматривал эту возможность, но он сделал паузу, чтобы найти правильные слова.
– Я мог бы, но впоследствии мы можем пожалеть об этом.
– То есть, ты отказываешься.
Он покачал головой.
Разочарование было на ее лице.
– Почему нет? По каким причинам сейчас?
"Имя слишком опасно для того чтоб с легкостью рассказывать каждому, – Насурда." Если маг полон амбиций, а нет сомнения они появиться с таким знанием, он или она может посеять невероятный хаос. С его помощью они могут уничтожить древний язык. Даже Гальботорикс был не достаточно безумен, чтобы сделать это, но нетренированный властолюбивый маг? Кто знает то, что может произойти? Прямо сейчас Арья, Муртаг и драконы – единственные помимо меня, кто знают имя. Лучше оставить это так.”
– Когда вы уйдете, мы будем зависеть от Арьи, нужно ли это?
– Ты знаешь, что она всегда будет помогать. Я бы лучше волновался о Муртаге.
Казалось, Насуада ушла в себя.
– Нет необходимости. Он не опасен для нас. Не сейчас.
Как ты говоришь. Если вашей целью является сохранение заклинателей в узде, то имя древнего языка та информации, которую лучше скрывать ".
– Если это действительно так,то… Я понимаю.
“Спасибо. Есть еще кое – что, что Вы должны знать ”
Выражение Насуады стало настороженным. “О?”
Он сказал ей об идее, которая недавно пришла к ниму на ум относительно ургалов. Когда он закончил, Насуада стихла на некоторое время. Тогда она сказала, “Вы берете много на себя.”
“Я слишком занят. Никто больше не может… Ты одобряешь? Это кажется единственным способом гарантировать мир в конечном счете.”
“Действительно ли ты уверен, что это мудро?”
“Не полностью, но я думаю, что мы должны попробовать.”
“Карлики то же? Это действительно необходимо?”
“Да. И только это правильно. И только это справедливо. И это поможет поддержать баланс среди расс.”
“Что, если они не согласятся?”
“Я уверен, что они согласятся.”
“Тогда сделайте, как ты считаешь нужным. Ты не нуждаешся в моем одобрении-ты ясно дал мне это понять – но я соглашусь, что это кажется необходимым. Иначе еще в течение двадцать, тридцать лет мы можем сталкниваться со многими проблемами, с которыми столкнулись наши предки, когда они прибыли в Алагейзию.”
Он немного склонил свою голову. “Я приготовлюсь.”
“Когда ты планируешь отъезд?”
"Когда и Арья"
“Так скоро?”
“Нет никакой причины ждать дольше.”
Насурда прислонилась к перилам, устремив глаза на фонтан ниже. "Ты когда-нибудь навестишь нас снова?"
“Я попробую, но…, я так не думаю. Когда Анджела бросала кости, она сказала, что я никогда не вернусь”
"Ах". Голос Насуады казался тусклым, как будто она охрипла. Она повернулась к ниму и сказала: “Я буду скучать по тебе.”
”Я тоже буду скучать по тебе.”
Она сжала губы, как будто изо всех сил пытаясь не кричать. Затем она подалась вперед и обняла его. Он обнял ее спину, и они стояли так в течение нескольких секунд.
Они расстались, и он сказал: "Nasuada, если вы когда-нибудь перестанете быть королевой, или вы будете искать место, чтобы жить в мире, приходите к нам. Вы всегда будете желанны в нашем зале. Я не могу сделать вас бессмертными, но я мог бы продлить ваши годы далеко за пределы того, что большинство людей проживают и они будут прожиты в добром здравии ".
“Спасибо. Я ценю предложение, и я не забуду о нем.” Однако, у него было чувство, что она никогда не будет в состоянии приехать, покинув Алагейзию, независимо от того какого возраста она будет. Ее чувство долга было слишком сильно.Тогда он спросил, “Вы дадите нам свое благословение?”- Конечно.
Она взяла его голову,поцеловала в лоб и сказала:
– Мое благословение тебе и Сапфире. Пусть мир и счастье сопутствуют тебе, где бы ты ни был.“И с Вами,” сказал он.Она еще мгновение держала его голову; затем освободила его. Он открыл стеклянную дверь и вышел, оставляя ее одну на балконе.



КРОВАВАЯ ПЛАТА

Эрагон спускался вниз по лестнице ведущей ко главному входу в здание, он наткнулся на травницу Анжелу, сидящую скрестив ноги, в темной нише двери. Она вязала, казалось это было сине-белой шляпой со странными рунами вдоль её нижней части, смысла которых он не разобрал. Рядом с ней лежал Солембул, положив голову на свои тяжелые лапы, покоясь на её правом колене.
Эрагон остановился, удивленный. Он не видел ни одного из них с тех пор – ему потребовался момент, чтобы припомнить – как началась битва при Урубаене. После того они, казалось, исчезли.
Приветствую вас, "сказала Анжела, не поднимая глаз.
– Приветствую, – ответил Эрагон. – Что ты здесь делаешь?
– Вяжу шляпу.
– Это я вижу, но почему здесь?
– Потому что я хотела увидеть тебя. – Ее иглы мелькали с огромной быстротой, их движение очаровывало, как пламя огня. – Я слышала разговоры, что ты, Сапфира, драконьи яйца и Эльдунари покидаете Алагейзию.
“Как Вы предсказали,” он парировал,расстроенный тем, что она была в состоянии обнаружить то, что должно быть самой глубокой тайной. Она, возможно, не подслушала его и Насуаду – его защита предотвращает это – и насколько он знал, никто не говорил ей или Солембуму о существовании яиц или Эльдунари.
"Я не надеялся увидеть вас снова"
"Как вы узнали? От Арии? "
"От неё? Ха! Вряд ли. Нет, у меня есть свои способы сбора информации. "Она сделала паузу в своей вязание и посмотрела на него мерцающими глазами. "Нельзя сказать, что я поделюсь ими с Вами. Я должна оставить хоть несколько секретов после всего. "
"Гм".
"Понятно тебе. Вы собирались отправиться в путь и не подумали о том, что я приду к вам ".
“Я сожалею. Я только чувствую себя немного… не комфортно.” Спустя момент Эраног добавил, “Почему Вы хотели видеть меня?”
– Я хотела попрощаться и пожелать удачи в вашем путешествии.
Спасибо
"MMм. Постарайтесь не лишком забивать себе голову тем где бы вы поселитесь. Убедитесь, что вы бываете на солнце достаточно часто. "
"Я постараюсь. Что насчет Вас и Солембула? Вы останетесь здесь чтобы приглядеть за Элвой? Вы упомянули об этом. "
Травница фыркнула в очень несвойственной ей манере. "Остаться? Как я могу остаться, когда Насурда, похоже, вознамерилась шпионить за каждым магом на этой земле? "
"Вы и об этом знаете?"
Она посмотрела на него. "Я разочарована. Я не одобряю очень многое. Я не собираюсь быть словно ребенок за которым нужен постоянный присмотр. Нет, настало время для Солембула и мне переехать в более дружественный климата: Беорские горы или может быть Дю Вельданвардан".
Эрагон колебался мгновение и затем сказал, “Хотели бы Вы отправиться со мной и Сапфирой?”
Солембул открыл один глаз, изучая его за секунду и снова закрыл его.
“Это очень любезно с вашей стороны,” сказала Анджела, “но я думаю, что нет. По крайней мере сейчас. Сидеть без дела, охраняя Элдурнари и обучая новых Всадников кажется довольно скучным…, хотя стоять у истоков образования нового ордена всадников уверена окажется захватывающим. Но нет; в настоящее время Солембул и я останемся в Алагезии. Кроме того, я хочу следить за Эльвой в течение следующих нескольких лет, даже если я не могу следить это лично.”
"Разве в вашей жизни не было достаточно интересных событий?"
"Никогда. Они соль жизни. "Она подняла недоделанную шляпу. "Как вам это нравится?"
"Довольно неплохо. Слишком Синяя. А что значат эти руны? "
Raxacori – неважно. Ты все равно не поймешь. Безопасного путешествия Тебе и Сапфире, Эрагон. И опасайся уховертки и диких хомяков. Свирепые вещи творят эти дикие хомяки ".
Он улыбнулся. "Безопасного путешествия и вам, и тебе Солембул".
Глаз кота оборотня снова приоткрылся. Безопасного тебе путешествия, Убийца Королей.
Эрагон покинул здание и шел через город, пока он не достиг дома, где Джоад и его жена Хелена, теперь жили. Это был величественный дом, с высокими стенами, большим садом, и кланяющимися слугами, размещенными в лестничных пролетах. Хелен неплохо устроилась. Обеспечивая Варденов – а теперь королевство Насуады – поставляя столь необходимые товары, она быстро создала торговую компанию, более крупную чем та, что была у Джуда в Териме.
Эрагон нашел Джоада моющим руки перед ужином. После отклонения предложения, чтобы отобедать с ними, Эрагон провел несколько минут, объясняя Джоаду те же самые вещи, которые он объяснял Насурде. Сначала Джоад был удивлен и несколько расстроен, но в конце концов, он согласился, что это было необходимо для Эрагона и Сапфиры уехать вмести с другими драконами. Как и Насурде и Травнице, Эрагон также пригласил Джуда сопровождать их.
"Вы искушаете меня, очень", сказал Джоад. "Но мое место здесь. У меня есть моя работа, и впервые за долгое время, Хелен довольна. Илирия стала нашим домом, и никто из нас не хочет покидать это место. "
Эрагон понимающе кивнул.
“А если…, бы Вы собираетесь путешествовать, куда бы могли отправиться драконы и их всадники. Скажите мне, Вы знаете то, что находится на востоке? Есть ли другое море?”
"Если вы отправитесь достаточно далеко".
"Как далеко?".
Эрагон пожал плечами. “ В Пустые земли по большей части или таковыми бывшие говорят Эльдурнари, и у меня нет никаких причин думать, что это изменилось за прошедшее столетие.”
Затем Джоад придвинулась к нему и понизил голос. "Так как вы уезжаете… Я расскажу вам об этом. Вы помните, то что я рассказал вам о Аркаине, заказ посвященной сохранению знаний о всей Алагезии? "
Эрагон кивнул. "Вы сказали, что монах Хеслант участвовал в этом".
“Также, как и я.” Эрагона выглядел удивленным, Джоад сделал робкий жест и провел рукой по его волосам. “Я присоединился к ним давно, когда я был молод и хотел быть значимым. Я предоставлял им информацию и рукописи в течение многих лет, и они помогли мне взамен. Так или иначе я думаю, что Вы должны знать. Бром был единственным другим человеком, которому я сказал.”
"Даже Хелен?"
“Нет даже ей… Так или иначе, когда я закончу писать свою летопись о тебе, Сапфире и Варденах, я пошлю её в наш монастырь в Спайне, и это будет включено как новые главы в Domia abr Wyrda. О Вашей истории не забудут, Эрагон; по крайней мере о большей части, я могу обещать Вам это.”
Эти знания произвели странный эффект на него. "Спасибо," сказал он, положив руку на плече Джоаду.
"И тебе, Эрагон Губитель Шейдов "
Позже, Эрагон отправился назад к залу, где он и Сапфира жили наряду с Рореном и Катриной, которые ждали его, чтобы поесть с ним.
В течении ужина разговор шел об Арье и Фирнене. Эрагон молчал о своих планах об отъезде пока они не поели; и они трое с ребенком не удалились в комнату с видом на двор, где Сапфира лежала бок о бок с Фирноном. Там они сели пить чай и вино, наблюдая как солнце спускается к горизонту вдали.
Когда достаточное количество времени прошло, Эрагон затронул эту тему. Как он и ожидал, Катрина и Роран отреагировала с ужасом и пытались убедить его изменить свое решение. Эрагону потребовался почти час, чтобы разъяснить свои причины для них, ибо они спорили по каждой отказываясь их признавать, пока он не ответил на все их возражения более детально.
Наконец, Рорэн сказал, “Чёрт возьми, Мы – семья! Ты не можешь нас оставить!”
"Я должен. Вы знаете, это так же, как и я, вы просто не хотите в этом признаться ".
Роран ударил кулаком по столу между ними, а затем подошел к открытому окну, мышцы его челюсти сжимались.
Ребенок заплакал, и Катрина сказала, “Тише” и стала успокаивать её.
Эрагон присоединился к Роран. "Я знаю, что это не то, чего вы хотите. Я не хочу этого тоже, но у меня нет выбора ".
"Конечно, у вас есть выбор. У всех людей есть выбор. "
"Да, и он единственный правильный."
Роран хмыкнул и скрестил руки на груди.
Позади них Катрина сказала, “Если ты уедешь, то некогда не будешь дядей Исмире. Она вырастит некогда не видя тебя?”
"Нет", сказал Эрагон, возвращаясь к ней. “Я все еще буду в состоянии говорить с ней, и я прослежу, чтобы она была хорошо защищена; я могу также послать ее подарки время от времени.” Он опустился на колени и протянул палец, девочка схватила его своей рукой и потащила с несвойственной силой.
"Но тебя здесь не будет".
"Нет… Меня здесь не будет." Эрагон осторожно освободил свой палец из рук Исмиры и вернулся к стоявшему Рорану. "Как я уже сказал, вы могли бы присоединиться ко мне."
Мускулы на челюсти Рорэна поигрывали. “И бросьте Долину Паланкар?” Он покачал головой. “Хорст и другие уже готовятся к возвращению. Мы восстановим Карвахол как самый прекрасный город на весь хребет Спайна. Вы могли бы помочь сделать его прежним.”
"Если бы я мог"
Ниже, Сапфира произнесла хриплое бульканье и ткнулся носом в сторону шеи Фирнена. Зеленый дракон прижимался ближе к ней.
Тихим голосом Роран сказал: "Неужели нет другого пути, Эрагон"?
“Мы с Сапфирой думали над этим.”
"Проклятье – это не правильно. Вы не должны идти жить в пустыню в одиночестве".
"Я не буду в полном одиночестве. Блодхгарм и несколько других эльфов пойдут с нами. "
Роран прервал жестом. "Вы знаете, что я имею в виду." Он грыз уголки усов и оперся руками на каменную губу под окном. Эрагон мог видеть сухожилия в его толстых предплечьях которые изгибались от напряжения. Затем Роран посмотрел на него и сказал: "Что вы будете делать, как только доберётесь туда куда направляетесь?"
"Найдем холмы или скалы и построить зал поверх них: зал, достаточно большой, чтобы вместить всех драконов и сохранить их в безопасности. А ты? После того как вы восстановить деревню, что тогда? "
Слабая улыбка появилась на лице Рорэна. “Что-то подобное. С налога с долины я планирую построить замок на том холме, о котором мы всегда говорили. Не большой замок, заметь; только немного каменной кладки со стеной, достаточной чтобы удержать любого Ургала, который мог бы решить напасть. Вероятно, потребуется несколько лет, но тогда у нас будет надлежащий способ защититься, в отличие от того когда Разаки с солдатами пришил.” Он бросал поперечный взгляд на Эрагона. “Мы построим покои и для дракона также.”
"Разве у вас будет место для двух драконов?" Эрагон показал на Сапфира и Фирнена.
"Может быть и нет… Что Сапфира думает о том, что придется расстаться с ним?"
Ей не нравится, но она знает что это необходимо.
" Понятно "
Янтарный свет от заходящего солнца подчеркнул форму лица Рорана это, несколько удивило Эрагона, он увидел начало линий морщин на лбу его двоюродного брата и вокруг глаз. Он обнаружил признаки начала старения. Как быстро проходит жизнь.
Катрина положила Исмиру в колыбельную. Потом она присоединилась к ним возле окна и положила руку на плечо Эрагона. "Нам будет не хватать тебя, Эрагон."
“И мне вас,” он сказал, и коснулся ее руки. “Мы еще не должны прощаться. Я хотел бы, чтобы вы проводили на с до Элесмеры. Вам бы понравилось то что вы увидели бы, я думаю, и так у нас было бы еще несколько дней чтобы побыть в месте.”
Роран повернулся к Эрагону. “Мы не сможем доехать до Дю Вельданвардана с Исмирой. Она слишком маленькая. Возвращение в Долину Паланкар будет достаточно трудным для неё; а поездка в Элесмеру даже не рассматривается.”
“Нет, даже если это было бы на драконе?” Эрагон смеялся над их удивленными выражениями лиц. “Арья и Фирнен согласились отнести Вас в Элисмеру, в то время как Сапфира и я принесем яйца дракона с того места, где они скрыты.”
"Сколько будет длится перелёт в Элесмеру?" – хмурясь спросил Роран.
"Неделю или около того. Арья намерена посетить король Орика в Тронджхеиме на своем пути. Вам было бы тепло и безопасно все время. Исмире не чего не будет угрожать. "
Катрина посмотрела на Рорана, и он на нее, и она сказала: "Было бы правильным проводить Эрагона, и я всегда слышал о том как красив городов эльфов…"
"Вы уверена в этом?" спросил Роран.
Она кивнула. "До тех пор, пока ты рядом с нами».
Роран помолчал, потом сказал: "Ну, я думаю, Хорст и другие могут идти вперед без нас." Улыбка появилась из под его бороды, он усмехнулся. "Я никогда не думал, что увижу Беорские Горы или буду стоять в одном из городов эльфов, но почему бы нет, не так ли? Мы не упустим свой шанс раз уж он представился ".
"Хорошо, что хорошо кончается," сказала Катрина, сияя. "Мы собираемся Дю Вельданвардана".
"А Как мы вернемся?" спросил Роран.
"На Фирнене", сказал Эрагон. "Или я уверен, что Арья даст вам охранников, которые сопроводить вас к долине Паланка, если вы предпочтете путешествовать на лошади».
Роран скривился. "Нет, не на лошадях. Если бы мне снова пришлось ехать на лошади, то я не хотел бы этого так скоро"
"Да? Тогда я понимаю, тебе больше не нужен Сноуфаер? "Сказал Эрагон, поднимая бровь, так он назвал жеребца которого отдал Рорану.
"Ты знаешь, что я имел в виду. Я рад Сноуфайну, даже если у меня нет необходимости в нем некоторое время. "
" Понятно "
Они простояли у окна еще около часа, пока солнце не зашло и небо не стало пурпурным и яркие звезды замигали высоко высоко, занятые обсуждением их предстоящей поездки и вещами которые им необходимо взять с собой, когда они покинут Дю Вальденварден и отправятся в другие земли. За ними мирно спала Исмира, мило сжав кулачки под крошечным подбородком.
Ранним утром следующего дня, Эрагон использовать полированное серебряное зеркало в его комнате, чтобы связаться c Ориком в Тронджхеме. Ему пришлось ждать несколько минут, но в конечном счете лицо Орик появился перед ним, гном расчесывал гребнем из слоновой кости свою бороду.
“Эрагон!” Орик воскликнул с очевидным восхищением. “Как дела? Слишком много времени прошло с того момента когда мы говорили с тобой последний раз.”
Чувствуя себя немного виноватым, Эрагоном согласился. Тогда он рассказал Орику о его решении уехать и причины почему. Орик прекратил расчесывать и слушал без прерывания, его выражение лица стало серьезным. Когда Эрагон закончился, Орик сказал, “Мне будет грустно без вас, но я соглашаюсь, это – то, что Вы должны сделать. Я думал об этом сам, беспокоился о том, где драконы могли бы жить, но я держал свои опасения в себе, драконы имеют такое же право на долю земли, как и мы, даже если нам не понравится, то что они будут есть наших Фелдуност и сжигать наши села. Однако уход их в другое место будет к лучшему.”
" Я рад, что ты так думаешь" сказал Эрагон. Он рассказал Орику о его планах на счет ургалов, где гномы тоже играли важную роль. На этот раз гном задавал много вопросов, и Эрагон мог видеть что Орик сомневался в этом предложении.
После долгого молчание, в течение которого Орик уставился в свою бороду, он сказал,"Если бы ты спросил у членов нашего клана до меня, они бы тебе все отказали. Если бы так же спросил меня в любое время, до того, как мы вторглись в Империю, я бы тебе сказал нет. Но сейчас, после сражений бок о бок с Ургалами, и после того, как я своими глазами увидкл, как мы были беспомощны перед торном и Муртагом и Гальбаториксом и этим монстром Шрюкном… теперь я понимаю." Он уставился на Эрагона сквозь свои густые брови. "Это может стоить мне короны, но от имени кнурланов я обещаю, что ургалам везде будут рады на нашей территории."
И снова Эрагон был горд тем, что Орик был его молочным братом. " Спасибо тебе," сказал он.
Орик проворчал. “Мои люди никогда не желали этого, но я благодарен за это. Когда начнем?”
"В течение нескольких дней.Неделя не более ".
"Мы что-нибудь почувствуем?
“Возможно. Я спрошу Арью. Так или иначе я свяжусь с Вами снова, как только это будет сделано.”
"Хорошо. Тогда мы поговорим позже. Безопасного путешествия и звуков камней, Эрагон ".
– Да прибудет с тобой Хельцвог



* * *



На следующий день они покинули Илирию.
Их отъезд был обставлен скромно, без фанфар, за что Эрагон был очень признателен. К южным воротам их пришли проводить лишь Насуада, Джормундур, Джоад и Эльва. Пока Арья и Эрагон возились с ремнями на сёдлах, проверяя их, Сапфира и Фирнен, стоя рядышком, толкали друг друга головами. Через несколько минут подошли Роран и Катрина. На руках у Катрины лежала, закутанная в пелёнки и одеяла, Исмира. С каждого плеча Рорана свисали две больших связки одеял, съестных припасов и прочих принадлежностей.
Роран передал тюки Арье, и она повязала их на спину Фирнена поверх седельных мешков.
Потом Эрагон и Сапфира сказали своё последнее "прощайте"; Эрагону было значительно сложнее, чем Сапфире. Но заплаканными были не только его глаза: и Насуада и Джоад рыдали, обнимая его и желая им с Сапфирой всего наилучшего. Насуада также простилась с Рораном и снова поблагодарила его за помощь в борьбе с Империей.
Когда, наконец, Эрагон, Арья, Роран и Катрина уже собрались было вскарабкаться на спину драконам, некая женщина задержала их своим окликом:
– Эй, вы, постойте.
Эрагон, поставив ногу на правую переднюю лапу Сапфиры, замер. Оглянувшись, он увидел появляющуюся из-за городских ворот, Биргит. Женщина шла быстрым шагом, и серая юбка развевалась на ветру позади неё. Следом за ней с отчаянно несчастным выражением на лице мельтешил её младший сын Нольфаврелл. В одной руке Биргит держала обнажённый меч, другой сжимала круглый деревянный щит.
Сердце Эрагона упало.
Стража Насуада выступила вперёд, чтобы преградить двум новоприбывшим путь, но Роран крикнул им:
– Пропустите их!
Насуада сделала жест своей охране, и та расступилась.
Не замедляя шага, Бригитта проследовала прямо к Рорану.
– Биргит, пожалуйста, не надо, – тихим умоляющим голосом попросила Катрина, но женщина проигнорировала её. Арья, смотрела на Бригитту не мигая и сжимала рукой рукоять своего меча
– Крепкий Молот! Я всегда говорила тебе, что однажды взову тебя к ответу за смерть моего мужа. Момент пришёл, я хочу реализовать своё право. Ты будешь драться со мной или выплатишь свой долг?
Эрагон встал рядом с Рораном.
– Бригитта, зачем тебе это? Почему именно сейчас? Ты не можешь просто простить его и забыть свои старые обиды?
"Хочешь, я съем её?" – спросила Сапфира.
"Пока не надо".
Бригитта проигнорировала Эрагона. Её взгляд был прикован к Рорану.
– Мама, – позвал Нольфаврель, дёргая женщину за подол юбки. Но она оставила без внимания его оклик.
К ним присоединилась Насуада.
– Я тебя знаю, – сказала она Бригитте. – Ты сражалась наравне с мужчинами во время войны.
Да, ваше величиство.
– И что имеешь ты против Рорана? Он не однажды доказал, что является прекрасным и ценным воином. Я была бы крайне недовольна, если бы потеряла его.
– Он и его семья несут ответственность за то, что солдаты убили моего мужа. – Она взглянула на мгновение на Насуаду. – Разаки СЪЕЛИ его, моего мужа, Ваше Величество. Они съели его и высосали весь мозг из его косточек. Я никогда не забуду этого. И я ПОЛУЧУ компенсацию за смерть мужа.
– Но это не вина Рорана, – возразила Насуада. – Это неразумно. Я запрещаю это.
– Нет, это не неразумно, – заметил Эрагон, и, хоть и было ему противно, пояснил, – По нашим обычаям, она имеет право потребовать плату за кровь у любого, несущего ответственность за смерть Квимби.
– Но Роран не был ни в чём виноват! – воскликнула Катрина.
– Был, – тихо произнёс Роран. – Я мог бы показаться солдатам. Я мог бы увести их в сторону. Я мог бы, в конце концов, напасть на них. Но я предпочёл спрятаться, и в итоге погиб Квимби. – Он взглянул на Насуаду. – Это дело, которое мы должны уладить в своём внутреннем кругу, Ваше Высочество. Это дело чести, равное вашему Испытанию Длинными Ножами.
Насуада нахмурилась и посмотрела на Эрагона. Тот неохотно кивнул, и она отступила.
– Так что ты выбираешь, Крепкий Молот? – осведомилась Бригитта.
– Эрагон и я убили Разаков в Хелгринде, – сказал Роран. – Разве этого не достаточно?
Бригитта покачала головой, её решимость была явной и отчётливой.
– Нет.
Роран замолчал, мышцы на его шее напряглись.
– Ты действительно хочешь этого, Бригитта?
– Да.
– Тогда я выбираю оплату моего долга.
Сразу, как Роран закончил говорить, Катрина всхлипнула и, всё ещё удерживая в руках свою дочь, бросилась между ним и Бригиттой.
– Я не позволю тебе! Я не отдам его тебе! Не теперь, когда мы через так много прошли!
Лицо Бригитты осталось каменным, она не отступила ни на шаг. Также без эмоций, Роран обнял Катрину за талию, без особого усилия, поднял её и поставил в сторону.
– Присмотри за ней, ладно? – холодно попросил он Эрагона.
– Роран…
Его двоюродный брат решительно взглянул ему в глаза, потом снова отвернулся к Бригитте.
Эрагон придержал Катрину за плечи, не давая ей броситься за Рораном. Потом он обменялся растерянными взглядами с Арьей. Та показала жестом на меч, но он лишь покачал головой.
– Отпусти меня! Пусти! – закричала Катрина. Ребёнок у ней на руках заплакал.
Не отрывая взгляда от женщины перед собой, Роран снял с себя пояс и бросил его на землю. Чуть погодя к тому присоединились кинжал и молот, который один из Варденцев нашёл на улицах Илирии сразу после гибели Гальбаторикса. Потом Роран расстегнул мундир и обнажил свою волосатую грудь.
– Эрагон, сними с меня запретительные чары, – попросил он.
– Я…
– Сними их!
– Роран, нет! – закричала Катрина. – Защищайся!
"Он – сумасшедший", – подумал Эрагон, но не осмелился вмешаться. Если он остановит Биргит, он покроет Рорана стыдом, и люди из долины Паланкар перестанут уважать его двоюродного брата. А тот, Эрагон знал это наверное, предпочёл бы умереть, нежели дать случиться этому.
Тем не менее, у Эрагона и в мыслях не было позволить Бригитте убить Рорана. Она получит свою плату, но не более того. Тихо выговаривая фразы на древнейшем языке, так,чтобы никто не услышал, какие слова он использовал, он сделал так, как просил Роран. Но взамен старых, он окружил Рорана тремя новыми чарами: одно защищало шейные позвонки его двоюродного брата; второе – череп того; третье – его внутренние органы. Всё остальное, Эрагон был уверен, он, если потребуется, сможет исцелить. Если, конечно, Бригитта не начнёт четвертовать Рорана.
– Всё сделано, – объявил он.
Роран кивнул, и, обращаясь к Бригитте, сказал:
– Возьми свою плату, и пусть она положит конец ссоре между нами.
– Ты не будешь драться со мной?
– Нет.
Бригитта одно мгновение лицезрела его, потом она отбросила меч, преодолела несколько шагов, отделявших их друг от друга, и приставила кончик своего меча к груди Рорана. Говоря так тихо, чтобы её мог слышать только Роран – хотя её прекрасно слышали и обладающие кошачьим слухом Эрагон с Арьей – она произнесла, – Я любила Квимби. Он был моей жизнью. И из-за тебя он погиб.
– Мне жаль, – прошептал в ответ Роран.
– Бригитта, – взмолилась Катрина. – Пожалуйста…
Все вокруг, даже драконы, стояли не шелохнувшись. Эрагон заметил, что он задержал дыхание. Самым громким звуком было икающее рыдание младенца.
Потом Бригитта отняла меч от груди Рорана. Она взяла его правую руку в свою и провела по ладони остриём меча. Роран вздрогнул, но не руку не убрал.
На коже руки проступило красное пятно. Кровь быстро заполнила ладонь и полилась на землю. Вытоптанная земля впитала её, но на песке осталось тёмное пятно.
Бригитта остановила свой меч, но ещё секундочку подержала его у ладони Рорана. Потом она отступила, опустив испачканный в крови меч. Роран сжал ладонь в кулак, и кровь заструилась между пльцев. Потом он прижал руку к бедру.
– Я взяла свою плату, – промолвила Бригитта. – Нашей ссоры больше нет.
Она повернулась, подобрала щит и зашагала назад в город, преследуемая по пятам Нольфаврелем.
Эрагон отпустил Катрину. Та бросилась к Рорану.
– Дурачок, – горько сказала она ему. – Упрямый, глупый дурачок. Ну же, дай мне посмотреть.
– По-другому было нельзя, – объяснил Роран, словно бы откуда-то издалека.
Катрина нахмурилась. Пока она изучала порез на руке, лицо её оставалось напряжённым, без эмоций.
– Эрагон, ты можешь исцелить это?
– Нет, – неожиданно резко сказал Роран. Он снова сжал руку в кулак. – Нет. Этот шрам я сохраню навсегда. – Он оглянулся вокруг. – Есть у кого какая ткань, чтобы я смог перевязать порез?
Последовала сумятица. Потом Насуада указала рукой на одного из своих охранников и велела:
– Срежь ткань с нижней части своей туники и отдай её ему.
– Подожди, – потребовал Эрагон, когда Роран начал забинтовывать руку. – Ты не хочешь, чтобы я вылечил порез, но дай мне хотя бы сказать заклинание его обеззараживающее.
Роран мялся, колеблясь. Потом он кивнул и протянул руку Эрагону.
Эрагону потребовалось лишь несколько секунд, чтобы бростить заклинание.
– Ну вот и всё, – сказал он. – Теперь твоя рука не позеленеет и не станет фиолетовой, и не раздуется, как мочевой пузырь поросёнка.
Роран хрюкнул, а Катрина промолвила:
– Спасибо тебе, Эрагон.
– Ну что, а теперь мы можем трогаться в путь? – осведомилась Арья.
Они, все пятеро, вскарабкались на спины драконов; Арья помогла Рорану и Катрине безопасно устроиться в седле, ремни которого были переделаны специально под дополнительных пассажиров. Когда все прочно сидели на спине зелёного дракона, Арья подняла руку.
– Прощай, Насуада! Прощайте, Эрагон и Сапфира! Встретимся в Эллесмере!.
"Прощайте", – прозвучал глубокий голос Фирнена. Он расправил крылья, подпрыгнул вверх и быстро замахал крыльями, поднимая в небо, с помощью двух Эльдунари, которые Арья захватила с собой, своих четверых пассажиров.
Сапфира проревела, и, перед тем как взять курс к югу-востоку в сторону Беорских гор, Фирнен ответил ей громким трубным гласом.
Эрагон повернулся в своём седле и помахал рукой Насуаде, Эльве, Джормундуру и Джоаду. Они замахали в ответ, а Джормундур прокричал:
– Будьте счастливы!
– До свиданья, – крикнула Эльва.
– До свиданья, – крикнула Насуада. – Будьте осторожны!
Эрагон ответил им что такое же, потом отвернулся, не в силах больше сдерживаться. Сапфира пригнулась и подпрыгнула, и они начали свой первый из своих многих-многих перелётов.
Кружась, Сапфира начала набирать высоту. Под собой Эрагон увидел Насуаду и остальных, стоявших тесным кружком у городских стен. Эльва держала в руках маленький платочек, и тот развивался, встревоженный порывами воздуха, рождёнными крыльями Сапфиры.



ОБЕЩАНИЯ НОВЫЕ И СТАРЫЕ

Из Илирии, Сапфира полетела в ближайшее укромное место, где Бледхгарм и эльфы тщательно упаковали Эльдунари для безопасной перевозки. Эльфы будут ездить с Эльдунари на север в Дю Вальденварден, и через эльфийские леса в город Силтрим, который расположился на берегу озера Ардвен. Здесь они будут дожидаться Эрагона и Сапфиру, чтобы вернуться из Врёнгарда. И затем они все вместе отправятся за пределы Алагейзии по реке Гаена, так как она течет на восток, проходит через леса и дальше устремляется на равнины за пределы страны.
Решение эльфов сопровождать их удивило Эрагона, хотя он и был очень за это им благодарен. Так же и Блёдхгарм сказал, "Мы не можем бросить Элюдунари, равно как и птенцов, которых необходимо вырастить."
Пол часа Эрагон и Сапфира обсуждали, как безопаснее переправить яйца с Бледхгармом, и затем Эрагон собрал Эльдунари Глаэдра, Умарота и еще нескольких драконов; ему и сапфире нужны были силы чтобы добраться до Вренгарда.
После того как они расстались с эльфами, Сапфира и Эрагон отправились на северо-запад, Сапфира же летела неторопливо, соразмеряя свои силы, в отличии от первой их поездки в Вроенгард.
Во время полета грусть овладела Эрагоном, и некоторое время он чувствовал себя подавленно и тоскливо. Сапфире тоже было грустно из за расставания с Фирненом, но день был солнечный и безветренный, и вскоре на душе у них стало спокойнее. Эрагон же стал видеть все в иных красках, зная что он видит эти родные для него места вероятнее всего в последний раз.
Много лиг они уже пролетели над полями, куда падала тень Сапфиры и пугала птиц и зверей под ними. Когда наступила ночь, они не продолжили полет а остановились на ночлег на берегу небольшой речушки, протекающей в неглубокой ложбине, откуда можно было видеть яркие звезды, которые были так близко друг к другу, словно шептались о том что уже было и о том что еще будет.
К концу следующего дня они прибыли в поселение, которое расположилось рядом с озером Флэм, где Эрагон ожидал встретить Нар Гарцвога и совет старейшин, который управлял их народом.
Несмотря на протесты Эрагона, Ургалы устроили огромный праздник для него Сапфиры, так что он провел вечер выпивая с Гарцвогом и его баранами.Ургалы делали вино из ягод и коры деревьев, Эрагону пришла мысль что оно даже крепче, чем самый крепкий из медов дварфов. Сэфира наслаждалась этим больше чем он, ему казался вкус бродившей вишни – но он пил это так или иначе, чтобы не огорчать хозяев.
Многие из женщин Ургалов подходили к нему и Сапфире, желая увидеть его, поскольку лишь немногие из Ургал женщин вступили в борьбу с империей. Они были несколько стройнее, чем их мужчины, но столь же высокими, а их рога, как правило были короче и тоньше, но все еще огромные. С ними были дети Ургалов: младшие были без рогов, немного постарше с чешуйчатыми кусками на их лбу, которые торчали от одного до пятью дюймов. Без их рогов они были удивительно похоже на людей, несмотря на разный цвет кожи и глаз. Было очевидно, что некоторые из детей были Куллами, ибо даже младшие из них возвышался над своими сверстниками, а иногда и их родителями. Насколько Эрагон мог судить, не было определено, у кого из Ураглов мог родиться ребенок Кулл, а у кого нет. Родители которые сами были Куллами рожали гигантов также часто как и обычных Ургалов.
Весь тот вечер Эрагон и Сапфира пили с Гарцвогом, и Эрагон проваливался в его сны наяву, в то время как слушал певца Ургалов который рассказывал предание о победе Нар Тулхки в Ставароке – так сказал ему Гарцвог, поскольку Эрагон не мог понять ничего из языка Ургалов, кроме того что звук казался ему столь же сладким как сладкое вино.
Утром Эрагон нашел себя покрытым пятнами с дюжиной или больше синяков, результат дружественных ударов которые он получил от Куллов во время пира.
Его голова побаливала также как и его тело, он и Сапфира пошли с Гарцвогом говорить со старейшинами. Эти двенадцать старейшин собирались в низкой, круглой хижине, заполненной дымом горящего можжевельника и кедра. Плетеного дверного проем едва хватило чтоб пролезла голова Сапфиры, синей свет от её чешуи осветил темный интерьер.
Старейшины были чрезвычайно стары, и несколько из них были слепыми и беззубыми. Они были одеты в мантии, расшитые символами такими же как на флагах, что висели на каждом здание, которые означали приверженец какого клана живет в нем. Каждый из Старейшин опирался на посох, на котором были вырезаны разные узоры, которые Эрагон не понимал, но он знал они не были бессмысленны.
С Гарцвогом как переводчиком, Эрагон рассказал им первую часть своего плана по предотвращению будущих конфликтов между Ургалами и другими народами, для этого он предложил Ургалам устраивать игры каждыми несколько лет, игры силы, скорости и ловкости. В них молодой Ургал был бы в состоянии выиграть славу, в которой они нуждались, чтобы вступить и занять достойное место для себя в пределах их клана. Игры, Эрагон предложил сделать открытыми для каждой расы, что также давало возможность проверить себя в бою с теми кто больше не является их врагами.
“Король Орик и Королева Насуада уже согласились на это,” сказал Эрагон, “и Арья, которая теперь является королевой эльфов, также рассматривает предложение. Я полагаю, что она также даст играм свое благословение.”
Старейшины консультировался между собой в течение нескольких минут; затем самый старый старейшина с белыми волосами, рога которого стерлись начисто, сказал. Гарцвогом снова переводил: “Это – хорошая идея, Firesword. Мы должны обсудить с нашими кланами, чтобы выбрать наилучшее время для этих соревнований, но это мы сделаем.”
Довольный, Эрагон поклонился и поблагодарил его.
Тогда другая из старейшин добавила. “Нам нравятся это, Firesword, но мы не думаем, что это остановит войны между нашими народами. Наша жажда крови, слишком велика для одних только игр, чтобы охладиться.”
– А как же насчет драконов? – спросила Сапфира.
Одна из старейшин коснулась ее рогов. “Мы не подвергаем сомнению свирепость Вашего вида, Flametongue.”
“Я знаю, что ваша жажда крови – просто не отступи” сказал Эрагон. “Именно поэтому у меня есть другая идея.”
Старейшины слушала молча, пока он объяснял, хотя Гарцвог пошевелился, как будто от неловкости, и издал негромкий стон. Когда Эрагон закончил, старейшины не говорили и не двигались в течение нескольких минут, и Эрагон начал чувствовать себя неловко под не моргающим взглядом тех, кто все еще смотрел на него.
Затем правый Ургал покачала посохом, и пара каменных колец висевших на нем загремели громко в прокуренной избе. Она говорит медленно, слова длинными и плохо уловимыми, как будто ее язык распух. "Вы хотите сделать это для нас, Firesword?"
“Я бы мог,” сказал Эрагон и поклонился снова.
"Если вы это сделаете, Firesword и пламенный язык, вы станете самыми великими друзьями Ургалов которые когда-либо были, и мы будем помнить ваши имена вечно. Мы будем плести их в каждом из наших знамен и мы будем вырезать их на наших колоннах, мы будем учить им всех наш потомков, когда их рога прорастут ".
– Значит, твой ответ да? – спросил Эрагон.
– Да.
Гарцвог сделал паузу и – сказал, Эрагону показалась – он сказал, “Firesword, Вы не знаете, сколько это значит для моего народа. Мы всегда в долгу перед Вами.”
“Вы ничего не должны мне,” сказал Эрагон. “Я только не хочу допустить новой войны между нами.”
Он разговаривал со старейшинами еще некоторое время, обсуждая особенности расположения. Тогда он и Сапфира прощались и продолжили свой путь к Вроенгард.
Как только неотесанный избы деревни, остались позади них, Сапфира сказал: Они будут хорошие всадники.
Надеюсь ты права
Остальная часть их полета до остров Вроенгард прошла без инцидентов. Они не столкнулись ни с какими штормами по морю; единственные облака, которые преграждали им путь, были тончайшими и не создали опасности для них или чаек, с которыми они разделили небо.
Сапфира приземлилась в Военгарде перед тем же полуразрушенном дом, где они останавливались во время их предыдущего визита. Там она ждала в то время как Эрагон пошел в лес и блуждал среди темных поросших лишайником деревьев, пока он не нашел несколько из тех теневых птиц, с которыми он столкнулся прежде и, за ними, участок мха, наполненного прыгающими личинками, Насурда рассказала ему как Гальбаторикс назвал их, личинками норы. Используя имя имен Эрагон дал названия обоим видам животных на древнем языке. Тень птиц он назвал sundavrblaka, а illgrathr нору личинок.Второе из двух имен забавляло своим мрачным образом, так как это означало «плохой голод."
Удовлетворенный, Эрагон возвратился к Сапфире, и они провели всю ночь в разговорах с Глэдром и другими Эльдурнари.
На рассвете, они пошли к Скале Катиан. Они произнесли их истинные имена, и скрытые двери открылась, затем Эрагон, Сапфира, и Эльдурнари спустились в нижнее хранилище. В глубине пещеры, освещаемой потоками лавы бегущей под горой Еролас, защитник яиц Куарок помог им поместить каждое яйцо в отдельную шкатулку. Затем они сложили шкатулки в центре палаты, наряду с пятью Эльдурнари, которые остались в пещере чтобы защитить яйца.
С помощью Уматора, Эрагон сотворил заклинание такое же что и прежде, поместив яйца и Эльдурнари в карман в пространстве, который висел около Сапфиры, где ни она, ни он не могли прикоснуться к ним.
Куарок сопровождал их из хранилища. Металлические ноги человека с головой дракона лязгали громко когда он наступал на туннельный пол, затем он поднялся на поверхность вместе с ними.
Как только они были снаружи, Сапфира схватила Куарок зажав между своих когтей – поскольку он был слишком крупным и тяжелым, чтобы сидеть удобно на ее спине – и они взлетели, поднимаясь все выше и выше пещеры которая лежала в сердце Вроенгарда.
Через море, темное и сияющие, летела Сапфира. Пролетев горы Спайна, вершины которых были покрыты льдом и снегом и разделенные маленькими речками. Она повернула на север и пересекла Долину Паланкар – так, чтобы у неё и Эрагона был последний шанс увидеть дом их детства, хоть и с высоты – а затем вдоль залива Фундор, покрытого линиями пенных волн, словно подвижными горами. Кеанон сего многослойными крышами и скульптурами драконов, был их следующим земным ориентиром, и немного позже появился передний карай Дю Вельданвардана со своими соснами, высокими и сильными.
На ночь они остановились у рек и прудов, огонь от очага отражался от полированного металлического корпуса Куарока, в то время как лягушки и насекомые пели хором о них. В где-то вдалеке, они много раз слышали вопли охотившихся волков.
Достигнув Дю Вельданвардана, Сапфира полетев в течение часа к центру большого леса, уперлась в защиту эльфов которая мешала ей лететь дальше. Тогда она приземлилась и пошла через невидимый волшебный барьер, Куарока, шагающий рядом с ней, она снова взяла в лапы…
Лига за лигой деревья плыли по под ними, с лишь с небольшим изменением в разновидности деревьев были и лиственные деревья – дубы, вязы, березы, осины и ивы, которые шли рядами вдоль рек. Затем была гора, название которой Эрагон забыл, и эльфийский город Осилон, а затем гектары сосен, каждая из которых была уникальной и тем не менее почти идентичной своим бесчисленным братьям.
Наконец, поздно вечером, когда и луна и солнце висели низко на противоположных сторонах горизонта, Сапфира прибыла в Элемсеру и спланировала на землю среди жилых зданий крупнейшего и гордого города эльфов.
Арья и Фирнен ждали их, наряду с Рореном и Катриной. Когда Сапфира, приблизилась Фирнен встал на дыбы и расправил свои крылья, произнося радостный рев, который испугал птиц на лиги вокруг. Сапфира прорычала в ответ, затем она приземлилась на свои задние лапы и аккуратно опустила Куарока на землю.
Эрагон отстегнул ноги и соскользнул со спины Сапфиры.
Роран подбежал, схватил его за предплечье, и хлопнул его по плечу, в то время как Катрина обняла его с другой стороны.Смеясь, Эрагон сказал: – Ах! Стоп, позвольте мне дышать! Итак, как вам Элесмера?
– Она прекрасна! – сказала Катрина улыбаясь.
– Я думал вы преувеличиваете, – сказал Роран, – но каждый уголок этого места именно такой, как ты рассказывал. Место, где мы остановимся…
"В зале Тиалдари" сказал Катрина.
Роран кивнул.
– Да. Это дает мне много новых идей о том, как мы можем перестроить Карвахолл. А затем Тронжхайм и Фартхен Дур…
Он встряхнул головой и произнес это тихим шепотом.
Эрагон снова засмеялся и пошел по лесной тропинке к западной окраине Эрагон, сопровождаемый всей группой. Арья присоединился к ним, она выглядела точно также как и её мать когда-то. "Мы снова встретились в лунном свете, Эрагон. Добро пожаловать обратно ".
Глядя на неё он сказал. “Рад встрече, Губитель тени.”
Она улыбнулась, и от её улыбки сумрак отступил и казалось стало более ярче.
Как только Эрагон снял седло с Сапфиры, она и Фирнен убежали – хотя Эрагон знал, что Сапфира устала с дороги – в вместе они исчезли в направлении скал Телнаеир. Когда они удалялись, Эрагон услышал, что Фирнен сказал, я поймал трех оленей для тебя этим утром. Они ждут тебя на траве возле хижины Оромиса.
Куарок отправляются в преследовании Сапфиры, поскольку яйца были все еще с нею, а защитить их было его обязанностью.
Рорен и Катрина вели Эрагона через величественные стволы деревьев – города, пока они не достигли поляны обрамленной, кизилом и мальвой, где стояли столы с широким ассортиментов еды. Множество эльфов, одетые в свои лучшие туники встретили Эрагона с приветствующими криком, ласкающим слух смехом, песнями и музыкой.
Арья заняла свое место во главе банкета, и белый ворон Благден, опирался на резной насест рядом, каркающий и декламировавший случайные обрывки стихов. Эрагон сел подле Арьи, и они ели и пили, веселясь до поздней ночи.
Когда праздник начал подходить к концу, Эрагон ушел с праздника, и шел в течение нескольких минут, а затем побежал через темный лес к дереву Меноа, пробираясь он руководствовался больше своими чувствами обоняния и слуха, чем в зрением.
Звезды появились над головой, когда он вышел из-под больших угловатых ветвей соснового дерева. Он сделал паузу, чтобы восстановить дыхание и взять себя в руки прежде, чем продолжить свой путь через корни, которые окружили дерево Меноа.
Он остановился у основания огромного ствола и поместил свою руку на кору покрытую трещинами. Он направил свое сознание к медленному сознанию дерева, которое когда-то было женщиной эльфом, затем он сказал:
Линнеа… Линнеа… Проснитесь! Мне нужно поговорить с Вами! Он ждал, но ответа не последовало; это было тоже самое, что пытался общаться с морем или воздухом или землей непосредственно. Линнеа, я должен поговорить с Вами!
Вздох ветра, казалось, пронесся в его голове, и он чувствовал мысль, слабую и отдаленную, мысль, которая сказала, Что, Наездник…?
Линнея, когда я был здесь в прошлый раз, я дал вам обещание что сделаю то что вы скажите в обмен на звездную сталь которая была под вашими корнями. Я собираюсь покинуть Алагезию и поэтому я приехал, чтобы выполнить мое обязательство, прежде чем я уйду. Что вы хотите от меня Линнея?
Дерево Меноа не ответило, но его ветви слегка зашевелились, иглы стучали падая на корни и чувство раздумья исходило от его сознания.
Уходи…, прошептал голос, и затем дерево покинуло сознание Эрагона.
Он основался на месте еще несколько минут, называя её по имени, но дерево отказалось отвечать. В конце концов Эрагон ушел, чувствуя, что вопрос как будто был все еще нерешенным, хотя дерево Меноа, очевидно, думало иначе.
Следующие три дня, Эрагон потратил читая книги и свитки – многие из которых были из библиотеки Галбаторикса которые Ванир послал ранее в Элесмеру по просьбе Эрагона. По вечерам он обедал с Рораном, Катриной, и Арьей но в остальном он замкнулся в себе и не виделся даже с Сапфирой, потому что она осталась с Фирненом на скале Телнеаир не проявляя интереса не к чему другому. Ночью, рык и рев драконов часто эхом раздавался над лесом, отвлекая его от его исследований и заставляя его улыбнуться, когда он касался мыслей Сапфиры. Он скучал по Сапфире, но знал, что у неё не так много времени чтобы побыть с Фирненом, и он завидовал ей, но не её счастью.
На четвертый день, когда он узнал все, что мог из книг, он отправился к Арье и представил ей и её советникам свой план. Ему понадобилась большая часть дня, чтобы убедить их, в том что он задумал было необходимо и будет работать.
Единожды они прерывались чтобы поесть. Поскольку начинало темнеть они собрались на поляне вокруг дерева Меноа: он, Сапфира, Фирнен, Арья, тридцать из старейших и самых опытных магов эльфов, Глэдр и другие Эльдурнари, которые Эрагон и Сапфира привез, а также и два смотрителя: женщины эльфы Идуна и Нея, которые были живым свидетелями заключения мира между драконами и всадниками.
Смотрители разделись, и в соответствии с древним ритуалом, Эрагон и другие начали петь, и как они начали петь, Идуна и Нея начали танцевать, двигаясь друг к другу так, что дракон вытатуировано на них, казалось, стали единым объединенным существом.
В разгар песни, дракон замерцал, а затем он открыл пасть и вытянул свои крылья и прыгнул вперед, вытягиваясь с кожи эльфов и повиснув над поляной, пока только его хвост не остался касающемся переплетенных Смотрителей.
Эрагон позвал светящиеся существо, и когда оно обратило свое внимание на него, он объяснил ему, чего он хотел, и спросил согласятся ли драконы.
Сделайте так как решил, Убийца королей, сказало спектральное существо. Если это сможет гарантировать мир Алагезии, мы не возражаем.
Затем Эрагон прочитать одну из книг Всадников, и он произнес имя древнего языка в его уме. Эльфы и драконы, которые присутствовали, делились с ним силой, и энергия от них бежала через него как большая буря. С их помощью и заклинанием которое Эрагон совершенствовал целыми днями, то которое оставалось неизменным столетия: заклинание столь древнее что бежало глубоко в пределах вен земли и костей гор. С ним он осмеливался делать то, что было сделано только однажды.
Так с его помощью был сотворен новый договор между драконами и всадниками.
Он связал не только эльфов и людей с драконам, но и гномов, и Ургалов, делая так, что любой из них мог бы стать Всадником.
Как только он произнес последние слова заклинания и таким образом завершив его, дрожь пробежал по земле и по воздуху. Он почувствовал себя так, как будто все вокруг них, -и во всем мире, может быть, – слегка изменилось. Заклинание утомило его, Сапфиру, и других драконов, но он чувствовал что восторг наполняет его, и он знал, что он совершил великое благо, наибольшее, пожалуй, за всю свою жизнь.
В честь этого Арья настояла на проведении праздника, чтобы отметить данное событие. Хотя Эрагон и был уставшим, он был в хорошем настроении, и с удовольствием находился в обществе неё, Рорана, Катрины и Исмиры.
В разгар праздника, однако, еды и музыки вдруг стало слишком много для него, и он извинился вставая из-за стола где он сидел с Арьей.
"Ты в порядке?" – спросила Сапфира, поглядывая туда, где находился Фирнен.
Он улыбнулся ей с другой стороны поляны. "Мне всего лишь нужно немного побыть в тишине. Я скоро вернусь." Он незаметно удалился, медленно огибая сосны и, глубоко вдыхая, прохладный ночной воздух.
В сотнях футов от того, где стояли столы, Эрагон увидел тонкие, высокие плечи эльфа – человека, сидящего против массивного корня, спиной к празднованию. Эрагон изменил свой путь чтобы не потревожить его, но как только он это сделал, он увидел его лицо.
Это был не эльф вовсе, а мясник Слоан.
Эрагон в удивлении остановился. Со всем тем, что произошло с ним, он совсем забыл, что Слоан – отец Катрины, находится в Эллесмере. Он поколебался мгновение, решая для себя что-то, а затем мелкими шагами отправился к нему.
Так же, как и в последнюю их встречу, голову Слоана обтягивала тонкая черная лента, укрывающая впадины, где прежде находились его глаза. Слезы просочились сквозь повязку, морщины покрывали весь его лоб, а худощавые руки были стиснуты в кулаки.
Мясник почуял присутствие Эрагона. Он повернул голову в его направлении и сказал: – Кто здесь? Это ты, Адэр? Я уже говорил тебе, что не нуждаюсь в помощи! – Его слова были агрессивные и злые, но так же в них звучала грусть, не слышимая ранее для Эрагона.
– Это я, Эрагон. – сказал он
Слоан закричал, как будто прикоснулся с раскаленным углям. "Ты! Ты пришел, чтобы злорадствовать надо мой? "
Нет, разумеется нет, – сказал Эрагон, потрясенный таким предположением. Он упал на колени в нескольких футах от Слоана.
– Уж надеюсь ты простишь меня, если я скажу, что не верю тебе. Иногда сложно понять желаешь ли ты помочь человеку или навредить ему.
“Это зависит от твоей точки зрения.”
Верхняя губа Слоана дернулась. – Это ответ умника-эльфа, я уже слышал его когда-то.
Позади эльфы заиграли новую песню на лютне и трубе. Взрыв смеха донесся до Эрагона и Слоана.
Мясник указал через плечо. "Я слышу ее." слезы катились из-под полоски его ткани. "Я слышу ее, но я не могу ее видеть. И твое заклинание не позволяет мне поговорить с ней. "
Эрагон молчал, не зная, что сказать.
Слоан опять прислонил свою голову к корню и кадык на его горле дернулся. – Эльфы говорили, что ребенок – Исмира, сильна и здорова.
– Так и есть. Она самый сильный и громкий ребенок из всех, что я знаю. Она станет прекрасной женщиной.
"Это хорошо".
– Как вы проводите дни? Продолжаете вырезать из дерева?
– Эльфы докладывают тебе обо мне, не так ли? – Эрагон задумался, как лучше ответить, он не хотел чтобы Слоан узнал, о том, что он уже посещал его однажды. Но мясник продолжил: – Я о многом догадался. Ты спросил как я провожу свои дни? Я провожу их в темноте, как и в Хеллгринде, ничего не делая, пока эльфы без конца донимают меня, не давая ни минуты покоя!
Снова смех звучал позади них. Эрагон мог разобрать звук голоса Катрины.
Ожесточенная гримаса исказила лица Слоана. – А теперь ты привозишь ее сюда, в Эллесмеру. Тебе не достаточно было моего изгнания? Нет, ты продолжаешь истязать меня знанием, что мой единственный ребенок и внучка находятся здесь, а я никогда не смогу увидеть их. А тем более встретиться с ними. – Слоан оскалился и уставился на Эрагона так, словно собирался броситься на него. – Ты всего лишь бессердечный ублюдок, вот кто ты есть.
"У меня слишком много сердец", сказал Эрагон, хотя он знал, что мясник не поймет.
Да иди ты!!!
Эрагон колебался. Казалось, что добрее было бы оставить Слоана в его заблуждениях о том, что Эрагон хотел навредить ему, чем открыть то, что все эти страдания были лишь результатом его – Эрагона – забывчивости.
Мясник отвернулся и слезы покатились по его щекам. "Уходи", сказал он. "Оставь меня. И никогда не беспокой меня больше, Эрагон, или я клянусь, один из нас умрет. "
Эрагон ткнул иглы на земле, стоя и смотрел сверху на Слоуна. Он не хотел уходить. То, что он сделал с Слоаном, приведя Катрину в Элесмеру было несправедливо и жестоко. Чувство вина грызло Эрагона, усиливаясь с каждой секундой, пока, наконец, он не принял решение которое позволило ему успокоиться.
Говоря не громче шепота, он использовал имя древнего языка чтобы изменять заклинания которое он наложил на Слоана. У него ушло не более минуты, и когда он приблизился к концу своего заклинания, Слоан прорычал сквозь зубы: «Остановите свое проклятое бормотание, Эрагон, и прочь. Оставьте меня, черт тебя! Оставьте меня!”
Эрагон не оставил его, однако, но начал новое заклинание. Он воспользовался знаниями Эльдурнари и всадников которые были в паре с ними, и он пел заклинание, которое способствовало восстановлению, того что было когда-то. Это была трудная задача, но умение Эрагона стало больше, чем когда-то было, и он смог добиться то, чего он хотел.
Поскольку Эрагон пел, Слоан дергался, и затем он начал проклинать и царапать обеими руками свои щеки и брови, как будто зуд схватил его.
“Проклятье! Что ты делаешь со мной!”
Окончив заклинание Эрагон присел вниз и осторожно удалить полоску ткани вокруг головы Слоуна. Слоан зашипел, чувствуя что полоса ткани снималась с его головы, он попытался остановить Эрагон, но был слишком медленным, и его руки сомкнулись на пустом месте.
"Ты не достаточно унизил меня?", сказал Слоан, с ненавистью в голосе.
"Нет", сказал Эрагон. “Она тебе больше не нужна. Открой глаза.”
Мясник колебался. “Нет. Я не могу. Ты пытаешься обмануть меня.”
“Я когда-либо делал это? Откройте глаза, Слоан, и рассмотрите свою дочь и внучку.”
Слоан задрожал, а затем, медленно, очень медленно, стал открывать веки и показались, не пустые глазницы, а пара блестящих глаз. В отличие от тех, с которыми он родился у Слоуна новые глаза были голубыми, как небо в полдень и с поразительным блеском.
Слоан заморгал, потому что его зрачки подстраивались под скудное количества света в лесу. Потом он подскочил и повернулся, чтобы увидеть праздничные мероприятия происходящие за деревом на корнях которого он сидел. Свет от беспламенных фонарей эльфов осветил его лицо теплым светом, и в нем он казался наполненным жизнью и радостью. Преобразование в его выражении лица было удивительно, чтобы остаться равнодушным; Эрагон чувствовал что слезы потекли из его собственных глазах, когда он наблюдал за стариком.
Слоун продолжал смотреть не переставая, словно путешественник измученный жаждой, видящий большую реку перед ним. Хриплым голосом он сказал, “Она красива. Они обе настолько красивы.” Другой взрыв хохота позвонил где-то. “Ах… она выглядит счастливой. Как и Роран.”
"С этого момента, вы можете посмотреть на них, если хотите," сказал Эрагон. "Но заклинания на вас по-прежнему не позволит вам поговорить с ними или показать себя, также как и связаться с ними в любым способом. И если вы попытаетесь, я узнаю ".
"Я понимаю", пробормотал Слоан. Он повернулся, и его глаза с тревогой уставились на Эрагона. Его челюсти работали вверх и вниз в течение нескольких секунд, как будто он что-то жевать, а потом он сказал: "Спасибо".
Эрагона кивнул и встал. – До свидания, Слоан. Ты не увидешь меня снова, я обещаю.
– До свидания, Эрагон. – И мясник повернулся, чтобы пристально вглядеться еще раз в свет эльфийского праздненства.



ПРОЩАНИЕ

Неделя прошла: неделя смеха и музыки и длительных прогулок среди чудес Эллесмеры. Эрагон взял Рорана, Катрину, и Исмиру, чтобы показать хижину Оромиса на скале Тельнаеир, а Сапфира показала им скульптуру облизанного ей камня, который она сделала для Празднования дня Клятвы крови. Что же касается Арьи, она провела день показывая им разнообразные сады в городе, так что бы они смогли увидеть наиболее зрелищные растения эльфов которые они собрали и создали на протяжении веков.
Эрагон и Сапфира были бы рады остаться в Эллесмере еще на парочку недель, но Блёдхгарм связался с ними и сообщил, что он с Эльдунари под его защитой прибыли на озеро Ардвен. Эрагон и Сапфира знали, что пришло время уходить, хоть и не хотели признать это.
Тем не менее, их обрадовало то, что Арья с Фирненом изъявили желание лететь с ними до окраины Дю Вельденвардена, а может и немного дальше.
Катрина решил остаться с Исмирой, но Роран попросился сопровождать их первую часть путешествия, ибо, как он сказал: "Я хотел бы посмотреть, как выглядит дальняя сторона Алагейзии, а путешествовать с ними было бы быстрее, чем ехать туда на коне ".
На рассвете следующего дня Эрагон попрощался с Катриной, не перестававшую все время плакать, и с Исмирой, которая посасывала свой большой палец и непонимающе глядела на него.
А после они отправились в путь. Сапфира и Фирнен летели бок о бок, направляясь к восточной стороне леса. Роран сидел за Эрагоном, держась за его талию, в то время как Куарок болтался на когтях Сапфиры, а его тело отражало солнечный свет не хуже зеркала.
После двух с половиной дней пути они увидели Озеро Ардвен: бледный лист воды, был больше чем вся Долина Паланкар. На его западном берегу был построен город Силтим, в котором ни Эрагон ни Сапфира до этого небыли. И погруженный в воду возле причала города был длинный белый корабль с одной мачтой.
Судно выглядело именно так как и в видении Эрагона и чувство неумолимой судьбы давило на него, когда он смотрел на него.
Именно к этому все и шло, подумал он.
Они провели ночь в Силтриме, который очень походил на Элесмеру, хотя был меньше и более плотно застроен. Пока они отдыхали, эльфы загружали Эльдурнари на корабл, вместе с пищей, инструментами, одеждой и другими полезными материалами. Экипаж судна состоял из двадцати эльфов, которые хотели бы помочь с разведением драконов и в подготовке будущих всадников, а также Блёдхгарм и всех его остальные заклинатели, за исключением Лауфин и Утинаре, который на тот момент уже отсутствовали.
Утром, Эрагон изменил заклинание, в котором хранились яйцо спрятанные возле Сапфира и достал два яйца, которое он дал эльфам охранявшим Арью. Один из яйц пойдет гномам, а другое Ургалам и, надеюсь, драконы внутри, будут по своему усмотрению выбирать Всадников из назначенных ими расы. Если нет, то они меняются местами, и если они еще не нашли всадников для себя… ну, Эрагон не был уверен, что делать тогда, но он был уверен что Арья найдет выход. Как только яйца вылупляться, дракон и его всадники воспитывались бы Арьей и Фирненом, пока они не были достаточно стары, чтобы присоединиться к Эрагону и Сапфире, и остальной части их семьи на востоке.
Затем Эрагон, Арья, Роран, Куарок, Блёдхгарм и другие эльфы, путешествующие с ними сели в корабль, и они отправились на озеро, а Сапфира и Фирнен кружили высоко над их головами.
Корабль был назван Талита, в честь красноватой звезды сияющей на востоке. Легкое и узкое, судно нуждалось в только нескольких дюймах воды, чтобы плыть. Оно двигалось без звука и вряд ли нуждалось в управлении, так как казалось, что он точно знает, где его капитан хотел плыть.
В течение нескольких дней они плыли в окружении леса, в затем через озеро Ардвен, а затем по реке Гаена, которая поднялась с весенним таянием снега. Когда они проплывали через туннель из зелёных ветвей, птиц разных видов пели и и летали вокруг них, и белки – красные и черные – буду-то ругали их с вершин деревьев или наблюдали сидя, некоторые просто висели вне досягаемости.
Эрагон проводил большую часть своего времени либо с Арьей, либо с Рораном и только изредка летал с Сапфирой. Сапфира в свою очередь была с Фирненом, и он часто видел, что они сидели на берегу, их лапы переплетались, а их головы покаялись рядом на землю.
Днём свет в лесу был золотым и туманным; а в течение ночей звезды мерцали ярко, и взошедшая луна давала достаточно света, чтобы приплыть. Теплота и туман, а также и постоянное раскачивание Талита заставили Эрагона чувствовать себя, так как будто он полусонный, затерянный в памяти о приятном сне.
В конце концов, как и должно было случиться лес закончился, и они выплыли за его пределами. Река Геана поворачивала к югу и несла их рядом с лесом к озеру Элдор, воды которого были ещё более крупными чем у озера Ардвен.
Там погода испортилась и поднялась буря. Высокие волны были по судну, и в течение дня лил холодный дождь, и сильный ветер обдувал их. Однако ветер был попутный и ускорил их продвижение.
С озера Эльдор, они вошли в реку Эдда и поплыл на юг мимо эльфийского форпост Керис. После этого они оставили лес полностью, и Талита скользил по реке, через равнины, по-видимому ведомая собственной волей.
С того момента, как они покинули лес, Эрагон ожидал что Арья и Фирнен покинут их. Но ни один ничего не сказал об отъезде, и Эрагон не спешил узнавать их планы.
Продвигаясь южнее, земля становилась более и более пустынной. Озираясь вокруг Роран сказал, “Довольно таки пустынно, не так ли?” и Эрагон вынужден был согласиться
Наконец они достигли самой восточной границы Алагезии: маленькая, одинокая деревянное селение названное Хедарт. Гномы построили это место с единственной целю торговли с эльфами, поскольку не было ничего ценного в этой области кроме стада оленей и диких быков видимых на расстоянии. Здания стояли на стыке, где Аз Рагни впадало в Эдда, более чем в двое увеличивая его размер.
Эрагон, Арья, и Сапфира прошли через Хедарт один раз, в обратном направлении, когда они путешествовали из Фартен Дур в Элесмеру после битвы с Ургалами. Таким образом Эрагон знал, чего ожидать, когда деревня вышла из поля зрения.
Тем не менее, он был озадачен, тем что увидел, сотни гномов ждал их у деревянного пирса, который простирался до Эдда. Его замешательство обратилось в восторг, когда группа расступилась, и Орик зашагал вперед
Поднимая свой молот Воланд над своей головой, Орик прокричал, “Не ужели ты думал, что я отпущу своего молочного брата, не сказав надлежащего прощай, или ли?!”
Улыбаясь, Эрагон сложил ладони вокруг рта и крикнул в ответ: "Никогда!"
Эльфы пристыковали Талита достаточно на долго, чтобы все сошли на берег, остались только Куарок, Блёдхгарм и два других эльфа чтобы охранять Эльдурнари. Воды, где реки встретил, имели бурное течение для того чтобы корабль оставался у пирса, так что эльфы поплыли дальше вниз Эдда, в поисках более спокойного места для того чтоб встать на якорь.
Гномы, Эрагон был поражен, увидев, привили к Хедарт четырёх гигантских кабанов из Беорских гор. Награны были насажены на деревья толщиной в ногу Эрагона и жарились на ямах тлеющие углей.
– Я собственноручно убил его, – гордо сказал Орик, указывая на самого крупного кабана.
В дополнение к остальной части банкета, Орик принес три бочонка самой прекрасной медовухи специально для Сапфира. Сапфира зарычала от удовольствия увидев их. Ты должен попробовать его, она сказала Фирнену, который фыркнул и протянул шею, вдыхая с любопытством запах от бочонков.
Когда вечер наступил, еда была приготовлена, и они сидели за высеченными столами, которые гномы построили в этот же день. Орик ударил молотом об свой щит, заставляя толпу замолчать. Потом взял кусок мяса, положил его в рот, пожевал и проглотил.
"Ильф гаухнит!" Провозгласил он. Гномы кричали с одобрением, и праздник начался всерьез.
В конце вечера, когда все наелись – даже драконы – Орик хлопнул в ладоши и позвал слугу, который принес шкатулку, заполненную золотом и драгоценными камнями. “Маленький символ нашей дружбы,” сказал Орик, когда передавал её Эрагону.
Эрагон поклонился и поблагодарил его.
Затем Орик пошел к Сапфире и с огоньком в глазах, он подарил ей золотое и серебряное кольцо, которое она могла бы носить на любом из когтей ее передние лапы. Это специальное кольца они не поцарапаются и не окрасятся, и до тех пор пока ты носишь их твоя жертва не услышит твоего приближения."
Подарок очень порадовал Сапфиру. Она попросила Орика одеть кольца на средний коготь её правой лапы, и в течении вечера Эрагон видел как она любовалась мерцающим светом от колец.
По настоянию Орика они заночевали в Хедарте. Эрагон надеялся уехать рано утром на следующий день, но, как только расцвело, Орик пригласил его, Арью и Роран на завтрак. После завтрака они заговорились, а потом они пошли к плотам, которые гномы использовали чтобы плавать от Награна с Беорских гор до Хедарта, как подошло время обеда, и Орику удалось убедить их остаться для одной, последний трапезы
За обедом, как и в праздник прошлого дня, гномы пели и слушали музыку, а выступление особо талантливого гнома барда, на долго задержало их отбытие.
"Останься еще на одну ночь", уговаривал Орик. "Уже темно, и это не самое лучшее время для путешествия."
Эрагон посмотрел на полную луну и улыбнулась. "Ты забываешь, что для меня не так темно, как для тебя. Нет, мы должны отплывать. Если мы останемся дольше, я боюсь, мы никогда не уйдем".
"Тогда ступай с моим благословением, брат сердца моего".
Они обнялись, а затем Орик привел коней для них – лошадей гномы держали в конюшне Хедарт для эльфов, которые приходили торговать.
Эрагон помахал рукой на прощанье Орику. Затем он пришпорил коня и поскакал вперед с Рораном, Арьей и остальными эльфами из Хедарта в вниз по тропе, которая проходила по южному берегу Эдда, где воздух был сладким с ароматом ивы и тополя. Над ними кружились драконы, вьющихся вокруг друг друга в игривом, спиралевидном танце.
Вне Хедарта Эрагон придержал коня, как это сделали другие, и они ехали в медленном, более удобном темпе, говоря тихо между собой. Эрагон не обсуждал ничто важное с Арьей или Рораном, ни они с ним, поскольку для них не было слов которые имели значение, а скорее чувство близости, которую они разделили в ведомые ночью. Драгоценная и хрупкая тишина повисла между ними, и когда они говорили, то говорили с большей добротой, чем обычно, потому что они знали, что их время вместе близилась к концу, и никто не хотел портить его бездумной фразой.
Вскоре они взобрались на вершину небольшого холма и смотрел вниз на Талита, который бросил якорь на противоположной стороне.
Корабль приближался, Эрагон знал, что так будет. Так должно было быть.
При свете бледной луны, судно выглядело так словно лебедь готовы отправиться в странствие по широкой, медленно движущиеся реки и неся его в к пугающей неизвестности. Эльфы опустили его паруса, и листы ткани мерцали со слабым блеском. Одинокая фигура стояла у руля, но в остальном палуба была пустынной.
За Талитом виднелась плоская, темная равнина идущая далеко за горизонт: пугающее пространство, рассекаемое только рекой, которая лежала на земле словно жилы в металле.
Комок подступал к горлу Эрагона, он вытащил капюшон своего плаща и накинул на голову, как бы пытаясь спрятать свой взгляд.
Они медленно ехали вниз по склону едва слышимые в шепоте травы, выехали на галечный пляж перед кораблём. Копыта лошадей звучали резкими и громкими ударяясь об камнь.
Там Эрагон спешился, также как и другие. Незваные, эльфы сформировали две линии, ведущие к кораблю, друг на против друга, и они упёрли концы своих копий в землю, радом с ногами и замерли, словно статуи.
Эрагон просмотрел на них, и комок в его горле увеличился, мешая ему нормально дышать.
Теперь момент наступил, сказал Сапфира, и он знал, что она была права.
Эрагон отвязал шкатулку с золотом и драгоценными камнями от задней части седла его лошади и понес её Рорану.
"Здесь мы расстанемся"? спросил Роран.
Эрагон кивнул. "Здесь", сказал он, передавая шкатулку Рорану. "Вам понадобиться это. Вам это более пригодиться чем мне… С его помощью вы можете построить свой замок. "
"Я сделаю это," сказал Роран, его голос дрожал. Он взял шкатулку своей левой рукой, а затем он обнял Эрагона своей его правой, и они долго стояли обнявшись. Потом Роран сказал: "Будь осторожен, брат".
Ты тоже,братишка…Позаботься о Катрине и Исмире
"Хорошо"
Не в силах что – либо еще сказать, Эрагон коснулся плеча Рорана еще раз, затем отвернулся и пошел к Арье, которая стояла и ждала его между двумя рядами эльфов.
Они смотрели друг на друга несколько ударов сердца, а затем Арья сказала: "Эрагон". Она уже надела свой капюшон также как и он, в лунном свете, он мог видеть только кусочек ее лица.
"Арья".Он посмотрел вниз и снова на Арью и взялся за рукоять Брисинга.Его переполняли эмоции и пробила дрожь.Он не хотел уезжать,но знал что должен."Останься со мной"
Её взгляд устремился вверх."Я не могу"
"…Останься со мной до первого поворота реки."
Она молчала,затем кивнула.Он протянул ей руку,и она взяла его под руку и она вместе пошли на корабль
Эльфы следовали позади них, и как только они были все на борту, они убрали трап. Без ветра и весел, судно отплыло от каменного берега и начало дрейфовать вниз по длинной полоске реки.
Роран стоял один на берегу,наблюдая как они уходят.Затем он откинул голову и издал длинный,болезненный крик который эхом потери отозвался в ночи.
В течении нескольких минут Эрагон стоял рядом с Арьей и ничего не говорил,глядя как корабль подплывает к повороту реки.Наконец Эрагон повернулся к ней и повернул её лицо так,чтобы увидеть её глаза.
"Арья",сказал он и прошептал её истинное имя.Дрожь побежала по ней.
Она прошептала его истинное имя в ответ и он тоже вздрогнул,услышав всю полноту своего бытия
Он открыл рот,чтобы заговорить,но Арья опередила его,прикрывая его губы своими пальцами.Она отступила от него и подняла одну руку.
– Прощай, Эрагон Губитель Шейдов, – сказала она.
А потом Фирнен подлетел и подхватил её с палубы корабля,сотрясая Эрагона порывами воздуха своих крыльев
"Прощай",прошептал Эрагон,пока смотрел как она и Фирнен летят обратно к дальнему берегу,где ещё стоял Роран.
Затем Эрагон наконец то позволил слезам выкатиться из глаз,он взялся за перила и плакал.Он оставил позади все,что он когда-либо знал.
Со временем,однако,сердце Эрагона замедлилось и его слёзы высохли и покой объял его,когда он смотрел на пустую равнину.Ему интересно,с какими ещё странными вещами они могут столкнуться в диких местах и он задумался о жизни его и Сапфиры среди драконов и всадников.
"Мы не одни,малыш.Сказала Сапфира
Улыбка появилась на его лице.
И корабль плыл вперед,скользя вниз по спокойной лунной реке,в сторону неизученных земель.



О ПРОИСХОЖДЕНИИ ИМЕН

Случайному читателю различные названия, с которыми бесстрашный путешественник столкнется в Алагейзии, могли бы казаться только случайным набором букв без какого-либо смысла, культуры, или истории. Однако, как с любой землей, которую неоднократно колонизировали различные народы – и в этом случае, различные существа – Алагейзия приобретала названия от огромного количества уникальных источников, среди них языки гномов, эльфов, людей, и даже Ургалов. Таким образом у нас появилась Долина Паланкар (человеческое название), Река Анора и Риствакбаен (эльфийские названия), и Гора Утгард (гномье название) все в пределах нескольких квадратных миль друг от друга.
Это часто приводит к беспорядку относительно правильного произношения. К сожалению, нет никаких установленных правил для новичка. Вы должны изучить каждое имя по времени его употребления, если Вы не можете немедленно узнать язык его происхождения. Вопрос становится еще более запутывающим, когда Вы понимаете, что во многих местах постоянное население изменило правописание и произношение иностранных слов, чтобы оно соответствовало их собственному языку. Река Анора – главный пример. Первоначально Анора(аnora) писалась как "aeнора", что с древнего языка переводится как "широко". В их письменности люди упростили слово до Анора, и это, в объединении с изменением гласного ae (ay-eh) на более легкое (uh), создало имя таким, каким оно появилось во время Эрагона.
Чтобы не утруждать читателей,я создал следующий список с пониманием,что это всего-лишь правильное произношение.Энтузиаст должен изучить исходные языки,что бы разобраться с этой проблемой



ДРЕВНИЙ ЯЗЫК

Агэти Блёдрен – Праздник Клятвы Крови (день заключения мира между королевой Тармунорой и белым драконом, положившего конец пятилетней войне эльфов и драконов)
Альфа-эльф (Множественное чило альфы)
Альфакун-раса эльфов
Атра дю эваринья оно варда – Да хранят тебя звезды.
Атра эстерни оно тельдуин, Эрагон. – Да сопутствует тебе удача, Эрагон.
Аудр – вверх, встать
Бёллр – круглый предмет
шар брисингра-огонь(см.также istalri)
Даусдаэрт
Делуа шарьялви – Земля, двигайся!
Домиа абр вирда – «Господство судьбы» (название книги)
Драумр копа – внутреннее видение; способность видеть вещие сны.
Дрёттнинг – королева
Дрётнингу – принцесса.
Дю Феллс Нангорот – проклятые (выжженные) горы
Ду Врангр Гата – "Извилистый путь"
Дю Вельденварден-охрана
Форестебритил – Учитель
Эка аи фрикаи ун Шуртугал – Я всадник и друг
Эка элрун оно, алфиа, виол фьёрн торнесса. – Благодарю вас, эльфы, за ваши дары.
Элда – уважительное отношение к кому-нибудь
Элрун оно – Спасибо
Эрисдар – беспламенные светильники эльфов и гномов (названы в честь открывшего их эльфа)
фейртх – это образ, запечатлённый с помощью магии на полированной слюдяной пластине.
фэлл – гора
финиарель – уважительное обращение к многообещающему юноше.
флауга – взлетай
фретхиа – снижайся
ганга – иди
ганга аптр – назад
варданга фрам – иди вперед
ганха раехта – иди влево
гёдвей игнасиа – Серебряная рука
Гулиа ваизе мед оно, Аргетлам. – Удачи тебе, Аргетлам.
Хелгринд – Ворота Смерти
Хвитр – Белый (?)
illgrathr – плохой голод
ислингр – несущий свет/осветитель
Исталри – огонь
джиерда- ударь
Кауста – положи
Кверст – резать
Кверст малмр дю хоилдрс едта, мар фрема не тхор ека трея! – Разрежь металл, сковывающий меня, но не более, чем я желаю!
Ладрин – откройся
Летта – стоп
Liduen Kvaedhi – Поэтический сценарий
маэ – фрагмент слова, не оконченного Эрагоном
ингнаина – сделать ярче
Naina hvitr un bollr – белый круговой огонь.
Нем иет ер Эрагон Сандавар-Верганди, съёрн абр Бром. – Меня зовут Эрагон, губитель шейдов, сын Брома.
Nidhwal – дракон-подобные существа, которые живут в море, связанные с Fanghur
ниернен – орхидея
Ono ach neiat threyja eom verrunsmal edtha, O snalgli – Ты не хочешь драться со мной, о snalgli.
Сё оно вайзе илайа. – Желаю тебе быть счастливым.
Сеонр свердар ситья хвасс. – Да будут остры ваши клинки.
Шуртугал – Драконий Всадник
Слитха – спать
Сналгли – вид гигантских улиток
Стенр рейза – камень поднимись
Stenr slauta!- Камень отражаются (звук)! (Слаута трудно перевести, он резким, рассекая звук, как и растрескивания камня, но это может также означать, сделать такой звук)
Стыдьиа унин морьранр. – Покойся с миром.
sundavrblaka-тень-заслонка
Свиткона – уважительное обращение к эльфийке знатного происхождения.
телдуин – господствовать над чем-либо
тхеина – сохраняй тишину
Траута – Выстрел
Триста Виндр – Сжатие воздуха (?)
тхурра – высохни
ун – и
вае веоната оно вергаги, ека тает отерум. – Клянусь, мы убьем тебя.
Vaer Ethilnadras – коричневый, свободно плавающие водоросли с газонаполненными пузырьками вместо суставов его разветвление ствола
vaetna – рассеяния / рассеять
валдр – правитель
veoht – медленно
верма- нагрейся
vrangr – наперекосяк, блуждающий
Waise neiat – Не будет!
yawe – доверительные
Язык Гномов
Аз рагни – река
Аз Свелдн рак Ангуин – Слёзы Ангуин
Барзул – проклятие
беор – пещерный медведь (слово эльфов)
дерунданн – приветствия
Дур – наш
дургримст – Клан (буквально, "наш зал", или "наш дом")
Erothknurl – каменной земли (буквально, "earthstone", множественное число Erothknurln)
Fanghur-дракон – подобных существ, которые имеют меньшие размеры и менее умных, чем их кузены, драконов, связанных с Nidhwal (родной для Веорова горы)
Фартхен Дур – Наш Отец
Фельдуност – порода коз, которые живут в Беорских горах
Гримстборит – глава клана
Гримсткарвлорс – управитель дома
grimstnzborith – правителем гномов, будь то король или королева (буквально, «главный зал»)
Ilf gauhnith!- Своеобразное выражение гномов, что означает "Это безопасно и хорошо!" Обычно сказанные множество еды, это пережиток времен, когда отравление гостей был распространен среди кланов
Ингеитум – кузнецы
Кнурла – гном
Награ – огромный вепрь, который живет в Беорских горах
thardsvergundnzmal – то, что кажется другим, чем есть на самом деле, поддельные или фальшивые; притворство
Тронжхайм – Шлем Великана
Вор Орик`з корда! – За молот Орика!
Язык Кочевников
Но – уважительный суфикс, который присоединяется через дефис к главному имени
Язык Ургалов
Дражл – червяк
thulqna – тканые ремни Ураглов используют для отображения герба своего кланы
Улутрек – Поедатель луны
Ургалгра – самоназвание Ургалов (буквально – "рогач", "кто-то с рогами")



БЛАГОДАРНОСТЬ

Квета Фрайсайа. Приветствую, Друзья.
Это был долгий путь. Трудно поверить, что финал настал. Очень часто я сомневался, могу ли я когда-нибудь закончить эту серию. То, что я сделал, было сделано с помощью и поддержкой очень многих людей.
Я не преувеличиваю, когда говорю, что написание "Наследия" было самой трудной задачей в моей жизни. По целому ряду причин – личных, профессиональных и творческих – писать это книгу оказалось сложнее, чем любую предыдущую. Я горд тем, что завершил ее, и я горжусь самой книгой.
Оглядываясь назад на серию в целом, я не могу описать свои чувства. Цикл "Наследие" занял двенадцать лет, практически половину прожитой мною жизни на сегодняшний день. Серия книг изменила меня, мою семью, и дала мне опыт, которого хватит еще на четыре книги (примерно так). И сейчас отпустить, попрощавшись с Эрагоном, Сапфирой, Арьей, Насуадой и Рораном, и перейти к новым персонажам и историям… Это пугающая перспектива.
Однако я не прощаюсь с Алагейзией. Я вложил много усилий и времени, и в определенный момент в будущем, я вернусь к этому миру. Это может произойти через несколько лет, или может через пару месяцев. Сейчас я не могу сказать. Когда я вернусь, я надеюсь раскрыть несколько тайн, которые я оставил тайнами в этой книге.
Говоря об этом, я сожалею, что разочаровал тех, кто надеялся узнать больше о травнице Анжеле, Но она не была бы и наполовину настолько интересной, если бы мы знали о ней все. Однако, если вы встретите мою сестру, Анжелу, вы можете попробовать спросить ее о моем герое. Если она будет в хорошем настроении, она может сказать вам нечто интересное. Если нет… ну, вы, вероятно, получите забавную шутку.
Значит, так. Далее будут благодарности:



* * *



Домашние: моим маме и папе за их постоянную поддержку, за их советы, и помогавших в создании Эрагона в первую очередь. Моей сестре, Анжеле, за то, была генератором идей и помощь в редактировании, за то что разрешила описать её, как характер героя, и оказывала неоценимую поддержку во время последней четверти рукописи. Я у тебя в долгу, сестра, но ты всегда знала это. Кроме того, Иммануела Мейер которая составляла мне компанию, когда я имел дело с особенно сложным моментом.
В Доме писателей: Simon Lipskar, мой агент, за его дружбу и все, что он сделал для серии за эти годы (я обещал, и начать писать книги немного быстрее, сейчас!), И его помощник, Кэти Zanecchia.
В Knopf: мой редактор, Мишель Фрей, за ее постоянное доверие и за то что все это стало возможным. Серьезно, без нее небыло бы этой книги. Ее помощник, Келли Делани, которы облегчел жизнь Мишель, а также за помощь, чтобы собрать воедино обзор первых трех книг. Редактор Мишель Берк за её острый глаз на историю, что опять же, помогает опубликовать эту книгу. Глава коммуникаций и маркетинга Джудит Haut, без которых мало кто слышал об этой серии. Кроме того, в рекламе, Доминик Cimina и Норин Herits, оба из которых оказали большую помощь до, во время и после моей работы устраивая различные туры. Арт-директор Изабель Уоррен-Линч и ее команде за красивый дизайн нкниги и внутри неё (а также их работу по мягкой обложке). Художник Джон Джуд Palencar за предоставление такой замечательной серии обложек. Исполнительный редактор Арти Беннетт благодаря своему опыту в пунктуации и слова знание, hippopotomonstrosesquipedalian. Чип Гибсон, начальник отдела детей в Random House. Кнопф издательский директор Нэнси Хинкель за ее огромное терпение. Джоан DeMayo, директор по продажам, и ее команду (ура, и огромное спасибо!). Начальник отдела маркетинга Джон Adamo, команда которя постоянно поражала меня своим творчеством. Линда Леонард и ее команда в новых средствах массовой информации; Линда Палладино и Тим Терхьюном, производства; Шаста Жан-Мари, исполнительный редакционный; Пэм Белый, Джоселин Ланге, и остальная часть команды смежные права, которые помогли циклу Наследование стать всемирным явлением публикации; Джанет Фрик, Джанет Ренар, и Дженнифер Хили, copyediting, и всей остальный Кнопф, кто поддержал меня.
В Библиотеке: Джерард Дойль, который делает такую большую работу по высказыванию моей истории (я боюсь, что дал ему что-то вроде проблемы с Firnen); Колоказия Мейер для ее тонкого и движущегося руководства её выступления; Orli Moscowitz за то, что сплотитль все нити; и Аманда Д'Асиерно, издатель Библиотеки.
Кроме того, благодаря коллегам автору Тэд Уильямс (если вы не знаете, то читайте трилогию Памяти, Скорби, и Торн, вы не пожалеете об этом) за предоставленную мне вдохновение для использования описания шахты в главах, посвященных Aroughs. И автор Терри Брукса, который был другом и наставником для меня. (Я настоятельно рекомендую его Волшебное Королевство из серии Landover.)
И благодаря Майку Маколи, который настроил и управлял одним из лучших сайтов фанатов (shurtugal.com) и кому, с Марком Коттой Вэзом, написал Альманах Наследия. Без усилий Майка сообщество читателей было бы намного меньшим и более бедным, чем это теперь. Спасибо, Майк!
Специальное упоминание идет к Рейне Сато, поклоннику, реакция которого при встречи улиток в первый раз привел меня к созданию snalgli на Vroengard. Рейна, snalgli для Вас.
Как всегда, моя последняя благодарность Вам, читатель. Спасибо за то, что прошли со мной через эту историю; "и пусть звезды освещают вам путь" всю оставшуюся жизнь.
И… вот и все. Мне нечего добавить к этой книге. Я сказал то, что важно было сказать. Про остальное промолчу.
Си онр свердар ситья хвасс.


Кристофер Паолини, 8 ноября 2011