- Ну и зачем ты пришла? - он ухмыльнулся, по - хозяйски упершись рукой в дверной косяк, - Я в тебе разочаровался! Не каждому удается просто так уйти от меня, это не просто удача - это честь на всю жизнь и вечная память после смерти. Ты могла бы встать в один ряд с Диогеном, Сократом, Толстым! - он умолк и метнул в неё испытующий взгляд исподлобья.
Молчит. Но и он торопится продолжать. Старик знает, что она всегда долго думает, перед тем, как что - то сказать. Не то, что эти вечные скорострелы. О них говорят: за словом в карман не лезет. Правильно. А зачем мусолить несчастный карман, если он все равно пуст?
- Вряд ли они обрадовались бы такому соседству., - наконец выдавливает она. Действительно, жалкое зрелище. Бледная, трясется, губы почти синие... тут все и так ясно, зачем лукавить?.. - но он, с легкой, снисходительной улыбкой, продолжал вести диалог:
- Шутки шутим? Ну шути, ладно уж... Что еще нам всем остается, когда мы знаем, что стоим на смертном одре. Ты ведь пришла за ними, не так ли? - она до крови закусила губу и кивнула, - Глупо... Не думал, что ты такая послушная. Сначала сбежать от людей, которые послушно шагали мне в руки, таща тебя за собой, а потом вернуться, чтобы погибнуть вместе с ними?- он сокрушенно вздохнул, готовя слушательницу к долгой, назидательной речи, но, её тихий голос разрушил его планы, коротким, сиплым всполохом:
- Так вы моих маму и папу не отпустите?
Он прикрыл рот ладонью, пытаясь сдержать, выработанный за года общения с другими жертвами, издевательский хохот.
- А ты так на это надеялась? Как наивно... И не делайте этих умоляющих. щенячих глазок, барышня! На меня это не подействует, а вам следовало бы насладиться последними минутами свободы, пока это еще возмоно - он щелкнул пальцами, и в его руке, обтянутой белой перчаткой появилась тонкая, прозрачная леска, - Потому что второго шанса у вас не будет. Пощады никому не отпускается. Безотносительно.
Страх в её замученных, блеклых глазах. Страх, не паника. И какая -то горечь, от того, то все провалилось. Не смогла, не вытянула своих родных. Это главное. Не вытянула, не спасла... Как странно.Чем чужая свобода дороже своей?
- Хорошо, сэр, - её голос прозвучал неожиданно твердо, несмотря на текущие по белым, как мел щекам слезы.- Я готова.
Она шагнула вперед, протягивая ему руку, на которую новый хозяин с изысканной улыбкой накидывает петлю. Всего лишь тонкая нить приковывает их друг к другу, но он шагает вперед, в глубину циркового шатра, даже не оглядываясь, она послушно плетется следом, даже не пытаясь сопротивляться. Наоборот, глаза девчонки странно сверкают, она идет все быстрее, почти рыся, нагоняя идущего впереди мужчину...
Почувствовав осторожное прикосновение и шорох бархатной ткани, он резко оборачивается, но уже поздно... Ему остается лишь подхватить уже безвольное тело, не давая ему мешком плюхнуться в лужу собственной крови, позволяя мягко соскользнуть дальше.
Некоторое время он просто стоит и смотрит на неё. А в прозрачно - голубых глазах нет ни капли сомнения. Только раскаяние в том, что она все равно убежала, а им теперь придется идти по этой дороге в одиночку. Им будет больно из -за того, что я не вернулась... - последняя мысль в застывших зеркалах ушедшей души. Он осторожно вытащил из обмякшей руки свой кинжал.
Благородно. Суметь погибнуть достойно тоже далеко не каждому удается. Умница. Это был правильный выбор, не переживай. Я позабочусь о том, чтобы все наладилось.
Он властно потянул за нить, и она снова поднялась с пола, как ни в чем не бывало. Аккуратная, спокойная. Но пустая, пустая, как фарфоровая кукла. Но большего и не нужно. Там никто не заметит разницы. Там все одинаковы.
- Идем, тут недалеко.
- Да хозяин, - мерно произнесла она, хлопнув ресницами.
Он развернулся и, тихо ступая, пропал в глубине магазина. как всегда сопровождаемый лишь одиночеством.

Как глуп я был, как мог наивно думать,
Что воля мне по праву отдана,
Что мог бы я всю землю снег закутать
Ударом белоснежного хвоста?
Что взгляд один, и реки загорелись
Течением безудержной зари,
Что поле то и медом пьяный вереск
лишь для моих горячих лап и созданы.
Что гор стальной и, в лед, холодный воздух,
Которым травятся, как ядом чужаки
Легко согрет теплющим, мокрым носом
Волчонка малого, что выполз из норы?
Да, каюсь, я был глуп и верил в глупость!
Я верил, что наш мир, один на всех,
А все в единственный момент перевернулось,
И алыми слезами плакал снег.
И то был - Ад! Позорнейшим паденьем
Закончился мой легкий. быстрый бег.
И страха смрад. И призрачным виденьем.
Сам черт визжал и бился в белой мгле.